Кризис отрицателя ёжиков

                Посвящается Оличке,с которой у меня получается быть самим собой))

Некоторые люди любят о себе полагать, что они-де – матерьялисты. Даже не некоторые, а многие. Да что, я и сам таков. Живу себе такой, живу, а потом   – нет-нет, да и подумаю: «Я человек практический. Не бывает на свете никаких чудес. Это всё химия организма и атмосферные явленья.» Отрицаю всякое такое, да. Иногда ещё осмелею и всякое другое возьмусь отрицать. Вот, скажем, Париж. Или нет, пусть лучше будет Москва. Какая такая Москва, скажите на милость? Кто её видал? По телевизору сказали? Ну да, ну да… Скажут они правду, как же… А я  скажу! «Москва – скажу – это мистификация, пранк, чья-то неумная шутка. Не бывает на самом деле никаких москв!»  Значит и смысла нету забивать себе голову всяким враньём. Работать надо, не отвлекаясь на чьи-то глупые фантазии.
И вот садится такой человек и до самого обеда переводит, скажем, какой-нибудь текст или пишет отчёт, или  статью, или смету составляет. А потом идёт, конечно, обедать.
Обедает он всегда обстоятельно и с огоньком, матерьялисты  любят хорошо покушать. И неизбежно после этого его клонит в сон, согласно химическим законам организма.  Это выглядит весьма рационально, и поэтому практические люди, покушавши, любят поспать. Увы, удаётся им это отнюдь не всегда, ибо мироздание, зараза, частенько мстит человеку за избыточный рационализм. 
С мерзейшим дребезгом врываются в послеобеденный его сон телефонные звонки, злонамеренно кукурекают всякие птицы и автомобильные сигнализации, неоправданно переполнена становится окружающая действительность бензопилами, мотороллерами, перфораторами и прочею сволочною аппаратурой.
Кряхтя, стеная и употребляя обсценную лексику, практический человек тогда встаёт и вялыми движеньями заваривает крепчайший чёрный чай.
И вот стоит он у окна, весь такой напившийся чаю, волоса его торчат дыбом, очи вытаращены, а в голове – совершенный кавардак. Глядит в окно, курит папиросу, и душа его исполняется  робкого, почтительного удивленья – отнюдь не материалистического, отнюдь!
Самому что ни на есть реалисту-разреалисту, ежели его перед этим потрясти хорошенько а потом дать попристальней вглядеться в небо, в деревья, в неописуемые эти воробьиные летанья, становится совестно за глупую, натужную свою взрослость, за придурковатый нигилизм.
 «Бывает!  - думает человек покаянно, - Всё бывает! И волшебство, и ангелы в небе, и Москва, и Париж, и пингвины в Антарктиде! (Это его, положим, уже заносит, лично я бы сначала проверил – про пингвинов, в смысле.) Господи, прости меня грешного! Всё бывает, всё! Океаны и шимпанзе, космонавты и лепреконы, женщины и дети, любовь и ёжики! Ясени мои ясные, божественные мои воробьи! Небо, о небо моё…»
Минут с пятнадцать вот так вот верит во всё, а то и полчаса иногда. Потом снова садится работать, и морда его опять постепенно окирпичевает. Но теперь уж сколько ни пыжься – увы. Никого теперь серьёзная твоя мина не обманет. Спалился, дурачок.