Старые люди. Глава 12

В середине сентября из Петербурга возвратился Пётр Иванович Дураков, которого «старые люди» посылали с депешей к генералу Жигалину. По его довольному лицу было нетрудно прочитать, что поручение он исполнил с честью и готов был подробно рассказать о своём путешествии в столицу.

– Ну, дядяка, доложу я тебе, в столице жизнь кипит не то, что на форфосе, – весело начал рассказывать Пётр. – Синематограф, театры, рестораны и кабарэ на кажном шагу, только денежку выкладывай…

– Ништо мы не знаем, как в столице люди живут, – перебил Евтихий. – Ты по нашему делу рассказывай!

– Жигалин заверил, что не успею до форфоса добраться, как Высочайший приказ последует, – ответил Пётр. –  Как ты сказал, дядяка, я в переговоры не совался, обо всём Леонид Иваныч договаривался. Одно скажу, чинам из Министерства Двора наша икорка понравилась, но маловато показалось, с багренья просили ещё прислать…

– Надо же, какие обжорцы столичные чиновники, – изумился Евтихий. – Раньше то бочонка икры всем доставало, а теперь маловато стало. Ладно, сладят дело с аудиенцией, отправим с багренья ещё бочонок. Заодно уж, и Жигалину, Леонид Иванычу, его заслуженный презент пошлём…

Днём ранее, официальная газета Военного Ведомства «Русский инвалид» опубликовала Именной Высочайший указ Правительствующему Сенату: «Сентября 12 – го, Военного Губернатора Уральской области, командующего в оной войсками и наказного атамана Уральского казачьего войска, числящегося по сему войску и по генеральному штабу, генерал – лейтенанта Родзянко – Всемилостивейшее увольняем, согласно прошению, по болезни, от службы, с производством в генералы – от – кавалерии»   

– Ну, а ещё какие хорошие новости привёз? – перевёл разговор на другие темы Евтихий.

– Из хороших новостей: скоро новая десятирублёвка будет! – громко протараторил Пётр. – Ещё, придумали новую сыворотку от холеры. Со всей Европы съехались профессора в Петербург, говорят, испытания будут проводиться в тамошней больнице.

– Ништо и до столицы эта зараза докатилась? – робко спросил Вениамин.

– Холера во всей Расее, – ответил Пётр. – По всем станциям отхожие места известью засыпаны! К Петербургу холера подбиралась долго, но стоило в Обуховской больнице на Фонтанке умереть первому холерному больному, как счёт смертям был скоро потерян.

По официальным сведениям, только за одни сутки холера в столице могла унести почти сотню жизней: « С 12 час. 15 сентября по 12 час. 16 сентября вновь в Петербурге заболело холерой 222, умерло 98, выздоровело 137, оставалось в больницах 1833, на 13 человек меньше, чем было накануне».

– Ну, а что в Уральске нового? – спросил Евтихий. – Что люди болтают?

– Ништо не слыхал? – изумился Пётр. – В верховых посёлках иногородцы куда – то делись. Куда, – одному Богу известно. Раньше, говорят, их было, чуть ли не в кажным дворе, а ныне, раз – два и обчёлся. Бывало, приезжие чернорабочие работали до глубокой осени, а теперь их почему – то, везде, «тю – тю».  В некоторых посёлках и хуторах даже пахарей нет, пришлось самим казакам сделаться пахарями.

– Нашим Горынычам никак не угодишь, – посетовал Евтихий. – То им иногородние поперёк горла встают, то плачут, что землю пахать некому.

– Тут, ещё киргизы базар просом завалили, – продолжал Пётр. – Везут возами из Кара – абинской волости. По слухам, у них и пшеница хорошая уродилась. Атаман Мартынов намеревается в наш отдел киргизскую муку завозить. Говорит, гораздо дешевле, чем в верховых посёлках предлагают.

– Низовские казаки тоже всё больше глядят в сторону хлебопашества, – проговорил Евтихий. – Луга ещё не все на паи поделили, а уже на дележку пашни замахнулись. Ништо нам невдомёк, что все беды от убыли рыбы в Урале. Кабы было рыбы, как встарь, то редкий бы казак занялся пашней.

