Спираль - первая книга

В. П. Степанов


СПИРАЛЬ




«Спираль» – роман о жизненном пути обычного советского человека, сумевшего благодаря целеустремленности и житейской не по годам мудрости, без связей и взяток сделать стремительную карьеру, преуспеть в своей профессии. При этом Виктор Лукин, главный герой романа, остается порядочным человеком, для которого не забыто слово «честь».
События первой книги романа возвращают читателя в советскую эпоху второй половины прошлого века. Эпизоды главной сюжетной линии перемежаются размышлениями автора о судьбе и об истории страны, малой родины, о неразрывности связи поколений, – под влиянием этих факторов в основном и формируется личность героя.
Роман будет интересен широкому кругу читателей.

 
В ЗЕРКАЛЕ ВРЕМЕНИ

Основные события в романе Владимира Степанова «Записки настоящего полковника», связанные с жизнью главного героя Владимира Лукина, происходят в течение нескольких десятилетий, начиная со второй половины шестидесятых годов прошлого века и до наших дней.
Как человек, сам начинавший самостоятельную жизнь и карьеру сотрудника правоохранительной системы во времена «оттепели» и «застоя», автор правдиво и достоверно показывает картины жизни, быта, взаимоотношений между людьми разных социальных групп и рода занятий тех лет.
Через своего главного героя автор стремится не только вникнуть в причины проблем развитого социализма «на всех участках» – от дефицита продуктов до бездарного вмешательства партийных органов во все сферы деятельности, но и попытаться сделать что-либо иначе, чем этого требует Устав КПСС. Сделать хотя бы по здравому смыслу. Постараться «не вляпаться» в грязные игры, не испортить себе биографию и карьеру.
Многие в те времена жили по «двойным стандартам». Только моральная сторона этих «параллельных» жизней была у всех разная. Одни цинично делали карьеру, разглагольствуя перед подчиненными о марксизме-ленинизме. Другие пытались, сохранив  человеческое достоинство и собственные принципы, жить и работать с удовольствием, и еще стремились при этом занять высокое положение в обществе, подняться по служебной лестнице. Таким был и Виктор Лукин – главный герой романа.
Сам себе он дает  характеристику  –  «карьерист,  ни  дать  ни взять». Правда, карьеризм он понимал по-своему: «Какой рядовой не мечтает стать генералом?!» Одна из причин добиться чего-то в жизни обозначена Виктором просто: «… в школе общался с «золотой молодежью». Бывал в их компаниях и видел, как они живут. Это были дети профессоров, режиссеров и советско- партийных руководителей среднего звена. Он чувствовал себя в их обществе «не в своей тарелке». Но не в его характере свыкаться  с ролью зрителя на чужом празднике жизни. И он добивается многого совсем еще молодым. Сам. Честно. «Пахал» и «крутился», проявлял жизненную смекалку и даже некоторую, не по годам, мудрость. В конце концов, как бы ни плоха была в отдельных звеньях система, это не значило, что чего-то достичь можно было непременно ложью и «шагая по трупам». Даже при всестороннем учете и контроле Виктор, девятнадцатилетний парень, находясь на срочной службе в армии, будучи рядовым имел доход, равный зарплате командира полка, а это 400 рублей, по тем временам очень приличные деньги. И никакого «криминала», все законно. А потому, что сразу после школы пошел на завод, «к станку», стал активистом в общественной работе, передовиком производства и вступил в КПСС, правда, по разнарядке ЦК, но в день исполнения восемнадцатилетия. Перед армией выбрал «правильный» вид спорта и попал в «правильные» войска, у которых не было казармы, поэтому жил дома, получая оклад инструктора по спорту. По утрам ежедневные тренировки, а во вторую смену подрабатывал на том же заводе. После армии по «партийной» путевке Лукин оказывается в органах милиции, где предпочитает начать с нуля, то есть «с земли», чтобы лучше узнать специфику профессии, которая ему нравится. Служит инспектором уголовного розыска в районном отделении Москвы и снова оказывается в передовиках, успешно раскрывает, ловит, распутывает.
Завод, армия, даже первая милицейская должность – это все этапы к одной большой цели. Вполне, как бы сказали сегодня, здоровая амбициозность. Конечно, где-то повезло, что «так карта легла», но, как известно, под лежачий камень вода не течет. Виктор своим трудолюбием и  упорством  «приманивал»  Фортуну. И таких успешных людей, сделавших себя в те «сонные» и неповоротливые годы, было немало, потому и высокотехнологичную продукцию выпускали, и Космос «брали», и специалистов высочайшего уровня во всех областях готовили. Сегодня ученые признали, что пик всех научных открытий в нашей стране пришелся на советский период, начало 70-х годов.
Особое место в романе занимает история семьи Лукиных – своеобразный «индикатор» разных эпох истории России, и эта историческая память оказывает огромное, если не решающее влияние на формирование характера главного героя. Виктор подолгу беседует со своим дедом Алексеем Михайловичем, ставшим для него лучшим наставником.
Прапрадед Алексея Михайловича получил в награду за отличие в партизанской войне 1812 года от царя Александра I надел земли в Гжатском уезде на Смоленщине. Семья была большая и работящая, сажали озимую рожь, выращивали фуражное зерно, овес, собирали лен, пасли скот. Дед так и говорит своим внукам: «Вы можете этим гордиться. Мы не были графьями и боярами, но не были и холопами. Наши предки были воинами и сильными духом людьми».
Алексей Михайлович, старый революционер, был репрессирован за то, что оказался слишком успешным хозяйственником на фоне торжества воинствующей голытьбы в 20-е годы. А в революцию дед пошел, потому что хотел, чтобы таких хозяйств, как у него, было больше по всей России. Знал бы, чем это закончится… После победы в 17-м году многих расстреляют или посадят по ложным обвинениям. Иваны, не помнящие родства, разрушали все. Жгли, палили, дай только спички. А дай в руки мастерок и кирпичи, чтобы построить, так в ответ услышишь: «Я не умею, надо мастеров позвать». А разрушали ведь не только хозяйство, но и сознание, критический анализ заменяли ложью и агитацией. Шумели об успехах на каждом шагу, а в результате ничего, кроме пустой болтовни. Деда, хорошего инженера, в итоге все равно оценили по заслугам: официально не реабилитировав, назначили руководить оборонным заводом (вот «выкрутасы» времени!). Он произносит как напутствие внуку: «Ты еще поживешь при переменах      в лучшую сторону в нашей стране. А такое обязательно будет. Нельзя так жить, как мы сейчас живем. Вся побежденная Германия процветает, а Россия голодает. Мы первые покорили космос, а о народе забыли. В Кремле никогда не знали и не знают, как живет народ. По сути, у нас феодальное государство осталось, только с космическими кораблями. У власти стоят те, кто не любит свой народ, другого объяснения не может быть. Засели у престола «басурмане», а русские из-за боязни исполняют их чудовищные планы по уничтожению соплеменников».
Оценки, сделанные в середине 60-х годов прошлого века, кажется, актуальны и сегодня.
Биографический характер повествования придает роману оттенок публицистичности. Читатель самостоятельно может оценить реальные события. Авторская позиция при этом не навязывается, но она отчетливо видна.
Когда героя втянули в схватку с прокуратурой и партией     (в его поведении увидели бунтарство, а это никогда не приветствовалось и не прощалось системой), он так определяет итоги своего противостояния с этой самой системой: «Этот испытательный срок поистине можно было сравнить с программой выживания в органах внутренних дел».
Молодого опера, пожалуй, наиболее точно оценил следователь районной прокуратуры: «Ты хоть и молодой, но мозги      у тебя на месте». Иными словами, в те времена недостаточно было, отстаивая свою позицию, «в тупую» идти напролом. Надо было еще уметь думать, делать верные выводы и выбирать нужную линию поведения.
В первой книге романа мы видим, как происходит внутренняя эволюция героя от романтика-идеалиста к зрелой личности. Во многом именно это стало фундаментом его будущих успехов в жизни.



              ФАРТОВЫЙ


   Глава1


   Москва – Беломестное

   С середины пятидесятых годов большая семья Лукиных каждый год выезжала на летний отдых в село Беломестное, где проживали их многочисленные родственники. Это село в округе называют Бутырками. Никто не знает, откуда взялось это название, но если заблудишься среди проселочных дорог, то не пытайся узнать в соседних деревнях, как проехать в Беломестное. Бесполезно. А вот Бутырки знала вся округа.
К этой поездке все готовились заранее. Например, родители Виктора Лукина, Павел Алексеевич и Агриппина Ивановна, закупали по мере возможностей провиант на все лето – все зависело от наличия продуктов в магазинах, иногда приходилось стоять
ночами в очередях. А их сына интересовали, как ему казалось тогда, более нужные вещи. Он радовался, например, приобретению китайского карманного фонаря, без которого ночью по деревне ходить было просто опасно, по причине, мягко говоря,
неровности дороги и отсутствия какого-либо освещения. Причем вывих ноги представлялся ему не самым страшным из того, что могло произойти. По деревне рано утром и поздно вечером гоняли большое стадо домашней скотины, так та норовила освободить свой кишечник именно посреди дороги, и ночью в темноте запросто можно было угодить на эту «мину». Говорят, если наступишь в дерьмо – это к деньгам, но он был еще мальчишкой, поэтому подобные курьезы были совсем ни к чему. Еще в «Спорттоварах» продавали китайские кеды фирмы «Два мяча», тоже вещь полезная – им сносу не было.

Погрузка в автомобиль «Победа» или «ЗИМ», в зависимости от того, с кем из своих друзей и знакомых отец договаривался ехать, начиналась с утра, но раньше обеда не заканчивались никогда, приходилось постоянно бегать в магазины, докупая
мелочи, которых в деревне не было по определению. В трех километрах от дома, в котором жили Лукины, расположена Красная площадь, и дорога на Старо-Каширское шоссе проходила именно через «сердце страны», справа Спасская башня, слева ГУМ. На середине площади висел светофор для пешеходов и стоял регулировщик – настоящий «дядя Степа-милиционер», ростом около двух метров, с полосатым жезлом в руках, а его свисток заглушал сигналы автомобилей – такой был звонкий. При отъезде машину с дачниками слегка трясло на брусчатке площади, словно предупреждая о дальней и непростой дороге. Не торопясь, доезжали до Оки, через которую были проложены
деревянный и железнодорожный мосты. Дальше нормальная дорога заканчивалась, становилось больше колдобин и ухабов, а вместо асфальта была песчано-гравийная смесь, ПГС, но в этой смеси больше было глины, чем всего остального. Потом проезжали села Серебряные Пруды, Подхожее, Мочилы, последним на их пути селом в Московской области было Кормовое. Здесь уже и ПГС заканчивалась и начиналась разветвленная сеть обычных сельских дорог. Они нарезали по земле кружева, как мороз на стекле, и в этих узорах мог разобраться только местный житель.

Тут нужно отметить, что пять лет назад, а на дворе стоял 1962 год, село Беломестное, конечный пункт их путешествия, относилось к Московской области, но Хрущев, перекраивая административные границы, решил передать его в Тульскую область (точно так же, как Крым передал Украине). Всего каких-то десять
километров, а по прямой – и того меньше. Какую погоду эти территориальные
изменения сделали в обеих областях, все равно оставшихся в России? Вот Крым, доставшись Украине после некоторых исторических событий, невольно станет стратегическим подарком...

Было смешно и грустно, потому что первым делом все, кто въезжал на проселочную дорогу, сначала обращали свой взор на небо и молились, чтобы не пошел дождь, потому что проехать по раскисшему чернозему крайне сложно, тем более в этой местности с постоянными спусками и подъемами. В самих селах количество дорог – формально – увеличивалось с каждым годом: одну разобьют тракторами и накатывают по лугам другую. Здесь никакие карты не действовали и зрительная память не помогала. Народ в сельской местности ездил, как заблагорассудится, и дорога могла
привести на скотный двор или на полустанок в поле. Поэтому каждый год приходилось уточнять, куда ехать, у местных жителей… Въезжая в село Кормовое, водитель «Победы» Гриша спросил, делая ударение на букве «и», какого-то мужика в сапогах
и телогрейке – этой «всесезонной» одежде местных жителей:
– Крестьянин, скажите, пожалуйста, как проехать в Беломестное?
– Какой я тебе, крестьянин, – возмутился мужик, поставив такое же ударение. – Да пошел ты…
– Или это прямо, или он не знает, где это село, – улыбнулся Гриша.
– Надо спрашивать про село Бутырки, это одно и то же, но его почему-то знают в округе, – подсказывали сидящие в машине пассажиры.
У калитки одного из домов показалась женщина. Григорий вышел из машины, выведал у нее все про Бутырки и напросился на чашку чая на обратном пути, если заблудится.
«Кажется, дядя Гриша обязательно заблудится на обратном пути, а может, даже и застрянет в ближайшей от ее дома луже», – подумал совсем уже не по-детски Виктор.
Марина, как представилась женщина, была лет тридцати пяти, статная, в простеньком голубом платье, облегающем ее загорелое тело, и совсем не похожа на замученных хозяйством крестьянок. Видимо, и мужа у нее не было. «Так почему бы дяде Грише
не «заблудиться» в Кормовом?» – подытожил про себя Виктор. 

Кормовое, большое чистое село с вольно разлившимся прудом с камышовыми зарослями и россыпью желтых кувшинок, как весной одуванчиков на лугах. Оно заметно отличалось от Беломестного. Дома – все больше кирпичные или побеленные, под железными зелеными крышами, резные наличники и сирень в палисадниках, на окнах герань и тюлевые занавески, а на улицах – зеленая травка и ромашки и никаких следов от скотины при выгоне.
Поехали дальше по лугам и вольному разнотравью, минуя березовые рощицы, все благоухало дурманящими запахами с медовым привкусом. Обогнули большие пруды в деревне Сергеевке, которые кишели карасями и красовались шелестящим камышом.
Дорога спускалась вниз метров на пятьсот, потом сразу начинался такой же подъем, а с каждого холма открывалось неохватное пространство на десяток километров, где горизонт, мягкий и синий, сливался с небесным покоем. И такими далекими казались эти холмы и перелески, будто нет у этого простора на Руси ни конца,
ни края.

Миновали последний крутой склон у часовни в селе Осаново. Часовня стоит прямо на святом источнике аж с пятнадцатого века. Они остановились, умылись и попили водицы из желоба. Виктор почувствовал небольшое облегчение после долгой дороги.
Может, и правда в этой воде есть живая сила? Деревню Иваньково они проехали по задам и через триста метров наконец-то въехали в родное Беломестное.

Одна из причин «бегства» Лукиных на лето из Москвы в сельскую местность была традиционная – отдохнуть на природе. Другая – почти вынужденная. На стыке пятидесятых – шестидесятых годов в стране стал возникать дефицит продуктов. С одной стороны, стояла политическая оттепель, с другой – хватало волюнтаризма
в управлении страной, в том числе сельским хозяйством. Достаточно назвать повсеместное внедрение кукурузы, что привело к ночным очередям за макаронами и крупой. И это – в Москве. В других городах очередей не было, так как не было и самих продуктов. А у деревни было одно преимущество: возможность кормиться «с грядки», свои фрукты и овощи, ягоды.
Хотя того же белого хлеба и деревенские жители в достатке не видели, наверное, с царских времен. При Советской власти пшеничку выращивали и до последнего зернышка сдавали в закрома Родины. За украденное могли посадить (было и такое). Жители
села так и называли это варварство – «законом о трех колосках», а люди, отбывавшие по этому закону срока, говорили о нем, как о «законе семь восьмых», так как он был принят седьмого августа. Главный удар этот закон нанес по крестьянам, лишенным собственного хозяйства и голодающим. Несколько срезанных колосков с колхозного поля карались расстрелом или сроком от десяти лет лагерей с конфискацией имущества. Осужденные по этому закону не подлежали амнистии. Жестокие меры народной власти напугали граждан на многие десятилетия так, что до сих пор, если народ видит, как иногда на землю сыпется зерно при уборке урожая,
никто к нему не прикоснется.

Одним словом, привезенные москвичами пшеничные батоны (это в Москве еще можно было «отхватить») приравнивались к тортам. В то же время их село Беломестное было богато кое-чем своим. Например, тетка Наташа, родная сестра Витькиной мамы, регулярно пекла в русской печи большие, до полуметра в диаметре, ржаные караваи. Горячие хлеба вынимали из печи большой деревянной лопатой и выкладывали на столы и лавки. Пока они остывали под льняным полотенцем, Витька со своим другом Ленькой Шелеховым успевали отломить по корочке горячего хлеба и выпить по кружке молока. Корочка была хрустящей и обсыпанной ржаной мукой. От нее исходил дух настоящего русского хлеба, изготовленного по старинным рецептам на закваске. Огромные караваи хорошо пропечь можно было только в русской печке, поэтому они долго не черствели и тем более не плесневели. Такого хлебушка даже в Москве не купишь.

Тетка рано осталась без мужа и сама вела все хозяйство и воспитывала детей. Держала коров, сама работала на колхозной ферме и возила ежедневно молоко на лошадке сдавать на соседний Гремячевский молокозавод. По десять бидонов в день,
а они весят по пятьдесят килограммов. Их надо было загрузить на телегу, а на заводе сгрузить. Вот такие русские женщины.

Хорошо, дети уже повзрослели и работали: двое трактористами, один комбайнером в колхозе, дочь, тоже Наташа, киномехаником, крутила кино по ближайшим деревням. Дом у них был небольшой, как и у всех жителей села построенный из природного
известняка, с толстенными стенами и крытый соломой. Стандартная планировка: сени, кухня с русской печью и большая комната, рядом с печью – лежанка из досок с матрасом, а на самой печи свободно помещались три человека. Поскольку во время пребывания московских гостей в доме разместиться всем было сложно, Лукины построили себе в проулке летнюю дачу, а проще говоря, сарай с дверью и окошками.

В день их приезда всегда устраивалось застолье, за столом во дворе собирались все родственники (кроме Лукиных многие тоже жили в Москве). Сыновья тетки возвращались с полевых работ поздно вечером. Парни, сполоснувшись родниковой водой, тут же садились за стол. Доставались московские гостинцы. Саша, сын тетки Наташи, тут же на костре варил уху. В большой чугунной сковороде шкварчала рыба, в чугунном котле томилась свинина  с печенкой и картошкой на нутряном сале с луком. Десятилитровый чугунок был обложен до самой крышки горячими углями, чтобы с пылу с жару подать угощение на стол. Здесь же на таганке томился огромный медный чайник с чаем, заваренным с шиповником и молодыми побегами черной смородины, который был настоящим целебным напитком. Не обходилось, естественно, без ста граммов. Чай шел после выпивки, хотя на таком воздухе последствий от алкоголя не бывало.

Детям накрывали отдельный стол, где потом они пили чай. Посреди стола шумел видавший виды, прошлого века еще, царских времен самовар, стоял цветастый пузатый чайник. Вокруг расставлялись плетенки с маковыми булочками, с молочными
сухарями, с творожными ватрушками да чашка с сотовым медом. В сахарнице лежали кусковой сахар со щипцами и молоток, которым сахар разбивали в руке, чтобы крохи не рассыпались, и, конечно, домашние сливочное масло, творожок, сметана. Над всем этим застольем цвела вековая липа, источая медовый запах. От реки тянуло свежестью – она протекала в конце огорода, и, спустившись ниже, можно было оказаться прямо на берегу. Веяло ни с чем не сравнимым запахом от скошенной
травы и распирало грудь от душного пряного запаха меда. В этой местности все пахло медом, и, может, поэтому у их бабушки была фамилия Медова?

В этот их приезд родители с родственниками выпили и с устатку немного захмелели. Кто-то затянул песню о златых горах и реках, полных вина, затем про Хазбулата удалого, про бродягу на Байкале. Одним словом, отдыхали, но иногда ударялись в воспоминания и при этом грустили. У Виктора всегда были «ушки на макушке», и он из отдельных воспоминаний складывал картины прошлого, о котором ему никогда не рассказывали. Прошлое их семьи для него было загадкой, поэтому он задавал себе вопросы и иногда находил на них ответы по коротким воспоминаниям взрослых.

– Павел, в прошлом году твоя сестра Зинаида рассказывала, что у вашей семьи было большое хозяйство в Смоленской области, – начал разговор дядя Леня, родной брат Витиной мамы.
– Эта область, так же, как и ваша, Смоленская, входила в Московскую до вмешательства Хрущева. А хозяйство моих прадедов и дедов действительно было богатым. Там и валенки валяли, и сукно делали, и сыры варили. Своя мельница была на берегу реки Вори, маслобойня, цех по выделке кожи, много всего было. Один двухэтажный дом, построенный в начале XIX века, чего стоил: под зеленой крышей, с ажурными железными коронами над печными трубами, с широким резным карнизом, с наличниками, развернутыми во всю стену. Высокий цоколь был кирпичным, с четкими белыми рустами. Внутри стены обшиты мореным дубом, а печи покрыты белоснежным крупным кафелем. На втором этаже полы застланы паркетом. В цокольном помещении
кожи выделывали. Сыроварня стояла отдельно. Подсобные постройки были оштукатурены «под шубу». Я все помню, мне тогда столько же было, как сейчас сыну Виктору.
– И ничего там не сохранилось? Восстановить нельзя?
– Об этом даже вспоминать нельзя, а ты говоришь восстановить. Это можно сделать, но на Северном Урале, где у нас тоже потом было хозяйство. 

– Извини, я все понял и больше не спрашиваю.
«Что же он понял? – недоумевал Виктор. – Что случилось с их хозяйством в Смоленской области, что не осталось ничего, да еще боятся не только туда съездить, но и вспоминать об этом? И почему они летом отдыхают здесь как туристы, в сарайчике? Да и в Москве они недавно жили всей семьей в коммунальной
квартире деревянного дома по Бутырскому валу. Правда, потом их переселили на Новослободскую улицу, в двухкомнатную квартиру с подселением».

С одной стороны, эти жилищные уплотнения он воспринимал как временные, потому что в Москве с жильем было трудно, но почему у них ничего не осталось, да и родственники живут более чем скромно? С другой стороны, у его одноклассников большие квартиры, автомобили и дачи в живописных местах. А ведь дед Виктора был революционером, потом руководителем крупного завода в Подольске, а живет в квартире заводского же дома на станции Гривно и на своем садовом участке в яблоневом саду построил такой же сарайчик, как здесь, а ведь судя по разговорам
он имел большое хозяйство. Вопросы, вопросы…

Он понимал одно: с родителями на эту тему разговаривать бесполезно. Они ничего не скажут. Надо после летних каникул пообщаться с дедом, Алексеем Михайловичем. Бабушка напечет оладушек с яблоками, и за чаем он попытает деда о той беде, что
постигла их семейство, и выведает, как добраться до той деревни Лукино, где мельница должна вращаться до сих пор и река течь на прежнем месте. А еще ему хотелось посмотреть в глаза людям, кто пользуется всем этим на халяву.
 
     Глава 2

   Беломестное: прошлое и настоящее

История Беломестного и окрестных селений богата, интересна. Географическое
расположение этой местности, река Проня с холодной родниковой водой от многочисленных ключей и родников, впадающих через каждые сто метров, водовороты и крутые берега с подъемами более пятисот метров, на долгие века определили ее историческое предназначение по защите рубежей Древней Руси.

Изначально эти места были удельными землями Черниговского
княжества. Русские военачальники отражали набеги татаромонголов
и крымских татар на протяжении четырех веков и приняли
решение о постройке села Беломестное с церковью в честь
Святого Дмитрия Солунского. А престольный праздник объявил
8 ноября князь Дмитрий Донской по совету Сергия Радонежского
в честь победы на Куликовом поле 8 сентября 1380 года.
Эта битва проходила в пятидесяти верстах от села Беломестное,
которое тогда было засечной заставой, охраняющей рубежи государства,
и снаряжало свои дружины в войско Дмитрия Донского.
А Святой Дмитрий Солунский, казненный в 306 году за принятие
христианской веры, являлся покровителем воинов-защитников,
выполнявших свой долг по защите Отечества.

Вдоль реки Прони сохранился глубокий ров, который мог
остаться от заставы, построенной в Средние века, или это были



окопы немцев на Пронском рубеже Великой Отечественной
войны. А может, и то и другое. Во всяком случае, в этом месте
через реку проходили два брода в километре друг от друга, что
при военных действиях имело стратегическое значение.

Ну а после войны на заливных лугах реки колхоз выращивал
огурцы и помидоры, которые вывозились на грузовых машинах
в местные магазины. Но только в сухие погожие дни. В дождливую
погоду жизнь замирала. По раскисшему чернозему можно было
проехать только на гусеничном тракторе. Крутые спуски и подъемы
достигали полкилометра и более. Даже у лошади копыта расползались,
и она отказывалась тащить телегу.

Огороды охранял дядя Миша Лунев и позволял Витьке с Ленькой
сорвать несколько сочных огурцов и помидоров, а ребята
помогали ему поливать огромный огород с помощью пожарной
помпы, которая качала воду из реки. Проня была богата различной
рыбой: жерех, щука, язь, голавль, окунь – и, конечно, полно
было раков.

Почти все колхозники держали коров, овец, поросят, птицу.
Во дворах росли яблони – белый налив, грушовка, штрифель,
антоновка. Смородина и вишня в этих местах каждый год были
уливными. А какая луговая клубника краснела среди травы
на косогорах и в оврагах! В общем, жизнь в сельской местности
заметно отличалась от жизни столичной, а всего-то двести
километров.

Но пацанов интересовали другие «достопримечательности
». Сюда на лето съезжались из Москвы, Ленинграда, Севастополя,
Мурманска красивые девчонки, как на конкурс красоты,
поэтому вечерами было весело. В сельском клубе крутили
фильмы, а потом кто постарше играли в шахматы или домино.
Танцевали под радиолу «Латвия» до полуночи. После закрытия
клуба все дружно переходили на «пятачок» – площадку, огороженную
разросшейся густой акацией, с лавочками по периметру.
Баянист Юра Колычев работал учителем музыки в Москве после
окончания Гнесинского училища, а в летние каникулы вечерами
развлекал всех игрой на баяне, который было слышно в округе
до самого рассвета. 


Чтобы не будить по ночам и ранним утром взрослых, почти
вся приезжая молодежь жила в шалашах или сарайчиках, которые
сооружались недалеко от дома. Виктор выстроил свой шалаш
в огороде, поближе к реке. Здесь все время тянуло свежестью
и прохладой, нередко случались туманы по утрам, придавая его
шалашу почти что сказочный вид. Виктор гордился своей первой
постройкой. Ничего мудреного в этом сооружении не было –
срубил в лесу несколько жердей и увязал их суровой вощеной
веревкой, установив шалаш по компасу головой на северо-восток.
Крыша была сооружена из прутьев ивы и покрыта толстым слоем
соломы, которая пропускала свежий воздух и в то же время выдерживала
любой ливень. На полу, также поверх остатков прутьев,
лежала солома, на ней матрас, набитый просушенным тростником.
Такой спальне позавидовал бы Людовик ХIV! Шалаш выполнял
и хозяйственные функции, в нем для созревания в сухом сене
укрывались яблоки и груши, доходили до кондиции помидоры,
набирая окрас.

Виктор с Ленькой были всепогодные и после легкого завтрака
уходили на речку, а вечерами захаживали к Ленькиному деду,
Алексею Шелехову, которого многие звали Дед Монгол. Он здорово
обижался на это. Ленька же звал его на деревенский манер –
дед Ляксей. Ему было около восьмидесяти, а может, и больше.
Во что он одевался зимой, Виктор не видел, но, вероятно, носил
то же, что и летом. Другого «гардеропчика» в доме, похоже,
не водилось. На голове у деда была шапка из овчины коричневого
цвета и мехом наружу, в виде колпака, видимо, собственного
покроя, безрукавка, как дубленка, и подшитые валенки. Дед
никогда не выпускал изо рта трубку с самосадом, который выращивал
в огороде. Сушил он табачок в сенях дома, а потом нарезал
его и набивал себе трубку. От табачного запаха в доме не было
ни одной мухи и, наверное, других насекомых тоже. Однажды
пацаны решили попробовать покурить, закрутили в газету
по сухому листочку табака и пустили клубы дыма из самодельных
сигар, но были вскоре обнаружены дедом, который, размахивая
дубовым посохом, закричал:

– Туды вашу матушку! Курилки! Туды вам ситный с горохом!
Фартовый

Как выглядит ситный, да еще с горохом, они понятия
не имели, но поняли, что дед очень недоволен. Ленька быстро
нашелся:

– Дед, давай соорудим самоварчик.
И сразу от гнева у деда не оставалось и следа. Принесли
с бьющего рядом родника Бугрянского два ведра холодной свежей
воды. Родники здесь вытекают из горы через каждые сто метров,
и все имеют свои названия. Харламов колодец, например, считался
семейным родником Лукиных и протекал в конце их огорода.
А были еще родники лечебные, которые местные называли
«глазной» или от болезни живота.

Растопили самовар. Как и полагается, раздували его сапогом
сверху трубы. Заварка – по рецепту деда: зверобой, молодые
побеги черной смородины, мяты, земляники и сухие ягоды. Не чай,
а компот получался, но бодрящий, и все это с медом и вареньем.
Дед доставал пересушенные баранки и сухари, которыми даже
молодые с трудом хрустели, а дед мочил в чае. За таким самоваром
можно было просидеть с удовольствием очень долго, а самое главное,
они знали, что дед, распаренный не одной чашкой чая, будет
рассказывать об истории здешних мест. Именно от деда Ляксея,
а не из учебников они с Ленькой узнали, что на берегах реки
Прони, где были броды, казаки строили остроги-крепости и служили
пограничниками на краю Руси, первыми отбивая набеги
татаро-монгольских отрядов.

Ребята сидели тихо, затаив дыхание, боясь, что дед захочет
отдохнуть и рассказ оборвется. А дед набивал трубку очередной
порцией табака, дым махорки обволакивал все щели комнаты,
и начиналось повествование, как в сказке «Тысяча и одна ночь».
Можно было пожалеть, что некому записать все это, хотя дед
вряд ли бы согласился на встречу с посторонними людьми. Виктор
вспомнил, как в шутку сравнивал фамилию деда – Шелехов
с Шолоховым. Если уж на то пошло, он больше походил на Григория
Мелехова, да и соседнее село называлось Гремячее, прямо
«Тихий Дон»!

Виктору Лукину и Леониду Шелехову повезло с дедами:
знали много, прожили при царе по тридцать лет и были непосредственными участниками многих событий, примерно одного возраста, обоих звали Алексеями. Историю они изучали в гимназиях еще по «старорежимным» учебникам. Витькин дед,
Алексей Михайлович, окончил еще и университет. Но самое
главное, и это ребята уловили сразу, у дедов не было искаженного
понимания истории своей страны, поэтому они слушали,
боясь что-то пропустить. Их деды больше рассказывали об истории
Руси средних веков и о своей жизни до революции, но оба,
хотя друг друга не знали, умалчивали о своем житье-бытье после
революции 1917 года. Ребятам приходилось только догадываться
почему.

– Полуостров на реке Проне в Гремячем назывался Лука, – дед
Ляксей хмыкнул. – Витек, тебя Ленька иногда тоже Лукой кличет?
– Да это, дед, совпадение, фамилия у нас Лукины, а отец гжатский,
из Смоленской области, – пояснил Виктор.
– Ну, Смоленск тоже был пограничным городом на Руси, –

дед, видимо, хотел подчеркнуть, что не только здесь знаменитые места.

Он рассказал ребятам о кургане и пещерах на краю села, которые
появились после битвы с иноземцами. Поговаривали, что верховный
правитель Средней Азии Тимур гонялся по местной степи
за отрядами татаро-монгольского хана Тохтамыша. Не обошли
вниманием эту землю и полчища крымского хана.

Пещеры на самом деле существовали. Одна была в селе Гремячем
в начале полуострова Лука, напротив памятника Ленину.
Другая в овраге, недалеко от святого источника, между селом Осаново
и деревней Иваньково, оказалась самой доступной и по проходимости
до километра, потом шли завалы. Посещение ребятами
этой пещеры не осталось без внимания взрослых, поэтому в один
прекрасный день вход в нее «случайно» был завален большими
валунами, которых в оврагах, на берегах рек и ручьев – как после
ледникового периода.

Еще одна пещера находилась на краю села и торцом из оврага
выходила перпендикулярно к реке. Вот там, как говорил дед, и был
когда-то курган, но прошло с тех пор более четырех веков. От кургана
и бугра не осталось, да и в селе было около шестисот дворов против оставшихся ста, поэтому определить окраину деревни сложно. Если только по оврагам.

Это не остановило старших ребят, которые, наслушавшись
уже рассказов Витьки и Леньки и вооружившись ломами и лопатами,
бросились на поиски кургана. Дед еще подогрел «золотоискателей
» сведениями об остатках фундаментов домов, где ранее
проживали купцы и богатые крестьяне, сбежавшие после революции
1917 года.

Через месяц окраина села выглядела как после налета
немецкой авиации. Ценностей не было, из находок – наконечник
от копья (металл прочный, хорошо сохранился), замки амбарные
в виде больших кусков металла, разбитые чугуны и осколки глиняных
горшков. Но больше всего нашли стреляных гильз немецкого
происхождения. Они были латунные и тоже хорошо сохранились,
даже дата выпуска у них была одна и та же – 1938 год.
Виктор занимался пулевой стрельбой, и это его больше всего
заинтересовало. А когда у двоюродного брата Михаила мелькнул
девятимиллиметровый «Парабеллум», почему-то никелированный,
у него загорелись глаза, но старшой приказал забыть
об этом. Через год Виктор попросил пострелять из пистолета,
сказав, что достал к «Парабеллуму» «родные» патроны. Отдал
их брату, а Михаил сказал позже, что весь запас расстрелял
по кабану, а пистолет утопил в омуте. На том вся эта «археологическая
история», инициировал которую во многом сам дед
Ляксей, и закончилась.

Другая история, также с участием Ленькиного деда. Еще
один деревенский выдумщик – помоложе – Саша Шамин, двоюродный
брат Виктора, сын тетки Наташи, – соединил внешние
динамики с радиолой «Рекорд», выпущенной по заимствованной
после победы у немцев технологии, и на клубной танцплощадке
зазвучала громкая музыка. Потом он из телефонной трубки
соорудил микрофон и подключил через радиолу, которую выставил
в окошко, выходящее на улицу напротив дома деда Ляксея,
и стал вещать о «новостях» в совхозе «Большевик». Народ подтянулся
быстро, так как дело было к вечеру, но скоро эта шутка
была раскрыта, а «диктора» отловили комбайнеры, когда он стал

Глава 2. Беломестное: прошлое и настоящее


вещать об обмене ими у тетки Маруси мешка пшеницы на самогон.
За такие «новости» могли и поколотить. Решили подшутить
и над Ленькиным дедом: позвав его к приемнику, выдали
в эфир небольшую историю о его плене в русско-японскую войну
и награждении медалью «За победу над Японией». Дед возмутился
путаницей:

– Ту войну мы проиграли, а в 1945 году я в войне не участвовал,
за что медаль-то? И откуда они узнали о моем плене? Столько
лет прошло.
А когда из динамиков дед услышал обращение «Дед Монгол»,
то догадался и плюнул:

– Вот, мудрецы, в рот вам ситный с горохом, – и пошел к себе,
шмыгая валенками по дорожной пыли.
Витька с Ленькой поспешили заверить деда, что в этой
шутке не участвовали и предложили закончить этот конфликт
между поколениями традиционным чаепитием. Дед приободрился,
нравилась ему эта процедура. На их просьбу рассказать
о войне с Японией в начале века дед ограничился только
подтверждением, что он действительно был в плену у японцев
в 1905 году. А затем сменил тему и поведал о происхождении
названия села Беломестное. Так называлось оно вовсе не оттого,
что здесь много белого известняка. В средние века беломестными
называли казаков, которым царь давал за особые заслуги
перед государством охранные грамоты с большими наделами
земли и которых освобождал от повинностей. Эти заслуги передавались
по наследству от поколения к поколению, поэтому
за два с половиной века до отмены крепостного права народ
здесь жил свободный.

– До революций настоящие казаки были все беломестные,
заслуженные люди – это ваши предки, внучата. А потом случились
войны, революции и не осталось казачков. О других казаках
в южных областях я не спорю, но в тех местах правила еще Золотая
Орда, и когда образовывались, не были они православными.
Вот так дед внес свой вклад в историографию относительно
теории происхождения казачества, намекая, что истинное казачество
зарождалось на Руси в княжествах вокруг Московии

Фартовый

и выполняло задачи по охране границ государства. После его рассказов
им по ночам снились дружины Дмитрия Донского, проходившие
через их село на Куликово поле, которое находилось
в пятидесяти километрах, или набеги хана Батыя на городище
Беломестное вперемешку с наступлением советских войск, освобождавших
село от немцев.

Днем, катаясь на велосипедах, находили подтверждение рассказам
деда. На полуострове Лука обнаружили остатки крепостного
вала, на окраине села стоял памятник погибшим воинам
Красной армии. Слегка перекачанные шины их дорожных велосипедов
ловили все неровности проселочной дороги. Велосипеды
у них были немецкие, трофейные, тяжелее наших по весу, но зато
гораздо легче на ходу. Да еще с ручным тормозом. Ленькин отец,
дядя Вася, мужик хозяйственный, то ли с фронта их приволок,
а может, подобрал после отступления немцев. Так они докатили
до Озерок, где на высоте около двухсот метров вырывался родник
Гремучий, который на самом деле шумел и гремел, скатываясь
по камням с высоты. Пить воду из него было невозможно –
от холода зубы ломило. Видимо, его воды протекали через подземные
ледники. Там же, в лощинах, они нарезали деду зверобоя
с желтыми цветочками и кустиков земляники с ягодами, увязав их
маленькими веничками для сушки. Надо же деду запасы пополнить
для заварки чая.

После велосипедной прогулки пора было готовиться к вечерним
посиделкам на «пятачке». А это – целый процесс. Искупались
в реке, погладили брюки – морской клеш, мода была
такая, чтоб брюки были расклешенные, правда, без цепей, они
этого не любили. Надраили туфли с набитыми каблуками. Виктор
– высокий, спортивного телосложения, с черными волосами,
как воронье крыло, и голубыми глазами, темно-синяя рубашка
с широкими рукавами на цыганский манер. Ленька – русоволосый
и такой же статный. Своим «прикидом» и внешностью Виктор
выделялся, но в этот раз сразить девчонок своим внешним
видом ему не удалось, потому что увидел блондинку, новенькую,
и понял, что… погиб. Она стояла одна среди березок при
входе в сельский клуб, стройная, в черном облегающем свитере

Глава 2. Беломестное: прошлое и настоящее


и темных брюках. Ее лицо показалось знакомым, и Виктор сразу
понял почему. «Да она чертовски похожа на знаменитую Марианну
Вертинскую, – мелькнуло в голове. – А, пожалуй, даже красивее
», – он не мог оторвать от нее взгляда. Через мгновение Виктор
уже вертелся в компании девиц из соседней деревни Иваньково,
она была из этой компании, звали девушку Наташей. Их
первый танец… ему казалось, что он парил в воздухе, он терял дар
речи, у него захватывало дух, появлялась дымка перед глазами…

Концентрация красавиц в одном месте не осталась без внимания
парней из соседних деревень. Компании ребят из соседних
Гремячего и Осаново добавляли в их тихую жизнь своего колорита
в виде потасовок (какие же танцы да без драки!), но Виктор
чувствовал себя уверенно, помимо стрельбы занимался боксом.
Парней в селе было гораздо меньше девчонок, те иногда
подбивали их к ночным походам на танцы по «чужим» деревням,
откуда за ними увязывались компании местных. Отсюда
и бои местного значения. Гремячевские ребята были сдержанными
в поведении, кроме рыжего Кольки, который был немного
моложе всех, потому вел себя задиристо, как «петушок», в числе
первых горячился и часто получал «по соплям». Но затем все
стихало само собой и ребята просили Рыжего спеть. Пел он
хорошо и громко, но почему-то все больше застольные песни.
А вот осановские были более агрессивными, имелась у них одна
«овца» по кличке Валет, носил финку. Это не принято в деревенских
потасовках, поэтому, когда они приходили, ребята во главе
с Ленькой и Мишей Капустиным бежали на конюшню и возвращались
верхом на конях без седел, но с кнутами. Это остужало
пыл осановских под предводительством Коли по кличке Боцман.
Он был высокого роста, косая сажень в плечах, а под пиджаком
носил морскую тельняшку – все, что связывало его с морем. Надо
было отдать ему должное, Боцман никогда не участвовал в потасовках,
а выступал как «группа поддержки». Компанию осановских
они окрестили «татарами».

Их потасовки не оставались без внимания деда Монгола,

который по утрам интересовался у Леньки, как прошла «ноч


ная битва за независимость села». И откуда он все знал, ведь

Фартовый

из дома почти не выходил?! У Виктора складывалось впечатление,
что дед Монгол отреагировал на «радиошутку» и, рассказывая
Витьке и Леньке истории, передавал остальным ребятам информацию
о кладах. Точнее, запускал откровенную «дезу», например,
о горшках с золотыми монетами купца Харламова. Дед периодически
выходил на край своего огорода с табаком и наблюдал, хихикая,
как ребята выкапывают остатки фундаментов разрушенных
полвека назад домов. Огромные камни они откатывали в сторону
и внимательно рассматривали осколки разбитых горшков и чугунов.
Золотом, конечно, и не пахло. Но молодые археологи продолжали
раскопки. Их азарт подогревали редкие находки старинных
монет, правда, только медных. У деда, кстати, был и чисто практический
интерес: бесплатная рабочая сила, которая расчистила
землю, выкопав остатки фундамента на соседнем участке. Теперь
ее там можно распахать и посадить картошку. Вот так дед «отомстил
» за ту «радиопередачу».

Каникулы проходили весело, событий хватало. Так, по окрестным
деревням и селам ездили цыгане и меняли на разное тряпье
свистульки, рогатки, булавки, иголки, но их с Ленькой интересовали
только револьверы, отлитые из алюминия. Они были
покрашены черной краской и выглядели как настоящие. Стреляли
из них холостыми патронами, сделанными из пробок от аптекарских
пузырьков, но грохот был похож на выстрелы из охотничьего
ружья. Правда, револьверы быстро разваливались, но удовольствие
от стрельбы получить они успевали. Сколько тряпья
они перетаскали цыганам, трудно представить. Вот жизнь у этого
народа. Подъехали к деревне, раскинули шатры на берегу речки,
развели костры. Одни пошли по деревне гадать и воровать, другие
на телеге поехали – собирать различные вещи, чугуны, самовары,
цветной металл. От перьев кур и гусей берег реки в один
вечер становился белым, видимо, этому историческому месту
суждено было терпеть убытки от нашествий со времен татаромонгольского
ига.

А дед Ляксей снова выгадал: ребята перетряхнули от пыли
его многочисленные вещи в сундуках, в одном из которых лежала
морская форменка с двумя георгиевскими крестами и гимнастерка

Глава 2. Беломестное: прошлое и настоящее


с орденом Боевого Красного Знамени, под ними настоящая
шашка. Эти вещи давно не видели белого света. Они стряхнули
пыль, надраили кресты и орден суконкой с зеленой пастой,
и награды засверкали как новые.

– Дед Ляксей, вот надел бы гимнастерку или флотскую форменку
да прошелся бы по деревне.
– Кому это надо, внучок? Да и время такое еще не пришло.
Пересыпьте все свежим табачком и закройте сундучок.
От запаха махорки они обчихались.


– Дедушка, а расскажи про свои награды.
– Хорошо, ребятки, как-нибудь поведаю, но не сегодня.
При виде такого «иконостаса» у них сразу возникла масса
вопросов к деду – такое они видели только в кино «Крейсер
Варяг» да «Чапаев», но дед был непреклонен:

– Об этом не время рассказывать. Может быть, позже. Только
одно скажу, что про «Варяга» вы угадали. В соседнем селе Яцкое,
это в трех километрах отсюда, жил Всеволод Федорович Руднев,
контр-адмирал, командир знаменитого крейсера «Варяг»
и мой командир тоже, герой русско-японской войны. Это вот он
совершил подвиг в неравном бою с японцами. Сложили о крейсере
песни. Даже революция признала его заслуги перед родиной,
а потом голытьба спалила его имение. А жили Рудневы правильно,
односельчан не обижали. Но всё забыли и пепел по ветру
развеяли. Что за власть такая, когда воюешь за нее – ты герой,
а после войны, когда узнают, что ты богатого сословия, значит –
враг и место тебе за колючей проволокой. Многих погубили. Так
что потом, внучата, расскажу.
Дед набил трубочку самосадом, сел в самодельное деревянное
кресло, покрытое овчинкой, и комната наполнилась, как
у шамана в яранге, то ли дымом, то ли одному ему известными
мыслями. Виктор мог только предположить, что дед Алексей
не только бежал из японского плена – у него была очень бурная
жизнь и после революции, и бежал он и от нее в глухую деревню,
подальше, и не хочет больше вспоминать об этом. И просил ребят
не болтать о том, что видели. Прошло много лет с тех времен,
но дед еще чего-то опасался. Времена лихие были, и народ все

Фартовый

еще напуган. Ребята знали, что надо ждать, когда он сам расскажет
хотя бы что-нибудь. Но кличка Монгол сразу исчезла из их
лексикона даже при общении со старшими.

Виктор вспомнил своего деда Алексея Михайловича. Он был
директором завода под Подольском, который выпускал знаменитые
швейные машинки. Их экспортировали за рубеж, и говорят,
что там ставили на них свои электрические моторчики, и машинкам
цены не было. Но от домашних Виктор знал еще один секрет:
в годы Великой Отечественной войны на этом заводе делали
патроны к боевому оружию. Все в доме, от внуков до бабушки,
часто звали деда по имени-отчеству. Похоже, что у него тайн было
не меньше, чем у Ленькиного деда.

Глава 2. Беломестное: прошлое и настоящее


Чай
глава3 с танцами

Они с Ленькой получили от цыган не только заветные револьверы,
но и выручили немного денег за старые вещи. Купили пряников,
баранок и конфет «подушечек» и спросили у деда Алексея разрешения
пригласить «на самовар» знакомых девчонок.

Дед хмыкнул:

– Невесты, что ли? Ну что ж, показывайте.
Конечно же, это был не показ, так как мнение деда, при всем
уважении к нему, их меньше всего интересовало. Тем не менее
дед, не стесняясь присутствия Наташи и ее сестры Тамары, тихо
и протяжно произнес:

– Да! Таких красивых барышень можно было увидеть только
в имении у барина.
– Это в Осаново, где барская усадьба? – поинтересовалась
Тамара.
– И не только. У Рудневых приемы бывали повеселей. Имение
у них было не очень большое, вокруг пруды с карпами. Деды
и прадеды у Всеволода Федоровича все были моряки. Так вот
сложилось, что эти «морские волки» защищали Россию на Черном,
Азовском и Средиземном морях, а жили в центре России, где
не было даже речки, только пруд. В начале восемнадцатого века
предок Руднева был матросом и за храбрость получил от Петра I
Фартовый

офицерский чин и, как многие беломестные казаки, надел земли
в этой местности.

Наташа разложила вишневое варенье по розеткам, Тамара
разлила по широким фарфоровым чашкам ароматный чай
из самовара – дед расщедрился и достал из буфета красивую
посуду. Наверное, девчата ему приглянулись. Виктора с Ленькой
он поил чаем из алюминиевых помятых кружек. Наташа поднесла
чашку к губам и замерла, слушая рассказы деда. Чашка
закрыла нижнюю часть ее лица, подчеркнув миндалевидный разрез
голубых глаз. «Стоп, – мелькнуло в голове Виктора, – опять
знакомый взгляд, и именно в такой позе – с чашкой чая на уровне
губ. Да, Наташа копировала кадры из фильма с Марианной Вертинской.
И одета она так же – в облегающий свитер черного
цвета и черные брюки». Он сидел завороженный, не отрывая
взгляда от Наташи. Это не ускользнуло от внимания окружающих,
и Наташа смущенно опустила глаза. Виктор и сам неуютно
почувствовал себя оттого, что все заметили его состояние.
Обычно он разглядывал Наташино лицо украдкой. Его на самом
деле поразило это сходство с известной актрисой. До чего же
она красива! Конечно же, не Вертинская, а Наташа. Реальная
и напротив. Ему казалось, что Наташа все поняла по одному
его взгляду.

– На рубеже веков меня призвали на Тихоокеанский флот, –
продолжал свой рассказ дед Алексей, – там я и встретился со своим
земляком Рудневым, которого через пару лет назначили командиром
крейсера «Варяг», он уже был капитаном первого ранга. Чаи
мы с ним не распивали, время было напряженное, японцы уже
десять лет вели войну на Дальнем Востоке, – дед замолчал и долго
пыхал своей трубочкой.

Оставалось опять только догадываться, когда именно он попал
в японский плен. Его не пригласили на пятидесятилетие подвига
крейсера «Варяг». Может, никто не знал, куда послать приглашение?
А, скорее всего, дед давно затаил обиду на какую-то большую
несправедливость в жизни.

Девчата потянули кавалеров в кино, да и дед их поддержал:


Глава 3. Чай с танцами


– Идите, идите, а то я тоже приустал. Помнится, Ленька, ты
обещал мне травок и ягод подсобрать, сейчас самое время, позже
они свой запах и силу будут терять.
– Так мы давно уже собрали и в шалаше сушим. Завтра
принесем.
– Вот уважили деда. Ну, бегите, не то ваших красавиц
пацаны уведут.
Виктор тогда не предполагал, как это можно увести девчонок.
Лошадей можно, да и то, это цыгане воруют.
Вечером на танцах Тамара сказала, что неплохо бы яблочками
похрустеть. Виктор был легким на подъем и минут через
тридцать принес сочных и ароматных яблок, сказав, что из своего
сада. Вся компания оценила их вкус, на что он заметил, что
чужие всегда слаще. В последующие дни Витька с Ленькой регулярно
стали снабжать яблоками свою компанию, пока Валька Глазова
не зазвонила: «Это же яблоки из моего сада!»

Яблоки были сорта белый налив, каких в селе выращивали
мало. Они клятвенно заверили Валентину, что эти яблоки не из ее
сада, но она все-таки «накапала» родителям. В общем, их разоблачили.
Оказалось, они, как Мишка Квакин с компанией из «Тимура
и его команды», лазили по чужим садам – для куражу – и брали
всего-то яблок по десять с каждой яблони, чтобы не было заметно.
Попытки объяснить родителям Валентины, что яблоки, наверно,
сами упали от созревания, успехом не закончились, и дважды приезжал
участковый из милиции, хотел побеседовать с Виктором
и Леонидом, да разве их найдешь в окрестностях…

Когда родители просили покараулить ночью сети на реке, это
означало пропустить вечеринку и встречу с девчонками, поэтому
однажды Витька с Ленькой решили пригласить своих подруг
на рыбалку и устроить что-то вроде пикника, в настоящих чапаевских
бурках, с печеной картошкой на углях и уткой в чугуне. Виктор
часто бывал на рыбалке и охоте и видел, как взрослые готовят
различные блюда в полевых условиях. Друзья еще днем заныкали
утку в камышах, распотрошили ее, натерли изнутри солью
с перцем и набили яблоками с огородными травами. Потом размочили
белую глину – она наиболее вязкая, и густо обмазали утку.

Фартовый

К вечеру глина застыла и жаровня была готова. На берегу нажгли
углей и закопали в них глиняный ком, а сверху запекли в углях
картофель.

Помыли руки и заодно окунулись в реку, больно заманчиво
было в душную ночь поплавать в прохладной воде. Девчонки
последовали их примеру. Сети стояли в двухстах метрах от «банкета
». После купания на девчонок накинули бурки, а в ответ на их
очередной вопрос: «Готово?» Виктор выкатил глиняный шар
и ударил по нему полешком. Он развалился на три части: перья
и кожа остались внутри шара, от утки исходил пар и душистый
неповторимый запах. Ленька достал из сумки стаканы и бутылку
медовухи:

– Дед передал за заготовку зверобоя, мяты и ягод.
Они с Ленькой уже прикладывались к этому божественному
напитку, поэтому со знанием дела предложили девчонкам. По градусам
медовуха была слабенькая, не крепче кваса, но имела такое
свойство: при светлой голове как следует «била» по ногам, и минимум
в течение часа «водило» так, что подняться было трудно.

На рассвете вытащили сети. Какой только там рыбы не было!
Даже два налима и крупные жерехи. Девчонкам тоже перепала
часть улова. Барышень проводили домой, благо, что дорога
по берегу речки была около пятисот метров. Да, парни смогли
произвести впечатление, но танцы все равно перебивали романтику
на берегу реки. Наверно, девчонки еще не доросли, чтобы
ценить такое удовольствие, как общение с природой.

Глава 3. Чай с танцами


Тайна
глава4 Новочеркасска


Как-то они с Ленькой заглянули вечером к пастухам, отдыхавшим
на берегу реки. Те уже загнали телят в стойло и разрешили пацанам
искупать в реке лошадей, на которых днем пасли скот. После
вечернего купанья ребята расположились вокруг костра на полушубках,
брошенных на сено, и трескали печеную картошку. Она
и так вкусная, а в компании взрослых парней да с крупной солью
и чаем из котелка это было что-то.

Из разговора пастухов выяснилось, что один из них, Виктор
Глазков, уже как месяц вернулся со службы в армии, демобилизовавшись
раньше срока.

– Тебя что, комиссовали по «белому» билету?
– Тебе бы такой «белый» билет. Я служил во внутренних войсках,
а там иногда стреляют даже в мирное время.
– Что-то я не слышал, чтобы у нас в стране была война
в последнее время.
– И никогда не услышишь. – Как оказалось, Виктор Глазков
был непосредственным участником событий в Новочеркасске
летом 1962 года. – Мы после этих событий подписки дали о неразглашении,
и нас раньше положенного отправили домой.
– Виктор, а расскажи, интересно ведь. Мы никому не скажем.
Фартовый

– Да ничего интересного там не было. Народ вышел на площадь
Новочеркасска, а против него танки выставили и нас с автоматами
и боевыми патронами.
– Чего, демонстрация была?
– Мы потом узнали. Рабочим местного завода урезали зарплату,
а цены подняли на мясо и молоко. Вот они и возмутились.
– И правильно сделали. За что наши предки воевали в семнадцатом
и в войну?
– Ты потише, здесь тебе не митинг.
– Но я правду говорю.
– Вот о правде и тихо. Они тоже на площади правду искали,
а получили пули.
– Правда, что ли?
– Вот это – правда, только, пацаны, никому ни слова, иначе
мне достанется и вы тоже можете в беду попасть. Поняли?
– Конечно, поняли. Но что же там было?
– Ладно, сказал «а», говори «б»… В толпе был разный народ.
Были женщины и дети, рабочие, которые хотели выразить свой
протест и выяснить, как им жить дальше, так как не хватало зарплаты,
а были и такие, которые воспользовались ситуацией. Начались
погромы. Напали на исполком, милицию, госбанк, КГБ,
в общем, как в семнадцатом году, во время революции. Пришлось
применять оружие. Я был около исполкома. Там человек пятнадцать
положили, а остальные разбежались.
Виктор замолчал. Было видно, что он задумался.

– Нас привезли накануне ночью, – продолжил он, – сначала
держали в оцеплении без оружия, а утром привезли автоматы
и патроны, объяснив, что собралась банда и нам придется
защищать важные здания от погрома. Если поступит приказ, то
придется открыть огонь на поражение. Мы были в смятении.
Вскоре появилась толпа с красными транспарантами и портретами
Ленина, требуя повышения зарплаты и снижения цен на продукты.
В толпе были женщины и дети. Со стороны можно было
подумать, что снимают кино про Кровавое воскресенье 1905 года.
Но потом в нас полетели камни и палки, а в ответ прозвучали
выстрелы. Мы и не думали, что до этого дойдет. Кроме нас здание
Глава 4. Тайна Новочеркасска


горкома партии и исполкома было оцеплено «дикой дивизией»,
солдатами внутренних войск родом с Кавказа.

В городе то там, то здесь раздавалось эхо автоматных очередей
и одиночных выстрелов. Толпа уже рассеялась, но по городу
ползли слухи о повальных арестах, о сотне погибших и раненых.
Все было засекречено с первых минут расправы с населением,
но даже и эти секретные цифры, наверное, не соответствовали
действительности. Многие раненые лечились частным
образом, чтобы не попасть в лапы «правосудия», а десятки убитых
были вывезены ночью на машинах внутренних войск и тайно
похоронены.

Но мы не стреляли в народ. Только для испуга, поверх голов.
Их кто-то другой расстреливал. Не наши солдаты, что стояли
в оцеплении. В соседнем полку, говорят, наш офицер, получивший
приказ открыть огонь на поражение, не выдержал и застрелился,
так что же говорить про солдат. Нет, не наших это рук
дело, они погибли не от наших автоматных очередей. Наверняка
сработали спецслужбы, охранявшие членов ЦК, которые приехали
разбираться по указанию Хрущева и находились в горкоме.
Это можно было сделать под грохот наших автоматных очередей.
Короче, темное это дело, и давайте от греха забудем его. Иначе
можно оказаться за решеткой в момент. С нас взяли подписку
и проводили домой, совершенно очумевших от этих событий.

– Виктор, а ты ничего не выдумываешь?
– Может быть. Мне иногда кажется, что это было не со мной,
и вообще, было ли это. Давайте не отвлекайтесь, налегайте
на картошку.
Он выкатил печеную картошину из углей. Покатав ее в ладонях,
разломил:

– Еще немного, и от картошки ничего не осталось бы.
Ну-ка, посолите огурчики, – Глазков быстро переключился
на действительность.
А она была прекрасна. Молодежь сидела вокруг костра.
Над рекой белым молоком расстилался туман, предвещающий
о приближении осени. А ведь случились эти страшные события,
о которых рассказал простой пастух, на долю которого выпали

Фартовый

эти испытания, каких-то два месяца назад. Видимо, у него давно
уже назрело желание высказаться. Не мог он держать это в себе.
Может, не совсем подходящая была аудитория, но он верил этим
пацанам, что они не будут «звонить» о том, что услышали, ведь
он им четко объяснил, чем это грозит.

Следующей ночью Виктор долго ворочался в своем шалаше
и никак не мог уснуть. «Мирное время, и такое творится. Ему
через несколько лет идти служить в армию. Может, все придумал
Глазок?» Рассказ о событиях в Новочеркасске не укладывался
в голове. Почему стреляли в мирных граждан, в простых рабочих,
женщин и детей. Он уже точно решил, что спросит об этом
у своего деда Алексея Михайловича. События в Новочеркасске
вряд ли остались им не замеченные: дед всегда владел обстановкой
в стране и его всегда интересовала политика партии. Тем
более, случайно Виктор услышал, как дед говорил, что от ленинских
принципов партия давно отошла. Да и еще по одному
вопросу хотелось узнать мнение деда. Осенью можно вступить
в комсомол. Интересно было, что он об этом скажет? В общем,
ему не терпелось поговорить с дедом с глазу на глаз. У Виктора
не было такого тесного и доверительного контакта с родителями,
как с дедом, Алексеем Михайловичем, который во всех вопросах
всегда был серьезен и строг, поэтому его слова и пожелания
ложились «на душу», с ним можно было посекретничать, он
всегда без паники расставлял точки над i и все объяснял как надо.

Глава 4. Тайна Новочеркасска


Прощание
глава5 с детством

Воспоминания о детско-юношеском периоде жизни всплывали
у Виктора в памяти целыми картинами или отдельными кадрами,
как в кино. Особенно летние каникулы, когда жизнь бурлила
и столько всего происходило за, в общем-то, короткий отрезок
времени. И почти нечего было вспомнить о длинных серых зимах,
кроме походов на новогодние праздники в Кремль и, конечно же,
подарков в металлических сундучках.

А лето значило Беломестное. Любой приезд гостей из Москвы
всегда становился праздником, ярким событием, особенно когда
приезжали папины сестры – Клавдия с сыном Сашей и Зинаида.
Клавдия Алексеевна жила в Москве, недалеко от них, на Каляевской
улице. Она окончила торговый институт и работала директором
«Галантереи» на Сретенке. Ее отличали строгость и рассудительность.
Зинаида Алексеевна была ее противоположностью.
Во время войны ушла добровольцем на фронт, воевала
снайпером до конца войны. Фронтовичка, но этого никогда
не подчеркивала. Ордена и медали никогда не носила. Работала
она вместе с отцом – дедом Виктора – Алексеем Михайловичем
на Подольском заводе. Она же была единственной из всех
родственников курящей, причем курила только «Беломорканал».
Это был отголосок фронта. Семейная жизнь у нее не задалась.

Фартовый

Веселая и красивая, а вот не получилось. Он однажды слышал
разговор сестер:

– Когда же ты замуж выйдешь? – спрашивала Клавдия. – Хоть
племянников понянчить.
– Не надо, Клава, ты же знаешь, настоящие мужики остались
там, на поле боя, и он тоже. Других таких не бывает.
– Но сколько времени прошло, жизнь изменилась. Надо жить.
– А я живу и радуюсь. Давай больше не будем об этом.
В этом случае Клавдия, обычно подсказывающая, как жить,
и любившая порассуждать на эту тему, не могла спорить с Зинаидой.
Сын Клавдии Саша выглядел «маминым сынком». Он пытался
сорваться из дома вместе с ребятами на реку, но на возражения
мамы никогда не перечил и не капризничал.

