Чибис

 
Герка долго и внимательно присматривался к мужику, стоявшему на перроне. Что-то давно знакомое было в нём. Такое далёкое, что уходило в самые уголки памяти его детства. Кто? Кто? Ну кто же? Эти карие грустные глаза в узких щёлочках век, смотрящие на убегающие вдаль рельсы. Эти тёмные прямые волосы, чёлкой спадающие на лоб. Чёрные брови, прямой нос с чуть раздутыми ноздрями. Тонкие плотно сжатые губы и смуглая кожа. Ну кто? Герка, боясь ошибиться, с какой-то сладкой болью начал трясти прошлое. И вдруг в его совсем немузыкальной голове зазвучало: «У дороги чибис, у дороги чибис, он кричит, волнуется, чудак...» «Неужели он? Женька? А фамилия? Да какая фамилия. Его все звали Чибис, и моя мать, и отец, да и вся школа».
 Как в цветной сладкий сон, раскрашенный всеми цветами радуги, нырнула Геркина душа в воспоминания. Он вспомнил начальную, или Красную, школу. Называли её так за то, что, будучи построена деревянной, она была потом облицована красным кирпичом. Герке всегда было приятно вспоминать, что в Москве есть Красная площадь, а в его маленьком посёлке - Красная школа. А здорово ведь! А?! И совсем здорово, что в ней учились его отец и дед. И, как все, Герка, конечно, помнил свою первую учительницу, Анну Васильевну. Она из того времени, когда к учителю относились с настоящим уважением. Она всегда была подчёркнуто просто и аккуратно одета. А её красивая речь напоминала Герке звуки весенних ручьёв под тёплым и ласковым солнцем. Правда, бывало, набегали и тучи, погромыхивал гром. Но как же без справедливой строгости.
 У Герки был самый большой и светлый класс на восточной стороне. Три ряда старинных парт с ящиками и откидывающимися крышками, которые порой так предательски громыхали. А вот ящики были удобны и вместительны. Туда много чего могло поместиться: портфель или сумка, мешочек с завтраком, мешочек с чернильницей, а порой и рогатка. Особым шиком считалась кирзовая полевая сумка, но многие ходили с тряпичными. Больших хлопот доставлял мешочек с чернильницей. Она ведь только называлась «непроливайка».
 Герке нравилось ходить в школу. Шёл он туда порой с разными чувствами, но всё-таки в конечном счёте с удовольствием. Выйдя из дома, вначале немного проходил по своей улице вдоль волнистого штакетника парка, потом поворачивал направо и шёл другой улицей, мимо всё того же парка. Здесь раньше стояли деревянные дома священнослужителей, и место называлось Попов порядок. Дома эти сгорели во время сильного пожара. С левой стороны на Герку смотрели развалины, а раньше здесь была красавица церковь. Рядом, в уцелевшем домике-складе, где раньше хранили пожертвования прихожан, расположилась пожарка. Со временем к дому приладили сруб - второй этаж, а на него - высокую деревянную вышку со смотровой площадкой. В развалинах церкви соорудили гаражи для пожарных машин и конюшни для лошадей. На месте входа в церковь стояли скособоченные ворота. Герка шёл вдоль парка и огибал выступ деревянной изгороди, где на каменном постаменте возвышался памятник вождю пролетариата Владимиру Ильичу Ленину (это Герка знал с раннего детства). Ленин указывал вытянутой рукой на восток, на восход солнца, на восход новой эры. Но Герке иногда казалось, особенно в тёплые весенние дни, когда так уже не хотелось идти в школу, что он указывает на речку, на её золотые пески.