В сентябре 1908 года войсковая газета напечатала следующее объявление:
«Жители Бударинской станицы, приговором своим на 29 августа сего года возбудили вопрос о том, чтобы всю пахотную землю, как – то залежи и комли, распахивать дележом с 10 августа; участие в дележе пахотной земли должны иметь все лица войскового сословия; разделенной землёй хозяин должен пользоваться круглый год, а если земля эта не будет распахана хозяином, то он на таковой земле должен воспользоваться травой, произрастающей на ней.
В виду того, что вопрос этот подлежит обсуждению очередного съезда выборных в 1909 году, Войсковое Хозяйственное Правление предложило атаманам станиц ознакомить с ним станичные сходы и копии приговоров по этому вопросу представить в Правление не позже 10 января будущего 1909 года».

Те же бударинцы возбудили вопрос о том, чтобы сенокосилки, извлекающие пользу в войсковых угодьях, приравнять к неводу, производящему рыболовство в реке Урале, то есть на каждой сенокосилке быть три пайщика и сам хозяин четвёртый, все из лиц войскового сословия.
По этому вопросу сделано такое же распоряжение ВХП, как по распашке земли.

– Так, в убыли рыбы надо астраханских, да наших гурьевских, «стрелков» винить, – высказал мнение Пётр. – Давно пора заслон поставить тайному рыболовству, а тут вопрос с морским коридором никак не решается.

– Ништо одни «стрелки» виновны? – задался вопросом Евтихий. – Сами же и виноваты? Из моря берём, а в него ничего не возвращаем. Ведь, наши то предки на севрюжной плавне не ловили толстую красную рыбу, а случайно пойманного осетра пускали обратно в Урал. Этот местный закон забылся, и мы вылавливаем всю рыбу, идущую бить икру или для оплодотворения, и таким образом в море ничего не возвращаем. В результате получается оскудение рыбных богатств в море, что замечается повсюду.

– Ну, а здесь, что нового в моё отсутствие произошло? – в свою очередь, спросил Пётр. – В городе болтают, что плавню отодвинули из – за холеры?

– Холера, лишь, стала поводом для отсрочки плавни, – ответил Евтихий. – Рыботорговцам ранние сроки не выгодны. Скупщики рыбы только в конце сентября начнут в Уральск съезжаться. У купцов свои правила, вот и приходится подстраиваться под них, чтобы рыбу не отдавать задаром.

– Тут, мне по секрету сказали, – почти шёпотом проговорил Пётр, – что в интересах плавщиков, а также мелких торговцев, занимающихся на плавне покупкой рыбы и перепродажей её крупным скупщикам, Уральская рыбопромышленная контора, во время плавни, атаману плавенного рыболовства на каждый рубеж будет посылать по походному телеграфу сведения о ценах на рыбу на Уральском базаре.

– Поживём – увидим, – проворчал Евтихий. – Как бы те скупщики рыбу мимо Уральского базара не стали провозить. Ведь, нашего уральца все кому не лень норовят обдурить. Ну – ка, Веня, прочти Петру заметку из Лбищенска от Голяховского.

– Сей момент, – проговорил Вениамин и кинулся искать на этажерке в стопке войсковых газет нужный номер. – Ага, вот! Во время плавенного и багренного рыболовства приезжие рыбопромышленники продают местным казакам «секретный состав», который якобы предохраняет зернистую икру от порчи на долгое время и позволяет сохранить её в малосольном виде до полтора года.

– Слыхал о чудо – порошке, – перебил Вениамина, всезнающий Пётр. – В прошлую плавню покупал в Калмыкове два фунта, солить свою икру.

– Не перебивай, Пётр! – прикрикнул на племянника Евтихий. – Читай – ка дальше, Веня.

– Я (то есть Голяховский) произвёл химический анализ этого вещества, – продолжил чтение Вениамин, – причем установил, что оно состоит из одной лишь поваренной соли. Сделав предположение на примеси к соли какого – либо другого начала, физически сходного, я (т. е Голяховский) перебрал по фармакопее все препараты, приближающиеся по своим физическим свойствам к простой соли, и пробы дали химически отрицательный результат. Но так как рыбопромышленники продают свой «состав» казакам за 2 р. 50 к. фунт, фунт же соли стоит 1 коп., то в данном случае имеет место факт мошенничества; о чём и считаю полезным довести до сведения казаков. А. И. Голяховский.

