СВВ. 47. Нежелательный визитер

Около четырех утра Илья, грязный, исцарапанный, без очков и в одном ботинке (да-да, с недостающим пальцем ноги, я не забыл) стоял в прихожей, пытаясь объяснить Вареньке совокупно все перечисленное. Хуже всего пришлось придумывать на счет пальца, потому что история с маньяком под Патриаршим мостом с последующим чудесным перемещением на Пречистенку потребовала бы развить сюжет – но в другом совершенно месте, где непременно бы выплыло кое-что, чего он не хотел объяснять. Илья был убежден, что ему не место в психушке (хотя все меньше и меньше).

Отмытый и перевязанный молчаливой супругой, он устроился, насупившись, на кровати, более всего боясь заснуть, потому что чувствовал, что реальность стала какой-то уж совсем ненадежной, мягкой и дырявой как кусок сыра. Но тело взяло свое и к шести утра он мертвецки спал, ощущая себя летящим кувырком в бездну. Вокруг кружила мучная пыль, забиваясь в глаза и рот, в облаках которой всплывали неизвестные ему символы. Аппетитно пахло свежей выпечкой.

«Зовите меня Алисой!» – приветствовал он группу граждан, с любопытством рассматривавших его, когда он пролетал мимо них. Блеснули вспышки щекастых «никонов», послышался непонятный говор.

– Дэва о-карада-о таисэцу-ни[1]! – крикнул ему вслед толстяк с узкими как ребро монеты глазами.

– А, етит твою! Интуристы! Фак ю, япона-мать! – прокричал Илья, отплевываясь кусочками теста.

Граждане исчезли из виду.

Наконец впереди показалось дно, что радовало и пугало одновременно. Никакого спасительного стога под ним не было – только серые плиты, твердые и неприветливые на вид. Илья открыл рот, чтобы закричать.

Мистерию прервал звон будильника.

– Ну, ты как? – спросил женский голос – откуда, Илья не понял. С пространством вообще творилось что-то неладное.

– Нормуль, – неожиданно бодро ответил он и перевернулся на другой бок. Простыня под ним была мокрой, хоть выжимай.

– Как нога? Чай пойдешь пить? Или принести?

Илья отдался женскому милосердию и напился чаю в постели.

– Болит?

«Еще как», – сказал про себя Илья и отрицательно замотал головой. Варя сдернула с него одеяло. Бинт пропитался кровью.

– Нужно срочно к доктору, а то воспалится. Как тебя угораздило-то вообще?! Рассказывай. Ей богу, голову скоро потеряешь.

– Голову пусть – умнее буду. Лишь бы не другое, – хмыкнул он, слезая с кровати на пол.

– Да иди ты… Дурак, – отмахнулась Варенька и вышла, не забрав чашку.

***

Теперь Илья сидел на балкончике, стараясь не обращать внимания на кухонный шум. Быстровы затеяли званый ужин, оккупировали все чашки, ножи и примусы, пытались даже его увести в рабство, заставив чистить картофель, но Илья, ссылаясь на боевое ранение, сбежал от них, театрально подволакивая ногу.

Не было отбоя от желавших индивидуально и скопом посмотреть на его увечье. На фоне быстровского глаза, травмированного при починке титана в ванной, потеря пальца при загадочных обстоятельствах было событием в высшей степени интригующим, сделав Илью на час героем и жертвой навязчивой популярности.

Утром, по настоянию супруги, они смотались вместе в травмпункт, вызвав удивление фельдшерицы: культя сформировалась и почти заросла, чего по хирургическим канонам не могло быть. В графу «диагноз» поставили: «Травматическая ампутация мизинца правой стопы (застарелая)», на чем страдальца отпустили домой, на всякий случай прописав йод и разрешив в лечебных целях испить водки – но не более полулитра, с закуской, малыми дозами в течение дня.