 Дальше он проходил мимо деревянной трибуны. В праздничные дни, Первого мая и Седьмого ноября, сюда на площадь колоннами от различных организаций сходился народ. Играл духовой оркестр. С три-буны выступали. Громко говорили речи. Народ хлопал в ладоши, высоко поднимал флаги и транспаранты. Потом под музыку оркестра, а иногда железного громкоговорителя, «колокола», издававшего вместе с музыкой треск и шипение, люди расходились по организациям и домам и там продолжали празднование. Напротив трибуны, на другой стороне площади, находилось здание РДК - районного Дома культуры. С высоты птичьего полёта да и с пожарной вышки оно походило на букву Т. Раньше его называли - Народный дом. В нём проходили концерты, конференции, крупные собрания. Это, как говорили, был очаг культуры. В выходные по вечерам там были танцы. Дальше Герка шёл мимо Госбанка, который располагался в каменном доме рядом с парком. В этом доме когда-то жил поп. Отец говорил, что в подвале под домом хранили деньги. Но Герку интересовало другое: иногда из дверей выходил молодой мужчина в странной для этих мест шапке-кубанке, в кителе, брюках галифе и надраенных до зеркального блеска хромовых сапогах, но, самое главное, у него на поясе в кобуре - настоящий наган. Тут приходилось немного притормозить.
 А дальше Герка, конечно, смотрел налево, а там, там было кино, киношка. Да что там говорить - что это такое было в то время! В то время надо было жить... Вначале в этом старинном здании размещались торговые лавки, потом соляные склады, а уж потом - кинотеатр. Когда Герка не мог сам прочитать афишу, он кого-то спрашивал: «А сегодня детский фильм есть?» За десять копеек - полтора часа счастья! Десять копеек, два литра керосина. В керосиновой лампе за месяц не спалишь. Они, десять копеек, в то время на дороге не валялись.
 И вот справа - центр посёлка, центр района, а для Герки это был чуть ли не центр земли. Ему казалось, что всё вращается вокруг вот это-го красивого двухэтажного здания на углу. Могли же раньше эти богачи строить, и было на что. Здесь расположились райком КПСС и райисполком. Тут, если повезёт, и машины можно было увидеть, «Победу» или вездеход-«лягушку». А где ты больше их увидишь? Геркин отец с большим уважением и даже, как казалось сыну, с лёгкой боязнью говорил иногда о райкоме, а если ругал, то плотно закрывал двери. Мать говорила, в тюрьме сидел. Научили.
 В здание деловито входили и выходили люди, иногда довольно быстро. Герка бывал в этом здании с отцом, на первом этаже там находилась партбиблиотека. Строгую таинственность наводило оно на Герку. А напротив был Дом пионеров. Туда Герка ходил часто, даже ещё не будучи пионером. Там было интересно.
 С разными детскими мыслями, блуждавшими в его голове, он продолжал шествовать в школу. На его пути попадались ещё очень знакомые и интересные места. Вот, например, керосиновый ларёк - каменный подвал, в котором торговали керосином, без него ни одна семья в посёлке не могла обходиться. С утра здесь порой толпилась очередь. Рядом в каменном приземистом одноэтажном здании располагался нарсуд. Сюда, Герка видел, иногда милиция приводила людей. Как ему казалось, страшных преступников. А раньше это здание было двухэтажным, и в нём находилась аптека. В общем, здесь всегда «лечили» людей, но только по-разному.
 До Красной школы оставалось рукой подать. Герка переходил «гать», «большую дорогу», мощённую камнем, и шагал мимо старого, большого, красивого, двухэтажного купеческого дома. Порой глядел на крышу и на круглые окна чердака и соображал, где же это там во время какого-то «чапанного восстания» стояли пулемёты. Теперь здесь живут студенты. Общага техникума молочной промышленности, приехали со всей страны. А вон там, говорят, собор строили, до самых куполов по-чти уже возвели. А сейчас нет ничего, как корова языком слизнула. Только вон там - огромный деревянный чан для воды на случай пожара.
 Целых четыре года пришлось Герке топтать дорогу по этим местам, дорогу к знаниям. Было у него много друзей. Учился он легко и свободно. Но один предмет крепко засел в его душе. Это было чистописание. Вырванные листки из тетради, новые тетради, ошибки, кляксы от чернил, эти нажимы, перья, ручки. По сто раз переписанные слова и предложения. Пот и слёзы. Вот что такое было чистописание.