– Ну, де – ла – а! – изумился Пётр. – Это, что же получается, меня на 4 руб. 98 коп. надул тот саратовский рыботорговец? Вот, шельмец! Ведь, клялся и божился, что из самой заграницы его чудо – порошок.

К сожалению, на исконных землях Уральского казачьего войска добычей мошенников и, даже, разбойников и убийц становились не только лица войскового сословия, но и всякие доверчивые люди других сословий и званий. Так, в газете «Уральские войсковые ведомости» была помещена большая заметка неизвестного автора из Сламихина, сообщавшая о следующем событии:

«15 – го сентября, в 1 час дня, в Сламихинскую амбулаторию пришёл крестьянин Самарской губернии Василий Рябчиков и просил оказать ему медицинскую помощь. При осмотре оказалось, что каким – то тупым орудием ему нанесли удар в правый висок. На вопрос, что с ним случилось, он объяснил следующее: 14 – го сентября, в день открытия ярмарки в Сламихине, он с товарищем, крестьянином из Новоузенска, ходил по базару, подыскивая купить верблюдов. К ним подъехал на сивой лошади, запряженной в фургон, какой – то человек и предложил им купить у него верблюдов, которые пасутся верстах в двух от ярмарки. Рябчиков стал советоваться с товарищем. В это время к продавцу верблюдов подошли ещё двое, как – бы покупатели, и спросили его: ну, а что – же – будешь продавать своих верблюдов? Тот ответил им то – же, что и Рябчикову. Они стали садиться в фургон. Рябчиков, слыша их разговор, решил тоже с товарищем ехать и тоже сели в фургон. Сели так: назвавшийся хозяином сел впереди править, потом Рябчиков с товарищем и позади сели двое других и поехали по столбовой дороге. Когда отъехали версты две, рассказывает Рябчиков, меня вдруг сзади ударили чем – то по голове и я впал в обморок. Очнулся я сегодня утром, гляжу – на мне нет сапог, на товарище, который лежит рядом, тоже самое. Я надел сапоги, пошарил – денег 500 руб., которые были при мне, не оказалось. Я подошёл к товарищу, он лежит мёртвый; на голове видны раны и масса крови. Тогда я вышел на столбовую дорогу (а лежали мы в канаве), к Узеню, с 1/4 версты от дороги, и отправился в Сламихин.
По слухам, убийцы были и на ярмарках, предшествующих Сламихинской, и даже некоторые купцы заприметили их.
К розыску преступников приняты самые решительные меры местной администрацией.
                NN.
По приёмам убийц можно заключить, что это члены той же шайки, часть которой захвачена после убийства на Калмыковской ярмарке и которую можно подозревать в убийстве, совершенном на ярмарке в Иртеке».

Весной на Калмыковской ярмарке, жертвой убийц стал доверчивый казак Чернояров, Чаганской станицы Колесовского посёлка. Того, правда, сначала отравили, а потом ограбили. Хотя, хрен редьки не слаще…

Наконец, в пятницу, 19 – го сентября, из Уральска на плавню выступил для сопровождения плавенного войска сформированный санитарный обоз, на обязанности которого лежит принятие мер в случае появления холеры среди плавщиков. В санитарный обоз вошли: аптечные двуколки, парные повозки, походные кубы и кухня; вместе с обозом выехали несколько фельдшеров и санитаров.

Надо заметить, что санитарный обоз выступил удачно, так как состояние погоды резко изменилось: в субботу прошёл первый осенний порядочный дождичек, хорошо прибивший барханы пыли, которая до дождя, благодаря дувшим сильным ветрам, носилась целыми тучами. Во вторник, 23 сентября, дождь начал идти с вечера и шёл почти всю ночь вплоть до утра, после чего на улицах города образовались лужи воды и порядочная грязь.
Как раз в эти дни, в Уральск приехали крупные рыботорговцы из соседних губерний, для закупки рыбы на плавенном рыболовстве. В тоже время, многие из плавщиков, даже не тронулись из Уральска, говоря, что они ещё успеют, так как начнут рыболовство с Кулагина.