Помимо чаепитий во дворе всеобщее ликование вызывало
приглашение на берег реки на уху. Утром вынималась из реки
сеть, небольшая, метров тридцать, но рыбы было в ней не менее
ведра: плотва, голавли, щуки и, конечно, окуня – специально для
ухи. На берегу стоял таганок, на котором в большом чугуне варилась
уха, а потом жарилась рыба на большой чугунной сковороде.
Да, именно все было большое. Чтобы не тащить с собой
много посуды, все ели прямо из чугунка. Всем выдавались деревянные
длинные ложки, и есть так было намного вкуснее. После
угощения свежевыловленной жареной рыбой и чаем из самовара
Зинаида Алексеевна с отцом могли позволить себе по сто грамм
водки, иначе, говорили, это не уха будет, а рыбный суп. Завязывался
разговор.

– Павел, я помню нашу речку Ворю и деревню Лукино, они
чем-то похожи на эти места.
– Да, очень похожи. Такая же извилистость реки, похожие
берега, но там по берегам растет лес. Здесь чернозем, а там песок
и глина, поэтому картошка разная. Здесь тульская, а там смоленская.
Хотя относятся эти реки к одному, Окскому, бассейну
и можно по воде дойти до нашей деревни Лукино.
– Хорошо бы собраться и съездить как-нибудь туда, в Лукино,
отец рассказывал, что там одних наших домов около двадцати было,
мельница, маслобойня. В Дровнино близкие родственники живут.
Глава 5. Прощание с детством


– Вот в Дровнино давайте съездим, и в Лукино тоже можно
съездить, но не знаю, что там вообще осталось от деревни.
– Это как?
– Очень просто. Война там была, сестренка, ты спроси у Зинаиды,
как это бывает.
– Но здесь у нас тоже была война, и немцы сидели на этом
берегу, где сейчас мы сидим.
– Здесь немцы стояли всего неделю, но их вышибли раз
и навсегда. Хотя во время наступления в первых числах декабря
1941 года наших много полегло, так как, по привычке, хотели
взять село в лоб, а надо было обойти его, и немцы сами бы отступили,
опасаясь окружения. Вон, вдоль реки остались видны с тех
пор следы окопов и многочисленных воронок от снарядов и бомб.
Но все дома остались целыми, а в районе Лукино, как и во всей
Смоленской области, почти два года шли непрерывные бои.
– Жалко, говорят, там столько всего у нас было.
– Что, буржуи, потянуло на «сладкую жизнь»? Вы лучше
вспомните красоты Северного Урала, да еще отца, Алексея
Михайловича, попросите поделиться воспоминаниями о северных
сияниях и полярных зорях на Белом море. Шучу, шучу, – засмеялась
Зинаида Алексеевна, потом посерьезнела:
– Вот съездить поклониться своим предкам надо. Можно сначала
заехать к сестре в Дровнино. Там осенью грибов видимоневидимо,
потому что местные жители боятся в лес ходить, до сих
пор там можно на мины напороться. От них до Лукино недалеко.
Давай, Паша, выпьем за память наших предков.
– Правильно, Зинаида, нечего эту тему трогать. И уж тем
более тебе, Клавдия, ты партийная, и руководитель.
– Всё, всё, закрыли тему. Дед обижается, что редко ты к нему
приезжаешь с внучатами.
– Вот вернемся после летних каникул в Москву, так сразу
приедем в выходные, я и сам уже соскучился по нему, по его саду,
да и внучата рвутся к бабушке на оладушки.
Услышав эту «вкусную» рифму, Виктор вспомнил, как они
готовились к летним каникулам, стоя по ночам зимой в длинных
очередях около магазина на Новослободской улице, чтобы купить

Фартовый

крупы, макарон и муки. Талонов власти не вводили, но отпускали
по одному килограмму в руки. И это было в Москве. Получается,
что не выдумывал пастух Глазков про события в Новочеркасске.
Там, возможно, и этого не было. Он задумался. «Почему же всетаки
их семья в недалеком прошлом жила в коммунальной квартире
деревянного дома? Почему они летом ютятся всей семьей
в домике, похожем на сарайчик?» Он в школе общался с «золотой
молодежью». Бывал в их компании и видел, как они живут.
Это были дети профессоров, режиссеров и советско-партийных
руководителей среднего звена. Он чувствовал себя в их обществе
«не в своей тарелке». Просто понравился девчонкам из этой
компании, вот они и приглашали его иногда. Никакой зависти он
не испытывал, но вопросов от этого меньше не становилось.

Сейчас у деда Алексея Михайловича шикарная квартира
с отдельным кабинетом и большой библиотекой, но в заводском
доме на железнодорожной станции, там, где он руководил заводом.
Напротив его дома большой яблоневый сад за высоким забором
и опять все тот же сарайчик, хоть и уютный. Дед любит в нем
уединяться. Ему не составило бы труда выстроить хороший дом,
как делали руководители его уровня. Но ему нравился сарайчик
за высоким забором и яблоневый сад. «Почему?» – вертелся опять
в голове Виктора тот же вопрос. И он с нетерпением ждал встречи
с дедом.

Как все прекрасное, летние каникулы и отпуска быстро заканчиваются,
наступает пора разъезжаться по домам. В этом году
у Виктора одновременно с каникулами закончилось и детство.
После этого лета он почувствовал себя взрослым…

Захотелось возвратиться в Москву вместе с девчонками,
поэтому попросил Леньку выяснить номер вагона и место, на котором
поедет Наташа, у ее сестры Тамары. Они поехали в Новомосковск,
откуда отправлялся поезд. Уговорили кассира, чтобы она
из брони продала билет на место рядом с Наташей.

Вечером приехали на вокзал. Виктор вместе с Наташей и ее
подругами вошел в вагон и сел рядом с ней. Специально начал
рассказывать анекдоты, а знал он их очень много, и специально
не обращал внимания на замечания, что он занимает якобы чужое

Глава 5. Прощание с детством


место, что сейчас придет пассажир, что поезд вот-вот тронется,
он не успеет сойти и будут неприятности с проводниками. Поезд
тронулся с места под ахи и охи девчонок, и они замерли, ждали,
как он будет выкручиваться из положения. Поезд шел до Москвы
около четырех часов. Через полчаса в вагон вошли контролеры
для проверки билетов.

– Ну что, дохихикался? Сейчас тебя оштрафуют или отправят
в милицию, – с волнением в голосе сказала Наташа.
– Ничего, как-нибудь проскочим, – невозмутимо ответил
Виктор.
Когда они подошли к Виктору, он спокойно предъявил билет.
Контролеры посмотрели его на свет, по дырочкам определили,
что он правильно занял место, прокомпостировали билет и вышли
из купе.

– Дай посмотреть билет, – нарушила паузу Наташа.
Виктор протянул ей билет. Она молча изучила его, пробежав
глазами по билету сверху вниз, а потом наоборот.

– Девчата, у него билет на это место. Он нам специально
нервы трепал, – но ее подружки только улыбались этой шутке.
Наташа молчала недолго, изображая обиду.
– Зачем ты так сделал? Я волновалась за тебя.
Это было самым приятным в удавшейся шутке.
– Хотел до Москвы доехать с тобой, и чтобы это выглядело
случайностью. Неудобно было перед твоими подружками, а ты
сразу выдала мои намерения.
– Теперь я буду знать, что у тебя ничего случайного не бывает.
– Это плохо?
– Пока не знаю. А вещи твои где?
– На перроне забыл.
– Опять шуточки?
– Просто люблю путешествовать налегке. Наташа, через пару
часов мы выйдем из поезда. Я в метро и домой, ты на Курский
вокзал и в Севастополь. Что будет через год, я не знаю. Приедешь
ли ты в деревню?
– Скорее всего, приеду, а там видно будет.
– Вот и я про то. Можно я тебе письмо напишу?
Фартовый

– Да, конечно. Я свой адрес дам. Только сама писать не люблю,
поэтому не обижайся, если сразу не отвечу.
– Адрес у меня твой есть, а ответа я могу и подождать.
– Я не спрашиваю, откуда у тебя мой адрес, а также и о том,
как ты узнал мое место в вагоне.
Поезд был ночным, и вскоре в вагоне образовался интимный
полумрак. Наташа прислонилась к его плечу и задремала. Виктор
боялся шелохнуться до самой Москвы, чтобы не потревожить ее
короткий сон.

Они расставались на целый год. А может быть, и на более
долгий срок.

Глава 5. Прощание с детством


Дед Алексей
глава6 Михайлович

Когда Виктор ехал к деду один, то любил прокатиться «зайцем»
несколько остановок на электричке. Об этом никто не знал дома.
Он посмотрел на карту. Ветка железной дороги в одну сторону
доходит до Черного моря через Курский вокзал, а в другую сторону
можно доехать до их деревни Лукино Смоленской области
и даже до родины мушкетеров, до Парижа. Он тогда еще не мог
знать, что через десяток лет эта «железка», которая ведет в сам
Париж, столкнет его с этим местом надолго. А пока он беззаботно
расширял свой кругозор в области географии, катаясь на электричке.
При появлении контролеров он уходил вперед по ходу их
движения по вагонам, потом выскакивал на ближайшей станции
и делал рывок по платформе в противоположную сторону. Контролеры
оказывались далеко впереди, а он в уже проверенном
ими вагоне продолжал путешествие, но недалеко, до Царицыно,
где на развалинах дворца они с пацанами играли «в прятки», или
в Немчиновку, на пруды.

А ему хотелось поехать дальше. По схеме дороги в вагоне
он видел Бородино, знакомое по рассказам родни Дровнино, где
жили его близкие родственники на берегу Москвы-реки, недалеко
и Лукино, но это уже надо все-таки ехать с кем-нибудь из взрослых.
Деда он мог навестить самостоятельно.

Фартовый

Приезд Виктора не застал его врасплох.

– Приехал самостоятельно, значит, подрастаешь, – встретил
внука Алексей Михайлович. – Родители знают, что ты поехал
ко мне?
– Да, они меня проводили до электрички.
Хотя Виктор уже давно не нуждался в опеке и вполне был
самостоятельным, но для порядка надо иногда было показывать
себя «послушным мальчиком». После легкого завтрака, состоящего
из омлета и чая с яблочным вареньем, дед пригласил внука
в свой кабинет.

– Вижу, приехал ты неспроста? Опять вопросы по французским
кладам?
– Нет, Алексей Михайлович, вопрос есть, но не из истории,
а совсем свежий. Может, вы мне что-нибудь объясните?
– Ну, рассказывай, что взбудоражило твою головушку. Почему
ты один приехал, без своего двоюродного брата Саши?
– По этому вопросу лучше разговаривать наедине.
– Ну, ты меня заинтриговал.
– В селе Беломестное один парень рассказал нам под строгим
секретом, что участвовал в подавлении демонстрации этим летом
в Новочеркасске, где расстреляли много народа. Вы что-нибудь
об этом слышали? Это не его выдумка?
– К сожалению, это правда. Что тебе рассказал твой знакомый?
А он кто, чем занимается?
– Я обещал ничего не говорить, мне нужно было знать, правду
он рассказал или всё придумал. Вам я полностью доверяю.
– И правильно. А дело это страшное, и его сразу засекретили,
чтобы никто ничего не знал. Я не в курсе всех подробностей,
но одно могу сказать: руководители нашей партии и правительства
испугались недовольства народа. Люди выдвигали правильные
требования и хотели жить нормально, но куда попрешь
против танков и автоматов. Патроны вон я сам выпускаю, их у нас
на все выступления хватит. Это еще одно подтверждение того, что
народ по-прежнему верит ленинским принципам, поэтому на площадь
вышел с портретами вождя, как в 1905 году с портретами
царя. Требования были мирные и законные – не повышать цены
Глава 6. Дед Алексей Михайлович


и одновременно не снижать зарплату. Людям надо было просто
доходчиво объяснить, что повышение цен – результат плохого
управления страной и сельским хозяйством в частности. А здесь
с народом, доведенным до отчаяния, разговаривали через «верхнюю
губу», пренебрежительно, вот и получили в ответ массовые
беспорядки. Недопустимо применять оружие против своего
народа. Хотят опять запугать его и загнать в «стойло»? Это – еще
одно преступление перед народом. И совершили его уже не Сталин
и Берия, а те, заметь, кто их обвинял в 1956-м.

Ты правильно оцениваешь секретность этих событий,
и больше ни с кем это не обсуждай. Твой деревенский парень
прав, это очень опасно. Народ расстреляли на площади, многих
приговорили к расстрелу и длительным срокам заключения.
Никого не интересуют причины, поэтому не будет нормального
расследования этих событий и истинные виновники останутся
безнаказанными. Довели страну, вот что я скажу. А ты вспомни,
как зимой вы всей семьей стояли ночью за макаронами и крупой,
а отпускали по одному килограмму в руки. В войну и то было
проще и понятней. Теперь вся побежденная Германия процветает,
а Россия голодает. Мы первые покорили космос, а о народе
забыли. В Кремле никогда не знали и не знают, как живет народ.
По сути, у нас феодальное государство осталось, только с космическими
кораблями.

Алексей Михайлович сокрушался, как руководители государства
и партии, с Хрущевым во главе, управляют страной. В частности,
экспериментируют с сельским хозяйством. Снизили закупочные
цены на сельхозпродукты, а на горючее, запчасти и промышленные
товары повысили, чем разбалансировали работу колхозов.
Обложили простых крестьян налогом на скот и птицу, на плодовые
деревья и кустарники, отменили обязательные поставки сельхозпродуктов
с личных подсобных хозяйств. Делается все, чтобы
отбить у крестьян желание заниматься сельским хозяйством. Вот
тебе и продовольственный кризис.

Увлечение Хрущева кукурузой после визита в США пока


жется сущим баловством на фоне его стремления укрупнить

хозяйства. Как всегда, использовали такой известный прием,

Фартовый

как партийный призыв. В «Поднятой целине» у Шолохова были
двадцатитысячники, а теперь набрали тридцать тысяч городских
интеллигентов и еще неизвестно каких «квалифицированных»
кадров, устроили для них месячные курсы, как военные курсы
«Выстрел». Только теперь для подготовки председателей колхозов,
а не красных командиров.

– Это было начало большой беды. Безграмотные в сельском
хозяйстве специалисты, а часто откровенные карьеристы и авантюристы
заняли кресла председателей колхозов и разгромили остатки
крестьянского уклада жизни. Как было раньше, так и сегодня продолжается.
Если вспомнить, нашу деревню Лукино да и многие
другие погубила первая коллективизация, потом добили немцы.
А теперь, с «научным» подходом к укрупнению сельских хозяйств
суждено погибнуть сотням тысяч небольших сел и деревень. В крестьянине
убивают дух хозяина на земле, называя это пережитком
прошлого. На оставшихся крестьян власти обрушиваются
с налогами, фактически принуждая резать скот и вырубать плодовые
кусты и деревья, ограничивают участки и обеспечение кормами.
Какое же крестьянское хозяйство может выдержать такие
издевательства?
Алексей Михайлович с гордостью посмотрел на свой яблоневый
сад. Он смог сохранить его, а вокруг кроме огородов с картошкой
больше ничего не увидишь.

– Теперь еще одна идея: Хрущев объявил об освоении целинных
земель Казахстана, не понимая, что обрекает на окончательный
упадок сельское хозяйство в центральных областях России:
его лишили нормального финансирования, а лучшие механизаторы
командированы на целину. Лучшие русские пашни, которые
веками кормили не только Россию, заросли кустарником. Но освоение
целины не решило продовольственную проблему в стране.
Сотни миллиардов рублей просто выброшены в казахстанских
степях, а зерно пришлось закупать за границей. Как можно так
хозяйствовать, чтоб Россию оставить без хлеба? Зато Казахстан
вышел в стране на второе место после России по выращиванию
зерна. Но оно уже не такого качества, как в Центральной России.
С освоением целины развивался и преобразовывался Казахстан,
Глава 6. Дед Алексей Михайлович


а русская деревня загибалась. Руководители партии менялись,
только не менялось их наплевательское отношение к русскому
народу. Среднемесячные доходы крестьян в некоторых союзных
республиках в десять-пятнадцать раз превышали доходы крестьян
в России, Белоруссии и на Украине, которые и без того пострадали
от войны. Соответственно были и капиталовложения в республики
Прибалтики, Закавказья, Средней Азии и Молдавии. Приняли
программу КПСС о построении коммунистического общества,
и это на фоне развала сельского хозяйства.

При этом врут нагло – вот тебе и Новочеркасск, только народ
жалко, и ведь никто об этом не узнает. Доходчиво я тебе пояснил
политэкономию социализма? И давай на этом закроем вопрос.
Я думаю, ты уже большой стал и понимаешь, что свои мысли
не надо никому высказывать. В Новочеркасске верили, что можно
добиться улучшения жизни по-хорошему, высказав накипевшее
руководству города, но получили пули. Я тебе немного открыл
глаза на работу государственной машины, потому как ты сам уже
зацепил эту информацию. Но никому и никогда не рассказывай
об этом. Договорились?

– Конечно, я все понимаю. У меня еще один вопрос.
– Какой?
– Осенью нас будут принимать в комсомол, как обычно,
к годовщине Октябрьской революции.
– Очень хорошо, а в чем проблема?
– Да я вот задумался, стоит ли торопиться? Пока в школе
учусь, а тут будут отвлекать общественной работой.
– Вижу, взрослеешь на глазах, только не надо юлить перед
дедом, что общественная работа будет отвлекать от учебы, говори
прямо, в чем дело?
– Алексей Михайлович, я пока не определился, нужен ли комсомол
мне?
– Да ты не только возмужал, но и мысли у тебя не детские.
Я отвечу на твой вопрос вопросом. Кем ты хочешь быть?
– Военным летчиком.
– Вот и ответ готов. В летное военное училище не примут,
если не будешь комсомольцем или, во всяком случае, будет
Фартовый

много вопросов на комиссии, но, скорее всего, откажут. А почему
летчиком?

– Хотелось быть офицером, но после рассказа, как на площади
Новочеркасска застрелился командир, который не захотел
выполнить приказ стрелять в толпу, я решил стать летчиком.
В небе нет такого ужаса, как на площадях.
– Наверное, ты прав, но если хочешь быть им, то комсомола
тебе не избежать.
– Да уж больно они заорганизованы, и речи их не совпадают
с их мыслями и поступками. Алексей Михайлович, я все понял:
без комсомола и партии не будет карьеры, но вы же не член партии,
а директором завода вас назначили.
– Во-первых, я работал в профсоюзе с 1903 года, а во-вторых,
в конце тридцатых годов наступило такое время, что, видимо, другого
кандидата на эту должность не оказалось. Сейчас совсем другое
время. Время парадов и побед на бумаге, поэтому все врут.
Я тебе еще раз говорю: мысли – это одно, а дело – совсем другое,
если не хочешь попасть в «черный список» и работать дворником,
а то и им еще не устроишься. Я понятно объясняю?
– Мне давно понятно, но хотелось бы, чтобы все было
по-честному. И мысли, и дела в одной колее.
– К сожалению, пока так не получается, может, ты еще поживешь
при переменах в лучшую сторону в нашей стране. А такое
обязательно будет. Нельзя так жить, как мы сейчас живем. Вот бы
одним глазком глянуть, как там дальше будет. Ведь совсем о другой
светлой жизни мы мечтали, когда собирались в начале века
на маевки в лесу и готовили революцию.
Алексей Михайлович вспомнил своих соседей по бараку.
Его знакомые историки на Соловках тихо на ухо рассказывали
об истоках революционного движения. Еще в 1800 году в России
насчитывалась четверть проживающих здесь евреев от всех живущих
в мире, а через восемьдесят лет в России еврейская община
составляла уже больше половины от всего еврейского населения
планеты. При царизме они были лишены почти всех экономических
и гражданских прав. Ощущение безысходности жизни
одних из них толкнуло на эмиграцию в конце девятнадцатого

Глава 6. Дед Алексей Михайлович


века, а других толкнуло в революцию, так как терять было нечего.
Особенно эти процессы ускорились, когда по России прокатились
массовые еврейские погромы. Около двух миллионов евреев выехали
из России, в основном в США, а оставшиеся перед Первой
мировой войной пять миллионов евреев в России и организовали
Октябрьскую революцию. Есть версия, что пресловутую «землю
обетованную» готовили именно в послереволюционной России.
Во всяком случае, в ЦК ВКП(б) среди руководства были почти
все их представители. Многие из еврейской общины ассимилировались
в русской, украинской и белорусской среде. Поэтому руководители
партии и правительства поменяли свои еврейские фамилии,
а теперь мстят русским за свое былое жалкое существование.
«Вот поэтому мы здесь на Соловках загибаемся, а они в наших
домах и кабинетах правят бал, издеваясь над русским народом», –
подводили итоги революции царские историки, а теперь заключенные
Специального лагеря особого назначения.

– Да, – повторил вслух Алексей Михайлович, – историки
во всем правы. Так оно и было, но теперь за эти мысли могут
поставить к стенке. Все правильно. Как говорил великий полководец:
«Разделяй и властвуй». Вот они и поделили народ, страну,
уничтожили лучшую половину населения, которая умела еще
думать. Такие им не нужны в их «светлом будущем», которое они
уже построили для себя, партийной бюрократии. Остальным обещают
рай, но потом, гораздо позже, если кто выживет в этой чуме
двадцатого века, которую назвали «коммунизмом». Да, не об этом
писал Маркс, и тем более Ленин. Знали бы они, что это приведет
к массовому уничтожению русского населения, то, наверное,
и перо с бумагой опустили бы в мусорную корзину. Мы получили
привилегированную бюрократическую касту, которая больше
никогда не уступит своей власти без серьезного сопротивления,
но я тебя умоляю не вступать ни в какие оппозиции, тем более
не ввязываться в какую-нибудь борьбу, это я тебе говорю по личному
опыту. Они сметут все, что им будет мешать. Трудно жить,
когда мысли правильные, а поступки и дела с ними расходятся,
но что поделаешь. Они же так живут. Засекретили все материалы
и труды левой оппозиции, переиздали труды Ленина и выпустили
Фартовый

свои «труды», грубые и серые, на уровне средней школы, и теперь
ими забивают мозги народу. Некоторые это понимают, поэтому
рождаются анекдоты о советской действительности, но не более.
Мой тебе совет: занимайся точными науками и не забивай свою
светлую головушку различными учениями марксизма-ленинизма.
Только в необходимых рамках, насколько нужно будет для учебы
и продвижения по работе. Я ответил на все твои вопросы?

– Более чем я ожидал, спасибо, Алексей Михайлович!
– Я должен был это сделать, чтобы наши правители не искалечили
твое молодое сознание этой галиматьей о светлом будущем,
в которое сами не верят. Ну да ладно, думаю, еще вернемся
к этому разговору. Сейчас уже поздно. У нас останешься или поедешь
домой?
– Нет, дедушка, спасибо, я домой, надо подготовиться к школе.
– Вот это правильно. Если нужно будет что-то обсудить или
возникнут вопросы по жизни, приезжай, а наши с тобой темы
ни с кем больше не обсуждай, даже с родителями, ты их испугаешь.
Глава 6. Дед Алексей Михайлович


Эхо
глава7 репрессий


В конце пятидесятых годов отменили 58 статью Уголовного
кодекса РСФСР о государственных преступлениях и контрреволюционной
деятельности. Она имела восемнадцать подпунктов,
и каждый из них предусматривал наказание на длительные сроки
заключения либо расстрел за действия, направленные на свержение
власти Советов, за шпионаж в пользу иностранного государства,
самовольное возвращение с мест ссылки, укрывательство,
недоносительство и даже за измышление и распространение ложных
или непроверенных слухов.

Услышав эту радостную весть, Алексей Михайлович вздохнул
с облегчением: появилась возможность добиться реабилитации.
Он откинулся в кресле и впал в воспоминания. По этой статье
были расстреляны, осуждены и сосланы в лагеря, откуда многим
не суждено было вернуться, миллионы честных граждан. По мнению
«слуг закона» того времени, репрессированные не согласились
бы с новым укладом жизни и когда-нибудь могли бы выступить
против власти Советов. Это были, опять же, по их мнению,
потенциальные враги власти, люди, которые ничего не совершили,
но в их благонадежности сомневались. Статья 58 была написана,
принята и одобрена ЦК партии в 1927 году. Она предусматривала
привлечение к уголовной ответственности по всем восемнадцати ее

Фартовый

пунктам. Вот и появились контрреволюционеры, вредители, шпионы
и окружающие их лица: укрыватели, недоносители и многие
другие, насколько хватало фантазии у исполнителей закона. Всегда
при социализме во главу угла ставили учет и контроль, но где учет,
там и приписки, а это звания и награды, спецпайки и другие блага
за отличные показатели, например, в ОГПУ. Не последнюю роль
играли людские зависть и подлость. Немало невиновных, зачастую
лучшая часть населения – генофонд нации, получали ярлыки «врагов
народа» на всю оставшуюся жизнь.

Вспомнился арест, такое забыть нельзя. Ранним зимним утром
3 февраля 1930 года в его дом постучали, предъявили ордер, произвели
обыск. Специально ничего не искали, а просто описали все
имущество: дома, мельницу, мастерские по выделке кожи, сукна
и валенок, маслобойню и сыроварню, многое из хозяйственной
утвари. Ценностей никаких не было. Алексей Михайлович прочитал
в ордере на арест: «Статья 58-10 УК РСФСР – шпионаж», –
и потерял дар речи, так это же до расстрела, а за что? Причин
могло быть много, но все они исходили от сотрудников ОГПУ,
вернее от их фантазии, насколько они представляют себе контрреволюционную
опасность того или иного гражданина. Могут приписать
к троцкистскому или какому другому блоку, могут состряпать
донос или сделать еще проще. Как раз в это время закрывались
повсеместно храмы. Собирали подписи, а если не подписал,
значит, ты против, контрреволюционер, и в селах вокруг Лукино
было много подобных арестов. Главное – напугать народ. Впрочем,
с этого в некоторых селах начиналась коллективизация.

Возможно, его дело вели вяземские огэпэушники, но почему?
Вопросы на допросах задавали о тех людях, о которых он никогда
не слышал, но об этом, он уверен, и сами следователи отлично
знали. Надо же было что-то писать в допросе. Сокамерники советовали
во всем признаться, но потом он узнал, что это были стукачи
или «подсадные утки», которые должны были в камере создать
соответствующую обстановку, пугающую арестованных,
и склонить к даче показаний, каких просит следователь.

– А если нечего сказать, тогда как? – поинтересовался Алексей
Михайлович у одного из сокамерников.
Глава 7. Эхо репрессий


– Тогда расстреляют как врага народа, не осознавшего своего
вреда и не раскаявшегося, да еще и изуродуют.
– Судя по вопросам, которые вам задают, у них на вас
ничего нет, поэтому они, соблюдая формальности, проведут вас
по шаблону, – вмешался другой сокамерник, интеллигентного вида.
– А это как же?
– Да очень просто. На половине листа бумаги, в стране с бумагой
тяжело, напишут, что ОГПУ рассмотрело материалы дела,
а приговор будет написан синим карандашом наискось листа
со сроком не более десяти лет.
– Без всяких доказательств, ни за что?
– Причина вашего ареста для меня ясна, как и многое другое.
Партийно-советские руководители не могли оставить ваше
крепкое на фоне разваленных колхозов хозяйство, поэтому
многие, как и вы, здесь ни за что. Меня, скорее всего, расстреляют
«ни за что», – ответил интеллигент, ушел в угол камеры
и задумался.
Каково человеку, который знает, что его скоро не станет?

Следствие велось недолго, 3 марта 1930 года тройка выписала
пять лет в СЛОНе – Соловецком лагере особого назначения
ОГПУ. Именно выписала, потому как он не признал надуманного,
ложного обвинения.

Отправили его на Соловецкие острова в студеном Белом море
на шестьдесят пятом градусе северной широты, совсем недалеко
от Полярного круга, со всеми вытекающими погодными условиями,
считающимися суровыми для жизни. Многое Алексей Михайлович
узнал об истории Соловецкого монастыря и о секретной
государственной темнице от историков, таких же «шпионов», как
и он, осужденных на десять лет. И увлекся он историей только для
того, чтобы выжить в этих жутких условиях. Даже осудив по надуманным
обвинениям, их и в лагере не оставляли в покое. Чуть ли
не половина осужденных «стучала» на другую половину. Иначе
как можно объяснить, что при равно положительном поведении
одни уходили на поселение с досрочным освобождением, а другим
добавляли сроки? Поэтому Алексей Михайлович увлекся изучением
татаро-монгольского ига и войны с французами, причем

Фартовый

в его крае, в Гжатском уезде. Этим он усыпил бдительность вертухаев
из ОГПУ и их стукачей, дав понять, что его не интересуют
массовые акты беззакония, творимые властями. Хотя он
знал, что через неделю после его осуждения и очередной волны
«чисток» вышло постановление ЦК ВКП(б) о борьбе с искривлениями
линии партии в колхозном движении. О недопустимости
административного закрытия храмов без согласия подавляющего
большинства верующих. Виновных собирались сурово наказать,
но получилось, как всегда, наоборот, наказали сотни невинных
за контрреволюцию и шпионаж, доложили об этой «работе» в ЦК,
а других напугали, в итоге все молча одобрили закрытие храмов,
что означало чаще всего снос. После этих «перегибов» партийные
чиновники и огэпэушники, испугавшись все-таки массовых выступлений
крестьян, а такие сигналы были, приостановили закрытие
храмов на два года…

О многом интересном узнал Алексей Михайлович на Соловках,
хотя здесь велись разговоры исключительно шепотом
и «по углам». Что Ленин сам предлагал отойти от диктатуры
пролетариата и сам стал практически диктатором, а после этого
все отошло к Сталину, который диктатуру только укрепил. Что
на каждый миллион трудового народа приходится несколько
тысяч партийных бездельников, которые делят их заработанные
блага, получают пайки, отдых и все другое, что должно быть
при коммунизме. Чего им его строить, коммунизм уже у них есть.
Ни кулаки, ни фабриканты так не драли три шкуры с трудящихся
масс. Одни работали «за страх», боясь рот открыть, а другие были
одурачены лозунгами и верой в светлое будущее.

Алексей Михайлович находился в лагере особого назначения,
первыми узниками которого были революционеры, бывшие союзники
большевиков, люди, представляющие угрозу советской идее
тем, что они не понимали и не одобряли то, как коммунистические
идеи воплощаются.

Их сажали с одной целью – изолировать от общества, зная,
что немногие вернутся из этих мест. На Соловках «обкатывались»
идеи Троцкого о создании концлагерей со всеми вытекающими
последствиями. С условиями содержания, после которых человек

Глава 7. Эхо репрессий


уже не должен был вернуться в общество, откуда его забрали.
Какая-то непонятная, необъяснимая жестокость. Неужели такое
может придумать человек, обрекая на гибель других только за то,
что они стремились к лучшей жизни?

Работы в лагере все были тяжелыми, но Алексей Михайлович
их не боялся. Работать он умел и делал все, чтобы выжить.
Единственное, что его угнетало, это неизвестность о судьбе своей
семьи – он знал, что бывает с семьями «врагов народа».

Только к концу срока в лагерь пришло письмо от жены
Надежды. Она писала, что они все живы и здоровы, находятся
на поселении в Верхней Салде на Северном Урале, куда их сослали
как семью «врага народа», и ждут его после освобождения. Алексей
Михайлович был горд за свою семью, которая не отказалась
от него, не испугалась угроз и ссылки в суровые края. Позже он
узнает, что семью выслали в день его ареста, а другие их родственники,
узнав от знакомого милиционера, что за ними тоже придут,
быстро собрались и скрылись в глухой деревне Дровнино,
тоже у родни. Огэпэушники про них вскоре забыли и не искали,
видимо, хватало других «врагов народа», за которыми далеко
бегать не надо.

Он продолжал вспоминать, как все было. Алексея Михайловича
обвинили в шпионаже в пользу иностранного государства. Это
он, не выезжая из своей глухой деревни Лукино, недалеко от Гжатского
тракта Смоленской области «молотил» на иностранную разведку.
В эту деревню даже наполеоновские захватчики боялись
заходить полтораста лет назад, потому как его предки крепко партизанили
в этих краях вместе с Денисом Давыдовым. Так вот, с тех
пор здесь никаких иностранцев отродясь не было. Большие фантазеры
работали в Вяземском ОГПУ, которые «слепили» из него
шпиона. А куда деваться от разнарядки. Предписали, что в этой
местности должно быть столько-то шпионов, и баста.

В окрестных селах уже шли аресты и повальные обыски,
так как кроме статьи 58 еще отрабатывалось постановление
о высылке кулаков. Алексей Михайлович понимал, что его тоже
могут арестовать и за кулачество, хозяйство-то было крепкое, хоть
и чисто семейное, больше походило на артель. С большой семьей

Фартовый

и малыми детками никуда не сбежишь. Была надежда, что власти
сделают снисхождение за его былые революционные заслуги,
но увы. И хорошо, что в шпионы записали, так как в этом был
виден явный абсурд обвинения, нежели раскулачили, а срока
давали от вольного, как тройка решит. Могли шпиона осудить
на три года, а кулаку дать десятку без права переписки, что приравнивалось
к расстрелу.

Увезли его в изолятор политуправления Вязьмы и долго с ним
не волынились. Следователь ОГПУ задавал совершенно непонятные
вопросы о сборе сведений, представляющих государственную
тайну, и спрашивал о лицах, о которых Алексей Михайлович
никогда не слышал. Самодовольному, с кривой ухмылкой, следователю
ОГПУ, наверное, доставляло большое удовольствие, сидя
под зеленой лампой, издеваться над задержанными. Смотреть
на их растерянный вид от его нелепых вопросов, которые сам
выдумал или подсказали его руководители, заранее зная, какие
ответы на них записать по шаблону в протокол допроса. Бумага
все стерпит. Вот так «шились дела» белыми нитками. А на самом
деле, они шились суровыми крепкими нитками. Следователи
ОГПУ вершили беспредел, раздавая срока и расстрелы. Для
них подследственные были уже не люди, а статистика: сколько
и по какой статье осуждено или расстреляно.

Да, ОГПУ свое дело знало. Эта организация ему чем-то напоминала
третье охранное отделение царской полиции. Оно занималось
неблагонадежными гражданами при царе, которые вынашивали
цели о свержении власти, так называемая политическая
полиция, которая вела борьбу с ним и его соратниками – будущими
революционерами. Алексей Михайлович вступил в профсоюз
в 1903 году и принимал активное участие в лесных маевках,
в марксистских кружках и поэтому не понаслышке знал о работе
царской тайной полиции. Ему было с чем сравнить нынешних
«служителей закона», которые были похожи на предшественников
только выполнением задач по охране власти, но не более того.

В начале века в крупных городах России марксистские кружки
принесли в рабочие массы свежие мысли, и трудящиеся начали
борьбу за свое светлое будущее. Знали бы они, чем это закончится

Глава 7. Эхо репрессий


и что сделают с ними после их победы. Но тем не менее царская
полиция выявляла, конечно же при помощи тех же осведомителей,
наиболее активных участников этого движения и высылала
так называемых неблагонадежных за сто первый километр. Так
сейчас наказывают тунеядцев и другой, как власти выражаются,
антиобщественный элемент, а раньше ссылали тех, кто хотел свергнуть
царя. Да, есть с чем сравнить.

Так появились первые активисты рабочего движения с марксистскими
взглядами в глубинках России, в том числе в Гжатском
уезде, увлекся марксизмом и он. Дома об этом ничего не знали, так
как отец бы его не понял. Жили они в довольно крепком хозяйстве
и хотя не использовали наемный труд, а только труд многочисленных
родственников, имели свою мельницу, маслобойню,
выделывали кожи, валяли валенки, выращивали фуражное зерно.
В деревне жила большая работящая семья Лукиных, которые сами
сеяли и убирали овес, рожь и лен, выращивали скот. Все это у себя
в деревне перерабатывали, а потом вывозили в город на продажу.
Ни один термин полукрепостнических производственных отношений
к ним не подходил. И к купечеству их нельзя было отнести.

Из соседних сел крестьяне уходили в Питер и Москву на зимние
заработки, а возвращались с новыми мыслями, от которых их
недовольство росло с каждым годом. В селах устраивали тайные
сходки, куда по молодости попал дед Алексей. Со многими их
идеями он соглашался, особенно применительно к его хозяйству.
Они призывали к переделу земли, изъятию у помещиков лишних
земель, чтоб они обрабатывались крестьянами, умеющими
хозяйствовать. Эти тайные сообщества организовывали сосланные
сюда за активное участие в стачках и забастовках рабочие.
Он вспоминал, как участвовал в демонстрации летом 1905 года
на ярмарке. У него все было, но он хотел, чтобы таких хозяйств,
как у Лукиных, было больше по всей России. Дали же его дедам
за заслуги перед Родиной надел земли и сняли некоторые налоги,
вот и пошло хозяйство в гору, так почему нельзя это сделать
по всей России?

Как выражался Алексей Михайлович: «Так я пришел
в революцию». В тайных кружках его снабдили книгами Маркса

Фартовый

и Энгельса, в которых он нашел правильные мысли и стал настоящим,
убежденным революционером, но, скорее, не с большевистскими,
а буржуазно-демократическими взглядами. Требования
крестьянских сходов с каждым днем были все жестче: безвозмездное
возвращение помещиками отрезанных земель, даже призывы
к насильственному захвату земли. Смоленский губернатор
докладывал министру внутренних дел, что Гжатский уезд является
наиболее беспокойным в антиправительственных проявлениях.

«Видимо, это наши предки вложили в нас дух вольности
и борьбы за независимость», – размышлял Алексей Михайлович.
Несколько веков назад здесь находились заставы по охране границ
Руси от татаро-монгольских набегов, во время войны с французами
Гжатский уезд был освобожден от оккупации многочисленными
партизанскими отрядами.

Товарищи по марксистско-ленинским кружкам убедили
его, что их взгляды разделяет даже фабрикант Савва Морозов.
Окончательно революционные убеждения у Алексея Михайловича
сложились в студенческие годы, когда он учился на инженера.
Поскольку они со своими товарищами вынашивали цели
преобразования, а не разрушения общества, события 1905 года
его не коснулись. Однако с полицейскими чинами беседы имел,
и, видимо, его тоже поставили на учет, как неблагонадежного,
но не более. Хотя оснований, по его мнению, у полиции было
достаточно и для его ареста, и для ссылки. Но тогда эти санкции
применялись лишь к активным участникам марксистского
движения, соратникам Ленина, а к смертной казни приговаривались
революционеры, которые убивали министров и покушались
на царей, то есть за конкретные террористические акты. Находясь
в ссылках, «товарищи» продолжали руководить, писать свои труды
и новые призывы, а после совершали, можно сказать, массовые
побеги и оказывались в лучших гостиницах Германии, Франции,
Швейцарии, Италии. Живя в эмиграции безбедно, крупные революционные
деятели не гнушались «пособиями» от иностранных
разведок стран Европы, которым не нужна была сильная Россия.
Такую Россию они боялись и проводили финансирование руководителей
революционного движения с целью превратить жизнь

Глава 7. Эхо репрессий


в России в хаос. Вот это были настоящие шпионы, но царская
полиция к ним не применяла репрессий. Революционеры на нелегальном
положении в России чувствовали себя вольготно, и им
удалось одурачить слои населения, которые свершили Октябрьскую
революции, совершенно не думая, во что это все выльется.
Что извратят все их начинания и пойдет чудовищный необратимый
процесс.

ОГПУ, видимо, учитывая все ошибки царской полиции,
решило с народом не либеральничать. А это был честный народ,
который воспитывался в чуть зажиточной среде, или имел образование
и мог своими мозгами, если не сейчас, то немного позже
понять, что его обманули, обворовали, морально и материально.
Первые были революционеры – сподвижники Ленина и окружение,
которые могли уличить новых партийных бюрократов
в отступлении от ленинских принципов и отстранить их от власти.
В общем, все те, кто мог при возникновении бунта перейти
на другую сторону баррикад. Это была наиболее прогрессивная
часть общества, которую власти попросту боялись, поэтому
постарались побыстрей их изолировать. Причина была, а основания
выдумывали, чтобы соблюсти процессуальные формальности.
А уже зная, чем закончилась бездарная деятельность
царской полиции в 1917 году, всех неблагонадежных расстреливали
или отправляли в первые в мире концлагеря, откуда редко
кто выходил живым, да и то на долгие годы поселения в районы
Крайнего Севера, непригодные для нормальной жизни. Но народ
этот был работящий, поэтому некоторым удалось выжить в лагерях
в нечеловеческих условиях. Одним из таких был Алексей
Михайлович.

При аресте его записали крестьянином. Следователям было
все равно, что писать, все было взято «с потолка», кроме личности,
а может, была некая разнарядка для ареста по статье 58 определенного
количества крестьян, надо же было показать остальной
части населения, что их окружают «реальные враги народа». Это,
по их мнению, повышало бдительность, усиливало страх за свою
жизнь и, наверное, оправдывало массовые аресты, которые превращались
в «снежный ком», чем дальше, тем больше охватывая

Фартовый

человеческих жизней, которые были для товарищей из ОГПУ
не более снежинок.

В лагере на Соловках выяснили, что Алексей Михайлович –
инженер, и пристроили его к одной из «шарашек» в помощь ученым,
занимающимся исследованиями огнестрельного оружия.
В свободное время он общался со своими земляками-историками,
с которыми обсуждал историю Древней Руси, не касаясь политики.
Видимо, «стукачи» сообщили вертухаям об их мирных беседах,
и их оставили в покое. Историки получили по десять лет
и тоже не знали за что. Огэпэушники рассказывали шутку, которую,
наверное, сами и придумали: «Приводят в лагерь заключенного
и спрашивают:

– Сколько дали?
– Двадцать пять лет лагерей.
– Это за что же столько? – удивился опер.
– Да ни за что.
– Э, «ни за что» у нас десять лет дают, – ухмылялся опер».
У них и шутки были такими же плоскими, да они и сами все
знали, что сажали народ «ни за что».
Пять лет в самом страшном по условиям содержания лагере
на Соловецких островах. О «шарашках» на Соловках был снят
документальный фильм, в котором говорилось, что это вовсе
не советский концлагерь, а чуть ли не добровольное желание
народа приехать сюда и трудиться, делать научные открытия
и внедрять их в жизнь в своих мастерских, а их мирный труд охраняли
работники НКВД. Вранью и лицемерию не было предела,
но тем не менее Алексей Михайлович трудился инженером в такой
«шарашке», созданной Леонидом Курчевским. Сам Леонид Васильевич
был недавно освобожден, но его восстановленная электростанция
и созданная «шарашка» продолжали работать. Они рассчитывали
силу заряда для снарядов новых пушек, занимались
разработкой минометов. Многие их разработки нашли применение
на оборонных заводах, в том числе на Северном Урале.

Работы Курчевского были на слуху даже у высшего руководства
страны, но, несмотря на заслуги, его вновь арестовали
и он вскоре погиб в ссылке, как и многие другие в те годы.

Глава 7. Эхо репрессий


А в остальном фильм «правильно» показывал «свободный» труд
на Соловках. И опять же, Алексей Михайлович был благодарен
судьбе, что ему хоть и с такими страданиями, но представилась
возможность встретиться и поработать со многими выдающимися
личностями, теми же историками, которые большевикам
тоже были уже не нужны. Как и создателей этого фильма, он
перестал уважать писателя Алексея Горького, который опубликовал
тогда статью в оправдание произвола и беззакония, творимых
властями в отношении миллионов ни в чем не повинных людей.
Алексей Михайлович жил с ними рядом и был убежден, что они
стали такими же жертвами, как и он.

Фартовый

По волнам
глава8 памяти

По окончании срока Алексея Михайловича отправили на поселение
в Нижнюю Салду – для работы на оборонном заводе. По сути,
такой же «шарашке», как в лагере, только очень большой и без
вертухаев, но с той же колючей проволокой, у которой была уже
другая функция – охрана от внешнего проникновения.

К тому времени на заводе начали выпускать новые алюминиевые
сплавы для самолетов, здесь же велись и научные разработки.
Многие уральские города, включая Нижний Тагил,
Невьянск, входили в группу металлургических предприятий,
основанных еще графом Демидовым, – так называемую зону
Демидовской металлургии, и стали центром оборонной промышленности,
выпускающей вооружение практически для всех
родов войск.

Большой радостью было воссоединение с семьей. Несмотря
на уговоры сотрудников ОГПУ, родные не отказались от него
после ареста и затем жили с ним рядом в ссылке в Нижней Салде.
Им выделили две комнаты в более благоустроенном заводском
бараке, и они уже смирились со своей участью, так как другим
в такой ситуации повезло меньше. Повзрослевшие дети пошли
работать на оборонный завод. Жена вела домашнее хозяйство.
В таком режиме они прожили еще четыре года.

Глава 8. По волнам памяти


И тут Алексею Михайловичу поступило предложение, от которого
невозможно было отказаться, а вернее, о котором можно было
только мечтать в его положении. Ему предложили должность инженера
на Подольском заводе и проживание вместе с семьей в заводском
доме. Почему о нем все-таки вспомнили? Он понимал, что
о реабилитации не может быть и речи, так как власть осталась прежней.
Наверное, решил он, в стране был голод на инженерные кадры.

Алексей Михайлович деловито принял предложение и сообщил,
что готов в любое время выехать.

– Необходимо около суток на оформление документов.
На вас, – с паузой сообщил уполномоченный НКВД.
– Но вы же предложили ехать вместе с семьей?
– Я думаю, что вам лучше самому выбраться отсюда, и побыстрей,
пока место инженера не заняли, а о семье не беспокойтесь.
Они выедут на сутки, двое позже, а вы пока подготовите для них
жилье. А то, что же, приедете в Подольск, завод секретный, и их
не пустят в ваш кабинет, а вокзала там нет.
– Хорошо, я все понял и вам верю.
Решил: один-два дня ничего не решают. Главное, что лед тронулся
и его назначили на секретный завод инженером в такое тревожное
время. В воздухе пахнет порохом, видимо, поэтому ему
доверили работать на таком месте. Ведь завод будет выпускать
патроны к пулеметам и винтовкам, а это значит, что они там
знают, что он не «враг народа» и уж тем более не шпион.

А пока он опять катил в вагоне от семьи, но уже с реальной
возможностью, что встретит ее через пару дней в нормальной
квартире, а не полутюремном бараке поселенцев с надзором
НКВД. По своей натуре он был домостроевец, а там, в бараке
на Северном Урале, он не мог ничего особенного для семьи сделать.
А то, что старший сын, Павел, остался работать на «Уралмаше
», где собирали танки, оно и к лучшему – завод оборонный,
значит, будет бронь от армии. Не очень ему хотелось делать
из него защитника. С ярлыком сына «врага народа» светили разве
что только саперные войска или штрафбат.

Приехав на завод, Алексей Михайлович пообщался с руководством,
с инженерно-техническим персоналом и понял, что его

Фартовый

предположения о нехватке грамотных инженерных кадров оправдались.
Видимо, сильно перегнули линию партии и в этом вопросе.

Вскоре началась война. Прислал письмо с «Уралмаша» сын
Павел. Он женился и после победы обещал приехать в гости,
а может быть, и раньше, так как несколько цехов переводят
в Москву на авиационный завод «Знамя труда», около стадиона
«Динамо». Может, их с женой, как передовиков производства,
тоже переведут. Также он написал, что его жена Агриппина Харламова
– с судьбой, похожей на судьбу семьи Лукиных, что работает
она вместе с ним на «Уралмаше» электросварщицей, варит
башни танков Т-34. Она из Подмосковья, правда, дальнего. Село
у них, Беломестное, находится на реке Проне. По ее рассказам,
эта река похожа на нашу реку Ворю своей извилистостью,
многими бродами, омутами и мельницей. Это хорошо, что сын
не забывает родные места хотя бы в сравнении с другими похожими
местностями.

Алексей Михайлович был в чем-то благодарен судьбе, что
она жестоко обошлась с ним – Соловки, потом Северный Урал,
но теперь вся его семья жива и здорова и почти все рядом с ним.
А вот останься он с семьей в деревне Лукино, еще неизвестно,
успели бы они уйти оттуда до прихода немцев. В этих местах враг
зверствовал особо, были сожжены соседние деревни Мишино, Злобино,
Михалкино, а их Лукино неоднократно становилось передним
краем то наступающих, то обороняющихся. Здесь проходил
Ржевский рубеж. К весне 1943 года, когда наши войска окончательно
выбили немцев из этого места, деревня Лукино перестала
существовать как административная единица Гжатского района.
Восстановлению не подлежала. Конечно, жалко было. Все создавалось
им, его дедами и прадедами многие века, но его практически
ограбили и отправили вместе с семьей на каторгу только
за то, что он честно трудился всю жизнь. И тысячи деревень так
и остались разрушены и не восстановлены. Некому уже было их
поднимать.

А ведь по Угрежскому району проходил один из путей «из варяг
в греки». Знаменитые земли. Обретение независимости Московским
государством во время «стояния на Угре» в 1480 году между

Глава 8. По волнам памяти


великим князем Иваном III и ордынцами: русские отказались
платить ежегодную дань и положили конец татаро-монгольскому
игу. По рекам Окского бассейна с 1408 года проходила граница
между Русью и Литвой. Боевые действия в этих местах никогда
не стихали, уничтожались и строились заново деревни и городища.
В Великую Отечественную частями Красной Армии порой
командовали бездарные военачальники, обрекавшие целые армии
на погибель. Огромные жертвы понесла наша армия в окружении
летом 1941 года и при наступлении в 1942 году.

После сдачи Смоленска в июле 1941 года двадцать восемь
дивизий попали в окружение и не смогли выйти из него, а семьдесят
дивизий понесли серьезные потери. Осенью под Вязьмой
сражались в окружении тридцать семь дивизий и девять танковых
бригад. Основные немецкие группировки находились
на Гжатском направлении, здесь и далее на юг, по рекам Угра
и Ока, проходила так называемая Гжатская линия обороны.
В начале октября 1941 года под Вязьмой попали в окружение
16-я, 19-я, 20-я, 24-я и 32-я наши армии. Да, они сковали крупные
силы противника, который рвался к Москве, но не было возможности
пополнить запасы боеприпасов и продовольствия.

В районе Ржево-Вяземского выступа, образовавшегося после
разгрома немцев под Москвой в декабре 1941 года, советские
военачальники стратегически мыслили верно: охватить немецкую
группировку пятью армиями и кавкорпусом с севера, через
Вязьму и Сычевку и девятью армиями и кавкорпусами с юга, через
Юхнов на Вязьму. На Гжатск и Сычевку должны были наступать
войска Западного фронта. Планы были амбициозные – окружить
и уничтожить. А немцы к тому времени укрепились на отведенных
рубежах, стянули несколько танковых армий и подбросили
танковые резервы из Франции, поэтому все удары наших войск,
ослабленных и измотанных наступлением под Москвой, без должного
подкрепления в танках и авиации, натыкались на фланговые
удары немецких танковых армий и сами оказывались в окружении.
В середине апреля 1942 года командующий 33-й армией генерал
Ефремов, трижды раненый, чтобы избежать плена, застрелился.
Он был похоронен в селе Слобода со всеми воинскими почестями

Фартовый

…немцами, которые всегда уважали достойного противника. Там
же, на этом плацдарме, положили в окружении еще две армии.
А приказы отдавались примерно такого содержания: «…взять
любой ценой, не останавливаясь перед серьезными разрушениями
города», – это касалось и Гжатска. На этом плацдарме в течение
двух лет шли непрерывные бои с большими потерями с обеих
сторон. Земля была искалечена поступью нескольких тысяч танков,
разрывами бомб и снарядов, по ее многочисленным малым
рекам долго текла людская кровушка.

Алексей Михайлович постоянно убеждал себя в том, что
он сделал правильный выбор и не вернулся в Лукино. Все было
против этого, да и столько здесь полегло защитников Отечества,
что не хотелось беспокоить эту землю, хотя бы до тех пор, пока
не будут похоронены с воинскими почестями все погибшие бойцы.

Надо отдать должное его памяти – Алексей Михайлович
помнил все, даже то, что и не надо было бы. Почему-то вспомнился
Сталин, который, как известно, единственный раз, в августе
1943 года, выезжал в Гжатск и Ржев, но это был уже не фронт,
города освободили полгода назад. Трудно сказать, почему он
приехал именно в это место. Может быть, чтобы посмотреть,
за что здесь полегли миллионы солдат. Недаром же всю двухгодичную
военную кампанию сразу засекретили и больше старались
не обсуждать. И что примечательно, звание маршала ему
было присвоено не после разгрома немцев под Сталинградом,
а в результате освобождения именно этих городов.

Он вспомнил героического мужчину, который волею судьбы
стал их родственником – старшего брата жены сына Павла, Харламова
Павла Ивановича. В середине тридцатых годов он окончил
танковое училище, воевал с японцами у озера Хасан и реки
Халхин-Гол командиром танкового взвода. Конфликт был небольшой,
но потери наших войск в два-три раза превышали вражеские.
Уже тогда сказывался «голод» в командном составе Красной
армии. Едва закончились бои с японцами, как Харламова в конце
ноября 1939 года направили на Выборгскую сторону под Ленинградом,
где по реке Сестре проходила граница с Финляндией
и где произошла короткая, но такая же кровопролитная война

Глава 8. По волнам памяти


с маленькой этой скандинавской страной. Павел Иванович получил
второй орден Красной Звезды. Алексей Михайлович опять
оценил результаты – более шестидесяти тысяч убитыми, в три раза
больше, чем у финнов. Многие попали после войны в застенки
НКВД и потом в ГУЛАГ, так как много знали.

У Павла Ивановича была редкая воинская профессия – командир
бронепоезда. Участвовал в боях осенью – зимой 1941 года
между Брянском и Вязьмой, потом ремонтировал «свою крепость
» в Подольске и вновь вернулся на фронт под Гжатск, где
был принят бой с немецкой танковой колонной. Сначала получилось
внезапно, но потом немцы очухались. Силы были неравными,
поэтому они, подбив несколько танков, отошли к своим. Потом
была Курская битва, а последние снаряды он выпустил из своего
бронепоезда в Германии, пройдя всю войну без царапины, как
и до того в двух войнах.

После войны Павел Иванович работал в Москве в Совете
Министров РСФСР, и как-то с сестрой (мамой Виктора) они приехали
в гости. Алексею Михайловичу было интересно беседовать
с настоящим боевым офицером, на мундире которого несколько
орденов Красной Звезды, орден Красного Знамени и много медалей.
А погиб он трагически в 1947 году. Павел Иванович работал
с членами правительства Кузнецовым и Вознесенским. Их вскоре
репрессировали и расстреляли, и кто знает, не это ли стало причиной
и его гибели. Да, судьбу не угадаешь...

Алексей Михайлович уже знал немного историю села Беломестное
и поразился, насколько схожи исторические судьбы.
Это село возникло так же, как и Токарево, и Лукино (Полянки),
на месте пограничного городища у брода на берегу реки для защиты
от набегов татаро-монгол, и начало развиваться после расширения
Руси. И самое примечательное, что эти села были когда-то связаны
торговыми путями через реку Оку. Значит, есть что-то общее
у Лукиных и Харламовых? Пусть и чисто теоретически.

Теперь Алексею Михайловичу за семьдесят. Он давно уже
оформил пенсию, но продолжал работать на заводе, пусть уже
не на руководящей должности, а на научно-исследовательской
работе. Так с детства приучили, что, пока шевелишься и «мозги

Фартовый

на месте», надо трудиться. Остался один нерешенный вопрос в его
беспокойной жизни – добиться справедливости, чтобы власти реабилитировали
его. И более всего ему хотелось получить реабилитацию
из-за детей и внуков, у которых отец и дед до сих пор числится
во «врагах народа», хоть и прошло двадцать лет после его
освобождения, и статью, по которой он привлекался, отменили.
Власти, как бы молча, признали его невиновным еще перед войной,
назначив руководителем оборонного завода.

Алексей Михайлович понимал, что его пребывание на Соловках
может отразиться на карьере его детей и внуков. Он написал
руководителям партии и правительства не одно прошение
о своей реабилитации, но ответы носили один и тот же смысл:
что не время, нет возможности и даже оснований. Он понимал,
что репрессии носили массовый характер и по ним должно быть
принято общее решение партии и правительства. Но как его принять,
если многие из тех, кто участвовал в проведении репрессий,
сидят в Кремле и в правительстве?

После очередного прошения его посетил на работе заводской
особист из КГБ и посоветовал больше не тревожить письмами
руководителей страны. Пока нет закона о реабилитации, а по сему
рекомендовал благодарить Бога, что остался жив. В чем-то особист
был прав, так как многих расстреляли по этой статье за шпионаж.
И на Соловках ему повезло, что попал в маленькую «шарашку»,
поэтому смог уйти на поселение на Северный Урал и остался
жив. После Соловков почти все узники попали на строительство
Беломорканала, откуда подавляющее большинство не вернулись,
а остальных в 1937 году в лагере расстреляли, даже тех, кто был
осужден изначально на три и пять лет. Видимо, убирали свидетелей.
Незаконные действия, вероятно, напугали власти, и по стране
прокатилась другая волна беззакония и жестокости, расстреляли
сотни тысяч сотрудников НКВД. Так получается, что прав особист.
Остался жив, и будь доволен.

– «Тоже мне, нашел «фартового» – радуйся, мол, что не расстреляли.
Да они меняют только названия своей конторы, а работники
остаются такими же, что в ОГПУ, НКВД или КГБ», – возмутился
про себя Алексей Михайлович.
Глава 8. По волнам памяти


Откуда тому особисту было знать, что их деревню Лукино
сначала ограбили его коллеги во время обысков и изъятия имущества,
потом грабеж продолжила голытьба из соседних деревень,
а следом война стерла с лица земли ее бомбами и снарядами, гусеницами
танков, как наших, так и немецких. Останься он с семьей
в этой деревне, то еще неизвестно, что с ними было бы. Знал бы
все это особист, то еще послал бы в магазин за бутылкой за то, что
его коллеги, отправив в лагерь и на поселение, спасли ему и его
семье жизнь. Он понял, что дальнейшая переписка с властями
ни к чему не приведет и надо просто ждать. Но сколько? Ждал
уже тридцать лет. В одном он был уверен, что теперь его в таком
возрасте не отправят в лагерь, да и время стало другим.

Фартовый

Перекрестки
глава9 судеб

«Одного они не понимают или не хотят понять, что, если бы
не репрессии, не погибла бы значительная часть генофонда русского
народа. Немцы никогда бы не посмели воевать с русскими,
но они все учли. И расстрелы в Красной Армии, и репрессии лучшей
части населения, и отношение к настоящим коммунистам.
Мы всё же победили, но какой ценой. Сколько народу полегло
на полях сражений», – то ли возмущался, то ли недоумевал Алексей
Михайлович.

Он не мог понять, как благие намерения сделать Россию еще
крепче и еще богаче окончились хаосом и разрухой. Хотя уже
тогда, осенью 1905 года, некоторые недовольные крестьяне сжигали
усадьбы помещиков, запасы зерна и можно было предположить,
что этим закончится, но уже не в масштабах уезда. Ему
вспомнился установленный его отцом в деревне керосиновый
фонарь, и мысли стали светлее.

Молодому революционеру верилось, что эмоции не возобладают
над разумом. И весной 1917 года все начиналось правильно,
так, как надо. Во главе Советов в Гжатске были эсеры, но потом
появились большевики с «Апрельскими тезисами» и стали брать
власть в свои руки. Алексей Михайлович сошелся с ними, тем
более что среди них были его соратники по тайным кружкам,

Глава 9. Перекрестки судеб


сосланные царским правительством. Профсоюзные организации
росли как грибы, и Алексей Михайлович стал одним из руководителей
профсоюзного движения в Гжатском уезде. Создавались
артели из крестьян, раздали тысячи десятин конфискованных частных
земель. Их семейство не тронули, ничего не отняли, но ничего
и не дали. А потом началось… Продотряды изымали излишки
зерна, продуктов и ценностей. А кто измерял эти излишки? Вот
и выметали все в амбарах под метлу, обрекая голодать большие
семьи, не позволяли вывозить из уезда хлеб и фураж. Особенно
зверствовали комбеды (комитеты бедноты), они просуществовали
полгода, потом из-за творимого беспредела их ликвидировали
за подрыв авторитета Советской власти. Хозяйство Лукиных
также грабили, но они смогли выжить за счет того, что жили
на взаимовыручке и трудились не покладая рук.

На собраниях и в газетах только празднично рапортовали,
что все улучшается и увеличивается, колхозы расширяют посевные
площади (а некоторые особо «одаренные» хозяйственники
вырубали леса и перелески, чтобы расширить поля) и что осталось
уничтожить класс середняков-крестьян, и тогда наступит
светлое будущее. Но Алексей Михайлович видел, что все далеко
не так происходит в стране, совсем не этому их учили в кружках
и на митингах, а те, кто учил марксизму и устанавливал власть
Советов, уже далече.

Теперь не помитингуешь и даже не соберешься в кружок,

чтобы шепотом обсудить действия власти – народ притих. Зато

голыдьба гуляет.

Разрушали все. Жгли, палили, дай только спички. Несколько
минут, и нет именья, еще пару минут, и полыхает усадьба. А дай
ему мастерок и кирпичи, чтобы построить, так в ответ услышишь:
«Я не умею, надо мастеров позвать». Так какое право ты имел уничтожать
не тобой созданное!? Лозунг – «Мы старый мир разрушим
до основания, а затем…», но «затем» не наступает сразу. Поколения
мастеров надо выучить, чтобы было это самое «затем». А разрушали
«до основания» не только хозяйство, но и сознание, критический
анализ заменили ложью и агитацией. Шумели об успехах
на каждом шагу, а в результате ничего, кроме пустой болтовни…

Фартовый

Он еще раз вспомнил революционные победы в начале века.
Да, их гоняли казаки нагайками, ссылали за идеи демократических
преобразований, но их не расстреливали десятками тысяч без
доказательств вины, просто так. Они имели свои партии, типографии,
и царское правительство смотрело на все это сквозь пальцы.
Нет бы закрутить «гайки» покрепче в армии и силовых структурах,
дать народу больше материальных благ, как это было сделано
в Западной Европе, и жили бы сейчас лучше, чем в Швеции.
Французы первыми провозгласили, что люди от рождения
все равны, русские же решили уравнять всех в имущественном
отношении, а так не бывает, потому как в любом обществе всегда
были богатые и бедные. Мудрое высказывание: «Революцию готовят
идеалисты, совершают фанатики, а пользуются результатами
подлецы». Это изречение принадлежало первому канцлеру Германии
Бисмарку, но дед понимал, что за цитирование немца можно
попасть за решетку. А немец был прав. Ну совсем как в России.
«Вот мы теперь и терпим все прелести жизни от подлецов». – Эти
мысли Алексей Михайлович уже давно загнал в дальний угол своего
сознания и никогда ни с кем не обсуждал, иначе уже и мыслить
было бы некому.