 А самое приятное - это были утренники, а на них, особенно, подарки. К утренникам готовились выступления. И тогда большой класс превращался в зал. Однажды среди сценок, стихов и вокала Герка услышал одну песню. Пели тогда без всякой музыки. Пел её какой-то смуглый мальчишка, года на два или три старше его, и как пел! Все невольно притихли.
«Мы друзья пернатых, мы твоих, твоих не тронем чибисят»... - звенел его голос в просторном классе. Когда он закончил петь, ему все так громко хлопали! Учителя одобрительно кивали головами. Многие из ребятишек, наверное, в этот момент завидовали певцу. Герка толкнул в бок сидевшего рядом друга и спросил:
 - Кто это? Тот ответил:
 - Женька.
 - Какой Женька?
 - Женька Чибис. Какой-какой, из детдома. Так его прозвали. Он часто эту песню поёт.
 Герка знал, что в посёлке есть детдом. Туда из многих мест свезли детей военной и послевоенной поры, оставшихся без родных и близких, порой вволю хлебнувших беспризорной жизни.
 При детдоме была своя школа, но некоторые ребята учились в Красной и в семилетке. Их было немного. Они были дружны, держались независимо. В обиду себя не давали. И зазря никого не обижали. Чего греха таить, ведь мимо детдома некоторые местные ребятишки побаивались ходить. Там могли поймать и накостылять или, позавидовав чему-то, отнять.
 - Слышь, а здорово поёт! - сказал Герка другу.
 - Ахга, нормально, - ответил тот. Но знакомство с Женькой Чибисом на этом не закончилось. Однажды отец пришёл домой на обед не один. Мать позвала Герку:
 - Иди, познакомься, отец тебе друга привёл. И когда Герка из передней комнаты вышел в заднюю, то увидел отца, а впереди него - мальчишку. Он сразу узнал его. Это был Женька.
 - Ну вот, - сказал отец, - знакомься, это Женя.
 - А я его знаю. Он в нашей школе учится, - сказал Герка.
 - Ну вот и хорошо. Мать, давай корми нас обедом. Женя, проходи, садись.
 С этого дня Женька стал приходить к Герке. Не сказать, чтобы очень часто, в общем, когда хотел, ведь в душе он был вольной птицей. Мать кормила их. Потом они играли. К удивлению всех, Женька был спокойным. И как бы им ни было весело в игре, всё равно где-то там, в самой глубине его тёмных глаз, таилась чуть заметная грусть. Когда Женька уходил, Геркина мать давала ему что-то с собой.
 - Возьми. Друзей там угостишь, - говорила она.
 Как-то она стала расспрашивать отца, как он познакомился с Женькой.
 - Да иду я как-то мимо детдома, смотрю: стоит мальчишка. И вдруг он ко мне: «Дяденька, дай денег на тетрадку». Ну, думаю, нет. Ты ведь, друг, пойдёшь и на базаре махорки купишь. Я ему говорю: «Пошли со мной». «А это ещё куда?» «На работу», - говорю, - «там я тебе и тетрадей, и ручку, и карандашей, и перьев, и стёрку дам». Ну вот, пошёл он со мной. Мы ему там всё собрали. Кто-то ещё сахару дал. Смотрим, он повеселел. «А хотите, я вам спою?» - говорит. «Ну что же, - говорим, - давай». И он запел. Да как запел, мурашки по коже. Женщины у нас не-которые даже прослезились. Вот так.
 - Я даже знаю, какую песню он пел, - перебил отца Герка. - Про чибиса.
 - Точно! А ты откуда знаешь?
 - Это его любимая песня. Он её и в школе поёт. Его за это Чибисом прозвали.
 - Прозвали. Ты вот учись тоже, - сказал отец.
 - А чо, и я спою, - сказал Герка.
 - Спою. Лемешев! - подтрунил отец.
 Герка засопел и ничего не ответил.
 - Ну вот, стал он к нам на работу приходить. Я думаю, дай с Геркой познакомлю. Да придёт, поест хоть домашнего. Надоели, чай, казённые харчи.
 - Ну и правильно, - сказала мать. - А он вправду, на какую-то птич-ку похож. А глаза всё время грустные.
