А. Глава восьмая. Главка 1

Глава восьмая


1


     В прозрачном, тонком утреннем воздухе особняк Плешина казался ещё более ненастоящим, чем обычно. Будто приподнятый над землёй, утонувший в испарине (ночью прошёл ливень), он мерно покачивался на волнах, влекомый и влекущий, торжественный, как свадебный торт. Было что-то очень мирное, почти пасторальное в полукруглых его окнах, терракотовой смазке стен, в застывших у входа бронзовых львах. Я улыбался, осматривая его. И почему же он раньше казался мне претенциозным и нелепым? Очень милый особнячок, не слишком большой, обставленный с известным вкусом. Пожалуй, не помешало бы разбить перед дверьми небольшую лужайку, которую бы подстригали каждое воскресенье, и проложить через неё извилистую, слегка легкомысленную тропинку, – но в общем и целом дом оставлял приятное впечатление. Не стоит критиковать сосуд за его содержимое. То был ещё один урок вчерашней ночи, который мне предстояло закрепить.
     Кнопка звонка легко подалась, утонув в разверстой пасти льва, дребезжащий звук разнёсся далеко вокруг, но он не вызвал у меня неприятия, как давеча, во время моего последнего визита сюда. В тот день я был, пожалуй, несколько на взводе, и жилище Плешина представлялось мне цитаделью врага. Сегодня я пришёл сюда не как противник, и бронзовые львы уже не были стражами замка – они лениво щурились на ярком майском солнце, словно сытые ленивые кошки.
     Неизменно строгая Лида отворила мне дверь. Она была по-прежнему холодна, но даже в холодном её взгляде, казалось, проскользнуло какое-то подобие улыбки.
     – Здравствуй, Лида, – громко и весело сказал я. – Мне не назначили определённого времени, но, наверное, тебя предупредили о моём визите.
     Она внимательно осмотрела меня с ног до головы и, видимо, осталась весьма удовлетворена увиденным. Это невольно польстило мне: обычно я испытывал жгучее чувство неловкости, представая перед Лидой, строгость вкуса которой сделала бы честь самой английской королеве. Но сегодня потраченные усилия не прошли даром, и мой новенький приталенный костюм, незадолго до того купленный в самом дорогом ателье города, пришёлся горничной по вкусу.
     – Прошу вас, Александр Вадимович, – спокойно сказала она, пропуская меня. – Вас велено проводить в кабинет.
     Итак, Плешин и в самом деле ждал меня. Не знаю почему, но до последнего момента мне казалось, что предложение его не было совершенно серьёзным. Конечно, странно было бы ожидать от такого человека легкомыслия: он никогда ничего не делал просто так, и каждый шаг его был выверен и просчитан. Но благодушие, владевшее мною в то утро, оказалось настолько всепоглощающим, что я действительно предположил возможность какой-то шутливой или, если угодно, насмешливой игры со стороны кандидата. Теперь, впрочем, ни о чём подобным речи уже не шло.
     Я снова оказался в строго обставленном кабинете, с книжных полок которого так же безразлично глядели на меня одинаковые корешки никогда не открывавшихся книг. Огромные напольные часы, увенчанные распростёршим крылья чёрным орлом, показывали без двух минут одиннадцать. Я машинально сверил время по своим наручным часам – оказалось, что они встали ещё ночью; попробовал завести их, но колёсико скользило между пальцев и никак не желало крутиться. Бросив это дело, я выбрал один из стульев, стоявших вокруг массивного стола красного дерева, не без труда отодвинул его и сел, постаравшись придать своему лицу как можно более безразличное выражение. Пробило одиннадцать. Звон часов был протяжный, с присвистом и бульканьем. С последним ударом дверь отворилась и вошёл Плешин.
     В первый момент я не узнал его. Мне никогда не доводилось видеть этого человека свободным от делового костюма или смокинга. Даже в тот день, когда я застал Плешина молящимся в спальне, на нём был его рабочий пиджак и галстук. Он был неотделим от этого кокона, слился и сплавился с ним воедино. И вот сейчас передо мной предстал упитанный мужчина средних лет в халате, с чуть полноватым и не лишённым приятности лицом, который с вежливой скромной улыбкой протягивал мне для приветствия руку. Полы его алого с вышивкой халата были широко запахнуты и перетянуты изящным золотистым кушаком; волосы, только что высушенные и уложенные, казались ещё более редкими; от по-женски нежной кожи исходил явственный аромат дорогих духов. Плешин предстал передо мной не кандидатом в депутаты, не бизнесменом, не бывшим начальником и даже не потенциальным моим зятем – он старательно и не без удовольствия играл роль радушного хозяина-хлебосола. И удивительное дело – это показалось мне вовсе не лишённым известного вкуса, и я приветливо и с силой пожал протянутую руку с аккуратными наманикюренными ногтями.