– На тебе прям как на коту зарастает! – похвалил Илью Николай Быстров и удалился нарезать сало. Калям проводил его алчным взглядом.

Илья остался один. Глядя на пустой двор, он пытался сложить очередную головоломку. На душе его было неспокойно.

Митинг в музее. Кабак. Драка. Кошмарный монгол с щипцами. Асфальт Пречистенки, на котором он оказался, не помня, как, лежа на животе перед булочной. Мучительный путь домой. Досада на потерянный туфель, совсем новый (стоило подумать о нем, задергался и заныл фонтом пальца). Удивительно, что не мутило голову от похмелья – выпили они вчера предостаточно. Уже спасибо.

Тут возникла гнусная мысль: не подстроил ли все это Нехитров? Изворотливый типчик этот Борис Аркадьевич! Нахал и умный приспособленец, каких свет не видывал.

Мысль была такой скверной и в то же время логичной, что отделаться от нее было невозможно. И местечко-то выбрал он, и вел туда так настойчиво…

Илья в конце концов утвердился в своей догадке, и даже решил позвонить коллеге, напроситься на разговор «по душам», но осекся, вспомнив факт своего спасения, который никак не мог объяснить. Поверить, что Нехитров способен к телепортации, даже с его талантами проходимца, было невозможно. Скорее всего (тут мы проголосуем двумя руками), дело состояло в чем-то другом.

Что касается Бориса Аркадьевича, раз зашел разговор о нем, то он не был ни правым, ни виноватым, и вообще к истории под мостом не имел ни малого отношения, а маялся сейчас с компрессом на голове, уговаривая жену налить водки или добить его прямо тут, на месте (что она обещала сделать, если он не прекратит ныть). Вернувшись на извозчике ночью, он долго стоял у двери, убеждая заплетающимся глаголом впустить его; обещал провести над собой работу, отдых в Крыму и колонковую шубу. Наконец, после воспитательной паузы, он был впущен и под наблюдением препровожден в ванную, но в правах не восстановлен до следующего дня, пока все не забылось само собой.

– А не тот ли нервный тип из подвальчика все подстроил? – кольнуло Илью прозрение. – Надо бы навестить его…

Так оно или нет, но Илья пришел к убеждению, что все это неспроста, что нервный тип с книжкой и громадный азиат со щипцами имеют отношение к его злоключениям. Впервые он почувствовал, что нашел зацепку в своей истории. Как бы теперь ее раскрутить? Только в каком-нибудь… хм… безопасном виде.

Нишикори крепко врезался в его память. Он вообще, как бы это сказать – запоминался. И вот кошмар ожил: несколько дней спустя на Манежной площади Илья увидел его в толпе.

Он не побежал и не стушевался, но, объятый решимостью, проводил великана до «Метрополя» и неделю после следил за ним, взяв в счет отпуска.

На грех, японец (Илья скоро убедился в том, что он японец) ни полдня не сидел спокойно в своем роскошном номере, а мотался взад-вперед по Москве и пригородам, ехал то в Мытищи, то в Одинцово, однажды укатил в Ленинград и пробыл там двое суток, чуть не сведя с ума своего преследователя, который все время ждал на вокзале, кидаясь к каждому поезду. Пришлось соврать жене о командировке – рискованный шаг, когда работаешь с благоверной в одном учреждении.

Упорству Ильи мог позавидовать инспектор Мегре, если бы не один нюанс: всюду рядом с кустарем-детективом терся неприметный раскосый парень, известный под именем Керо, вполне сходивший за сына казахской степи, на которого никто не обращал внимания.

Вернувшись из Ленинграда, Нишикори направился в «Метрополь», из которого очень скоро вышел, чтобы сесть на поезд в Дубну.

По дороге Илья его потерял. Не было ни малейшего сомнения в том, что японец садился в соседний с ним вагон, заняв один сиденье, рассчитанное на троих обычных людей, и что не было его среди выходивших, но… факт остается фактом – интурист сгинул.