В субботу, 20 сентября, тарантас, управляемый казаком Фокиным, въехал в посёлок Соколиный. Иван Алексеевич, как опытный извозчик, направил его по кратчайшему пути, где улицей, а где закоулками, прямиком к дому Евтихия Харитоновича Дуракова. С улицы было видно, как на переднем дворе, у печи, хлопотала его племянница Акулина. Завидев приехавшего Карпова, она поспешно вытерла о запон испачканные мукою руки и резво направилась навстречу гостю.

– Батюшки, Ахилл Вонифатич, приехал! – вскрикнула казачка и ринулась с распростёртыми объятиями в сторону есаула Карпова. – Давай – ка, я тебе поцелую по нашему обычаю. Ништо на плавню пожаловал, али по делам?

– Доброго здоровья, Акулина! – поздоровался Карпов. – И по делам, и на плавню посмотреть.

– Умывайся с дороги, да проходи к столу, тведать горячие аладышки с каймаком, – проговорила Акулина и пошла обратно к летней печке.

– Непременно приду, Акулина, – пообещал Карпов. – Только сначала с Евтихием Харитоновичем повидаюсь.

Карпов нашёл Евтихия в «крестовой» комнате, где старик вместе со своим помощником рассматривали ветхие свитки, сидя на лавке в переднем углу, под чудотворными старинными иконами. Занятие это так увлекло их, что они не заметили вошедшего в комнату Карпова.

– Вот, с этого свитка копию надо бы сделать, – проговорил Евтихий. – Да, нашему историку Карпову отослать для будущей книги.

– Сделаю в лучшем виде и непременно отошлю почтой, – заверил старика Вениамин.

– Не нужно отсылать, сам заберу, – неожиданно вмешался в разговор Карпов. – Доброго здоровья, господа станичники!

– Ты гляди, на ловца и зверь бежит! – обрадовался Евтихий. – Здорово, Ахилл Бонифатьевич! Веня, неси графинчик с рюмками! Гость дорогой в доме!

Выпив по рюмочке анисовой водки, Евтихий Дураков сначала завёл с Карповым непринуждённый разговор на житейские темы, а затем спросил Ахилла Бонифатьевича, как продвигается работа по истории войска.

– Прежде чем заняться разрешением вопроса, кто были первые яицкие казаки, – сказал Карпов, – необходимо выяснить приблизительно время, когда они впервые появились на Яике.

– Ништо мы не говорили тебе, что предки наши пришли на Яик во времена царствования Ивана Грозного, – ответил Евтихий. – Более точно, об этом никто не помнит. После взятия Казани и Астрахани, волжские казаки часто хаживали на Яик, а осели здесь, совсем, уже после сибирского похода. Тот же Левшин, много чего хорошего написал о нашем войске, но неправильно думал, что уралиски казаки происходят от донских. Донцы сами по себе, а наши, яицкие, отдельно от них стоят. Были в войске, в разные годы, донцы и терские и другие казаки, но их сюда по службе посылал Царь – батюшка. Вот, нашли с Вениамином старый свиток, где сказано, что первых казаков на Яике было только 600 человек. Сделай точный список с него, глядишь пригодится для твоей книги.

– Непременно, пригодится! – оживился Карпов. – Надо заметить, что Левшин первым поставил под сомнение предание об атамане Гугне и его жене Гугнихе, записанное Рычковым со слов атамана Меркурьева.

– Наши атаманы – молодцы много чего болтали в своих челобитных, – сказал Евтихий. – Бумага, говорили, всё стерпит. Вот, и писали про всё, что было и чего не было. Ты умный человек, Ахилл Бонифатьевич, ништо сам не разберёшься, где правда, а где ложь, да обо всём напиши в своей книге. Мы же даём тебе полную волю в написании истории войска. Пиши без всякой оглядки на нас, согласуя, лишь, с преданиями Асафа Железнова, которые ему наши прародители поведали.

– Тут, ещё Наталья Прохоровна Хорошхина предложила выкупить у неё бумаги покойного мужа, – проговорил Карпов. – Генеральша задумала открыть частную женскую гимназию, а в средствах испытывает стеснение.

