Разрыв хорды

                РАЗРЫВ  ХОРДЫ.
Хорда - это специальная нить (струна) в полости сердца, которая , сокращаясь, заставляет работать клапан в сердце,  а клапанов несколько , и они в свою очередь выталкивают кровь в сосуды  человеческого организма. Бывает, что к старости хорда теряет эластичность  и разрывается, и, соответственно, сердце начинает работать хуже, и наступает, так  называемая, сердечная недостаточность. А в народе частенько говорят ещё: клапан закрылся или  так ещё: разрыв сердца.
   
       Дарья почти каждый день к вечеру самостоятельно спускалась по лестничным пролетам  с пятого этажа стандартной панельки, выходила из подъезда и подсаживалась на скамейку  к бабам, посудачить, как бывало  и раньше, в её родной деревне, у конторы сельсовета. Хоть и слышала Дарья уже слабовато, но разговор жильцов поддерживала и в кое- каких вопросах высказывала еще свое мнение. И вот как только исполнилось ей 90, так словно  кто её сглазил: начались при движении сильная одышка, громкое биение сердца в груди да с каким- то урчанием, словно кошка лежала на груди; беспокоила пульсация в голове и к вечеру ноги в голенях пухли. Грустные мысли о скорой кончине на чужбине одолевали Дарью. То, что она, оторванная от  своего дома, долго не проживет в городе, слышала она от многих ещё  с первых дней, как  только переехала  на житьё  из деревни к  своей дочери. Так бы она еще пожила бы в своей "завалюхе" у горной речушки, журчащей своим течением по ущелью Алтайских гор, да и силы тогда еще были у неё, и ум не прожила совсем, и хозяйство было небольшое, по силам, но дед её, с которым прожила она в этой деревушке почти полвека, взял да и  помер прямо за обеденным столом. Нарушил он своей смертью её жизненный уклад. Он был о неё второй муж - первый в начале войны погиб на фронте, от него у Дарьи была дочь, рожденная уже после получения похоронки. И в послевоенное лихолетье воспитывала    она одна дочь. На селе работали тогда много: на заготовке корма скоту, в колхозных  "мичуринских " садах  собирали на переработку  фрукты и ягоды. Дояркой было уж сильно тяжко - дюже руки болели от дойки коров вручную. Маленькую дочку по утрам и вечерам  таскала за собой на работу,    там и молочка ей немного перепадало. Тяжело было одной тянуть лямку, и Дарья вышла второй раз замуж за  детдомовского парнишку комиссованного из армии и не понятно какой судьбой занесенного в эти таежные края. С молодости Василий был шумный, сильно выпить любил, но и работать когда надо было  мог - дома и в совхозе работал справно. Этот мужик Василий, дойдя  от вина "до кондиции", пел песню - "Враги сожгли родную хату"; крутил на патефоне фронтовую пластинку и всю ночь мог рассказывать о своей детдомовской босяцкой жизни, даже если и не было рядом собеседника, а вот о войне рассказывал мало - видно сразу же попал на фронте под раздачу( где и ранен был). Бывало, пьяный так и засыпал прямо за столом (так и помер в старости). "Передавил себе жилу сердешную, бедняга"- говорила потом про него  Дарья.
       Дарья к врачам никогда не обращалась, она и в этот раз бы не пошла, да дочь Зоя настояла на своем и свела её в поликлинику. После того, как врач поводил по её груди холодными штуковинами от прибора с телевизором, он сказал про какой-то обрыв в её сердце, про какую-то то ли хорду,  то ли морду. Этот  разрыв ассоциировался теперь в её голове с кошачьей мордой с длинными усами, как у её бывшего деревенского кота, который при её отъезде в город, не понимая ничего, долго бежал за машиной, увозящей Дарью из деревни. После обследования уже врач по сердцу сказал, что все случилось  из-за склероза в её организме, и что надо пить теперь постоянно таблетки. С таблетками стало лучше, но на всё тело навалилась слабость; без дочери она уже не спускалась на скамейку у подъезда, а скоро и вовсе ослабела ногами- плохо  стала передвигаться  по ступенькам . Сколько не думала Дарья о своей кончине, но все равно она подкралась к ней так быстро и неожиданно, что она оказалась совсем не подготовленной. Она больше думала о своем бывшем деревенском дворике, о своей родной речушке, приносящей и уносящей житейские радости и невзгоды, и ещё, нет - нет, да вспоминала ту думку , которая всё крутилась у неё в голове, когда умерла её старшая сестра Пелагея, прожившая на берегу Телецкого озера почти 100 лет( по метрикам Пелагея умерла в столетний юбилей, а по паспорту- не дожила до своего векового дня рождения 15 дней). Так вот: старшуха в  45 лет после рождения своего шестого ребенка стала совсем слепой. Она жила потом жизнью, слухом, зрением, мироощущением каждого своего ребенка, взрослея вместе с детьми, а когда они выросли, то жила ощущениями жизни их семей, поселившихся  рядом с матерью, по берегам озера. Для неё окружающий мир существовал в таком ракурсе, в каком видели его её  дети, и этот взгляд каким- то чудом преобразовывался в  ясновидящее  око матери. Пелагея вязала шерстяные