Путешествие на тот свет

                (рассказ-быль с прологом и эпилогом)
Я сознательно не называю адрес лечебного учреждения, в котором происходили события, описанные в рассказе, потому что практически в каждой больнице нашего города могли происходить и происходят подобные явления. В конце концов, не важно, где это было, а важно, что это существует и является хорошим индикатором, характеризующим состояние такого важного элемента отечественной медицины, как оказание медицинских услуг населению.
                Автор
                Пролог
Была середина лета. Удивительнейшее время года. Моя душа в это время, вместе с бренным телом отдыхала от трудов праведных. Я находился на даче, и благодарил экономический  кризис, охвативший добрую половину земного шара. Такое необычное стечение обстоятельств  позволило вашему покорному слуге размышлять целое лето о сущности бытия, отвлекаясь иногда на случайные заработки. Дни шли за днями, складываясь в недели, я то, опухал от вынужденного безделья, то, как известный, в свое время шахтер, давший название целому движению, принимался с  остервенением за работу на своем участке. Этот бы день мне не запомнился, если бы ни одно обстоятельство. А дело было так. Примерно в половине восьмого вечера я решил в очередной раз облагодетельствовать свое ненасытное нутро, чем-нибудь съедобным. И только я закинул в топку некую субстанцию, как примерно через десять минут ощутил ноющую боль в левом боку, опоясывающую солнечное сплетение. Боль постепенно нарастала до непереносимых размеров. Я стал метаться в поисках какого-либо лекарства, под руку попалась но-шпа, которая отправилась в глотку незамедлительно. Моя верная подруга, видя плачевное состояние, посоветовала мне  срочно отправиться в больницу. У меня уже не было сил спорить с ней, поэтому, я, с трудом сдерживаясь, взобрался на своего железного коня, жена села рядом вроде штурмана, и мы тронулись в путь. Дорога из садоводства напоминала рокаду, изуродованную многочисленными воронками от снарядов большого калибра, поэтому мне не удавалось набрать крейсерскую скорость до тех пор, пока я не выехал на шоссе. Минут через десять я уже подъезжал к приемному покою городской больницы. Со скоростью, насколько мне позволяло состояние здоровья, я выпорхнул из машины и в сопровождении жены, пополз  по направлению входной двери. У меня сразу создалось впечатление, что нас здесь не ждут, ибо поначалу мы едва нашли медсестру, которая нам сказала, что еще нужно найти дежурного хирурга, который и осмотрит меня. Я сел вместе с женой на стулья в коридоре и приготовился ждать всего лишь пять минут, так как по своей наивности думал, что при остром животе норматив на оказание экстренной помощи составляет, как раз эти несчастные, а может, для кого то и счастливые пять минут. Чтобы заполнить паузу, образовавшуюся в результате поиска дежурного хирурга мне стали потихонечку оформлять документы. Глядя на часы, я с тоской думал, что если бы у меня была сердечная недостаточность, то я уже бы был на том свете. Примерно минут через сорок дежурный врач осчастливил нас своим присутствием. Едва взглянув на упитанное сосредоточение мозгового вещества, одетое в белый халат с массивной гайкой на пальце, я понял, с кем имею дело. Не обременяя себя продолжительной пальпацией  пациента, в лице меня этот сосуд мудрости  изрек предварительный диагноз: холецистит, в стадии обострения. Мои робкие попытки объяснить о том, что я ежегодно прохожу УЗИ внутренних органов, что у меня никогда не обнаруживали никаких камней, ни в желчном пузыре, нигде еще, что у меня никогда не было никакого холецистита, не возымели никакого эффекта. - Вчера не было, а сегодня уже есть, - глубокомысленно произнес этот верховный властитель человеческих жизней в конкретном городе, в конкретной больнице, в конкретную единицу времени. Мне было предложено остаться в лечебном учреждении и пройти обследование, и пока я раздумывал, как поступить доблестные сотрудники милиции на служебной машине доставили двоих пациентов. Один уже, наверное, был в подготовительной стадии знакомства с тем светом. Изо рта его текла пена, тело сотрясали конвульсии, на манер,  пляски святого Вита. Этот человек уже не реагировал на окружающих, другой еще шевелился, как я понял по его шатающей походке, был просто  пьян, что даже костыли не могли удерживать тело в нужной проекции. Глядя на телодвижения медперсонала и на состояние доставленных больных я понял, что приступ перестает терзать мое пузо, то ли под впечатлением увиденного порция адреналина купировала его, то ли подействовала но-шпа, то ли  сам приступ сошел, на нет. Приняв близко к сердцу «ужасы нашего городка» я категорически отказался от госпитализации, о чем и сделал собственноручную запись. Жене заявил, что если меня еще скрутит, то я подобно Алексею Маресьеву, который полз к своим с обмороженными ногами, поползу до Питера вместе с машиной, до ближайшей больницы, но не отдамся в руки этих служителей Сета.  Таким образом, закончилось мое  первое знакомство с отечественным медицинским обслуживанием районного масштаба. Если бы я мог предположить, что в скором времени мне доведется познакомиться с медицинскими услугами на уровне субъекта федерации, я бы не был так неосторожен и беспечен. Но как говорится, из песни слов не выкинешь, поэтому мои страдания имели продолжение примерно через три месяца….      
1.