Пока его не арестовали, Лукиным, можно сказать, везло.
В коллективизацию хозяйство его не подверглось разрушению
и разорению, как в соседнем селе Токарево, где господа, хозяева
соседней усадьбы, стали простыми библиотекарями своей же
богатой книжной коллекции. Лукины работали одной семьей,
поэтому в округе не было особо недовольных. Грабила их власть
регулярно, но хозяйство жило и все «крутилось». При коллективизации
он надеялся, что его, как участника двух революций,
инженера, как профсоюзного работника уезда, назначат какимнибудь
руководителем в колхозе, а его большой семье найдется
место и дело. Вступить в колхоз согласны были все добровольно.
Но и это не спасло от беды.

Вспомнил Алексей Михайлович послевоенные годы и политическую
обстановку в стране, и в связи с этим неожиданно то место
из Библии (ее изучал и Сталин в духовной семинарии), когда
иудейский вождь Моисей вывел народ Израиля из египетского

Глава 9. Перекрестки судеб


плена в пустыню. По этому поводу ходила шутка: «Моисей вывел
евреев в пустыню, а Сталин – из Политбюро». Под топор попал
Антифашистский еврейский комитет и жена Молотова Полина
Жемчужина, работавшая в АЕК. Ее арест обсуждался на Политбюро,
и в защиту жены Молотова никто не произнес ни слова.
И даже Молотов, второй человек в стране, не смог помочь своей
жене. Она с 1942 года активно работала в ЕАК. Жемчужину арестовали
за «измену Родине» и осудили все по той же пресловутой
статье «ни за что». А на самом деле ее убрали с международной
сцены, потому что она многое знала о создании Израиля и роли
руководства Политбюро в этом. В то время как США и Британия
выступали против, СССР поддержал создание государства Израиль.
Но потом политика Израиля стала откровенно проимпериалистической,
и наши страны превратились в «заклятых друзей».

А в конечном счете, это все была борьба за власть в Политбюро:
с одной стороны, «ленинградская» группировка Жданова
с поддержкой в лице Вознесенского и Косыгина, другая – Молотова,
который был признанным преемником Сталина, его поддерживали
Микоян и Каганович, а также все члены ЦК ВКП(б)
еврейского происхождения. Третью группировку возглавлял
Берия, опирающийся на силовые структуры страны. Развернулась
ожесточенная борьба, в которой гибли люди, занимавшие высокие
посты в госструктурах. В группировке Жданова погиб весь партактив
Ленинграда, в группировке Молотова вывели всех евреев
из ЦК и расстреляли Антифашистский еврейский комитет, а следом
занялись «делом врачей».

Молотов к 1947 году укрепил свои позиции в руководстве
Советом Министров СССР. В это время сплотились Берия
и Маленков, которые поставили перед собой довольно-таки ясные
задачи по устранению Молотова и ликвидации сплоченной ленинградской
партийно-государственной группировки. И эти задачи
они успешно осуществили.

Появился «железный занавес». Наша многомиллионная
армия прошла с боями до Центральной Европы, и воиныосвободители
видели, как живут в этих странах. У многих появились
мысли, и надо сказать, правильные: наш народ сильнее их

Фартовый

вместе взятых, но почему же мы так плохо живем и кому нужна
мифическая победа мировой революции? Или это, как в том анекдоте:
«Сидят червячки в коровьем дерьме и рассуждают:

– Мама, а вот червяки, которые сидят на яблоне, они что
кушают?
– Яблочки, сынок.
– А вот те, на груше?
– Они груши и кушают.
– А почему мы сидим в дерьме и им питаемся?
– Это наша родина, сынок».
Верховный, как отличный политик, понимал, что воины
насмотрелись на жизнь в Европе и теперь у них будет много
вопросов о жизни в своей собственной стране. А тут еще разруха
послевоенная… Надо что-то предпринимать. Попугать народ, как
в тридцатые годы? Иначе могут появиться декабристы, как после
войны 1812 года, или уже появились?

И вновь начались аресты инакомыслящих в первые же послевоенные
годы. С новой силой развернулась межклановая борьба
за власть в партийной элите. Сначала Жданова с Маленковым.
Когда первого не стало, а ему, наверное, и пятидесяти не было,
то Маленков в паре с Берией организовали очередную чистку сторонников
Жданова. Всего было репрессировано около четырех
тысяч работников партийно-государственного аппарата.

Вот и Павел Иванович Харламов, родной брат мамы Виктора,
мог оказаться одним из звеньев цепи внутрипартийной борьбы.
Не исключено, что угодил в эту мясорубку только из-за того, что
работал в Совмине, а три войны и репрессии прошел без единой
царапины. Тайна его гибели остается за семью печатями…

Глава 9. Перекрестки судеб


Беломестное –
глава10 Лукино

Следующие выходные Виктор решил провести у деда Алексея
Михайловича вместе с двоюродным братом Сашей, который был
на три года младше, поэтому дед рассказывал при нем немного
другие истории, не касаясь острых тем советской действительности.
До вечера он вещал об истории и кладах, пока бабушка Надя
не гнала всех на ужин.

Кабинет Алексея Михайловича был, так же как и сад, его
вотчиной, и, наверное, уборку здесь он производил сам. В кабинете
было очень уютно. Одну стену целиком занимали книжные
шкафы с собраниями сочинений – от основоположников
марксизма-ленинизма до Пушкина и Байрона. На других стенах
висели книжные полки и был даже барометр. Стоял большой
дубовый стол с резными тумбами и зеленой настольной лампой.
Здесь же был кожаный диван и два таких же кресла с пледами,
в одном из которых устраивался Алексей Михайлович. На полу
лежала большая медвежья шкура, напоминавшая деду о «дальней
командировке» на Север. Погасив верхний свет, слушатели устраивались
на диване.

– Все уже побывали в Беломестном, пора бы и нам с бабушкой
как-нибудь туда съездить, посмотреть, как мои внучата отдыхают,
– начал разговор Алексей Михайлович с неожиданной
Фартовый

темы. – Говорят, места там много, а наша семья всегда была
работящая и, может быть, когда-нибудь вы создадите себе нормальные
условия для отдыха… Хотелось бы немного подняться,
соответствовать нашим предкам: какое хозяйство было! Но это
я с вашими родителями обсужу особо.

– Кстати, Виктор, я недавно вспоминал свои встречи с твоим
дядей, Павлом Ивановичем Харламовым. Он мало рассказывал
о себе, но много интересного я узнал о его родном селе, об однополчанах,
с кем он воевал в трех войнах. Мне было на самом деле
интересно, и, думаю, вам тоже больше надо знать о своей малой
Родине. Тем более что истории создания деревени Лукино и села
Беломестное очень похожи. Ну так как, согласны слушать?
– Конечно же, дедушка, нам интересно.
Алексей Михайлович расстелил на столе карту Московской
и прилегающих Тульской, Рязанской, Калужской и Смоленской
областей.

– Я вам покажу кое-что на карте. Вот здесь, видите, Беломестное,
а вот здесь, около Токарево, раньше была наша деревня
Лукино, или Полянки, но ее теперь нет даже на карте. Ну ладно,
я не об этом. Начнем с истории Беломестного. В начале семнадцатого
века на месте городища на реке Проне семеро белоказаков
основали это село. Они упоминаются в писцовых книгах 1639 года.
Эти казаки назывались беломестными за заслуги перед Отечеством,
за что каждому из них были высшей властью дарованы
наделы земли и освобождение от налогов. Соответственно отсюда
и пошло название села, хотя многие считали, что название это происходит
от больших белых камней, торчащих из земли на склонах
у реки. Изначально село обосновалось на полуострове Лука, в двух
верстах выше по течению реки Прони, но потом постепенно «переехало
» на то место, где сейчас находится. Образовалась целая
Беломестная слобода, в которую входило более двухсот дворов
с тысячью жителей. А на прежнем месте, на полуострове Лука,
стало строиться другое село – Гремячее. Назвали так потому, что
ручей, впадающий в Проню, назывался Громучий, так называли
источник, который в горе «прошибло» громом. Само по себе это
необычно, когда из горы вытекает источник с холоднющей водой.
Глава 10. Беломестное – Лукино


Будь сейчас жив Павел Иванович, он бы выяснил много интересного
о Беломестном, поскольку имел доступ к архивам. Окончил
он танковое училище и почти десять лет воевал. Он у нас под
Вязьмой и Ржевом громил врага на своем бронепоезде, которым
командовал. А в районе Беломестного на Пронском рубеже обороны
воевали танкисты, с которыми он учился в училище, а потом
воевал с финнами и японцами, с ними же он получал в Кремле
первую награду – орден Красной Звезды. Так вот, в сентябре –
ноябре 1941 года на Пронском рубеже шли кровопролитные бои,
немцы не смогли сразу взять Тулу и решили обойти город справа,
через Венёв. Это здесь, в двадцати километрах от Беломестного. –
Дед показал на карте Венёв, Каширу и Сталиногорск (в 1961 году
он был переименован в Новомосковск), которые подвергались
ударам немцев.

– Наш завод в Подольске официально выпускает известную
марку швейных машинок, но не всем известно, что выполнял
и выполняет оборонные заказы. Когда немцы обошли Тулу
с севера и ударили по Серпухову, были приняты дополнительные
меры по укреплению обороны – до Подольска рукой подать.
Танковые части вермахта под командованием генерала Гудериана
на тульском направлении имели тройной перевес по численности.
И все-таки они не смогли преодолеть нашу оборону, потому как
бойцы Красной армии хоть и несли большие потери, но дрались
как герои. Один из командиров танкового взвода в боях под Венёвым
угробил около сотни немцев и подбил более двадцати танков
противника, за что был представлен к званию Героя Советского
Союза. Это представление было сделано до разгрома немцев
под Москвой, а тогда такие звания присваивали крайне редко,
и ему вручили орден Красного Знамени. О подвиге старшего лейтенанта
Шкадова писали в газетах. Павел Иванович рассказывал
о нем. Они вместе воевали на Халхин-Голе и озере Хасан против
японцев. А потом Павла Ивановича направили командовать бронепоездом,
и он тоже снискал славу на полях сражения в наших
родных местах на Ржевском рубеже – родине Шкадова, а тот громил
немцев рядом с деревней Харламова. Вот как переплетаются
события и судьбы.
Фартовый

Но все-таки силы были неравными и немцы захватили Венёв,
а потом вышли вот сюда, к городам Михайлов, Скопин и поселку
Серебряные Пруды. – Алексей Михайлович показал населенные
пункты на карте, проведя примерную линию обороны. Вот
здесь, от города Зарайска до Скопина на протяжении двухсот
километров было тихо. Не было никаких войск. Наши отошли
к Рязани, и штаб армии разместили в поселке Шилово. А у немцев,
прямо анекдот, уже не было и лишней мотоциклетки, чтобы
хотя бы выслать разведку. Их фронт растянулся в этом месте
на триста километров, и они стали укреплять Пронский рубеж,
который и прошел по реке Проне и селу Беломестное. Немецкие
тылы с продовольствием и боеприпасами задерживались
из-за морозов и растянутости фронта. От Беломестного в сторону
Серебряных Прудов в начале декабря 1941 года вышли более
сорока немецких грузовиков с продуктами и боеприпасами и…
заблудились. В этих местах и летом в дорогах не разберешься,
а зимой и подавно. В районе села Подхожее они спросили дорогу
у конюха Иванова Ивана Петровича из деревни Курябино, который
завел их в овраги. Немцы там увязли в заболоченной низине
и не смогли оттуда вырваться до наступления наших войск. Там
мелкие ручейки по оврагам текут, и под снегом их не видно. Иванова
немцы зверски убили, но его подвиг остался не отмечен,
а он сделал больше любого партизанского отряда – оставил многие
немецкие части без боеприпасов и продовольствия накануне
наступления наших войск. 6 декабря 1941 года началось наступление
по всему фронту под Москвой.

7 декабря освободили Серебряные Пруды. Михайлов не удалось
взять сразу. Немцы там хорошо укрепились, поэтому наши
войска обошли его. Боясь окружения, противник начал отходить
к селу Гремячее. Не обошлось без серьезных просчетов наших
командиров. 328-я дивизия опоздала к началу атаки на Михайлов.
323-я дивизия не успела нанести удар по отступающим колоннам
немцев из Михайлова на поселок Епифань. Потом и того хуже:
9–10 декабря 323-я дивизия неорганизованно, головным потоком
нанесла удар в лоб вражеской обороне в районе Гремячего, прямо
в укрепрайон немцев. В очередной раз мы понесли значительные

Глава 10. Беломестное – Лукино


потери. Немцы установили пулеметы на колокольнях церквей
в деревнях Казаки и Осаново и побили наших солдатиков немерено,
так как шли они без артподготовки и опять решили взять
немцев голыми руками. Тем не менее честь и слава нашим воинам,
освободившим эти села. Немцев отбросили от Прони на тридцать–
тридцать пять километров. 11 декабря освободили Сталиногорск,
и немцы, пытаясь удержать наступление, взорвали плотину
на реке Шат.

Дед объявил перерыв на чаепитие, а Виктор размышлял.
Из рассказанного дедом в последнее время Виктор получал
столько ответов на животрепещущие, «скользкие» вопросы. Он
бы нигде об этом в учебниках не прочитал. Самое главное, он
узнал о жизни и судьбах родных и близких. Самое обидное было
то, что у их семьи забрали честно заработанное веками, теперь вот
дед мог построить дом, но не было веры властям. Могут появиться
завистники – и опять доносы, проверки, конфискация имущества.
В Новочеркасске власти еще раз показали, что методы управления
они не поменяли. Вот поэтому дед отдыхает в сарайчике. Это
«богатство» никто не отберет. По его примеру ведет себя и сын,
отец Виктора. Напугали народ на всю оставшуюся жизнь…

– Не устали? – Алексей Михайлович приободрился после
чашки чая с травками. – Тогда давайте поговорим о наших героических
предках по линии Лукиных.
Жили мои деды и ваши прадеды тихо в селе Токарево,
сажали озимую рожь, выращивали фуражное зерно, овес, собирали
лен, пасли скот. Пока не пожаловала наполеоновская
армия. Французы так быстро оказались в Гжатском уезде, что
никто не ожидал, но именно здесь, в Токарево, они получили первый
удар от партизанского отряда Дениса Давыдова. Это произошло
14 сентября 1812 года. Первые отряды французов уклонились
от Старосмоленской дороги по Торговому тракту – так
раньше назывался наш Гжатский тракт, до Калужского уезда.
Решили французы безоружных крестьян пограбить, а напоролись
на отряд Давыдова, который взял около двухсот французов
в плен, а оказавших сопротивление перебил. Захоронили их тут
же, недалеко от деревни Полянки.

Фартовый

Первыми партизанами были токаревские и полянские крестьяне,
которые помогли в бою с французским обозом Давыдову.
Он занялся их обучением, предлагая применять коварство к врагу:
поить, кормить, а потом тихо убивать, забирать оружие, заметать
следы, чтобы французы не прислали карательный отряд. Самый
крупный партизанский отряд был в Гжатском уезде. Им командовал
солдат Елизаветградского полка Самусь по фамилии Потапов.
Его ранили во время смоленского сражения, в ходе которого
французы потеряли 20 тысяч человек, а по выздоровлении он
организовал отряд партизан вдоль Гжатского тракта численностью
около трех тысяч. Его ударная группа в двести человек была
одета в латы французских кирасиров. Самусь разработал систему
оповещения населения звоном колоколов. Крестьяне знали, когда
и куда надо выступать, чтобы вступить в бой. Рядом с отрядом
Самуся сражались партизаны Еремея Четвертака, рядового Киевского
драгунского полка, который пробивался с боями из окружения,
но лошадь под ним была подбита и придавила его. Так он
попал в плен под Гжатском. Лагерь охраняли сербы, с которыми
Ерема сумел договориться о побеге. Так он вскоре оказался на юге
от Гжатска по тракту, где сколотил отряд из жителей окрестных
деревень, в том числе и наших токаревских. Крепостные охотно
откликнулись на его призыв бить французов. Тяжело давалось им
«военное дело», никто из них не владел оружием, да и кони были
исключительно для того, чтобы пахать землю. Первый бой партизаны
дали у деревни Кривная по классической схеме: сделали
завал из елей на дороге, окружили и перебили французов. Награбленное
добро отобрали и раздали крестьянам. К октябрю отряд
насчитывал около четырех тысяч партизан. Не было дня, чтобы
«кирасиры» Еремея не разбили обоз или отряд французов. Били,
когда те шли на Москву, били, когда отступали.

Во время французской оккупации почти весь Гжатский уезд
был свободен от захватчиков. Крепостные крестьяне зорко охраняли
границы «партизанского края». Когда армия Наполеона
поспешно бежала, драгун Четвертак распустил свое «войско». Его
приняли обратно в Киевский полк и произвели в унтер-офицеры,
и никто не знал о его подвигах до 1813 года. Тогда крестьяне

Глава 10. Беломестное – Лукино


обратились с ходатайством к князю Голицыну, предводителю дворянства
по Гжатскому уезду. Наградили Еремея Георгиевича крестом,
и закончил он войну в Париже. Князь Голицын писал, что Гжатск
был сожжен французами, и лишь деревни с партизанским движением
смогли защитить свои жилища от неприятеля. Другие населенные
пункты французы при отступлении уничтожили дотла. В письме,
датированном 23 октября 1812 года, Кутузов доложил Александру I
о патриотических подвигах крестьян. И особо отличившиеся получили
по наделу земли без уплаты основной части налогов.

Среди них был и мой прапрадед Михаил Лукин, получивший
надел земли в деревне Полянки на берегу реки Вори за отличие
в партизанской войне в Гжатском уезде. Семья у наших предков
была большая, поэтому скоро деревня Полянки переименовалась
в деревню Лукино, вероятно, по фамилии большинства жителей.
Вот, пожалуй, коротенько об истории возникновения нашей
деревни. Вы можете этим гордиться. Мы не были графьями и боярами,
но не были и холопами. Наши предки были воинами и сильными
духом людьми, – заключил Алексей Михайлович и улыбнулся:
– Я это по себе знаю.

Пожелав деду спокойной ночи, внуки пошли сдаваться
бабушке Надежде Дмитриевне.

– Вы там дедушку не замучили?
– Нет, нет, он просто хочет один побыть.
Когда они вошли в свою комнату, Виктор сказал:
– Саша, давай подговорим наших родителей съездить в Дровнино
к семье сестры Алексея Михайловича, она тоже может много
рассказать, а потом в Токарево, может, там кто остался из живших
в Лукино?
Алексей Михайлович, оставшись один, откинулся в кресле,
и вопросы сами собой волнами обрушились на него. Хотя ответы
на них уже дала сама жизнь. Конечно, никак нельзя сравнивать
эти войны – с французами и с немцами. В первой войне простые
крестьяне, да еще крепостные, никогда не бравшие в руки оружия,
лупили французов направо и налево. Они даже не разбирались
в мундирах, поэтому однажды к ним в руки попал сам Денис
Давыдов.

Фартовый

– А мы не знаем, что ты русский офицер, на тебе мундир
такой же богатый, как у французов.
– Да я же по-русски разговариваю с вами.
– Так они тоже хорошо умеют по-русски разговаривать.
Кое-как убедив крестьян, что он партизанит в этих местах,
Давыдов переоделся в крестьянский полушубок.
Вот у кого был патриотизм и героизм, без агитации и пропаганды.
Если побывали в плену и бежали, никто не сажал в лагеря,
а давали им саблю, мушкет – и вновь на врага. И награды были
более соответствующие: надел земли, освобождение от налогов,
а кресты в придачу, как героям.

А что же случилось с русским народом через сто лет?
Конечно же, репрессии и постоянная ложь сделали свое дело,
особенно в первые дни Великой Отечественной войны. Оказавшись
на передовой или в окружении не по своей вине, а из-за бездарности
красных полководцев, лицом к лицу с врагом, сытым,
хорошо вооруженным, с перевесом в танках и самолетах, народ
не знал, как же ему поступить? Пробьешься к своим – можешь
попасть в лагерь. Вот и сдавались в первые месяцы тысячами,
пока не поняли, что у немцев – тоже не сахар. А почему Власов,
считавшийся одним из самых перспективных молодых командиров,
перешел к немцам? Его армию просто-напросто бросили
в болоте погибать. Он сам знал, что еще три армии были брошены
на погибель в «Гжатской Катыни» – нескольких деревнях
Гжатского района, помимо солдат Красной армии здесь были
огромные потери среди мирного населения. И это уже не в первые
месяцы войны. При наступлении после разгрома немцев под
Москвой три армии попали в окружение и погибли.

«Что говорить, у власти стоят те, кто не любит свой народ, другого
объяснения не может быть, – сделал вывод Алексей Михайлович.
– Засели у престола «басурмане», а русские из-за боязни
исполняют их чудовищные планы по уничтожению соплеменников,
сначала в 1917–1920 годах «красным террором», потом
«укреплением» советской власти в 1931–1937 годах. Война унесла
27 миллионов, а тех, кто уцелел, решили добить «чистками»
в 1949 году. За все осудили фактически только Сталина и Берию,

Глава 10. Беломестное – Лукино


а остальные что, чистенькие? Вот кого надо было сажать по лагерям
и поселениям, но кто это позволит? Реабилитировали немногих,
больше – боятся, поэтому Алексей Михайлович смирился
с тем, что не видать ему при жизни реабилитации от этой власти.

Среди уцелевших узников лагерей сейчас, в годы «оттепели»,
поговаривают о проведении «нюрнбергского процесса» в отношении
партийной клики СССР. Только как к ней подобраться?
Многих они уничтожили с целью сокрытия своих преступлений.
С этой же целью ликвидировали многих работников НКВД. Они
сами назвали эти операции «слоеный пирог». Архивы в отношении
высших руководителей уничтожены. Правильно, клика у власти,
настоящая банда. И когда-то это кончится?»

Алексею Михайловичу вспомнились события, происходившие
на его малой Родине, в Смоленской области. Враг через три
недели после нападения на нашу страну уже стучался в ворота
Смоленска, пленив около миллиона солдат, захватив шесть тысяч
танков и пять тысяч орудий. Неужели не помогли бы избежать
краха первых месяцев войны расстрелянные восемьдесят процентов
высшего командного состава и около пятидесяти тысяч командиров?
Тем более, что войну ждали, к ней готовились – и это называлось
«подготовкой»: Красная армия была практически обезглавлена,
о чем хорошо знали немцы. Около двух с половиной миллионов
заключенных насчитывалось перед войной, вся страна была
похожа на один большой лагерь, так как у остальной, «свободной»
части населения прав было не намного больше, чем у заключенных.
Деревни разорили, а крестьян расписали по колхозам, как
крепостных, без права свободного передвижения, потом так же
поступили и с рабочими заводов. А что случилось с его деревней
Лукино, когда-то процветающей, до сих пор больно вспоминать.
После высылки коренных жителей, его родственников, их дома
и имущество были разграблены, а потом сама деревня была уничтожена,
как нежилая, немцами.

Свое незнание военной науки многие командиры подменяли
призывами к личному мужеству и патриотическому порыву, чтобы
задавить немцев массовыми атаками. Это приводило к огромным
потерям, но определяло дальнейшую карьеру командиров.

Фартовый

А солдаты все видели, что сказывалось и на настроениях в войсках,
и на их боеспособности. Отсюда случаи, когда некоторые
воинские части с такими вот «умелыми» командирами при танковых
ударах немцев просто разбегались. И, наоборот, личный
состав стоял насмерть в тех армиях, где были опытные и умелые
командиры, которые успешно воевали даже в окружении, деля
все невзгоды с солдатами. Случалось, в плен сдавались без боя,
но исключительно по идеологическим мотивам, из-за нежелания
воевать за Советское государство. Попавшие в плен считались
предателями, что отражалось на их семьях: арест и ссылка.

Сталин в первые дни войны хранил молчание. Даже первое
обращение к народу поручил произнести Молотову, а сам
со своим знаменитым «братья и сестры» выступил позже. Он-то
знал, что на самом деле происходило в стране перед войной.
Немалая часть населения была настроена против такой власти,
с ее массовыми расстрелами и репрессиями, которые озлобили
народ. Даже в гражданскую войну была цель, хоть и призрачная.
Воевали за свободу и свои права, за землю и фабрики, которые
обещали после победы «мировой революции». Но обманули,
а теперь за что воевать? Хорошо, что одержал верх патриотизм
нашего народа, который встал на защиту Родины, а не политического
строя. Алексей Михайлович восхищался подвигом командира
корпуса Петровского, бывшего репрессированного и одного
из немногих вышедших из лагерей. Его подразделение было сформировано
в основном из заключенных, которые носили черную
лагерную форму, но это был не штрафбат, а обычный армейский
корпус, который, находясь в окружении, настолько здорово сражался
и наносил ощутимые удары, что немцы отдали все воинские
почести погибшему, но несдавшемуся генералу Петровскому.
И подобные случаи признания врагом воинской доблести советских
бойцов за всю войну были нередки.

Справедливости ради Алексей Михайлович вспомнил, что
в Первую мировую войну в техническом и моральном отношении
армия так же была не готова к войне, как и перед Великой
Отечественной. Тогда за первые шесть месяцев Россия потеряла
три миллиона человек. К 1917 году потери увеличились в три раза.

Глава 10. Беломестное – Лукино


Видимо, у Руси такая судьба – воевать, не считаясь с народными
жизнями. Но тогда царь отрекся от престола и грянула революция.
Может, подобного боялся и Сталин в первые дни войны?

Алексей Михайлович не трогал в своих мыслях Гитлера
и фашистов, с ними все понятно. Они – враги, пришедшие на нашу
землю как жестокие завоеватели, поэтому подлежали уничтожению.
Здесь не может быть никакой двоякости. А вот руководители
партии и красные командиры могли бы сделать многое, чтобы
людские потери в войну были гораздо меньшими.

Но пока нельзя такими мыслями ни с кем делиться, а уж тем
более со своими внуками. Им можно рассказывать только о наших
подвигах и победах, да еще о кладах, зарытых в Смоленской
земле во время войн прошедших веков. Но все равно это тайно
надо записать и спрятать, может, когда-нибудь внучата и смогут
прочитать.

Он твердо знал, что жил правильно, все его мысли и поступки
соответствовали его убеждениям, которые основывались на учениях
марксизма-ленинизма. В этом он не сомневался. Иногда
открывал тот или иной томик и еще раз убеждался, что он
прав, а некоторые руководители партии и правительства идут
не по ленинскому пути, другие вообще отошли от линии партии.
А то обстоятельство, что он никогда не был членом партии, хоть
и руководил профсоюзом, возможно, ему помогло. Почти всех старых
большевиков в тридцатые годы подвергли репрессиям, и мало
кто выжил.

На следующий день Алексей Михайлович готовился к чаепитию
в своем яблоневом саду. В этот райский уголок, огороженный
сплошным двухметровым забором, он допускал свое
большое семейство только по вечерам – к столу. Ему шел уже
восьмой десяток, но он остался таким же неугомонным тружеником.
Сам ухаживал за яблонями, которые отплачивали ему
за его труд хорошими урожаями. Особо славились антоновские
яблоки, из которых бабушка Надя готовила начинку к блинчикам
и пирожкам. В любую погоду в саду было тихо, лишь изредка
шевелились от ветра макушки деревьев да пышная шевелюра
деда, которая была даже не седая, а чисто белая. В саду имелся

Фартовый

небольшой сарайчик, где можно было уединиться. Там на полке
разложены были несколько книг основоположников марксизмаленинизма
и стоял стол с настольной лампой и письменными
приборами, которыми он пользовался ранее в своем заводском
кабинете.

Он вспоминал свою жизнь с той поры, когда ему было столько
же, сколько сейчас его внукам, всю свою жизнь с ее радостями
и печалями, добром и злом, с восторженными порывами и тягостными
сомнениями, честолюбивыми мечтами и суровой явью. Ему
вспоминались те времена, когда у них все было. Нажитое веками
и переходящее из поколения в поколение богатое хозяйство,
поднятое практически одной семьей Лукиных. Оно нужно было
и государству даже после революции, но потом вдруг стало вредным
и опасным. Пришли другие руководители, для которых главным
было всех посадить, крепкое хозяйство растащить по колхозам
и дворам голодранцев-крестьян, которые раньше никогда
не хотели работать, поэтому жили в бедности и с удовольствием
«влились» в авангард революции.

Эта тема была запрещенной не только в их семье, но, пожалуй,
во всей стране. Народ был сильно напуган, поэтому, когда
разговор как-то задевал эти события, сразу обрывался, все умолкали
или меняли тему. Но внуки были, как и все дети, любознательные
и впитывали информацию из этих разговоров, как
губки. Одно время их больше всего интересовали рассказы о кладах
Наполеона или о партизанах Дениса Давыдова. Взрослея, все
чаще и настойчивее просили деда рассказывать и о том, как жили
их предки. Для изложения этих рассказов у деда должно было
быть соответствующее настроение, когда воспоминания накатывались,
раздвигая дали прошедшего столетия.

– Я, как убежденный материалист, могу рассказывать только
то, что слышал сам. Вот, например, мой прадед рассказывал, что
партизанил в наших лесах. Об этом я слышал в конце прошлого
века от пожилых односельчан еще когда был мальчишкой. Прадед,
рассказывая о войне с Наполеоном, доставал из укромного
места французские латы и оружие, отобранные у неприятеля.
– Дедушка, а можно посмотреть на эту французскую саблю?
Глава 10. Беломестное – Лукино


– Она похожа на казацкую саблю, только ни ее, ни лат французских
не сохранилось.
– Они что, потерялись?
– Нет, пришли однажды через сто лет после партизанской
войны мужики в черных кожаных тужурках и с маузерами на поясе
да все забрали.
Внуки за чаем уничтожали по десятку бабушкиных оладий
с антоновскими яблоками и внимательно слушали рассказ деда.
На Алексея Михайловича воспоминания воздействовали благоприятно,
успокаивали, особенно когда память уходила в глубь
веков. Основаны они были на его личных исследованиях, и все,
к чему он обращался мысленно, рисовалось живой картинкой.

– Вот как все было у нас сто пятьдесят лет назад, – продолжил
рассказ дед. – Мой прапрадед Михаил получил за патриотизм
и героическое участие в партизанской войне 1812 года
от царя надел земли, который не облагался налогами. Эта земля
была в деревне Полянки на правом берегу красавицы реки Вори
с песчаными берегами по левую сторону от Гжатского торгового
тракта. Вокруг лес. Деревня Полянки была в трех верстах
от господской усадьбы Токарево, где они ранее проживали и работали.
Вся округа принадлежала местному князю Голицыну и считалась
царским заповедником, вернее владениями дома Романовых.
В Полянках Лукины стали проживать одной большой семьей,
и появившаяся деревня Лукино быстро развивалась. На крутом
берегу реки стояла мельница. Все просто: сам вырастил, сам переработал
и сам продал. Позже была оборудована мастерская, где
валяли валенки, сукно, а льняное сырье продавали. В Смоленске
и Москве имелись свои лавки. После каждой поездки в город
с товарами его прадед возвращался с подарками невесткам – кому
жакет, а кому колечко с камушком, да и о внучатах не забывал.

Алексей Михайлович прервал свой рассказ и о чем-то задумался,
потом произнес:

– Предлагаю рассказ о том, какие отношения складывались
у нас с литовцами и поляками. По учебникам истории вы, наверное,
кое-что об этом знаете. Но вот применительно к нашей родной
местности, может, расскажу чего нового.
Фартовый

Так вот. Я не буду рассказывать о Киевской Руси, о ее развале,
наступлении периода феодальной раздробленности и образовании
Московского княжества.

Еще до Куликовской битвы в 1380 году князь Дмитрий Донской
совершал успешные военные походы на территории, занятые
татаро-монголами, а также на западные русские рубежи и Литву,
которая правила тогда на этих землях. Поскольку в Золотой Орде
уже не было прежнего единства, князь иногда водил дружбу
с татаро-монгольским ханом Мамаем, и тот помогал ему в укреплении
власти в отношениях с ливонцами (Ливония – историческая
часть Прибалтики) и князем Рязанским. Своего рода союзнические
отношения.

Почти тридцать лет происходили пограничные стычки между
княжествами, пока не установили границы по реке Угре и реке
Воре. С этого времени, кстати, начинается история села Токарево.
Изначально была выстроена сторожевая застава на левом берегу
Вори, притоке Угры, чтобы отбивать набеги литовцев, а после
татар и поляков. А набеги эти продолжались еще почти триста лет,
и застава всегда первой принимала удары нападавших. В основном
это были грабительские набеги. Заберут все, что есть, а татары
еще и поджигали. Когда я был в «командировке» на Соловецких
островах целых пять лет, то там общался с очень квалифицированными
историками, изучавшими историю Руси еще при царе,
они-то и поведали кое-какие факты из истории Средневековой
Руси. Я расскажу об интересных фактах, которые происходили в те
времена и о которых не написано в новых учебниках по истории.

Первое успешное сражение князь Дмитрий провел против
ордынцев за два года до Куликовской битвы на реке Воже.
На Куликовом поле он поддержал Тохтамыша и выступил уже
против Мамая, но через два года Тохтамыш напал на Москву,
разорил и сжег ее вместе с Можайском и Владимиром. Непростые
отношения тогда сложились между русскими князьями Москвы,
Рязани и Твери. Московские опирались на помощь ордынцев,
а тверские просили помощи, по-родственному, у литовцев. Якобы
родоначальник знаменитого рода князей Глинских, Алексей, был
внуком Мамая и стал дедом Ивана Грозного.

Глава 10. Беломестное – Лукино


После войны Польши с Литвинским (Белорусским) княжеством
произошел раскол на Русь и Литву. В 1434 году Можайск
присоединился к Москве и был заключен союз с Тверью, чтобы
вместе бить татар, поляков, литовцев и немцев.

После Золотой Орды появилась Большая Орда, а крымский
хан Ахмат вновь предпринял набег на Русь. Противостояние войск
опять проходило на нашем кусочке земли по реке Угре. На этот
раз Иван III послал войска новокрещенных татар (принявших христианство)
в Орду, где те устроили резню, и князь Ахмат отвел
войска без боя, узнав о погроме в своем доме. Московские войска
тем временем развернулись и нанесли поражение Ливонскому
ордену. Ордынское иго заканчивалось, и пора было наводить порядок
на западных рубежах России. Сто пятьдесят лет шли войны
на Смоленской земле, но они не носили такого кровопролитного
характера, как с ордынцами, и тем не менее война есть война. Смоленск
неоднократно переходил от московских князей к литвинцам
или полякам. В это же время не унимались татары в Казани
и ордынцы в Крыму, предпринимая набеги на Московское княжество.
Позже Иван Грозный совершил несколько успешных походов,
в 1536 году захватил Астрахань и присоединил к Руси. После
победы над ливонцами русские овладели Нарвой. При Иване Грозном,
кстати, за сто тридцать лет до Петра I, была создана первая
русская флотилия из семнадцати судов, которая охраняла торговые
суда в Балтии. Об этом, наверное, нет в учебниках истории.

На западных границах войны и мирные договоры сменялись
в течение ста лет, смоленские земли переходили от одного княжества
к другому. В 1633 году был совершен последний крупный
набег крымских татар, которые дошли до Тулы, Каширы
и Калуги. Польское войско помогло Смоленскому гарнизону
устоять против татарского войска, захватив его вместе с Дорогобужем.
Через три года Москва предпринимает восстановление
засечной черты Руси, которая проходила по линии Рязань –Тула –
Одоев, по белгородской и смоленской землям, по Оке и ее притокам,
Угре и Проне, севернее казачьих земель, ранее татарских.

По мере укрепления засечной черты и отвода границ на западные
земли, за Смоленск, в Токарево произошли перемены.

Фартовый

Деревня осталась на левом берегу Вори, а на правом, через брод
выросло новое поселение с таким же названием, которое, как
я уже говорил, было отдано беломестному казаку за заслуги перед
Отечеством. Одновременно появились деревушка Полянки, так
как находилась на полянке перед лесом слева от тракта, соединяющего
Старосмоленскую и Калужскую дороги. Позже Петр I
назвал неизвестную деревеньку на берегу реки Гжать, которая
является притоком Вазузы, впадающей в Волгу, Гжатская пристань.
По реке Вязьма можно было пройти на легком корабле
до Днепра, а через Угру до Оки. Тогда все эти реки были судоходными.
Из Гжатской пристани можно было пройти до Каспийского
или Черного моря. Такими же малыми реками отсюда можно было
выйти и на Балтику.

Петр I избрал Гжатскую пристань для сплава пеньки, льна
и хлеба из этой местности по руслам рек. Так этот район получил
новое развитие. Через Гжатск проходил торговый тракт от Калуги
до Смоленска и на Тверь.

– А еще царские историки поведали мне историю клада,
который зарыли польские захватчики за двести лет до нашествия
Наполеона. – Похоже, Алексей Михайлович приберег эту историю
для внуков специально. – Весной 1610 года поляки, заняв
Москву и Московский Кремль, ограбили дома и закрома богатых
граждан, храмы. Обоз составлял тысячу повозок в составе
отступающей на Запад польской армии. Не доходя Вяземского
округа, они остановились в Куньем Бору. Заметьте, опять наши
родные места.
Здесь Сигизмунд III решил закопать сокровища, так как
с такой обузой в тысячу подвод трудно было оторваться от наступающих
«на пятки» русских войск. Можно было бы отнести это
событие к легенде, так как об этом нигде ни разу не упоминалось
в летописях. Но через двести лет о возможности существования
клада в районе Куньего Бора вновь вспомнили. В составе
наполеоновской армии в Россию вошел польский корпус, который
и предпринял попытку поисков клада, зарытого их потомками.
Но найти им ничего не удалось, так как вскоре Кутузов погнал
поляков вместе с Наполеоном и им стало не до клада.

Глава 10. Беломестное – Лукино


По оценкам, клад состоял из царских регалий – двух корон
в дорогих камнях, которыми короновали царей, посоха из «единорога
» с алмазами, изумрудами и рубинами. Даже трудно представить,
что хранилось в кремлевской казне со времен Дмитрия
Донского и Ивана Грозного. Видимо, пришедшие через двести лет
поляки не располагали точными сведениями о местонахождении
сокровищ, так как за прошедшие два века поменялись названия
рек и деревень, да и сама местность претерпела изменения. Вырубались
леса, распахивались земли. Поэтому утратились когда-то
точные ориентиры клада.

По всему выходит, что клад этот мог спрятать польский князь
Сапега, занимавший в ту пору обширные пространства у реки
Угры и впадавшей в нее реки Вори, южнее Старосмоленской
дороги на Гжатском тракте. План Сапеги был коварным и с расчетом
на будущее. Он хотел сместить старого и немощного Сигизмунда
IV и посадить на польский трон малолетнего Владислава,
а самому занять Московию, используя эти ценности. Московия
со своей пучиной междоусобиц не представляла для осуществления
его планов никакой трудности. С такими ценностями он
собрал бы достойную армию, и Польша получила бы на карте
мира совершенно другие размеры.

Сапега отписал Сигизмунду, что неприятель отравил его
лошадей, а найти других в этой местности было невозможно,
поэтому было решено сокровища закопать. Около Куньего Бора
Сапега приказал соорудить плотину и закопать медную доску
с описанием схемы расположения сокровищ. Основная их часть
была зарыта около церкви Николая Чудотворца. И находится
в этом кладе десять бочек золотых украшений, три бочки золотых
монет, а серебра не сосчитать. Мысль о таких богатствах
вскружила князю Сапеге голову, он уже представлял господство
в Европе, но с русской земли пришлось уйти. А через двести лет
поляки не нашли ни Куньего Бора, ни высокого берега реки Маршевки.
Русские крестьяне на вопросы поляков из наполеоновской
армии составили свою картину расположения клада. Получалось,
что он должен быть спрятан недалеко от церкви Николы Лапотного.
Нашли село Лопатино на берегу речки Маршевки. Еще

Фартовый

искали в районе деревни Ивакино. Понятно, что поляки зарыли
клад не в одном месте.

Вот какой наш край, скрывающий столько загадок и тайн!
Если учесть еще и сокровища Наполеона, то получается, что
в наших землях могут лежать несметные богатства. Но до них уже
не добраться. Только случайно, при каких-нибудь раскопках или
строительстве.

– Дедушка, а расскажи про наполеоновский клад.
– Ну, это другая история, но не менее интересная. Все истории
про клады интересны. Наверное, с момента появления ценностей
появились такие увлечения, как поиски кладов. Одни
стали зарабатывать и прятать ценности, а другие их искать. Многие
верят в существование кладов, многие их и находят. Видимо,
это в черте русского характера, недаром говорят: «Не было
ни гроша, а вдруг алтын». Но клады Наполеона и Сигизмунда
это не выдумка, казну кремлевскую дважды грабили, а до Парижа
и Варшавы не довезли. Да, бывали находки. Так, в Дубаситенской
волости сто лет назад крестьяне при распашке земли обнаружили
около двух тысяч серебряных монет конца XVI – начала
XVII века. Установили, что на месте пашни был лес, который
вырубили. Что было на этом месте раньше, никто не помнит. Лесу
было около пятидесяти лет, а монетам-то не менее двухсот. Я это
к тому, что местность меняется, а за четыреста лет – по нескольку
раз. Еще отец мне рассказывал, что в деревне Антоновке нашего
уезда крестьянин в 1890 году нашел клад серебряных монет с изображением
Ивана Грозного. И таких находок было много, но все
они случайные, обнаруженные при вспашке земли или проведении
других земельных работ. Даже солдаты недалеко от Казанской
церкви, копая окопы, нашли около пятнадцати тысяч серебряных
монет. Частые находки кладов обусловлены тем, что в этой
земле их очень много. Эта местность постоянно находилась под
набегами ливонцев, поляков и татар. А народ, желая сохранить
свои ценности, зарывал их в землю, уходя от захватчиков. А потом
не было возможности вернуться за ними, так как войны длились
десятилетиями и по мирным договорам те или иные земли отходили
к победителям, поэтому хозяева ценностей не доживали
Глава 10. Беломестное – Лукино


до возврата своих земель. Так клады оставались в земле, и сколько
она хранит еще таких тайн, никому не известно.

– Вот если б о фактах находок кладов широко сообщали
в прессе, то пахотные земли в России увеличились бы намного,
причем с глубокой вспашкой, – то ли в шутку, то ли всерьез заключил
Алексей Михайлович. – На этом все, иначе нас бабушка Надя
разгонит по лавкам. Идите ужинать, а о французах в следующий
раз.
– А после ужина можно?
– Посмотрим, но это будет как сказка на ночь. Вам тоже
надо отдыхать. Только мы с вами договорились, что все, мною
рассказанное, надо помнить как историю нашей родной деревни,
а отвечать на уроках надо по учебникам, иначе можно получить
«двойку» и вопросы от учителя, откуда вы это узнали. На этом
закончим, вас уже бабушка ждет на легкий ужин, а потом – спать.
Спорить было бесполезно. У деда в Гривно все было строго
по расписанию. Завтрак, обед и ужин, и никто во «внеурочное»
время не мог зайти на кухню и чем-нибудь полакомиться, хотя
в буфете было полно всего: варенье, баранки, сушки, сухари, печенье
и, конечно, пастила с мармеладом. Но все это выставлялось
только к чаепитию и потом убиралось обратно. Никаких замков,
просто было не принято «кусошничать». Дед и бабушка этого
не любили. Вот яблок можно было трескать сколько хочешь. И это,
наверное, было правильно. В свои семьдесят лет старики выглядели
свежими, подтянутыми. Дед не носил галстуки, но всегда был
в костюме.

Фартовый

Путевка
глава11 в жизнь

Так повелось, что все серьезные решения в жизни Виктор принимал
самостоятельно, иногда обсуждая это с Алексеем Михайловичем.

– Я решил поступать в авиационный институт на вечернее
отделение, – сразу перешел он к делу при очередной встрече.
– Постой, а как же мечта стать военным летчиком и почему
на вечерний?
– Стать военным летчиком – это на самом деле моя мечта,
но мне не нравится такой образ жизни. Казармы, будешь как оловянный
солдатик: подъем, отбой, обед, ужин. С Москвой можешь
расстаться надолго или навсегда, а я не хочу уезжать надолго
из родного города. Поэтому хочу быть инженером и строить самолеты.
Летать я всегда смогу. В том же аэроклубе. Решил поступить
на вечерний, потому что на студенческую стипендию я не протяну.
Приодеться надо, как все люди. Да и надо свои деньги иметь.
– Вижу, ты совсем вырос, а где работать будешь?
– На авиационном заводе у «Динамо», где отец работал.
– Жалко, конечно, что ты не будешь учиться на дневном,
но разница небольшая, зато у тебя будет запись в трудовой книжке,
что ты из рабочих. Это для биографии совсем неплохо, и учиться
по профилю работы тебе будет легко. А с другой стороны, многие
студенты ведь подрабатывают вечерами после занятий.
Глава 11. Путевка в жизнь


– Нет, Алексей Михайлович, разгружать вагоны по ночам,
чтобы подработать, и учиться, это не по мне. Я лучше в карты
или бильярд деньги выиграю. В общем, я так решил, пусть моя
трудовая деятельность начнется со слесаря авиационного завода,
а там видно будет.
– А ты что, играешь в азартные игры на деньги?
– Ну, только когда очень нужны деньги. Да я и не играю так
уж серьезно, две-три партии, чтобы забрать деньги у того, кто
играть не умеет.
– Ну, думаю, нет таких людей, кто играет на деньги, если
не умеет.
– Или я очень хорошо играю. Но я не азартен, меня эти дела
не засасывают.
– Это хорошо, что ты понимаешь, к чему эти игры могут
привести, а что выигрываешь, значит, у тебя есть фарт. А как
насчет шахмат?
– Немного скучновато, но и в них я тоже выгляжу достойным
противником для многих знатоков этой игры.
– А это уже фартом не назовешь, – чуть с иронией, но и с оттенком
уважения проговорил Алексей Михайлович.
– Вообще-то я редко играю на деньги, только по необходимости
и на небольшие суммы.
– Наши прадеды, наверное, не предполагали, что наступит
такое время, когда их потомки будут в чем-то нуждаться. Даже
после революции у нас многое было для того, чтобы ты сейчас
мог бы спокойно учиться и быть студентом, а работать бы начал
сразу инженером. Но так случилось, что у нас с бабушкой кроме
пенсии ничего не осталось. Когда вы были с Сашей поменьше,
я вам многое рассказывал о кладах польских и французских завоевателей
и не хотел будоражить ваши детские головы рассказами
о нашем погибшем хозяйстве.
Я предполагал, что все может случиться при этой власти.
Но что случилось, не могло присниться даже в страшном сне.
Короче, мы с бабушкой оставили немного сбережений, время
было смутное, начались аресты и ссылки. Поначалу я думал,
что это не коснется нашей семьи за мои заслуги в революцию.

Фартовый

Но золотишко с камушками решил припрятать. Было там прилично
золотых монет, так называемых «николашек», может, ты
слышал о таких, разные изделия ювелирные. Я и мой дед всегда
после продажи товаров в лавках Смоленска и Москвы покупали
золотые побрякушки, так уж повелось. И не хотелось то, что заработал
своим трудом, отдавать тем, кто всю жизнь вообще не работал.
А где прятать, как ни в своем дворе? Короче, выбрал местечко
в саду, рядом с яблоней, может, после этого я и люблю так яблони
сажать. Прошло тридцать пять лет с тех пор, когда я зарыл все это.
Раньше у меня не было никакой возможности вернуться в нашу
деревню, а когда приехал туда после войны, то обнаружил одни
разрушенные печки и фундаменты домов на окраине – все, что
от деревни осталось после войны. Местность заросла кустарником
и полынью. Я даже сад или остатки дома не мог найти. Спустился
к реке. Там остались сваи от нашей мельницы. По этим ориентирам
попробовал определить место, где росла яблоня. Поковырял
лопатой и понял, что найти на этой целине ничего невозможно.
Надо было на большой площади снимать грунт на метр глубиной
и более при отсутствии всякой гарантии на успех. Самому это сделать
было тяжело, а если с кем-то – тоже опасно. Можно опять
вернуться в лагеря.

– А может, взять миноискатель?
– Я уже думал, но это все равно что искать клад Наполеона,
а там были сотни подвод с добром, и то не могут найти. Нет, внучок,
видимо, что взято от земли, в нее и вернулось. Судьба такая.
Не хочет земля возвращать свое. Я на месте прикинул: например,
чугунок с драгоценностями могло отбросить взрывом бомбы
на десятки метров, а потом гусеницами танков закопать. Там,
на нашей земле, живого места не осталось. Поэтому пусть это
будет еще одной тайной нашей родной земли, – закончил с иронией
дед свой рассказ.
Пару дней спустя Виктор зашел к другу Саше Панферову,
который жил этажом ниже. Они учились вместе с первого класса,
вместе занимались боксом, посещали авиамодельный кружок, вместе
мечтали стать военными летчиками, вместе крутили на гоночных
велосипедах по шоссе, а Саша еще попробовал себя на треке.

Глава 11. Путевка в жизнь


Он устроился на авиационный завод, захотел собирать настоящие
самолеты, а не игрушечные модели. Школа, где они учились, была
экспериментальной – от Академии наук СССР, а ее шефом был
этот авиационный завод. В школе были оборудованы настоящие
цеха, где учащиеся выпускали простую, но настоящую продукцию
для завода. Егоров, преподаватель и заместитель секретаря парткома,
одновременно «вербовал» учеников, подающих надежды,
для работы на заводе после окончания школы, в том числе и их
с Сашей. Романтическая мечта – стать военными летчиками пришла
к ним благодаря живому примеру – соседям-летчикам, Героям
Советского Союза Логинову и Алексееву, к которым приезжали
в гости летчик Каманин, космонавты Комаров и Береговой.
Но мечты иногда заканчиваются с детством. К этому времени
знали, что рабочий класс ценится в обществе больше инженеров,
и зарабатывают рабочие больше.

На заводе был филиал вечернего отделения Московского
авиационного института, по окончании которого через пять лет
будешь получать зарплату на уровне слесаря третьего разряда.
А за это время можно многого добиться в жизни. Главное, Виктор
верил в свои силы. В школе он особенно не усердствовал, но все
успевал и все у него получалось. А после школы хватало времени
для занятий спортом.

Иногда по выходным и вечерами он еще ходил в парк, где
играл в бильярд, на деньги. Большой стол с зеленым сукном
и большими белыми шарами был здесь один, на нем играли молодые
ребята, но по рублю. Бесплатно можно было играть только
в «железку» с железными шарами, хотя здесь же играли и в настоящую
«железку», то есть «заряжая» в кулаке купюру с номером,
угадал – твоя, если нет, то отдаешь противнику. Рубль, чтобы
поставить на партию в бильярд, Виктор мастерски выигрывал
в «расшибалку». Когда он метал биту, она попадала в саму
казну – рисованный мелом на асфальте квадрат со ставками игроков
в виде монет. Это означало, что игра окончена и мелочь переходит
к игроку, ловко метавшему биту. Или бита ложилась рядом
с казной, и тогда ты первым выбивал из казны монеты. Ребята,
играющие на бильярде, вскоре пожалели, что допустили его

Фартовый

в свою компанию. Кроме того, он давно освоил карты и с взрослыми
играл в преферанс. Ставки были мизерные. Виктор редко
проигрывал, а проигрыш сводил почти к нулю. Первое время партнеры
по игре в бильярд разрешали ему разбивать пирамиду первому,
но потом поняли, что совершили ошибку, так как он с первого
удара почти всегда закатывал шар в лузу, а то и два. Если
везло, партия заканчивалась без передачи очереди на удар партнеру.
И, может, не рубля им было жалко, хотя это пять кружек
пива, а брала досада на невозможность отыграться, так как была
очередь на победителя. Некоторые партнеры в шутку брали свой
кий за тонкий конец и угрожали: «Если закатишь последний шар,
получишь кием в лоб». Такого ни разу не было, но он после удара,
видя, что шар катится в лузу, бросал кий и отскакивал от стола
под дружный смех. Потом подходил и получал свой рубль. Кроме
везения, у него всегда был расчетливый поход к делу, за которое
он брался. Даже измерил лузы шаром и знал, в какие лузы шары
проходят, даже те, которые не принято бить. При всем этом Виктор
никогда не был «игроком».

Его не пугали резкие перемены в жизни. Поэтому он не особо
раздумывал и поступил на завод. Егоров одобрил его выбор,
но предупредил, что в сборочном цехе вакансий нет и придется
поработать в другом, но не менее интересном. А как место освободится,
он поможет перевестись. На том и порешили.

Завод назывался «Знамя Революции», а цех был под номером
41. Сорок первый – год начала войны. Цех оказался суровым
и соответствовал своему номеру. Переступил порог цеха, и первое,
что пришло в голову – «попал». По ушам резануло шумом
многочисленных работающих станков, а в носу защекотало горелым
запахом различных масел и авиационным керосином. Хотелось
сразу заорать, как Ванька Жуков: «Дедушка, забери меня
отсюда». Но не в его правилах было включать «заднюю».

Осмотрелся. Прошел собеседование с начальником цеха,
мастером, бригадиром, секретарем комсомола. Цех готовил испытательные
стенды авиационных агрегатов – части самолета с приборами.
Менялись модели самолетов и осваивались новые стенды,
которые еще ни разу никто не делал. Работники цеха шутили, что,

Глава 11. Путевка в жизнь


если дать им чертежи, они могут сделать крокодила из металла.
Летать он не будет, но поползет.

В комитете комсомола завода встал на учет. Комитет был
на правах райкома – по количеству комсомольцев. Секретарь –
Валерий, парень лет тридцати, явно был староват для комсомола,
а в его заместителях ходила белокурая красавица Валентина
со звонким голосом и с настоящим комсомольским задором.
К лацканам их костюмов традиционно были прикреплены комсомольские
значки с золотистой веточкой, которые вручали руководящим
работникам комсомола за особые заслуги.

– Почему на завод? – задал вопрос секретарь, ознакомившись
с документами и аттестатом об окончании школы. – С такими
отметками можно спокойно поступить в любое учебное заведение.
– Егоров посоветовал, – сухо ответил Лукин.
– У нас на заводе есть филиал Московского авиационного
института. В этом году уже опоздали с поступлением, а на следующий
год милости просим.
– На следующий год видно будет.
При каждом посещении цеха секретарь комитета обязательно
подходил к нему и интересовался делами. В октябре должно
было быть отчетно-выборное собрание, и ему предложили участие
в работе бюро комсомола, на что он дал согласие. Егоров
охарактеризовал его положительно. Несмотря на грязь и копоть
от сварки и горящего масла, Виктору работа понравилась. Главное,
нет монотонности. Он попал в бригаду, в которой все изделия
проходили испытания, и если успешно – полагались премиальные.
Металла в цехе было любой марки и в любом количестве, в станках
тоже не ощущалось дефицита – с разрешения мастера работай
хоть на токарном, хоть на фрезерном. Он первым делом научился
работать на всех станках, во всяком случае, всегда мог выточить
несложную деталь, которая необходима для сборки, и не ждать
очереди. Это обстоятельство во много раз сокращало сроки
производственного задания. Виктор быстро нашел общий язык
с новыми товарищам, и сварщики без уговоров варили его детали
в первую очередь, но он вскоре попросил бригадира обучить его
ремеслу газоэлектросварщика. Кроме того, что это показалось

Фартовый

интересным, так еще и стало обоюдовыгодно: ему доплачивают
за освоение смежной специальности, бригадиру – за обучение.

Принцип его был такой: пришел работать – работай. Кадровые
работники пожимали плечами, оплата повременная, премиальные
у всех одинаковые, зачем так «пахать», когда можно устроить
перекур, пока механики точат детали по их заказу, а сварщики
варят. Его наставник Игорь Строгалин окончил институт и стал
заместителем начальника цеха. Виктор же постепенно набирался
самостоятельности и вышел к руководству с предложением о создании
комсомольской молодежной бригады. В комитете комсомола
его поддержали. До бригадира он не дорос, бригаду возглавил
Гена Якимов, а Виктора, по совету комитета комсомола,
избрали секретарем бюро.

Конфликт возник на ровном месте, собственно, и не конфликт,
а так, стычка. Он подошел к гильотине, работающей по такому же
принципу, как в средневековой Франции. Обычно рабочие шутили,
когда он намеревался что-либо сделать на станке: «Пропустите
многостаночника», – и почти всегда уступали ему очередь. Даже
кличку дали – Комиссар. Не обидная кличка, наоборот, подчеркивала
его положение в цехе. А здесь какой-то молодой из новеньких
уперся «рогом». Виктор попросил один раз рубануть по листу
металла, но, получив отказ, решил его потеснить и тут же нарвался
на толчок. Ответил тем же, но тот оторвал ему карман спецовки.
Тогда Виктор сделал из спецовки противника безрукавку. Сначала
ребята не на шутку набычились, но потом, одновременно, поняли,
что это не тема для соперничества, и, засмеявшись, вернулись в цех,
но их спецодежда местами превратилась в лохмотья.

Тем парнем оказался Анатолий Прошкин, который в недалеком
будущем станет Виктору другом. У них оказалось много
общего: и бокс, и велошоссе, а самое главное – желание показать
себя и выбиться «в люди». Анатолий стал у него заместителем
по комсомолу и руководил комсомольским «Прожектором»,
стенгазета поднимала острые темы и, несмотря на то, что делалась
с юмором, никому не хотелось стать «героем» материала.

Виктор и не заметил, как стал передовиком производства.
Он не знал, как учитывалась его производственная деятельность,

Глава 11. Путевка в жизнь


но норму выработки ему поставили сначала 130 процентов, потом
довели до 150 процентов. Пришел корреспондент заводской многотиражной
газеты и стал сверкать вокруг него фотовспышкой:
«Теперь с напильником у верстака, а теперь с маской электросварщика
». Потом фото в костюме с галстуком для Доски почета
в цехе и на заводскую аллею при входе, как лучшего молодого
рабочего. Вслед за ним эту процедуру проделали с Анатолием.
Тандем образовался даже в спорте. Все виды, кроме игровых, они
«закрывали», выступая за завод, от легкой атлетики до стрельбы.
Велошоссе и бокс стали чем-то вроде хобби, не более, особенно
после того, как Виктор пропустил удар открытой перчаткой в правую
бровь и ему «попортили фотографию». Зато он практически
сделал выбор, который во многом определит его судьбу, – увлекся
стрельбой, понял, что этот «тихий» вид спорта еще и возможность
удачно устроиться в армии.

Он вошел в четырехугольник цеха как секретарь комсомола
и на уровне руководства ставил подписи под решениями и приказами.
Очень быстро они с Анатолием заработали комсомольский
авторитет. А в цеху их стали видеть все реже. «Засосала» общественная
работа и спортивная жизнь, но у руководства и рабочих
они авторитета не потеряли, потому что таких кадров ни в их цеху,
ни на всем заводе просто не было, но они этого еще не понимали.
Да и платить им стали больше по сравнению с тем, когда они, как
все, упирались за проценты и выстаивали очередь «на гильотину».

Лукин считал завод неплохой стартовой площадкой еще
по одной причине. Общение с «золотой молодежью» не прошло
для юного пролетария бесследно. Он ясно увидел непреодолимую
социальную пропасть. Ему хотелось скорее встать «на ноги»
и уравняться с ними. Занять в обществе достойное положение.
Вернуть хотя бы кусочек того, что было незаконно отобрано у деда
Алексея Михайловича, а значит, и у него. При этом он не держал
«камня за пазухой» на Советскую власть, и это привил ему дед,
который не был озлоблен, а ему тем более не пристало. Работал
он хорошо, и по-другому не умел. И его заметили сначала в комсомоле,
а потом и партийные руководители. В компании «золотой
молодежи» были очень красивые девчонки, которые с симпатией

Фартовый

к нему относились. Теоретически можно было женитьбой стереть
эту самую социальную пропасть, но не в его натуре были эти шахматные
партии. Кроме того, у него постоянно стояла перед глазами
Наташа из Севастополя, а это был стимул покрепче других,
чтобы показать себя.

После пленума райкома комсомола, на котором присутствовало
руководство райкома партии, секретарь Валера попросил
Виктора зайти поговорить. В кабинете находилась секретарь
райкома партии Александра Андреевна Линева. Валера спросил
сразу в лоб, не думал ли он о вступлении в партию. Виктор
ответил, что ему еще не исполнилось восемнадцати и он хотел бы
поработать в комсомоле. А про себя подумал: «Вот это поворотик
в жизни, я в комсомоле не более двух лет!»

– Виктор, комсомольский возраст, к сожалению, проходит
быстро. Всего несколько месяцев тебе не хватает, да и они пойдут
на сбор рекомендаций и проведение собраний. Никто не хочет
освобождать тебя от работы в комсомоле. Будешь выполнять поручение
партии и руководить комсомолом. Так КПСС укрепляет
ряды комсомола, – внесла ясность секретарь РК КПСС Линева.
Такому пояснению противопоставить было нечего, да
и не хотелось. Об этом можно было только мечтать, и Лукин
боялся, чтобы они не передумали. После его согласия секретарь
райкома партии пожала руку Виктору, сообщив, что он сделал
важное и правильное решение в своей жизни.

