Люнек

Сказка "Люнек" опубликована в книге Ильи Васильевича Маслова
 "Люнек", изданной Хакасским книжным издательством "АБАКАН" в 1959 году.

Сказка записана от сказителя С. П. Кадышева. Рисунок Р. С. Ананьина.
Перевел с хакасского И. В. Маслов. См. фото:  http://www.proza.ru/2019/03/22/990

     *****

     ЛЮНЕК

     На краю большого улуса жили старик и старуха. У них была двенадцатилетняя дочь, звали её Люнек.
     В этом же улусе жил бай Тулгу, славился он скупостью и жестокостью. Старики работали у него и за свой труд получали баранью голову в день.
     Долго ли, мало ли жили они так, однажды старик пришёл домой раньше обычного, и Люнек спросила:
     — Отец, почему ты так рано пришёл?
     — Бай Тулгу посылал меня в лес за дровами, — ответил старик, — когда я возвращался, лошадь завязла в болоте и я не мог вытащить её, вот и пришёл...
     — Ну, я помогу тебе! — говорит Люнек.

     Когда они пришли к тому месту, где стоял завязший в болоте конь, Люнек взялась за вожжи и, придерживаясь за хомут, вытащила и коня, и телегу. Старик удивился и говорит:
     — Дочка, ты свою силу не показывай при бае Тулгу, он убьёт тебя.
     В сумерки старики пришли с работы. Принесли баранью голову, которую дал им бай, сварили, сидят и едят.
     — Ну, дитя моё, — сказала старушка, — с молодых лет я работала на бая Тулгу, то овчины выделывала, то коров доила, то кошмы катала. Весь день на ногах, вокруг да около него бегала... Больная стала, больше сил нет работать.
     — И мои силы тоже иссякли, — говорит старик, — дальше не смогу работать.

     Люнек слушала, слушала их и сказала:
     — Вы наймите меня к баю, я буду работать, а сами отдыхайте!
     — Нет! — ответили старики. — Тебе по улусу ходить нельзя.
     — Почему нельзя?
     — О, дитя моё, — отвечает старушка, — в этом улусе есть старая шаманка, она каждый год приносит в жертву водяному белолицую девушку и белошерстную овцу. Вот уж сколько лет она так делает. И обычно, в жертву приносит детей бедняков, таких, как ты. Как пройдёшь по улусу, увидят тебя — не миновать беде.
     — Что же это такое! Если это жертвоприношение, то зачем тогда в реку людей бросают? — спросила Люнек.
     — Шаманка говорит, — ответил старик, — так водяному угодно. Если своих детей и скот не будете отдавать, несчастье и горе народу будет. Река может взять и скот, и народ.
     — О, отец, как мне жаль тех детей, которых принесли в жертву! — говорит Люнек. — Почему хан не утихомирит эту старую шаманку?
     — Эх, доченька, — отвечает старик, — ты ещё маленькая, вот подрастёшь, узнаешь сама: у шамана и хана один язык. Что скажет шаман, то повторит хан. Шаман скажет: «Я знаю, как будет жить народ». Хан не будет ему перечить.
     Ничего больше не спросила Люнек.

     Прошла ночь. Наутро старик сильно заболел. Старушка хотела позвать шамана, чтобы полечить его, но старик не захотел.
     — Много я прожил на свете, но пользы от шаманов не видел, — сказал старик. — У нас было два сына, когда они заболели, мы позвали шамана, он облил их холодной водой, напугал, и они умерли. Нет, я больше не верю шаманам. Да и платить нам нечем.
     Старик проболел два дня, на третий говорит:
     — Наверно, я умру. Давай благословлю тебя, дочка.
     Люнек стала на колени.
     — В воде тебе не тонуть, в огне не гореть! — произнёс он заклинание, отвернулся и умер.
     Поплакали старуха и дочка и похоронили старика.

     Прошла ещё ночь. Утром Люнек встала и увидела больную мать. Весь день старушка ничего не ела. На другой день ей хуже стало. На третий она позвала Люнек и говорит:
     — Ну, дитя моё, пришёл черед и мне умирать. Встань перед моими ногами, благословлю тебя.
     Люнек стала на колени.
     — Пусть сильный не насмехается над тобой, жестокому не покоряйся, с народом живи дружно!
     Сказала так старушка, отвернулась и умерла.
     Поплакала Люнек, обмыла мать, завернула в бересту и похоронила рядом с отцом.
     Утром пришёл бай Тулгу.
     — Куда ушли старик со старухой? — спросил он.
     Люнек ответила:
     — Мать с отцом, работая у бая Тулгу, устали, теперь пошли отдыхать. Если я над их недругами одержу победу, они хорошо смогут отдохнуть.
     — Тогда ты иди за них работать, они должны мне, — говорит бай Тулгу.