Мучения мои начались спустя полчаса после того, как я имел неосторожность съесть блинчик с мясом общепитовского производства, забыв прописную истину, выведенную путем многолетних наблюдений Александром Каневским и описанную им в юмористическом рассказе «Мапа», еще в период существования Советского Союза. Смысл этой истины сводился к простому правилу: - прежде чем воспользоваться общепитовской столовой – вызови скорую помощь. Правда те времена канули в лету и общепит  как серьезная государственная структура, приказал долго жить. Тем не менее, определенные достижения этой организации в части выработки у горожан постепенного привыкания к несъедобным продуктам нашли отражение в деятельности современных пиратов огромного рынка пищевых полуфабрикатов. Средства массовой информации периодически пугали обывателей разными шокирующими материалами о технологии превращения различных, органических веществ, в красивую, по внешнему виду, но не по содержанию еду. Первоначально эта информация меня пугала, но постепенно я к ней привык и не обращал на нее внимания, и как следствие – потерял бдительность, а зря. Это была моя роковая ошибка, которую я осознал потом. Ее можно сравнить с ошибкой разведчика, или сапера, так как в любом случае цена такой ошибки – потерянная просто зазря, без всякой дальнейшей пользы для многострадального отечества жизнь. Тогда мою голову не посещали такие умные мысли, я просто катался от боли, пытаясь глубоко вдохнуть кислород в легкие, но моя многострадальная диафрагма героически отбивала все мои жалкие потуги отдышаться, Я понял, что без скорой помощи мне не обойтись. Слабым, умирающим голосом я подозвал свою верную супругу и попросил ее вызвать для меня скорую помощь, ибо справедливо подозревал, что мне без профессиональной помощи долго не продержаться. За время, пока жена вызывала скорую помощь, терпеливо объясняя диспетчеру то, что у больного острый живот и он еще трудоспособного возраста, надеясь, что медики подоспеют вовремя. Какая наивная простота. Несмотря на то, что это было воскресенье и автомобильных пробок на улицах города практически не было, специальный автомобиль с красным крестом по бокам явно не спешил на рандеву, предпочитая, где то задерживаться. В бессильной злобе я проглотил болеутоляющее, понимая, что это делать нельзя, ибо если у меня было бы желудочное кровотечение, то пенталгин лишь ухудшил бы мое самочувствие. Боль потихоньку стала стихать, а тут, наконец, и скорая подкатила. Я все без утайки рассказал дежурному эскулапу о состоянии своего самочувствия, ничего не скрывая, как будто мне ввели сыворотку правды. Отметив мимоходом при этом, что боль потихонечку начинает стихать. Врач скорой помощи не мудрствовал лукаво и сходу предложил мне ехать в больницу. Я, конечно, отказался, сказав, что мне немного стало легче и, что если у меня будет повторный приступ, то я обязательно поеду в больницу. С этими словами мы расстались. А уже через час я понял, что меня настигает  вторая волна непереносимой боли. Необходимо справедливости ради отметить, что во второй раз скорая помощь приехала через двадцать минут. Внутренне я с удовлетворением подумал, что при соответствующей тренировке она может приезжать и за более короткий срок, тем более для этого есть все условия, а главное еще есть резерв для совершенствования услуг скорой помощи  населению. На этот раз я не стал кочевряжиться, и беспрекословно, как приговоренный к казни преступник, предающий себя в руки правосудия, и в руки Господа, стал одеваться. Жена тем временем собрала нехитрые пожитки и проводила меня до машины. Машина тронулась, и прошло совсем немного времени, как я очутился в приемном покое одной из городских больниц нашего славного города. Надо правдиво отметить то обстоятельство, что поначалу мне оказали кое какое внимание, то есть взяли кровь на анализ, сделали УЗИ, рентген, а потом посадили в коридоре и забыли. Прошел час, второй, третий. Я сидел безропотно, думая о том, что какое счастье, что мой приступ прошел. Но меня неожиданно стало потряхивать, появился дикий озноб, одновременно стала подниматься температура. Все происходило волнообразно. То начинает трясти, то отпускает, то начинает, то отпускает. Я понял, что начинается интоксикация моего организма, который пытается бороться с напастью. Одновременно я еще успевал в перерывах между приступами осмотреться по сторонам и наблюдать колоритных фигур, которых периодически привозили в приемный покой со всех концов Питера. Неожиданно мое внимание привлек человек, судя по его одежке и фейсу, из породы человекообразных, именуемых в милицейских документах аббревиатурой БОМЖ. Этот человек по своему виду напоминал кусок хорошо отбитого мяса. Невольно я вспомнил о записках английского матроса, жившего длительное время среди каннибалов, к которым он попал в плен. В этих записках матрос с большим знанием дела рассказывал о приготовлении деликатесов из человечины. Я еще тогда подумал, что этот англичанин, был, наверное, большим гурманом, коль так подробно описывал процесс,  в котором принимал участие. Так вот, элемент отбивки мяса с последующим вымачиванием в течение трех суток в проточной воде был непременным условием качественного приготовления. И бедному бомжу