Весна на окраине города

Ночь выдалась ветреной. На подъездной стене билось белым флагом объявление о ремонте замков, содрогались телефонные номера. Переспелый снег исходил соком и проседал, и в луже, разлившейся на дороге, плавал крупный ломоть луны.
— Вот из-за таких луж и весь сыр-бор, — сказал Дух, зябко кутаясь в пальто. — Коты напиваются лунного света — и вперед.
Лис, чтобы не мёрзнуть, лениво попрыгивал на одной ноге.
— И что происходит? — поинтересовался он.
— Лунный свет попадает в кровь — и давай.
— Что давать?
— Что хочешь.
— Может, мне тоже приобщиться? — покосился на лужу Лис. — Очень уж хочется дать что я хочу.
— Я бы не стал, — Дух слабо поморщился. — Кишечная палочка. Понос, обезвоживание.
Лис фыркнул, исторгнув облачко пара.
— Ты очень прозаичен. Нет в тебе романтического духа, присущего возвышенным натурам.
— Это потому, что я низкий человек, — ехидно ухмыльнулся Дух.
Будучи на голову ниже Лиса, он сел, видимо, чтобы подчеркнуть это, на облезлую влажную скамейку.
Дух был как индеец — его имя полностью соответствовало сути. Его аккуратное лицо было призрачно бледным и отрешенным, подводным, как у выброшенной на берег русалки, выражения на нем менялись мало, но отчетливо — Мона Лиза на местный манер. Лис немного любовался этой полновесной, завершенной странностью, и в то же время ощущал, что обладание нормальным человеческим телом дает ему очевидное преимущество.
За пару месяцев их знакомства Лис так и не понял, что именно не так с Духом, но ощущение этого "не так" становилось все сильнее. Такие ощущения Лис любил.
Между тем Дух все глубже проваливался в пальто, похожий на снеговика в оттепель.
— Напомни, зачем мы тут торчим? — спросил он печально.
— Мы призываем весну.
— А призовем воспаление лёгких, — меланхолично заметил Дух и закопался в кармане в поисках сигарет.
— Или их рак, — Лис, кивнув на пачку, беспечно протянул руку, призывая Духа поделиться.
Весна для Лиса была временем прозрачности. Он чувствовал: ночь просвечивает его насквозь, как рентген, ворочается в солнечном сплетении, наполняет легкие. Тяжелое, дебелое тело луны лежит, поблескивая, не только в луже, но и в его грудной клетке.
Как обычно, хотелось невозможного. Неформулируемого. Нечеловеческого.
Прислушиваясь к этому жужжащему желанию, он ненадолго умолк, созерцая маленькие пузатые облака, похожие на стадо лохматых овец. Они оголтело неслись на север. Дух подрагивал на ветру и все уменьшался, окутанный сигаретным дымом, так что казалось, что внутри пальто он испаряется. Ночь, по мнению Лиса, была умопомрачительна.
— Долго ждать? — спросил Дух.
— Не знаю, — Лис сбил пепел на влажный асфальт. – В прошлый раз она около полуночи появилась.
Сделав последнюю затяжку, он метнул окурок в мусорное ведро. Попал.
— Весна?
Лис посмотрел на Духа долгим, испытующим взглядом. У того в правом глазу отражался фонарь, а в левом притаилась тьма.
— Не выпытывай. Я сказал, сюрприз будет.
Затушив сигарету, Дух вздохнул и на выдохе провалился еще глубже в пальто. Над воротником торчал покрасневший нос, на который падали, топорщась от влаги, пряди русых волос. Над ними темнели окна блочной многоэтажки, в чьей-то кухне, привалившись боком к стеклу, спал кот. У дальнего подъезда гудел ветер и то включался, то выключался свет, реагирующий на движение, как будто кто-то невидимый курил у входа.
Дух пару раз бросил туда заинтересованный, слишком осмысленный взгляд, а потом отвернулся и уставился в темноту. Над подъездом Лиса лампа не горела — вышла из строя пару недель назад.
— Звезды сегодня какие-то особенные, — заметил Дух. — Манящие, что ли.
— Если ты меня спросишь, — Лис присел рядом. — Я бы взял старую металлическую чашку, такую, знаешь, как мой дед в деревне чай на мухоморах пил, налил бы туда воды и прикопал бы на ночь в поле каком, чтобы звезды настоялись, а потом пил бы. Экологично. Без химикатов. Нет кишечной палочке.
Особенно крупная облачная овца закрыла луну. Вокруг фонаря, освещавшего пространство перед подъездом, неуклюже шевелились ладони кустов, длинные скрюченные пальцы дергались на ветру, как руки неумелого колдуна у пламени свечи. Было пусто и тихо.
А потом вдали послышался лязг. Что-то утробно зарычало. Вскоре из-за поворота, медленно, неповоротливо, как гигантская улитка, выполз мусоровоз. Его фары светились оранжевым.
— Не поздновато ли для уборки мусора? — приподнял брови Дух, созерцая машину.
— Поздновато.
Лис улыбнулся. Запрокинув голову, он отбросил взлохмаченные волосы с лица и вдохнул ветер. Да, ночь была умопомрачительна.
Машина тем временем остановилась у мерцающего светом подъезда и выпустила мусороуборочную клешню. На металлическом борту были изображены цветы, белые, сиреневые и синие, как на стене в школьной столовой. Из кабины водителя доносились звуки "Времен года" Вивальди.
На пятом этаже распахнулось окно, кто-то раздраженно прокаркал:
— Опять спать не дают! Совсем ополоумели, черти!
Дух, заинтересовавшись происходящим, снова приобрел форму человека.
Забрав мусор, машина неторопливо двинулась дальше. Мимо Лиса проплыли цветущие крокусы и торжественная скрипка.
— Ладно, — сказал он задумчиво. — Пошли чай пить.
— А что это было? — растерянно спросил Дух, провожая взглядом мусоровоз.
— Да в ЖЭСе озверели совсем, как обычно. Но хорошо, что вообще убирают.