     Он вышел и направился домой, Люнек — за ним. Бай вошёл в свою юрту, и Люнек за ним. Юрта была богато обставлена. Бай сел за стол. За столом сидели ещё двое, очень похожие на бая, ели мясо и пили вино, которое в рот не попадало и лилось на пол. Тут же сидела старая шаманка, баи наперебой угощали её вином. На полу, у очага, сидел плохо одетый мальчик и глодал баранью ногу. Люнеку понравился этот мальчик.
     — Садись туда, — сказал бай Тулгу, показывая пальцем к порогу, где сидел мальчик. — Ешь! С ним будешь пасти овец.
     Они погнали пасти овец на одну гору. Люнек подошла к мальчику и спросила:
     — Как тебя зовут?
     — Мирген. А мама Миргенеком звала. А тебя как?
     — Люнек. А ты, Миргенек, давно пасёшь этих овец?
     — Два года, с тех пор как мать с отцом умерли. Они тоже пасли этих овец.
     Много ли, мало ли прошло времени, у бая стало овец около трех тысяч. Люнек и Мирген пасли их, не зная ни покоя, ни отдыха. От усталости не чувствовали под собой ног.

     Однажды пригнали они овец на широкую вершину горы. Развели костёр и стали жарить баранью голову и ноги, которые дала им утром жена бая. Люнек поела, но была ни сыта, ни голодна. Взяла обглоданную баранью голову и, насыпая в пустые глазницы песку, запела:

Черепа пустые глаза
Не наполнишь песком никогда.
Жадного бая глаза
Не насытишь золотом никогда.

Колышется белый ковыль,
Не зная ни печали, ни горя.
Наши сиротские ноги
Отдохнут ли когда-нибудь?

     — А, Люнек, — говорит Мирген, — когда был жив ещё мой отец, он часто говорил мне: «Если доведётся тебе у бая пасти овец и ты сильно устанешь, скажи: «Ипик-тапых!» — и овцы лягут, скажешь: «Адра-мудра!» — и овцы, встав, начнут пастись.
     Больше ничего не сказал Мирген. Пошатываясь от усталости, он подошёл к овцам и тихо сказал: «Ипик-тапых!» — и все овцы, сбившись в кучу, легли.
     Люнек с Миргеном играли до вечера. Когда стало темнеть, Мирген шепнул: «Адра-мудра!» — овцы встали и побежали в улус.
     Вечером, когда Люнек с Миргеном глодали бараньи ноги, пришли постоянные гости хозяина — два бая, и привели под руки пьяную старую шаманку.
     — Настало время приносить жертву земле и реке, — говорит шаманка. — Нужны белолицая девушка и белошерстная овца. Скажите мне, будут такие завтра?

     Люнек услышала, как три бая уговаривались принести её в жертву.
     — Да, она белолицая, — подтвердила шаманка, — только худенькая. Но ничего, сойдёт. Если принести её в жертву — народу будет счастье, богатство.
     — Правду говорят в народе, — сказала Люнек, — когда бывает голод — собака жиреет, хотя она не пьет человеческой крови; когда у людей бывает несчастье — шаман жиреет, напиваясь человеческой крови.
     — Ты, девочка, не бойся, — говорит старая шаманка, — я тебе хорошей жизни желаю. Водяной — добрый и сильный, ты хорошо будешь у него жить!
     — А я не боюсь шаманов, — ответила Люнек. — От роду мне предсказано: не бояться их. Но если водяной такой уж добрый и сильный, пусть он сделает так, чтобы у этого сидящего мальчика, Миргена, было столько же скота, сколько его у бая Тулгу.
     — Эх, дитя моё, — отвечает старая шаманка. — Ведь его отец и мать так много задолжали, что он теперь расплачивается за них, пася у бая скот. Пусть он будет доволен и этим.
     — Эх ты, старая шаманка, — воскликнула Люнек,— да разве можно найти таких отца и мать, которые бы не были должны? Мои отец и мать после смерти тоже остались должны баю Тулгу.
     Три бая не дали Люнек больше говорить, схватили её, завязали рот и заперли в амбар.