не хватало всего лишь такой малости, как трехсуточная водная процедура и он полностью бы соответствовал степени готовности полуфабриката к термической обработке, естественно по меркам аборигенов. Этот субпродукт с маниакальной настойчивостью пытался найти туалет и спрашивал всех кто в это время сидел в коридоре, о месте нахождения этого важного в жизни каждого человека помещения. Посетители упорно молчали, прикидываясь глухонемыми, вспомнив, наверное, Мальчиша-Кибальчиша, который приняв смертную муку, но не выдал буржуинам военную тайну. Я тоже некоторое время наблюдал, потом милосердие к ближнему победило, и я указал вектор движения. Бомж, утробно урча прыжками, ринулся в указанном направлении, волоча перебитую в боевом столкновении правую ногу. Все это на некоторое время отвлекло меня, но я вспомнил о своем положении, и решил напомнить о себе, обратившись к первому встречному со словами: - Уважаемый, позвольте Вас спросить? И в ответ услышал: - Я не уважаемый, я врач. Странная логика подумал я и пока обдумывал, чтобы еще такое сказать, этот ученик Гиппократа, гордо подняв голову, скрылся из поля моего зрения. В отчаянии я бросился к первому попавшему санитару и объяснил ситуацию, тот оказался сообразительным малым и быстро понял, что от него хотят  и, Слава Богу, через десять минут мы уже поднимались на лифте в хирургическое  отделение. По прибытию на место дежурная жрица храма в честь бога Асклепия (так называли древние греки бога медицины) провела меня в восьмиместную палату и предложила на выбор занять освободившееся место. В полной темноте, ориентируясь только по едва различимым отблескам, я занял место у окна, разделся, лег на кровать и быстро уснул.        Утром, меня разбудила медсестра, было уже семь часов утра. В палате горел свет, что позволило мне осмотреться к своему социальному окружению. По правую руку рядом со мной лежал дедушка, с кучами трубок, торчащих из туловища. Мне он напомнил персонаж фантастических фильмов об искусственном интеллекте. Я сразу понял, это тяжелый пациент. С левой стороны лежал мужчина лет пятидесяти пяти  в стадии выздоровления, после операции по удалению аппендицита. Судя по характерной окраске лица, я тут же уяснил, что этот мужик активный поклонник Бахуса, что конечно подтвердилось после моего более тесного знакомства. С правой стороны в углу лежал молодой парнишка, как я потом узнал с серьезными проблемами печени. В углу у двери также лежал, ну очень тяжелый пациент. Остальные обитатели были в разной стадии выздоровления. После моего краткого знакомства с обитателями палаты, я отправился сдавать кровь в процедурную, и осуществлять мероприятия, по рекогносцировке, на незнакомой местности. В районе девяти часов по московскому времени прозвучала команда, все по камерам, простите по палатам. Народ бодро занимал лежачие места, морально готовя себя к священнодействию под названием утренний обход. Ибо заведующий отделением в сопровождении придворной свиты обходил своих подданных и на месте быстро принимал решение, как французский революционный комитет во времена термидора. Этого на гильотину, пардон, на операцию, этого на выписку, а вот с этого снять мерку, уже пора… Больные затаив дыхание, слушали вердикт Эскулапа, как решение суда в последней инстанции. Одни - облегченно вздыхали, другие - обреченно хмурили брови, третьи - впадали в ступор, четвертые - просто справляли естественную нужду от неожиданности прямо в кровати, ну а пятые - мужественно, как Гай Муций Сцевола — легендарный римский герой, пытавшийся убить Ларса Порсену, царя этрусского города Клузия, который осадил Рим в 509 до н.э. Так вот, этот стоик был схвачен, и самолично сжег свою левую руку, (он был левшой) сунув ее в огонь. Это небольшое добавление в качестве исторической справки, необходимо для более полного описания поведения пятой категории больных, которая подобно этому именитому защитнику с непоколебимой стойкостью воинов ведущих смертельную битву, выслушали неутешительный для себя приговор, извините, диагноз. Глядя на этих мужественных людей, я невольно вспомнил знаменитый девиз гладиаторов. По латыни он звучит примерно так «моритори те салютет цезарь». В переводе на русский означает: «идущие на смерть, приветствуют тебя цезарь». На мои глаза навернулись слезы, и я чуть не расплакался, вспомнив свое незавидное  положение. Метр от медицины едва взглянув на меня поручил лечащему врачу подробно разобраться со мной. На мой жалкий лепет о том, что у меня температура и меня трясет периодически лихорадка, никто не обратил внимания. Правда, после обхода лечащий врач строго предупредил меня, чтобы я пока на свой рот надел повязку, так как мне отныне  запрещено принимать пищу до особого распоряжения, а вот пить воду можно до полного изнеможения. Едва закончился обход, как я отправился в кабинет, где мне сделали ЭКГ, потом проследовал  в указанное место, где надо мной произвели известную в медицинских кругах манипуляцию под названием УЗИ, что в переводе на обычный язык означает ультразвуковое исследование. По окончанию медицинских изысканий вернулся в палату, лег в постель и попытался наедине со своими грустными мыслями забыться в тяжелом сне. Так как мысли о еде меня уже не беспокоили, поэтому