Когда Илья, взвинченный и разбитый, наплевав на все, вернулся домой, его поджидал пренеприятный сюрприз: жуткий тип, за которым он бегал почти неделю, сидел на стуле в их с Варей комнате, положив руки на колени, и пристально смотрел на него. Рядом на полу, как ни в чем не бывало, в солнечном пятне вылизывался предатель Калям, вполне довольный собой и гостем.

Бежать, очевидно, было бессмысленно. Но Илья попробовал.

Минутой позже он смотрел на комнату снизу вверх, прижатый к половику двумя центнерами японца.

– Что вам нужно? – промычал он, стараясь вдохнуть поглубже.

Ему было страшно и к тому же жалко новых раздавленных очков, лежавших у него перед носом.

– Решение, – пространно ответил гость.

– Какое? – просипел Илья, царапая щеку о половик.

– Я буду спрашивать и слушать. Ты – отвечать правду. Можешь выбрать смерть.

Илья оценил талант убеждения, дарованный его гостю, и лихорадочно согласился, не заботясь о чувстве собственного достоинства и прочих штуках, сильно мешающих выживанию. В итоге в ближайший час он по шагам рассказал о себе, своей жизни «до», «после» и вообще, помянув М. и старательно обходя Вареньку, которую (ему было приятно это осознавать) он хотел максимально оградить от всех неурядиц. И еще он понял, что впервые так последовательно и просто излагает суть происшедшего с ним, в том числе самому себе, и что сердце утешается этим, а ум приходит в порядок.

Нишикори внимательно его выслушал. Лицо его ничего не выражало.

Судя по шуму, раздавшемуся за дверью, в квартиру начали возвращаться жильцы. Илья заметался мыслями, не представляя, как предупредить Вареньку об опасности, но тут японец встал и молча вышел, буднично и просто, словно приходил спросить спичек. На минуту в квартире затихли крики, что казалось в принципе невозможным.

Илья в лицах представил эту картину: огромный азиат в черном является в коридоре ошарашенной коммуналки и движется как танкер к выходу, заслоняя собою свет. Уверенный, что сейчас же в дверь просунется чья-нибудь любопытная голова, он подошел к окну и принял скучающий вид, на ходу пнув кота-коллаборациониста, всю историю дремавшего у ног заморского гада. Беспринципная тварь не пожелала пошевелиться, лениво приоткрыв один глаз.

– Получишь ты у меня селедки, контра! – погрозил Каляму Илья, выглядывая из-за шторы во двор.

Интуриста не было видно. Откуда-то возникла уверенность, что вопрос исчерпан и сюда он никогда не вернется. Наконец за долгие месяцы Илья почувствовал мир в душе и даже какую-то окрыленность.

Действительно, не прошло минуты, как дверь отошла без стука и в щель между нею и косяком протиснулась голова Ярвинена – самого, по-видимому, шустрого, благодаря зарядке и растираниям. Илья степенно по-мхатовски обернулся, вопросительно взглянув на пришельца.

– Э?.. – лишь проблеял тот.

Илья непонимающе поднял бровь.

– Ах, этот… По работе, коллега из Японии, академик и самурай. Будет делать доклад в Кремле, просил консультаций, – небрежно известил он, будто о самом пустячном деле. – Там немец пожилой сегодня не появлялся? С переводчиком-генералом?

Сосед отрицательно потряс головой, вытаращив глаза.

«С немцем я, однако, переборщил», – подумал Илья, но слово не воробей.

– Ну, ладно, ладно… Если придет, скажите, что приму после чая.

Матиас Юхович отчаянно закивал, пообещав, что вдруг если, то он немедленно.

Скажем, что после этого японец Илью действительно больше не беспокоил (хотя, мерзавец, и не вернул пальца!).

В следующий вечер Илья постучался в квартиру М.

________________________

[1] Берегите себя! (яп.)