– Слыхали, что покойный Иван Павлович обнаружил в столичном архиве ранний список яицких казаков, – подхватил разговор Евтихий, – но без указания фамилий. Говорил, что встречаются только редкие прозвища, да названия мест, откуда прибыли на Яик казаки. Так, что смотри сам, Ахилл Бонифатьевич, если ценный документ, то выкупай смело. И другие бумаги тоже…   

Накануне, 23 сентября, поступило сообщение из Яманхалинской станицы, которому обрадовались все плавщики:

«Холеры не слыхать. В посёлке у нас был только один случай: умерла киргизка, тем и кончилось. Погода стоит довольно холодная и пасмурная».

Слава Богу, что эпидемия холеры, унёсшая столько жизней за короткое время, почти прекратилась. Известно, что за время эпидемии с 14 – 15 августа по 12 сентября в Гурьеве и ближайших окрестностях заболело 435 и умерло 253; это по официальным данным, но, по слухам, умерло более 500 человек. Сколько же заболело на самом деле, неизвестно. Да, и период эпидемии был гораздо шире, вероятно, начавшись ещё в конце июля.

На уральном яру Карпов и Вениамин стояли рядом. Старик Евтихий отдал им свои бударки, ярыги и отпустил помощника на три рубежа с плавенным войском вниз по Уралу. Знал Евтихий, что истосковалась душа Вениамина по рыболовству, вот и решил уважить молодого казака: пусть потешится и вспомнит своё молодечество, да родительские уроки, преподанные ему в юности. Заодно, и гостю покажет, что такое осенняя плавня воочию. Надо и есаулу Карпову узнать, как пахнет свежевыловленная уральная рыба, да какова ей цена. Нелёгок труд плавщика, а уж работа весельщика, тем паче. На Амуре, у Карпова уже был опыт управления ботником – лёгкой узкой лодкой, выдолбленной из ствола одного дерева, чем – то напоминавшую уральскую будару. Поэтому, когда Вениамин предложил есаулу Карпову поучаствовать в плавне, в одной связке с ним, весельщиком, то последний не раздумывая, согласился.

Вениамин невольно повернул голову в сторону разодетой толпы зрителей, собравшихся поодаль, на крутом яру. В первом ряду он разглядел Веселова и юную девушку, рядом с ним. Прохора Павловича назначили подменным фельдшером в санитарный обоз, и ему надлежало следовать до Кулагина, где его должен был сменить классный фельдшер из Гурьевской больницы. Девушка, вероятно, была его дочь Анна, которая не выказывала никакого внимания, на смотревшего в её сторону, Вениамина. Напротив, стоявшая около Анны молодая барышня, на голову повыше её, лишь встретившись взглядом с молодым плавщиком, помахала ему белым шелковым платком. Сердце Вениамина пронзило будто стрелою, бросив в жар. Он почуял, как его лоб покрывается испариной, а щёки покраснели от смущения и стыда.

– Надо же, – подумал Вениамин, – неизвестная барышня, а машет мне, как старому знакомцу. Надо будет на первой же дневке разузнать у Веселова, что за особа стояла рядом с его дочерью на берегу. Уж не любовь ли это, о которой пишут в книгах. Странное чувство, но у меня будто бы выросли крылья, и хочется взмыть на них в небо орлом, перед этой барышней...    

И вот, в назначенный час, по сигналу плавенного атамана Баннова, на яру ударила старинная пушка и толпа из тысячи казаков, в бударах, бросились в холодные воды Урала, и начался «жар» – разгарный этап плавни, когда масса «связок» выводилась на узкую полоску стремнины, и неслась во всю прыть к ятови, чтобы начать главное рыболовство осени. Там, на окраине ятови ярыга (плавенная сеть), отработанным движением рук Вениамина, опустилась в воду. Первый заброс оказался неудачным, как и второй тоже. Лишь, в третий заброс ярыги Вениамину удалось выловить из Урала двух чехоней.

– Матри, ваш бродь, каку саблю пумали! – крикнул Вениамин, показывая Карпову серебристую длинную чехонь. – Чехня, ну чем не рыба? Пстрели – те, заразой!