я не боялся проспать ни обед, ни ужин. Это обстоятельство позволило мне на некоторое время утратить устойчивую связь с окружающим  миром и отправиться в мир сновидений. Проснулся я среди ночи от странного бормотания соседа, находящегося через койку от меня. Неясное бурчание пробудило мои обонятельные рецепторы, я подобно хищнику во мраке, учуял удивительно знакомый запах, который был  настолько густым и сочным, что перебивал все остальные запахи. Я быстро вспомнил, какое вещество может издавать такой запах. Во французском языке это слово называется Меrde, в немецком Schaise, в английском  Schit. Пытаясь определить источник такого кумара, я начал с себя, в первую очередь обнюхал свое тело, даже в трусы заглянул. Но, слава богу, у меня было все в порядке. Во -вторую очередь  стал осторожно обнюхивать соседа справа и слева, там тоже все было нормально. Тут до меня, наконец, дошло, что сосудом зловония оказался пациент, находящийся в левом углу нашей большой палаты. Сосед, который первым почуял химическую атаку, оказался ближе всего к объекту, поэтому получил полную дозу этого отравляющего вещества. Его бормотание переросло в ненормативную лексику, голос из шепота набрал нормальную силу звучания. В этом голосе я уже начал различать истерические нотки. Вот это торкнуло подумал я, но не стал завидовать такому счастью. Между тем аромат стал активно распространяться по всей палате, теперь уже все ее пациенты почувствовали что-то неладное. Зазвучали истошные голоса, звавшие на помощь нянечку. Между тем, источник этого стихийного бедствия лежал тихо, как мышка не шевелясь, видно боялся израсходовать накопленные запасы своего добра. Один из самых молодых пациентов, тоже оказавшийся на рубеже атаки быстро подорвался и помчался за нянечкой, которую было весьма не просто обнаружить в такое  время. Наконец, нянечка пришла и так стала, активно. обкладывать беднягу, что тот наверняка пожалел, что его родители произвели на свет. Вспомнив всех его родственников до десятого колена, нянечка напомнила ему, что она не жена и даже не родственница, поэтому больше не потерпит такой наглости, и утопит виновного в его  выделениях. После этого довольно жестко и церемонясь, вырвала испорченную простынь из под виновного, заменила на чистую и гордо, как крейсер «Варяг» удалилась на отдых. Надо отдать должное, что на следующий день виновник торжества не выдержал свалившейся на его хрупкие плечи сомнительной славы, добыл мобильный телефон, дозвонился до своих полузабытых родственников и быстро выписался на волю, что мы даже успели толком обсудить его действия на общем собрании палаты. Но это было уже днем, а пока, пережив шок, мы все забылись в тревожном сне, не забывая временами нарушать тишину отдельными всхрапываниями и выпуском отработанного воздуха из кишечника. Утром я внимательно оглядел свои руки, потом встал и подошел к зеркалу, и боже мой. В зеркале на меня смотрела страшная желтая рожа. Когда рассудок стал доминировать над эмоциями, я понял, что меня настиг банальный гепатит, или  механическая желтуха. Очередной утренний обход и мое азиачивание местными медиками было воспринято, как сигнал к бою. Меня немедленно стали активно накачивать антибиотиками, капельницами и прочими лекарственными препаратами. Лечащий врач объяснил мое состояние тем, что какой-то наглый камень хотел транзитом проскочить в желудочно-кишечный тракт, но был пойман и застрял в одном из печеночных протоков. С диким ужасом я понял, что мне грозит, но врач меня успокоил тем, что пообещал его удаление с помощью лапероскопической, или полостной операции. Тут уж как карта ляжет, или как пойдет, как он выразился и я поверил, что, наверное, мне не отвертеться, и приготовился к самому худшему. Но к моему удивлению через день, мое желтое лицо потихоньку стало превращаться в нормальное. Зато забеспокоился мой врач. Он сам по его словам наблюдал камень в протоке, и даже определил его размеры через УЗИ - аппарат а теперь вдруг его нет. Тут стоило задуматься. Дни между тем шли своим чередом. Я уже привык к странным запахам, к воплям и всхлипываниям больных, к душераздирающим сценам, происходящим в нашей братской палате почти ежедневно. Пролежав неделю, я уже чувствовал себя старожилом и довольно спокойно переносил все тяготы и лишения отечественного лечения. Но моя жена, моя верная подруга, каждый день, навещая меня и каждый день, испытывая стресс, наконец, не выдержала и уговорила меня, и я переместил свое бренное тело в более комфортную двухместную палату, но уже по отдельной цене. Между тем, запланированная операция явно откладывалась. Лечащий врач, уже не веря своим глазам, отправил меня на МРТ-обследование. Процедура эта меня не испугала, я уже знал, что это такое, хотя когда тебя засовывают в трубу кайфом это не назовешь. Хорошо, что у меня нет клаустрофобии, или боязни замкнутого пространства, поэтому закрыв глаза, я по команде с диспетчерского пульта, то дышал, то не дышал. И так раз сорок, пока процедура не закончилась. Через день, когда стали известны результаты обследования мне было сказано, что надобность в операции отпала, и меня выписали на свободу. Когда я вышел, то почувствовал, что это, наверное, еще не конец и что продолжение следует.
2.
