Казус в полёте

        Конец мая. Новая Земля. Посёлок Рогачёво. Аэродром Амдерма-2. Кроме основного груза, спецавтомобиля ЗИЛ-131 и множества квадратных деревянных ящиков с оборудованием, в кабину сопровождающих нашего военно-транспортного самолёта Ан-12 вместо положенных девяти человек набилось тридцать военных и гражданских лиц: в свои отпуска после долгой зимы и полярной ночи они летели в свои отпуска к теплу и солнцу.

        Когда самолёт стал выруливать к началу взлётной полосы, я, по указанию командира, попросил пассажиров, кроме женщин с маленькими детьми, выйти в негерметизированный грузовой отсек, дальше за центроплан, чтобы при взлёте не было передней центровки. А через две-три минуты после взлёта, когда самолёт набрал скорость, вернул их обратно в гермокабину сопровождающих. Завершив проверку всех крепёжных тросов и сеток, которыми был намертво закреплён груз, осмотрев весь грузовой отсек, я зашёл в набитую людьми кабину, закрыл за собой дверь на защёлку и круглое окошко в двери, которое служит для выравнивания перепада давления, так как на высоте при большом перепаде дверь без предварительного открытия окошечка отворить невозможно.

        Самолёт стал набирать высоту. Включён отбор тёплого воздуха. По кабине разлилось тепло, между пассажирами пошёл разговор, ведь лететь до Архангельска аж целых два часа.

        Вдруг, минут через двадцать после взлёта, из грузового отсека в дверь кабины сопровождающих кто-то начал отчаянно стучать. Стоящая возле двери женщина посмотрела в окошечко и так громко ойкнула, что все мигом повернули головы в её сторону, а та отпрянула от двери и, тыча  в неё пальцем, взволнованно повторяла: «Там, там кто-то есть». Я быстро протиснулся к двери и посмотрел через окошечко в грузовой отсек. Так и есть. На меня во все глаза таращилось «привидение»: лицо бледное, рот, судорожно хватающий воздух, продрогшее (в тот момент мы были на высоте около шести тысяч метров) в своей болоньевой курточке, о чём красноречиво говорили зубы, отбивающие чечётку.

        Доложил о случившемся командиру. Тот решил земле не докладывать и, не снижаясь, выровнять давление, открыть дверь и впустить того, кто за дверью. С большим трудом нам с борттехником удалось открыть окошечко, выровнять давление и ввести несчастного. А тут, как на грех, когда стали выравнивать давление, уже выключенная закипевшая кофеварка в семнадцать литров снова закипела, да с такой силой, что всю кабину заволокло паром. И снова та самая испугавшаяся некоего женщина завопила: «Ой, что это? Горим!»

        Вскоре всё утряслось, улеглось, уладилось. Женщину успокоили, а виновнику произошедшего дали кружку горячего чаю. Немного переволновавшиеся пассажиры ожили и повеселели. Все заулыбались и стали расспрашивать парня в болоньевой курточке, как он очутился там, за дверью. Оказывается, этот парень лет тридцати, не то с геологоразведки, не то с другой какой-то организации, ехал в отпуск. Но по пути должен был сдать в Архангельске спецмашину. И хотя на Новой Земле снега ещё было полным-полно, он облачился всего лишь в тонкую курточку, ведь следовал-то на юг. Увидев, как много народу будет находиться в небольшой кабине для сопровождающих, решил, чтобы не занимать лишнего места и не тесниться, лететь с комфортом в кабине своего ЗИЛа. Никого не предупредив, залез в кабину, закрыл за собой дверь и мирно улёгся на мягких сидениях, так что визуально, снаружи, кабина казалась пустой. Когда самолёт набрал высоту, температура в негерметизированном грузовом отсеке стала резко снижаться и минут через двадцать перевалила за минус сорок. Понятное дело, наш пассажир стал в прямом смысле слова замерзать в своём тонком одеянии, а от нехватки кислорода задыхаться. Вот тут-то он и понял, что дал маху.