Да он и сам уже в жизни кое-что понимал. Если бы он отказался,
то, как в сказке Пушкина, утром сидел бы у «разбитого
корыта в промасленной спецовке слесаря», а вокруг пыль, дым
и все остальные «прелести». Да еще и без премиальных. Нет уж,
если вошел в этот круг, должен соответствовать. Когда остались
одни, Валера пояснил, что в райком партии из ЦК КПСС пришла
разнарядка, чтобы к 50-летию Великой Октябрьской революции
принять рабочего в возрасте 18 лет в члены КПСС. На пленуме
комсомола Линева стала выяснять о выступавшем молодом секретаре
комсомола Лукине у Валеры, и тот дал Виктору отличную
характеристику. Так Лукин подошел под разнарядку по всем параметрам.
Секретарь парткома завода Виктор Нерусов, который

Глава 11. Путевка в жизнь


ранее работал в их цеху и с которым сложились хорошие отношения,
сказал, что если все пойдет по плану, то Лукину остается
получить высшее образование, да и то необязательно. И без того
должности только успевай получать.

Да, так оно и было в то время: выбирали какого-нибудь
токаря-пекаря или ткачиху, которые работали, конечно, лучше
других и способны были вести общественную работу в больших
объемах, и делали из них Героев Социалистического Труда, с вручением
Золотой Звезды или депутатов Верховного Совета СССР.
Такие были на заводе. С Героем Соцтруда Евгением Прокоповым
он вместе занимался стрельбой, а с Сашей Даниловым, депутатом
Верховного Совета СССР, работал в комсомоле. Могли они купить
билеты по брони в кино или на самолет. На этом их возможности,
вероятно, ограничивались, так как их участие в работе съездов
и пленумов состояло только в голосовании. Как там у Хазанова:
«Одобрям!»

Он написал в комитете комсомола заявление с просьбой дать
ему рекомендацию для вступления в члены КПСС. В комитете
все были уже в курсе, поэтому без вопросов дали образцы документов,
которые надо было заполнить. Началось с заявления,
что Лукин «хотел быть в первых рядах строителей коммунизма».
Хрущев обещал построить коммунизм в ближайшем будущем,
и можно было не напрягаться с этим строительством. Тем более
в этот бред мало кто верил, но заявления такие писали, потому
что без КПСС не видать никому руководящей должности. В знаменитом
романе Шолохова, например, дед Щукарь просил «портфель
и должность» у Давыдова с Нагульновым, а для этого хотел
вступить в партию.

После прохождения всех собраний и формальностей Виктор
получил рекомендацию для вступления в КПСС от РК ВЛКСМ
и две от коммунистов с большим стажем. Предстояло самое главное
– пройти комиссию старых большевиков в райкоме партии,
которые «резали» многих кандидатов на плохом знании устава
и истории КПСС. На самом деле, они были не старые, а древние
и, наверное, такие же мудрые, поэтому рубили судьбы будущих
руководителей направо и налево только по им понятным

Фартовый

причинам. В основном в партию вступали, когда выходили из комсомола
по возрасту или появлялась возможность занять руководящую
должность. А тут невиданное. В комсомоле всего два года,
проявил себя – и в партию.

За столом сидела «история» – уцелевшие от репрессий участники
революции 1917 года и гражданской войны с орденами Боевого
Красного Знамени, как у Ворошилова. Вероятно, они боялись
«засыпать» молодого Лукина каким-то сложным вопросом.
Про разнарядку о его приеме в партию они знали. Поэтому
и вопросы у них были соответствующие его возрасту:

– Помогаете по дому родителям?
– А умеете варить кисель?
Такая беседа создала домашнюю обстановку и доверительные
отношения с «аксакалами» ВКП(б), но следующий вопрос
мог обескуражить любого другого, но не Лукина:

– А не рано ли вступаете в партию?
– А как же иначе получить значок «50 лет в КПСС»? – ответил
Лукин вопросом.
Почти все члены комиссии «большевиков» заулыбались
и больше вопросов не задавали. После этой комиссии бюро райкома
партии приняло его кандидатом в члены КПСС.

До этого «исторического заседания» комиссии он молчал, как
партизан. Теперь ему хотелось сообщить эту новость в первую
очередь деду Алексею Михайловичу.

Дед, как всегда, читал, сидя в своем кресле и укрывшись пледом.
При виде внука он приободрился, хотя Виктор почувствовал,
что он не так уж бодро себя чувствует.

– Ну, рассказывай, где пропадал? Почему долго не заезжал?
Как у тебя дела?
– Алексей Михайлович, у меня все хорошо. Работаю на заводе,
занимаюсь спортом и готовлюсь к поступлению в авиационный
институт.
– А я думал, что ты уже инженером стал.
– Так мы не виделись меньше года.
– Мне показалось дольше. Ну, хорошо, шучу. Дело молодое.
Рассказывай, как работа?
Глава 11. Путевка в жизнь


– Я приехал поделиться радостью. Меня на этой неделе в партию
приняли.
– Подожди, как в партию? Ты недавно просил у меня совета
по вопросу вступления в комсомол. Ты ничего не путаешь? Тебе
же недавно восемнадцать исполнилось. Кстати, поздравляю
с совершеннолетием. Подарок с меня. Сам виноват, исчез и приехал
неожиданно, но все равно молодец, что приехал. Так расскажи,
что у тебя с партией?
– Да все нормально. Меня приняли кандидатом в члены КПСС.
– Как это тебе удалось? Такое было только в гражданскую
войну.
– Алексей Михайлович, я приглянулся секретарю райкома
партии, когда она присутствовала на пленуме комсомола, а у них
была разнарядка из ЦК партии на прием восемнадцатилетнего
комсомольца в честь юбилея революции. Так карта легла.
– Это ты меня порадовал, молодец. А как у тебя с азартными
играми? – Дед нахмурил густые брови. Ему, видимо, не понравилась
фраза Виктора о карте.
– Никаких азартных игр нет. Это было в школе, а теперь
у меня приличная зарплата. Хватает на все.
– А тебя не отвлекает спорт и комсомол от поступления
в институт. Мне кажется, учеба важнее всего этого.
– Я и не спорю, но институт может один год подождать. От этого
мозгов меньше не станет. Даже, наоборот, больше опыта и знаний
получу. Есть еще немаловажный аргумент. Алексей Михайлович,
скажите мне, посмеют ли преподаватели завалить на экзамене
молодого коммуниста, да еще секретаря комсомола? Думаю,
у них рука не поднимется. Что касается спорта, то меня уже сейчас
приглашают к себе на учебу три института и Сельскохозяйственная
академия имени Тимирязева. Они хотят иметь в своей команде
такого спортсмена. Я их команды «перестрелял» на соревнованиях,
и думаю вряд ли они что-то будут спрашивать у меня на экзаменах.
– Так ты что, спортсменом хочешь стать? Какие у тебя успехи
в спорте?
– На тренировках я выбиваю норму мастера спорта, но это
надо подтвердить на соревнованиях соответствующего уровня.
Фартовый

Карьера в спорте меня не интересует, так же как и «блатная»
учеба в Сельскохозяйственной академии. И в комсомоле я работать
долго не собираюсь. Мне это занятие не очень нравится.
Из меня вряд ли получится партийный деятель, потому что
я слишком много знаю негативного, что было совершено под
руководством партии. Это у меня такой период становления
«на ноги». И потом служба в армии надо мною висит. От нее
никуда не денешься, да я и не хочу увиливать. Иначе так и останешься
по жизни «полуфабрикатом». Не служил в армии – значит,
больной. Я ушел из бокса и слез с велосипеда, потому что
спортсмены по таким видам спорта в армии не очень востребованы.
Надо быть спортивной звездой, чтобы служба не отвлекала
от любимых занятий. А стрелковый спорт в армии востребован
всегда. Меня уже пригласили в ЦСКА служить, а это значит
спортрота и никаких «ать-два».

– Когда я тебе рассказывал о горькой судьбе нашей семьи
в годы репрессий, то в душе надеялся, что ты сделаешь из этого
правильные выводы. И теперь мне радостно, что я не ошибся. Ты
меня откровенно сейчас порадовал. К сожалению, я не мог этого
рассказывать Саше. Он еще мал, и нет у него твоей хитринки. Ему
дает все мама, а тебе приходится добиваться всего самому. Жаль,
конечно, что у тебя так быстро кончилось детство, и ты рано шагнул
во взрослую жизнь. Хочу пожелать тебе больших успехов. Ты
делаешь все правильно, и я тобой горжусь.
– Спасибо, Алексей Михайлович, я и приехал к вам, чтобы
первому рассказать о своих успехах.
– Ты устроил мне сегодня праздник души. Я надеюсь, ты
не торопишься и выпьешь с дедом чаю. По запаху чувствую,
бабушка собирается тебя чем-то угостить.
– У меня сегодня выходной.
– Хочу тебя спросить. У тебя твердое решение не быть в будущем
партийным руководителем? Я думаю, у тебя это хорошо
получилось бы.
– А у меня все хорошо получается, за что бы ни взялся.
Но в партийные деятели я не пойду. Даже если мне суждено будет
носить офицерские погоны, замполитом тоже не буду.
Глава 11. Путевка в жизнь


– Да, не очень скромный ты у нас, но пока вижу, что все у тебя
действительно хорошо получается. Я понял, что ты хочешь стать
хорошим производственником, как твой покорный слуга. Это
меня радует, но все-таки ты не исключаешь возможности стать
офицером. Значит, не совсем остыла твоя первоначальная мечта.
– Есть такое, поэтому не хочу загадывать.
– Я спросил не просто так. Наверное, гены берут свое. Твои
прадеды партизанили. Я во время революции Арсенал брал с винтовкой
в руках. Но мы мирные люди, а вот твой прадед по линии
бабушки, то есть мой тесть, был царским генералом. Он воевал
в Первую мировую войну. Перед революцией его назначили
генерал-губернатором в Смоленск.
– Алексей Михайлович, я об этом никогда не слышал.
– Это еще одна наша семейная тайна, потому что судьба
у моего тестя была самой трагичной. Его расстреляли в 1918 году.
Просто так, без суда и следствия. То время называлось «красным
террором», а он не участвовал ни в каких контрреволюционных
заговорах. Я рассказываю это тебе только потому, что твоя
мечта стать офицером теплится не на пустом месте. У всех твоих
предков присутствовал дух воина. Ты должен знать их историю
и судьбу.
– Спасибо, Алексей Михайлович, что посвятили меня и в эту
трагическую тайну. Может быть, мне удастся в жизни провести
свое собственное расследование всех беззаконий, совершенных
в отношении нашей семьи.
– Мне уже не верится, что такое может быть. Меня освободили
тридцать лет назад и поставили руководить оборонным заводом
за два года до войны, тем самым признав, что осудили меня
по надуманным обвинениям. Полный маразм был в тех обвинениях.
Как я мог быть шпионом иностранной разведки, не выезжая
из глухого села Гжатского уезда? А иностранцы здесь были
только французы сто пятьдесят лет назад, и тех перебили наши
деды. Я писал об этом Хрущеву, потом Косыгину, но ответ получал
один и тот же, что не время и нет пока оснований для реабилитации.
Из их ответов можно понять, что остались еще те руководители,
которые выносили эти чудовищные приговоры. Теперь
Фартовый

хочу накануне 50-летия Великой Октябрьской революции, будь
она трижды неладна, отписать Брежневу.

– Вот поэтому мне и не хочется быть партийным руководителем.
Надо постоянно врать народу о будущей красивой жизни,
а самому жить уже при коммунизме.
– Я надеюсь, ты об этом только мне говоришь? – Дед удивленно
посмотрел на Виктора.
– Конечно, иначе бы меня не то что в партию, в комсомол
не приняли бы. А теперь я в первых рядах строителей коммунизма.
– Ну, ты и «фрукт» вырос, – последняя его фраза явно развеселила
деда.
Виктор тоже был рад, что доставил деду удовольствие.

Написал Алексей Михайлович письмо с просьбой о своей реабилитации
Брежневу, но получил все тот же стандартный ответ
партийно-бюрократической системы. В том же году деда не стало,
а реабилитация состоялась только через двадцать один год после
его смерти, но еще при Советской власти. Нашли они в себе мужество
признаться, что совершили преступление в отношении народа
и лично Алексея Михайловича Лукина.

Ровно шестьдесят лет висело на нем это чудовищное обвинение.


Глава 11. Путевка в жизнь


Калейдоскоп
глава12 взросления

Командировка в Крым на строительство заводского пансионата
или на реконструкцию завода шампанских вин «Новый Свет»
была как поощрение за хорошую работу. И этого добилась молодежная
бригада. Анатолий Прошкин остался «на хозяйстве»
по комсомолу, а Виктор с остальной бригадой отправился в Крым.

Первый полет на самолете. В Симферополе бригаду встретил
заводской автобус, и первый день стал экскурсионным. Черное
море, которое Виктор часто видел в кино, шуршало легкой волной
по гальке. Хотелось скорее окунуться в соленую воду. Дорога
спустилась к морю в районе Судака, на окраине которого расположились
стены и башни старинной генуэзской крепости. В этом
месте в средние века находился татаро-монгольский улус Золотой
Орды. На местном наречии называется Парадиз, что означает
«рай». Может, из этих мест совершались набеги на полуостров
Лука на реке Проне. За крепостью дорога уходит серпантином
в горы по берегу моря на высоте от 600 до 800 метров, то
огибая ущелье в глубь гор, то подходя к самому краю пропасти.
Там за перевалом есть еще один Парадиз, под названием Бахчисарай,
а чуть дальше – Севастополь. Там живет Наташа. Можно
было бы взять выходной, хотя их в командировке не бывает, но он
смог бы договориться и съездить к ней хотя бы на пару часов

Фартовый

повидаться. Понежиться с ней на местном пляже, полопать мороженого
или выпить по бокалу шампанского в кафе. Теперь он мог
себе это позволить. У него была приличная зарплата, как у квалифицированного
рабочего, а в командировках им еще доплачивали
за сверхурочные часы. Но увы и ах. Наташа укатила на их речку
Проню. Школу она закончила и учится морскому делу, а сейчас
у нее каникулы.

Внизу от дороги открываются скалистые берега Черного
моря, пляжи с отдыхающими размером с комариков. В конце
дороги шлагбаум с надписью «Завод шампанских вин “Новый
Свет”», а далее две горы – Сокол и Орел и большая бухта между
ними. Чтобы иметь полное представление об этой бухте, увидеть
все прелести еще нетронутой природы, достаточно посмотреть
кинокомедию «Три плюс два», которая снималась в этой
бухте, или документальный фильм про них, первых строителей
заводского пансионата в этом Парадизе. Достался этот сказочный
кусочек природы их заводу только благодаря связям директора
Ивана Ивановича. Во времена правления Хрущева он был снят
с должности секретаря Московского горкома партии, но сохранил
связи в ЦК КПСС, и это стало одной из причин того, что завод
прочно занял ведущие позиции в авиационной промышленности.
Строил пансионат завод самостоятельно, в столярном цехе готовили
детали, стены, рамы сборно-щитовых домиков. Земля принадлежала
Заводу шампанских вин, и в порядке шефской помощи
Московский завод поставлял металлоконструкции, чаны для вина
и трубы из нержавеющей стали.

Вечерами молодежная бригада шла на прогулку по тропе
Голицына на царский пляж. После разорения графа Голицына
Николаю II досталась эта бухта, и он неоднократно посещал ее.
В бухту можно было попасть пешком через небольшой перевал
или на катере, но к берегу подойти было невозможно из-за мелководья.
Берег в бухте устлан мелкой галькой, которую море тихо
шлифовало много тысячелетий, а при любом шторме море в этой
бухте тихое, как в блюдце. Другой маршрут был не менее интересен,
он пролегал вокруг горы Сокол в грот Шаляпина. Это
большая сцена внутри горы, метров 25 вглубь, от 6 до 12 метров

Глава 12. Калейдоскоп взросления


высотой и до 30 метров шириной. Акустику проверяли выстрелами
из бутылок шампанского и песней. Да, можно было представить,
как звучал здесь голос Шаляпина.

Обратный путь был замысловатым и даже опасным. Узкая
тропа через грот проходит по скале, в некоторых местах приходится
цепляться руками за скалу, а внизу обрыв с острыми скалами.
У подножия горы глубина моря от 50 до 100 метров. Жутковато
после мелководной речки. Потом москвичи освоились
и ныряли со скал во время шторма, не уступая местным пацанам.
За девятой волной, по их понятиям, должна была быть более слабая
волна, но она прибивала к скале. Старались сгруппироваться,
чтобы удар пришелся на самую мягкую часть тела, а про себя каждый
думал: «Опять просчитался».

Местные жители много рассказывали о Заводе шампанских
вин. Якобы Лев Голицын оставил службу и вложил три огромных
состояния – любовницы, жены и свое – для создания сорта шампанского,
не уступающего французскому. В те времена уже подделывали
шампанское в Германии и Италии. Голицынское шампанское
выставлялось в Европе как игристое, в том числе под названием
Парадиз. Голицын одновременно выращивал около 600 сортов
винограда, который произрастал за перевалом, заросшим древовидным
можжевельником и причудливо раскидистыми соснами.
Его деятельность по изготовлению новых сортов вин и обустройству
гротов в скалах под хранилище не покрывалась прибылью, так
как многое шло на выставки, на подарки. В общем, такая хозяйственная
деятельность привела Льва Голицына к разорению…

Гена с Виктором, как будто предполагая, что вся эта благодать
может исчезнуть разом, старались больше бывать на природе,
общаться с местными ребятами. Им хотелось ко всему прикоснуться,
попробовать, понюхать.

Местные ребята предложили сходить на виноградник. Хотелось
попробовать гроздья прямо с лозы, а еще больше – посмотреть
редкие сорта винограда, которые никогда не увидишь на прилавках
магазинов. В отношении «попробовать» их сразу предупредили,
что этого делать нельзя, пока не помоешь виноград водой, а воды
в этой местности нет, она привозная. Переход через перевал был

Фартовый

просто опасен. В некоторых местах тропа была вырублена в скале
над пропастью, и продвигались по ней буквально по сантиметру,
хватаясь руками за скалу. После перевала был резкий спуск
по щебенке. Они ссыпались по ней, цепляясь за каждое растение.
Внизу им показали маленький родничок в расщелине скал, в котором
можно было за один раз черпануть не более стакана воды.

На винограднике было все убрано и ухожено, как на выставке.
Грозди весили до двух килограммов и более. Запомнились красный
сорт «Пино Фран» и белый «Шардоне». Проводник предложил
взять немного только столового мускатного, так как другие
сорта не созрели. Это была награда за опасный переход через
горы, причем со стороны гор виноградник никто не охранял.

По возвращении достали из холодильника пару бракованных
бутылок полусухого шампанского, которые им достались из партии,
предназначенной для экспорта в Германию. На экспорт
немцам шло почти все шампанское, производимое заводом. Разлили
по стаканам, вино было почти бесцветное, с мельчайшими
пузырьками, долго исходящими с самого дна, которые практически
не переставая поднимались вверх длительное время. Этим,
собственно, и отличается качественное шампанское. Не то, что
«Московское», которое наливаешь по бокалам, а через полчаса
в нем ни одного пузырька, как обычное сухое вино становится.

А если бросить в стакан с шампанским кусочек шоколада,
он, как снежный ком, облепляется пузырьками и вверх-вниз плавает
в благородном напитке, вкусить который им удалось не раз
за время командировки. Ребята не могли распознать, в чем разница
между шампанским в экспортном варианте и признанным бракованным.
Впрочем, этот брак могли определить только эксперты,
проверяющие партии шампанского перед отправкой в Германию.

В местных столовых продавалось сухое вино из деревянных
бочек. Такие же бочки стояли в магазине и в летнем кафе на берегу
моря. Стоило вино двадцать копеек за стакан, как в Москве пиво.
Иногда шло в разлив бракованное шампанское. Местные жители
предпочитали невкусной привозной воде сухое вино, которое пили
со льдом и никогда не пьянели, наверное, вино было слабее пива.
Командировка заканчивалась, и пора было готовиться к отпуску.

Глава 12. Калейдоскоп взросления


Снова Москва. Наташа отдыхала в деревне Иваньково на реке
Проне, и они уже договорились с Сашей поехать туда на велосипедах.
Они во время тренировок после работы наматывали по сто
километров, а тут чуть более двухсот, и притом их никто не гонит
и утром на работу не надо собираться. Крутили педали около шести
часов. Усталость, конечно, была, но ее как рукой сняло купание
в реке. Там же они оставили дорожную пыль и копоть грузовиков.

Вечером отправились в соседнюю деревню к Наташе
и Тамаре, с которой Саша успел познакомиться в Москве.

О том, что москвичи прикатили из города на велосипедах,
знали все, поэтому Виктор с Сашей предстали перед местными
пацанами и девчонками довольные собой, загорелые. На фоне
крымского загара особенно сверкали их белозубые улыбки.
Но в следующее мгновение у Виктора улыбку как рукой сняло.
Из проулка вышла Наташа под руку с парнем, довольно-таки
крупным и в тельняшке под пиджаком. Конечно, он его узнал.
Это был Боцман. Типичная «деревня». За ним компания парней
помельче.

– Что это за крендель? – спросил он тихо у Пухлого.
– Наташка с ним дружит.
Виктора будто бы в крещенскую прорубь окунули.
– Весла будем сушить? – завелся Саша.
– Я думаю, пока не стоит. Разберемся, – Виктор вспомнил,
как на тренировке Саша пробил его «глухую» защиту. Было ощущение,
что тебя ударили сквозь перчатки мешком с сахаром. Виктора
отбросило к канатам, и тренировка была прекращена. «Тренируйся…
на кошках», – предложил он тогда Саше. Поэтому затея
по драке была отклонена. Драки бы не было, просто положили бы
всех осановских в легком нокауте.
Ребята из их компании рассказали, что девчонки сами ходят
на танцы в Осаново через лес и не боятся. На окраине этого леса
у подножья святого источника расположился лагерь с романтическим
названием «Бригантина» для трудновоспитуемых подростков
города Тулы. В городе они хулиганили, совершали кражи, грабежи,
и чтобы эти ребята не делали там «погоду», их вывозили
в лес на перевоспитание, как последнее предупреждение перед

Фартовый

тюрьмой, если не одумаются. Соседство с такой компанией и ночные
прогулки по лесу не совсем безопасны. Вот и решили подшутить
на любительницами потанцевать «на стороне», а заодно
и предупредить их. Тамара уговорила Сашу вечером пойти с ними
на танцы в Осаново. Саша пришел один и сказал, что другие
ребята остались в клубе посмотреть кино и в Осаново не пойдут.
А Виктор с другими парнями взяли из дома белые простыни
и, как стемнело, вышли в лес. Около двух развесистых дубов, которые
своими сучьями перекрывали тропинку, образуя арку с густой
зеленью, они облачились в простыни, связав их узлом на голове
и поверх надев старые шапки и шляпы. Сделали прорези для глаз
и рта. Двое залезли на ветви дуба метра на два от земли, а один
лег около тропинки, накрыв себя старым худым корытом.

С Сашей договорились, что он первый должен увидеть этих
«привидений» и, испугавшись, убежать, оставив девчонок одних.

Вскоре показалась шумная компания, со смехом подошедшая
к засаде на расстояние в десять метров. Впереди шел Саша
с Тамарой и Валентиной под руку, а остальные чуть сзади. Вдруг
Валентина остановилась и воскликнула:

– Ой! Там что-то белое!
– Бумага, – парировал Саша и, подойдя ближе на два шага,
подтянул всю компанию к деревьям.
Дальше медлить было нельзя, могли узнать кого-нибудь
из ряженых. Двое прыгнули из густой листвы дубов на тропу,
тот, что с корытом, медленно поднялся. Все были в белом, да
еще корыто гремело. Когда трое молча вставили через прорези
сигареты в рот и зажгли спички, осветив белые лица в простынях,
«танцевальная» компания завизжала и, расталкивая локтями
друг друга, рванула к краю леса, заглушив визгом и топотом июньское
соловьиное пение. Добежав до деревни, собрались у Тамары
с Наташей в палисаднике.

Через некоторое время, якобы после окончания фильма,
Виктор подошел к их беседке. «Не кончилось еще детство», –
подумал о своей шутке Виктор. Хотя не совсем детская это была
шутка. Они хотели напугать девчонок, чтобы не ходили «налево».
Девчата наперебой стали рассказывать об ужасе, который им

Глава 12. Калейдоскоп взросления


пришлось пережить в лесу. После пришли участники этой шутки,

и один из них, Васька, не удержался, похвастался и сдал всех.
Пошли в Беломестное.
Около клуба толкались осановские вместе с Боцманом да

небольшая группа ребят из Гремячего. Ребята вели себя мирно,
переходя на «пятачок», где были танцы под баян. Вдруг под фонарем
около церкви появилась большая толпа ребят, которые шумно
продвигались по деревне в сторону клуба.

– Бригантинцы! – кто-то воскликнул в темноте, и под покровом
ночи все, кто стоял около клуба, рассосались. Они с Сашей только
недавно приехали и не знали, что у деревенских ребят уже сложились
неприязненные отношения с бригантинскими, и те пришли
разобраться с помощью кулаков. Видя, что их обступает компания
подростков с совершенно определенными намерениями, они
пытались объяснить, что только приехали из Москвы и к их разногласиям
с деревенскими никакого отношения не имеют. Потом
отступили на несколько шагов к стене клуба, так, чтобы фонарь
на его фасаде светил в лицо нападавшим. Остальное было как
на тренировке.
Первые бригантинцы смогли только замахнуться и отскочили,
держась за челюсти и носы, а некоторые держались за живот, восстанавливая
дыхание после апперкота. Они попали под серию
ударов в четыре увесистых кулака Саши и Виктора. В толпе
нападавших появился инструктор-воспитатель, одетый в майкубезрукавку,
у него на шее висел нож на шнурке, как у Маугли
из мультика. Видимо, оружие производило впечатление только
на их компанию, но не на столичных боксеров.

– Этих кабанов кулаками не сшибешь. Вон забор напротив, –
то ли совет, то ли приказ прозвучал от инструктора.

В следующее мгновение дом Захаровых, которые жили напротив
клуба, остался без штакетника, а двое из бригантинцев вооружились
угловыми столбами сантиметров по десять в диаметре.

– Слышь, старшой, поумерь свой пыл. Мы только приехали
из Москвы и не знаем ваших разборок.
Ни инструктор, ни его трудновоспитуемые как будто ничего
не слышали и бросились на ребят. Правда, Виктор с Сашей оказались

Фартовый

подготовленными в спортивном плане и пропустили только по легкому
удару – одному вскользь задели плечо, другому зацепили ухо,
но уже в следующее мгновение они отобрали колья у двух ближайших
нападавших. Обезоружив этих двоих, друзья уже не сомневались
в серьезности намерений бригантинцев. Инструктор что-то кричал,
пытаясь руководить потасовкой. Перекидывая отнятые столбики
с руки на руку, Виктор и Саша перешли в наступление и стали
охаживать нападавших бригантинцев по разным частям тела, пока
инструктор не заорал, что надо уходить. Сзади их начали молотить
вернувшиеся с «пятачка» деревенские, которым девчата сообщили,
что около клуба идет «кровавый бой».

Все деревенские драки быстро начинались, и так же быстро
они и заканчивались. Инструктор-воспитатель, который руководил
дракой, не был наказан. Саша уже давно рвался в такую заварушку,
а Виктору нужна была разрядка после такой встречи с Наташей.

– Жаль, что не добрался до их воспитателя. Он за спины этих
недоносков прятался, – посетовал Саша.
– А это легко исправить, – предложил Виктор.
– Это даже интересно.
– Мы его из лагеря бригантинцев выкрадем и в лесу поучим
хорошим манерам, как надо себя вести в гостях.
– Как же мы его найдем? Да и шум может поднять.
– Найдем его палатку по сапогам. Он один был в сапогах,
и думаю, что в них он спать не будет. Мы его как немецкого
«языка» возьмем. Кляп в рот – и пинками в лес. Главное, нож
у него отобрать и выбросить.
– Ну, ты, комиссар, даешь. На рассвете они крепко спят, да
еще портвейном подогрелись. Пошли.
Никого с собой не позвали, чтобы меньше трепа было. Как
они и предполагали, сапоги стояли у палатки на опушке леса.
Инструктор наслаждался сладким сном после нервной ночи. Саша
с Виктором жестко схватили его за руки, сунули кусок простыни
в рот, пока он не очухался.

Ножа на шее у него не было. Оттащили его недалеко и тут же
молча нанесли несколько болевых ударов в пах, печень и почки,
чтобы без синяков. Вынули кляп изо рта, чтобы он мог отдышаться.

Глава 12. Калейдоскоп взросления


Саша начал разговор:

– Понял, за что? Веди себя в гостях прилично. Если надумаешь
вернуться в деревню со своими недоносками с ответным
визитом, домой многие могут не вернуться, и ты будешь первым
из них. Мы больше не будем кулаки отшибать, а будем стрелять.
И молись, чтобы мы не заявили в милицию о твоем ночном хулиганстве.
Твоим пацанам ничего не будет, а вот ты сядешь, как
организатор. Сколько тебе надо времени на сборы лагеря?
– Какое ему время, – вступил в разговор Виктор, – после
обеда, чтобы за собой весь мусор убрали. Я люблю по ночам
грибы собирать, и смотри, если тебя встречу. Понял?
Воспитатель бурчал что-то невнятное.

Днем ребята покатались по полям на велосипедах и заехали
в лес, на место дислокации бригантинцев, но обнаружили только
выжженную от костров землю. Они, как победители, покатили
на песчаный пляж и рассекли мелководье колесами велосипедов,
обрызгав водой загоравших там девчонок.

– Вот там, на Глубоком, можете хоть прыгать на велосипедах
с трамплина, – показала Валентина рукой вверх по течению.
На самом деле, река в том месте была около трех метров глубиной
и гораздо шире. Они подъехали к трамплину, стоящему
в метре над водой, Виктор скатил велосипед с трамплина, держа
его за седло, и посмотрел, не зацепится ли звездочка с педалями
за край трамплина. Все было нормально. На скорости пролетит
спокойно. Все заинтересовались, что он собирается сделать.
Неужели прыгать на велосипеде с трамплина?

– Я прыгаю на велосипеде с трамплина, а вы ныряете и достаете
велосипед из воды. Договорились?
– Идет, – согласились местные пацаны.
Короткий разгон под горку – и он уже на трамплине, а через
доли секунды врезается, как снаряд, в воду на середине реки
и выныривает у другого берега. Ширина реки в том месте около
пятидесяти метров. Велосипед упал недалеко от трамплина. Виктор
сообщил, что этот трюк ему понравился, и под одобрительные
возгласы компании: «Шапито приехало!» – совершил еще
несколько прыжков. Никто не решился это повторить, а один

Фартовый

из местных попросил Виктора продать ему велосипед. Вечером
около дома Наташи они встретили Колю Боцмана с компанией
осановских. Коля, чувствуя напряженность в их отношениях, сам
подошел к Виктору с предложением поговорить. Они отошли
в сторону и на удивление всем на самом деле стали разговаривать.

– Утром ко мне в село приходил воспитатель бригантинцев
с предложением объединиться и побить ваших ребят. Особо он
злился на вас, москвичей. Чем-то вы ему очень не понравились.
Он не знал, что мы с тобой дружим.
Виктор слушал молча, а сам думал: «Когда мы с тобой, Боцман,
подружились? После того, как ты стал ходить к Наташе? Ну
и понятие у тебя о дружбе».

Боцман пояснил, что знает о его дружбе с Наташей, но у них
сложились отношения более чем дружеские, и тем не менее он
готов отойти в сторону, так как считает Виктора своим товарищем.
Наташа сама якобы липнет к нему, и он не виноват. Боцман
все это выпалил не из-за боязни. С ним была крепкая группа поддержки
осановских пацанов. Какой был смысл в его исповеди?
Знала бы Наташа содержание монолога своего избранника. Виктор
не понимал, как теперь к нему относится Наташа, но Боцман
был готов отойти в сторону, если он его об этом попросит.

Он вдруг потерял всякий интерес к этой истории. Не хотелось
ни с кем делиться услышанным от Боцмана. И тем более
предлагать ему отойти от Наташи. Противен был ему этот деревенский
трепач.

– Будем «сушить весла»? – у Саши явно чесались кулаки.
– Пока нет смысла.
Для драки не было ни причины, ни желания. Боцман выглядел
покрепче Виктора, но он уже не был ему соперником. От этого
стало еще обиднее за выбор Наташи, которая вышла из палисадника,
заросшего сиренью, и на глазах у Виктора подхватила Боцмана
под руку. И за кого биться?!

Как говорят: «Первый блин – комом». Это неудачное сравнение
он провел со своей первой любовью. А была ли она? И что
это такое, ему еще предстояло выяснить. Тренер по боксу Греков
учил на ринге держать удар. А он сейчас пропустил прямой удар

Глава 12. Калейдоскоп взросления


в голову. Появилось легкое помутнение. После удара в пах необходимо
сделать медленные приседания, и дыхание восстанавливается,
а боль стихает. Наташа нанесла удар покрепче. Он не понимал,
в какую часть тела, но было очень больно и обидно. Организм
дал сбой. Почувствовалось легкое помешательство и дыхание с надрывом.
Оставалось одно. Держать удар. Еще недавно все было прекрасно
в этом мире. «Карась-идеалист». Ему казалось, что их возраст
Ромео и Джульетты при первом свидании как нельзя кстати
подходит к их отношениям, но на поверку оказалось, что «нет повести
печальней в этом мире, чем козыри четыре на четыре». Так
он давно выражался на шекспировский манер при «попадалове»
в преферанс, а сейчас он не только попал, но и пропал.

Решение было принято моментально: они едут домой поездом
и немедленно. Виктор продал местному пацану за пятьдесят
рублей велосипед. Саша снял колеса со своего велосипеда для
удобства, и утром они поездом уехали в Москву. Остаток отпуска
они провели втроем, с Прошкой, гоняя по дорогам Подмосковья
на велосипедах из спортивной секции. Вечерами Виктор
готовился к поступлению в институт.

Раздумья о серьезных шагах в жизни все чаще будоражили
мозги Виктора. Как добиваться успехов в молодости, чтобы потом
всем этим пользоваться в оставшейся жизни? Он решил своими
успехами доказать, что Наташа была несправедлива по отношению
к нему. Тогда он еще не понимал, что надо допускать
компромиссы, чтобы сохранить жизненно важное. Надо было
послать этого Боцмана и увести Наташу. Это можно было сделать,
но сдерживало откровенное поведение Наташи. Должно же быть
у него чувство собственного достоинства! «Любовь зла, полюбишь
и Боцмана», а в том, что она вскоре разочаруется в нем, у Виктора
после монолога Боцмана не осталось никаких сомнений.

Предложение выступить в командной велосипедной гонке
на первенство спортивного общества «Зенит» Виктор с Прохой
приняли с радостью. Велогонка не была их «коронкой», у одного
легкая атлетика, а другой всерьез занялся стрельбой. Они почти
ежедневно на велосипедах накручивали до ста километров просто
для удовольствия. Из «Динамо» пригласили подставных

Фартовый

велогонщиков, так что задача заводских спортсменов была в том,
чтобы только доехать до финиша. На автобусе «Икарус» их довезли
до места старта, на большую бетонку в районе Внуково. Показали
разметку старта и автомобиль сопровождения: гонка на 50 километров
с раздельным стартом. Ребятам хотелось показать себя
перед мастерами из «Динамо», где крутил педали их друг Саша.

У динамовских – соответствующие велосипеды. Прикид динамовский
им пришлось поменять на заводские майки, да тогда
особо и не проверяли принадлежность спортсменов на такого
уровня соревнованиях. Виктор решил выложиться, и на середине
дистанции ему поплохело. Гонку закончил не самый последний,
но твердо решил, что велогонка и биатлон, который только зарождался,
как еще один «лошадиный» вид спорта не для него. Только
велосипедные и лыжные прогулки для тонуса. Без сегодняшнего
надрыва, так что кишки наружу чуть не вылезли. После гонки
к ним подошел заводской тренер, поблагодарил за участие и предложил
довезти их до дома на автобусе. Но ребята отказались,
решив добираться на велосипедах. Расположились на опушке леса
и достали свои запасы, состоящие из лимонада и пары бутербродов.
Посидели в лесу, подышали воздухом и определили свое самочувствие,
как открытие второго дыхания. Вот сейчас дай им динамовцев,
и они их порвут на дистанции, но гонка уже окончена.

Погода была замечательная, они почистили «перышки», забросили
маленькие сумочки со спортивными костюмами за плечи
и покатили по кольцевой бетонке в сторону Подольска. Виктор
думал, что это не очень далеко, и предложил заехать в имение своего
деда. Там большой яблоневый сад, тетя Зина готовит оладьи
с яблоками, которые он никогда не пробовал. Анатолия долго уговаривать
не пришлось, да и время было обеденное. Знали бы они,
сколько им придется крутить педали до этого обеда.

По бетонке вокруг Москвы автомобили почти не ездили,
да и считали ее стратегической дорогой, так как вдоль справа
и слева были воинские части и ракетные точки. Дорога живописная,
почти вся по лесу, одни спуски и подъемы. Пересекли
реки Мо.чу и Пахру. Выехали на Симферопольское шоссе в районе
Подольска. Направо – обратно в Крым, и чего он не продлил

Глава 12. Калейдоскоп взросления


командировку? Налево – домой. Решили сразу домой и никуда
не заезжать, но, подъехав к Щербинке, почувствовали голод.
Виктор вспомнил о знакомых девчонках в Никольском, которые
приезжали отдыхать в то самое Иваньково. Поворот налево,
через переезд на станции «Щербинбург», как он его переименовал
– и они около сельского магазина. Хотели взять что-нибудь
покушать, но кроме портвейна, консервов, конфет-«подушечек»
и печенья они ничего там не обнаружили. Женщина из очереди
предложила им проехать на край села, где был военный городок
авиационного полка Остафьево. Она выразилась, что «у летчиков
все есть». На входе в гарнизон у них ничего не спросили,
и они проехали на велосипедах до магазина. Ассортимент заметно
отличался не только от сельского, но и от московского. Несколько
видов вареных колбас, окорок, молочная продукция, свежий хлеб
из местной солдатской пекарни.

Они присели на травку и перекусили на славу. Покрутив головой
в сторону местных красавиц, они поняли, что, как Синбад,
попали к амазонкам. Мимо них пролетели две такие ласточки, что
они долго провожали их взглядами, открыв рты.

Быстро навели справки и выяснили, что вся молодежь здесь
каждый вечер собирается на танцевальной веранде. Ну как
в деревне! Ждать оставалось недолго, и они решили немного
развеяться.

Да и понравились им эти девчонки, пропархавшие мимо.
В гарнизоне текла какая-то обособленная жизнь, обусловленная
большим количеством военных. Присев на лавочку перед входом
на танцверанду, они надели спортивные «олимпийки» василькового
цвета с белыми лампасами на рукавах и брюках. Такие
костюмы выдавались спортсменам из сборной СССР, а может,
и ниже рангом. Они получили их за особые заслуги перед «Зенитом
», так как закрывали многие виды спорта.

Загорелые лица – Виктор еще не успел смыть крымский загар.
На велобашмаках у них были прикованы металлические пластины
с прорезями, которые четко фиксировали ступни ног на педалях,
а на асфальте и танцплощадке выдавали их походку за цоканье
копыт лошадей Пржевальского. Молодежь стала быстро

Фартовый

заполнять веранду. Билет стоил 20 копеек, как мороженое. Девчонок
было много, и одна другой краше. Парни, в основном молодые
лейтенанты, были в форме, а некоторые в штатском, но в них
по короткой стрижке и выправке тоже можно было узнать военных.
Среди них московские гости смотрелись как белые вороны.
Но именно внешним видом, столь нетрадиционным для такого
консервативного места, как воинская часть, они во многом и выигрывали
перед молодыми офицерами. Здесь же случилась неожиданная
встреча с Валей и Аллой, к которым они свернули
в Никольское, но не знали номера их дома. Девчонки пришли
со своими парнями, тоже военными, и были рады встрече, но их
спутники немного напряглись.

– Мы здесь недалеко гонку проводили и решили заехать в гарнизон
перекусить. Я знаю, наши землячки здесь живут, но в каком
доме неизвестно.
– Хотели уже возвращаться назад, а тут такие две пташки
выпорхнули, что мы решили с ними познакомиться, – начал Виктор.
– Я вот Наташе все отпишу, в Севастополь, – съехидничала
Алла.
Проха удивленно приподнял брови.

– Да, они с одной компании в деревне, – пояснил ему Виктор.
– А кто такие эти «пташки»? Вы нам их покажите, и мы вас
представим, – предложил свои услуги спутник Валентины.
Ребята поняли, что Виктор с Анатолием приехали не к их подругам
и готовы были оказать любую помощь, лишь бы побыстрее
от них избавиться. На всякий случай.

В это время на танцплощадку вошли они. Обе в легких платьях
и на шпильках.
«Не такое уж здесь и село», – подумал Виктор.

– А вот и они, – кивнул головой в сторону вошедших девчонок
Проха.
– Нет, ребята, в этом вопросе мы вам не помощники. Ту, которая
блондинка, зовут Юлей. Она дочь нашего командира авиаполка
и родственница маршала Ефимова, а брюнетку зовут Татьяной.
Она дочь нашего начальника штаба. И кроме этого, можете напороться
на неприятности от офицеров, которые за ними увиваются.
Глава 12. Калейдоскоп взросления


– Но, как я понимаю, успеха не имеют? Такие красивые девчонки
вышли на танцплощадку и стоят в сторонке, как в той песне.
На сцене зазвучала «живая» музыка. Певица была молодая
и красивая девушка. Всё вокруг оживилось, молодежь парами уходила
в центр веранды, внутри которой росли огромные березы.
Танцплощадка расположилась в березовой роще и при строительстве
веранды березы не тронули. Две красавицы и стояли
под березками, которые еще больше подчеркивали их стройность
и красоту. Что-то уже такое было, мелькнуло в голове Виктора,
хотя он отлично помнил, что и где.

Перехватив вопрошающие взгляды ребят, Валентина еще раз
пояснила, что это дочери командиров авиасоединения и около
них вьется толпа лейтенантов, но никто успеха не имеет. Они приходят
вдвоем и вдвоем уходят.

– Валера, – обратился Виктор к спутнику Валентины, – прикрой.
Атакуем. Проха, за мной!
Как под рентгеном, ребята, цокая по полу, пересекли площадку.
Всем было ясно, к кому они направлялись, но их не пытались
перехватить. Тоже мне, истребители-перехватчики. Девчонки,
похоже, этого ждали. Виктор с Анатолием пригласили их на танец.

– Я вас раньше здесь не видела. Вы к кому приехали?
– Если вы не из особого отдела гарнизона, я во всем признаюсь.
– Нет, я не из этого отдела.
– Я приехал, чтобы познакомиться с вами. Меня зовут
Виктором.
– А меня Татьяной, но я серьезно хочу знать, кто вы?
– Мы с Анатолием случайные путешественники на велосипедах.
Случайно завернули к вам в гарнизон, чтобы подзаправиться.
– Авиационным керосином?
– Нет, мы его не пьем. Мы ударили по колбаске и кефиру,
а тут вы откуда-то выпорхнули и тут же исчезли за углом. Вот мы
и решили дождаться вечера, чтобы с вами познакомиться.
– Вы сидели на травке с велосипедами, как цыгане.
– Ничего общего с ними не имеем, мы путешественники,
но мне приятно, что вы нас заметили.
– А где вы живете?
Фартовый

– На Новослободской улице.
– Но это же в Москве!
– Правильно, я там и живу.
– А ваш друг Анатолий?
– Он чуть дальше. Ему придется до Сокола крутить педали.
– Вы хотите сказать, что после танцев поедете на велосипедах
в Москву?
– Здесь нам ночевать негде.
После танца они проводили девчонок туда, откуда их взяли,
и «примерзли» рядом с ними.

– Анатолий, что это у вас с другом ботинки цокают, как
подковы?
– Это у нас специальные бальные тапочки.
– Анатолий скромничает, – вмешался Виктор, – это мексиканские
чечеточные туфли.
– И что, можете отбить чечетку прямо здесь?
– Ну, зачем здесь? Я сейчас с оркестром договорюсь, и мы
на сцене сбацаем. Только боюсь, что танцев сегодня больше
не будет.
– Это еще почему?
– Нас местная публика со сцены не отпустит.
Девчонки засмеялись. Потом был следующий танец, и они
уже не обращали внимания на цоканье их велосипедных башмаков,
а Виктор закладывал такие виражи во время танца, увлекая
за собой партнершу, что они стали объектом всеобщего внимания.
Местные поняли, что спортсмены уводят двух красавиц.
После объявленного «белого танца» Татьяна с Юлей пригласили
ребят. Было сто вопросов и сто ответов. Они внесли какую-то
суматоху в тихую жизнь гарнизона. В полночь проводили девчонок
по домам. Это романтическое свидание не прошло незамеченным
двумя сестрами, Валентиной и Аллой. Когда они встречались
взглядами с Виктором, то только улыбались и покачивали головой.

В Щербинке успели на последнюю электричку и вспомнили
про нее песню, которая звучала сегодня на веранде, посмеялись.
Велосипеды поставили в тамбур и почувствовали усталость.

– Как тебе девчонки показались?
Глава 12. Калейдоскоп взросления


– Вполне нормальные. Им в гарнизоне скучно, надо их
в Москву вытащить.
– Они, кажется, не поверили, что мы из Москвы.
– В это поверить трудно. В полночь разгуливаем с ними на велосипедах
по гарнизону и говорим, что нам еще ехать до Москвы.
– На такое только два чудика способны.
День получился очень насыщенный. На Курском вокзале сели
на велосипеды и по совершенно пустой Москве быстро докатили
до дома. На следующий день после работы решили повторить
свою велосипедную прогулку до гарнизона в Щербинке. Езды
было чуть более часа. Ходили на танцы, гуляли по гарнизону,
он был огромен, там стоял полк Дальней авиации и многие летчики
носили форму морской авиации. Татьяна работала в Комитете
радио и телевидения на Новокузнецкой и училась на факультете
журналистики, а Юля была студенткой института легкой промышленности.
Несколько раз девчонки переспрашивали, где они
живут, но, получив правдивый ответ: «В Москве», только смеялись:
«Вот заливают!» Так прошло время до глубокой осени, когда
они были приглашены в кафе на Пушкинской площади на день
рождения Виктора, а после прогулки по центру пошли к Анатолию
попить чаю. Девчонки между собой произнесли: «А они,
и правда, из Москвы на велосипедах мотались».

Зимой встречались уже изредка, много было разных дел. Да
и компания дала трещину. Анатолий нашел себе точку для лыжных
прогулок недалеко от своей дачи на Дмитровском шоссе,
на берегу канала Москвы-реки, в селе Новосельцево, и похоже
у него там появились более серьезные интересы, чем прогулки
на велосипедах и танцы.

Фартовый

Здравствуй,
глава13 армия!

Экзамены в Московский авиационный институт были сданы
успешно. Еремин, отвечающий за спорт в институте, предложил
выступить Виктору на соревнованиях по пулевой стрельбе на первенство
РСФСР среди вузов. Его не смущало, что Виктор не является
студентом очного отделения. Судьи на соревнованиях оказались
знакомыми Виктора, ранее его тренировавшими. Еремин
договорился с ними о его выступлении. Виктор отработал как
на тренировке. Было полное спокойствие, хотя участие в таких
крупных соревнованиях – первое.

Соревнования открывались стрельбой из положения лежа,
шестьдесят выстрелов плюс пятнадцать пристрелочных. Ему давно
уже приглянулась винтовка тренера, и он был в ней уверен. Рядом
с ним на изготовке всегда слева стояла шестидесятикратная подзорная
труба, в которую он рассматривал каждый выстрел. Одновременно
проверял себя, как отметил произведенный выстрел.
Этому его научил тренер Виктор Селезнев. После пристрелки
Виктор выполнил три серии по сто очков в каждой. Без потерь.
Каждый выстрел он отмечал про себя как «пупок», что означало
попадание в самый центр «десятки». Такого у него не было даже
на тренировках. Стоочковые были, но чтобы три подряд! Его охватил
мандраж, и он взял перерыв в стрельбе, сказав тренеру, что

Глава 13. Здравствуй, армия!


плечо подергивает. Посидел в уголке, успокоился и вновь приступил
к стрельбе. Опыта было маловато для таких соревнований, и он
после двух пристрелочных выстрелов попросил зачетную мишень.
Стрельба немного вышла из-под контроля, и в трех сериях он потерял
6 очков. Тем не менее результат 594 очка из 600 был выше всех
ожиданий, он позволил Виктору занять первое место и получить
звание «Мастер спорта СССР». Лукин впервые почувствовал, что
может посылать пули в то место, куда целится. Не мог он объяснить
этого, но понимал, что одного мастерства в этом деле недостаточно.
Необходима была удача. В шутку Виктор говорил любопытным, что
своими мыслями помогает пуле лететь куда надо. Было в этом что-то
от «шизухи», но он никогда и сам не понимал, как попадал в невидимые
глазу места с такой точностью, что называл это «цирком».

Через день Виктор приехал на стрельбище в районе поселка
Челюскинский, где проживали старые большевики и даже революционеры.
Однажды кто-то из стрелков хотел отдохнуть от тренировок,
а чтобы не было прогула, выковыривали из бревен в районе
мишеней стреляную пулю от трехлинейки и подбрасывали ее
на крыльцо одного из обитателей этого поселка. После ее обнаружения
поступал звонок в милицию и стрельбище закрывалось
для выяснения обстоятельств, как пуля миновала многочисленные
пулеуловители на стрельбище.

Тренер еще раз поздравил Виктора с победой и вручил газету

«Советский патриот», которая писала про соревнования между

российскими вузами и, конечно, о нем.

Институт он посещал изредка, ввиду занятости в спорте
и в комсомоле. В одно из посещений сосед по аудитории, Писман,
поинтересовался, почему он пропускает занятия. Виктор
ответил, что занимается спортом. Писман сообщил, что у них
на заводе работает чемпион России по стрельбе и на проходной
висит плакат «два на три» с поздравлениями. Виктор заметил, что
они забыли добавить, что чемпионат был среди вузов. Писман был
приятно удивлен, что это и есть Лукин.

Тренер познакомил Виктора с представителями ЦСКА, кото


рые заверили, что для прохождения службы у них нужно только

желание Виктора, и попросили его примерно за два месяца

Фартовый

до призыва сообщить им о своем решении. Таким образом, была
оптимально решена следующая проблема – служба в армии. Можно
было учиться, не боясь потерять три года, стаптывая каблуки сапог
до пяток, так как службу в ЦСКА удастся совмещать с учебой.
Да и приятно было появиться на танцах в Подмосковье со значком
«мастера» на лацкане костюма. С Татьяной из «Щербинбурга»
начался роман, но какой-то «дерганый» из-за частых размолвок.
Конечно, было бы приятнее видеть на ее месте Наташу, но она
ударила его «ниже пояса» и серьезно задела самолюбие.

Виктор уже получил серые корочки партийного билета кандидата
в члены КПСС и значок «Мастер спорта СССР». Да еще
фамилия его пропечатана в газете «Советский патриот». Вполне
неплохо для восемнадцати лет. Карьерист да и только.

Как-то уговорил Прошку поехать на танцы в гарнизон, на что
тот сказал, что сначала в Новосельцево, до которого добираться
было гораздо сложнее. Электричкой до станции Лобня, а потом
на автобусе около получаса. Там были свои прелести. Сельский
клуб, как избушка, и танцы, а потом прогулки по берегу канала
до маяка. У Анатолия была девушка в Новосельцево, и он тащил
Виктора на север Московской области, а Виктор звал Анатолия
на юг, в Щербинку. Когда они приезжали каждый на свой полюс,
их подружки интересовались, а где же друг?

Лирические вечера открывали у него «второе дыхание»
на работе. Виктор продолжил трудиться на заводе. Раскручивать
себя приходилось самому. Он давно решил после армии не возвращаться
на завод. Записи в трудовой книжке, что он начал свою
деятельность с рабочей профессии, было вполне достаточно для
дальнейшей карьеры. Об этом решении знал только Анатолий,
который планировал вернуться после армии на завод, ему предстояло
получить направление на ответственную работу. Вот так,
на заре юности, определилась, по сути, вся дальнейшая жизнь.
Так закаляла советская действительность, которую они познали
раньше своих сверстников.

Виктор уже научился предугадывать жизнь на шаг вперед,
а с заводом и этого не надо было. Нужно ли ему пахать более
сорока лет до пенсии? Чтобы зарабатывать более-менее, надо

Глава 13. Здравствуй, армия!


отдавать заводу по 12 часов в день в дыму и гари. Инженерам
и этого не дано, сколько ни работай, все равно строгий оклад. Да
еще строгий режим, колючая проволока и сигнализация по забору.
Принял завод мальчишек, а потом выплюнет их через сорок лет,
как отработанный шлак. Кому нужна такая перспективка?

Поэтому решение, что на заводе делать нечего ни в каком
качестве, даже на комсомольской или партийной работе, было
вполне осознанным. В институте он договорился перевестись
на заочное отделение, так как уходит служить в армию. ЦСКА
будет отпускать на сдачу экзаменов. Было важно окончить хотя
бы третий курс, а с неполным высшим образованием можно найти
другую работу после службы. Но он еще не знал точно, чего хочет.
А пока в ЦСКА ему готовили место. Там лишних не брали.

Вскоре, в марте 1969 года, на острове Даманский случилось
столкновение наших пограничников с китайскими провокаторами.
Погибли его сверстники. Гнев и возмущение переполняли
душу. Жаль молодых ребят. Настоящий военный конфликт в мирное
время. На границе всякое бывает при задержании нарушителя,
но таких боев, наверное, после войны не было.

На следующий день около посольства Китая была организована
демонстрация молодежи Москвы. Они с Анатолием и комсомольцами
участвовали в этом шествии. Кто-то раздавал пузырьки
с чернилами различного цвета: красными, синими, зелеными
и традиционными фиолетовыми. Им выдали по четыре пузырька.
Видимо, как спортсменам-троеборцам, которые хорошо метали гранаты
на стадионе. Виктор прикинул расстояние до окон посольства.

– Метров тридцать будет, не больше.
– А ты гранату швыряешь под пятьдесят. В окно попадешь? –
Анатолий явно его подначивал, но это было лишним. Сама обстановка
располагала. И когда еще разрешат тебе поколотить окна
чернильницами. Виктор метнул первую и просадил оба стекла
рамы на втором этаже здания. «Зеленая», – отметил он про
себя, так как тюлевая штора окрасилась в зеленый цвет. Через
несколько секунд еще один зеленый и два синих пузырька угодили
в соседние окна, увлекая за собой свежий мартовский воздух
вместе с возмущениями толпы на территорию Китая. В оцеплении

Фартовый

стояли молоденькие солдаты примерно их возраста и дипломатично
отворачивались от метателей чернил в сторону посольства.
Никто из китайских дипломатов даже не приблизился к окнам.
После прохождения молодежной колонны стены из желтого кирпича
стали разноцветными, как радуга.

После манифестации Виктор, не сказав никому ни слова,
пошел в свой райвоенкомат.

– Товарищ капитан, мне надо к военкому Попову.
– Он вас вызывал? По какому вопросу? Может, заместитель
решит этот вопрос?
Объяснив дежурному причину прихода, направился на прием
к военкому, с ним он встречался в райкоме партии. Попов, выслушав
просьбу отправить его на границу с Китаем, пообещал направить
служить Виктора в «хитрую» команду, но для этого будет
соответствующая медкомиссия, после прохождения которой ее
председатель обычно объявляет, в каких войсках будет служить
призывник. Лукину же председатель просто сообщил, что тот сам
знает, куда идет служить. Это было секретом даже для других членов
медкомиссии.

Куда же его занесло? Виктор понял только одно, что его
несет куда-то по течению, но сопротивляться ему не хотелось. Он
верил военкому Попову. «Нет, не попортили его советской действительностью,
осталось еще чувство патриотизма, это не просто
желание погонять адреналин, – подумал Лукин. – Куда же его
направят? Ни с кем нельзя ни посоветоваться, ни поделиться, да
и никто, кроме военкоматовских, ничего не знал. Секретарь комсомола,
член КПСС, мастер спорта по стрельбе, студент МАИ –
да с такими данными только служить нелегалом в армии США», –
его шутливые раздумья прервал председатель медкомиссии:

– Лукину можно одеваться и явиться к майору Медову.
Он, повернувшись, направился в раздевалку, где призывники
шумно обсуждали предполагаемые места службы. Виктор на их
вопросы только молча пожимал плечами. Он еще при вступлении
в партию понял, что надо больше помалкивать, когда принял
какое-то серьезное решение в жизни, до тех пор, пока его
не осуществишь.

Глава 13. Здравствуй, армия!


армейская

прогулка


Недолгие
глава14 проводы

Майор Медов вручил призывнику Лукину повестку на 9 мая.
В День Победы следовало явиться к 8 часам утра на призывной
пункт в Рахмановский переулок, дом 4, что напротив Столешникова.
Его будет сопровождать капитан Неделин. На сборы было
отпущено трое суток. Привыкшему к частым поездкам на соревнования
Виктору собраться было легко, «только подпоясаться».

На заводе написал заявление об увольнении и приложил
повестку. Некоторые из руководителей откровенно недоумевали:
можно было продлить бронь от службы в армии, правда, на какое
время, никто точно сказать не мог. И это была еще одна причина
ухода в армию сейчас – чтобы не служить потом «дедом». Рассчитали
его быстро, выписали премию, вручили подарки. Только
за оставшиеся сутки промотать это «состояние» он бы не смог.
Родители уже уехали в Беломестное открывать дачный сезон.

– Мотнись к нашим девчонкам и пригласи на торжество
по поводу призыва в армию. Для меня это праздник, – обратился
Виктор к своему другу и партнеру по любовным прогулкам Анатолию
Прошкину.
– Кого приглашать? С севера или с юга Московской области?
На севере проживала зазноба Прошки Надежда, а в «Щербинбург
» мотался он, поэтому компании образовались полярные.

Армейская прогулка

– Приглашай всех. После службы разберемся, кто из них
не выйдет замуж.
У Виктора не было среди девчонок той одной и единственной.
Знакомых много, а вздыхать не по кому. Отношения с Татьяной
из гарнизона в Щербинке складывались сложно, и Виктор
не надеялся, что они сохранятся через два года службы. Она
постоянно «пылила» по пустякам, и они расходились, как боксеры
на ринге, в разные углы, но Виктор всегда сдерживался и не причинял
ей обид, только терпел их от нее. Он сомневался во взаимности
с ее стороны, их встречи были короткими и, как правило,
заканчивались небольшими размолвками. Это видел Анатолий
и предлагал ему выяснить отношения с Татьяной раз и навсегда.
Виктор не сдерживался и просил друга не встревать в его дела
и заниматься своими подружками.

В одном, правда, он определился на все сто: на завод он
больше не вернется, и это поняли его коллеги по работе в комсомольской
организации Валерий и Валентина, расценив его уход
в армию и нежелание воспользоваться бронью как побег с завода.
Бронь дали бы ему персонально, как кадровому работнику и студенту.
Такого никому не предлагали из его сверстников, а ему вот
обещали, но он рассматривал эту бронь как заточение в кабалу,
как «крепостное право», потому что любое желание изменить
свою жизнь закончилось бы призывом в армию. Свобода выбора
была для него самым весомым аргументом.

По большому счету, они были правы. Но положение складывалось
такое, что он уже сделал для себя на заводе все, что
можно было. И ему пора шагать по жизни дальше. Виктору сделали
запись в трудовой книжке, из нее было видно, что происходит
он из сословия рабочих. Хотя он проработал слесарем всего
год, а остальное время отдал комсомолу и спорту. Он успел освоить
смежные специальности газоэлектросварщика, токаря и фрезеровщика
со средними третьими разрядами, но работать по этим
специальностям не собирался. Его даже не прельщала перспектива
быть руководителем производства. Не его это все. Так же как
и не собирался заниматься общественной работой в комсомоле
и партии, хотя знал, что может и умеет работать языком. К тому

Глава 14. Недолгие проводы


же предстояла служба в армии и не хотелось думать о другом.
Надо было отдать Родине долг в виде двух лет службы. Виктор
не хотел увиливать от армии, ему нужен был простор для дальнейшего
маневра в жизни, за эти два года он и надеялся определиться,
какого именно. Он понимал, что направление в «хитрую
команду» тоже явление временное, хотя даже не догадывался,
что это такое.

В гости пришли знакомые девчонки его друзей, которые уже
служили в армии. Владимира и Василия ждали Люба и Галина,
они иногда позванивали и интересовались делами своих красноармейчиков,
если от тех долго не было вестей. Саша перед армией
успел жениться, и Татьяна была в положении. Анатолий пригласил
Надежду с Клязьменского водохранилища. Похоже, Прошка
прибился к берегу этой «пристани» в Новосельцево. Она приехала
с подружками. Девчата привезли с собой цыплят табака с местной
птицефабрики, там готовили их мастерски. А около восьми
вечера все-таки появились Татьяна с Юлей из гарнизона, но сразу
же предупредили, что родители отпустили их на пару часов. Они
внесли какую-то напряженность в веселье компании. Лукин этого
не ожидал. До первого бокала вина девчонки вели себя сдержанно,
так как до этого не были знакомы ни с кем из компании.
Девчата с севера и юга Московской области присматривались
к соседкам по столу, но после нескольких рюмок расслабились
и стали обмениваться телефонами. Из парней за столом, кроме
Виктора, был только Анатолий.

Два часа пролетели быстро. Виктор извинился перед компанией
и с Анатолием проводил до метро Таню и Юлю.