Предчувствие меня опять не обмануло, потому, что примерно через два месяца я внезапно почувствовал знакомую боль и не стал мешкать, вызвал скорую. Через час скорая подъехала, меня чуть-чуть отпустило, и я был готов побеседовать с врачом со скорой помощи, которая (врач была женщина) долго меня убеждала в том, что все мои беды вызваны обыкновенной язвой желудка, или двенадцатиперстной кишки. Она так красноречиво и убедительно говорила о характерных симптомах этой болезни, о наличии изжоги, отрыжки и прочих атрибутах этого заболевания, что я поверил ей, как верит наивный покупатель жуликоватому продавцу, пытающему всучить свой залежалый товар. Поэтому в знакомую больницу я ехал с твердым желанием  вылечить свою застарелую язву. В приемном покое, как всегда наблюдал знакомую картину. То бомжа, похожего на кусок свежеотрезанного мяса привезут, то какого-нибудь неадекватного больного, который тут же начинает чудить, то еще какое-нибудь лохнесское чудовище. Одним словом, впечатлений хватило. Мне, по известной схеме, сделали анализ крови, УЗИ и как всегда посадили в коридор, где я должен был дождаться решения своей участи.  Приговор не заставил себя долго ждать. Меня вежливо попросили идти домой, благо ничего серьезного у меня не обнаружили. Я не стал спорить, тем более, что пока со мной разбирались, прошло около шести часов. Я вышел из здания больницы и пешком отправился домой, благо идти до дому было около полутора километров в прямом направлении. У жены округлились глаза от удивления, когда я утром ввалился в квартиру. Сказав ей, что у меня ничего серьезного не нашли я тут же завалился в постель и заснул. Бессонная ночь дала знать о себе. Проспав до обеда,  я занялся своими неотложными делами. День в заботах пролетел незаметно, я не успел очухаться, как наступил вечер, а с ним вернулась знакомая боль. Меня это настолько разозлило, что был полон решимости, отрезать у себя все, что можно, поэтому ни капли не колеблясь, вызвал скорую помощь и поехал в знакомую больницу. Скорая помощь опять приехала часа через полтора после вызова. Я понял, что тренировки здесь бесполезны, необходимо что-то менять в системе оказания экстренной помощи населению. Самый конечно надежный стимул это материальный. Достаточно установить денежную премию за своевременное прибытие к больному и не одна скорая не потеряется по дороге. Свои соображения я конечно не мог донести до тех, от кого зависит судьба министерства здравоохранения. Я бы посоветовал, с целью изучения обстановки на местах открыть горячую линию и уверен, что через неделю госпожа министр уже знала бы из первых рук, что вытворяют ее вассалы. Но так как совета моего никто не спрашивал, я инициативу отложил в дальний уголок своей памяти. Процедура оформления и транспортировки меня на койко-место произошла на удивление быстро, и я опять поверил в эффективность постоянных тренировок. На этот раз меня определили в четырехместную палату, которая выглядела довольно уютно, тем более, что мне досталось место возле окна. Познакомившись с соседями, я вскоре утратил к ним интерес, тем более, что они менялись достаточно часто. Правда, один мне запомнился тем, что через три дня после операции он был уже готов пристроить свои «фаберже» в любые женские руки. Такая жизненная энергия невольно вызывала уважение, учитывая то, что днем раньше этот человек был похож на еретика, над которым усердно поработали специалисты из святой инквизиция, естественно у такого человека не могло быть стремления к плотским радостям. Но, не тут- то было, матушка природа взяла свое, поэтому за этого соседа я порадовался от души. Тем более с нашими демографическими проблемами такие люди не дадут россиянам окончательно исчезнуть с лица земли. Это золотой фонд нации понял я и проникся еще большим уважением. Другой сосед продемонстрировал мне видеозапись. Я долго не мог взять в толк, что это за пещера, с краями, как гофрированная труба. Позднее до меня дошло, что сосед хвастался своей прямой кишкой, которую врачи очистили от всяких там полипов. Что ж я восхитился ювелирной работой хирурга, мало того что сделал, но и заснял весь процесс. Эти кадры пригодились бы для съемки какого-нибудь фантастического фильма, например «путешествие в утробе у динозавра» Пока я развлекался таким способом, мой лечащий врач настроился решительно и бесповоротно определить диагноз. Его желание, совпало с моим, поэтому я, принудил себя к подвигу, и прошел крайне неприятную для меня процедуру, под названием ФГДС. К счастью ни какой язвы у меня не обнаружили, и это вселило в меня определенный оптимизм. Следующая процедура, которую мне назначили, была не нова для меня. Проведенное более тщательно МТР - исследование показало, что в моем желчном пузыре скопилось большое количество мелких камней (конкрементов). Наконец то, диагноз был установлен. ЖКБ, или желчекаменная болезнь со всеми вытекающими последствиями. Врач поделился со мной своей радостью и предложил сделать операцию по удалению желчного пузыря. Я был не готов сразу лечь под нож хирурга и попросил неделю на размышление. Учитывая пожелания трудящихся, меня выписали незамедлительно, освободив койко-место для другого бедолаги, который, стуча копытами, уже топтался под дверью. Так прошел еще один этап моего путешествия.  