носки шестерым своим детям: пятерых своих детей навсегда оставшихся в том возрасте, который  зафиксировался в её памяти, когда она еще видела, мать представляла зрительно, а шестого ребенка, дочку она только представляла своим воображением. Ниточкой с узелками, как лекалом, на ощупь она измеряла длину и ширину вязаных  носок для каждого ребенка и ошибалась редко. Она ткала на самодельном деревянном станке  дорожки на пол, ловко гоняя челнок с нитками из стороны в сторону и ловя его руками, при этом вслух считая ряды, чтобы не сбиться. Многодетная незрячая мать качественно  перебирала пальцами рук принесенную ей в ведрах калину, отделяя на ощупь в сторону сор и незрелые плоды, сама ножом  чистила картошку и аппетитно  жарила её  с салом на сковородке, стряпала хлеб и пекла его в русской печи истопленной  мужем, который скрашивал семейную жизнь вечными шутками и не унывал от беспомощности своей жены. Ругаться её мужик ругался, но никогда не попрекал супругу её незрячим положением, а наоборот, хвалил ее за заботу о детях и за то, что, когда бы её не спросишь, она всегда знает, где сейчас дети и чем занимаются. Незрячая Пелагея знала все про всех, и надо же - все сходилось. Взрослые её дети жили рядом с ней по берегам озера, а  сестра Дарья на 15км дальше, в горах, в Пихтаче.   Помнила, хорошо помнила Дарья и тот случай на Женский день, всех поразивший прозорливостью Пелагеи...
    Автобус из города накануне 8-го  Марта прибыл в поселок к обеду. Отчим  Зои  Василий дожидался её с  пятилетним сыном  на санях,  запряженных  лошадью, во дворе  Пелагеи, чтобы , как можно быстрее, ещё засветло добраться до своего поселка в горах - Пихтача. На минутку забежав в избу, чтобы повидаться с родственниками, потом всё же пришлось Зое  в натопленной хате  раздеться самой и  сыну,  так как Пелагея захотела "посмотреть" на Витька, которого она почти год как не видела. Стеснявшегося мальца она сперва ощупала  своими руками и обнюхала с ног до головы,  а потом сделала свое заключение:
-Вытянулся сынок, а щуплый то, бледный какой-то, малокровием страдаешь что ли, ешь больше мяса, хотя, как говорят: кости есть, а мясо нарастет. Мать говорит: учиться в школе сильно хочешь, книжки читаешь много, я вот тоже рано грамоте от тятьки своего нахваталась, а потом, помню, по молодости была влюблена в ученого агронома нашего, он все с папочкой под мышкой да с папочкой всё вышагивал, шибко уж был грамотный и красиво говорил, и вот я все потом мечтала стать агрономом, но... куды уж нам. Так вот Витек, советую -  учись на агронома, возьмешь тогда папочку под мышку и ходи, сынок, попёрдывай, все девки твои. 
Чаи распивать им было некогда, и они, по уже начавшемуся небольшому буранчику, двинулись в путь (тут ехать  всего-то ничего - рукой подать)  без мыслей о плохом.  Но к середине пути вдруг разыгралась настоящая пурга; хотели было вернуться, но не тут-то было: попробовали  развернуть сани и ехать назад в поселок, но, ставший резким встречный ветер, не давал  лошади двигаться вперед - сбивал её с ног, и пришлось опять встать под ветер.  Непроглядная стена из валившего с неба наземь снега делала дорогу совсем невидимой, а тут и сумерки подступили, лошадь сбилась с пути, и длительное время  путники вообще не знали, куда  они двигаются, а останавливаться было не в натуре деда Василия. Но когда сани перескочили   деревянный мосток с еле заметными перилами, а по дороге до  деревни мостков не было, Василий тут понял, что они конкретно сбились с пути, и что их  увело  далеко в сторону - в сторону искусственной запруды, и двигаться дальше было опасно - теплые родники здесь не давали зимой замерзнуть пруду, а когда лошадь прибилась  к единственно стоявшей в этой ложбине у пруда высокой пихте с  остроконечной макушкой и огромной кроной, за которой лошадь почувствовала укрытие от порывов ветра, выбивающего глаза, сани с седоками встали. Тут, где завывания бури были приглушены, странникам казалось, что пурга обходит укрытие  стороной. Они втроем укрылись  в санях с подстилкой из соломы тяжелой шубой и под частое фырканье лошади и под шум  ветра, завывающего в сучьях пихты, задремали... Когда начало светать Витёк, проснувшись и прислушавшись, понял, что пурга, кажется, стихла, а выглянув из под полога шубы, он увидел сплошь лишь наметенные большие сугробы снега и вокруг  саней с лошадью притоптанный снег, который ногами ,руками и маленькой лопаточкой разгребали мать Витька и дед Василий.  Их вынужденная стоянка  находилась в плену снежных сугробов, наметенных  высотой выше человеческого роста. Проход от пихты в сторону был немного прокопан. Зоя и дед Василий от физических натуг были с сильно раскрасневшимися лицами, но  они продолжали работу, не унывали и мать, смотря на сына, бодро выкрикивала:
-Ничего, Витёк, весна же. Видишь, солнце выглянуло, скоро растает снег. Говорят же: марток - одевай трое порток. Не помню, чтобы снега за ночь столько много навалило.