     – Очень рад, очень рад, Александр Вадимович, – бодрым голосом повторял Плешин, махая рукой, чтобы я не вставал. – Не хотите чего-нибудь выпить? Или, может быть, вы голодны?
     – Вовсе нет, – вежливо отвечал я, с откровенным удивлением его разглядывая. – Но я бы не отказался от стакана воды.
     Плешин громко хлопнул в ладоши. Почти сразу же в кабинет вошла Лида.
     – Две сельтерских, будьте добры, Лидочка, – лимонным голосом проговорил кандидат, лучезарно улыбаясь.
     Девушка молча исчезла за дверью. Плешин опустился на стул напротив меня, так что перед нами оказалось всё пространство, закрытое зеркальной столешницей.
     – Я вовсе не хотел бы вас чем-нибудь стеснять, – заговорил он, – вовсе бы не хотел… но у нас не так много времени, не так много, как вам бы, наверное, хотелось. Вы, конечно, понимаете, мои обязанности перед избирателями… ох уж эти обязанности, – он делано рассмеялся. – Я знаю, знаю, – заторопился он вдруг, словно предвидя мои возражения, – вам не было назначено точное время, но право… я думал, думал, что вы придёте несколько раньше.
     – Ну что вы, Сергей Сергеевич, – возразил я, стараясь быть как можно любезнее, – вы совершенно правы, не стоит извиняться. Мне действительно стоило прийти пораньше. Но раз мы ограничены во времени, стоит, пожалуй, начать? – и, вынув из кармана диктофон, я с глухим стуком положил его на стеклянную поверхность стола.
     Плешин масляно улыбнулся.
     – Я весь в вашем распоряжении, совершенно весь, – воскликнул он, поднимая вверх руки.
     В это время вошла Лида с подносом, на котором стояло два огромных бокала, наполненных шипящей жидкостью. Плешин как-то вдруг всполошился, вскочил с места, принял поднос из рук горничной и с торжественным видом протянул мне мой бокал. Я смотрел на него с удивлением. Во всём его поведении сквозило какое-то ироническое фиглярство, которого мне не доводилось раньше замечать. Когда дверь за девушкой закрылась, он с торжественным видом снова водрузился на своё место, широким движением запахнул полы халата и промолвил:
     – Итак, приступим.
     До этого момента у меня был вполне определённый план интервью, однако теперь я оказался не готов. Поведение Плешина сбивало меня с толку. Поэтому первый вопрос получился совершенно спонтанным.   
     – Скажите, Сергей Сергеевич, – выпалил я, – зачем вы решили податься в политику?
     Лицо Плешина стало ещё более добродушным – если такое вообще было возможно.
     – А знаете, – заговорил он ворковатым баском, – я ведь и сам не раз себя спрашивал об этом. Ей-богу, спрашивал, и едва не в той же форме, что и вы сейчас. Потому что если разобраться, серьёзно разобраться, то политика – дело гиблое, дело неприятное, пакостное. Далеко не каждому это по душе придётся. Я ведь знаю, что люди говорят, – здесь он ласково развёл руками, – знаю, как не знать? Мол, денег ему мало, захотел ещё административный ресурс подключить. Административный ресурс, каково сочетаньице, а? Да ведь не понимают того, что, во-первых, какие уж такие большие деньги, если разобраться? Вот вы мне сами скажите, как по-вашему, богат ли я? Богат ли, богат? – настаивал он. 
     Я смешался.
     – По меркам нашего города… 
     – По меркам нашего города, – с добродушной усмешкой повторил Плешин. – Нашим городом ничего нельзя мерить, Александр Вадимович, совершенно ничего нельзя. Нет, ориентиры должны быть иными! Так что какой уж я богач, право слово. Я – честь по чести – считаю себя представителем среднего класса, просто классическим представителем среднего класса, если позволите такой каламбур. И знаете, я удовлетворён, я более чем удовлетворён! Слава Ротшильда мне совсем ни к чему.
     – Но как предприниматель…
     – Знаю, знаю, что вы хотите сказать. Предприниматель всегда должен стремиться ко всё большему обогащению, не так ли? Ну так вот – не всегда, совсем не всегда. Глубокое заблуждение! Я скажу вам, что важнее всего для меня – чувство спокойствия. Чувство спокойствия, которое даёт стабильный доход, стабильный доход, понимаете? Вы можете называть меня буржуа, я ничуть не обижусь. Это ведь так и есть – настоящий буржуа. И политические взгляды мои очень даже буржуазные.
     – То есть вы за стабильность во всём? – осторожно спросил я, всё пытаясь понять, дурачит он меня или же говорит серьёзно.
     Плешин сцепил пальцы и водрузил получившуюся конструкцию на стол.
     – Несомненно, – спокойно ответил он. – Вне всякого сомнения. Стабильность доходов, стабильность расходов, стабильность взглядов, стабильность отношений. Всё, что только пожелаете, – и он широко улыбнулся, обнажая ровные белые зубы.