Выписавшись, я вместе с женой уехал на дачу. Во время вынужденного отдыха наслаждался природой, гулял по зимнему лесу. Ползал вместе с внуком по сугробам, одним словом, чудил, как мог. Поэтому неделя пролетела незаметно. И я, как приговоренный к смерти, с тоской в душе, возвратился в город и стал оформляться на плановую госпитализацию. В этот раз я без всяких проволочек довольно быстро очутился не только на отделении, но и в знакомой палате, которую покинул неделю назад. Место мне выделили у окна, правда, с другой стороны. Все соседи, за исключением одного были мне незнакомы. Знакомого я узнал сразу, колоритная фигура. Особенно, если она запомнилась своим неадекватным поведением. В ночь перед моей выпиской, к нам в палату на освободившееся место перевели больного из реанимации. Мы все мирно спали и вдруг услышали шум. Когда я открыл глаза, то похолодел от ужаса. В мою сторону, используя табуретку, как упор полз полузабинтованный голый мужчина, который к тому же нецензурно выражался. Прибежавшие санитары с трудом утихомирили буйного, привязав его к кровати. Впоследствии я узнал, что больные в реанимации были напуганы поведением этого больного, что упросили медперсонал о его переводе в другую палату. Видно они были хорошими людьми и захотели со всеми поделиться своей радостью неформального общения. Нас подвело местоположение нашей палаты, она оказалась ближе всех, поэтому мы разделили радость напополам с соседями. Сейчас этот человек был адекватен, но угрюм. Оно и понятно, от ночных бдений разошелся шов, и он второй раз попал на операционный стол. Я ему выразил искреннее сочувствие. С остальными я познакомился быстро, выяснил причины попадания в больницу. Никто не стал скрывать своих болячек, помня о том, что соседи в палате, как пассажиры в одном купе. Доехали до своей станции, попрощались друг с другом и больше никогда уже не встретятся. Это обстоятельство очень стимулирует налаживание краткосрочных социальных контактов, которые с легкостью возникают и с той же легкостью прекращаются, за исключением тех моментов, когда установленные взаимоотношения имеют перспективу развития на будущее. Все это я знал и из курса психологии поэтому, чтобы скоротать время принялся за изучение своего социального окружения с помощью такого метода, как наблюдение. Хочу особо остановиться на одном персонаже, деятельность которого неразрывно связана с деятельностью хирургического отделения. Занимая в табеле о рангах самую низшую должность в медицинском учреждении, он настолько удачно скомпенсировал свою неполноценность незаменимостью, что стал важнейшим винтиком в  механизме. Ежедневно примерно в половине пятого этот человек начинал активно махать «машкой» (машкой на флоте называют швабру), будоража все отделение. Одни больные скандалили, другие применяли беруши, третьи стойко переносили испытание шумом, в их числе и ваш покорный слуга. Однажды, когда этот ценный кадр отпросился на три дня, мы поняли, что без него отделение утонет в фекалиях. Ибо один неадекватный гражданин перепутал пол с унитазом и наложил со всей пролетарской ненавистью, ну совершенно не по-детски. В результате мы ограничили для себя пользование туалетом. Радуясь на то, что у нас нет расстройства желудка. Кто повыносливее, тот зажав нос тряпкой, мелкими струйками просачивался и пользовался благами цивилизации, насколько позволяло окружающее пространство, сплошь заляпанное характерными следами вражеской диверсии. Я подозреваю, что гражданин был не просто «засланец», а обыкновенный террорист, который попытался проверить на прочность нашу систему здравоохранения. Кто послабее, судорожно искал другое место для оправления своих естественных потребностей. Я тоже нашел для себя выход и  стал пользоваться туалетом в ванной комнате, благо он там был. Вот тут то, мы и вспомнили незаменимого работника и прозрели, как мы были  к нему несправедливы. Ведь этот человек, по возвращению из краткосрочной отлучки, быстро по стахановски устранил причину экзотического запаха, теперь можно было посещать туалет абсолютно безбоязненно. Был бы я поэт, то написал бы хвалебную оду в честь такого работника. Все его физические и психические недостатки меркнут перед его героической деятельностью. Мы все это осознали и уже не обращали внимания на некоторые причуды этого мастера своего дела. Между тем подготовка к моей операции шла полным ходом. Надо мной произвели положенные в этом случае процедуры, побеседовал врач-анестезиолог, у которого я попросил наркоз, такой чтобы проснуться. Он обещал, и надо признаться, что не обманул. Я подписал бумагу, снимающую с врачей всякую юридическую ответственность, одним словом дал карт-бланш врачу на копание в своих внутренностях. Меня усиленно готовили ко дню икс и этот день наступил. Я уже знал, что за мой придут часов в двенадцать, но меня обманули, они пришли за мной в одиннадцать. И тогда я понял, как себя чувствует приговоренный к смертной казни. Я был раздет догола, уложен на катафалк, прикрыт одеялом и вывезен из палаты к лифту. Когда меня подняли на лифте на шестой этаж, я обнаружил большое количество,  болтающихся по этажу людей. Как я понял, это были студенты, которые проходили практику. Меня завезли в операционную, анестезиолог и операционная сестра были уже на месте. Мне пристроили в вену катетер, и я почувствовал, как наркоз стал проникать в мое тело. Голова стала тяжелая, язык  тяжело ворочаться, мысли  застревать в голове и неожиданно я отключился.  