       - Всю ночь  завывало, - говорил дед Василий. - Это из-за дерева вокруг нас так много снега намело. Мы похоже к пруду спустились, вроде как, я заметил, что  вчера по мосточку проезжали, да и пихту я эту, кажется, помню, капать будем, там,  на подъеме из ложка,  снега должно быть меньше. Не зря же назвали этот лог Чертовым, то водой его затопит, то занесет снегом по самое "не хочу". - Дед Василий курил и дым от папиросы вместе с паром от его вспотевшего  тела  валил как от загнанной лошади. Лошадь же, косившись на хозяина, лишь переминалась с ноги на ногу. Мать Витька выглядела встревоженной, но не напуганной - её успокаивало то, что они застряли недалеко от поселка, и что погода стоит спокойная и не сильно морозная, сил бы только хватило пробиться из  заточения. Взрослые, немного отдохнув, снова принялись за работу. Витек же ,продолжая выглядывать из под шубы, наблюдал за их работой; он собирался тоже вылезти из своей теплой норки - помощь похоже в такой экстремальной ситуации ждать было не от кого - надейся только на самого себя...
       Ночью разыгравшийся не на шутку буран, вызвавший сильную ломоту в теле, болезненно "перебирал" косточки Пелагеи и она долго не могла уснуть, но размышления о городских родственниках не тревожили её, так как она была уверена, что они   наверняка успели ещё до бурана добраться до своего дома. Но когда ближе к рассвету, ей, немного задремавшей, приснился сон, что сани всё же сбились с пути и случайно прибились к какому-то большому дереву, занесенному снегом и вроде бы все путники целы, но лица их обморожены и обвешаны ледяными сосульками, Пелагея, проснувшись, сильно встревожилась и стала будить своего деда. Её Семен верил в такие необъяснимые пока ни кем предчувствия супруги, посещавшие её и раньше, но решил не поднимать пока бучу  до поры  до времени, а решил дойти до поселковой конторы, в которой, хоть и был  праздничный день, но должен был кто-нибудь да  дежурить, и  попробовать оттуда по телефону позвонить в соседнюю деревню, - связь то с лесхозом была раньше,  если только буран не прервал её. Связи, конечно, не оказалось, а ближе к обеду  прибыл из Пихтача трактор груженый  лесом, который должен был вернуться ещё вчера, но из-за бурана остался ночевать в деревне, и тракторист передал  уже ожидаемую Семеном с Пелагеей весточку: Дарья  сообщала родственникам, что её дочь с внуком и Василий домой не вернулись. Заночевали что ли из-за бурана?.. Испуганные супруги созвали своих детей и после семейного совета по  снежной колее оставленной на дороге трактором в соседнюю деревню двинулось двое саней с сыновьями Пелагеи, но на середине пути они, подчиняясь рассказанному им сну матери, повернули в сторону Чёртового лога и, столкнувшись с большими сугробами, решили всё же спуститься к пруду. С трудом продвигаясь на санях по мягкому снежному насту, они увидели и стали пробиваться к тому дереву, про которое рассказывала им мать - дерево, с торчащей верхушкой  из ослепляющего белизной снежного покрова . Тут они и  наткнулись на деда Василия с Зоей, пробивающих навстречу им дорогу для своей лошади с санями... У сыновей Пелагеи сани были таежные с широкими полозьями, они в сугробы проваливались меньше, но и они пробиться к занесенным сразу не могли, - им тоже пришлось копать ход навстречу путникам, переночевавшим у пихты рядом с  прудом.
       Витек, еще находясь в  плену огромных сугробов и детских впечатлений, попытался  было похныкать, так как захотел поесть и попить чего-нибудь горяченького, но, видя интенсивную физическую работу взрослых и их большое желание быстрее вырваться из суровых лап последствий стихии (да и внимания никто на Витька не обращал), и немного стыдясь своего безделья,  понял, что в этой ситуации все его детские прихоти выглядели глупо и, пересилив  себя, примолк. Хорошо еще, что был не сильный мороз, и чувствовалось, что, нет-нет, да выглядывающее из-за облаков солнце, " повернулось своим теплым бочком" к весне.