 Герке здорово засели в голову слова отца. Он решил спросить учителя.
 - Анна Васильевна, а кто такой Лемешев?
 - Это, Гера, очень знаменитый певец. Его часто по радио передают. У вас есть радио? Ну вот и послушай.
 И теперь Герка стал внимательно следить за передачами. А когда оставался в доме один, то что есть мочи «помогал» певцу. Ему казалось, получается нормально. И вот Герка решился. Он подошёл к учителю:
 - Анна Васильевна, а можно я на утреннике спою?
 Учительница с некоторым удивлением посмотрела на Герку. На уроках пения она не замечала за ним особых музыкальных данных, ско-рее напротив. Однако она сказала:
 - Ну что же. А что ты будешь петь?
 - Не знаю. Может, военную какую.
 - Слушай, может, про пограничника? У меня вот тут где-то и слова были.
 - Давайте.
 В общем, Герке дали слова, напели мелодию, и он начал репетировать. Порой ему приходилось под каким-то предлогом выгонять всех из дома. Мать с отцом переглядывались: «Что это с ним?» Но вот настал день выступления. Всё шло по программе. Сценки, стихи, песни сменяли друг друга. Герка в бутафорском костюме петуха с косой на плече вначале участвовал в сценке. Надо было сказать пару слов и два раза кукарекнуть. Получилось нормально. Когда переодевался, учительница даже похвалила:
 - Молодец, хорошо. Посиди, отдохни, потом будешь петь.
 И вот объявили его. Герка вышел на середину класса. И вдруг - он один, один в центре класса, а вокруг десятки глаз, смотрящих на него. Герке стало страшно, как никогда. Какой-то невидимый зверь сдавил его горло. Герка раскрыл рот и, как казалось ему, начал петь, но его уши почти ничего не услышали. И вот уже кто-то из хулиганистых ребят, что постарше, начали кричать:
 - Герка, прибавь звук!
 - Слышь, иголку у патефона смени.
 Такого Герка, конечно, вынести не мог. Судорожно глотнув воз-дух, он кинулся из класса. Опомнился только во дворе школы, слёзы обиды невольно текли по щекам. Когда он немного успокоился, то услышал Женькин голос: «У дороги чибис, у дороги чибис, он кричит, волнуется чудак: «А скажите, чьи вы, а скажите, чьи вы, и зачем, зачем идёте вы сюда? Не кричи, пернатый, не тревожься зря ты...» И надо же, слушая его, Герка успокоился. Женька потом нашёл его.
 - Ну что ты, не получилось первый раз, другой раз получится. Давай вместе попробуем.
 - Нет. Я петь больше не буду, - твёрдо сказал Герка и добавил: - Пусть Лемешев поёт. Помолчав, попросил:
 - Знаешь чо? Вынеси мне одежду, я домой пойду.
 - Слушай, а подарки?
 - Потом получу. Вынеси.
 Вскоре Женька перешёл учиться в семилетку и стал реже заходить к Герке. Он подрос и повзрослел. Петь стал реже. А потом, окончив школу, куда-то исчез. Отец сказал:
 - Зашёл ко мне на работу, говорит, уезжаю, а куда - не сказал.
 - Бог с ним, - сказала мать. - Вольному воля.
 Звук маневрового паровоза на железнодорожных путях вернул Герку к реальности. Тот мужчина всё стоял на перроне. Герка сделал шаг вперёд и подошёл к нему.
 - Извини, друг. Тебя не Евгением зовут? Ты не в детдоме воспитывался?
 - Да, - коротко ответил тот.
 - Ты меня не узнаёшь?
 - Узнал. Ты Герка, - спокойно ответил он.
 - Ты куда-то едешь? - спросил Герка, подавив непонятное волнение.
 - Нет. Я здесь живу.
 - Кого-нибудь встречаешь? Я вот тоже старшего брата с семьёй.
 - А я прихожу сюда поезда встречать. Особенно мне нравится, когда с юга прибывают.
 - Мд-а-а, - промямлил Герка. - А работаешь где?
