Тютчев. Чаша Бессмертия

Православные церковные службы называют иногда «поющим богословием». Самые глубокие, самые сокровенные, самые сложные идеи нашей веры Церковь предпочитает подавать в виде прекрасных песнопений. Это очень удивляет западных богословов, которые не умеют говорить о Боге иначе, как на проповеди да со страниц многотомных теологических трудов.

Но не это ли «поющее богословие» и привлекло в своё время древних русичей, выбирающих себе истинную веру? Дело в том, что русская мысль вообще стремится выразиться прежде всего в песне, в стихах, в художественном тексте. Философские трактаты, вроде тех, что писали немецкие мыслители, или морализаторские эссе, как у французов — Монтеня, Ларошфуко, Лабрюйера, — это не наш путь, нам он чужд. Русская мысль всегда изливается песней.

Задумайтесь: сколько мудрости скрыто в стихах Пушкина и Баратынского, Лермонтова и Блока, Николая Заболоцкого и Арсения Тарковского! Иной стих этих авторов — если переложить его на язык классической философии — способен стать целым трактатом! И даже такие наши поэты, которых мы не привыкли считать «философами», — Фет, например, или — особенно! — Есенин, скрыли в своих стихах столько высокой мудрости, что её не освоить целиком и сотне дипломированных любомудров.

И вот — Фёдор Иванович Тютчев. Тут не надо ничего доказывать, с XIX века известно: Тютчев — это поэт-философ. Вот для примера несколько выдержек из его стихов:

— Как океан объемлет шар земной,
земная жизнь кругом объята снами;
настанет ночь — и звучными волнами
стихия бьёт о берег свой…

— Как дымный столп светлеет в вышине!
Как тень внизу скользит неуловима!..
«Вот наша жизнь, — промолвила ты мне, —
не светлый дым, блестящий при луне,
а эта тень, бегущая от дыма…»

— Чему бы жизнь нас ни учила,
но сердце верит в чудеса:
есть нескудеющая сила,
есть и нетленная краса.
И увядание земное
цветов не тронет неземных,
и от полуденного зноя
роса не высохнет на них.
И эта вера не обманет
того, кто ею лишь живёт:
не всё, что здесь цвело, увянет,
не всё, что было здесь, пройдёт!

— О вещая душа моя!
О сердце, полное тревоги, —
о, как ты бьёшься на пороге
как бы двойного бытия!..
Так, ты жилица двух миров,
твой день — болезненный и страстный,
твой сон — пророчески-неясный,
как откровение духо;в…
Пускай страдальческую грудь
волнуют страсти роковые —
душа готова, как Мария,
к ногам Христа навек прильнуть.

Я сейчас с большим трудом удерживаюсь от того, чтобы или продолжить этот ряд волшебных строк, или начать их пояснять, давать своё понимание тютчевских мыслей… Нет, не в этот раз.

Я только хочу обратить ваше внимание вот на что: до какой степени глубина раздумий Тютчева соответствует небесной красоте его стиха. Казалось бы: зачем философской идее красивая словесная форма? Вот немецкие философы прекрасно без этого обходились: писали свои трактаты языком тяжким и тёмным — и ничего! Как говорится: кому надо, тот и так прочтёт.

А Тютчев трактаты не писал, Тютчев писал несравненной красоты стихи, и красота эта не мешала видеть их глубину.

Да нет, не просто «не мешала»! Она, во-первых, помогала: именно требования высокой поэзии заставляли мысль становиться хрустально-ясной, чёткой, афористичной, воспринимаемой сразу и остающейся в памяти. Но она и не только помогала, она даже делала глубину более глубокой, а мудрость — более мудрой!

Есть такое свойство у высокой поэзии: поднимать земное до небесных высот. Поэзия полна особого, Божественного духа, она — вещь не от мира сего, и всё, к чему она прикасается, — всё начинает мерцать отблесками неземного света. И мысль философа, пропетая настоящим поэтом, вдруг наполняется новыми смыслами, да такими, которые в земном человеческом уме и не смогут родиться. Я думаю, святые отцы, создававшие наше «поющее богословие», именно этим и руководствовались: чтобы хоть отчасти понять Бога, о Нём нельзя говорить, о Нём можно только петь.

Тютчев — это наша, русская «поющая философия», философия, наполненная небесными смыслами.

И ещё одну вещь хотел бы я сказать о Тютчеве. Он ведь был не только философом, но и историософом, мыслителем, постигающим ход человеческой истории, движение во времени народов и государств. И, конечно, главным предметом его историософских раздумий была Россия — её роль в мире, её будущее. И каким же виделось Тютчеву будущее России?

Только в союзе со всеми славянскими народами, только в роли объединителя и вдохновителя всемирного славянства. У него есть очень много стихов на эту тему. Вот что он написал перед Русско-турецкой войной императору Николаю I:

— …И своды древние Софии,
в возобновленной Византии,
вновь осенят Христов алтарь.
Пади пред ним, о Царь России, —
и встань — как всеславянский царь!

Вот что он писал чешскому патриоту, стороннику всеславянского единства Вацлаву Ганке:

— О, какими вдруг лучами
озарились все края!
Обличилась перед нами
вся Славянская земля!
Горы, степи и поморья
день чудесный осиял,
от Невы до Черногорья,
от Карпатов за Урал.
Рассветает над Варшавой,
Киев очи отворил,
и с Москвой золотоглавой
Вышеград заговорил!
И наречий братских звуки
вновь понятны стали нам, —
наяву увидят внуки
то, что снилося отцам!

И ещё он писал такое:

— Тогда лишь в полном торжестве
в славянской мировой громаде
строй вожделенный водворится,
как с Русью Польша помирится, —
а помирятся ж эти две
не в Петербурге, не в Москве,
а вКиеве и в Цареграде.

Видите, как точно он разглядел узел будущего конфликта: на пути воссоединения славянства — тогда, при Тютчеве, как и теперь, стояли и стоят надменный национальный эгоизм Варашавы и безголовая, дикарская «самостийность» Киева. Тогда, при Николае I, певцом «украинства» стал скандальный, вечно на что-то обиженный Шевченко: это он внушал Малороссии, что ни к чему ей ни империя, ни всеславянство, был бы у неё только личный «садок вишневий коло хати», и ради этого «садочка» можно лить невозбранно братскую кровь. Шевченко и ему подобные всадили нож в спину великого славянского единства.

Но мы-то говорим не о Шевченко, а о Тютчеве. И если уж, вслед за Пушкиным, мы признаём в каждом большом русском поэте пророческий дар, то примите такое пророчество Фёдора Ивановича:

— Семь внутренних морей и семь великих рек…
От Нила до Невы, от Эльбы до Китая,
от Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная…
Вот Царство Русское… и не прейдет вовек,
как то провидел Дух и Даниил предрек.