      -Удивительно, как это сыновья Пелагеи  нашли нас?- всё повторял Василий, когда уже и Витек слышал чьи-то голоса, еле-еле доносившиеся словно "с Большой Земли" до их бункера ,выкопанного в снежном заносе и было  уже ясно , что помощь к ним пришла. - Слышь, Витек, помощь прибыла, быстро  теперь разгребёмся, а ты, давай, готовься к баньке скорой с березовым веничком (дед намекал на то, что Витек любил, когда дед, приговаривая разные пословицы, легонько парил его на полке). К вечеру Женского дня конные сани с дедом Василием, Зоей и Витьком  встретила,   наконец – то, Дарья дома. За праздничным столом было много сказано лесных и удивительных слов в адрес Пелагеи  и  её сыновей. Витек от прошедших  тяжелых  суток, и как будто бы все жизненные заботы в эти 24 часа лежали на его плечах,- самого главного работника по раскопке сугробов, напарившись теперь в бане как взрослый мужик, сытно наевшись и напившись долгожданного чая с медом и малиной, буквально уснул за столом...
    И вот, когда помер  шустрый муженек Пелагеи Семен, охотник - кормилец, по жизни- веселый старичок с бородкой клинышком , небольшого росточка, обликом и движениями чем- то похожими на вождя  революции В.И. Ленина, Семен, жилистый  мужечёк с озорными глазенками и шаловливыми ручонками, которые не прочь были по заигрывать с  деревенскими, больше моложавыми бабами(  благо женушка не видит),  и когда быстро один за одним ушли из жизни взрослые дети Пелагеи, и когда она не могла уже" полноценно" жить своей незрячей жизнью, а смерть её всё не брала и не брала, а качество её жизни становилась все хуже и хуже, хотя она по- прежнему была окружена родственниками, и когда, как ей казалось, порвались те чувствительные ниточки, что связывали её жизнь с детьми в единый организм, то Дарья по вызову приехала тогда к сестре. Выслушав её слова о своей никчемности и ненужности своим близким, ненужности самой себе, увидев, что да, отношения у Пелагеи со своими родственниками  можно сказать были не важными, холодными, а по большому счету - их не было совсем, Дарья, всё же довольная этой встречей с  сестрой, единокровной ниточкой, решила забрать сестру на жительство к себе домой. В тот вечер Пелагея от души наговорившись, рано легла спать, а к утру её жизнь оказалась оборванной от всего мира - она просто тихо ночью умерла. Говорила  Пелагея перед смертью: "бог он один на всех, но кажный верит в своего, верит не напоказ, а вера эта внутри самого себя, там, где душа мечется"...
   Дарья плавно от воспоминаний о былом перешла к думке о своей судьбе,  по простоте житейской всегда  трудной; видно настал и её черед с разорванной хордой отрываться от жизни; вот так бы взять, лечь и уснуть, как Пелагея когда-то успокоилась и отправила в "некуда"  свою ставшую никому "ненужной" жизнь...
"Нет. Не правильно это. Не так, наверное, вовсе, - сомневалась в своих суждениях и переубеждала себя Дарья.- Ведь я должна быть счастливой  только  лишь потому, что  родилась когда- то, что прошла, где уверенно, а где и нет своей судьбоносной  тропинкой, а вот где она закончится- одному Господу известно, и не должен этого знать человек вовсе.  У Пелагеи да, разрыв с жизнью произошел от того, что Бог дал прожить ей дольше  своих сыновей и дочерей, а без них её жизнь духовно закончилась,- рассуждала Дарья перед сном.- Мне же посчастливилось  перед своим уходом видеть живыми свою дочь, её взрослеющих потомков, и хоть  эта связь с ними у меня и слабовата, а сердце хоть и сдает обороты, но ещё коптит, как баня по черному, я продолжаю держаться за перила жизни как можно дольше, чтобы почувствовать  прелесть не стоящей на месте этой самой жизни, почувствовать этот натяг струны  к душам людей. Человек рождается, чтобы жить лучше и счастливее своих отцов и матерей, но это получается только тогда, когда бережется эта самая хорда, которая, чуть - чего,  надрывается, а то и рвется.  Я, наверное, сумела сохранить в себе эту хрупкую связь со своими - детьми и внуками. Я хочу, чтобы потомки моих потомков смогли сохранить эту хорду..."- Продолжая рассуждения, Дарья закрывала глаза и проваливалась в сон, чтобы завтра снова увидеть утро, а потом и день, наполненный звуками новой жизни…