– Наши родители желают тебе отличной службы, чтобы она
не была тебе в тягость. И мы с Юлей присоединяемся к этим
пожеланиям. Тебе пора.
– Татьяна, можно я тебе напишу из армии?
– Да, конечно. Только ответа от меня может не быть,
я не люблю писать.
«Лукавит, – подумал Виктор. – Учиться на факультете журналистики
и не любить писать?! Наверное, обиделась, увидев девичий
коллектив за столом».

Армейская прогулка

Что поделаешь? Татьяна не оставила ему надежды на взаимность,
и он был уверен, что она не приедет проводить его,
но поскольку она из семьи военных, службу в армии ценила.

– Не обижайся, поживем, посмотрим, – Татьяна поцеловала
его в щеку.
Для Лукина это было, наверное, лучшим результатом их
сегодняшней встречи.
У него была еще возможность служить в ЦСКА и находиться
в Москве, тогда зачем письма? Когда вернулись в компанию, увидели,
что девчонки перезнакомились и уже пели песни. Анатолий
взял гитару. Валентина с Валовой улицы подошла к Виктору,
они вместе отдыхали на летних каникулах. Валентина жила
в Беломестном в соседнем доме, и у них сложились дружеские
отношения. Он так и называл ее: «Свой парень». Она заливалась
от смеха, как колокольчик. Колокольчик – было ее второе прозвище
за этот заразительный смех.

– Я всегда догадывалась, что ты несерьезный и баламут,
но не до такой же степени. Ну, какая девушка будет тебя ждать
из армии из присутствующих здесь?
– И ты тоже не будешь ждать и не пойдешь за меня замуж?
– Ну, когда ты посерьезнеешь? Даже если я бы тебя дождалась,
то замуж точно не пошла бы. У тебя невесты, наверное, в каждом
городе, где ты бывал. Это видно по сегодняшним гостьям.
А Татьяне ты зачем это устроил? Если я правильно поняла, это
к ней ты мотался последнее время в Щербинку.
– Ты и это знаешь.
– Пока ты ходил ее провожать, мы все косточки твои перемыли.
Я пришла к выводу, что ты после разлуки с Наташей пошел
в разнос. До этого ты был посерьезней.
«Милая моя Валюшка, – вдруг увидел ее другими глазами
Виктор, – до чего же ты красива с золотистыми кудряшками
на голове и таким же золотым характером. Он сам себя
не понимал. Почему он с ней только дружит и их дружба
не переросла в более серьезные отношения? Он с ней общался
ежедневно, и если они не виделись, то говорили долго по телефону.
Она все-таки права, что не будет у них более серьезных

Глава 14. Недолгие проводы


отношений, потому что Валентина слишком много знает о его
«похождениях».

Он поймал себя на мысли, что будет скучать по ее звонкому
голоску. Но это была не любовь, а привязанность, и он не хотел
морочить ей светлую головушку. Хотя и сам толком не знал, где
начинается любовь и заканчивается дружба, как выглядит страсть.
Последние три года он крутился волчком, зарабатывая положительные
очки для своей биографии. Опять же, за два года, возможно,
и с этими вопросами разберется не торопясь. А чем еще
в армии заниматься вечерами?

– Валечка, мы не знаем, что будет завтра, а мне служить два
года. Столько воды утечет за это время, что все наши невинные
шалости смоет.
– Может, ты и прав.
К утру девчата явно загрустили. Возможно, устали от бессонной
ночи.

– Не грустить. Хвост держать пистолетом. К вечеру вернусь,
и пойдем смотреть праздничный салют, – попытался приободрить
компанию Лукин.
С этими словами он сел в микроавтобус и отправился с Рахмановского
переулка на пересылочный пункт Красной Пресни.
Там во время войны формировалось народное ополчение для
обороны Москвы. Но отсюда отправлялись также наши соотечественники
в ссылку в лихое время репрессий, рядом находилась
пересыльная тюрьма. Что же готовит ему это беспокойное
и противоречивое место на революционной Красной
Пресне? Одно было ясно, что жизнь в армии будет отличаться
от гражданской.

Капитан Неделин то ли попросил, то ли приказал пятерым
призывникам, кому повезло в День Победы попасть на призывной
пункт, построиться в шеренгу по одному.

– Открыть сумки и поставить перед собой. Чтобы не было
неприятностей ни у вас, ни у меня, вытащить из сумок все спиртное
и спиртосодержащее, лосьоны и одеколоны.
– Мы одеколоны не пьем, – призывники попытались отреагировать
отрицательно на просьбу капитана.
Армейская прогулка

– Это сейчас не пьете, после праздничного застолья, а когда
будете дня два в пути, то можете выпить все что угодно от дорожной
суеты, – капитан сделал шаг к первой сумке.
– Я лучше сам поодеколонюсь, – призывник Писман вылил
себе на голову, шею и лицо флакон одеколона «Шипр».
Вокруг их компании сразу перестало пахнуть перегаром.
Капитан был недоволен. Возможно, его лишили «добычи».

– Товарищ капитан, у меня пищевой спирт, чистейший,
– Лукин достал из сумки велосипедную бутылку, наполненную
спиртом.
Капитан протянутую бутылку взял.

– Точно чистый и пищевой?
– Могу попробовать при вас.
– Не надо. А еще есть?
– Нет. Была только одна, – при этом Лукин слегка двинул
сумку ногой, показывая, что там спирта нет.
Все бутылки были пластиковыми, звона не было. На сей раз
капитан остался доволен и отпустил команду в душ. Каждому
выдали по куску хозяйственного мыла черного цвета.

– Стратегические запасы со времен войны, – пошутил Лукин.
Кусочек мыла был настолько мал, что неизвестно, какие части
тела надо было им мылить. Приняли холодный душ, тем более что
для горячей воды даже крана здесь не было предусмотрено. Виктор
сделал вывод, что такие условия были созданы для заключенных.
Здесь и его дед Алексей Михайлович четыре десятилетия
назад принимал такой же холодный душ перед отправкой
на Соловецкие острова.

Приняв порцию бодрости, вся команда присела на лавочки.
Денек выдался солнечным. По перрону шныряли моряки с зелеными
околышами. Несмотря на раннюю весну, их лица были загорелыми,
как будто все лето провели на море.

«Морские пограничники, – отметил про себя Лукин, – у них
срок службы на год больше».

Кто-то из команды новобранцев предложил перекусить
и посетовал, что зря отдали капитану спирт, можно было бы
спрятать.

Глава 14. Недолгие проводы


– Стаканы есть? И вода, лучше простая, из-под крана, – Виктор
достал из сумки две утаенные фляжки со спиртом. – Если бы
не отдал ту, то могли потерять все, а так обошлось без шмона.
На стол из чемоданов полетели различные закуски, которыми
снабдили родственники на дорожку. Выпили немного, но легло
на «старые дрожжи» и некоторых чуть-чуть повело. Капитан
подошел и сразу определил:

– Значит, спирт был не последний?
– Мы больше не будем, – почти по-детски повинилась команда.
Капитан вручил военные билеты, а Лукину приказал никуда
не отлучаться, так как он должен передать его лично с пакетом
документов представителю его команды. Пакет был большой,
в размер стандартного листа бумаги.

– Товарищ капитан, у меня осталась еще фляжка спирта.
Вот, – Лукин протянул ее капитану, – все осознал и больше не буду.
– Ну, тогда другое дело. Я даже удивился вашему поведению.
С таким серьезным пакетом документов – и вдруг пьянку
организовал.
Виктора очень заинтересовал этот пакет документов, и он
пошел на капитана в наступление:

– Меня отправляют к пограничникам? А почему меня
отдельно надо передать представителю?
– Вы поедете одним эшелоном, а учебки у вас будут разные
и служба у вас будет другая.
– Эти ребята с Черного моря?
– Скоро узнаешь. Некоторые из этих ребят побывали на Кубе
или еще где-нибудь.
– В Африке, что ли?
– Узнаешь немного позже.
КГБ даже мысли умеет читать. Лукин вспомнил шутки
о возможности нелегальной службы в армии США, когда стало
понятно, что ему предстоит служба в «хитрой команде», тем более
что еще председатель медицинской комиссии намекнул на это.
Виктор почти в точку попал своими шутками.

Подошел к киоску, купил пачку конвертов. Последняя надежда
с ЦСКА лопнула. Что-то там у них не срослось. Они обещали забрать

Армейская прогулка

его с призывного пункта. Может, ЦСКА против «Динамо» не потянул,
зная, что пограничники относятся к КГБ. Лукин присел в уголочке
на лавочку в ожидании команды капитана «По вагонам!».

В голове закрутилось: «На Кубе после Карибского кризиса
дислоцировались почти все рода войск, но год назад их вывели
и сейчас там остались только служба военной разведки ГРУ
и команда спецназа. Эти ребята воевали в горячих точках – Египет,
Сирия, Лаос и кто еще знает где». Эти крохи информации
были ему известны от сыновей военных летчиков, с которыми он
дружил и бывал у них дома. Можно только догадываться, куда его
занесет, но до разгадки осталось немного.

Из всех этих обстоятельств радовало только одно: что он будет
служить на Черном море морским пограничником или кем-то еще,
а значит, сможет увидеться с Наташей. До Севастополя там рукой
подать. Он начинал понимать, почему у него ничего не складывалось
с другими девчонками. Виктор постоянно сравнивал их
с Наташей, и никто этого сравнения не выдерживал. Что-то
неправильно, наверное, он сделал и уже осуждал свою выходку
по сдаче «позиций» Боцману при их последней встрече. Взыграло
чувство собственного достоинства. А надо было бороться за нее.
Откуда девчонке знать о его чувствах? Много парней крутилось
вокруг нее, и поди разберись в серьезности их намерений. А уж
если испытываешь серьезные чувства, то надо было переступить
через себя.

Глава 14. Недолгие проводы


« Рука»
глава15 КГБ

– По какому виду мастер спорта? – перед Виктором «нарисовался»
мужчина в штатском и направил указательный палец на лацкан
его пиджака.
Он отвлек его от лирических воспоминаний. Было видно,
что у этого штатского военная выправка. До того как принять
душ, Виктор хранил значок мастера спорта в потаенном кармане,
решив прикрепить его к военной форме, но потом передумал
и прикрутил на лацкан пиджака. У него еще оставалась авантюрная
надежда, что появятся на пересылке «купцы» из ЦСКА.

– По пулевой стрельбе.
– Вот ты-то мне и нужен.
– Это кому и зачем?
– Капитан КГБ Рыков, – представился мужчина, – у вас появилась
возможность служить в Москве и на год меньше, чем
у моряков. Какие результаты имеете в стрельбе лежа и стандарте?
– В «лежке» лучший результат 596 из 600, но обычно около
590, если без тренировок. Последнее время не до них было,
а в стандарте около 570.
– Отличные результаты. Вы у нас будете в почете, а на чем
теряете очки на стандарте, в стойке, наверное? – проявил осведомленность
в пулевой стрельбе капитан.
Армейская прогулка

– Нет, в стойке я, как мамонт, спокоен, а теряю больше
на колене, не нравится мне это положение. Не люблю стоять
на коленях, – попытался отшутиться Виктор.
– Я все понял. Нужен хороший тренер, а потенциал есть.
– У меня хороший тренер был в «Спартаке». Он меня
в мастера вывел.
– Я не в этом смысле. У вас не было достаточного времени
для тренировок, а теперь это будет вашей службой или работой.
Как дома материальное положение? Не будут ли родители против,
что вы, проходя службу, будете жить дома? Не скажут, вот
пошел, мол, в армию, но остался на шее у родителей?
– А это как? – Виктор никак не мог сразу уложить в голове
всю информацию, не мог понять, как это служить в армии
и жить дома.
– Казармы у нас нет. Проходить службу можете и в воинской
части, но на тренировки ездить в Москву каждый день неудобно.
Лукину опять сама судьба в лице капитана КГБ сделала деловое
предложение, от которого он не смог отказаться.
Капитан Рыков выяснил, что их команду привез капитан
Неделин.

– Посиди здесь, а я сейчас утрясу все формальности с твоим
переводом.
Он переписал в свою доверенность данные с военного
билета Лукина, но, переговорив с Неделиным, вернулся немного
озадаченный.

– Эта доверенность не подошла. Необходимо съездить
на Лубянку, оформить другую, засекретить и зарегистрировать.
Это мне коллеги сказали, что приехали за тобой. Пакет с твоими
документами под грифом «Сов. секретно». Я это смогу сделать,
а твоя задача не уехать с этим эшелоном, потому что потом перевод
будет затруднен, а через месяц соревнования. Не простой ты
оказался призывничок.
– Я все понял, – кивнул Виктор.
Подошел Неделин и сказал, что к представителям его
команды подходил «купец» из КГБ, но у него не получилось
забрать Лукина.

Глава 15. «Рука» КГБ


«Я и сам понял, что это был «купец», – размышлял Лукин. –
Они обычно работают по призывным пунктам, где подбирают
спортсменов из других спортивных обществ, не попавших своевременно
в их поле зрения. Почти все сборные СССР состоят
из спортсменов ЦСКА и «Динамо» – представителей армии, КГБ
и МВД, из них в основном растят чемпионов мира и Олимпийских
игр. Предложение серьезное, но как задержать свой отъезд
с этим эшелоном?»

Мозги сработали на автомате. Виктор купил в буфете бутылку
кефира и бутылку лимонада, поставил их в спортивную сумку,
а между ними положил военный билет, потом сумка «нечаянно»
дважды упала с лавки прямо на асфальт. Через некоторое время
капитан Неделин, распределив призывников по вагонам, подошел
к Виктору:

– Давай военный билет, передам тебя представителю.
Поискав документ по карманам, Лукин открыл сумку и, чертыхаясь,
достал двумя пальцами военный билет. Кефир и лимонад
сделали свое дело. С военного билета стекал кефир розового
цвета. Внутри все записи были размыты. Документ восстановлению
не подлежал. Было видно только фото в розовом цвете.

– Я тебя в штрафбат и на Колыму. Сейчас поедешь домой
и жди повестки.
– Товарищ капитан, я же нечаянно. Кто-то сумку уронил,
а я так мечтал об этой службе, о морских пограничниках.
Не губите карьеру на корню. Сделайте что-нибудь. Можно же
военный билет поменять? А я буду помнить вас. С Кубы привезу
мачете, какое Фидель Брежневу прислал в подарок, или рома
кубинского ящик.
Капитан глянул на физиономию «сироты казанской», какой
прикинулся Лукин, и сменил гнев на милость:

– Ну, тихо, тихо о Кубе. Ладно, я попробую. Только в военкомате,
кроме дежурного, никого нет. И успею ли до отправки поезда?
– Товарищ капитан, постарайтесь. Я буду очень вам благодарен.
Может быть, вам понадобится такси? Мне столько денег
надавали на проводах.
– Не надо, у меня микроавтобус.
Армейская прогулка

Военкомат – это не бухгалтерия завода. Там даже в праздничные
дни все функционирует. Дежурный выдал капитану новый
бланк военного билета. Фото пришлось переклеить прежнее, где
был запечатлен Лукин, который видел мир в розовом цвете. Это
было воздействие кефира на красную обложку прежнего военного
билета, но в этом что-то было, и военный билет он больше
никогда не менял.

Поставили печать. Вместо военкома документ подписал
дежурный офицер. Остальные записи, как положено: «Военноморской
флот, плавсостав». Так Лукин стал моряком …на три
часа. Он отдал оставшуюся провизию своей команде призывников
вместе с «заныканными» флягами спирта, помыл сумку и положил
сушиться на солнышке.

Вагоны слегка дернулись и вновь застыли, наверное, их прицепили
к паровозу. Через десять минут они вновь дернулись
и медленно покатили, постукивая колесами на стыках рельсов
и увозя от Лукина морских пограничников с тремя годами службы
и «хитрой командой».

Два капитана вернулись на пересылочный пункт одновременно.
Они оформляли документы на Лукина в ста метрах друг
от друга, в районе Кузнецкого Моста столицы. Увидев в руках
Рыкова оформленную доверенность на рядового Лукина, Неделин
все понял, но в присутствии капитана КГБ не стал высказывать
Лукину все, что о нем думает. А может, решил, что от такого
призывника с розовой фотографией в военном билете лучше
избавиться поскорее. Он молча вручил Рыкову пакет документов
на Лукина согласно оформленной в КГБ доверенности.

– Театр драмы отдыхает. Да, Лукин, думаю, что служить ты
будешь легко, – все, что сказал Неделин.
– Товарищ капитан, я буду служить рядом с военкоматом.
На Лубянке. Когда вернусь в Москву после соревнований, разрешите
заехать к вам в гости?
– Да ладно, чего там. Рад буду видеть. Не каждый день встречаются
такие артисты.
Откуда было знать капитану Неделину, что отцом другого
капитана был генерал-лейтенант КГБ, поэтому для Рыкова

Глава 15. «Рука» КГБ


не составляло никакого труда получить любого призывникаспортсмена
под знамена КГБ. И вот Лукину предстояло защищать
честь чекистов на спортивных соревнованиях.

Капитан Рыков, его официальный первый командир, довез
Лукина на служебной «Волге» до метро «Краснопресненская».
Там и попрощались, пожав друг другу руки. Капитан Рыков спросил,
как удалось ему «тормознуться» от эшелона. Виктор честно
рассказал. Его рассказ развеселил капитана.

– По правилам я должен сам тебя сопроводить до воинской
части, но сегодня День Победы и у нас дома в гостях друзья отца,
фронтовики собрались. Вот тебе пакет с твоими документами.
Я думаю, не надо говорить, что будет за утрату этих документов,
– после короткой паузы он уточнил: – Мне будет, так как
ты еще присягу не принимал. На метро доедешь до Казанского
вокзала, а оттуда на электричке до станции «Удельная». С платформы
пройдешь направо через поселок в военный городок.
На КПП части спросишь майора Мягкова и передашь ему все
документы. Он в курсе. Поступаешь в его распоряжение до понедельника.
Мы с тобой встречаемся в штабе части в девять часов
утра. Вопросы есть?
– Товарищ капитан, а куда я ехал с той «хитрой командой»?
– Очень правильное определение команде, но об этом лучше
забыть. Сейчас могу сказать одно: тебе здорово повезло, что ты
попал к нам. Да, немногим выпадает удача прослужить срочную
армейскую службу дома, с почти гражданским образом жизни.
Таких всего человек десять наберется по разным видам спорта
на миллионную армию спортсменов. Остальное сам увидишь.
Будь здоров.
«Да, опять фортануло в жизни», – Лукин еще не понимал,
от чего отказался, попади он в «хитрую команду», но верил капитану,
который сказал, что ему здорово повезло, – значит, он знал,
на какую службу в КГБ его определили, посоветовав забыть о том,
чего не произошло.

Виктор спустился в метро, следующая остановка «Белорусская
» – и сто метров до дома. Мечты о романтическом свидании
с Наташей на берегу Черного моря пришлось отложить

Армейская прогулка

на неопределенное время. Опять крутые перемены, но уже в лучшую
сторону. Конечно же, хотелось поделиться этой удачей с родными
и друзьями, а еще больше хотелось заглянуть в конверт.
Гриф «Совершенно секретно», но эти секреты касалось только его.
Ноги сами вывели его из метро. На площади около станции метро
«Белорусская» взял такси. До аэропорта «Быково» поездка стоила
5 рублей, а воинская часть была немного ближе. Таксист согласился
завезти его домой и подождать. Позвонил в дверь. Тишина. Позвонил
еще и еще. Наконец открыл старший брат Вячеслав, сонный.

– Что, вернули?
Такое иногда бывало. Видимо, офицеры дорожили своей
службой в райвоенкоматах, поэтому иногда доставляли призывников
на пересылку с перебором, а воинские части не могли принять
лишних. Это воинское подразделение, и там лишних ртов
не держат. Отсюда и появлялись частые возвращенцы. Хорошо,
если обратно призывали в течение недели, а то некоторые оказывались
на призывных пунктах осенью. Тогда полная полугодовая
неустроенность и новые проводы в армию, гулянка, как
на свадьбу. Накладно для бюджета семьи.

– Нет, проездом в часть, на службу еду. А где родители?
– Ушли в гости, я сейчас позвоню.
– Не надо. У меня двадцать минут. Сам расскажешь. Меня
такси ждет. Служить буду рядом или дома. А пока чаю выпью.
Когда чайник закипел, Виктор достал конверт и отпарил
места склеивания, как это показывали в фильмах про разведчиков.
В конверте оказалось сопроводительное письмо к командиру
воинской части, куда его должны были отправить, рекомендация
райкома партии, характеристика с завода и анкета, которую он
сам заполнял. На анкете в правом верхнем углу стоял большой
фиолетовый штамп с надписью «Центральный аппарат Комитета
Государственной Безопасности СССР. Допущен к работе
с совершенно секретными документами». Далее номер команды
и заключение медкомиссии. Аккуратно сложил документы в том
же порядке в пакет и заклеил. Лукин представил, через какую
проверку КГБ он прошел, если они поставили такой штамп.
Значит, они знают о деде Алексее Михайловиче и обо всех его

Глава 15. «Рука» КГБ


бедах, начиная с ареста. Но почему же тогда не реабилитируют
его официально? Почему не хотят признать свои ошибки? «Еще
не время», отвечали деду. Не время, видимо, для исполнителей
этого беспредела или для их родственников, которые сейчас
у руля государства и просто боятся этих разбирательств.

– Когда тебя ждать? – вернул его к действительности Вячеслав.
– Сам пока не представляю, но возможно, на следующей
неделе.
Таксист оказался осведомленным о расположении части, где
предстояло служить Виктору, так как она находилась по дороге
в Быково. Машин было мало, и доехали быстро. На КПП дежурные
связались с майором Мягковым. «Уазик» подъехал к КПП,
и из него вышел майор с широкой красной повязкой на рукаве:
«Дежурный по части», высокого роста и такого крепкого телосложения,
что на нем от гимнастерки до сапог все трещало по швам.
Лукин протянул пакет, военный билет и сообщил, что он от капитана
Рыкова.

– Да, он мне звонил, – нахмурив брови, буркнул недовольно
майор.
В помещении штаба части он вызвал из дома старшину. Военный
городок был рядом.

– Выдайте форменное обмундирование по летнему плану
и оформите увольнительную рядовому Лукину до понедельника,
– отдал старшине распоряжение. Потом повернулся
к новоиспеченному рядовому (полчаса езды на такси – и ты уже
рядовой!):
– Служить все равно не будешь. У капитана Рыкова такие
солдаты, что их лучше держать подальше от роты, чтобы не расхолаживать
личный состав. Числиться будешь в моей роте. Сейчас
получишь обмундирование и денежное довольствие в сумме
3 рубля 80 копеек. В понедельник к 9 часам ты должен прибыть
в штаб. Чтобы не было вопросов у патруля, форму лучше
не надевать – в увольнение не отпускают до принятия присяги.
Да и по поводу прически тоже могут возникнуть вопросы.
Майор вошел в штаб, а старшина привел Лукина в каптерку
и подобрал форму. Из всего обмундирования можно было носить

Армейская прогулка

только сапоги. Они были яловые, лучше, чем кирза. В остальное
можно наряжать чучело и ставить в огород ворон пугать.

– Военная форма выдается для построения на спартакиадах
наших войск, чтобы все видели солдат, а не членов сборной
СССР, – старшина, видимо, одевал всех спортсменов. – У нас служат
и футболисты, и хоккеисты из московского «Динамо», Шилов
и Самочернов.
Форму упаковали, как покупку в ГУМе. Из части он поехал
опять на такси, благо, что денег напихали во все карманы, когда
провожали в армию. И под расчет на заводе получил прилично.

Дома родители тоже недоумевали:

– Так тебя все-таки вернули из армии?
– Никто меня не возвращал. Вот целый чемодан обмундирования
выдали. Надо погоны пришить. Вячеслав, поможешь?
А брат стоял и хлопал глазами, явно не веря в происходящее.
Ну, поехать в часть на такси – это еще куда ни шло, а вот вернуться
через три часа, опять на такси и с обмундированием... Он прослужил
три года в Уссурийске и ни разу не был в отпуске, а тут такая служба.
В голове не укладывалось. Виктор набрал телефон Анатолия.

– Ну что, пойдем смотреть салют или на танцы поедем?
– А ты где?
– Дома.
– Что, вернули?
– Почему вернули? Я уже на службе, и у меня впереди два
дня увольнительной.
– Во дает! Утром проводили в армию, а после обеда он в увольнении.
Ну и заливает. Через час встречаемся на Савеловском вокзале.
Едем в Новосельцево, а по дороге расскажешь.
Обзвонив девчонок, которые накануне были у него на проводах,
Виктор ощутил в их голосе явный холодок – столь широко
представленное дамское общество многим из приглашенных
пришлось явно не по душе. Видимо, не оправдал он их надежд,
но, по крайней мере, все было по-честному с его стороны. Он же
никому не предлагал ждать его из армии.

В Новосельцево их встретили очень радушно. Небольшое
застолье дома у Надежды по поводу Дня Победы. После молодежь

Глава 15. «Рука» КГБ


пошла в сельский клуб на танцы. Виктор был в роли статиста. Танцевал
со всеми девчонками. Немного завидовал Прошке. Он прилип
к Надежде, и ни шагу в сторону.

Утром попросил знакомого портного Яшу из ателье на Тихвинской
улице подогнать форму. Через два часа она была как
с иголочки, даже жалко стало, что придется ходить в штатском.
Ему шла форма, особенно полевая, с пилоткой.

Армейская прогулка

«Интересная»
глава16 служба

Около штаба их встретил капитан Рыков. Их группу нельзя было
назвать каким-то специальным подразделением. Молодые солдаты
были мастерами спорта по различным видам. Федотов плавал
в стиле брасс, а Кочетов в вольном стиле, Федин, Ячменев,
Некрасов – ватерполисты из московского «Динамо», Гога и Кучеров
– десятиборцы, Синаев и Четвертаков – бегуны на короткие
дистанции.

Последний пришел в парадной форме с петлицами, пришитыми
поперек. Под общий смех капитан еще раз напомнил, что
договорился с руководством части о ношении спортсменами штатской
одежды.

– Иначе от военных патрулей будут сыпаться пачки писем
о ваших нарушениях в городе. Все сегодня получат командировочные
удостоверения сроком на один месяц о направлении в распоряжение
Центрального совета «Динамо» для прохождения сборов
и участия в соревнованиях. Будете тренироваться у своих тренеров
на спортивных объектах «Динамо». Через месяц сбор в части
и выезд на соревнования в Воронеж. Иметь с собой форму для
построения в составе команды от нашей части. Все свободны,
а Лукина попрошу остаться.
Глава 16. «Интересная» служба


– Виктор, можешь тренироваться в нашей части. Стрельбище
у нас хорошее, а жить будешь в спортроте, в отдельном домике,
как на даче.
– А что, с тренировками на «Динамо» возникли трудности?
– Нет там никаких трудностей. Надо написать письмо о твоем
прикомандировании, так как ты пришел к нам из «Спартака», –
и можно тренироваться на «Динамо».
Другие спортсмены до призыва в армию тренировались
на «Динамо» и там же были отобраны для команды этой воинской
части, а Лукин попал сюда случайно, поэтому надо было все оформить.
Он мог бы попасть, как и они, но в ЦСКА, да там что-то не сложилось
– скорее из-за серьезных видов на него со стороны КГБ.

– Так у них же лучше. На «Динамо» все-таки база, знаменитое
стрельбище в Мытищах, где можно подобрать хорошую винтовку,
патроны, да хотелось бы пообщаться с тренером, а не быть самому
себе предоставленным. – Лукину уже не хотелось ни одного дня
задерживаться в части, так как у него были другие планы на эту
службу.
– Я предложил тебе тренировку в части только из-за твоего
материального положения. Взрослый мужчина, и на шее у родителей,
а они, насколько мне известно, не так богаты.
– У меня есть сбережения. Их хватит на первое время, потом
что-нибудь придумаю, как заработать себе на жизнь и еще родителям
помогать.
– Вот этого мне бы и не хотелось, чтобы кто-то у нас узнал,
что ты подрабатываешь.
– Это я только предположил, товарищ капитан.
– Хорошо, я пробью для тебя в нашей части ставку инструктора
по спорту с окладом 120 рублей. Столько у нас получают
молодые лейтенанты.
– Спасибо, товарищ капитан.
– От тебя жду хороших результатов на соревнованиях.
Опять Лукину «фортило».
Капитан позвонил во второй райсовет ЦС «Динамо», к которому
относился КГБ, и направил туда Виктора за получением
письма директору стрельбища «Динамо».

Армейская прогулка

Второй райсовет находился в двухэтажном здании на улице
Дзержинского, напротив основного здания КГБ. Вскоре на этом
месте возведут еще одно, серое здание КГБ, а пока над подворотней
только одна вывеска – «Трудовые резервы». Прошел в глубь
двора. На одной из дверей такая же надпись, а за дверью – майор
в форме с васильковыми погонами КГБ.

Лукьянов, председатель второго райсовета «Динамо» в чине
генерала КГБ, но в штатском, прочитал письмо.

– У нас скоро будут соревнования на первенство «Динамо».
Будете выступать за Центральный аппарат КГБ. Тренируйтесь,
ждем от вас хороших результатов. Сейчас подготовим письмо
о командировании вас из воинской части в распоряжение
«Динамо».
«Эко меня занесло, – подумал Лукин. – Предстоит ежемесячно
приезжать на Дзержинку, получать письма на командира
своей воинской части, а там будут выписывать командировочные
удостоверения сроком на один месяц для участия в соревнованиях
и сборах. Моя задача – усиленно тренироваться и успешно выступать
на соревнованиях, а на каких – укажут заранее. Вот и вся
служба красноармейчика».

В его новой команде даже сосед по району оказался. Стас
Федотов жил недалеко от метро «Новослободская». Места их тренировок
оказались тоже рядом. Виктор тренировался в стрелковом
тире под трибунами стадиона – «Динамо», а Стас рядом, в плавательном
бассейне. Тренировки начинались в 9 часов утра и продолжались
до 17 часов с перерывом на обед. Это полный рабочий день
«спортсмена-любителя» (ведь спорт в Советском Союзе был непрофессиональный).
Помнится, в «Спартаке» Лукин занимался всего
три раза в неделю по два часа и добивался хороших результатов,
правда, он сам знал, что в тот раз, кроме мастерства, было везение,
потому что одновременно приходилось еще работать и учиться,
а в таком режиме трудно добиться чего-нибудь серьезного.

Его отправили к знаменитому тренеру «Динамо» Петру
Семеновичу Авилову. Еще с довоенных времен его имя – победителя
союзных и мировых соревнований – гремело по стране.
Лукин вспомнил его фото в книге о чемпионах, Авилов уже был

Глава 16. «Интересная» служба


знаменит в далеком 1928 году. Он пригляделся к Лукину и предложил
изменить положение «лежа» при стрельбе. Результат от этого
сразу не улучшился, но Виктор почувствовал себя более раскованно
при стрельбе, а спокойствие в этом деле немаловажная
деталь. Получил новую винтовку, из которой стреляли знаменитые
мастера, ведь сборная ЦС «Динамо» практически представляла
сборную СССР. А также новую кожаную куртку специального
покроя для стрельбы, патроны, качество которых заметно
отличалось от спортивно-охотничьих, которые он ранее использовал
на тренировках. Результаты сразу пошли вверх и через месяц
стали стабильными – выше нормы мастера спорта. Виктор уже
не уповал на везение, твердо встав на ноги в команде «Динамо».
Встать на ноги в буквальном смысле слова ему помогли занятия
велошоссейными гонками и биатлоном, а занятия боксом укрепили
мышцы рук, поэтому стрельба в положении «стоя», на котором
все стрелки теряли наибольшее количество очков, у него была
лучшей. Он стоял как мамонт, винтовка совершенно не «гуляла»
под черным яблоком мишени и это позволяло ему на выдохе
плавно спускать курок, а это уже не меньше девяти очков, которые
наряду с попаданиями в «десятку» давали хороший результат.
В новом коллективе надо было себя зарекомендовать, показать
свое трудолюбие, и это ему удалось. Когда же тренер узнал, что
Виктор не бросил учебу и ему надо сдать задолженности по текущим
экзаменам, то отпустил его на это время.

В институт он специально один раз появился на сессию в солдатской
форме. Преподаватели, выяснив, что он служит срочную
службу, перестали задавать на экзаменах лишние вопросы. А если
учесть, что ему предстояло «подставным» выступать на соревнованиях
и от института, то Лукину оставалось только вовремя посещать
экзамены. Оценки в зачетку ставились фактически «автоматом».

На стрельбище тоже все способствовало учебе. Сделал перерыв
– позанимался сопроматом, и стреляй дальше. Казармы
у этой спортроты не было. Все солдаты занимались по индивидуальному
плану и жили дома, в своих квартирах с родителями
или женами. Да, были и такие – а почему бы и нет, при такой
службе. Им просто повезло в жизни – выступать на соревнованиях

Армейская прогулка

по разным родам войск, имеющим отношение к КГБ (это пограничники,
кремлевский полк и войска правительственной связи).
Если бы такие возможности были у спортсменов «Зенита», «Спартака
» или «Урожая», то они могли бы создать серьезную конкуренцию
мастерам из «Динамо» или ЦСКА.

Месяц пролетел быстро. Подошло время сдачи первого
армейского экзамена на соревнованиях в Воронеже, куда должны
съехаться военнослужащие со всех военных округов, где квартировались
аналогичные рода войск. Виктор понимал, что от результатов
его выступления зависит дальнейшая служба в армии.

Винтовки упакованы в чехлы, а поверх укутаны в стрелковые
куртки, которые предохраняли их от случайных повреждений.
Одна винтовка была МЦ малокалиберная 5,6 мм для
стрельбы на 50 метров с финскими патронами, а вторая – произвольного
образца с более серьезным калибром 7,62 мм и цинкой
патронов от трехлинейки для стрельбы на 300 метров. Он уже
привык с таким арсеналом передвигаться по городу самостоятельно,
на общественном транспорте, конечно же, с оформленными
документами на оружие от спортивного общества, но его
удивляло другое. Для получения охотничьего билета необходимо
было сдавать зачеты, а на приобретение охотничьего ружья
еще собрать справки, что ты психически нормальный. Здесь же
практически готовый снайпер передвигается спокойно по городу
с таким серьезным оружием и цинкой патронов. Это Лукин вспомнил
в связи с покушением на Брежнева. Тогда преступник надел
форму работника милиции и палил из пистолета Макарова. Никакая
охрана не может уберечь свой охраняемый объект от снайпера.
Лукин на спор расшибал антоновское яблоко из винтовки
калибра 7,62 мм за 300 метров без оптического прицела, но для
этого нужно было пристрелять винтовку по отношению к ориентиру
или закрепить яблоко над десяткой.

Стас смеялся, что стрельба – вид спорта без напряжения
всех мышц. По этому поводу они иногда спорили. На чем
же тогда винтовка держится, не шелохнувшись, при стрельбе?
Нервы иногда могут подвести, а они управляют мышцами. Стоит
слегка шевельнуться при отработке выстрела – и стрелок может

Глава 16. «Интересная» служба


получить «девятку» в мишени. В бассейне или на футбольном
поле любую ошибку можно поправить напряжением все тех же
мышц, а в стрельбе эти ошибки не исправляются. Да и экипировка
этих спортсменов отличается. Стас берет с собой только плавки,
а Виктору приходится тащить с собой тяжелую сумку с двумя винтовками
и патронами.

Поезд на Воронеж отходил в 21 час с Павелецкого вокзала,
а у Тамары и Саши из Лосинки свадьба. У Виктора не получалось
их поздравить, так как с утра следовало прибыть в часть с вещами,
затем все должны организованно к 20 часам приехать на Павелецкий
вокзал. И можно было бы и не рваться на свадьбу, но Тамара
позвонила накануне вечером и сообщила, что на свадьбу из Севастополя
приедет Наташа. «Все может вернуться? За время, прошедшее
после нашей разлуки, так никого и не встретил, чтобы стереть
все из памяти», – подумал он и решил на свадьбу эту попасть.
Рано утром выехал в штаб полка, чтобы встретить капитана
Рыкова, который, услышав причину его раннего визита, разрешил
Виктору прибыть на вокзал самостоятельно, но не менее чем
за час до отхода поезда, иначе самоволка со всеми вытекающими.

Дом в конце улицы Коминтерна часто принимал их шумную
компанию. Родители Тамары ранней весной выезжали в деревню
Иваньково, впрочем, как и родители Лукина в соседнее село Беломестное.
На свадьбе собрались многие друзья Виктора, но его волновала
только одна гостья.

Он поздравил молодых с образование семьи и выпил один
бокал шампанского. Капитан Рыков отпустил его на свадьбу,
но не на пьянку, да и не до этого было. Наташа сидела напротив,
и их взгляды постоянно встречались. До поезда было достаточно
времени. Во время перерыва между тостами вышли с Наташей
на улицу. Они давно не виделись, им надо было многое сказать
друг другу. Наташа работала в институте по исследованию
Черного моря и училась морскому делу. Виктор рассказал о своей
службе в армии. Он тогда не мог и предположить, что пройдет
много лет его службы в погонах разных структур и совершенно
случайно судьба забросит его заведующим лабораторией Института
океанографии СССР. Такое бывает только в сказках, а еще

Армейская прогулка

у Лукина… Но это будет потом. А пока Наташа рассказывала
ему о своих морских походах на исследовательском судне. Они
говорили о многом, но когда подошло время расстаться, Виктор
понял, что не сказал ей о главном, о том, что любит ее. Хотя это
было ясно всем окружающим, да и Наташе тоже. У него не было
сомнений, что ничего в его отношении к ней не изменилось. Он
также рвется к ней, часто вспоминает их встречи и хочет, чтобы
она всегда была рядом.

Но опять эти ненужные «рассуждалки» сплетались в голове:
«Наташе восемнадцать лет, а ему предстоят два года службы. Потом,
как он скоро сумеет встать на ноги для семейной жизни? Будет ли
она ждать все это время?» Он не находил ни одного ответа. Ему
казалось, что все в жизни неправильно и несправедливо. Они опять
встретились, и как будто не было той детской размолвки между
ними год назад. Она стала еще прекраснее, но почему ему надо
было срочно уезжать? Погоны всего лишь рядовые, а уже столько
обязанностей. Нет, не будет он никогда офицером.

Все равно он был вдохновлен этой встречей, в очередной раз
затеплилась какая-то надежда. Короткая встреча с Наташей поставила
вновь все на свои места. Он больше не видел никого вокруг.
Виктор все-таки наделся, что они будут вместе, но язык не повернулся
объясниться ей в любви, потому что, кроме слов, не мог
ей ничего определенного предложить. Да она сама все понимала.
Предложить руку и сердце в начале службы? Это можно было бы
сделать завтра или через неделю. Но Наташа живет так далеко
от Москвы, и он пообещал приехать к ней при первой же возможности.
«Поживем, посмотрим», – заключил Лукин и тормознул
подвернувшееся такси…

На вокзал он приехал за час до отправления поезда и ожидал
свою команду перед выходом на перрон. Многие спортсмены были
в военной форме. Виктор доложил капитану Рыкову о прибытии.
Подъехали легкоатлет, бегун на 100 и 200 метров Санеев, ватерполист
Ячменев и Коренев – баскетболист из «Динамо» ростом
два метра три сантиметра. В одном сапоге у него была подборка
газет, по объему, наверное, за полгода, а в другом торчал деревянный
приклад учебного автомата Калашникова. Колоритная

Глава 16. «Интересная» служба


внешность такого солдата привлекала внимание пассажиров,
поэтому капитан приказал убрать автомат в вещмешок, который
был у него соответствующего размера – как у морских пехотинцев
армии США. Пассажиры до самого Воронежа не переставали
удивляться росту Коренева. Когда он в плацкартном вагоне лег
на нижнюю полку, его ноги оказались на противоположном сиденье
через проход.

В Воронеже команду поселили в спортивном зале военного
городка, расположенном напротив телевизионного завода
на правом берегу одноименной реки. На этом заводе трудился
в основном женский коллектив, Воронеж вообще славился красавицами.
Команда динамовских мастеров была разбавлена еще
пятнадцатью спортсменами, которые соревновались по военным
видам спорта, таким как преодоление штурмовой полосы, плавание
в полном обмундировании вместе с автоматом, вещмешком
и шинелью в скатку, которую обрезали по «самое некуда»,
чтобы легче была. В гостинице жили только бегун Санеев, капитан
Рыков и два майора, Курганов и Семин, которые соревновались
в стрельбе из пистолета, а остальные расположились в спортзале.
Крытый тентом, с лавками ЗИЛ-131 развозил их на тренировки
и соревнования, сначала бегунов на стадион и пловцов
в бассейн, а потом стрелков за город на стрельбище «Динамо».

Стрельбище находилось в тихой дубовой роще, рядом шоссе
в сторону Москвы. Их приезд птицы отметили разноголосьем.
Особенно заливались соловьи, которые и днем не отдыхали. При
тренировочной стрельбе из «мелкашек» они еще продолжали петь,
а после выстрелов из трехлинеек попритихли. Спортсмены пристреливались
пару дней перед соревнованиями, приглядывались
к соперникам. Все были в военной форме, но Лукин явно отличался
от коллег винтовками, экипировкой, а про патроны и говорить
нечего. Он даже на тренировках использовал желтенькую
целевку, которую не все имели на соревнованиях, и потом, мало
кто из его соперников имел первый разряд по стрельбе и усиленный
режим тренировок. Он понял, что можно отличиться, появилось
спокойствие. Тренировка шла полным ходом. Надо было
привыкнуть к местности и порывам ветра. На огневом рубеже он

Армейская прогулка

приготовился к отработке из положения «лежа». Это упражнение
было первым на соревнованиях. Рядом встали майоры Семин
и Курганов, которые палили из длинноствольных мелкокалиберных
пистолетов на 50 метров.

– Товарищ майор, правила стрельбы запрещают одновременно
вести огонь на рубеже из пистолета и винтовки в положении
«лежа».
– Рядовой, за замечание офицеру по приезду в часть с кухни
вылезать не будете, – пригрозил Семин.
– Ему через две недели выступать на соревнованиях за Центральный
аппарат КГБ, так что он сможет попросить генералов
кое-кого самого отправить на кухню, – разрешил их конфликт
майор Курганов и попросил Виктора сменить им мишени после
окончания серии.
Этот участок стрельбища не имел подземных ходов и блиндажа.
Их было трое на огневом рубеже, и пока не произведен
последний выстрел по мишеням, никто их сменить не мог. Лунин
сменил мишени. Себе маленькую, им большую. Получив моральную
поддержку майора Курганова, он решил, что можно покуражиться
над майором Семиным. Мишени крепились канцелярскими
кнопками на бревнах-пулеуловителях. Начав очередную
серию стрельбы, Виктор нашел в диоптрическом прицеле ориентир,
поставленный им черной ручкой под канцелярской кнопкой
в правом верхнем углу мишени майора. Сделал поправку вверх,
и первым же выстрелом кнопка была сбита. Мишень свернулась,
не позволив произвести ни одного выстрела. Лунин пояснил,
что это ветер. На следующую смену мишеней он взял из сумки
патрон от трехлинейки, из которой ему предстояло тоже стрелять.
Патрон Виктор воткнул в бревно под самый «пупок» «десятки»
пистолетной мишени майора.

В подзорную трубу он увидел, куда легла первая пуля, и тут
же вторая пуля после поправки была в капсуле патрона трехлинейки.
В следующее мгновение бумажную мишень разнесло в клочья
щепками бревна от разорвавшегося патрона. Майор взглянул
в подзорную трубу, а потом с подозрением на Виктора. После
окончания серии выстрелов все трое решили посмотреть, что

Глава 16. «Интересная» служба


стало с его мишенью. В бревне торчал развороченный остаток
гильзы, а в правом углу вколоченная пулей в бревно канцелярская
кнопка.

– Да, майор Курганов, я не завидую соперникам этого
рядового, – заключил Семин, – это не спортивная стрельба.
Это – «шапито».
Отношения с Семиным наладились.

Лукин перешел на стрельбу стоя, сделав «колодец» в мишени
в нижнем краю десятки, положив почти все 10 пуль в одно место.
Пошел грузиться в автомобиль, он был доволен и спокоен. Теперь
надо отдохнуть перед соревнованиями.

– Соревнования по упражнению МВ-9, стрельба лежа –
60 выстрелов зачетных и 15 пристрелочных, время стрельбы два
часа. По два выстрела в мишень. – Объявил в мегафон судья
по стрельбищу.

– А почему не по одному выстрелу, как положено на таких
соревнованиях? – спросил Лукин.
– С бумагой в стране трудно, – ответил судья и, указав
на Лукина, дал команду: – А ему поставьте контролера.
После пристрелочных выстрелов Виктор начал стрельбу
с «десяток». Потом решил поумничать. Это ничем ему не грозило,
доказать что-либо было невозможно. Сделав очередной
«чистый» выстрел в середину «десятки», следующую пулю выпустил
в воздух.

– Мимо! – завопил сидевший сзади контролер.
– Нет, выстрел сдвоенный, – Лукин проявил принципиальность
по поводу шутки с экономией бумаги.
Небольшое замешательство со сменой мишени, но после
выстрела он увидел в подзорную трубу за мишенью новую белую
фанеру. По ней, в отличие от простой бумажной мишени, можно
было определить, положил ли он пуля в пулю двумя выстрелами
или произвел один выстрел по мишени, а второй пустил в воздух.
Большого труда ему стоило раздолбить фанеру по периметру
«десятки», делая по одному щелчку вправо и влево, вверх и вниз
на прицеле. Риск попасть в «девятку» был огромным, но он поймал
кураж и все получалось.

Армейская прогулка

Контролер следил сзади в подзорную трубу и недоумевал,
зачем делать поправки на прицеле, когда пули идут в центр
мишени. Лукина увлекла эта игра с военными судьями. Они
смахивали на его комбата, который во время обмена ежемесячных
командировочных удостоверений в части попросил Лукина
стрельнуть из автомата на соревнованиях за батальон, к которому
он был приписан.

– Как пристрелян автомат, «под яблочко»? – спросил Лукин
комбата.
– Да, конечно, «под яблочко», – ответил тот.
При осмотре мишени у Лукина было ноль очков. Все десять
пуль легли кучно, но «под яблочко». Эти дырки от пуль можно
было накрыть медным пятаком, стреляли ведь с упора.

– Мастер спорта, а стрелять не умеет, – заключил комбат,
который больше никогда не увидит такой кучности стрельбы
из автомата Калашникова на сто метров.
– А вы, товарищ комбат, яблочки, наверное, имели в виду те,
которые в саду?
– Пошути мне еще. Распустил вас капитан Рыков! Можете
быть свободны.
Судьи Воронежского стрельбища на Лукина махнули рукой,
фанеру больше не меняли, и он посылал вторую пулю в мишень,
только если попадал в «девятку» или «десятка» была на границе
габарита и для судей была спорной. При подсчете попаданий оказалось
всего пять «девяток», остальные в центре мишени. Бесспорное
первое место и рекорд по войсковым соревнованиям за все годы.
Судья, поздравляя Виктора, только ухмылялся: видимо, неубедительны
были заверения, что некоторые пули попали точно одна
в одну, но доказать ничего он не мог. Капитан Рыков поздравил
с хорошим результатом, но предупредил, что на следующих стрельбах
его будут контролировать, отслеживая выстрелы выше мишени.
Лукин сказал, что доставил себе удовольствие сегодня и этого
вполне достаточно. Капитан был доволен результатами соревнований,
московская команда ставила рекорды по всем видам спорта.

Кормили их по талонам в солдатской столовой очень вкусно,
и в добавках не было отказа. Оставшиеся талоны отоваривали

Глава 16. «Интересная» служба


в буфете шоколадом. Стас Федотов сделал третий подход к раздаче
и, наворачивая гречку с мясом, приговаривал: «Жене отдаю
200 рублей в месяц и хожу голодный, а здесь кормят на 2 рубля
в день. Нет, приеду разведусь и переселюсь в полк, оттуда буду
ездить на тренировки». Под шутки команды Стас продолжал тщательно
пережевывать пищу, укрепляя мощь Советской армии.

В перерывах между стрельбами Виктор посмотрел соревнования
по плаванию, когда Федотов и Кочетков «привезли
» по полбассейна другим участникам. Санеев, пробежав
сто метров за десять и две десятых секунды, установил
рекорд стадиона. Да, этот результат был на уровне чемпионата
мира, как будто в Воронеже тартановая дорожка была короче
на несколько метров. Что и говорить, это произвело впечатление
на жителей города.

Утром капитан Рыков принес воронежские газеты, в которых
описывались рекорды «простых солдат» – они ведь на самом деле
служащие срочной службы и в форме рядовых. Лукин чистил винтовку,
когда к нему подошел Кочетков. Он долго разглядывал винтовку
калибра 7,62.

– Виктор, я пошел в армию в надежде, что настреляюсь
из серьезного оружия, но с меня спрашивают только результаты
по плаванию. Взял бы меня с собой на стрельбище. Хочу пару раз
стрельнуть по мишени.
– Это можно, но только завтра. Последний день тренировок,
а потом соревнования, так что оружие будет зачехлено до отъезда.
В тире на 300 метров офицеров со мной не будет, и я могу тебя
взять с собой как показчика мишеней.
– А что я должен буду делать?
– Ничего сложного. Будешь менять мишени после серии
стрельбы и показывать указкой, куда я попал, а потом я дам тебе
настреляться вдоволь.
Кочетков закончил соревнования в бассейне, и ему предстояло
еще проплыть в обмундировании и сапогах. На стрельбище
они выехали сразу после завтрака. В блиндаже Лукин вручил ему
указку для показа пробоин в мишени. Это был деревянный трехметровый
шест с кружком фанеры на конце. С одной стороны

Армейская прогулка

кружок был черного цвета – для показа пробоин на белом фоне
мишени, когда стрелки мазали в «молоко», а с другой он был
белым, им отмечали более меткие выстрелы по мишени. Лукин
продемонстрировал ему, как надо показывать шестом попадания
в мишень.

– Леша, ты представь себе циферблат часов. Так вот, если
я попаду в «девятку», ты должен показать ее белым фоном,
а потом провести указкой в сторону того часа, куда попала пуля,
например, если вниз, то на шесть часов, и так далее. У меня есть
подзорная труба, но в нее без твоей наводки пробоину за триста
метров не увидишь.
– А «десятку» как показывать?
– Этим же шестом. Переворачиваешь белым фоном и крутишь
кружочек в центре мишени на черном фоне. Это отчетливо
видно издалека и соперникам на нервы действует.
Лукин еще в первый день обратил внимание на блиндаж для
сменщиков мишеней. Это была обычная траншея, как в кино
про войну, с такими же отвалами глины и песка. Она отличались
только глубиной – более двух метров и брустверами с полметра.
Мишени крепились на деревянные щиты и поднимались
над бруствером.

– Вот это моя мишень. Менять ее надо после каждых десяти
выстрелов. Всего я сделаю три серии, а потом повесишь чистую
мишень и приходи стрелять. Я буду ждать тебя на огневом рубеже.
Через десять минут после окончания стрельбы на огневом
рубеже появился взъерошенный Кочетков. Он тряхнул головой,
и на дощатый пол посыпались песок и остатки глины.

– Ну, блин, ты даешь. Я как на войне побывал. Вокруг пули
свистят и глина с песком на голову сыплются.
– Откуда глина? Там стоят пулеуловители из бревен.
– Это когда ты стреляешь, попадаешь в мишень, тогда
глина не сыплется, а вот твои соседи садят по брустверу, от чего
в мишени рикошетом попадают только комки глины, ну и мне
досталось. Если они так будут стрелять на соревнованиях, то
призов им не видать. Показчики мишеней тоже возмущались их
стрельбой, видя, как я кручу белым кружком над«десяткой».
Глава 16. «Интересная» служба


– У тебя не пропала охота пострелять?
– Нет, еще больше азарт одолевает. Видел, как пули разносят
бруствер.
– Только ты уж так не стреляй. Надень мою куртку, чтобы
отдача не была такой сильной. Прицел на винтовке диоптрический,
и тебе достаточно подвести «пенек» мушки под мишень
и плавно нажать на курок. Я буду смотреть за стрельбой в трубу.
После первого выстрела Кочетков охнул, но продолжил
стрельбу.

– Попал в «семерку» и две «тройки».
– Все, хватит. Забирай свое оружие. – Кочетков попытался
встать.
– Лежать, – остановил его Лукин, – я сейчас проверю винтовку.
Лукин дернул затвор и сделал контрольный спуск.
– Больно она бьет по плечу, – Кочетков оголил плечо и показал
покраснение.
– Будет небольшой синяк. Я тебе предлагал надеть куртку.
Она немного смягчает отдачу.
– Сколько же ты выстрелов делаешь?
– На соревнованиях выстрелов по семьдесят, а на тренировках
в два раза больше.
– Да, так и оглохнуть можно от такой канонады.
Другие упражнения по стрельбе Лукин отработал с тем же
эффектом. Плавание у ребят тоже закончилось триумфом, поэтому
все «отстрелявшиеся» спортсмены ездили в качестве болельщиков
посмотреть на выступления своих товарищей по команде. Наши
ватерполисты, увидев, как местная команда тренируется в бассейне,
предложили сыграть. Втроем против всей команды. Попрыгали
в воду, и мячи полетели в ворота местных один за другим.
Когда мяч угодил в голову одному местному игроку, пришлось
вынимать его из воды. Легкое сотрясение мозгов получил. После
армейские признались, что они из московского «Динамо», приехали
в Воронеж не играть в водное поло, а участвовать в военизированном
плавании.

Этот цирк надо было видеть. Гимнастерка и галифе порезаны
в некоторых местах, чтобы не мешали работе мышц при плавании,

Армейская прогулка

сапоги привязаны к поясному ремню, автомат и вещмешок с посудой
за спиной, и больше всего несуразна при этом плавании была
шинель в скатку, перекинутая через плечо. Когда пловцы прыгнули
в воду, многочисленные зрители увидели, что московским
пловцам не нужны при переправе понтонные мосты. Они шли
по речке Воронеж в центре города, как торпедные катера, будто
бы на них не было всей этой амуниции. Стас рассказал, что ватерполисты
тренируются с грузом на шее по 15–20 килограммов, для
того чтобы оказывать сопротивление соперникам, которые нападают
под водой, стараясь их притопить. Поэтому динамовские
финишировали первыми, некоторых участников уже приготовились
спасать, но все обошлось.

Вечером кое-кто выходил в город, в самоволку, без увольнительных,
облачившись в синие с белыми лампасами и надписью
«СССР» спортивные костюмы, которые выдавались членам
сборной страны. Перемахнув через двухметровый забор, оказывались
на тихих улочках Воронежа. Виктор и Стас надевали
штатскую одежду, брали в руки газеты для солидности и проходили
через КПП военного городка, «косив» под молодых
офицеров. Дежурные, козыряя, пропускали, они кивали головой,
а потом, пройдя КПП, смеялись. Иногда за московскими
солдатиками в костюмах сборной СССР устремлялись патрули,
которые знали, что это «срочники» из московской команды,
и хотели уличить их в самоволке, но те специально выпускали
перед патрулем спортсменов по легкой атлетике. Легкоатлеты,
немного помотав патруль по ближайшим улочкам, так же ловко
перемахивали обратно через забор и оказывались в спортивном
зале военного городка, где переодевались в форму и выходили
смотреть «концерт» в исполнении баскетболиста Коренева.
Он облокачивался руками на забор, укладывал на них свою
голову и спокойно наблюдал за забегами патруля. Они в кителях
и сапогах, куда им было догнать мастеров по бегу или прыжкам
в высоту.

– Рядовой, слезьте с забора, – сделал замечание Кореневу
офицер из патруля, немного отдышавшись.
– А я и не залезал. Просто стою и наблюдаю.
Глава 16. «Интересная» служба


– Это как, просто стоите? Я же вижу, что вы на заборе.
– Щас, покажу, – и под общий хохот солдат Коренев одним
махом перепрыгнул через двухметровый забор и предстал перед
патрулем. – А вот так.
– Не солдаты, а циркачи. И спрашивать нечего, сам знаю, что
из Москвы.
– Да, из московского «Динамо» по баскетболу.
– А те, что передо мной бегали, наверное, тоже из «Динамо»?
– Да, но по десятиборью, поэтому вам их не догнать. В части
места мало для тренировок, поэтому они бегают вокруг телевизионного
завода.
– А заодно девчонок заводских завлекают. На заводе упала
производительность труда. Девчата останавливают конвейер,
когда ваши ребята тренируются вокруг завода, поэтому нас попросил
их директор навести порядок. Вы заканчивали бы прыгать
через забор. Уж лучше ходите через КПП. Иначе, какой пример
вы подаете нашим солдатам? Они тоже захотят побегать за забором.
Вам-то не будет ничего, а их накажут. – Офицер оказался
с юмором, и они вместе посмеялись.
Такие же шутки Слава Коренев проделывал с проходящими
вдоль забора девушками: предлагал им познакомиться, а когда те
соглашались, перемахивал через забор, и это выглядело не менее
эффектно, чем фокус с патрулем. Многие девчата были ему
по пояс, но они потом приходили на матчи по ручному мячу с участием
Коренева. На площадке никто не мог ему противостоять –
мячи ему отдавали верхом, где у него не было соперников, и мячи
сыпались в ворота противника. Он их просто заносил в любой свободный
от вратаря угол.

Вечером к Лукину и Стасу подошли сержанты:

– Рядовые, вы из самоволки не вылезаете. Мы, конечно, понимаем,
что вам можно, но другие солдаты затосковали и хотят тоже
пообжаться с девчатами.
– Товарищи командиры, я не вижу особых проблем в этом
плане. Напротив целый телевизионный завод с воронежскими
красавицами. Осталось определиться с местом встречи. Вы
можете сделать увольнительные ребятам? – предложил Виктор.
Армейская прогулка

– Всем сделать будет проблематично. Вы так говорите, как
будто бы девчата их уже ждут.
– Ну, это наша со Стасом задача. Тогда встречу лучше организовать
на территории военного городка. Это уж возьмите
на себя. Здесь приличный клуб. Надо только пригласить музыкантов.
Не под магнитофон же устраивать танцы. Как только этот
вопрос решите, мы приглашаем девчонок с завода.
Сержанты с полной ответственностью отнеслись к их предложению
и решили вопрос с командиром части. Девчат обещали
пропустить в военный городок, и не надо было выписывать увольнительные
всем солдатикам. Оставалось завершить соревнования,
а после они со Стасом должны были выполнить свое обещание
и выписать красавиц Воронежа на этот вечер «синий, летний, который
закружил ребят». То, что им это удастся без проблем, у Лукина
не было сомнений. Он и сам мог бы это сделать, но Стас здесь был
просто виртуоз. Еще не было случая, чтобы ему отказывала в знакомстве
девушка, на которую он положил глаз, но на вечер надо
было пригласить не одну девушку и не две.

Лукин со Стасом «почистили перышки» и направились прямиком
в комитет комсомола Воронежского телевизионного завода.
За столом сидела очень красивая черноволосая казачка. Ее густые
пышные волосы были зачесаны назад и собраны в пучок.

– Вы по какому вопросу?
– Как вас зовут?
– Валентина.
– Валентина, мы ваши коллеги из воинской части напротив.
Вернее, мы прибыли из Москвы на соревнования. Меня зовут
Виктором, я секретарь комсомола нашей команды, а это Стас,
мой заместитель по культурно-массовым мероприятиям. Так вот,
командование части устраивает вечер по итогам соревнований,
с танцами. Будет играть эстрадный ансамбль, и мы приглашаем
ваш коллектив на этот вечер. Согласны?
– Спасибо за предложение, но я должна посоветоваться
с коллективом.
– Хорошо, а лично вы примете мое предложение? Валентина,
я приглашаю вас на этот вечер.
Глава 16. «Интересная» служба


– С условием, что мне не придется краснеть за ваше неудачное
выступление на этих соревнованиях.
– Валентина, с этим у нас все в порядке – все призы увозим
из Воронежа в Москву. – Стас решил проявить свою принадлежность
и к «культурно-массовым мероприятиям»: – Я могу гарантировать,
что скучно девчатам не будет.
– Тогда можно сказать, что я согласна.
– Ну, Стас, если их командир тоже согласен, то нам посчастливится
увидеть на вечере красавиц Воронежа. Валентина, я завтра
к вам зайду и мы обговорим все детали, – сказал Виктор.
– Валентина, мы завтра зайдем и все обсудим, – дополнил
Стас, поймав их взгляды друг на друга, – а потом можем в кафе
отметить наш договор.
– Хорошо, приходите вместе, – заулыбалась Валентина.
Они вышли на улицу и молча двинулись в сторону воинской
части.

– Хочешь закрутить с Валентиной? – первым нарушил молчание
Стас.
– С чего ты это взял?
– Я же видел, как ты смотрел на нее, да и ее взгляды
на тебя тоже заметил. Она тебе нравится? Если так, то я отойду
в сторону.
– На твоем месте, я вообще бы не заглядывался на девчонок,
а вспоминал бы жену. Ты уже отрезанный ломоть.
– Да, вижу зацепила тебя Валентина, раз ты нападаешь
на товарища.
– Стас, что об этом говорить. Может быть, она замужем.
– Вот я про то и говорю, что зацепила, если ты задумался,
замужем она или нет. Какое твое дело, если она тебя не интересует.
Я заметил, что она чем-то похожа на тебя. Когда вы стояли
рядом, то как будто бы брат с сестрой, она где-то нашего возраста
или немного старше. А по тому, как она смотрела на тебя,
я понял, что она не замужем.
– Поэтому я и хотел завтра прийти к Валентине один.
Но, судя по твоей наблюдательности, и ты к Валентине не совсем
равнодушен.
Армейская прогулка

– Может, ты и прав, но у меня другое. Просто я не могу
пройти мимо красивой девушки.
Назавтра в конце рабочего дня они вдвоем зашли к Валентине.