После чехоней Вениамину стал попадаться судак, не очень крупный, но вполне сносный для продажи. Другие пары плавщиков оказались более удачливыми. Рыбачившие рядом со «связкой» Вениамина, два казака из Лебедка умудрились поймать икряную белугу, произведшую настоящий фурор на первом рубеже плавни. Из трёх пойманных белуг, только одна оказалась с икрой. Сухая статистическая сводка сообщала с первого рубежа плавни:

«Поймано красной рыбы: икряных – белуг 1, осетров 51, севрюг 8; яловых – белуг 2, осетров 88, севрюг 5; чёрной рыбы: судака 31000 штук (вес 5 пуд. в сотне). Сделано икры 20 пудов. Цена красной рыбы: осётр яловый 7 руб., белуга 4 руб. 50 коп. за пуд, судак крупный и мелкий 12 руб. сотня. Связок 1200».

Во время первой дневки, Вениамин отыскал в санитарном обозе Веселова и, недолго думая, спросил классного фельдшера о приглянувшейся ему, на крутом уральском яру, молодой девице.

– Прохор Палыч, как на духу скажи, что за девица стояла рядом с вашей Анной на берегу? – спросил Вениамин. – Очень знакомые черты лица, а убей, не помню кто. Ништо сродственница ваша, будет?

– Да нет, не сродственница, – ухмыляясь, ответил фельдшер. – Скорей, твоя знакомая, Вениамин. Напросилась с дочкой ехать, сказала, что давно хотела на тебя посмотреть. Брат её с тобой учился в реальном училище. Он сейчас писарем служит в войсковом штабе.

– Ба – а! – воскликнул Вениамин. – Так это была Вера Чалусова! Как же я её сразу не признал, ведь, с братом её Васькой дни напролёт просиживали за домашними уроками, и она, непременно, около нас крутилась. Матри – ка, какой взрослой барышней стала. Поди, годков двадцать уже ей, сейчас?

– Не иначе, – сказал Веселов. – Она всю дорогу дочери про тебя болтала, а на берегу глаз с тебя не сводила. Несомненно, любовь к тебе питает. Да, и тебе погляжу, показалась девица? Вот, куда сватов надо засылать, Веня. Не упусти синицу из рук, пока журавль в небе…

Фельдшер Веселов был прав, Вера Чалусова давно питала чувства любви к Вениамину Алаторцеву. Это была её первая и единственная любовь, пришедшая к ней внезапно и захватившая её целиком, ещё в подростковом возрасте. Первая любовь не только изменила взгляды Веры на жизнь, но и сам смысл существования юной гимназистки, которая поклялась быть верной и дождаться своего суженому. И вот радужные мечты, уже повзрослевшей девицы, похоже, стали сбываться.

Вениамин же, почувствовал любовь по - своему. К нему она ворвалась стремительным вихрем, подарив крылья и неземное блаженство. Молодой казак радовался от того, что любимая девица захотела увидеть его на "ударе". Из глубины нутра душа его кричала: "Любовь прекрасна и ради неё стоит жить!!!"   

Вернувшись на свой стан, Вениамин позвал есаула Карпова прогуляться к «знямке» – флагу, привязанному к телеге продавца водки, выпить с ним по рюмочке – другой за улов и начало плавенного рыболовства.

– У нас с ребятами уже щерба поспела, – ответил Карпов. – Лебяжинские казаки принеси четверть с икряной белуги, да, с меня простава за первую плавню. Так, что никуда ходить не надо, выпьем и закусим у костра.

Расположившись кружком казачья ватага принялась за обед. Щерба была разлита по кружкам, а из котла выбиралась ложками разваренная рыба. И вся эта пища поглощалось под добрый глоток водки из глиняной чашки, кочующей по кругу. Вениамин, с каждым новым глотком горячительного напитка, предавался воспоминаниям из былого далёкого детства и юности. Вера Чалусова! Как же он мог позабыть эту чудную девочку, которая любила строить смешные рожицы ему, безусому мальчишке – «форфосне». За приятными воспоминаниями Вениамин, незаметно для себя, погрузился в глубокий сон. Есаул Карпов накрыл его непромокаемым плащом – макинтошем, а сам отправился по становищу плавщиков собирать новые уральские слова и выражения для своего будущего словаря.