Последняя джигитовка

              Мои немногочисленные контакты с лошадьми носили случайный характер и обычно оканчивались неудачно. 
 
            В  юности почти каждое лето я проводил в походах по отрогам Таласского Алатау ( «Романтика путешествий»). Пути мои обычно сходились на Пскемской метеостанции. Впервые, я оседлал лошадь во время одного из походов. Я присоединился к рабочему Пскемской метеостанции, перевозившему на станцию с кишлака Богустан, где кончалась автомобильная дорога, какой-то груз. Двух лошадей оседлали мы с рабочим, на третью –  навьючили груз.

                К метеостанции мы подъехали глубокой ночью. Рабочий отправился домой в кишлак, а я  с навьюченной лошадью  свернул на дорогу, ведшую  к станции через клеверное поле.

            Мои клячи решили восстановить клевером свои силы. Одна из них удрала от меня и  поскакала, разбрасывая по полю содержимое вьюка. Поймать её я не смог и вынужден был, презирая себя, неумёху, будить начальника станции Петра Глебова. Он вышел на крыльцо, посвистел, и лошадь прибежала. На следующий день я вместе с другими обитателями станции, терпя их насмешки, прочесывал клеверное поле и  собирал разбросанные вещи.

              Во  время хлопковой компании я, будучи бригадиром нашей институтской группы («Студенческие годы. На хлопке»), обеспечивал доставку продуктов на хирман, где готовили для нас обед. Один раз мне пришлось перевозить на лошади мешок с хлебом. Дорога была недальняя, и я, перекинув мешок с хлебом через холку  лошади, держал его перед собой.

                К несчастью надо было пересечь широкую канаву с жидкой грязью на дне. Когда лошадь выбиралась на другой берег, я свалился вместе с хлебом в эту грязь. Хорошо, что мешок не развязался, и хлеб не пострадал.

                Выбравшись из канавы, я увидел, что лошадь мирно щиплет травку неподалеку. Я к ней. Она от меня. Я побежал. Она поскакала. К счастью по тропе ехал на ишаке какой-то аксакал. Увидев лошадь и оценив обстановку, он развернул ишака поперек тропы и остановил беглянку.
            
                Еще одно приключение было у меня в Киргизии во время производственной практики. Мы стояли лагерем в урочище Джиль-кельдек, км в 15 от районного центра Быстровка. Как-то нам вовремя не завезли продукты, и мы остались без хлеба. За хлебом можно было съездить в Быстровку на лошадях. Я как имевший некоторый, хотя и не очень успешный, опыт общения с лошадьми, вызвался привезти хлеб еще с одним студентом Жорой.

                Мы сели на коней и поскакали в райцентр. Через некоторое время я почувствовал, что с моим седалищем не все в порядке. Седло мне его порядком натерло. Возвращаться было поздно - мы приближались к Быстровке. Да и стыдно сознаваться в своей несостоятельности.

                Хлеб мы привезли, но мои брюки были мокрые от крови. Несколько дней я не мог сидеть и спать на спине. А сколько шуточек и насмешек пришлось перенести от своих товарищей!

                Последний раз я "гарцевал" на коне в конце своей работы в Таджикистане. Наш отряд, изучавший физические свойства горных пород, должен был пройти маршрут в верховьях Ривута, одного из притоков Зеравшана, точнее его верхней части, называемой Матчой. Это высокогорный район с арчевниками, альпийскими лугами, бурной рекой и снежниками в ее верховьях. Места прекрасные своей дикой красотой
       
                Туда нас доставили вертолетом. Отряд начал исследования, а я, ознакомившись с районом работ и давши "руководящие указания", собирался отбыть домой, в экспедиционный поселок. Вертолет, ожидавшийся со дня на день, все не прилетал, и я решил спуститься вниз по Ривуту с рабочими, уезжавшими на лошадях за какими-то грузами из экспедиции. На машине, доставившей грузы, можно было уехать домой.

                Мне предоставили смирную кобылку, но когда я попробовал, поставив ногу на стремя, лихо вскочить в седло, у меня ничего не вышло, не хватило сил и сноровки. Пришлось встать на вьючный ящик, поставленный рядом с лошадью, а потом уже взобраться на нее.
       
                Этим проблема полностью не решалась, т.к. путь был длинным, тропа шла не только ровными лужайками, но и по горным склонам с осыпями, над крутыми многометровыми обрывами и несколько раз пересекала бурную речку по шатким мостикам.

                В опасных местах приходилось спешиваться и вести лошадь в поводу. Слезть с лошади было нетрудно, а вот водрузиться обратно без подручных средств  проблематично. К счастью, такие средства в виде валунов и обломков скал встречались в изобилии. Я подводил к ним лошадь, становился на возвышение, а потом уже оседлывал  «скакуна».

                Однако самые захватывающие приключения ждали нас впереди. Примерно на середине пути наш караван из четырех кобыл был атакован двумя охваченными похотью жеребцами. Самого настырного не удавалось отогнать ни камнями, ни палками. Один из рабочих в сердцах швырнул в него топор и даже слегка поранил. Тем не менее, жеребец преследовал нас несколько километров и отстал только в самом конце пути.
      
                Эти жеребцы, как узнали мы позже, стали совершать набеги на лагерь наших геологов, приводя в смятение всех его обитателей. Один из геологов в целях защиты своего покоя и  нравственности арендованных на конеферме кобыл вздумал выстрелить дробью по «конскому достоинству."

                Несладко пришлось не только жеребцу, но и геологам. Начальнику партии стоило немалых усилий и денег, чтобы замять дело.

                К рассказанному о моих контактах с лошадьми остается добавить один случай, когда еще в Пскемский период взнузданная лошадь, решив почему-то укусить меня, ударила  по ляжке и надолго отпечатала на ней свои зубы.