– Должна вам сказать, что наши девушки с радостью откликнулись
на предложение об участии в вечере с танцами.
– Тогда я предлагаю отметить это дело в кафе, – тут же предложил
Стас.
– Но вы же солдаты срочной службы с зарплатой в три рубля.
Хватит ли у вас денег на мороженое? – съязвила Валентина.
– Мы не совсем обычные солдаты, и нам доплачивают
не только по нашим способностям, но и по труду, как и положено
при социализме, – парировал Стас. – Так что на мороженое
с шампанским у нас хватит. Только место выбирайте сами. Мы
плохо знаем Воронеж.
Подколка Валентины «завела» Стаса, и стол в кафе оказался
завален шоколадом и пирожными, шампанским и мороженым. Они
со Стасом никогда не обсуждали такие экспромты, заранее зная,
что товарищ не оставит другого без финансовой поддержки. Расходы
были пополам. А в отношении Валентины такого бы никогда
не получилось, да и они не стали бы ее делить. Так что выбор оставался
за ней, если этот вопрос для нее существовал вообще.

Вечером вдвоем пошли ее проводить до дома, который находился
на улице Богдана Хмельницкого. Это было очень далеко,
где-то в районе стрельбища, но в данный момент ребята только
радовались. Прошагали они прилично и когда остановились около
большого серого дома, девушка сама предложила зайти в гости
и выпить по чашке кофе.

– Честно говоря, я притомился и с удовольствием взбодрился
бы чашечкой кофе. – Виктор был уверен, что если бы Валентина
не предложила им зайти к ней в гости, то Стас напросился бы сам.
– Ребята, только я за вас беспокоюсь. У вас до которого времени
увольнительные?
– А у нас их нет. Мы сейчас в самоволке, поэтому можем вернуться
в часть, когда нам вздумается.
– Ничего не понимаю. У моей сестры муж офицер, и насколько
я знаю, солдаты покидают часть только по увольнительным
Глава 16. «Интересная» служба


и должны возвратиться не позднее девяти вечера, а уже десять,
но вы, смотрю, и не торопитесь.

– Валентина, не беспокойся. Стас немного темнит. У нас
с командирами договоренность, что по городу мы передвигаемся
самостоятельно и в штатском, поэтому нам не выписывают увольнительных
и время прибытия в часть не оговаривается. Так же мы
поступаем и в Москве.
– Только там мы в части вообще не показываемся.
– Что за служба такая? Вот заливают.
– Служба правильная. Давайте по чашке кофе, и мы пошли,
иначе Стас сейчас напросится на ночлег. Смотри, как он
расслабился.
– Ребята, вы нормальные, и я могла бы вас оставить у себя.
Квартира трехкомнатная, места хватит, но я все-таки боюсь
за вашу службу.
– Правильно, Валентина, нам лучше вернуться в часть. Мы
даже никого не предупредили, что будем поздно.
– Виктор, а я и не знал, что ты такой правильный. Там все
дрыхнут без задних ног и никто о нас не вспоминает, – удивился
или сделал вид Стас.
– Может быть, но не хотелось бы начинать службу со скандалов.
– Да после наших с тобой выступлений на стрельбище и в бассейне,
нам никто из командиров и слова не скажет.
– Вот поэтому и не хотелось бы портить о себе мнение.
– Стас, я не знаю вашей службы, но Виктор прав, и вам лучше
сегодня, а вернее, уже завтра, вернуться в часть. А что, вы так здорово
выступили?
– Не лучше обычного, как всегда.
– Валентина, Виктор скромничает. Наши ребята поставили
много рекордов на спортивных аренах Воронежа по разным видам
спорта, но Виктор где-то прав – для себя ничего выдающегося мы
не показали.
– Да и об этом лучше завтра услышать из уст командиров
на торжественной части вечера.
– Хорошо, что предупредили. Мы тогда придем послушать,
а то хотели прийти сразу на танцы. Мне теперь интересно, что
Армейская прогулка

про вас командиры скажут. Заодно проверю, насколько вы
заливали.

– Мы с удовольствием пораньше встретим вас на КПП.
И почти ничего мы не заливали, ну если только самую малость.
– Вот завтра и посмотрим. А сейчас вам, ребята, пора в часть.
От дома Валентины шагать до части, которая находилась
на правом берегу реки Воронеж, было прилично, но им подфартило
с попутной машиной. Водитель, узнав, что они солдаты,
не взял с них денег.

КПП был закрыт. Они постучали. Вышел полусонный сержант.

– Вы к кому?
– Спортсмены мы, из московской команды. На автобус опоздали
и топали со стрельбища пешком.
– Давайте живо, пока дежурный офицер отошел.
Они тихо прошли в спортзал, опустились на матрасы, которые
лежали на полу поверх матов.

– Ох, и надоела мне эта половая жизнь, – Стас намекал
на матрасы на полу, и они оба хихикнули над его шуткой. –
А могли бы выспаться у Валентины.
– Я этого не мог допустить. Называется, пусти козла в огород.
– За козла ответишь, – они снова дружно захохотали, но усталость
взяла свое и они тут же уснули.
Валентина пришла с девчатами на торжественную часть.
Виктор со Стасом встретили их на КПП. Дежурному офицеру
была уже дана команда пропустить гостей, хотя это было лишнее
– в военный городок красивых девчонок и так пропустили бы.
Но ребята вскоре пожалели, что комсомолки-красавицы пришли
послушать торжественную часть. Сначала все шло чинно и благородно.
Зачитывали приказы командира, объявляли призовые
места и вручали кубки и грамоты с изображением Железного
Феликса вместо Ленина. Потом на трибуну вышел полковник –
заместитель командира по политико-воспитательной работе.

– Мы не можем закрыть на этом торжественную часть, не сказав
ни слова о дисциплине. Московская команда завоевала первые
места по всем видам спорта и поставила многие рекорды
по нашим войскам на воронежских стадионах, честь им и хвала,
Глава 16. «Интересная» служба


но и по нарушению дисциплины москвичи впереди всех. Невозможно
сосчитать количество самовольных отлучек, они были
в этой команде массовыми, и нам не хотелось портить настроение
спортсменам перед выступлениями и устраивать жесткий режим,
поэтому некоторым из них разрешили свободный выход из военного
городка. Так им и этого было мало. Мастера-легкоатлеты
надевали спортивные костюмы сборной СССР и прыгали через
забор перед патрулем. Все знали, что это москвичи, но попробуй
догони их в сапогах.

– Наши солдаты их и в тапочках не догонят, – поправил
командир.
– Вот и я про то. Наши патрули набегаются за ними, а потом
через забор прыгает их баскетболист. У него рост больше двух
метров, и этот забор он не перепрыгивает, а перешагивает, как
мы через штакетник в палисаднике. Циркачи, а не спортсмены.
И это рядовые, которые только месяц назад призвались в армию.
Офицеры из московской команды отличились в нарушении дисциплины
еще почище. Нам стоило больших трудов замять в милиции
одно дело и не передавать в военную прокуратуру. Мы об этом
случае узнали немного позже от милиции. Они долго устанавливали
принадлежность нашего автомобиля ЗИЛ-131 с теном,
потому что номера были заляпаны грязью. Оказалось, что старший
лейтенант Малинин, находясь в нетрезвом состоянии, мы так
предполагаем, выехал на этом автомобиле, прикомандированном
к московской команде, в одно из сел Воронежской области. Старшина
команды был из этого села, и они решили съездить туда
за самогоном и салом, а когда на скорости посшибали кур в селе,
то на них бросился хозяин с палкой. Так они его в пруд спихнули
и скрылись. Я доложил об этих случаях для того, чтобы нарушители
сделали для себя выводы, так как в будущем мы не будем
смотреть сквозь пальцы на подобные безобразия. А теперь артисты
нашей части дадут небольшой концерт, и переходим к танцам.
– Так, рассказывайте. Участвовали вы со Стасом в этой
поездке по селу?
– Нет, Валечка, мы со Стасом самогон не пьем и салом
не закусываем.
Армейская прогулка

– Что ты там, насчет самогона с салом?
– Виктор говорит, что вы не пьете самогон и салом
не закусываете.
– Ты его слушай больше. Это, смотря какой самогон и какое
сало, а если вместе с вами, то за милую душу. Правильно, Светик?
– Стас увидел, что Валентина больше склоняется к Виктору,
во всяком случае, в их компании, и переключился на ее подругу
Светлану.
Весь вечер Виктор танцевал с Валентиной, любил он это дело,
а вечером пошел ее провожать. На этот раз они поехали на автобусе
и потом долго бродили по темным дворам, целуясь на каждом
шагу. Подошли к ее подъезду и снова целовались до беспамятства.
Виктор чувствовал, как Валентина вся расслаблялась и отдавалась
страсти поцелуя. Он не мог в этот момент напроситься к ней
на чашку кофе, потому что этим бы не обошлось. Он чувствовал,
что их отношения зайдут гораздо дальше, но он к этому ответственно
относился. Валентина ему очень нравилась, с ней было
ясно и спокойно. Он видел ее чистенькую квартиру и думал, что
именно такой и должна быть жена, с которой комфортно. Но впереди
два года службы. Валентина на год старше его, но это его
не смущало. Он видел, что нравится ей.

С такими мыслями он кружил с ней по темному двору,
изредка подходя к ее подъезду, но так и не решился зайти
к ней домой.

– Валечка, я утром уезжаю. Можно, я тебе напишу? Мне хотелось
бы многое тебе сказать, но меня немного тяготит армейская
служба: не чувствуешь себя мужчиной в полном смысле слова.
Так, полуфабрикат какой-то, потому что не можешь даже собой
распорядиться, как хотелось бы, не говоря уж про тебя.
– Не надо, Виктор, ты классный парень, и я все понимаю без
слов. Спасибо тебе, что ты не стал напрашиваться ко мне в гости.
Я бы перед тобой не устояла. А самое главное, я не хочу противиться
своему желанию, потому что люблю тебя. Ты как ураган
ворвался в мою спокойную жизнь, где было все разложено
по полочкам и я вот-вот должна была выйти замуж, но теперь этому
не бывать. Но не будем торопить события. Мне не восемнадцать
Глава 16. «Интересная» служба


лет, и я готова подождать окончания твоей службы, а к этому времени,
возможно, все и прояснится. Посмотрим, не ошибаемся ли
мы в своих чувствах.

– Валечка, со мной такое впервые, чтобы девчонка первой
призналась в любви.
– Это не совсем так. Ты мне уже давно, во время танцев, сделал
молчаливое признание. Я никогда не видела у парней, которые
были рядом со мной, такого влюбленного взгляда, а потом ты
доказал это сегодняшним поведением. Я понимаю, что тебе бы
ничего не стоило уложить меня в постель. Ты извини, что я так
откровенна, но я таких парней не встречала, поэтому и хочу быть
с тобой. Напиши мне обязательно, я не хочу терять ниточку, которая
связывает нас.
Они еще долго не могли расстаться, как будто он уходил

на фронт, и Виктор понимал, что уже не может уйти сегодня

и навсегда. Он захочет ее видеть еще и еще.

В часть он вернулся, когда уже было светло. Плюхнулся рядом
со Стасом, который спросонья пропел:

Спи, ночь в июле только шесть часов,
Спокойной ночи, – говорю я снова,
И верую, что не настанет дня,
Когда тебе два этих тихих слова
Промолвит кто-нибудь поздней меня.

Эту песню ансамбля «Цветы» весь вечер пели с эстрады
на танцах, но Стас пропел куплет неспроста.

– Спи, змей. Что-то ты рано сегодня вернулся. Как Светлана?
– Если бы я ушел с Валентиной, то вообще бы не вернулся
в часть.
– Сейчас договоришься, подушкой придушу и контрольный
выстрел в голову.
– Ладно, это я так. Сразу понял, что она тебя выбрала. Кстати,
Светлана сказала, что у Валентины скоро свадьба и потом она
с мужем по комсомольской путевке уезжает работать на завод
в Тольятти. Эта квартира ее сестры, которая сейчас с мужем
Армейская прогулка

в другом гарнизоне, поэтому они и едут по комсомольской линии,
им обещали квартиру в Тольятти.

– Валентина сказала, что свадьбы не будет.
– Я так и думал. Значит, я буду свидетелем на вашей свадьбе.
Вот это правильно, по-нашему. Враз увел девчонку.
– Спи, баламут.
Из Воронежа уезжали с кубками и грамотами с изображением
Дзержинского и щита с мечом. Эти призы были помещены в комнате
боевой славы воинской части под Быково. Они и не подозревали,
насколько серьезными стали их победы в жизни полка – для
них соревнования были обычной прогулкой по Воронежу, да еще
гарантией, что они никогда не будут топать по плацу и чистить
картошку на кухне.

Глава 16. «Интересная» служба


И снова
глава17 завод

Прошло два месяца службы. Деньги у Виктора потихоньку таяли,
жил не «роскошествуя», хотя уж совсем бедственным его положение
назвать было нельзя, так как в части он получал, как инструктор
по спорту, зарплату лейтенанта. В то же время практически
ежедневно, когда не находился в командировках, два раза
в день проходил мимо родного завода. Решил, просто так ходить
мимо грешно. Он хоть и зарекся, что не вернется сюда, но «голод
не тетка», а он проходит мимо денег. Это уже точно было не в его
правилах – бедствовать и ходить мимо кассы.

После соревнований появлялось свободное время. Виктор
оделся в солдатскую форму и зашел к секретарю парткома
завода Виктору Нерусову, с которым у него сложились приятельские
отношения. Ему и так никто бы не отказал в его просьбе,
но солдата в форме точно не обидят. Он пожаловался на нищенское
существование в армии и зарплату в три рубля восемьдесят
копеек. Согласовав вопрос с начальником цеха Аркадием, отдел
кадров оформил Виктора на работу по совместительству. Трудовая
книжка и паспорт у него оставались на руках.

В этом цехе по-прежнему работали хорошо знавшие Виктора
«халтурщики». Так называли рабочих с других заводов, которые трудились
по совместительству. Платили им по другой тарифной сетке

Армейская прогулка

и, что интересно, больше, чем кадровым рабочим, которым нельзя
было платить выше положенного, так как не позволял фонд заработной
платы. Красноармейчика в родном цеху встретили с радостью.
Они и до этого говорили, что у них таких работников не было,
а теперь уж и не будет, если Виктор уйдет из цеха. С Аркадием
и нормировщиком договорились, что он будет работать со смежниками
самостоятельно, во вторую смену с 16 часов. Второй смены
в цехе не было, поэтому его работа заканчивалась вместе со своими
сверхурочниками и смежниками с другого завода. Руководство
устраивало, что ключи от цеха в надежных руках и по окончании
работы все будет проверено, отключено, ключи сданы на вахту.
Бывало, работяги врежут спиртяшки с устатку и забудут выключить
свет, да и цех оставят открытым. Руководству приходилось дежурить
допоздна, а утром к 7 часам опять приходить на работу. Виктор был
больше похож на «ночного» начальника цеха, но с зарплатой квалифицированного
специалиста. Работать он умел, а главное, своевременно
освоил смежные специальности и теперь мог работать один,
независимо от сварщика или токаря, поэтому не раз выручал смежников,
которые вписывали его в свой наряд.

Тренировки шли в обычном режиме, но уже только до обеда.
Завод был посередине между домом и стадионом «Динамо». Тренер
Петр Семенович, узнав причину его укороченных тренировок,
только более уважительно стал к нему относиться, видя перед
собой трудягу, который не стал обузой для родителей. Все вошло
в режим, как перед армией, только без комсомольской работы,
но он по ней не очень-то и скучал. Соревнования между райсоветами
«Динамо» прошли успешно, он принес в копилку наград
грамоту. Выступал он от Центрального аппарата КГБ вместе
с генералами, которые вышли на огневой рубеж в светлых плащах,
ну и результаты были соответствующие – нельзя выпендриваться
на огневом рубеже. В части он по-прежнему получал
120 рублей, как инструктор по спорту, а на заводе за месяц ему
закрыли наряды на 300 рублей. Самое парадоксальное, что таких
денег он не мог бы иметь, работая на заводе официально (может,
этим заманивали Виктора, чтобы он туда вернулся после армии?).
А если к этой сумме прибавить довольствие рядового Советской

Глава 17. И снова завод


армии размером в 3 рубля 80 копеек, то в итоге выходила сумма
в 423 рубля. Что равнялось зарплате …командира полка.

Прошка пока еще руководил комсомольской организацией
цеха и балдел от «круговерти» своего товарища, но недолго. Осенью
его призвали в армию. Допрыгался в буквальном смысле
слова: он прыгал с парашютом под Подольском, да так и попал
в Псковские десантные войска. «Мы, псковские…»

Наступила пора нанести визит вежливости капитану Неделину
в райвоенкомат. На Лубянке он зашел в большой гастроном,
где купил две бутылки армянского коньяка, шоколад и пару лимонов.
Постучался в кабинет:

– Разрешите, товарищ капитан. Вы меня помните?
– Я тебя, рядовой Лукин, на всю жизнь запомнил. Как служба?
– Отлично. Вот забежал поблагодарить за помощь. – Лукин
протянул большой бумажный пакет. – До Кубы только не доехал
и мачете не привез.
– Вот и хорошо, что туда не доехал. Мне кажется, ты туда
и не собирался.
– Товарищ капитан, дело прошлое. Скажите, где я должен
был служить?
– Точно я и сам не знаю, но, похоже, тебя направили бы
в «хитрую команду» спецшколы КГБ. После получил бы ты младшего
лейтенанта спецназа.
– Это что, типа Абвера немецкого?
– У них там много разных «хитрушек». Ты же мастер
по стрельбе, вот и мог стать снайпером у них. А куда бы ты попал,
этого никто не знает. Может, по сто грамм, иначе это взятка?!
– Это благодарность, капитан. Выпивать мне сейчас нельзя.
Спортивный режим. Как-нибудь в другой раз. Спасибо вам.
– Да, ты же стрельбой занимаешься. Неужели коньяк мешает?
Неудобно как-то у рядового коньяк принимать.
– У рядового зарплата, как у комполка, а коньяк мне точно
вреден. Глаз замыливается и пульс учащенным становится.
– Заливаешь, наверное, как всегда, но красиво. Счастливой
тебе службы, солдат. Правильно ты сориентировался на призывном
пункте.
Армейская прогулка

Сквозь
глава18 прицел винтовки


Что и говорить, Виктору Лукину действительно фортило. И вид
спорта правильный выбрал – пулевую стрельбу. Взял винтовку
и залег на свежем воздухе. Можно спокойно отдохнуть после трудового
дня или подумать о жизни. После встречи с капитаном
Неделиным Лукин вспомнил содержание того конверта с секретными
документами. Пожалуй, его точно готовили в «хитрую
команду» для службы в Африке или на Кубе. И то, и другое ему
не нравилось. А еще ему рассказывали офицеры КГБ, что с его
данными попадали в спецшколы КГБ, которые готовили специалистов
для внедрения в любых областях «под прикрытием». Спасибо
двум капитанам, которые по стечению обстоятельств вытащили
его в «люди». А ему просто совершенно случайно повезло.
Он бы и там не пропал, в спецназе или где еще, но не по душе
была бы эта служба.

Лукин после зверского убийства наших пограничников китайскими
провокаторами на острове Даманском сам пришел к военкому
Попову и попросился отправить его служить на эту границу.
Это было понятно и шло от души. Это был патриотизм. Он и сейчас
не отказался бы от такого предложения, но совсем другие чувства
у него вызвали события в Чехословакии в августе прошлого,
1968 года. Лукин с друзьями отдыхал на берегу Черного моря,

Глава 18. Сквозь прицел винтовки


в Новом Свете. Как обычно, они поплыли наперегонки до буя
в море, который был в четырехстах метрах от берега. Там их перехватили
пограничники и доставили на заставу. Тогда они узнали
о вводе наших танков в Прагу. Их предупредили, что в следующий
раз они закончат свой отпуск в другом месте. Была международная
напряженность. Бухты Черного моря блокировали военные
корабли. Но не было у него желания воевать с чехами. Видимо,
поэтому он не хотел служить в других странах, куда мог попасть
из «хитрой команды». Это было похоже на службу наемником.

Виктор решил сначала сделать небольшое накопление,
но потом не выдержал и осуществил свою давнюю мечту, купил
мотоцикл «Ява-350», подержанный, новый купить было невозможно.
В команде мотогонщиков из МАДИ, с которыми познакомили
динамовские ватерполисты, провели необходимый ремонт
мотоцикла, а главное «пильнули» двигатель, добавив ему мощности.
На заводе сделали большой руль, как у байкеров, багажник
установили над задним колесом, чтобы можно было закрепить
рюкзак и пару канистр с бензином по бокам. Все сварили
из титановых труб. На дугах повесили желтые фары и дополнительные
звуковые сигналы, разделенные двумя кнопками. Друзьяохотники
«подкатили» выделанную волчью шкуру, которая вверх
мехом легла на сиденье. Его восторгу не было предела. А когда
тренировки переместились на стрельбище «Динамо» в Мытищи,
мотоцикл здорово выручал. Он мог на час позже заканчивать тренировку,
чем при поездке на электричке. Простаивал мотоцикл
всего три зимних месяца, в конце февраля, как только солнышко
подсушивало дорогу, снова его средство передвижения рассекало
весенний воздух соснового бора под Мытищами.

В зимнее время, когда не было соревнований, начальник
стрельбища «Динамо» предложил Виктору занятия стрельбой
по «бегущему» кабану и оленю. В углу под навесом топили
буржуйку, у которой можно было погреть руки между сериями
стрельбы. Кабана из фанеры гоняли с 50 метров, а оленя – со ста
метров, и винтовка была с патронами, как у американской М-16.

Эта винтовка стала предметом целого научного исследования.
По рекомендации начальника стрельбища к тренеру Евгению

Армейская прогулка

Смехову как-то пожаловал научный сотрудник из НИИ КГБ
СССР: «Мне понадобиться ваше мастерство в стрельбе по различным
предметам из разных видов огнестрельного оружия».

Предложение их заинтересовало: это была возможность хоть
как-то разнообразить в общем-то тихую, размеренную жизнь.
Сначала стреляли по доскам и брускам из различных пород
дерева, потом по металлу толщиной от трех до десяти миллиметров
из автомата Калашникова и американской винтовки М-16.
Патроны были с различными оболочками пуль. Сергей Яковлевич,
так представился научный сотрудник, просил сделать выпилы
из дерева с пулевыми отверстиями. Куски металла, зажатые в специальные
станки, он описывал, фотографировал и забирал с собой.
Стрелки заметили, что пули, выпущенные из М-16, обладают большей
убойной силой, и отверстия в металле получались как будто
просверленные. Исследователь принес на следующий день большие
кости и кусок парной говядины, килограммов на семь. Зажали
все это на станке. Надо было произвести по ним выстрелы со ста
метров. Тренер предложил Виктору целиться куда-нибудь в край
куска мяса, чтобы можно было сделать вырез и большую его часть
использовать по назначению, пожарив на буржуйке, на которой
иногда что-нибудь готовили на обед.

Пули калибра 7,62 прошивали кусок мяса насквозь, оставляя
едва заметное отверстие, а вот американская пуля со смещенным
центром двигалась по замысловатой спирали. Ее калибр 5,6 мм
был не виден на входе, зато с другой стороны, на выходе, оставался
вырванный кусок мяса и одного бифштекса они лишились.
Пуля имела свойство наматывать волокна мяса и вырывать его
на выходе. С костями было еще интересней. Пули, выпущенные
из автомата Калашникова, выбивали в кости дырку, равную калибру
пули, а пули из М-16 расщепляли кость в длину, и ее заживление,
вероятно, становилось более длительным, если вообще
не было чревато ампутацией.

– Сергей Яковлевич, можно мы сделаем вырезы из говядины
поближе к пулевым отверстиям? Мясо свежее.
– Да, да, только вечером теленка завалили, – научный работник
еще не понимал, куда они клонят.
Глава 18. Сквозь прицел винтовки


– Вы в следующий раз привозите свинину или баранину, мы
шашлыки пожарим. Вы с нами останетесь на обед? Евгений жарит
мясо по-охотничьи.
Сергей Яковлевич согласился. Мясо удалось на славу, сбегали
в сельский магазин за водкой, достали из сумок все, что было с собой
на обед, и стол на легком морозце вокруг буржуйки со стопочкой
водки был похож на картину с партизанами. Одежда на них была
полувоенной, а оружия хватило бы на целый отряд. Такая обстановка
располагала к разговорам. Сергей Яковлевич был немногословен,
да так и должно быть, даже у научного работника КГБ, там
все под грифом «Секретно», в том числе личная жизнь. Было ясно,
что специалист по стрельбе этими исследованиями доказывает, что
плотность огня из Калашникова выше, чем из М-16, но убойная
сила явно была на стороне импортного оружия.

Получалось, этими научными разработками «лысенковцы»
в области огнестрельного оружия отодвинули на много лет назад
внедрение разработок оружия калибра 5,6 мм, в котором нуждались
армия и силовые структуры, так как оружие с таким калибром
более легкое, компактное, а убойная сила с усиленным
патроном гораздо выше, чем у боеприпасов большего калибра.
А может, существовали и другие лженаучные разработки под грифом
«секретно», которые тормозили внедрение истинных научных
открытий.

При очередном посещении «Трудовых резервов» на Дзержинке
Стасу Федотову и Виктору Лукину предложили поучаствовать
в судействе лыжных гонок среди подразделений КГБ
на стрельбище «Динамо» в Мытищах. Было в порядке вещей, что
пловец и стрелок судят лыжные соревнования. Ничего сложного
в этом не было, главное, чтобы лыжники не срезали углы по лесу.
Об этом узнали в их полку и на следующей неделе предложили
выступить за честь батальона, к которому они были приписаны,
на соревнованиях по лыжам в Малаховском лесу. После проведения
лыжной гонки среди подразделений КГБ Стас с Виктором
никак не могли согреться, несмотря на свою теплую одежду.

Зарплата каждого из них позволяла им одеваться с картинок
из журналов мод. Стас тоже нашел возможность дополнительного

Армейская прогулка

заработка: обучал плаванию группу ГИТИСа в бассейне «Динамо»,
а в бассейне «Чайка» вел детскую группу, да и родители его
не забывали. К тому времени он развелся с женой, и в деньгах
не было нужды.

Товарищи купили себе ондатровые шапки, пошили шубы
из мутона мехом наверх, сапоги. Их «прикид» не соответствовал
званию красноармейчиков, даже из ведомства Железного
Феликса, поэтому вызвал шушуканье среди офицеров в автобусе,
в котором возвращались после гонок на Дзержинку. Стас и Виктор,
привыкшие к частым разъездам, расположились на заднем
сиденье автобуса. Достали термос с горячим кофе, бутерброды
и пол-литровую нержавеющую фляжку с армянским коньяком,
который издавал ароматный запах. А при разливе в чашки с горячим
кофе, запах усилился. Жахнули по рюмке коньяка и сделали
дружный выдох. Аромат по разогретому воздуху автобуса моментально
донесся до первых сидений. Почти все обернулись:

– Ну, рядовые, вы даете.
– Хотите коньячку? – Стас предложил сидящему впереди них
офицеру, но тот отказался, и в следующую секунду лицо Стаса
застыло: – Убирай все, впереди генерал Лукьянов.
– Вот-вот, а вы – коньячку, – подтвердил впереди сидящий
офицер.
Чтобы уничтожить следы коньяка они бухнули его в термос
с кофе. Получилось крепковато, уже не кофе с коньяком, а коньяк
с кофе.

– Виктор, у меня для тебя новость. Может быть, не из приятных.
Светлана звонила из Воронежа, обещала приехать в Москву.
Она сообщила, что Валентина все-таки вышла замуж и уехала
с мужем в Тольятти квартиру зарабатывать.
– Спасибо, Стас, но это уже не новость. Я в ноябре ездил
в Воронеж и даже знаю, что она теперь стала Бычковой по мужу
и адрес в Тольятти мне ее сестра дала, а это неспроста. Я понимаю
Валентину. Сестра вернулась с семьей в свою квартиру и подтолкнула
ее на этот шаг. А у меня очередной облом. Не воспринимают
мои избранницы серьезных намерений с моей стороны.
Может, я еще не дорос до женитьбы?
Глава 18. Сквозь прицел винтовки


– Может быть, но я женился, а не понравилась семейная
жизнь, развелся. Наливай-ка нашего кофейного напитка по этому
поводу: за женщин, которые ждут, когда мы с ними познакомимся
и не будем расставаться!
Они добили весь термосок, пока ехали до Москвы. На Дзержинке
при выходе из автобуса Лукьянов поинтересовался их самочувствием,
но, услышав их бодрые голоса, попрощался. Они еще
раз убедились: чем выше звание у военного, тем проще с ним
общаться, а генералы КГБ – самые культурные среди военных.

Предложения по их дальнейшей службе сыпались как из рога
изобилия. Дальнейшая служба в полку с присвоением офицерского
звания была отклонена вместе с предложением из Московского
пограничного училища в Бабушкино. Им уже приходилось в форме
курсантов выступать на соревнованиях за это училище. Даже печати
в военный билет поставили об их принадлежности к погранвойскам.
Лукин не упустил момента сверкнуть в форме курсанта-пограничника
на заводе и во дворе дома. Да уж, ребячество. Наверное, слишком
рано он стал взрослым и детство брало свое, но он этого не стеснялся
и с удовольствием совершал такие выходки, словно компенсируя
недобор эмоций в свои девятнадцать лет.

Предложение об учебе в Высшей школе КГБ рядом с домом
около Белорусского вокзала поначалу заинтересовало Виктора
уже не по-детски. Он готов был оставить МАИ. Но весной его
вызвал начальник стрельбища «Динамо» и сообщил, что Лукин
включен в команду стрелков по «бегущему» кабану и должен
готовиться к соревнованиям.

– А мне нужно тренироваться по стандарту из произвольной
винтовки – это было упражнение из положений «лежа»,
«с колена» и «стоя».
– Что еще нужно? – усмехаясь, спросил начальник.
– Меня воинская часть освобождает от службы, чтобы я мог
выступить за них один раз в году, и мне нужна произвольная винтовка
калибра 7,62 мм.
– Рядовой, а денег тебе не нужно?
– Нет, с этим у меня все в порядке, – Виктор машинально протянул
ему расчетные листы своей зарплаты на заводе. Ему только
Армейская прогулка

вчера вечером их вручили, поэтому и оказались под рукой. Суммы
были в два раза превышающие зарплату начальника стрельбища.

– Это что такое?
– Я работаю на заводе во вторую смену после тренировок,
чтобы не сидеть на шее у родителей.
– А я-то думаю, почему ты после обеда не тренируешься! Что
решил делать после службы?
Виктор давно прикинул все перспективы спортивной карьеры,
и в любых погонах она его не устраивала. Будут приказывать, чем
тебе заниматься, а после ухода из спорта будешь ворота открывать,
так как другому не обучен.

– Меня ждут на заводе, – этот ответ совсем не означал, что
после армии он туда пойдет, мало ли кого и где ждут. Ответил
для отвода глаз.
Начальник стрельбища дал письменное распоряжение
о выдаче ему винтовки калибра 7,62 и патронов в неограниченном
количестве. Они были нужны ему для охоты, на которую его часто
приглашали офицеры из полка. Время от времени Виктор, поправив
свое финансовое положение и окончательно приняв решение,
что ни завод, ни спортивная жизнь на стрельбище его не привлекают,
устраивал себе «увольнительные». На заводе говорил,
что уезжает на соревнования, а на стрельбище объявлял о вызове
в часть. После такой легенды можно было махнуть в Севастополь
или в Ленинград, где училась Наташа морскому делу. Отпустить
его никто официально не мог, так как непосредственных начальников
не было, везде он был в командировке.

Но однажды, когда Виктор мотнул в самоволку в Ленинград,
на «Динамо» приехали стрелки из Европы для подготовки к чемпионату
по стрельбе в Испании. Его пытались найти… В результате
пять суток ареста на гауптвахте. Эту сторону службы он
все-таки узнал. Вечером приехал Стас и привез по его просьбе
книгу, на обложке – учебник «История КПСС», другая литература
не разрешалась. Но под обложкой был вставлен роман
Дюма «Три мушкетера», который идеально по толщине подходил
под размер и объем учебника. Прапорщик ставил его усердие
по самообразованию своим подчиненным в пример. Утром

Глава 18. Сквозь прицел винтовки


пришел майор Семин, назначенный вместо майора Рыкова. Того
перевели в Центральный аппарат КГБ, вероятно, после достигнутых
под его руководством высоких спортивных результатов.

– Опять тебе повезло. Из «Динамо» поступил официальный
запрос для участия в соревнованиях. Федотов тебя ждет в машине.
Виктор понял, что без его вмешательства здесь не обошлось.
Они бывали друг у друга на тренировках, и наставники знали
об их дружбе.

– Что за книгу читал?
– Историю КПСС.
– А-а! – протяжно воскликнул Семин, но в следующую секунду
его лицо вытянулось, когда Лукин открыл обложку и показал ему
«Три мушкетера».
– Хотите почитать?
– Если бы не твое мастерство, то не вылезал бы из этого помещения,
я это еще на стрельбище в Воронеже понял.
Он, наверное, хотел почитать, но облачение этой книги его
смущало. Да, эта шутка могла бы стать предметом для разбора
на партийном собрании части, которые он ни разу не посещал,
и на отчетно-выборном собрании фамилии Лукина и Рыкова прозвучали
по этому поводу. Но последний уже перешел на другую
должность, а Виктору оставалось до дембеля совсем немного.

Армейская прогулка

Последний
глава19 аккорд

И тут поступило еще одно предложение – от Еремина, руководителя
пятым райсоветом «Динамо», к которому относились
работники МВД: учеба в Высшей школе МВД и гарантированная
работа в МУРе. Виктор насмотрелся на курсантов и офицеров,
которые занимались спортом рядом с ним. Поступить
на учебу – чистая формальность, как и сама учеба, достаточно
хороших выступлений на соревнованиях по стрельбе за это учебное
заведение. Но подойдет определенный возраст, когда спорт
заканчивается. Останутся погоны с маленькими звездами, и никакого
опыта работы. Да, перспективка. После окончания школы
КГБ нет гарантии, что останешься в Москве, а МВД гарантирует:
откуда направили, туда и возвращаешься после учебы.

С Ереминым съездили в кадры на Петровку, 38, где Лукин
заполнил анкету и сдал фото. Получил направление на прохождение
медкомиссии. Договорились, чтобы ее провели по паспорту
и военному билету без демобилизации. На медицинской комиссии
к нему тоже никаких вопросов не возникло. Может, Еремин
постарался, а скорее, благодаря бодрому и спортивному виду Виктора.
После медкомиссии Лукин освободился раньше, чем рассчитывал,
поэтому выжидал время окончания первой смены напротив
проходной завода. Народ уже потянулся через турникеты охраны,

Глава 19. Последний аккорд


сдавая пластиковые пропуска. В это время к нему подошел парень
немного старше его и предъявил удостоверение. «Московский
уголовный розыск», – прочитал Лукин.

– Нам нужна ваша помощь. Не могли бы вы пройти со мной
в отделение милиции? Это ненадолго, – вежливо попросил сотрудник
МУРа.
«Чернявый и лохматый. Похож на цыганенка», – отметил про
себя Лукин.
– У меня смена начинается на заводе через тридцать минут, –
попытался уйти от этого предложения Лукин.

– Мы дадим вам повестку. Она оплачивается, – продолжил
«чернявый» и тут же представился: – Я инспектор уголовного
розыска Численко.
«Да засунь себе эту повестку в одно место. Мне ее даже показывать
никому нельзя», – огрызнулся про себя Лукин.

На заводе работа сдельная, и к нему никогда вопросов
не было, если он опаздывал. А в армии по такому документу
из милиции проводят проверку, и на это время рядовой пребывает
в расположении части. Не любят чекисты, когда их служивые
контачат с милицией.

«А если попросят предъявить документы? У него военный
билет, в котором прописано, что он рядовой и находится на срочной
службе. А он в штатском и направляется во вторую смену
работать на заводе. Трудно будет объяснить эти обстоятельства.
Им пришлось бы звонить в его воинскую часть, а это означало бы,
что до дембеля пришлось бы тренироваться на стрельбище в расположении
части, – Лукин понял, что положение у него серьезное,
и больше не стал возражать. Принесла же нелегкая этого
цыганенка!»

В 15-м отделении милиции ему предложили присесть на стуле
на втором этаже.

– Мы сейчас будем проводить опознание преступника, и вы
поприсутствуете. Пока подождите здесь. Я позову.
За дверями кабинета с вывеской: «Заместитель начальника
по уголовному розыску» разговаривали явно на повышенных
тонах. По обрывкам фраз Лукин понял, что спорит милицейский

Армейская прогулка

начальник с работником прокуратуры. Вскоре этот спор перерос
с обеих сторон в откровенные угрозы служебными неприятностями.
Потом началась беготня сотрудников из кабинета в кабинет.
Вышел начальник угро отделения, мужчина лет сорока пяти,
высокого роста и с пышными седеющими усами. Одет он был
в костюм серого цвета.

– Извините. Небольшие разногласия на производственную
тему, – бросил он на ходу.
Это был Рябов, заместитель начальника по уголовному розыску
15-го отделения милиции, который и сам пока не понимал,
чем для него вскоре закончится этот конфликт. Лукин тем
более не мог даже предположить, что этот конфликт милицейского
руководителя и прокурорского работника, к которому он
не имеет ни малейшего отношения, приведет к крутому повороту
в его судьбе. Но это произойдет через два месяца, а пока затянувшееся
на три часа опознание преступника отложили, и Лукин
пошел на завод, отказавшись от повестки и все забыв.

К окончанию службы его пакет документов на учебу в Высшей
школе милиции лежал в отделе кадров ГУВД Москвы. Он
уже ждал вызова в штаб полка за получением приказа на дембель.

Но начальник штаба Курганов обрался к команде спортсменов:

– Семин не смог подобрать замену спортсменам по стрельбе,
плаванию и бегу. Кто из вас добровольно согласен участвовать
в спартакиаде войск, которая пройдет в городе Ровно на Украине?
Руководство понимает, что у многих свои планы, подготовка к экзаменам
в учебные заведения, но задержка с увольнением будет всего
на месяц, а по приезду в Москву вам будут в тот же день оформлены
документы, даны отличные рекомендации и вручены подарки.
– И конверты, по 200 рублей каждому, – отпустил шутку
Лукин. Они с подполковником Кургановым стреляли в одной
команде, и его шутка удалась.
– Этот вопрос решаемый, думаю, командир части согласится.
В команде все рядовые, поэтому предлагаю назначить старшиной
спортроты Лукина.
От такого предложения Курганова командира спортроты майора
Семина «повело». Когда остались втроем, Курганов пояснил,

Глава 19. Последний аккорд


что на Виктора пришел запрос из МВД на характеристику, и дал
команду Семину ее подготовить.

– А как же «губа» и арест?
– Этого в деле нет, а его грамоты и кубки находятся в комнате
боевой славы полка, да и в Ровно он будет тебе помощником, –
начальник штаба хорошо к нему относился.
«Это было под Ровно» – так называлась повесть о разведчике
Николае Кузнецове, который был одним из невыдуманных
героев войны и разведки, поэтому Лукину хотелось побывать
в тех местах. Но при размещении в военном городке настроение
у команды немного упало. Большая брезентовая палатка на тридцать
пять человек, внутри наспех сколоченные нары в два яруса
из необработанных бревен и досок. Наверное, даже у «зеков»
условия быта были лучше. Матрасы, с торчавшей в некоторых
местах ватой, спортсмены восприняли со вздохом. Они со Стасом
могли уйти в гостиницу, но старшина команды должен быть
с личным составом, и Стас тоже решил остаться со всеми вместе.

Так хохлы встретили именитых москалей от спорта. Семину
все это показали, но он не смог ничего сделать. Решение команды
было однозначно: «уделать» хозяев соревнований спортивными
результатами. Они со Стасом «сорвали» все первые призы. Виктор
наблюдал за последним заплывом Стаса, его брасс заметно
отличался, он как будто выдавливал воду из бассейна, оставляя
за собой волну. На балконе рядом с Виктором стояли две миловидные
девушки и обсуждали этот заплыв, обратив все свое внимание,
естественно, на победителя, который обогнал других почти
на 25-метровый бассейн.

– Хотите, познакомлю, – Виктор кивнул в сторону Стаса.
– А вы откуда?
– Из Москвы.
– Мы тоже, – засмеялись девчата.
Пока Стас был в душе и одевался, Виктор выяснил, что они
аспирантки Московского текстильного института и приехали
в Ровно внедрять свои разработки по химическому волокну. Светлана
москвичка, а Маша из Красноярска и жила в Бескудниково
у сестры.

Армейская прогулка

Соревнования по плаванию и стрельбе были окончены,
и они попросили майора Семина заменить Виктора, чтобы отвести
на ужин команду строем. На КПП военного городка никто
из дежурных не спрашивал у штатских документов. Проверяли
только увольнительные у солдат срочной службы. Они со Стасом
пригласили девчонок в ресторан отметить знакомство и окончание
соревнований. Ресторан отличался от московского низкими
ценами и вкусными блюдами. После ужина они долго дышали
свежим воздухом. Проводив девчат до гостиницы, Виктор и Стас
среди ночи вернулись в городок.

Завтрак они благополучно проспали и вышли в город,
чтобы посидеть в кафе. Потом прогулялись и к обеду едва
успели прибыть в часть. Команда была уже построена, но никто
не решался взять на себя власть, чтобы отвести солдат в столовую,
куда пускали только строем. Забежав в палатку, они со Стасом
накинули поверх футболок свои кители рядовых. Светлые
брюки и башмаки переодевать было некогда – команда бушевала
и начала уже движение в сторону столовой. На ходу застегивая
пуговицы, Виктор ловко прикрывался строем от встречных
офицеров. Стас совершал аналогичные маневры в последней
шеренге этого «войска». Перед входом в столовую стоял подполковник,
дежурный по дивизии, который останавливал все роты
и выслушивал доклад командиров, только после этого разрешая
заходить на обед. Это мог придумать только ненормальный служака,
как будто можно в армии отменить обед. Виктор решил
проскочить и дал команду роте проходить в столовую без остановки,
а сам со Стасом хотел просочиться с противоположной
от подполковника стороны, прикрываясь строем. Подполковник
обалдел от такой наглости:

– Стоять! Старший, бегом ко мне! – Ярко выраженная буква
«г» выдала его принадлежность к Украине.
Лукин нестроевым шагом вышел впереди строя прямо перед
подполковником. Отдавать честь было тоже несуразно в таком
виде, равно как и докладывать. Подполковник сделал несколько
шевелений губами, как рыба, оказавшаяся на берегу, и заорал.
Видимо, ему нравилось орать:

Глава 19. Последний аккорд


– Вы кто? Арестую!!
Перед ним стояли два партизана в белых брюках и кителях
рядовых поверх футболок, и это на фоне подполковника с широкой
планкой наград и красной повязкой на рукаве с надписью:
«Дежурный по части».

– Старшина спортроты из Москвы.
– Я сам вижу, что из Москвы.
– Товарищ подполковник, я не успел переодеться после
соревнований.
– Рота! Марш на обед! А вы оба – кругом! Шагом марш
в палатку! Для вас обед закончился.
– Первая палатка слева. – Повернувшись, Стас бросил вполоборота
подполковнику.
– Что первая палатка слева?
– Там наша московская команда расположилась. Дайте
команду принести два обеда в палатку, иначе сейчас сделаю
снимки ваших нар. Зеки лучше живут. И отдам папе, а он разберется,
кого оставить без обеда, а кого отправить в отставку, – Стас
явно намекал на возраст подполковника, который тут же поменял
тон, разрешил снять кители и идти в столовую, а спросить,
кто у него папа, дежурный по части поостерегся. Войдя в столовую,
Стас с Виктором коротко обсудили: если подполковник проглотил
такую наглость от Стаса, то руководство дивизии, видимо,
знает об этих нарах.
Это был последний армейский «аккорд» двух красноармейчиков.
В Москве по приезду в часть им выдали документы и все, что
обещали. Ни оркестра, ни прощания со знаменем у них не было,
просто вышли из части в штатском два уже бывших солдата, сели
в такси и поехали по домам.

Вновь Виктору настало время делать очередной выбор жизненного
пути.

Пару дней отдохнув, он встал на учет в военкомате. Сдав оружие
и кожаные куртки на стрельбище «Динамо», нашел Еремина,
который сообщил ему, что вызов на сдачу экзаменов в Омскую
высшую школу милиции будет готов через двадцать дней, а пока
можно заниматься подготовкой.

Армейская прогулка

Хотя после «пиратской» жизни в армии Лукину не особенно
хотелось добровольно загонять себя в настоящую казарму
на четыре года. Да, желание работать в уголовном розыске было,
и большое, а Еремин больше уповал на то, что Виктор останется
в спорте хотя бы на время учебы в Омске.

Но, как окажется, и этот вариант дальнейшей жизни не станет
окончательным, снова в судьбу Виктора Лукина вмешаются
Фортуна, стечение обстоятельств или его целеустремленность,
а может быть – все вместе.

Глава 19. Последний аккорд


испытательный

срок


Партийный
глава20 призыв

Письменное приглашение в Свердловский райком КПСС оказалось
для Лукина полной неожиданностью. О том, что он лишь
неделю назад демобилизовался из армии, знали только «старшие
братья» из КГБ.

За время службы Виктор расслабился и стал иногда забывать
о своей принадлежности к партии. Более того, жить без общественной
работы было удобно. В армии и в спорте, где он пребывал
в определенном смысле в привилегированном положении благодаря
отличным результатам на соревнованиях, от него ничего
и не требовалось, кроме уплаты членских взносов.

В райкоме его встретил инструктор Василий Иванович Продольный,
направленный на партийную работу из ГУВД Москвы,
причем здания райкома и Петровки, 38 разделял узкий Каретный
переулок, и сам факт этого соседства как бы говорил: «Партия все
видит и контролирует».

Василий Иванович начал издалека:

– Я вызвал вас по поручению секретаря райкома партии
Линевой Александры Андреевны. В Москве образовалась сложная
криминальная обстановка, которая усугубляется возникшей
в последнее время острой нехваткой кадров в низовых подразделениях
МВД, прежде всего в районных отделениях милиции.
Испытательный срок

Начало было многообещающим. С одной стороны, приятно,
что секретарь райкома помнит о тебе, а с другой – стало
понятно, что его принимали в партию в 18 лет с определенным
прицелом и он попал в обойму молодых кадров, которым
предстоит работать в этом районе Москвы на важных участках,
в том числе и в правоохранительной системе. Виктор умел слушать
и не перебивать, хотя в памяти пронеслись сцены из его
любимых фильмов «Дело пестрых», «Испытательный срок», где
героям картины, которых играли известные актеры Сафонов
и Табаков, вручили путевки от партии и комсомола на работу
в уголовный розыск.

А инструктор продолжал рассказывать о том, что офицерский
состав гарнизона столичной милиции формируется в основном
за счет передовиков производства, направленных комсомолом
и партией, а также за счет демобилизовавшихся из армии солдатмосквичей.
Но на должностях рядовых милиционеров чаще работают
выходцы из других славянских республик СССР – Украины
и Белоруссии.

– Все бы ничего, да вот нашелся среди них один, написавший
в свою деревню на Украине, как ему вольготно живется в Москве,
работая милиционером, – откровенничал инструктор. – Этот
сотрудник хвастался, как обирает «бухариков» и вообще издевается
над «москалями», не встречая никакого отпора. Но это письмо
попало в ЦК КПСС.
Каким образом письмо попало туда, инструктор не уточнил,
но, по его словам, результатом скандала стало тщательное разбирательство
в кадровом аппарате МВД.

– Принято решение ЦК партии об укреплении милиции
за счет рабочих, рекомендованных парткомами трудовых коллективов
города Москвы, – наконец подошел ближе к теме Василий
Иванович. – Если штат, например, участковых инспекторов формируется
из числа милиционеров, окончивших профильные учебные
заведения в разных городах Союза, и товарищи заинтересованы
в получении квартир, пусть даже служебных, то на уголовный
розыск выделение жилья не распространяется, поэтому укрепить
это звено решено именно за счет москвичей.
Глава 20. Партийный призыв


«Все складывается как нельзя лучше», – подумал Виктор. Ему
уже не хотелось ехать в Омскую высшую школу милиции, покидать
родные места на четыре года и жить в казарме. Да и ничего
сверхъестественного в приглашении в райком не было. Его личное
дело лежало на четвертом этаже отдела кадров ГУВД, инструктор
райкома сам оттуда. Взял он и переместил его личное дело с четвертого
этажа милицейского главка на первый этаж райкома партии
в соседнее здание. Лукину опять повезло.

Василий Иванович будто прочитал его мысли:

– Вместо учебы в Высшей школе милиции Омска райком партии
рекомендует вас на работу в уголовный розыск нашего района,
а учиться можно на вечернем отделении Московской высшей
школы милиции на Войковской, выпускники которой, кстати,
ценятся выше омских. При этом можете продолжить учебу в МАИ,
если жалко затраченного на первом курсе времени. Согласны?
– Я в принципе согласен, но в МАИ перешел на четвертый курс.
– Это когда успели? – открыв папку и еще раз посмотрев личное
дело, спросил удивленно Василий Иванович.
– Совместил со службой в армии.
– Что же за служба у вас такая была? Незаконченное высшее
образование – это существенная поправка в личном деле, и вам
можно присваивать офицерское звание, – он сделал пометку.
«Опять неплохо складывается, – отметил про себя Лукин, –
после учебы в Омской школе он получил бы лейтенантские звездочки
только через четыре года, а теперь при таком раскладе
за это же время можно дорасти до капитана». Виктор и сам
не знал, насколько был реалистичен в своих размышлениях.

Василий Иванович набрал номер начальника отдела кадров
Свердловского РОВД на Сретенке, расположенного в трехстах
метрах от площади Дзержинского. Недалеко Лукин «ушел»
от прежней службы. Собеседование было коротким. В его личном
деле лежали результаты необходимых проверок, заключение
медкомиссии. Затем его пригласили к секретарю райкома Александре
Андреевне Линевой. Та поздравила Лукина с правильным
выбором мужественной и одновременно романтической профессии,
пожелала успехов.

Испытательный срок

– А если возникнут вопросы или трудности, всегда обращайтесь
к нам, ведь именно райком партии рекомендовал вас на эту
работу, – протянула ему руку первая партийная леди района.
Процедура рукопожатия повторится некоторое время спустя,
но при других обстоятельствах и совсем по иному поводу.

А пока Виктор мог выходить на работу.

15-е отделение милиции находилось около стадиона «Динамо»
и – вот совпадение – через дорогу от его родного завода, можно сказать,
второго дома. Опять он ходит по знакомой тропинке. Может,
это и к лучшему – дома и стены помогают, а новая, еще неизведанная
профессия сыщика если не пугала, то немного настораживала.

Он вспомнил, что два месяца назад он переступал порог этого
отделения в качестве понятого и сидел в приемной в ожидании
опознания преступника, обвинявшегося в попытке изнасилования.
Тогда разразился скандал, как понял Виктор, между сотрудниками
милиции и представителями прокуратуры, и опознание
не состоялось. Где-то здесь должны быть опер Численко и его
начальник Рябов. Хоть кого-то он знает в этой конторе.

Начальнику 15-го отделения милиции Максиму Никоновичу
было около сорока лет. Отутюженная капитанская форма удачно
сочеталась с проседью в волосах.

– Как попали к нам на работу? – задал прямой вопрос капитан.
«Да, этот не инструктор райкома партии, не стал ходить
вокруг да около», – подумал Лукин.

– В «Динамо» мне предложил учебу в Омской школе милиции
начальник физподготовки ГУВД Москвы подполковник Еремин,
но неделю назад меня вызвали в райком партии и направили сюда.
– Спортсмен?
– Да, мастер спорта по стрельбе.
– И член партии, если направили из райкома?
– Уже три года.
– Да-а, – протянул Максим Никонович, заглянул в его анкету
и насторожился. Не каждый день встретишь идейного коммуниста,
вступившего в партию в восемнадцатилетнем возрасте. –
Вам лучше поступить на работу в ГАИ, там можно успевать заниматься
и спортом, и партийной работой.
Глава 20. Партийный призыв


– Спортивная карьера меня больше не интересует. Я пришел
работать, а принадлежность к партии не помешает мне, –
последней фразой Лукин отмел какие-либо возможные возражения
начальника, они были бы просто опасными для него.
Капитан подписал листок согласования:

– Хорошо. Отвезите документ в отдел кадров и ждите приказа
о назначении на должность инспектора уголовного розыска.
Даже если бы капитан ни в какую не пожелал взять его
на работу, это было бы весьма трудно сделать. Рекомендация
райкома партии, направление с Петровки, 38. Против этого
не попрешь, к тому же кадровый состав отделения милиции оголен
и в наличии три сыщика из положенных по штату двенадцати,
а двое из этих троих собрались уходить. Лукин узнал это в райкоме
от инструктора.

И потом, свет клином не сошелся на 15-м отделении. Он мог
бы попроситься в районное управление или в спецслужбу ГУВД,
и ему бы вряд ли отказали. Но партия направила его именно
в отделение милиции, и он своим не по годам развитым житейским
чутьем понимал, как это важно начать свою работу в сыске
с «земли». Все равно как трудовую деятельность начать простым
рабочим у станка. «Карьерист, ни дать ни взять, – мысленно дал
себе оценку Лукин, – а начальника отделения здорово обрезал,
что принадлежность к партии не может помешать в работе. Он
по виду жесткий мужик, но пилюлю проглотил».

Это свободное общение с начальством у него выработалось
со времени службы в армии, когда на соревнованиях часто приходилось
выступать с полковниками и генералами КГБ. Кто-то
не знал, что он рядовой срочной службы и общался с ним на равных,
кто-то был просто хорошо воспитан и уважал его спортивные
заслуги. Как бы там ни было, но Виктор вернулся на «гражданку
», которую, по сути, и не покидал, еще тем «фруктом», палец
в рот не клади. «Это даже плюс, раз идешь работать в «уголовку»,
да еще на «земле», иначе – сожрут, – подвел итог началу трудоустройства
Лукин.

Приказ в управлении был подписан на следующий день,
на работу он вышел через неделю после демобилизации из армии.

Испытательный срок

Начальник отдела кадров сразу посоветовал ему: если твердо
решил посвятить себя этой профессии, то лучше поступить в профильное
учебное заведение на вечернее отделение. Это поможет
быстрее разобраться в тонкостях новой работы, будет способствовать
продвижению по службе. А МАИ можно закончить позже,
что тоже в жизни не помешает. Кадровик был грамотный, рассудительный,
и Виктор во всем с ним согласился, сразу подав рапорт
на учебу.

Начальнику 15-го отделения понравилось, что Лукин не стал
просить время для «акклиматизации» после службы в армии
и быстро заступил на службу. Знал бы он, что Виктор устал
в армии …отдыхать, форму никогда не носил, числился в воинской
части, не напрягаясь готовился и участвовал в соревнованиях
и одновременно подрабатывал на заводе и учился в институте.

«Да уж, золотое время было: сам себе хозяин при доходах
в 400 рублей в месяц. А здесь – 120, работа днем и ночью», –
говорил себе Виктор. Но последнее его не пугало. Одет он был
«с иголочки», что радовало, потому что он опять будет при погонах
и в штатском. А накопления за два года (при таких-то доходах!)
он сделал приличные. Можно продолжать дальнейшую
службу с полной отдачей.

Единственное, что нарушало его внутреннее равновесие,
нет-нет да внося сумятицу в четкость и продуманность поступков,
были мысли о Наташе. С одной стороны, все быстро встало
на свои места, когда Тамара, их общая подруга и сестра Наташи,
сообщила, что та вышла замуж за морского офицера в Севастополе.
А ведь Виктор чуть было не поехал просить ее руки, даже
ругал себя, что поспешил с выходом на работу. С другой стороны,
настало время разобраться в себе, определить неправильные свои
действия и поступки. Его все-таки утешало, что вышла она замуж
не сразу, они с этим морячком встречались и раньше, а значит,
не было у нее настоящей любви к нему, так, юношеская влюбленность,
поэтому нечего и дергаться.

Таким ходом мыслей он себя успокаивал-оправдывал, хотя
было ему, мягко говоря, хреново. Оставалось надеяться, что время
все залечит. Он совсем не жалел, что потерял за юношеские годы

Глава 20. Партийный призыв


многих знакомых девчонок, любая из которых могла бы уже стать
его женой. Но надежда на семейное счастье с Наташей не позволяла
ему крутить даже мимолетные романы. Хотя молодая жизнь
бурлила, он знакомился со многими девушками при различных
обстоятельствах, но через некоторое время они расставались
без сожаления. Отчасти, может быть, потому, что неизбежно все
они проигрывали в сравнении с Наташей. Или он сам себя так
настроил, придумал некий совершенный образ, сказку, сам в нее
поверил? А был ли тот образ таковым на самом деле?

В общем, все «семейные» мысли отошли разом на задний
план, на любовном фронте наступила полная тишина. Виктор
понимал, что в этом сложном вопросе клин надо вышибать клином.
Должна появиться такая девушка, которая перетряхнет его
мозги и потом поставит на место, чтобы о Наташе он больше
не вспоминал никогда. Ну а пока он не встретил ту единственную
и неповторимую, на первое место выходит новая служба.

Испытательный срок

Не спорь
глава21 с прокуратурой!


Ему выделили кабинет на первом этаже с телефоном и сейфом, дали
в наставники старого опера по делам несовершеннолетних майора
Мартынова, участника войны и секретаря партбюро отделения.

– Я скоро на пенсию ухожу, поэтому перенимай опыт, а заодно
и к партийной работе приобщайся, – Мартынов вручил ключи
от сейфа, который доверху был набит оперативно-поисковыми
делами по нераскрытым преступлениям. – По-хорошему, многие
из них надо прекратить и сдать в архив, но это когда нового начальника
уголовного розыска назначат, а пока подписывать некому.
Изучай, вопросы будут, заходи, я сегодня дежурю до 24 часов. Ты
будешь работать по моему графику.
– Виктор Васильевич, а где прежний начальник угро Рябов?
– Арестован и находится в Бутырке.
– Как это? Что же он такое совершил? Я его совсем недавно
видел. Он тогда поскандалил с прокурорским работником.
– Вот с этого все и началось. Мы тогда задержали подозреваемого
в совершении изнасилования и хотели провести опознание
с потерпевшей, а подобные дела подследственны прокуратуре.
Вызвали их следователя, а тот по неизвестной причине «задурковал
», отказался проводить опознание и принял решение подозреваемого
отпустить. На этой почве и поругались, обвинив друг
Глава 21. Не спорь с прокуратурой!


друга в незаконных действиях. Прокурорский следак заявил, что
потерпевшей сначала была предъявлена фотография насильника,
а этого делать нельзя, но эти подозрения ничем не подтверждались.
Рябов в ответ обвинил прокурорского в нарушении закона
и заинтересованности в освобождении возможного преступника.

А через три дня нагрянула прокурорская проверка, у нас
забрали все материалы, по которым нами было отказано возбуждать
уголовные дела, иными словами, хотели прихватить на предмет
сокрытия преступлений от учета. И прихватили. Правда,
весьма сомнительным способом: прокурор заново возбудил эти
отказные дела, а против Рябова завел уголовное дело по обвинению
в злоупотреблении служебным положением, выражающемся
в сокрытии преступлений. Можно схлопотать до трех лет тюрьмы.
Но, если разобраться, Рябов не виноват.

– Так что, опять тридцать седьмой год?
– Ну, это ты хватил. Я вот что думаю. Решения об отказе
в возбуждении уголовного дела принимаются не потому, что так
кому-то хочется. Соответствующие действия прописаны в законе.
Как юрист, Рябов рассмотрел дела и не нашел в них состава преступления.
Районная прокуратура три раза в месяц проверяет
подобные отказные дела и в порядке надзора имеет право наши
решения отменить. Но что касается тех самых рябовских дел, надзорный
орган этого в свое время не сделал, а значит, выразил
согласие. Однако после того скандала приехали уже из городской
прокуратуры и нарушения выявили.
– Значит, они это сделали намеренно. Те дела проверяли их
коллеги из района, все действия сотрудников милиции признаны
законными. Получается, что они – соучастники сокрытия этих
преступлений. Их надо сажать в Бутырку, а не Рябова!
– Тебе бы прокурором работать. Ты прав, но сидит в Бутырке
только Рябов.
«Какой-то «тухлятиной» тридцатых годов веяло от всего
этого, – подумал зло Лукин. – Прокуратура качала права, явно
нарушала закон, формально соблюдая его. И все началось с того,
что следователь прокуратуры отпустил насильника без опознания
и реальной мотивировки своих действий и попал под подозрение,

Испытательный срок

что «взял на лапу». Но прокурорские следователи, так уж сложилось,
непогрешимы по определению. Вот и сидит в Бутырке Рябов».

– Это хорошо, что ты узнал об этих событиях с первых дней
работы. Будешь осторожней, – заключил Мартынов.
Многие «подводные камни» своей новой службы Виктор
узрел быстро. «Оказывается, работа в уголовном розыске опасна
не только при задержании вооруженных преступников. Вот еще
прокуратура есть, – думал он, – но почему об этом ни слова не сказали
руководители райкома партии, когда агитировали его на эту
службу в уголовный розыск? Рассказали о криминальной обстановке
в районе, об оголенности кадров оперативного состава,
но «забыли» сообщить, что уволили руководство отделения милиции
и РОВД, начальника угро посадили в Бутырку, а главное,
по какому поводу. Похоже, спайка «райком – прокуратура» оказалась
крепка. Ведь ни один прокурор не примет такого решения
без согласования с партийным органом, поэтому в райкоме наверняка
посвящены во все детали этой истории. А может, и следователь
на опознании выполнял чей-то заказ? Не исключено. Действительно,
«тухлая» история: есть дела, а есть делишки. А его в райкоме
развели на «дешевом повидле» патриотизма. Или так легла
«фишка»: желание работать в уголовном розыске совпало с предложением.
Ну да ничего, прорвемся. По крайней мере, у него не возникло
ни малейшего желания «включать заднюю». Принцип остается
прежним: «Предупрежден – значит вооружен», – решил он.