 - На заводе.
 - Семья?
 - Есть.
 - Квартира?
 - Да.
 - Поёшь?
 - Не-е-т. А ты?
 Герка почувствовал, как краска заливает его лицо.
 - Отец как? - спросил Женька и, выслушав ответ, сказал:
 - Жаль. Нормальный мужик был. А мать? Пироги пекла что надо. Дай Бог ей здоровья. Передай привет.
 И с грустью добавил:
 - Счастливый ты.
 - А ты в наших краях бываешь?
 - Нет. Ни разу не был. И что-то не тянет. Знаю - надо бы, а вот нет.
 И, помолчав, сказал:
 - Вот куда-то на юг махнул бы. Только куда?
 Как-то неожиданно быстро к перрону подкатил пригородный поезд, которого ждал Герка. На перрон выплеснуло много людей. Шум, крики, сумки, чемоданы, мешки, толкотня.
 - Ты извини, Евгений. Мне брата встречать надо.
 - Встречай.
 - Ты приезжай!
 - Не обещаю. Нет, наверно.
 И тут в окне остановившегося вагона Герка увидел брата. Через толпу стал пробираться к вагону. Обернулся, но Женьки больше уже не увидел.
 Когда вещи были уложены, все расселись по местам, Герка завёл свой «жигулёнок».
 - Ну, с богом.
 Отъехав от вокзала, брат вдруг спросил Герку:
 - Ты чо-то, брательник, невесел? Не рад, што брат приехал?
 - Да нет.
 И он рассказал о случившемся.
 - Ну и чо ты? Всё у него нормально, - подвёл итог брат. - Давай, рули лучше - не картошку везёшь.
 Когда приехали домой, Герка рассказал матери о встрече на железнодорожном вокзале. Она хоть и была стара, но всё же вспомнила:
 - Женька. Чибис. Детдомовский. Приходил к нам. Помню, - а потом прибавила: - Пресвятая Богородица! Видно, так и не отогрелась его душа-то.
 Так устроен этот мир, всё проходит. Прошло время, и Герка забыл об этой встрече.
 Однажды весна так поманила вначале, что в марте растаял снег и стало тепло. Прилетели с юга птицы.
 «Природа, - думал Герка, - она живёт и творит по своим, только ей известным законам, и нет ничего сильнее её».
 Но вдруг сильно похолодало. Пошёл снег. Прилетевшие птицы повернули на юг. В небе можно было видеть стаи уток и косяки гусей. Более мелкие птицы, обессилев, гибли. Герка как заядлый охотник и любитель природы выехал с охотоведами посмотреть, чем можно помочь гибнущей птице. В одном месте у дороги внимание Герки привлекла стайка птиц, у которых грудь, брюшко и бока головы были белые, голова, шея и зоб чёрные, с сине-зелёным блеском, спина оливково-зелёная, с пурпурным отблеском. Короткий клюв, на затылке - хохолок из нескольких перьев, короткий хвост чёрного цвета, тонкие ноги. Так близко он этой птицы раньше не видел и не знал её названия, к своему стыду. Птицы стояли, нахохлившись, покачиваясь от слабости, порой чуть не падая, и казались беспомощными.
 Герка первым выскочил из остановившейся машины. Он приблизился к одной из птиц и хотел взять её в руки, чтобы отнести в машину и отогреть. Но птица ожила, отбежала и перелетела на другое место. Он сделал новую попытку, и вновь неудача. Он пытался сделать это вновь и вновь. И вдруг услышал:
 - Иваныч, брось, не получится. Садись давай.
 Сев в машину, он спросил:
 - А что это за птица?
 - Это чибис, - услышал он ответ. - Живёт у болот и на сырых лугах.
 - Чибис, говорите?! - воскликнул Герка и повернулся, чтобы вновь посмотреть на птиц.
 - А что тебя так удивило?
 И Герка, не слыша вопроса, пробормотал:
 - Так и не дал себя согреть.
 - Да чего ты там говоришь?
 И тогда Герка рассказал ту давнюю историю.