Проснулся, когда мне били по щекам и приговаривали: -Сергей Анатольевич просыпайтесь. Я приподнял тяжелые веки и опять их закрыл. Меня вывезли из операционной и повезли в свою палату. Я был в полузабытье, поэтому детали ускользнули из моей памяти, тем более  меня все время пыталась затянуть пучина сна, которой я сопротивлялся по мере своих сил. Так продолжалось до вечера, пока я окончательно не оправился от наркоза. Надо отдать должное анестезиологу, голова была совершенно ясная. Никакого похмельного синдрома, ни абстиненции, то есть ломки. Придя в себя, я внимательно осмотрел свое тело, выявляя все ли части тела со мной, или может чего лишнего отрезали. Посмотрев на свой живот, я понял, что операция была не полостная. Поэтому четыре отверстия в моем животе, похожие на следы бандитских пуль были приняты мною весьма благожелательно, ибо я подозревал, что мое заживление пройдет достаточно быстро. Между тем боль постоянно терзала мои внутренности, то в левом подреберье, то в правом. Я со счету сбился, стараясь уловить какую-либо закономерность, ее попросту говоря не было, была только боль. Что ж пришлось прибегать к анальгетикам и регулярно купировать возникающую боль. На вторые сутки меня, используя метод кнута и пряника, принудили покинуть свой одр. Я, кряхтя и чертыхаясь, поднялся и первым делом проложил маршрут до туалета. - Слава богу, что я могу сам до него добраться, - думал я с облегчением и естественно не завидовал тем больным, которые вынуждены справлять свою нужду, по причине своей ограниченной подвижности, прямо в постель. Так прошло три дня, на четвертый я почувствовал, что у меня поднимается температура. Немедленно доложив о своем самочувствии лечащему врачу, я подписал себя на дополнительные страдания в виде уколов и капельниц. Мое мягкое место стало постепенно превращаться в решето. Антибиотики возымели свое действие и наконец, наступил день, когда я себя почувствовал довольно сносно. Я не стал скрывать свое состояние, и поэтому через два дня был выписан из больницы. И опять при выписке я почувствовал, что продолжение следует. И мое предчувствие меня не обмануло, через три дня после выписки у меня поднялась температура. Я настолько был напуган, что побежал в поликлинику и сделал флюшку на предмет выявления у меня воспаления легких, как одного из многих вероятных осложнений. Но с легкими все было в порядке, и я сосредоточил внимание на других частях тела. Сходив на прием к терапевту, я взял направление и в очередной раз отправился в знакомую больницу. Меня там узнали и без лишних проволочек определили в реанимационную палату, других свободных мест в это время не оказалось. По прибытию на место я стал естественно присматриваться к своему социальному окружению. В большой палате  было две  группы, отличающиеся друг от друга гендерными признаками, говоря простым языком, в палате была группа мужчин и группа женщин. Границей, разделяющей наше место обитания  примерно на две равные части, являлась ширма. Мужчины, как всегда оголенные и на самом видном месте, как игрушки на витрине, женщины, как товар, спрятанный под прилавком, в не доступном, для посторонних глаз месте. Так как двери палаты были всегда открыты, то мужчины постоянно находились под недремлющим оком общественности, ибо народ шастал, туда - сюда, как стадо зверей ходит на водопой в жаркий день. К вечеру я даже почувствовал наличие на своем теле мозолей от бесконечных любопытных, а порой и бесстыдных взглядов. Но, наступил вечер и поток посетителей иссяк. Оборудовав место для ночлега, я уже приготовился отойти ко сну, как мое внимание привлек гражданин почтенного возраста, который делал замысловатые коленца оголенными ногами. Я ненароком подумал, что он сигнализирует второй половине нашей палаты. Тем более, что этот почтенный старец, выбравшись из под одеяла, совершенно голый, попытался направить свои стопы, прямо в сторону, лежавших напротив женщин. Но, не рассчитав свои силы, на третьем шаге он рухнул как подкошенный. Лежа на полу, наш больной бурно стал выражать свое неудовольствие. Из ходящих своими ногами в палате я был один, но тяжести, поднимать мне, было запрещено, поэтому я, не мешкая, отправился на поиски санитаров. Общими усилиями грешное тело было доставлено по месту назначения. Чтобы пресечь несанкционированное покидание своей постели, он был надежно привязан к стенкам кровати. Вот тут и началось. Больной вскоре посчитал, что его пытается изнасиловать какой-то извращенец, поэтому он честно заявил, что будет биться до последнего, чтобы сорвать коварные замыслы насильника. Как подтверждение своих слов он стал активно метаться по кровати, пытаясь освободиться от оков. Вскоре новая мысль пришла в голову нашему беспокойному соседу. Он вообразил себя в компании друзей, которые разливают водку, а его обделили при раздаче. Требуя свою порцию, он не стеснялся в выражениях и местами даже использовал ненормативную лексику. В очередной фазе измененного сознания он мирно разговаривал со своими знакомыми.  Вспомнив свои некоторые познания в психиатрии, я пришел к выводу, что у больного типичный делирий, то  есть вид помрачения сознания, при котором наблюдаются сценоподобные зрительные галлюцинации, а также резко выраженное двигательное возбуждение. А еще я вспомнил, что больной может быть говорливым, непоседливым и страдать от расстройства сна. Так оно и вышло, на протяжении двух суток неадекватный сосед заставлял нас погружаться в его мир грез и страхов. Делая небольшие двух-трех минутные передышки, он целых двое суток без сна терзал нас своими бесконечными монологами. В палате все чаще и чаще стали раздаваться возгласы наиболее  экзальтированных соседей: - Заткните глотку этому говоруну, да придушите его. К счастью, эти призывы не воплотились в конкретные действия, да и родственники не подкачали, быстро прибрали старика и увезли в неизвестном направлении. На смену ему в палату заселили другого беспокойного пациента, который занял место рядом со мной по правую руку. Глуховатый старик запомнился мне своим неугомонным стремлением убежать из больницы, тем