И правильно решил, потому что довольно скоро ему всерьез придется
«бодаться» с этими «столпами» справедливости и законности.

Только в фильмах и книгах работа милиции полна романтики
и захватывающих сюжетов. А если взять хотя бы несколько дней
из работы городского отделения милиции, то в основном это мелкие
правонарушения, «бытовуха», иногда преступления посерьезней,
но в целом обычная криминальная рутина.

Утро начиналось с «кухонных бандитизмов», совершенных
друг против друга соседями по «коммуналке» или членами
семей. Итог разный – фингал под глазом, причинение увечий
или убийства. Ежедневно происходили пьяные драки в пивных,
кафе и ресторанах, карманные кражи, кражи из сумок граждан

Глава 21. Не спорь с прокуратурой!


в общественном транспорте и магазинах. Во время суточного
дежурства доходило до двадцати выездов на место происшествия
тревожной группы сотрудников милиции. Затем, если в действиях
граждан усматривался признак криминала, дела передавались
в уголовный розыск. Следователи находились в соседних с операми
кабинетах, они не подчинялись руководству отделения милиции,
но поддерживали дружеские отношения с оперативниками.

Дела валились как из рога изобилия, и все на одного бедного
опера. А помимо незначительных правонарушений случались
тяжкие преступления, которые требовали особого внимания
и времени, а его отнимала эта самая текучка. Рутинные материалы
от заявителей, которые в сильной степени опьянения становились
потерпевшими, как правило, оказывались чисто бытовыми. Эти
истории не содержали уголовщины, и дела закрывались. Потом
их рьяно проверяли прокуроры, выясняя, соблюдалась ли социалистическая
законность при рассмотрении этих материалов,
нет ли фактов сокрытия преступлений. В результате таких проверок
иногда выносились прокурорские представления и милиционерам
доставались выговоры за отказ в возбуждении уголовного
дела по такому-то случаю, а иногда уголовные дела возбуждались
в отношении сотрудников милиции.

Отношения между милицией и прокуратурой были не то
чтобы как между кошкой и собакой, но весьма неоднозначные,
натянутые, наполненные взаимной подозрительностью. Одни реагировали
на происшествия и вели расследование, заводили административные
или уголовные дела, принимали решения, а другие
перепроверяли их в порядке надзора. Казалось бы, если прокуратура
считала действия милиции неоправданно «мягкими», когда
речь шла об отказе в возбуждении уголовного дела, так возбуждала
бы их заново, проводила собственное расследование. А уж потом,
если результаты оказывались не в пользу сотрудников милиции,
применяла бы дисциплинарные санкции. Но в реальности все происходило
по-другому. Сначала прокуратура обвешает оперов выговорами,
как новогоднюю елку, за вынесенное якобы незаконное
решение, а потом прекращает эти дела, так и не выявив состава
преступления. Срок хранения этих материалов три года, и вот

Испытательный срок

в течение этих лет над оперативным составом висит дамоклов меч,
а главное – он рубит почти всегда, когда руководство прокуратуры
не находит общего языка с милицейским руководством. А выговор
для опера – тормоз при продвижении по службе, получении очередного
звания и даже премии. И не важно, что в итоге сотрудник
милиции вынес решение правильное, не нарушив закон: «Поезд
ушел, товарищ несостоявшийся майор». А в случае с заместителем
начальника по уголовному розыску 15-го отделения милиции
Рябовым и того хлеще: его осудили народным судом за халатность
на стройки народного хозяйства. Между строк приговора черным
по белому читалось: чтобы не перечил прокурору. Впору было
снимать фильм «О бедном опере замолвите слово».

Разногласия чаще всего возникали не на почве борьбы с преступностью,
а в спорах, какая из правоохранительных структур
главнее: милиция или прокуратура? Чем выше по чину руководство
ссорилось, тем жестче становилась проверка отделений
милиции. Вместе с «серьезностью» этих проверок, когда руководители
выясняли «у кого галифе ширше», были и случаи в стиле
рассказов Зощенко.

В гостинице «Будапешт» проживали в двухместном номере
моряк торгового флота Синицын из Мурманска и директор совхоза
Каримов из Бухары. Съезжали они из гостиницы одновременно.
И вот моряк, прилетев в Мурманск, не обнаружил своей застиранной
клетчатой рубашки болгарского производства, которая при
покупке стоила шесть рублей. По этому поводу он написал заявление
и почтой из Мурманска направил его в московскую милицию.
Расследованием занялось 15-е отделение милиции, на территории
которого находилась гостиница и в котором уже трудился Виктор.

В Мурманск и Бухару направили запросы для выяснения всех
обстоятельств. Синицын оказался в длительной загранкомандировке,
хлопкороба Каримова нашли на Черноморском побережье
– отдыхал. Местные коллеги опросили горничных и администратора
гостиницы, но те не видели похожей рубашки на Каримове.
Ущерб от пропавшей старой рубашки при неизвестных
обстоятельствах был малозначителен, только одни почтовые расходы
на переписку по этому поводу давно превысили стоимость

Глава 21. Не спорь с прокуратурой!


новой рубашки, а факт кражи так и не был установлен. На этом
основании в возбуждении уголовного дела было отказано.

Но через месяц прокурор, проверяя данный материал, усмотрел
состав преступления и возбудил уголовное дело по факту
кражи рубашки. Каримову направили вызов в Бухару, но тот
не явился. Пришлось отправлять в командировку сотрудника,
которому Каримов пояснил, что у него имеется похожая рубашка,
но она гораздо больше по размеру. Да и зачем вообще нужна ему
старая рубашка моряка, которая годилась только на тряпки. Доложили
заместителю районного прокурора. Тот изрек:

– Необходимо доставить Каримова к следователю на допрос
и вызвать потерпевшего Синицына для проведения очной ставки.
– Может быть, обойдемся имеющимся допросом и не будем
никого вызывать? Тем более Синицын сейчас во Вьетнаме.
– Но вы же хотите дело закрыть, чтобы не было «висяка»?
По-другому не получится.
– Тогда напишите письменное указание по этим действиям,
так как они связаны с большими финансовыми расходами.
– Пожалуйста, я не считаюсь с расходами для достижения
истины.
Заместителю прокурора тогда забыли сообщить, что хлопкороб
Ильхом Каримов был Героем Социалистического Труда
и его доставка на допрос могла закончиться чьей-то отставкой.
Правда, Каримов оказался покладистым узбеком и воспринял все,
как законопослушный гражданин. Не обошлось в этом деле и без
шуток. Оперуполномоченный 15-го отделения Валерий Кашкин
спросил совета у Лукина, как ему исполнить отдельное поручение
следователя по вызову и допросу Синицына, который находится
во Вьетнаме. Виктор с серьезным видом предложил оформить
командировку во Вьетнам, а рапорт согласовать с прокурором,
возбудившим уголовное дело. Валера недоуменно посмотрел
на Виктора, но тот остался невозмутим.

– Пишите рапорт, только укажите все расходы по вызову
участников процесса.
Инициативу по командировке перехватил старший оперуполномоченный
Юрий Жирков и помчался к руководителю

Испытательный срок

с вопросом, почему во Вьетнам направляют не его, а подчиненного.
Руководитель посмотрел на него внимательно, и ему стало
грустно: «С кем работаю? Какая командировка, рубашка стоила
три года назад шесть рублей. Какой, к черту, Вьетнам?»

Но хотелось все-таки показать прокурору, что тот не прав.

– Хорошо, поедешь к прокурору с рапортом о всех расходах
по этому делу и спросишь разрешения на командировку во Вьетнам.
– Нет, пусть тогда Кашкин едет.
Прокурор, прочитав рапорт, сначала заявил, что он не согласовывает
и не направляет в командировки оперов, а тем более
за бугор. Потом, сообразив, в чем дело, снял трубку и набрал
номер милицейского начальника:

– Что, по-русски объяснить не мог? Дело прекращайте, я завизирую.
От Синицына достаточно телеграммы, заверенной капитаном,
что он претензий к Герою Соцтруда не имеет.
Этот случай был обнародован при подведении итогов года
в присутствии представителя прокуратуры. На поддержание социалистической
законности была истрачена крупная сумма государственных
денег. В идеале так и должно быть, но в данном случае
можно было б ограничиться перепиской с потерпевшим и его соседом
по гостинице. Но господин Закон отводит оперу на все эти действия
десять дней, по истечению которых он должен принять решение:
возбуждать – не возбуждать. Но зачем доводить до абсурда?

Хотя, конечно, находятся и нерадивые оперативники, по которым
действительно «тюрьма плачет». Нарушение закона обнаружилось
в ходе расследования преступной деятельности группы,
совершавшей разбойные нападения на водителей, занимающихся
частным извозом, и в двух случаях это закончилось убийствами.
Оперативники работали совместно со следователями прокуратуры,
причем эти сотрудники заметно отличались от тех своих коллег,
которые осуществляют надзор за деятельностью милиции. Их мысли
и дела целиком и полностью были направлены на розыск преступников
и фиксирование их преступной деятельности. Когда банду
«сняли», началась долгая и кропотливая работа с арестованными.

Здесь существуют свои приемы и методы. «Низовая» работа
по камере анализируется с полученной информацией «наверху»

Глава 21. Не спорь с прокуратурой!


и протоколами допроса. В итоге из отдельных звеньев в цепочку
складывается вся преступная деятельность группировки. Дело
уже можно было передавать в суд, как вдруг один из арестованных
в камере обмолвился об убийстве в районе Химок, которое
в данном деле не фигурировало. Запросили тамошнюю милицию,
но у них ничего подобного зарегистрировано не было.

Сам арестованный рассказал, что зимой их группой было
совершено убийство водителя из города Калинина. Его остановили
в Химках, попросили подвезти, а на окраине города убили
и бросили в сугроб на обочине. Потом краденый автомобиль
перекрасили, перебили номера на двигателе и продали в Южном
порту. На следующий день этот арестованный показал место
и дополнил информацию о преступлении сообщением, что при
выезде на Ленинградское шоссе их пытался остановить сотрудник
ГАИ, без машины. Они проскочили мимо и несколько раз выстрелили
из револьвера в сторону гаишника, но тот резко прыгнул
в сугроб. С его стороны выстрелов не последовало. Применение
огнестрельного оружия в отношении сотрудника милиции было
чрезвычайным происшествием. Но в ОВД города Химки ответили,
что такого происшествия не зарегистрировано. Арестованный
оговаривает себя? Захотел покататься на свежем воздухе или
замышляет побег?

Следователь прокуратуры оказался дотошным парнем. С письменным
запросом сам выехал в Химкинский ОВД и среди материалов
об отказе в возбуждении уголовного дела нашел похожий
случай, подходящий по времени, который описал арестованный.
По материалам выходило, что на окраине города был обнаружен
труп мужчины, внешних телесных повреждений не зафиксировано,
впоследствии это подтвердила судебно-медицинская экспертиза.
Смерть наступила от переохлаждения, замерз в сугробе.
По настоянию следователя произвели эксгумацию и повторную
экспертизу, в результате чего были-таки обнаружены следы огнестрельного
ранения в грудной части тела. Спрашивается, кто
и зачем написал «переохлаждение»? Такого опера с судмедэкспертом
не жалко, они совершили должностное преступление только
ради «липового» благополучия отдела милиции.

Испытательный срок

Прокуроры были нужны, но не такие пристрастные и злобные,
а объективные и на самом деле защищающие закон. Потому
что оперативники работают в сложных, далеко не кабинетных
условиях. «Наверху» требуют результатов, прокуратура вносит
представления руководству подразделений милиции в случае плохой
раскрываемости совершенных преступлений. Ко всему прочему
в этот процесс всегда вмешивается райком партии и может
попортить биографию милицейскому руководителю на бюро райкома.
Минимум – выговор, а то и с занесением в учетную карточку
коммуниста, доходило и до освобождения от должности.

И все это делалось с очень серьезными лицами, тогда как
в узких кругах и просто в «курилках» вполголоса говорили, что
в тех же США все преступления регистрируются, а надзорные
органы не поднимают истерик по поводу роста преступности,
и вообще там действует настоящий «ленинский принцип неотвратимости
наказания». Там дают спокойно работать, не дергая
за «висяки» и «плохую» отчетность. А у нас «земельного опера»
ставили в такие рамки, что ему приходилось регулировать статистику,
отказывая в возбуждении уголовных дел, бросать в корзину
некоторые заявления о малозначительных преступлениях,
по которым лица, причастные к ним, не установлены.

Опера работали на грани фола. Любой, даже лучший из них,
мог оказаться под уголовным преследованием прокуратуры
за злоупотребления или халатность. И если оперативного работника
с «земли» не интересовали скромные мирские привилегии,
которые он имел на своей «земле» в подведомственном районе
(шмотки, кусок мяса или колбасы, купленный с «заднего хода»
магазина, бесплатная кружка пива в кабинете директора пивного
бара), то он старался как можно быстрее проявить себя
и выбраться на повышение в РУВД или в МУР. Вот там занимаются
только раскрытием преступлений, но не регистрацией и проверкой
заявлений. После такого перехода опера еще долго вздрагивают,
вспоминая прежние места работы.

Глава 21. Не спорь с прокуратурой!


Рабочие будни
«местного

глава 22 значения»

В такой «чрезвычайной» обстановке формировался отдел уголовного
розыска 15-го отделения милиции. Единственный старослужащий
опер Влад Численко, тот самый, что весной пригласил
Лукина в качестве понятого, проработал здесь «целых» шесть
месяцев и учился на юрфаке МГУ. Остальные, примерно одного
возраста, пришли на работу в одно – тревожное – время, когда
после ссоры с прокуратурой часть оперативного состава была
уволена, другим удалось уйти «в город», отказавшись работать
«на земле» после случившегося с Рябовым.

Валера Титов окончил юридический факультет МГУ и был
наиболее грамотным в уголовном праве. Ему тоже посоветовали
начать с «земли», чтобы лучше узнать милицейскую работу.
Володя Новицкий, ставший лейтенантом после окончания Высшей
школы милиции, был готов к самостоятельной работе, в отличие
от остальных, пришедших с «гражданки».

Титов и Численко расположились в одном кабинете. В соседнем
с ними кабинете обосновались два Владимира: Матвеев и Хватов,
оба представители рабочего класса. Последний, из города
Воскресенска, всегда представлялся: «Хватов из МУРа». Их кабинет
постоянно подвергался нашествиям со стороны заявителей
или сотрудников дежурной части, когда необходимо было кого-то

Испытательный срок

опросить, а они были ближними от входа. В другом кабинете рабочие
места заняли Лукин с Новицким и быстро подружились.

Еще одним представителем пролетариата был заместитель
отдела Вадим Чугункин, пришедший служить в милицию с завода
«Коммунар», где работал заместителем начальника цеха. Парню
было более тридцати, и не совсем понятно, в какую романтику
ему захотелось поиграть. В отделении шутили: «Ему еще пятьдесят,
а он уже старший лейтенант». Вадим был женат, воспитывал
сына, получая 93 рубля в месяц вместо 300 рублей на заводе.

Территорию между собой инспекторы поделили формально,
чтобы распределить поток жалоб и заявлений граждан, а также
для ведения дел по нераскрытым преступлениям. Когда же они
совершались, по «горячим следам» работали по розыску преступника
все вместе.

Как говорится, служба службой, но и про досуг новая команда
угро не забывала. Чугункину достался отдельный кабинет, а сам
он оказался не чужд маленьких радостей в компании с товарищем
Бахусом. Здесь-то и решили оборудовать «конспиративную
квартиру» со вторым выходом. Окна были заделаны решетками,
но выходили во двор лаборатории с отдельными воротами родного
Виктору завода. С заведующей лабораторией Ниной Лукин
был знаком. Она быстро поняла «оперативную необходимость»
и передала запасной ключ от ворот лаборатории. Остальное было
делом техники. Мужики разрезали ножовкой металлические штыри
в стене оконного проема, на которых висела решетка, а на места
распила вставили короткие трубочки, сдвинув которые в сторону
можно было быстро снять решетку. На оконную раму снаружи
поставили шпингалет, чтобы невозможно было ее открыть изнутри.
А далее – ворота с ключом. Второй выход из кабинета был готов.

С одной стороны, в отделении строго наказывали за употребление
спиртного. С другой – а куда податься с такой зарплатой?
Они только и могли позволить себе иногда и по чуть-чуть в конце
дня на рабочем месте «принять на грудь», закусить любительской
колбаской с плавленым сырком, селедкой и квашеной капустой.
В оперативной группе в основном все были холостые, работали
«от и до», так что заодно и ужинали.

Глава 22. Рабочие будни «местного значения»


Их начальник сам вырос из опера и никогда не опускался
до того, чтобы ходить по кабинетам с проверками, только утром
на совещании мог сделать замечание, что в кабине Чугункина
слышались шепот и шуршания.

Его заместитель по угро отшучивался: «Хорошо, что не звон
бокалов и песни». А вот когда дежурил замполит Гусев (а оперов
будто специально разжигало желание что-нибудь отметить), слаженные
действия опергруппы можно было заносить в учебники.
Обычно замполит сначала настойчиво стучался в кабинет с требованием
открыть. Потом с угрозами шел в дежурную часть за вторым
ключом от кабинета. За это время личный состав успевал
все убрать со стола в портфель, выйти через окно и запереть его
за собой с улицы. Расположившись на лавочке под кронами двух
больших ясеней, которые укрывали даже в дождливую погоду,
они заканчивали свою трапезу и смеялись, представляя лицо замполита,
когда тот открывал пустой кабинет. Так произошло пару
раз, пока Гусев не поделился своими «глюками» с начальником.
Шеф все быстро понял, вызвал с завода электросварщика и ликвидировал
«второй выход».

Впрочем, времени на «культурный отдых» выпадало крайне

мало, происшествия «на земле» происходили ежедневно, и им

предстояло постоянно «находить и обезвреживать».

Под самый Новый год около пивного бара «Черный кот»,
что на Верхней Масловке, выломали дверь табачного киоска
и вынесли всю продукцию. Объем похищенного был немалый.
Ящики с сигаретами либо увезли на машине, либо перенесли
куда-то поблизости. Участковые разбежались проверять ближайшие
чердаки и подвалы, а оперативники стали беседовать со своими
добровольными помощниками, которыми они, не дожидаясь
команды сверху, уже обзавелись. Анализируя возможные
ходы похитителей, сразу отсекли улицы и переулки, где преступники
не могли пройти незамеченными с коробками мимо
ночных милицейских постов. Использование автомобиля после
осмотра места исключили: в 50 метрах от киоска нашли полные
пачки сигарет, их могли обронить только преступники, причем,
как выяснилось, местные жулики. Часть похищенного была

Испытательный срок

обнаружена на чердаке жилого дома по 4-му Вятскому переулку.
Там организовали засаду.

В эти дни морозы стояли ниже двадцати градусов, поэтому
решили дежурить по восемь часов. На чердаке оказалось холоднее,
чем на улице, продували сквозняки. Договорились о пароле,
чтобы не перестрелять друг друга в темноте. Наконец во вторую
смену, около часа ночи пришли двое пацанов лет шестнадцати
– и к коробкам. Фонари милиционеры включили, когда сумки
были загружены похищенным. В милиции задержанных развели
по кабинетам и через час сыщики имели полную картину преступления.
Организовал его некто Фрол по кличке Рваный, лет восемнадцати,
который только освободился из мест лишения свободы.
Рано утром с двумя мешками сигарет он выехал в деревню Кувшиново,
это за Торжком, к бабушке на «каникулы». Установили
точное место нахождения дома и решили ехать «брать». Получили
разрешение начальника управления, договорились о выделении
группе служебного автомобиля и о том, что за руль сядет
участковый капитан Волохин в форме, а на смену ему лейтенант
Новицкий, оба имели водительские права. В Кувшиново не было
света, телефона тем более, поэтому предупредить Фрола никто
не мог, но и медлить было нельзя.

Загрузились в милицейский «газик» голубого цвета, который
гремел и чихал при езде, за что опера прозвали его «Голубой
гром». До Нового года оставалось еще восемь часов, поэтому
праздник отметили заранее дома, но без градусов. Правда,
по тяжелым сумкам и портфелям было видно, что каждый прихватил
с собой не только бутерброды с праздничного стола.

В металлическом кузове было настолько холодно, что шубы
и свитера не спасали, а печка в кабине не подавала ни кубика
теплого воздуха. Действительно, зачем обогревать задержанных?
Они с Чугункиным достали «Московскую» и жахнули по сто грамм.

Новицкий жадно повел носом, но ему ответили:

– Тебе нельзя, ты второй пилот.
– А вы что, штурманы? Я тоже замерз.
– Ладно, я довезу, мне в охоточку за рулем, – разрешил капитан
Волохин.
Глава 22. Рабочие будни «местного значения»


Народ повеселел.

В деревню въехали на рассвете, машину поставили за клубом,
капитана оставили за рулем и договорились, что после задержания
шапкой дадут отмашку. Рассредоточились по одному и пошли
поздравлять бабушку и Фрола с Новым годом. Фрол даже не проснулся,
когда бабушка открыла им дверь. Вытянув шею с печки,
внучок все понял:

– Во, блин. Даже вдоволь не покурил.
– Давай вместе покурим. Где товар?
– В сарае.
Лукин дал отмашку капитану, и Волохин подъехал уже с двумя
понятыми. Все описали и погрузили в машину.

– Наручники с Фрола снимите, примерзнуть могут, – посоветовал
капитан, – куда ему бежать, один Лукин чего стоит, валенком
зашибет при побеге.
Приехав в Торжок, решили перекусить. Еды много, только
хлеба нет, даже прошлогоднего – по стране уже шагал новый год.
Припарковались рядом с булочной, разложили в кузове на лавке
богатую закуску. Волохин зашел последним и захлопнул за собой
дверь. Оперативники поздно поняли всю конфузность ситуации:
изнутри двери в таких спецмашинах открыть нельзя. Фрол покатывался
со смеху. Хорошо, что встали около булочной. Выпили, угостили
Фрола – Новый год все-таки, а сами поглядывали в окошко,
выжидая прохожих. Увидев проходящих мимо молодых девчонок,
застучали и заорали, чтобы те открыли заднюю дверь.

– Сейчас, товарищи жулики, уже бежим и спотыкаемся. Кто
вас посадил, тот пускай и открывает, – прозвучал безжалостный
ответ.
– Посмотрите, мы из милиции, – капитан прислонил плечо
с милицейским погоном к стеклу задней двери.
– О, правда, из милиции? – с недоверием спросила бойкая
девчонка.
– Конечно, просто дверцу ветром захлопнуло, – нашелся
капитан и умоляюще посмотрел на девчонок.
Те со смехом освободили их.
В Москве передали Фрола следователю и пошли отсыпаться.

Испытательный срок

Но сон был недолгим. На Бутырском рынке гражданин Рашид
Гулямов, мясник из магазина «Мясо», получил проникающее
ножевое ранение и находится в реанимации. Виктор решил пообщаться
с врачами «Скорой», среди них весьма кстати оказался
его школьный товарищ Валера Сцецевич. Он рассказал, что их
бригада подобрала мужчину у ворот рынка в 20 часов 30 минут,
его поддерживали двое мужчин, они работают мясниками там
же, в магазине. Однако в магазине сообщили, что Рашид окончил
работу около 19 часов и ушел домой. Откуда эти полтора часа разницы?
В магазине явно врут. Сговорились? Что-то здесь не так.

Врач Валера по просьбе Виктора наведался в магазин и указал
на тех двоих мясников. Лукин вызвал участкового Мишу Панина,
они прошлись по рынку и побеседовали с местными «барыгами»,
которые открывали ворота рынка рано утром и закрывали вечером.
Все, что происходило здесь за это время, им всегда было
известно, этой информацией они часто делились с милицией,
которая, в свою очередь, закрывала глаза на теневой «бизнес»
этой публики. «Барыги» скупали почти все с рук, часто ворованное,
поэтому если бы они не делились информацией, то не только
остались бы без своего куска хлеба, но и могли загреметь за скупку
краденого. В общем, старый добрый принцип «Ты – мне, я – тебе»
был в действии.

Скоро картина прояснилась. Мясники после работы выпивали.
Произошла ссора, и Рашид получил ножом в бок, притом что и сам
схватился за нож. Кто нанес ему ранение, «барыги» не знали.

Активность сотрудников милиции не остались без внимания
администрации этого магазина. Да Лукин и не делал из этого
секрета, а, наоборот, давил на психику, давая торгашам понять,
что не верит им. И через час участковый сообщил:

– Директор магазина, Николай Иванович, хочет с тобой
переговорить.
– Пусть заходит сюда, – они находились в комнате милиции
рынка.
– Нет, он сказал, лучше у него в кабинете.
– Если хочет разговора, то только здесь и в твоем присутствии,
– Лукин понимал, в каком ключе пойдет разговор, поэтому
Глава 22. Рабочие будни «местного значения»


не хотел оставаться с ним один на один. Через десять минут Миша
привел Николая Ивановича. Добрый дядька весом около 130 кэгэ
с улыбкой на лице выпалил:

– Давайте жить дружно!
– А мы и не ссоримся. Но вот под вашим началом вруны
работают.
Лукин на самом деле не искал с ним ссоры, зная, с кем
из милицейского руководства директор магазина дружит. Мясо
любят все, а в стране с мясом плохо, даже шутка была на эту
тему: «Как у вас с мясом?» – спрашивают. А мясники отвечают:
«С мясом хорошо. А вот без мяса плохо».

– Вот поэтому я и пришел, чтобы рассказать, что случилось.
– Слушаем внимательно.
– Обычное дело: выпили мясники, поссорились и подрались,
а Рашид взял нож и стал им размахивать. Ребята пытались у него
нож отобрать, и в потасовке он поранился.
– Мы это знаем, что дальше?
– Я рассказал, как было, чтобы не думали, будто я не говорю
правды. Но таких показаний никто не даст. Предлагаю другую
версию. Рашид, выпивши, поскользнулся и напоролся на длинный
нож, торчавший из ведра вверх лезвием, что подтвердят несколько
свидетелей. А двое мясников отвели Рашида к воротам для того,
чтобы не «вешать» это происшествие на магазин. Если не устраивает
такое предложение, то Рашид будет настаивать, что получил
ранение от неизвестного лица около ворот рынка. Я думаю,
что мое предложение выгодно всем: у меня в магазине не было
драки, а у вас не будет «висяка».
Лукин не был готов к такому повороту событий. Видимо,
общение с руководством милиции для Николая Ивановича не прошло
даром.

– Я должен посоветоваться с руководителем.
– Руководство не будет против.
– Николай Иванович, честно говоря, не хочется возиться
в этой тухлятине, поэтому попрошу свидетелей описать события
собственноручно, как им это виделось. По-вашему, здесь
имел место быть несчастный случай на производстве – тогда
Испытательный срок

это дело участкового и прокурора. Уголовному розыску здесь
делать нечего, – и Лукин обратился к Панину: – Миша, проверку
этих материалов продолжишь сам. Руководитель, думаю,
их подпишет.

Так и было сделано. Чисто теоретически Виктор теперь мог
купить кусок мяса без костей с заднего хода, только это ни к чему –
он был холост, а для себя готовить еще не привык. Но от приглашения
Николая Ивановича на шампанское «со льда» не отказался.
Нравился Лукину этот напиток еще с Крыма, а здесь его
пили из пивных кружек теплыми весенними вечерами. Только
моря не хватало.

Николай Иванович оказался хорошим собеседником. Возможно,
ему приходилось серьезно общаться с органами. Он был уже
в возрасте, и его молодые годы пришлись как раз на годы репрессий,
о которых до сих пор никто особо не откровенничал. Многие
по-прежнему с опаской смотрели на оперов в штатском, относя их
к тому НКВД, хотя теперь опера назывались инспекторами уголовного
розыска. Если мимо проезжал автомобиль с надписью «Хлеб»,
то бросало их в страшные воспоминания. Когда-то такой автомобиль
подъезжал к подъезду и увозил людей в неизвестность.

Николай Иванович достал из сейфа книжку Льва Шейнина
«Записки следователя» с дарственной надписью автора. Директор
предложил взять почитать эту книгу, так как в библиотеке ее
было не найти.

– Виктор, мне понравилось, как ты разобрался в нашем происшествии
и тут же скинул от себя материал. Не обижайся, но у тебя
бульдожья хватка, и при этом ты можешь сохранять ироничную
улыбку. Жуликам я не завидую.
Лукину была приятна эта первая оценка его оперативной
работы. Тут же представился случай подтвердить свою репутацию.
Молодые сыщики возвращались после обеда в заводской столовой,
как всегда вкусного и недорогого, через Бутырский рынок,
когда барыга по кличке Тихий, заговорщицки поманил Лукина:

– Появился цыганистый парень, лет двадцати пяти, предлагает
«рыжье» – перстни, цепочки, кольца. Он приметный – в яркой
цветной рубашке.
Глава 22. Рабочие будни «местного значения»


Цыган на самом деле оказался приметным парнем. Обойдя
с двух сторон прилавок, милиционеры без труда задержали его
и доставили все в ту же комнату милиции рынка. При понятых провели
личный досмотр, выложили содержимое карманов на стол.
Парень вел себя спокойно, пока Миша не стал «прозванивать»
по картотеке похищенных вещей изъятое золотишко. Надо было
доставить задержанного в отделение милиции и там проверить
золото по картотеке. Тут цыган понял, что через пару минут милиция
будет знать, что золото ворованное. Его как будто шилом укололи
в одно место, и он в броске прыгнул так, как ныряют в бассейне,
через полузакрытую раму окна, к которому сидел лицом.
Звон разбитого стекла заставил на секунду всех присутствующих
оцепенеть, но тут же они увидели летящего вслед за цыганом
Лукина и успевшего в полете ухватиться за пояс его брюк. И уже
в следующее мгновение он приземлился на спину цыгана, который
аж крякнул от неожиданности. Не дав приподняться, резко
завернул ему руку за спину до боли. Этот прием напрочь отшибал
охоту дергаться. Лукин ловко связал парню его же брючным
ремешком руки за спиной, применив особый узел, который при
попытке освободиться только больше затягивался. Ни одной царапины
от разбитого стекла не было на цыгане. «Ловок, однако, чертяка
», – подумал Лукин. Впрочем, на нем царапин не было тоже.

– Ты что, из разведки? Здорово ты его – как «языка» взял, –
заметил участковый Миша.

– Мимо тебя жулики прыгают в окно, а ты даже не мог подставить
ему ногу или другую часть тела покрупней. Сразу видно,
что в милицию пришел «от сохи», – намекнул Виктор на его крестьянское
происхождение.
– А ты «от напильника», – засмеялся Михаил.
– Я слесарюга, но много лет занимался спортом перед работой
в милиции.
– Поэтому ты и работаешь в угро, а я участковым. Но то, что
мы сейчас видели, такому в спорте не обучают. Ты его именно
брал, а не задерживал. И брал так, как будто ты это каждый день
делаешь. Ни одного лишнего движения. Я даже не успел пошевелиться,
а ты ему уже руки вяжешь.
Испытательный срок

– Это, Миша, сработало на автомате. Жулик убегает,
а я догоняю.
– Нет, здесь другое, – сказал задумчиво Михаил.
Подъехал знаменитый «Голубой гром», в очередной раз пошутили,
что «газику» в гестапо при перевозке партизан цены бы
не было.

Изъятое золото оказалось украденным утром из двух квартир,
в которых высадили двери. Однако этот парень был мелковат
для выбивания дверей, да и отпечатки башмаков, оставленные
преступником на двери, не соответствовали размеру его обуви.
Только не суждено было Лукину, отличившемуся при задержании,
выяснить, кому принадлежал тот отпечаток. Понаехали
опера из ОУР РОВД и МУРа, долго таскали парня по кабинетам,
меняли ему камеры и соседей, а он все путался в «картинках»,
выбирал, какую кражу «взять». Где есть доказательства, а какую
еще придержать, чтобы потянуть отправку в Бутырку. Здесь всетаки
опера подкармливают и свежим воздухом можно подышать
при проверке показаний на месте.

Надо сказать, что аналогичные преступления и составляют
основную часть рутинной работы сыщика из отделения милиции
на его территории. О раскрытии этих преступлений не говорят
по ТВ и не пишут в газетах, но они составляют более 90 процентов
от числа всех совершенных противоправных действий. О них
можно было бы сообщать примерно в духе военного времени:
«На других участках фронта шли бои местного значения…»

Довольно быстро в новом оперативном составе уголовного
розыска района образовался костяк среди сыщиков – Численко,
Новицкий, Лукин, которых как только не обзывало руководство.
И «китами», и «стержнями», на которых должны все ровняться.
Они уже поняли, что территория отделения хоть и со сложной
криминальной обстановкой, но все преступления совершаются
в основном местными жителями, ранее судимыми. Поэтому,
имея больше негласных помощников, можно знать если не все,
то многое. Была только одна опасность: получить от этих помощников
неприятность за совершение ими преступлений. Поэтому
Лукин вербовал, как он в шутку называл их, «комсомольцев».

Глава 22. Рабочие будни «местного значения»


Это личности в основном не судимые, которые во дворах общались,
выпивали, играли в карты с лицами, интересующими угро.
Они обладали крупицами информации, которые складывались
в картины преступлений. Владение этой информацией позволяло
заводить дела оперативного учета с целью более внимательного
наблюдения за лицом для подготовки его на отсидку либо получения
от него хорошей информации на основе этого компромата.

Сослуживцы Лукина смеялись, что у него иногда помощники
стучат сами на себя, а он только меняет обложки с наименованиями
дел в отношении них. Если собрать всех гласных и негласных
помощников милиции, которые сами были потенциальными
жуликами, то получалось, что на одного преступника приходилось
не менее трех стукачей. И при таком соотношении все равно воровали.
Одним словом, Россия-матушка.

Испытательный срок

Стрельба
глава 23 по мишеням

Однажды вдруг пришло распоряжение заместителя министра
на командирование Лукина в распоряжение ЦС «Динамо» для
участия в сборах и соревнованиях в Ташкенте среди подразделений
МВД СССР. Вспомнил о нем, видимо, Еремин и записал
в команду ГУВД Москвы.

– Я не могу не выполнить распоряжения заместителя министра
и не отпустить тебя на соревнования, но по приезде тебе
придется написать рапорт о переводе в ГАИ, – заявил Максим
Никонович.
– Это не моя инициатива. Еремин из ЦС «Динамо» знает,
где я работаю. Он еще не оставил затею, чтобы отправить меня
в Омскую школу милиции. А на месячные сборы я не поеду.
Чтобы не конфликтовать с руководством, могу слетать на пять
дней на соревнования, но без предварительных тренировок. И это
в последний раз, больше спортивного оружия в руки не возьму, –
клятвенно заверил Лукин.
– Ну, решай сам. Я сделал тебе предложение.
Призовые места его уже не радовали, да и появились более
молодые соперники, а чтобы их переиграть требовалось время
для подготовки на тренировках. Раньше он все-таки тренировался
по шесть-восемь часов ежедневно. Всему свое время. Учеба

Глава 23. Стрельба по мишеням


в Высшей школе на очном отделении его тоже не интересовала.
Лейтенанта он скоро и так получит, да еще и с зарплатой. На учебе
же казарменное положение, стипендия и лейтенантские погоны
через четыре года. Ни одного положительного момента он не увидел
в такой перспективе. Что касается знаний, то можно учиться
на вечернем отделении. Конечно, такая учеба не очень качественная,
но она компенсируется опытом работы. За эти четыре года
можно продвинуться по службе, а после учебы пришлось бы начинать
со стажерства.

В общем, в Ташкенте он жилы не рвал и занял почетное
пятое место. Еремина поблагодарил за его прошлые добрые
дела и попросил больше не беспокоить. Спортивной стрельбе
Лукин помахал рукой с доброй улыбкой. Во многом спорт помог
ему в жизни, но пришла пора расставаться. Кто из спортсменов
не делал это вовремя, оставался «за бортом».

В милиции тоже проводят соревнования по стрельбе,
но из табельного оружия. Явка всем обязательна. Виктор в своем
привычном непринужденном стиле общения с начальством и просто
со старшими по званию в шутку напомнил своему начальнику
об обещании больше не соревноваться, в ответ услышал:

– Это – другое дело. Наша стрельба входит в профессиональную
учебу.
Лукин, вспомнив, что иногда «наживался» на стрельбе, предложил
пари:

– А давайте на спор? Если я выбиваю 29–30 очков из 30,
отвернувшись от мишени, то с вас две бутылки коньяка, а если
меньше, тогда ставлю я.
Зная, как стреляют его подчиненные, начальник угро согласился.


Тир на 25 метров, зеленая силуэтная мишень по пояс
и «десятка» размером с валенок, а Лукин еще не утратил навыки
в стрельбе по силуэтным поворотным мишеням. Главное, прицелиться
по первой, а остальные поражаются «в автомате» на том
же уровне, поэтому после каждого выстрела рука сама оставалась
под «десяткой». И это за четыре секунды. На огневом
рубеже, выбрав положение для стрельбы, он перепроверился,

Испытательный срок

прицелившись, опустил глаза, сделал вдох и выдох, а потом снова
посмотрел в прорезь на мушку – она точно стояла под «десяткой».
Отвернулся и три выстрела всадил в мишень.

– Ну, пошли посмотрим, кому бежать за коньяком.
– Смотреть нечего, если не 30, то 29, как обещал, – обнаглел
Лукин.
– Так не бывает. Две «десятки» и «девятка»! Ты в цирке
не выступаешь?
Вечером в кабинете эксперта Филатова пили коньяк. Стены
в этом здании были метровые. Несколько проходных комнат при
открытых дверях превращали помещение в 15-метровый тир, где
сотрудники баловались стрельбой из пневматической винтовки
немецкого производства.

Опер Куликов поставил рядом с мишенью банку импортного
пива. Выстрел из ПМ расшиб ее в клочья.

– Я тоже так умею, – сообщил он. Выпендрежу добавляло
импортное пиво, что он приволок из «Березки».
Это было против всех правил. Выстрелов за метровыми стенами
не было слышно, но Куликов был не прав. Нельзя было стрелять
в помещении из Макарова.

– Шеф, разреши разок стрельнуть, и все идут сдавать оружие
в дежурку. – Лукин знал, что сможет поставить Куликова
на место. – Если я попадаю с пятнадцати метров в ножку
стола, то он больше не будет хулиганить, даже с пневматикой.
Идет?
– Но только два выстрела сделаешь. С одного можешь и случайно
попасть, – согласился Куликов.
Прицелившись в ножку стола из металлического профиля,
Лукин произвел два выстрела и убрал пистолет в кобуру. Опера
полезли под стол:

– Только один раз попал.
– Пули легли одна в одну.
Посветили фонарем вокруг ножки стола и засмеялись.
– Второй пули нет. Мимо.
– Отворачивайте ножку снизу. Она сделана из профиля.
Отвернули, на пол выпали две пули.
Глава 23. Стрельба по мишеням


– Случайность? Нет, у него такого не бывает. Пожалуй, я дам
команду дежурному, чтобы оружие ему не выдавать. Перебьет
всех жуликов – пошутил шеф.
– Конечно же, случайность, но закономерная, добытая кропотливыми
тренировками. К тому же 80 процентов успеха – это спокойствие
и вера, что ты можешь попасть именно туда, куда хочешь,
полет пули – как продолжение вытянутой руки, – Лукин сам почти
не верил в то, что говорил, но его никто не мог опровергнуть,
потому что факт был налицо и он тоже мог повыпендриваться.
Оружие сдали в дежурку и, успокоившись от бурного обсуждения,
кто лучше стреляет, решили принять по пять капель.
Володя Филатов не унимался:

– Все равно из пневматики я «перестреляю» любого из вас.
– Даже Лукина?
– Запросто. Я каждый день здесь тренируюсь и бью без
промаха.
– Но я стреляю только на спор, – предложил Лукин.
– На коньяк?
– Нет, можно на пиво, но на ящик. Стреляем, пока кто-нибудь
не выиграет.
– Это как?
– Очень просто. Зажигаем восковую свечу и стреляем
с 10 метров по фитилю. Если промазал, то ставишь одну бутылку
пива, а если попал в саму свечу, то две. Согласен? Тогда назначай
судей.
Из двух спорящих всегда один – дурак, второй – жулик. Лукин
по ходу придумал условия стрельбы, которые выведут его при
желании в лидеры. Судьи из оперов не догадаются о его маленьком
мошенничестве, а эксперт больше не будет «гусарить».

– Из-за принятия «допинга» предлагаю отложить спор до следующего
вечера, – Виктор сделал еще одну попытку отложить
«обувание» Владимира.
– Да выпили-то всего по сто грамм, – Филатов был уверен в себе.
Отмерили расстояние, зажгли свечу. Сначала стрельба велась
с небольшим, в три-четыре бутылки, перевесом Виктора, но окончанием
спора должен быть проигрыш в двадцать бутылок. Судьи

Испытательный срок

немного заскучали, видя, что не скоро им придется пить пиво
на халяву, не важно, за чей счет. Виктор решил ускорить процесс,
смысл которого был заложен в условиях спора. После его
выстрела Филатов шел вместе с судьями осматривать свечу. Виктор
в это время делал пять щелчков на диоптрическом прицеле
винтовки с поправкой вниз и передавал ее Володе, который после
такой поправки неминуемо попадал в свечу. Пока он изучал свой
промах, Виктор возвращал пять щелчков на прицеле обратно
и точно гасил фитиль. Он мог стрелять и в потолок, потому что
в спор заранее заложил условия, по которым азартный человек
не мог бы выиграть, а эксперт был азартен. Попадание в свечу
грозило штрафом на одну бутылку больше, чем промах. Спор был
окончен через двадцать минут в пользу Лукина. Володя выдал
сумму на ящик пива, и пока опера ходили в магазин, решил проверить
винтовку по мишени. Прицел был Виктором восстановлен,
и он попал все пять выстрелов в «десятку».

– Ничего не понимаю, как я мог тебе проиграть, – смотрел он
на мишень и недоумевал.
– Наверное, глаз замылился.
Когда сели пить пиво с воблой, Виктор достал половину
суммы и передал Владимиру:

– Ты все равно бы проиграл, но я ускорил процесс.
– Как?
Виктор подробно рассказал о своей шутке. Смеялись долго,
но Володя не унимался, загнал патрон от «Макара» в щель
коробки двери, предложил:

– Если с пяти метров попадешь в капсюль, то спор выиграл,
а если нет, то на пиво попал ты.
Виктор не хотел уже выигрывать спор, а то волгоградский
казак никак не унимался. Лукин выстрелил из пневматики, как
в вестерне, от пояса навскидку, заранее зная, что промажет,
но через долю секунды раздался сильный хлопок. Все увидели
развороченную часть дверной коробки и «кисляк» на лице Филатова.
Немая сцена...

– Нет, так не бывает, – недоуменно смотрел на развороченный
дверной косяк эксперт.
Глава 23. Стрельба по мишеням


– Бери молоток и ремонтируй дверь. Это у тебя не бывает, –
Лукин и сам ошалел от этого выстрела.

Все просьбы повторить этот «цирк» Виктор отклонил, потому
что повторить это невозможно и с тридцати сантиметров. Пиво
допивали молча. Под этот выстрел не подходила ни одна закономерная
случайность. Можно было бы рассказать, как он тренировался
в стрельбе из пистолета: табурет, на котором он стоял, из-под
него выдергивали веревкой, а он в падении должен был поразить
мишень двумя выстрелами. Но к этому случаю ничего не подходило.
Действительно, цирк да и только. «Что наша жизнь? Игра!»

Хотя Виктор Лукин привык играть только в том случае,
если был уверен, что шансы выиграть у него высоки. И не всегда
на кону должен стоять приз в виде коньяка с пивом или денег.
«Игровые» элементы иногда хороши в воспитательных целях.

Дежурные инспекторы уголовного розыска инструктировали
на разводе постовых милиционеров, показывая, кого надо
искать. Как-то к Виктору подошли милиционеры Змеев и Данилов
с жалобой на своего командира взвода Голикова, который ведет
себя как сержант американской армии: наказывает по любому
поводу, да к тому же зажимает денежные поощрения отличившихся
по службе постовых, отделываясь благодарностями.

– Вот оперативники тоже лейтенанты, а ведут себя на равных
с нами, объясняя, что вместе ищем преступников и делаем общее
дело. Вы нам рассказываете о способах преступлений и поведении
жуликов на улице, о приметах похищенных вещей, а наш лейтенант
занимается только муштрой.
Шутка родилась моментально. В следующую смену Виктор принес
на развод лотерейный билет, изъятый у мошенников, которые
искусно подделали его под выигрыш автомобиля «Жигули». Они
пытались «кинуть» одного приезжего кавказца, но были задержаны.
Приятель Виктора, следователь Костя Климов, который вел это
дело, дал на время этот билет для инструктажа постовых о характерных
особенностях подделки. Виктор зашел в класс развода, заранее
договорившись с Даниловым и Змеевым о розыгрыше их взводного.

– Есть ли у кого-нибудь газета «Вечерняя Москва» с таблицей
розыгрыша лотереи?
Испытательный срок

– У меня есть, – протянул Данилов заготовленную газету.
Беглая проверка показала, что номер и серия совпадают
со строчкой, где прописан выигрыш – автомобиль «Жигули».

– Не может быть, – воскликнул Виктор и протянул газету вместе
с билетом командиру взвода Голикову.
Он неоднократно сличил номера и потом протяжно выдавил:
«Жи-гу-ли».
Виктор достал из портмоне две купюры по 50 рублей зеленого
цвета, что было чуть меньше месячной зарплаты постового,
и вручил их Змееву и Данилову.

– Спасибо за отличную службу.
У Голикова еще больше вытягивается челюсть. В коридоре
ребята незаметно вернули Виктору эти полтинники, и в следующие
смены все повторилось. Другие передачи денег происходили
не на разводе, а в коридоре или на улице, но на глазах у Голикова.

– Почему вы деньгами поощряете только милиционеров
Данилова и Змеева? Ведь я же их командир и лучше знаю, кто
больше достоин, – не выдержал такой пытки командир взвода.
– Эти деньги выиграны мною в лотерею, и я ими распоряжаюсь,
как хочу, – отрезал Виктор, поняв, что Голиков любит считать
деньги в чужом кармане.
«Лед тронулся». Сначала взводный пожаловался начальнику,
но тот уже слышал о его жадности и быстро сообразил, что это
шутка, поэтому не стал вмешиваться. Потом Голиков купил десять
лотерейных билетов и переписал их номера в записную книжку,
ожидая опубликования розыгрыша лотереи в газете. И тем самым
клюнул на удочку Лукина. В день выхода тиражной таблицы Данилов
и Змеев незаметно позаимствовали на время со стола Голикова
его записную книжку. Далее все было просто. Дописали его
список номеров и серий лотерейных билетов еще одним номером,
якобы с выигрышем «Жигулей». Все по-честному: номер и серия
опубликованы в разделе «Лотереи» в свежем номере газеты, которую,
еще пахнущую типографской краской, на разводе подбросили
Голикову. «Операцию» провернули виртуозно, задействовав
печатников из типографии издательства «Правда», которая находилась
на их территории. Те, случалось, иногда после получки

Глава 23. Стрельба по мишеням


попадали в милицию, их тут не обижали, так, короче, познакомились.
И когда их попросили принести свежий экземпляр газетного
номера, конечно, сделали…

Проверив свои билеты, Данилов и Змеев предложили попы


тать счастья командиру. Тот не поверил своим глазам, попросил

других проверить еще раз. Сомнений не было.

– Командир, тебе сказочно повезло. Ты владелец «Жигулей».
С тебя причитается.
– Да… я не против, но после работы.
– Ты давай монету. Мы после смены купим все, что скажешь.
Скромный банкет после смены был обеспечен. А утром поступила
жалоба от Голикова замполиту Гусеву на их «компанию», так
как у него дома чуть не дошло до развода. Он долго искал билет
с выигрышным номером… Стал обвинять жену в краже, хорошо,
та сообразила и нашла одиннадцатую запись на выигрышный
номер, а у него было всего десять билетов. Обман был раскрыт,
но никто ни в чем не сознался замполиту, а Голиков был переведен
в другое подразделение.

Работа у сыщиков шла «от рассвета до заката», в любое время

суток. Вот и разминали мозги шутками: нельзя же постоянно

думать о жуликах и версиях по нераскрытым преступлениям.

Как-то Виктору сообщили, что ему звонил охотник из МУРа.
«Наверное, Нестеренко, – подумал Лукин, – скоро утиная
охота, давно не прожигал стволы».
Набрал его рабочий телефон.

– Мне бы Нестеренку, – с хохлятским акцентом спросил
Лукин. – Шо, нема? Шо передать? Да, кажите, шо звонылы
з гестапу.
Через несколько минут звонок от Нестеренко:

– Лукин, брось свои шуточки и собирайся на уток в район
Вереи. Машина будет, только взносы не забудь заплатить.
На «Динамо» председатель охотничьего общества Селезнев
посетовал, что ряды охотников поубавились и не с кого собирать
членские взносы.

– Какие условия приема в охотники? Я хочу поправить твое
бедственное положение.
Испытательный срок

– Все то же самое: заявление, фото, сдать охотминимум, а все
другие формальности я решу.
– Скоро у тебя будет много желающих. Жди, – Лукин улыбался.
Он уже знал, как это поправить. Вновь захотелось немного
«похулиганить» и раскрасить серые служебные будни.
В отделении милиции, когда Виктор подменял дежурного
на обед, включил телетайп «на себя» и отбил телефонограмму
за подписью заместителя начальника ГУВД Москвы: «В связи
с частыми нападениями волков на колхозные стада домашних
животных в Тамбовской области ГУВД Москвы набирает охотников
из числа сотрудников милиции для их отстрела. Выплачиваются
командировочные. Питание бесплатное. За каждого убитого
волка по 50 рублей. Необходимо иметь охотничий билет с оплаченными
взносами».

После сочиненной им телетайпограммы машина продолжила
стучать сведения о совершенных преступлениях, угнанных машинах,
приметах преступников. Эти документы подшивались дежурным
в папку и докладывались руководству. Среди них и оказалась
«липа» Лукина. Начальник, прочитав ее, поручил замполиту
Гусеву разобраться. Тот вызвал Лукина.

– Вы у нас в отделении один из немногих охотников, если
не единственный. Как заместителю секретаря партийного бюро
поручаю вам исполнение этой телетайпограммы. Выясните, есть
ли у нас охотники, а потом подумаем, кого послать на отстрел волков
в Тамбовскую область, чтобы не в ущерб службе. Я думаю,
желающих будет много.
– Я тоже так думаю, – улыбнулся Лукин. Если его шутку подхватило
руководство и наложило письменное указание, то желающих
действительно будет очень много. Командировочные, бесплатное
питание, да еще по 50 рублей со шкуры.
– Товарищ майор, а можете дать команду нашему художнику
Аркадию нарисовать объявление, чтобы охотники обращались
ко мне. Я думаю, так лучше будет?
К вечеру красочное объявление с изображением стаи тамбовских
волков и смелого охотника висело в дежурной части. Лукину
подали рапорты более двадцати сотрудников, но у них не было

Глава 23. Стрельба по мишеням


охотничьих билетов. Некоторые были зарегистрированы в других
охотничьих обществах, где их исключили за неуплату взносов.
Виктор подшил в отдельную папку их рапорты и направил оформлять
охотничьи билеты к Селезневу на «Динамо».

– Лукин, ты что там делаешь? Какие отстрелы волков
в Тамбовской области? – позвонил Селезнев на следующий день
Виктору.
– Не знаю. Пришло распоряжение из ГУВД, но прошу об этом
никому ни слова, потому что у тебя скоро не хватит ни охотничьих
билетов, ни марок, – отступать было нельзя. Могли и поколотить
немного. Да и замполит Гусев воспринял бы эту шутку на свой
счет.
А слухи дошли до других отделений милиции и РОВД. Селезнев
понял, что здесь пахнет авантюрой, так как народ пошел толпой
по этому объявлению, но промолчал, что столь массового
отстрела волков не предвидится, да и волки из тамбовских лесов
давно уже ушли. Он сразу перевыполнил план по приему членов
в клуб и по членским взносам. Никому в голову не приходило,
почему эта телетайпограмма пришла только в 15-е отделение,
а не во все подразделения.

Лукин не ожидал, что найдется столько кровожадных милиционеров,
готовых перебить всех серых хищников в Тамбовской
области, но шутка принимала серьезный оборот. Начальник
политотдела Слава Шадрин тоже подал рапорт на участие в этом
мероприятии. Лукин пытался его отговорить, но не получилось.
В дежурной части отделения Виктор выдрал из папки телетайпограмму
и сжег. Всё, теперь никто не мог вспомнить, с чего это
началось, а объявление писалось по команде замполита Гусева.
Замполиту же поступило письменное указание от начальника.
Но Максим Никонович был сыщиком высочайшего класса.

– Ну, рассказывай. Твоя шутка?
– Максим Никонович, я только хотел выявить сотрудников,
кто не желает работать. – Лукин умолчал об истинной причине
этой шутки, которая крылась в расширении рядов охотничьего
общества «Динамо».
От смеха начальник чуть со стула не свалился.

Испытательный срок

– Ты принеси мне эту папочку. И начальник политотдела
туда попал?
– Я пытался его отговорить, а он ни в какую. Пришлось его
рапорт тоже подшить.
Шутка стала известна всем. К ней все отнеслись с улыбкой,
кроме начальника политотдела. Максим Никонович доложил
начальнику управления, что это была безобидная шутка по выявлению
бездельников и никто не хотел подрывать авторитет начальника
политотдела Шадрина.

– У вас там что, опера недостаточно загружены? Занимаетесь
ерундой. А Шадрин скоро от нас переходит в министерство. Смотрите,
чтобы он не придал политической окраски этой шутке над
политотделом. Оставьте мне эту папку, я тоже хочу знать своих
бездельников. – Начальник управления немного оттаял.
Глава 23. Стрельба по мишеням


24
24
Звезды
глава в стакане

Для получения первичного офицерского звания лейтенанта необходимо
было окончить специальные четырехмесячные курсы,
еще их называли «пулеметные курсы «Выстрел». Из управления
кадров пришло распоряжение на Лукина и Чугункина.

Узнали они об этом на день позже начала занятий и на следующий
день поехали пораньше, чтобы занять места в аудитории.
Сели за задний стол. Вошли остальные слушатели и стали наперебой
объяснять, что эти места уже заняты и еще что-то «базарить»
насчет сапог, которые обувает тот, кто раньше проснулся. Увидев
невозмутимые лица Вадима и Виктора, которые никак не реагировали
на реплики, один из вошедших, рыжий, прохрипел:

– Вы кто такие?
– Резерв министра Щелокова, – отрезал Чугункин. – А вы
почему не представляетесь?
Лукин даже вздрогнул: «Это Чугункин завернул круто».

– Никифоров, спецслужба ГУВД, – ответил рыжий и отошел
к другому столу.
У Лукина были знакомые опера из этой спецслужбы, которые
жили в его доме. Он знал, что ребята контролировали магазины
«Березка», гостиницу «Интурист» и места сбыта похищенного,
работая по валютчикам и фарцовщикам. Их курс состоял

Испытательный срок

в основном из таких сотрудников спецслужбы ГУВД, которые считались
«блатными». Работа этого подразделения заметно отличалась
от работы оперов на «земле». Не было у них ни краж, ни грабежей,
ни убийств и многого из того «рутинного», что перечислено
в Уголовном кодексе.

Хоть их и готовили к серьезной работе сыщиков, но возраст
у большинства был, как говорят в спорте, юниорский. Такое же
и поведение: резвились, шутили в перерывах, рассказывали анекдоты.
Только вот когда они с Чугункиным появлялись в аудитории,
смех по поводу только что рассказанного анекдота стихал,
многие тупо начинали смотреть в свои конспекты.

Неделя прошла в изучении специальных дисциплин и азов
оперативно-разыскной деятельности. Вскоре на курсах появились
новая дисциплина – криминалистика и прекрасный, знающий свое
дело преподаватель Софья Фанштейн в форме подполковника
милиции с широкой орденской планкой, показывающей, что она
воевала. Перед началом занятий наставник познакомилась со слушателями,
а когда очередь дошла до Виктора с Вадимом и они
назвали 15-е отделение милиции, аудитория разразилась дружным
смехом, что привело преподавателя в недоумение. Ей тут
же рассказали об их шутке про «резерв Щелокова». На что она
высказалась так: «В 15-м отделении милиции, где работают Лукин
и Чугункин, сложная криминальная обстановка на протяжении
многих лет, и, видимо, таких сотрудников специально направили
на этот участок». Лукин еще не догадывался, насколько эти слова
близки к действительности.

Обучение на курсах проводили преподаватели Высшей школы
МВД. После лекций и практических занятий по криминалистике
некоторые опера могли заменить эксперта при осмотре места происшествия.
Раздел боевого самбо был не для хилых, пистолеты
хоть и резиновые, а ножи деревянные, но они разлетались в разные
стороны под визги курсантов от боли после очередного приема,
примененного Виктором. С ним в пару старались не попадать.
Он все делал с улыбкой на лице, приговаривая, что на улице будут
другие «игрушки». На его манеру применения приемов обратил
внимание инструктор и встал с Лукиным в пару, вооружившись

Глава 24. Звезды в стакане


деревянным ножом. При виде оружия, пусть даже деревянного, все
в нем включалось – от мозгов до мышц. В следующее мгновение
инструктор сделал выпад и оказался на полу, а его деревяшка отлетела
в сторону.

– Извините, не подстраховал при падении, – промолвил виновато
Лукин под общий хохот курсантов.
– Нет, нет. Все отлично. Молодец, но я не совсем уловил, что
это был за прием. Можно повторить еще раз, только помедленнее?
– Я и сам толком не знаю, как он называется. Скорее, это
не прием, а инстинкт самосохранения по программе выживания, –
витиевато объяснил Лукин.
– Тогда поня-я-тно, – протянул инструктор, затем обратился
к остальным: – Так, товарищи курсанты, продолжаем занятие.
Вадим с Виктором уединились в углу зала, а ребята продолжили
дурачиться.

– Виктор, а что это за программа выживания?
– Это я так, инструктору тумана нагнал.
– Ну, если не хочешь говорить, не надо, только мне тумана
не нагоняй. Я же видел тебя в деле, когда ты нырнул в окно за Цыганом,
как в воду, а под окном асфальт. Если б я так прыгнул, меня
пришлось бы от асфальта отскребать, а ты еще и Цыгана взял.
– Так я же падал на него, поэтому мягко приземлился.
– Вот и я про то. Мы еще раздумывали, как нам бежать
за вами – через окно или через дверь, а, выглянув в окно, увидели,
как ты его уже «упаковываешь» его же ремнем. Такому даже
здесь не учат. Мы тогда с Мишей поняли, что у тебя спецподготовка.
Да и палишь ты со всех видов оружия и с двух рук так, что
любо посмотреть.
– Вадим, все правильно подмечено, но я с раннего детства
не болтался, как многие мои сверстники, во дворе, а занимался многими
видами спорта, от борьбы до бокса. То, что нам сейчас показывают,
я давно усвоил, пройдя полный курс обучения боевому самбо,
а попутно – каратэ и джиу-джитсу. При этом хорошую реакцию мне
дал бокс. Перед самой армией я занялся «тихим» спортом – стрельбой,
и она у меня пошла «на пять». А что касается увлечений боевыми
искусствами, можно сказать, жизнь заставила. Еще в юности
Испытательный срок

на меня напала компания сельских парней. На танцах я прикадрился
к их девчонке, вот они и встретили меня около железнодорожной
платформы, когда я ждал электричку. Драки я не боялся, поэтому
не побежал, да и бежать было некуда. Кругом чистое поле, а поезда
пока не было. Все бы ничего, но после обмена ударами кулаков один
из деревенских достал нож. Я тогда не знал приемов самообороны
и успел только отклониться назад от удара ножом. А в следующее
мгновение почувствовал укол. Боли сильной не было. Лезвие ножа
уперлось в ребро в области сердца, оставив на всю жизнь шрам.
Я схватился руками за грудь, и нападавшие разбежались. Была зима.
И меня спасли толстое пальто и моя реакция, я успел отклониться
назад. Вот после этого я и стал изучать все приемы, но не как наши
курсанты, которые не понимают, что приемы эти – на самом деле
оружие самообороны, чтобы сохранить себе жизнь. Может, это
не пригодится, но мне думается, что нам придется брать и вооруженных
бандитов. – Лукин замолчал и задумался.

– Виктор, извини, если я тебя достал. Пойдем после занятий
по сто грамм?
– А ты знаешь, с удовольствием, – Лукин в своем рассказе
как будто вновь пережил тот случай, когда он оказался на грани
между жизнью и смертью.
По окончании лекций и практических занятий у курсантов
оставалось время на самоподготовку, консультации с преподавателями.
Чугункин с Лукиным никогда не оставались на эти занятия,
но когда обучение подошло к концу, они, начитавшись наставлений
и приказов по агентурной работе, вечерами спорили по этим
вопросам и не находили ответа. Оба отлично понимали, что хороший
сыщик обязательно должен быть хорошим агентуристом.
Лишняя пара глаз и ушей в преступном мире никогда не помешает.
Об этом много рассказывали ветераны сыскного дела.
Беседы со старыми сыщиками-волкодавами и полученную от них
информацию по этой теме Лукин впитывал как губка. Ветераны
рассказывали молодым о тайной сыскной работе на протяжении
десятков лет, сразу после революции, в послевоенное время.