     Прошла ночь. Начало светать. Бай Тулгу поднял за волосы Миргена:
     — Выводи овец! Эти дни будешь один пасти. Люнек вчера вечером ушла в соседний улус по делу.
     Со всего улуса собрался народ. Люнек связали руки и ноги. Белошерстную овцу тоже связали и положили их рядом. Поодаль сели три бая. Перед ними поставили вино и разложили кушанья. Шаманка оделась в свою одежду. Ей подали бубен. Шаманка поднялась и начала кружиться, петь, скликать злых духов. Долго она так шаманила, наконец, подбросила вверх чёрную деревянную чашку с вином, чашка упала вверх дном.
     — Тэрик! — воскликнула шаманка. — К пасущемуся скоту прибавится ещё скот! К добру народа прибавится еще добро!
     Так говоря, шаманка стала падать. Баи Тулгу и Чилтек, крича: «Тэрик-тэрик!», подхватили шаманку и увели её.
     На плечи старой шаманки бай Тулгу набросил суконную шубу — подарок. У улусных людей взяли семь коров и семь овец.

     Когда Люнек бросили в реку, она разорвала верёвку, немного проплыла, незаметно прибилась к берегу, ухватилась за дерево и вышла на берег.
     — Вот как, оказывается, старая шаманка приносит людей в жертву: связывает по ногам и рукам. Ни за что ни про что можно было быстро на дно пойти. Но нет, отец и мать правду говорили, что я не буду ни в огне гореть, ни в воде тонуть. Бай и шаман, оказывается, первые враги людям.
     Так, рассуждая сама с собой, пришла она в свою худенькую избушку, переночевала.

    Утром подрезала косички, одела отцовскую рваную одежду и пошла по улусу. Идёт и видит: от имени хана письмо написано. «Каждый день, — говорилось в нём, — в полдень в окно ко мне залетают двенадцать ворон, восемь из них садятся в сторонке, а четыре передо мной. Усевшись, они кивают головами и каркают. Если кто отгадает это — станет на моё место ханом».
     У ханской юрты собрался народ. Тут же были Тулгу и Чилтек, вели беседу:
     — Под старость хан ума лишился. Спрашивает: почему вороны каркают? Да потому, что пищу просят. Кроме еды, что ещё вороне нужно?
     — Это верно, — вмешалась старая шаманка. — На земле нет ничего, чего бы я не знала. Вороны есть хотят, вот и каркают.

     К ним подошла переодетая Люнек и, услышав разговор, сказала:
     — Да, верно, у бая Тулгу и старушки-шаманки кроме как заботы о своих животах других мыслей нет.
     — Если уж мы не знаем, — ответил бай Чилтек, — то неужели знает такой бродяга, как ты?
     Смеются они и не дают парню прохода.
     — Если хан разрешит, я попытаюсь разгадать, — говорит парень.
     Ханские слуги ввели его к хану. Хан спросил, как его зовут, и рассказал о двенадцати воронах.
     — Моё имя Ар-Маныс, — сказал паренёк,— Дай мне ненадолго свою ханскую одежду и уступи своё место, тогда я отгадаю, что говорят вороны.
     — Ладно, — отвечает хан. Он встал со своего места и отдал свою одежду.

     Ар-Маныс, облачившись во всё ханское, сел на ханское место. Открыли окно и вскоре в него влетело двенадцать ворон. Уселись они перед Ар-Манысом, закивали головами, закаркали.
     Ар-Маныс долго слушал их. Потом сам закаркал по-вороньи. Восемь ворон рассадил по четыре. Тогда четыре вороны, которые сидели отдельно, начали каркать по-другому, и, кивая ему, вылетели из окна.
     Хан спросил:
     — Ну, рассказывай, как ты понял всё это.
     — Две вороны, — начал Ар-Маныс, — снесли восемь яиц и сели выводить птенцов. Другие две вороны полетели на добычу. В летней юрте бая Тулгу они клевали тухлое мясо и бай закрыл их. Вороны чуть не погибли от голода. Когда через сорок дней они вернулись, другие две вороны вывели восемь птенцов. Стали спорить, кому должны принадлежать дети, и к тебе прилетели, чтобы ты разрешил их спор...

     — Ты как их делил? — спросил хан.
     — Восемь воронят я разделил между ними, по два птенца досталось каждому взрослому ворону: и тем, кто птенцов высиживал, и тем, кто летать их учил.
     — Да, так будет правильно, — ответил хан. — Ты один только отгадал. Теперь вместо меня ханом будешь. Власть и суд будут в твоих руках.
     И Ар-Маныс стал ханом. Собрал он весь народ и объявил, чтобы богатые расплатились с бедняками, если должны им. И стал жить народ после этого хорошо.
     Много ли, мало ли прошло времени, но однажды вечером Ар-Маныс, сняв с себя ханскую одежду, надел простое поношенное платье, вывернул шапку наизнанку и вышел из дому так, чтобы его никто не заметил. Когда шёл по улусу, ему повстречался юноша.
     — Здравствуй! — говорит Ар-Маныс.
     — Здравствуй! — отвечает юноша.
     — Как тебя зовут?
     — Миргеном, — отвечает юноша.
     — Я — Кичегей, — сказал Ар-Маныс. — Давай дружить.
     Мирген согласился. Они поменялись шапками, в знак дружбы.
     — Ар-Маныс — хороший хан, — говорит Мирген. — Не обижает бедных. Но только местные баи обворовали его. Вчера золото украли. Я знаю, где они спрятали его. Пойдём, посмотрим!
     — Пойдём! — отвечает Кичегей.

