Кто бы мог подумать?

     Стоило сказать: «Я хорошо знаю этого человека», – и внутренний голос тут же отозвал эту мысль, не то чтобы как бесплодную… скорее неточную, приблизительную или поверхностную.
     – Скажите, кто может хорошо знать другого, пусть даже близкого человека? Или самая большая уловка.
     – Ну уж самого себя я хорошо знаю! Мы бредим! И в бреду нам кажется…
     Реальность же перемешивается с кажущимся настолько тщательно и органично, что появляется самоощущение удобного знания. Поэтому правы те, которые говорят: «Как можно верить тому, что кажется? А может быть, им это кажется, что кажется?»
     Хотя в то же время доверять тем, которые утверждают, что знают, как оно есть на самом деле?.. Может быть, им тоже чуть-чуть, совсем немного кажется, что на самом деле есть? Что на самом деле?
     Человек был Владимиром, он нарастил и навьючил на себя больше шестидесяти лет. Пожил в двух тысячелетиях, двух веках и двух типах государства, у которых мало что получалось из обещанного для жизни обычного человека. Причём ни тому, ни другому типу это совершенно не мешало. Всё самое хорошее традиционно переносилось на необозримое будущее, которое проходило мимо… сию секунду.
     По большому счёту, продлевалась безответственная игра в эффективное управление социальным процессом, где, несмотря ни на какие трудности, всегда выигрывали и будут выигрывать элиты и весь «обслуживающий их персонал».
     – Вы что-нибудь слышали про принцип «барского стола»?
     Владимир выполнил основные заповеди человечества: посадил деревянное растение (шелковицу), организовал уютное жилище и в кооперации с женой родил одного на двоих сына. Это зачёт!
     Теперь можно было заниматься всем чем угодно, но ничего оригинального не получилось, и он, как и всё остальное человечество, увлёкся самообманами. Оказалось, в этом можно было как-то жить, и чем больше накапливалось мастерства, тем больше требовалось вдохновения. Иногда это приводило к иллюзии потрясающих побед над действительностью, но восторга и вдохновения уже не хватало для следующего потрясения самим собой.
     К примеру, случалось, что не хватало виртуальных денег на очередной проект, но Владимир мог ошеломляющим образом найти их. И от каждого такого проекта получалась неописуемая победа, придающая ему уверенности и авторитета в собственных глазах. И главное – возможность не отвлекаться на то, что является… так называемой реальностью. Прости господи, природы это, конечно, не касается.
     На виду, с непосредственным участием Владимира, продолжался двадцать первый век. Время подвалило сложное, подростковое, всё в юношеских угрях. Планета, сидя на ошейнике у Солнца, продолжала головокружительный аттракцион на радость стихийной смене биологических видов. Всякое увеличение скорости или применение тормозов категорически противопоказано, поскольку таковы законы взаимозависимостей.
     За привилегию проживания в самом большом мегаполисе страны Владимир добросовестно отсидел свой срок под землёй. По самым простым подсчётам, не менее пяти лет.
     Метро – это походная тюрьма и ежедневный «лабиринт кочевья» в этом сосудистом государстве.
     И вот однажды Владимир возвращался с работы, в которой находил ещё какой-то смысл своего существования. С точки зрения обратной связи, она тоже могла бы согласиться с такой формулировкой. День был исчерпан, и лицо у него не отличалось от лица всей недели.
     Телу Владимира повезло: представилось местечко, насколько это было возможно в вагоне. Место для усидчивых пассажиров.
     Люди, в той или иной степени, сортировались на каждой станции и почти поголовно были модернизированы. Тем не менее расклад всегда один – они жили каждый к своей смерти, которая всякий раз переводила их часы. Пока переводила… Не обладая простодушием и инфантилизмом, невозможно играть в эту увлекательную игру или хотя бы элементарно делать вид игрока. Волны, залетающие под землю, расширили электротехнические возможности цифрового опьянения и смазали горизонты конкретного, если надо – сделали умозрительный салат от всякого рода хреноватости. И всё это, чтобы не ошизеть от конечной перспективы…
     Итак, разбудив в себе произвольно стекающие мысли, Владимир смешал время и его жертвенность. К сожалению, получилась лёгкая тоска, которая стала менять цвета, пока не достигла зелёного, как у мокрого поля, у которого запахали солнце и повесили серую непросыхающую занавеску от душа. Бедное время, мы все его убивали, стоит ли ждать от него какого-либо потворства или сникерса под торговой маркой «Снисхождение века»?
     Потом он стал перемалывать всё подряд – такое всеядное отношение было у мозга, хорошо бы, если бы стало веселей… Увы, то же самое зелёное поле под мокрой, липнущей занавеской и перетасовка людей, большинство из которых держало своё сознание в «приборчиках». Двадцать первый век – первые угри столетия на физиономии и провода из ушей.
     Через пару остановок всё зримое превратилось в лишённую какого-либо значения повседневность, каждый атом которой был на месте, пусть даже не на своём… Владимир переставил существование на режим экономии энергии, закрыл шторки и стал интеллигентно впадать в лёгкую дремоту. И уже подхватили смычковые и потоки гармонии…
     Но сквозь всю музыкальную блажь он почувствовал, что кто-то смотрит прямо в его закрытое лицо. Это был сильный взгляд. И он всплыл…
     На уровне открывшихся глаз оказались два рядом стоящих женских тела, и всё, но взгляд по ощущению проникал сквозь их плоть…
     «В чём дело? – спокойно подумал Владимир. – Не пойму… Как будто… за сердце взял и держит! Именно! Откуда?
     Он тут же не спеша осмотрел всех, с некоторыми встретился…
     – Странно… Что происходит?
     Станция. Люди вышли… Тела треснули и расступились, а прямо напротив, на скамейке для трёх человек, сидела девочка лет шести и смотрела именно на него. Тех, кто был рядом с ней, он не заметил.
     – Господи! Отчего она на меня смотрит? Не отрываясь? Очень странно смотрит? Как будто знает или узнаёт? Ерунда какая-то невыносимая… Она сама не понимает, куда и на что смотрит. Какого ляда ей изучать стареющее сооружение? Такому малышоночку?
     Рядом стояли мама и папа. Он посмотрел на свои руки – инстинктивно, наверное, чтобы легче стало. Какой-то взгляд не отсюда, издалека упирался в него. Упорно. Не отвлекаясь… Девочкой смотрел кто-то другой…
     – Да, точно, абсолютно точно, из неё кто-то меня разглядывает! – понял Владимир. – Она не могла так смотреть! Смотреть так, словно её глазами кто-то пользуется…  Кто смотрел на меня? Кто на меня сейчас смотрит?
     Они сцепились взглядами и не могли разорвать эту гипнотическую кому.
     – Мама – сказал он беззвучно. – Мама, это ты?
     И почувствовал, одновременно с прозвучавшей подсказкой, что это так. Что это так и есть! Она здесь! Она меня узнала! Это её взгляд! Но это так странно, и трудно, и неправдоподобно, непостижимо и постижимо, и желанно, и жутковато…
     Родители взяли её за руки, и они втроём вышли на станции «Люблю…но». Перед тем как распахнулись металлические двери, она оглянулась в глаза, и он успокоился и принял своё чудо. «У тебя хороший папа и красивая мама, – подумал он. – Как хорошо! Мама, девочка моя!»