более, что одежда у него была всегда под рукой. Дедушку ловили постоянно, многократно, пока он не смирился со своей судьбой, по крайней мере, внешне. Я подозреваю, что этот старый каторжанин лишь на время прекратил свои попытки сбежать, чтобы усыпить бдительность своих тюремщиков. Я об этом уже не узнал, так как был переведен в свою родную  палату, на свое почетное место у окна и врачи наконец-то разобрались, почему у меня высокая температура. Оказалось, что мои внутренности облюбовал абцесс, который, к моей радости стали лечить с помощью антибиотиков и надо сказать успешно. Жидкость, скопившаяся в подпеченочной области, постепенно рассосалась. А между тем  в палате, в которой я лежал в прошлый раз, опять произошла ротация кадров. Из старожилов остался один, двое других были новенькие. Самому молодому, который меня заинтересовал, было примерно около 30 лет, но следы порока уже прочно обосновались на его незатейливой физиономии. Под стать ему была и его подружка, которая иногда посещала молодого человека. Глядя на эту экзотическую парочку, одно сравнение приходило на ум: это собутыльники, но никак не муж и жена и даже не сожители. Неумеренное употребление спиртного оставило на молодой женщине еще более разрушительные следы. Но меня удивил, не их внешний вид, а высказанное, наивно по детски, недоумение молодого человека о малой вместительности своего желудка, после операции. Я, конечно пояснил ему, что у него осталась после операции всего лишь одна треть, которая, естественно быстрее заполняется, чем целый желудок. Он не поверил моим словам, и побежал к лечащему врачу, который подтвердил мои слова. Возвратился он угрюмым, и печальным, мне стоило определенных усилий, чтобы развеселить его. Еще один персонаж мне заполнился тем, что безропотно согласился на операцию по удалению опухоли толстой кишки. Мы познакомились с ним, когда я лежал в реанимационной палате, ожидая место в обычной палате. Когда я спросил, а знает ли дедушка, что у него отрежут, оказалось, что не знает. Пришлось просветить  старика. Когда я рассказал, что ему зашьют задний проход, что он уже не нужен, ибо при этой операции выводят кишку в правый бок для калоприемника, и дефекация происходит  непосредственно в это устройство. Ветеран был не на шутку рассержен, так как его на операцию подписали втемную, никто не удосужился рассказать о последствиях. Про себя я думал: « Деду под восемьдесят, стоит ли себя калечить такой операцией? И сколько той жизни еще осталось?». Я, конечно не стал говорить больному о том, что опухоль может привести к непроходимости кишечника и тогда человек будет мучительно умирать, так благоухая при этом, что без противогаза подойти к нему будет невозможно. Пусть узнает все сам и сделает окончательный выбор: или жить, или доживать. И дед его сделал, он выписался, после встречи с врачом, который подтвердил мои слова. Что касается в отношении меня, то только через неделю я был окончательно выписан домой. Мое путешествие на тот свет, к счастью закончилось, я не успел доехать до конечной остановки и спрыгнул, но при  этом как итог: восемь раз вызывал скорую помощь, четыре раза лежал в больнице  общей продолжительностью около полутора месяцев.    
Эпилог
 Как я уже ранее отмечал, меня выписали из больницы, и я был счастлив.  Я уже устал  и думал, что не скоро, а может, и совсем не выйду из этого заведения  на своих ногах. Когда я шел по улице то ощущал  и дышал воздухом со знакомой, моему обонянию палитрой всевозможных запахов. Тут были и откровенно зловонные, так пахнет канализация, или химический завод, выпускающий сероводород в промышленных масштабах. И приятные, я бы отметил более точно, приятные по гастрономическим меркам, которые в состоянии стимулировать деятельность всего желудочно-кишечного тракта любого человека, заставляя оный судорожно сокращаться и мотивировать активную деятельность по закидыванию в нутро каких либо съестных припасов, за исключением людей, страдающих ринитом в стадии обострения, таких никакими запахами не прошибешь.  Все это я впитывал в себя, как губка, которую выжали досуха, а потом дали возможность напиться воды до одурения. Я шел по улице вместе с женой и думал, какое же счастье просто жить. Ходить своими ногами, а не ходить под себя, таких несчастных я насмотрелся в больнице, и мне их было искренне жаль. А главное жаль, что мы утратили чувство сопереживания друг другу, чувство человечности. Теперь степень внимания к больному определяется одним показателем, его финансовыми возможностями, то есть способен купить себе хорошее отношение пациент, или нет. Поэтому утверждение о том, что у нас еще есть бесплатная медицина, иллюзия. Поясню свою мысль: формально, как бы есть, но практически уже нет. Одно из важнейших завоеваний социализма - оказание бесплатной помощи населению, в процессе реорганизации социально-политической структуры государства мы окончательно утратили, и это был свершившийся факт. Поэтому шел я по улицам нашего города и грустью размышлял о нашем неопределенном будущем, а в голове настойчиво звучали отдельные строки известной в свое время песни Виктора Цоя: «…перемен, мы ждем перемен…». А еще мне захотелось крикнуть: « Граждане, господа, товарищи! Берегите здоровье смолоду. Для пожилых людей, этот призыв  не имеет смысла, а вот для молодежи, обдумывающей с чего начать свое житье, эта - суровая правда жизни должна быть известна задолго до того, как они станут на путь порока, привыкая к взрослой жизни, и активно растрачивая свое здоровье. Они должны знать, что за ошибки молодости им придется дорого платить в более зрелом возрасте.