     Вдвоём они подошли к летней юрте, стали и слушают. В юрте происходил крупный разговор.
     — Да, да — яд чёрного змея самый сильный, — говорила старая шаманка. Смешайте его с вином и, как Ар-Маныс выпьет, сразу протянет ноги. Не будет тогда у бедных защиты.
     — Кстати, завтра праздник, пригласим Ар-Маныса и подадим ему это вино, — говорили баи Тулгу и Чилтек.
     Все это слышали Мирген и Кичегей.
     Откопав яму и достав золото, они ушли домой.

     Утром Ар-Маныс получил приглашение от баев пожаловать на праздник. Ар-Маныс обещался прийти, но сам послал за Миргеном.
     — Друг Мирген, сейчас мы пойдём с тобой в гости.
     — Какой я вам друг, — удивился Мирген, — вы хан Ар-Маныс, я — бедный человек. Вы, наверно, ошибаетесь, принимая меня за друга.
     — Не веришь? — спросил Ар-Маныс. — Ну-ка, покажи шапку.
     Мирген подал шапку. Когда вывернули её, она оказалась ханской.
     — Верно. Мы друзья, — согласился Мирген.
     Ар-Маныс взял с собой Миргена, и они пошли.
     — Сегодня мы посчитаемся со своими врагами, — говорит Ар-Маныс. — Ты с улицы будешь вход охранять.

     Мирген шёл молча, потом сказал:
     — Я с тобой зайду. Они так и так не разбегутся.
     Ар-Маныс не стал спорить. Пришли они в гости. Хозяин встретил их с большой чашей вина.
     — Нет, я не пью вино, — сказал Ар-Маныс. — Пусть выпьет за меня хозяин.
     Бай Тулгу и бай Чилтек стали его просить выпить.
     — Ты наш хан, наш господин, выпей хоть одну, — встав, стала уговаривать его старая шаманка. Баи тоже встали, окружая хана.
     Мирген, долго не думая, шепнул: «Ипик-тапых», и все, окружившие Ар-Маныса, сразу присели, как волки, попавшиеся в капкан, скаля зубы и выпучив глаза.
     — Ну, хозяин, — говорит Ар-Маныс, — приготовленный для меня яд выпей сам.  Если не выпьешь — голову отрублю.
     Хозяин хочет поставить чашку, но не может: руки к чашке прилипли. Хочет встать, но не может. Делать нечего: выпил вино и тут же ноги вытянул.

     Ар-Маныс и Мирген связали баев и старую шаманку. Мирген шепнул: «Адра-мудра!» и баи начали барахтаться, но подняться не могли.
     Потом Ар-Маныс велел собрать народ. Привели двоих баев и старую шаманку на берег.
     Ар-Маныс в это время переоделся, сбросил с себя мужское платье, надел девичье — и вот перед всеми предстала чистая, прекрасная Люнек.
     — Ты старушка-шаманка, помнишь Люнек? Девушку, которую в жертву приносила? — спросила она.
     — Нет, не знаю, — говорит старая шаманка. — Такой девушки не было у нас.
     — Так Люнек — это я! Смотри лучше, может узнаешь. Ты бросала в реку людей, теперь мы тебя бросим. Народу никакой пользы нет от шаманов. Шаманы — обманщики, только народ мутят.

     Собравшийся народ привязал шаманке на шею камень и бросил её в реку.
     В это время Мирген привёл двух запряженных быков.
     — Если разрешит народ, — сказал он, — этих двух баев надо сделать водовозами.
     — Согласны! Согласны! — закричал народ.
     Мирген развязал баев Тулгу и Чилтек, шепнул: «Ипик-тапых!», и они сделались погонщиками волов. С тех пор они воду возят: быки спускаются к реке — и они за ними, быки поднимаются в гору — и они за ними. День и ночь, не разлучаясь с быками, так и ходят.
     Всё богатство хана и баев Люнек раздала бедным. Тому, кто лошади не имел — коня подарила; тому, кто раздет был — одежду подарила.
     Став главой народа, Люнек вышла замуж за Миргена и стали они жить счастливо.

     *****