С этой «кашей» в голове он подошел к преподавателю
Сивцову:

Глава 24. Звезды в стакане


– Товарищ майор, у меня возникли вопросы относительно
теории и практики агентурной работы.
– Давайте попробуем ответить на них вместе.
– Как можно одновременно давать задания добровольному
помощнику с целью выявления и пресечения преступных
намерений жуликов и в то же время воспитывать его, отрывать
от преступной среды, в которой он должен добывать оперативную
информацию? Вращаясь в этой среде, он же должен быть,
по меньшей мере, соучастником преступлений, иначе ему вряд
ли станет что-либо известно и, в конце концов, его раскроют.
Поэтому мы получаем информацию недостоверную, случайную.
А при аресте агента опер получает дисциплинарное взыскание
за недостаточность «воспитательной» работы. И потом, мы вербуем
агентов из представителей преступного мира, к которому
не испытываем уважения. Если человек предал своих подельников,
с которыми вместе кушал хлеб-соль, то при удобном случае
продаст и нас. И с ним будет изредка встречаться наш руководитель
на контрольных встречах. Что он может ему на встрече
наплести, даже представить трудно.
– Похоже, вы задали вопрос и сами на него ответили. Или
у вас есть конкретный случай?
– Вот «за бугром» агентов вербуют при задержании за совершение
преступлений, особенно связанных с наркотиками. Возбуждается
уголовное дело в отношении будущего агента, и он
зарабатывает себе снижение срока по приговору суда передачей
детективам достоверной информации. Его негласная деятельность
излагается полицией в секретных документах и оценивается
в суде, который принимает решение о мере наказания, вплоть
до освобождения. Плюс ко всему там работает система защиты
информаторов и свидетелей, а у нас этот вопрос …на уровне
средневековья. Вот в царской охранке совсем по-другому работали
с доносчиками…
– Стоп! – оборвал тираду Лукина Сивцов. – Так мы договоримся.
За «бугром» – это куда ни шло, а царскую охранку пока
трогать не будем. Вы откуда пришли в милицию?
– Из армии по рекомендации райкома партии.
Испытательный срок

– Откуда тогда такие познания о работе с информаторами
в Америке?
– Чекисты знакомые рассказывали, в курилке.
– Тогда все понятно.
– Но ведь эти сведения не секретные? За «бугром» так
и работают?
– Да, эти сведения о работе зарубежных спецслужб не секретные.
В принципе вы где-то правы, но поменять что-либо ни я, ни вы
не можем, хотя если станете очень большим начальником, то,
может, у вас что-то и получится. Только учтите, если будете применять
на практике эти «забугорные» принципы в своей каждодневной
работе с агентурой сейчас, в большие начальники не попадете
никогда. У нас запрещено вербовать даже на компрматериалах,
только на добровольной основе, поэтому принимайте это как
производственную необходимость, если хотите служить дальше.
Наши «стукачи» работают добровольно – это аксиома. А эмоции
оставьте для обсуждения на вечерних посиделках, да и то –
выбирайте компанию для подобных бесед, чтобы не попасть под
информатора. Мне нравится, что вы научились мыслить, а не просто
зазубрили тексты приказов и наставлений.
Вот вы пришли в милицию по путевке райкома партии, а есть
выдвиженцы партии на руководящие должности, которые, не вникая
в агентурную работу, давали сомнительные и непрофессиональные
команды и рекомендации. Начальник одного РОВД Москвы
Мареев пришел на эту должность как раз из партийных органов.
Вызвал он своего заместителя по оперативной работе и стал выяснять,
что это за денежные расходы по «девятке». Уточнив, что
деньги идут на зарплату и премии секретным помощникам, предложил
подготовить письмо руководству МВД по передаче части этих
средств на поощрение добровольных народных дружин, они-де
тоже помогают милиции. С трудом отговорили его от этого. Другой
руководитель от партии, более высокого ранга, ставший начальником
московской милиции, предложил собрать всех агентов на совещание
в зале на Петровке, 38 и провести с ними инструктаж. Комментарии
излишни? Так что предлагаю закончить дискуссии на эту
тему. Конкретные вопросы по приказам имеются?

Глава 24. Звезды в стакане


– Нет. Все ясно, – Лукин догадался, что кто-то из выдвиженцев
от партии прошелся по карьере Сивцова, и тот ушел с практической
работы на преподавание спецдисциплины.
– Да, хотелось бы знать ваш источник информации о работе
царской охранки.
– Мне рассказывал об этом сотрудник МУРа с 1918 года, да
и от своего деда, который участвовал в марксистско-ленинских
кружках до революции, кое-что слышал.
– Да, серьезные источники по секретной работе, – засмеялся
Сивцов, – первоисточники, можно сказать. Ладно, внимательней
изучайте теперешних классиков – по приказам.
Так они окончили первый милицейский университет и получили
первые звездочки с добавкой к окладу в тридцать рублей.

При получении офицерского звания необходимо «проставиться
», причем соблюдая традиционный ритуал: опускать звездочки
при первом тосте в стакан с водкой. Мероприятие решили
устроить на квартире Володи Матвеева, который жил один
в отдельной квартире на втором этаже, с окнами в тихий зеленый
двор. Когда вошли в комнату, сразу обратили внимание на музыкальные
инструменты: две электрогитары, ударная установка,
саксофон и аккордеон. И захотелось «музычку сбацать»… Сначала
инструменты брали в руки те, кто хоть как-то умел играть.
Майоров был виртуозом на аккордеоне, сразу подхватывал мелодию
с первых слов куплета. Матвеев спел несколько песен под
гитару. Все потихоньку подпевали. Чугункин сел за ударную
установку, поделив ее с Численко, так как не успевал попадать
вовремя по всем барабанам и тарелке. Новицкий пытался выдуть
что-нибудь из саксофона. Приличное принятие алкоголя потихоньку
довело их квартет до музыкального экстаза, разбавленного
разноголосьем. В антракте принимали очередные тридцать
капель в полной тишине. В комнате стало душновато, решили
открыть окна.

– Что там за шум? – задал вопрос один пьяный голос за окном
во дворе.
– Опера гуляют, – равнодушно ответил другой такой же голос.
«Явка» провалилась в первый же вечер.
Испытательный срок

А утром участники вечеринки в разной степени помятости
двинулись на службу. Кто постарше поправился пивком, кто
помоложе – налег на растворимый кофе и глушил напиток кружками.
Валере Титову это вышло боком. Вместе с Численко выехали
в район Аэровокзала на Ленинградском проспекте проводить
оперативную установку по одному подозреваемому в краже.
Когда зашли в помещение, Титову вдруг стало плохо, похоже,
с сердцем, пришлось вызвать «скорую» и отправить в Боткинскую
больницу. Только собрались было навестить приятеля и коллегу,
как после обеда «сердешный» вдруг сам заявился на работу.

– Ну, и что с тобой было?
– Привезли в приемное отделение, сделали электрокардиограмму,
послушали и сказали, что все в порядке. Да я и сам почувствовал
себя в норме. Доктор, лет шестидесяти, небольшого роста
и с бородкой клинышком, прямо как Ленин, сразу спросил, что
употреблял вчера. Ответил, что водку, около литра. «А сегодня
пили?» – спрашивает. «Нет, только кофе». – «Сколько?» – «Три
кружки». Доктор аж руками всплеснул: «Загадочная русская
натура. Водку хлещут стаканами, кофе кружками. А потом вызывают
«Скорую помощь». У вас все в порядке со здоровьем, молодой
человек, можете идти, но рекомендую сделать выводы в выборе
напитков и их количестве», – проинструктировал он меня напоследок,
картавя, как Ильич.
Глава 24. Звезды в стакане


Кража краже
глава 25 рознь

Особенно часто на их территории, как, наверное, почти везде
в Москве, совершались мелкие кражи. Дежурный не успевал принимать
заявления и раздавать сотрудникам по участкам, на которых
те работали. Вот и сейчас утром около кабинета дежурного
стояло в очереди пятеро потерпевших, которых обворовали в автобусах
72-го и 84-го маршрутов. Новицкий первым добыл информацию,
что на автобусных маршрутах работают в одиночку два вора.
Один, лет тридцати, среднего роста, худощавый, волосы рыжие.
Совершает две поездки от метро «Новослободская» до Вятских
бань, где с 10 утра с пачкой денег из украденных кошельков пьет
с компанией пиво. Он только освободился после третьей ходки,
и в Москве его не прописывают. Второй – лет сорока пяти, небольшого
роста, однорукий, кличка Ручка. Работает четко, с одной
стороны, то, что он инвалид, помогает ему, а с другой, с такой особой
приметой недолго ему лазить по карманам. Эту информацию
передали в отдел по борьбе с карманными ворами. Карманники,
или «щипачи», среди криминальной публики слыли виртуозными
специалистами, поэтому ими занимались оперативники с соответствующей
подготовкой, так как взять карманника с поличным,
чтобы привлечь к ответственности, чрезвычайно сложно. При
другом раскладе с этими жуликами и говорить было не о чем.

Испытательный срок

Нет при них кошелька – нет и кражи. Либо операм остается применять
запрещенные приемы, как Жеглов против Кирпича в знаменитом
фильме «Место встречи изменить нельзя».

Тем не менее через неделю в дежурку был доставлен задержанный
по всем правилам с поличным однорукий карманник.
Как потом выяснилось, он был двоюродным братом того самого
директора мясного магазина Николая Ивановича, старого знакомого
Лукина, он часто бывал у него на работе. Лукин и сам встречал
его там. После этого Николай Иванович не казался ему столь
приятным собеседником.

Виктор с Валерой пошли прогуляться в район Вятских бань,
надо было отловить и Рыжего. Около пивной нарисовался всего
один мужчина с рыжей шевелюрой. Чтобы он ничего не заподозрил,
заодно отозвали в сторону еще троих мужчин и попросили
всех предъявить документы. У троих оказались пропуска
на фабрику «Свобода», а рыжий предъявил паспорт с пропиской
на Хуторской улице.

«Николай Свистунов, карманник, несколько раз судимый
и у него справка об освобождении, как сообщил источник», –
отметил про себя Лукин.

– Кого-то ищите? – поинтересовался тот.
– Нет, обычная проверка паспортного режима, – тут же ответил
Виктор, хотя для любого жулика ясно, что сыщики в штатском
обычной проверкой паспортов не занимаются.
Кражи в автобусах стали происходить реже. Складывалось
впечатление, что вор крал только себе на жизнь, но сыщики продолжали
посещать район Вятских бань, где по-прежнему встречали
Рыжего. Он здоровался с ними, как со старыми знакомыми.

Утром дежурный передал очередные материалы группы
по борьбе с карманными кражами о задержании карманного
вора. Взять с поличным его не удалось, так как он успел скинуть
в автобусе кошелек. Но хотя бы можно было второй раз взять
с него подписку о выезде из Москвы в 72 часа, так как он ранее
судимый и не имеет прописки в столице. Каково же было удивление
Лукина, когда он увидел того самого Свистунова, только
не Николая. Дело в том, что паспорт, который он предъявлял

Глава 25. Кража краже рознь


около пивной, принадлежал его брату, даже фото не надо было
переклеивать. А брат был прописан в Москве и честно трудился.
Оформив документы по подписке, разъяснили Рыжему, что если
через 72 часа он будет задержан в Москве, то тогда его точно арестуют
и дадут год за так называемый «чердак».

В течение этой же недели случилась кража посерьезнее,
из магазина «Овощи – Фрукты», расположенном в доме 24
по Петровско-Разумовскому проезду. Первичный осмотр вроде
бы четко указывал, что в конце смены вор остался в подсобке,
ночью поднялся в кабинет директора, перепилил ножовкой петли
металлического ящика-сейфа, а скрылся через окно, при этом сработала
сигнализация, которая была установлена на входную дверь
и окна. Этим и пользовался жулик: объект под охраной и он мог
хозяйничать внутри всю ночь.

Неувязка обнаружилась при осмотре места происшествия
и проведении инвентаризации. Выяснилось, что ничего не похищено.
У Лукина мелькнула мысль: «Воронцов. Его почерк. Остается
при закрытии магазина в подсобке. Ночью все ценности в его
распоряжении. Только почему же он здесь ничего не взял? Вспугнули
или не нашел? Скорее, второе. С другой стороны, Воронцов
никогда не пилил петли, а вскрывал металлические ящики, как
консервные банки. Задачка».

На место преступления приехало все руководство управления.

«Ходят, как стадо слонов. Хорошо еще, ничего не трогают
руками. Сколько раз говорили на совещаниях, что на место преступления
можно проходить только после окончания работы криминалиста.
Нет, все ровно прутся. Можно подумать, что от количества
руководящего состава на месте преступления оно раскрывается
быстрее», – злился про себя Лукин, продолжая писать
протокол осмотра в этой толчее, не предполагая, что именно это
и сыграет важную роль в недалеком будущем, когда прокуратура
в очередной раз станет предвзято проверять их деятельность.

Потихоньку руководство управления потеряло интерес
к этому делу, так как «воронцовская» версия не подтвердилась.
Директор магазина сообщила, что у них ничего не похищено,
и в заявлении указала, что, видимо, забыли закрыть окно

Испытательный срок

на шпингалет перед уходом. От ветра открылась створка и сработала
сигнализация.

Осмотр места происшествия перепоручили молодым сыщикам,
Влад диктовал, а Лукин описал три больших сейфа в кабинете
директора, которые не имели повреждений. Пропил на петлях
небольшого металлического ящика был сделан ювелирно.
Его дверца была закрыта во время осмотра, а в закрытом состоянии
этого увидеть было невозможно, поэтому в протокол осмотра
легла фраза, что металлический ящик тоже не имеет повреждений.
Протокол осмотра был прочитан и подписан директором
с понятыми.

А на следующий день Лукин узнал от молоденькой продавщицы
Нины, что директор хранила личные ювелирные украшения
и личные сбережения в верхнем отсеке этого ящика, поэтому
и не хотела заявлять о попытке кражи, тем более что в осмотре
участвовал бы сотрудник ОБХСС. Она не смогла бы объяснить
или доказать, что крупная сумма денег принадлежит ей. И дело
могли бы возбудить уже в отношении директора. Но теперь
все отдали в угро по совсем другой версии. Жулик действовал
по наводке, и директор, возможно, догадывалась, кто это мог
быть. Для уголовного розыска не так важно, чьи деньги пытались
украсть. Будь они государственные или принадлежали директору.
От этого менялась только статья уголовного кодекса, а не жулик.

Виктор четко понимал, что допущена грубая следственная
ошибка. Не проведена тщательная инвентаризация по остаткам
товарно-материальных ценностей силами ОБХСС, которые
должны были обнаружить деньги и ценности в поврежденном
металлическом ящике. Сам он при осмотре не смог заглянуть
в этот ящик, чтобы оставить за собой версию, что не видел перепиленные
на этом сейфе петли. Лукин понял, что ему не позволят
возбудить уголовное дело по этому факту, поэтому лучше сразу
допустить этот недогляд при осмотре. По-другому это называлось
фальсификацией, если сделано умышленно, но он не увидел
этого, а понятые и директор не подсказали, поэтому можно данный
эпизод квалифицировать как халатность при осмотре места
происшествия. А в принципе следует готовить пути отступления

Глава 25. Кража краже рознь


в сторону отказа в возбуждении уголовного дела. В конце концов,
не он руководил ходом проверки заявления о якобы случившейся
попытке кражи. Одно Виктор еще раз усвоил четко: любое расследование
требует тщательного осмотра места. Если что-то упустишь,
то ничем потом не восполнишь, в том числе и при доказательстве
вины подозреваемого.

В данном случае милицейское начальство почему-то не насторожило
заявление директора о том, что у нее ничего не похищено
и окно открылось сквозняком. Почему она так легко отказалась
от версии, что жулик был в магазине? Теперь понятно – явно
испугалась, и известно чего. Ей просто надо было остаться одной
и забрать свои деньги и ценности из металлического ящика. Всем
ясно, каким путем они добыты при директорской зарплате в сто
рублей. Дома хранить такие ценности она не решалась, опасаясь
квартирных жуликов, которые часто действовали по наводке.
В сберкассу положить деньги было равноценно собственному
признанию в совершении хищений социалистической собственности.
Вот и «заныкала» она их на работе под охранной сигнализацией,
выведенной на пульт милиции, которая, получалось,
охраняла торгового жулика. А руководство милиции ее заявление
устроило: «Баба с возу – кобыле легче».

Но оставалось сообщение о преступлении. Оно зарегистрировано
в книге учета происшествий и предусматривает какие-то
дальнейшие действия. Всем понятно, что законно было бы возбудить
уголовное дело и квалифицированно его расследовать,
но это гарантированный «висяк», снижение процента раскрываемости
и оргвыводы. Вынести же постановление об отказе в возбуждении
уголовного дела по любому заявлению означало поставить
самому себе горчичник на задницу.

Вот для этого и набирают их, «желторотых», которые будут
делать эту благополучную погоду в стране по борьбе с преступностью.
А если кто и погорит при этом на прокурорской проверке,
то не жалко. Трудовые коллективы предприятий по призыву партии
отберут еще молодых передовиков производства и направят
на работу в милицию. Лукин в этой системе разобрался быстро.
Получалось, им, «желторотым», надо проходить не испытательный

Испытательный срок

срок, а школу выживания. И не было в этом никакого преувеличения,
так как опер со стажем работы более года считался в отделении
милиции уже опытным сотрудником.

Можно ли было уйти от незаконных решений молодому оперативнику?
Уйти было можно, в прямом смысле – с этой работы,
но прежде тебя обвешают выговорами, а с ними кадровики не смогут
оформить перевод на другую работу в системе. Положение
молодых оперов было похоже на судьбу крепостных крестьян или
уже в советское время колхозников в деревнях, которым не выдавали
паспортов. Их, конечно, не держали на положении крестьян,
они могли уволиться из милиции вообще. Но если работа нравилась
и люди хотели честно трудиться?

Существовала еще одна маленькая и где-то подленькая
хитрость: руководство не отдавало прямых указаний по вынесению
отказов от возбуждения дел, и если опер настаивал, то с ним
соглашалось – на время. Но дальше проверялась деятельность
этого опера с «наказательным» уклоном. И с его непосредственным
руководством точно так же обходилось вышестоящее, снимая
с должностей за плохую раскрываемость преступлений.

Не оставалось ни на минуту в стороне от этого процесса и партийное
руководство. Партия сказала: «В социалистической стране
преступность должна ежегодно сокращаться, а процент раскрываемости
преступлений повышаться». Органы внутренних дел должны
были ответить: «Есть!» Надо было еще и показать всему миру, что
у нас и преступность родная, социалистическая, без «их нравов»
с капиталистическим оскалом. Одного верхушка не хотела понять,
что жулики во всем мире одинаковы и на душу населения совершается
примерно одинаковое количество преступлений, невзирая
на политический строй. На бюро райкома партии восседали токари
и пекари, ткачихи и штукатурщицы, которые с умными лицами
строго спрашивали с милицейского руководства за рост преступности
и снижение процента раскрываемости. Седые полковники
потели и кряхтели перед передовиками, выдвинутыми партийными
собраниями в бюро РК КПСС. И было от чего потеть, так
как нередко такие разборки заканчивались снятием с должности,
выговором с занесением в учетную карточку коммуниста. А это

Глава 25. Кража краже рознь


было равносильно переходу милицейского руководителя в народное
хозяйство.

Самое главное, о положении в отделениях милиции все
знали, но притворно удивлялись при вскрытии нарушения закона
в виде вынесения постановлений об отказе, что называлось одной
из форм сокрытия преступлений от учета. Да, учет и контроль
при социализме соблюдались свято! Толку только от такого толкования
– ноль с минусом. И абсурд соцсоревнования по раскрываемости
де-факто закладывал все основания к сокрытию преступлений.
Как вообще можно было устраивать соревнования
в этом деле?!

Так и ковалась победа над преступностью в стране молодыми
операми «на земле». Это ни в коем случае не означало, что
сыщики в отделениях милиции только и занимались, что сокрытием
преступлений. Конечно же нет. Через них проходил весь вал
преступности, основной удар они принимали на себя, обезвреживали
мелких жуликов и опасных преступников.

Сыщики более высокого ранга – в райуправлениях, МУРе
занимались раскрытием более «важных», если можно так квалифицировать,
«особо запутанных» преступлений. Там не было
социалистических соревнований по сокращению преступности
и повышению процента раскрываемости. В МУРе не было
«земли», но чтобы перейти на работу в это элитное подразделение,
надо было либо зарекомендовать себя с самой лучшей стороны
в работе в отделении милиции либо быть «блатным» с хорошей
«лапой», хотя во втором варианте чаще трудоустраивались
в спецслужбу и в ОБХСС.

При этих обстоятельствах роль надзорных функций прокуратуры
выглядела противоречиво, а если учесть, что большей
частью проверки начинались после разногласий с милицейским
руководством, то были с «тухлинкой». Чтобы «раскатать» гордого
начальника, им надо было возбудить десяток уголовных дел
из отказных материалов, и бюрократическая машина по соблюдению
социалистической законности приходила в действие, коверкая
многие судьбы. Через два месяца после окончания следствия
девять из десяти таких дел прекращались после проведения

Испытательный срок

следственных действий, потому что действительно не было в тех
отказных материалах состава преступления. Но это будет только
через два месяца, потом. А за это время с должностей полетят
профессионалы. «По-любому мне эта «круговерть» не подходит, –
прикинул Лукин, – и если вовремя не соскочить с этого «круга»,
то можно надолго застрять в отделении милиции. А обвешанный
выговорами, кому ты будешь нужен?»

Он все-таки собрал материалы и обратился к руководству
с предложением о возбуждении уголовного дела по магазину. Руководство
осталось недовольно его инициативой, если сказать мягко,
шеф только ухмыльнулся и сообщил, что его ждет участь Влада
Численко. Тому недавно объявили выговор за проявленную принципиальность
и возбуждение двух «висяков» по квартирным кражам.
Жулики залезли в квартиры на первом этаже через открытые
форточки и украли-то всего ничего. И как-то в отделение милиции
приехал Виктор Павлович Петров, заместитель начальника РОВД
по оперативной работе. Для местных сыщиков это был царь и бог,
многие знали и его подпольную кличку – Литр Палыч. Но в этот
раз он прямиком направился в кабинет Численко.

– Так, покажи-ка мне последние два дела по квартирным кражам
через форточки.
Влад достал эти дела и положил перед руководителем. Тот
небрежно подержал их в руках, как бы взвешивая.

– Плохо работаете, Численко, по раскрытию этих краж, – бросил
Палыч дела на стол опера и уехал.
Утром следующего дня был подписан приказ об объявлении
выговора лейтенанту милиции Численко за плохую работу
по нераскрытым преступлениям. Всем было ясно, что на самом
деле – это выговор за проявленную принципиальность и настойчивость
при возбуждении дел по двум кражам. Присвоение очередного
звания Владу было отложено минимум на полгода, и никаких
премий. Специально подгадали, когда срок очередного звания
вышел, чтобы побольнее ущипнуть, ведь каждая следующая звездочка
на погонах еще и добавляла десять рублей к зарплате.

А у Лукина опять удача – не очень, видимо, хотелось Провидению
отводить Виктору ту же, что и Численко, участь. Через три

Глава 25. Кража краже рознь


дня в том же овощном магазине, где случилась «липовая кража»,
на самом деле забыли запереть окно и сработала сигнализация.
Выехала патрульная группа и зафиксировала сей факт. На директора
магазина было направлено представление в прокуратуру
о нарушениях сохранности материальных ценностей. Директор
своей халатностью подсказала, что надо делать с ее заявлением.
Если бы не перепиленные петли сейфа, то можно было смело сказать,
что той ночью в магазине гулял «сквозняк». Но кто видел
этот маленький сейф?

Прежде чем принимать окончательное решение по данным
материалам Лукин зашел в комнату участкового Михаила.

– Миша, а почему у тебя в комнате приема нет хотя бы небольшого
металлического ящика?
– А у меня тут ничего секретного. И наш хозяйственник
не даст мне сейфа.
– Секреты есть даже у простого милиционера, а ты офицер.
Любому жулику интересно, что известно о нем милиции.
– Это ты правильно говоришь.
– Тогда бери дежурную машину и пулей в овощной магазин
на Петровско-Разумовском проезде. Там у директора есть маленький
сейф. Он в нерабочем состоянии и требует ремонта. Я все
выяснил у директора. Этот сейф у них не числится на балансе,
и ремонтировать его не будут. Если не заберешь, его выбросят.
На заводе я договорился, начальник цеха Аркадий Аронович приварит
к нему новые петли и покрасит серой молотковой краской.
Сейф будет выглядеть как импортный.
– А это не тот ли сейф?
– Лишние вопросы не задавай. Это не твой административный
участок и занимайся своими делами.
– Я все понял. Сделаю.
Действительно, формально никакой аферы Лукин не проворачивал.
Этот сейф не фигурировал в материалах, как вещественное
доказательство, и директор могла его спокойно выбросить, но сделать
подарок участковому было надежнее. Короче, нет сейфа,
нет и разговоров. И после этого Виктор со спокойным сердцем
вынес постановление об отказе в возбуждении уголовного дела.

Испытательный срок

В материалах дела «гуляли» одни «сквозняки» от незакрытых окон
магазина. Более того, Лукин еще набрался наглости и отправил
представление прокурору по этому поводу. Директору в торге
за допущенную халатность объявили выговор.

Если бы он знал, каким боком выйдет ему этот отказной материал
и шуточки с прокуратурой, может быть, принял какое-то
другое решение по этому делу.

Но в любом случае одно он усвоил для себя четко: если станет
когда руководителем, никогда не будет требовать с подчиненных
нарушения закона, как некоторые требовали с него. Лукин
побывал в этой шкуре и почувствовал себя очень неуютно. «Нет,
это не работа. Надо срочно добиваться повышения и дергать
с «земли», – все более укреплялся он в своих мыслях.

Глава 25. Кража краже рознь


26
26
«Знамя
революции»
и минеральные

глава воды

Добившись высоких показателей в деле борьбы с преступностью,
прежний начальник уголовного розыска ушел на повышение,
подальше от горящей под ногами «земли». Теперь вот руководит
агентурным отделом в РУВД, но еще три года будет вздрагивать
при каждой прокурорской проверке, пока не уничтожат последний
отказной материал, им подписанный.

На его место назначили Владимира Егоровича Кузнецова,
из Фрунзенского района, знакомого Максима Никоновича. Егорыч,
как его все звали, слыл большим юмористом, роста достигал
за 190, имел крепкое телосложение, в его руке целиком помещался
ватерпольный мяч, поэтому он успел поиграть в водное
поло за «Динамо» (Москва). На голове красовалась короткая
прическа из бело-рыжеватых волос с мелкими кудряшками, как
у капитана Врунгеля. Да и звание было капитанское. Егорыч
с колоритной фигурой и юмором любил выпить на халяву. Кто же
не любит это дело? Но, как любил халяву он, так не любил никто.
Халяву он обыгрывал с юморком. При этом Егорыч не выговаривал
букву «р», под вождя пролетариата «косил». Оперативным
мастерством он особо не блистал, поэтому, когда совершались
серьезные преступления, розыском преступников руководил Максим
Никонович, который сам был из сыщиков и очень грамотно

Испытательный срок

выдавал версии и планы оперативных мероприятий. Из инспекторов
обычно сложные дела поручались тройке – Численко, Новицкий
и Лукин. Поэтому Егорыч особо их не трогал, зная, что они
могут «размотать» жуликов, внеся тем самым очередной плюсик
в графу раскрываемости, и почти на все происшествия брал
только их. Новицкий затем перешел на работу по несовершеннолетним,
тем самым освободился от рассмотрения заявлений
граждан и вынесения отказных материалов, а к Лукину в напарники
прикрепили стажера Славу Кочкина, бывшего десантника
и командира разведроты.

– Лукин. На задегжание! – открыв дверь их кабинета, Егорыч
дал команду картавым властным голосом.
– Владимир Егорович, возьмите меня. Я бегаю хорошо и знаю
приемы боевого самбо, – Кочкин попросился на операцию.
– Гано еще! Пристгелят, – отрезал Егорыч.
Через пару часов они с шефом возвращались после очередного
обхода злачных мест. На маршруте значился родной Виктору
завод «Знамя революции», а спирту здесь текло немерено. Лукин
познакомил Егорыча со своим бывшим руководством с далеко
идущими «последствиями» со знаком плюс для Егорыча. Подарочный
заводской спирт Егорыч наливал в плоские нержавеющие
фляжки, предназначенные для постоянного ношения. В случае
перебоя со спиртом тару заполнял самогоном, который сам «производил
» и настаивал на разных травах. Иногда разливал самогон
в темные бутылки из-под виски и угощал народ этим «импортным
напитком». По известным причинам карманных денег у Егорыча
никогда не было, но на выпивку он не был жадным и угощал всех
желающих.

Далее по маршруту лежали пивной бар и пельменная на территории
Лукина. Руководство этих точек его уважало. Он никогда
не пользовался их предложениями «на халяву» покушать или
выпить, поэтому обрадовались, когда Лукин познакомил их
со своим новым руководителем. Появилось кого «замазать».

В целом с Егорычем было прикольно. Иногда его юмор переходил
в хамство, но с улыбкой и заразительным смехом. Человек
с таким большим организмом так же веселился и шутил. Лукин,

Глава 26. «Знамя революции» и минеральные воды


напротив, старался всегда «держать стойку» к чрезмерному принятию
спиртного. Вечером надо на учебу, и кроме этого были
еще любимые занятия – погонять на своей «Яве» с друзьями
по вечерней Москве или съездить искупаться на Клязьменское
водохранилище.

– Ну, как, задержали? – Кочкин поинтересовался их успехами
после возвращения.
– Опять согвалось, – Егорыч с досадой махнул рукой.
Такие «операции» повторялись, и Кочкин, не даром разведчик


десантник, как-то выяснил их маршрут и меню и больше не про


сился взять его на задержание.

У Егорыча в кабинете висела картина: Ленин толкает речь
и в руке держит кепку. Когда к нему в кабинет заходил какойнибудь
заявитель с жалобой, что до сих пор милиция не нашла
ни его вещей, ни жуликов, Егорыч показывал пальцем на эту картину:
«Видите, вождь мигового пголетагиата говогит гечь, а кепку
за тги губля дегжит в гуке, чтобы не спегли, а вы оставили свой
погтфель без пгисмотга и хотите, чтобы мы его тут же вегнули.
Мы ищем, но сил у нас не хватает, видите, чем мы занимаемся», –
и подсовывал под нос потерпевшему фотоснимки с мест происшествий,
обычно с убийства. На эти фото страшно было смотреть.

– Вот обезвгедим убийц и займемся вашим делом, – обещал
Егорыч.
Потерпевший извинялся и больше в отделении не появлялся.
«Вот и приходят прокурорские с проверками после таких

шуточек», – подумал Лукин.
Ночью его разбудил телефонный звонок дежурного отделения:

– На улице Бабеля квартирный разбой. Группа МУРа выехала,
за тобой вышла машина.
Виктор жил ближе всех к отделению, поэтому часто зани


мался разбором ночных происшествий, которые нельзя было отло


жить до утра, другие опера жили далеко или спали с женами.

На месте происшествия работали эксперты-криминалисты.
В квартире все было перевернуто. Потерпевший, мужчина
лет шестидесяти, давал показания следователю. Было около
часа ночи. Опер из МУРа вместе с Лукиным пошли беседовать

Испытательный срок

с проснувшимися от шума жильцами дома. Опрос ничего не дал,
никто никого не видел. Это могло означать, что разбойники шли
в эту квартиру целенаправленно.

– Ко мне недавно приезжала родственница из села Сабля Ставропольского
края, я сам оттуда родом. Кстати, Солженицын тоже
наш, – зачем-то добавил потерпевший. – Татьяна просила взаймы,
но я отказал ей, так как позвонил ее родителям, а те запретили
давать ей денег, ибо она связалась с нехорошей компанией. Ей лет
двадцать. Красавица и неглупая, а вот, подишь ты, с кем общается.
– Так вы думаете, что это она навела?
– А кто же еще? Я и дверь открыл поздно ночью, потому что
звонившие сказали, что привезли посылку из Ставрополья. Вы
посмотрите на мою обстановку. У меня и брать-то нечего. Украли
мои носильные вещи да старый магнитофон. Денег в квартире
было немного, остальное я храню на сберкнижке.
Потерпевший Рябов жил один в двухкомнатной квартире.
Преступники пригрозили ему ножом и пистолетом, связали
и положили в ванну, требуя золота и денег, но у него не было
ни того, ни другого. Следы вели в Ставрополье и конкретно к его
родственнице Татьяне.

Утром Рябова отвезли на Петровку для составления фотороботов,
и весь состав участковых и оперов начал отработку жилого
сектора поквартирно. Максим Никонович потребовал подробные
рапорты о том, с кем беседовали, и результаты беседы, чтобы
не упустить кого-нибудь из граждан, находившихся в это время
в этом месте, поэтому работа не прошла даром. Были найдены
свидетели, которые видели схожих с приметами мужчин, подъехавших
к дому на «Москвиче» около 23 часов. Примерно в это
время и было совершено преступление.

Лукин с Численко оформили командировку в Минеральные
Воды – ближайшему аэропорту к Александровскому району Ставрополья.
Коллеги в Минеральных Водах встретили их хорошо
и сразу предложили «обмыть» приезд. Перед выездом москвичи
направили местным товарищам ориентировку на розыск преступников,
и этим уже занялась местная милиция. Решили с Владом,
что сто граммов не повредят после перелета и бессонной

Глава 26. «Знамя революции» и минеральные воды


ночи накануне, но больше всего им хотелось как следует покушать,
так как вылетели они на голодный желудок. Опера поставили
на стол водку и местную фирменную закуску в виде …минеральной
воды. Ее в этом городе, словно в оправдание названия,
было хоть залейся. Хуже в отношении закуски – все магазины уже
закрыты. Неудобно было пасовать перед местными сыщиками,
и они жахнули по сто грамм под минералку. «Какая гадость, местная
водка, – отметил про себя Лукин, – московская просто медовуха
по сравнению с ней».

Налили еще, а потом еще, и уже слабее стал ее неприятный
запах и вкус. Наверное, наступила частичная анестезия, словно
подействовала заморозка при удалении зуба. «Лишь бы эта заморозка
не подействовала на весь организм, – не без беспокойства
думал Лукин и с тоской наблюдал, как курносый опер доливал
остатки водки в его стакан. – Неужели кончилась? Как я забыл
предложенный на дорожку дежурным Петром шматок сала? Сейчас
это было бы кстати, – пока мозги еще что-то соображали. –
И куда столько водки влезает в этого курносого худого опера?
Если пересчитать количество выпитой водки на килограмм его
веса, то он должен был давно упасть».

Наконец водка действительно кончилась. Времени было
около девяти вечера. Курносый, звали его Вася, позвонил домой
директору продуктового магазина и попросил водки. Та предложила
ему открыть магазин своими ключами, взять водки сколько
нужно, а деньги положить на прилавок. Вот он, действенный контакт
милиции и населения!

У Численко загорелись глаза, появилась возможность закусить.
Но в магазине на прилавок посыпался все тот же ассортимент
с пояснениями курносого, что у него ключи только от винного
отдела. Опять закуска разная – вода холодная и вода горячая.
В магазин завалились еще три местных опера. У одного из них
родился сын. Они были навеселе и пришли добавить. Узнав, что
приехали коллеги из МУРа, пригласили всех в ресторан гостиницы
«Кавказ», той самой, где остановились москвичи.

– Ну, теперь хоть покушаем или свалим в номер, – с надеждой
сказал Численко, но он глубоко ошибался. В ресторан зашли
Испытательный срок

через подсобку. Кухня и буфет ресторана тоже были закрыты.
Опера накрыли стол водкой и опять «закусывали» минеральной
водой, которую уже не принимал организм, и Лукину заварили
крепкого чая.

– Ребята! Кухня закрыта, но хоть холодные закуски есть
в ресторане? – не выдержал Численко северокавказского гостеприимства.
Курносый где-то раздобыл тарелку колбасы и хлеба.
Войдя в гостиницу, первым делом спросили про буфет, он
работал с семи утра. Попросили дежурную разбудить их ровно
в семь и утром заказали все, что было в меню: кефир, сметану,
сосиски, яйца. Жить стало веселей.

В отделе милиции все предложения о продолжении банкета
они отклонили, пора работать. Тут надо отметить, что местные
опера работать умели так же, как и пить водку. С утра прочесали
несколько местных «малин», встретились со своими добровольными
помощниками и все выяснили про приятелей Татьяны,
которые теперь знали, что их ищут. Это всегда так происходило:
получение информации милицией сопровождалось и ее утечкой.
Начальник местного уголовного розыска по фамилии Гараж, своей
комплекцией удивительно похожий на это сооружение по хранению
автомобиля, направил несколько групп на задержание, возглавив
одну из них за рулем своего «Москвича».

Город небольшой, и деваться этой группе было некуда.
К вечеру все трое сидели по разным камерам под контролем
негласных помощников милиции. При задержании у подозреваемых,
по приметам грабители оказались похожи на фотороботы,
были изъяты вещи, судя по всему похищенные, а также нож и детский
пистолет, напоминавший внешне «ТТ». Как говорят опера,
все «в цвет». Задержанных решили на время оставить в покое.
Пусть пока воркуют в камерах о своих похождениях. Это действовало
психологически. Не вызывают на допрос день, другой, и преступник
начинает догадываться, что опера и без его показаний
все знают или его подельники уже «раскололись». Татьяну, красивую
«бандершу», поили в кабинете кофе с шоколадом и уговаривали
пойти по уголовному делу свидетельницей, но для этого
необходимо было все рассказать. Якобы она ничего не знала, что

Глава 26. «Знамя революции» и минеральные воды


они могут совершить разбой, когда рассказывала своим друзьям
о дяде.

Лукин умел расположить к себе женщин, а с красивыми молодыми
девчонками этим заниматься было еще приятнее. Татьяна
написала все собственноручно. Местным операм задержанные
признались в кражах у своих знакомых, с кем вместе распивали
спиртное. Видимо, на разбой они отважились только за две тысячи
километров, надеясь, что их не найдут. Теперь к этой преступной
группе московские опера потеряли всякий интерес. Судя по всему,
у них в Москве всего один эпизод. Местные продолжили трясти
их на «картинки» в Минеральных Водах, потому что на разбой
не каждый преступник отважится. Из Москвы вызвали милицейский
конвой. Следователь, по просьбе Лукина, оставил Татьяну
без ареста, это все, что он мог для нее сделать, главное, чтобы
она поняла, как близко стояла от края пропасти. Предстоял суд,
но прийти на него не из-под ареста – уже полдела.

Испытательный срок

глава27 «Скорохват»


Виктор старался подходить к ремеслу сыщика творчески, проявлял
инициативу. У него на все хватало времени. Он вырезал
в торце кожаного портфеля отверстие и закрепил там фотоаппарат,
а для спуска затвора кнопку вывел с помощью троса в ручку
портфеля, такое вот ноу-хау для простого советского сыщика
вышло. Снимали, кого хотели, скрытно, не привлекая специальные
службы для своих «шпионских» мероприятий. В его распоряжении
была фотолаборатория. Из старого фотоувеличителя
Виктор изготовил прибор для съемки документов. Фотоаппарат
крепился на штативе вместе с двумя мощными светильниками.
Благодаря этим маленьким хитростям удалось закончить
с Рыжим, который, кажется, не понял, что «достал» сыщиков.
Заловить «щипача» удалось во многом благодаря фотографиям,
которыми снабдили специальный отдел по борьбе с карманными
ворами.

С применением этих нехитрых приспособлений удалось сфотографировать
почти весь подучетный элемент и его связи, завести
картотеку. Фотоальбом использовался на встречах с агентурой.
Не надо было тратить много времени на установление личности
преступника, плюс ко всему снимки были сделаны с натуры,
не то что фото при освобождении, где жулики были одинаково

Глава 27. «Скорохват»


лысые. Возможно, сыщики нарушали в некоторой степени свободу
личности, но такие личности были этого достойны.

У кадровиков действовало указание, что денежные премии опер
за хорошую работу или как писали в приказах: «…за проявленное
мастерство и личное мужество при задержании опасного преступника
» мог получить не выше своего оклада или около ста рублей.
Опер мог неограниченно получать почетные грамоты, которые, как
они выражались в приказах, выше денег, или ценные подарки: часы
«Полет», радиоприемник «Сокол» и фотоаппарат «Зенит».

На складах заводов, выпускавших эту продукцию, давно произошло
затоваривание, как и у Лукина в квартире и кабинете,
потому что воры, грабители и разбойники попадались ему чаще,
чем другим операм. В первом квартале он выбирал все денежные
премии, а вместе с ними вымпел лучшего инспектора уголовного
розыска по всем оперативным показателям, который красовался
на стене его кабинета. Остальные девять месяцев он зарабатывал
«ценнейшие» подарки, которые, не распаковывая, относил
в комиссионный магазин. Туда же уходили лишние комплекты
форменной одежды, за три рубля в ателье из них выпарывали
красные канты на брюках и петлицы. Эти костюмы из серой шерстяной
ткани за 60 рублей покупали колхозники с рынка. Рубашки
сдавались проводникам поездов по десять рублей. Это был дополнительный
доход. Никому в ХОЗУ МВД не приходило в голову,
что опера практически не носят форму и дома им за несколько
лет эти комплекты становится некуда вешать. Позже оперативному
составу стали выплачивать деньги за форменное обмундирование.
Видимо, какой-то опер перешел на руководящую должность
в хозяйственное управление.

Ребята дали Лукину кличку Скорохват.

Идет, бывало, мимо пивной и еще издалека вычисляет одного
из толпы, который ведет себя не так, как другие. Вот худощавый
мужик с лысиной продает башмаки, а они дороговаты для его
остальной одежки да и размером больше. Ближе подходит инспектор
и видит на желтых ботинках свежие следы крови, а лысый
мужик, продающий их, целехонький и ни одной царапины. Значит,
есть о чем поговорить.

Испытательный срок

– Документы, – он никогда не представлялся, когда, возможно,
предстоит проводить задержание один на один, потому
что руки нельзя занимать удостоверением.
Тот достает справку об освобождении из мест лишения
свободы.

«Вот это «букет» у Татарова, хотя он старше его всего на три
года. Грабежи, разбой и хулиганство. Освободился неделю назад.
Прописаться он не сможет с таким послужным списком. И башмаки
в крови. Это явно не томатная паста. На кровь я уже насмотрелся».

– Пройдемте, – Лукин не задал ни одного вопроса, чтобы Татаров
не занервничал и не пришлось бы за ним гоняться по помойкам,
а потом искать сброшенные башмаки.
До отделения дошли молча. В дежурке произвели личный
обыск и при понятых изъяли башмаки. Эксперты дали предварительное
заключение, что на них свежая кровь. Татарова по акту
опьянения отправили в камеру без единого вопроса. Да и говорить
пока было не о чем. Один вопрос «невпопад», и он поймет,
что им ничего не известно. Запросили диспетчерскую «Скорой
» обо всех вызовах по телесным повреждениям в этом районе
за последние шесть часов.

Два часа назад с пустыря около Бутырского рынка в 67-ю горбольницу
доставлен мужчина с черепно-мозговой травмой (ЧМТ)
и запахом алкоголя. В эту больницу доставляли всех с «пьяными»
травмами. В приемном отделении больницы рассказали, что мужчина
оказался к тому же без обуви, в одних носках, весь в крови,
но ЧМТ не подтвердилась. Удар пришелся по касательной, череп
цел. Рану обработали, наложили швы и выписывают на амбулаторное
лечение. Попросили доктора подготовить на него документы
и придержать до приезда милиции.

А через некоторое время из больницы пришла телефонограмма,
что доставлен мужчина с травмой головы. С его слов, он
избит и ограблен неизвестными. Если бы Лукин прошел мимо
этих башмаков, то ищи ветра в поле.

– Ну что, поговорим? – Лукин зашел к Татарову в камеру.
– Да, я все расскажу. Башмаки не мои. Один мужик дал
продать.
Глава 27. «Скорохват»


Виктор привел его в кабинет старшего участкового Шоты
Горидзе. В милиции произошли новые перестановки. По специальному
постановлению ЦК КПСС в отделениях милиции
ввели должность старшего участкового, который должен руководить
оперативной группой на своем участке. Все стало запутано.
Например, теперь ранее судимого гражданина опер должен был
воспитывать вместе с участковым и делать записи в личном деле
о душеспасительных беседах. Если же тот совершал новое преступление,
то начинались разборки и с опером, и с участковым,
на участке которых он проживал. В зависимости от тяжести совершенного
преступления офицерам милиции назначалось наказание.
Дурнее приказов выдумать было нельзя. Наоборот, опер ведь
должен заводить дела по проверке преступной деятельности подучетника
только при наличии такой информации, а ты его воспитывай,
упреждай, иначе тебя накажут.

Шота женился на москвичке и переехал в Москву в звании
майора после работы в тбилисской наружке. «Оттоптался» и отписался,
вот это работа. Лукин предложил ему опросить Татарова,
а сам решил пошарить по пустырю в поисках места преступления
и свидетелей. На потерпевшего надежды было мало – он был
выпивши и удар по голове получил.

Около пивнушки толкались все те же характерные лица. Они
вспомнили, что несколько часов назад приезжала «Скорая медпомощь
» и забрала мужика. Один из пьянчуг сообщил, что незадолго
до этого мужика отвел за палатку какой-то лысый, он может
его опознать. Этих бедолаг не было необходимости даже записывать,
Лукин их всех хорошо знал. «Все, дело чистое и напрягаться
не надо с доказательствами», – он был доволен своей работой
и пошел обратно в отделение. А по дороге навстречу ему
чешет…Татаров.

– Вы куда? – все так же спокойно спросил Лукин, а про себя:
«Сбежал, сволочь».
– Майор отпустил найти того мужика, который дал продать
ботинки.
– Нет, пошли обратно. В Москве это делается немного не так,
как в Тбилиси.
Испытательный срок

В отделении он подошел к Шотику:

– Хоть ты и майор, но понятия не имеешь о закреплении
доказательств по делу. Если хочешь, могу показать, только ты
будешь писать протокол.
– Да, конечно, хочу. Что надо делать?
– Надо найти двух понятых. Милиционера в охрану с наручниками,
а я возьму фотоаппарат. Протокол будет называться
«проверкой показаний на месте».
Это было следственное действие, хотя у них официально еще
не было ни потерпевшего, ни заявления, но Виктор переговорил
со следователем Климовым, который сказал, что позже оформит
это отдельным поручением.

Татаров довел всю их компанию до пустыря, где он с мужчиной
распивал спиртное за пивной палаткой. В этом месте со следами
крови лежал кирпич, точнее целая цементная глыба, которой
можно было убить быка, а тому мужику просто повезло, что
удар пришелся по касательной и он отделался рассечением кожи
головы. Правильно говорят, что везет дуракам, а пьяниц Бог бережет,
тот мужик, видимо, имел отношение и к тем, и к другим.

Татаров на месте не выдержал дополнительных вопросов
и «поплыл». Он рассказал при понятых о ссоре с этим мужиком
и нанесении ему удара по голове. После снял с него ботинки
и пошел к пивной продавать, где и был задержан.

Всю эту процедуру по показу места и кирпича на фоне понятых
Лукин снял на фото, протокол оформили тут же, в комнате
милиции рынка. Когда протокол был подписан, на Татарове
защелкнулись наручники. И тут до него дошло, что он попал.

– Лукин, я тебя убью. Майор меня отпустил, – от злобы у него
даже выражение лица изменилось.
– Майор пошутил. Это в Грузии разбойники сами ищут потерпевших
и место преступления, а в Москве это делают сотрудники
милиции в присутствии понятых, а подозреваемый сидит
в наручниках.
Лукин Татарову ничего не обещал, да и не мог обещать чтолибо
такому типу и уж тем более оставить его на свободе. Потерпевший
оказался при памяти. Нашли ему тапочки, так как ботинки

Глава 27. «Скорохват»


отправили на экспертизу и организовали опознание Татарова. Тот
пытался отказаться от своих показаний, ссылаясь, что в милиции
его избивали и заставили признаться в том, чего он не совершал.
Одно он забыл, что признался в присутствии понятых, да и кроме
этого доказательств хватало.

Следователи с охотой принимали такие материалы от Лукина,
они легко проходили в суде, поскольку в наличии имелись весомые
доказательства вины подозреваемого. Виктор не выискивал
жуликов специально, а просто никогда не проходил мимо, когда
они летели на него, как мухи на …мед.

Вот и на следующий день, проходя в дневное время мимо
подъезда дома 16 по Вятской улице, он услышал крики о помощи.
Кричали с балкона четвертого этажа. Из подъезда выбежал мужчина
кавказской наружности с портфелем, Лукин бросился ему
наперерез, тот, видимо, понял, что это по его душу, и метнулся
в другую сторону, но через двадцать секунд был в лапах «скорохвата
». Молча, без зачтения, как в американском кино, прав
задерживаемого, он заломил ему руки с предупреждением о возможных
переломах, если тот будет сопротивляться. Связал руки
его же ремнем, приговаривая, что так его учили в аэроплановой
школе. Потерпевший, видимо, вызвал милицию по телефону,
и машина почти тут же подъехала. Вышедшие милиционеры откозыряли
Лукину и поздравили. Они-то знали, что он отдает им так
называемую «палку» по задержанию. Рапорт Лукин всегда разрешал
милиционерам писать совместный. Может, хоть их поощрят,
а ребята «проставятся».

А в портфеле оказалось около ста штук карманных часов.
Лукин отправил задержанного в отделение, а сам вместе с участковым
Горидзе поднялся к потерпевшему для встречи оперативной
группы по осмотру квартиры. Потерпевший еврейской национальности
по фамилии Айзенберг оказался коллекционером карманных
часов. Он сообщил, что армянин сослался на его знакомых
и пришел обменять свои часы, но когда вошел в комнату, нанес ему
удар по голове бронзовой статуэткой. Коллекционер вовремя увернулся,
поэтому получил только большую царапину. Но грабитель
успел сгрести в портфель большое количество часов и скрылся.

Испытательный срок

«Ну, везет мужикам с головой в последнее время, второй
такой», – подумал Лукин.

Потерпевший подошел к Виктору, пожал ему руку:

– Имел счастье наблюдать вашу работу с балкона. Впечатляет.
Вы кто будете?
– Ваш инспектор уголовного розыска, то есть это моя
территория.
– Да, любимый город может спать спокойно. Еще раз спасибо.
Я хотел бы сделать вам подарок – часы Павла Буре.
– Нет, спасибо, я карманные часы не ношу.
– Молодой человек, эти часы носить не надо, их носил Байрон.
Их можно только хранить.
– А потом когда-нибудь получить по башке за хранение таких
ценностей?
– Да, возможно, вы правы, в нашей стране мы никогда не были
защищены. Вы заходите вечером, я угощу вас хорошим коньяком.
– Да, стресс снять не мешало бы.
– Я что-то у вас его не заметил. Вы действовали мгновенно,
не раздумывая. А если бы он был вооружен? Буду вечером
вас ждать.
Грабитель часов не требовал особого внимания к своей персоне,
так как был взят с поличным, с ним уже работал следователь.
В гости с Виктором напросился участковый Шота, а на следующий
день у него висели на цепочке карманные серебряные часы с боем.
«Вот, видимо, чем отличался грузин от русского, так это, наверное,
отсутствием каких-либо приличий в некоторых вопросах», –
подумал Лукин, хотя сам немного пожалел, что не принял подарка,
но что сделано, то сделано. С Шотой они дружили, поэтому он
ничего не говорил по его, возможно, неправильному поведению.

Виктор вспомнил, что давно не виделся с Анатолием Прошкиным.
Тот окончательно «разболтался» без контроля и сделал
предложение своей Надежде из Новосельцево. До женитьбы они
решили съездить на танцы в это село, потому что после бракосочетания
как-то не принято было ходить на танцы в клуб. Скоро
лишится этого удовольствия, да и Надежда переедет к нему
в Москву.

Глава 27. «Скорохват»


В клубе Лукина радостно встретили подруги Надежды. Давно
не виделись, но не было среди них той, которая довела бы, как
Прошку, до Дворца бракосочетания. Прошка остался в Новосельцево,
а он с последней электричкой вернулся в Москву, на Савеловский
вокзал. Стояла ранняя весна. Утром снег подтаивал,
а вечером ручейки и лужицы замерзали, образовывая каток. При
выходе на перрон вокзала Лукин увидел, как парень разбросал
двух пожилых милиционеров, которые пытались его задержать,
и побежал по перрону в сторону площади.

Лукин рванул за ним, лавируя среди немногочисленных
пассажиров. Либо парень оказался резвый, или Виктор притомился
на танцах, пришлось гнаться аж до Нижней Масловки.
Наконец настиг и с ходу сшиб подсечкой на снежном
газоне во дворе поликлиники на углу Вятской улицы. Парень
летел лицом в сугроб из слежавшегося весеннего снега, а Лукин
догнал его уже в полете и в следующее мгновение крутил руки,
лежа на его спине. Парень стонал от боли. В это время подбежали
милиционеры из линейного отдела транспортной милиции
«Савеловский».

– Вы кто? Кого благодарить за помощь?
– Опера из 15-го отделения милиции. А что он совершил?
– Грабеж в электричке. У женщины сумочку вырвал. А мы так
и поняли, что коллега помогает. Кому еще в голову придет задерживать
преступника?
– Сами доставите или к нам в отделение? Оно близко. Этот
чудик не понимал, куда бежал. Если бы я его не остановил, так
прямо к нам и прибежал бы.
– Нет. Мы к себе. Там потерпевшая дожидается. Сейчас придет
машина. Вас подвезти?
– Спасибо, мне недалеко. Я прогуляюсь.
Утром транспортники привезли в отделение благодарственное
письмо от начальника Савеловского линейного отдела милиции.
Обобщив все задержания в нерабочее время, поощрили Лукина
тридцатью рублями да в газете «На боевом посту» описали его
«подвиги». Можно было подумать, что у опера бывает это нерабочее
время. Он же не кадровик или политработник.

Испытательный срок

Нет, он никогда ни бросался на преступников безрассудно,
хотя хорошо владел приемами боевого самбо. Действовал с осторожностью,
не переоценивая свои силы, но жестко. Некоторые,
словно звери, чуя, что у них отнимают последний шанс на свободу,
могли нанести последний неожиданный удар. Поэтому при задержании
жесткость была оправданна. Тем более жалоб от задержанных
не было. Хотя один раз на Лукина пожаловались…

Они со Славой Кочкиным расставались после «наркомовских
ста грамм» перед входом в парк имени Зуева на Сущевском
валу, там их пути расходились, и решили постоять, поговорить,
тем более что Слава, оказывается, дружил с его одноклассницами
Наташей Гавриловой и Валей Алексеевой. Он знал его друзей
по дому, Володю и Виктора, еще со школьной скамьи. У Лукина
в это время не было подруги в классе, в котором учился. Переключился
на Севастополь и других не замечал. А интересно было
вспомнить, кто с кем дружил, узнать, чем занимается сейчас, прошло
ведь уже больше пяти лет после окончания школы.

И в эту тихую беседу врезается грубый голос:

– Дайте закурить.
– Последняя.
Тот отошел, но сразу перед ними вырос другой.
– Вы чего моего друга обидели?
– Какого друга? – товарищи смотрят на него недоумевающе.
– Он попросил закурить, а вы не дали.
– Парень, иди отдыхай. Не до тебя.
– У меня, блин, черный пояс по каратэ, я сейчас с вами
разберусь.
«Ну, почему народу спокойно не живется, выпил и шел бы
себе мимо», – подумал Виктор про каратиста.
Кочкин предъявил удостоверение МУРа, процедив сквозь зубы:

– Пошел отсюда… Не мешай работать.
«Не мешай работать» – профессиональное выражение, предназначавшееся
для постовых милиционеров, когда те заставали
их за распитием на улице пива на «чужой» территории. Те отходили,
прикладывая руку к козырьку и недоумевая про себя: что
это за работа – на улице выпивать?

Глава 27. «Скорохват»


Только на каратиста оно не подействовало. Он отошел и метнул
в их сторону горящий окурок, пришлось увернуться. Больше
всего не хотелось в этот дождливый вечер пачкать одежду,
но с этим парнем по-другому не получится, спускать хамства
нельзя. Тот знал, кто они, и нанес оскорбление.

– Пройдемте в отделение, – встав по бокам, предложили они
ему, заранее зная, что тот настроен на драку, а до отделения надо
было идти через парк, где с освещением было очень плохо. Можно
сказать, что его совсем не было. Парень молча вошел в калитку
парка, и тут же Лукин увидел, как Кочкин летит в кусты от удара
с правой. В следующую секунду каратист стал перемещаться прыжками,
размахивая бутылкой вина, упакованной в плетеную авоську,
как нунчаками. Лукин только уворачивался. Присел, потом пригнулся,
а когда, как пружина, выпрямился, вложил в удар кулаком
все плечо. Каратист в это время совершал очередной прыжок
и «раскрылся», поэтому встречный удар пришелся точно
в нос. «Боец» упал на спину и тут же получил дуплет локтем в пах
и печень. «Компресс» оказался полный, секунд на десять, чистый
нокаут. Авоська с бутылкой была запущена Виктором в забор, где
со звоном разлетелась в осколки, пахнув последний раз запахом
портвейна. Очухавшись, каратист попросил прощения:
– Я все понял, не губите студента.
На том и разошлись…
А утром в отделение поступила телефонограмма из травмпункта:
«Обратился мужчина… с диагнозом: перелом костей носа,
подозрение на переломы ребер. Избили сотрудники милиции».
Пришлось доложить руководителю о ночном происшествии.

– Это как же получилось?
– При пресечении хулиганских действий этого гражданина
применил прием самбо, но подстраховать не успел и каратист
лицом врезался в асфальт.
– Это что за самбо, что он врезался носом в асфальт, а потом
ребрами.
– Недавно вышел фильм: «Я, Шаповалов». Там показали, как
конница атакует флот и побеждает, так и здесь: каратэ против
самбо не катит.
Испытательный срок

– Ну, а если без дураков?
Они устно рассказали, как все было.
– Да, оружие тебе давать нельзя, а теперь и на улицу выпускать
тоже. Всех жуликов перекалечишь. Как, десантная разведка?
– Он просто не успел бы применить прием. Тот летал выше
головы. Если бы он попал бутылкой в лицо, то неизвестно, чем
закончилось бы, – ответил напарник Лукина.
– Ну, ты оружие бери иногда, чтобы почистить. Идите
работать.
Вечером пришел каратист и написал заявление, что упал,
а в травмпункте он не знал, что все сведения попадают в милицию.
Ему, видите ли, захотелось опробовать свой черный пояс,
и первый выход оказался неудачным. Хорошо, что получил отпор,
а иначе ходил бы по улицам и калечил граждан, пробуя на комнибудь
неподготовленном свой этот пояс.

Глава 27. «Скорохват»


Удачная халява
и неудачная
глава28 любовь

Оперативная группа почти в полном составе выехала на чрезвычайное
происшествие: на фабрике «Свобода», в раздевалке транспортного
цеха обнаружен труп мужчины с ножевым ранением.

Опрос рабочих в раздевалке ничего не дал, свидетелей преступления
не было. Начали с выяснения круга лиц, с кем потерпевший
дружил, ссорился, что и с кем мог не поделить. Требовалась
более тщательная проверка, потому что «не поделить» он
мог очень многое. По уже имеющейся оперативной информации
он, как сцепщик вагонов, мог знать о хищениях готовой продукции
целыми составами, которые пускали под аварийный уклон
на Хуторской улице.

Фабрика «Свобода» представляла собой «клондайк» для
жуликов. Тащили мыло, шампунь, крем-пудру и так далее. Готовую
продукцию воровали целыми вагонами. Затем все это по дешевке
скупалось у несунов в магазинах, киосках, парикмахерских, окружающих
фабрику.

Подготовят состав к отправке, а в это время, якобы случайно,
около транспортного цеха из-под колес поезда вылетают специальные
сдерживающие «башмаки». Дорога в этом месте идет под
большим уклоном в сторону Ленинградской и Рижской железных
дорог. Вагон с разгона вышибает ворота фабрики и набирает

Испытательный срок

скорость, а в это время «на железке» кто-то переводит стрелки,
направляя бесконтрольную махину в нужный тупик, где через
полчаса весь груз перетаскивают на грузовики. Когда вагон находят,
он оказывается пустым. В общем, мафия в чистом виде.

А ведь для изготовления этой продукции используется дефицитное
сырье из-за рубежа. Белоснежный свиной жир из Германии,
на котором вся округа жарит картошку, оливковое масло
в бочках по двести литров из Испании и Греции, которое пользовалось
спросом у домохозяек и в парикмахерских. Туда же уходила
сперма кашалота для изготовления кремов для красавиц. Все
это выносилось и вывозилось с фабрики в огромных количествах,
но никогда не поступало жалоб о кражах и формально ОБХСС
не за что было зацепиться. Когда же задерживали кого-нибудь
с поличным, это тянуло лишь на мелкое хищение госимущества
и наказывалось народными судами, не более года лишения свободы.
И вот теперь, среди такого криминального беспредела, произошло
убийство сцепщика вагонов.

Все ждали приезда следственной группы прокуратуры.

В транспортный цех вошел солидный мужчина в черном
кожаном пальто, при галстуке.

– Что здесь случилось?
– А вы кто будете? – Максим Никонович проявил бдительность.
– Заместитель генерального…
– Разрешите, я доложу, – Максим Никонович шагнул вперед.
– В 17 часов в раздевалке цеха обнаружен труп сцепщика
вагонов Смирнова с ножевым ранением. Оперативные группы
установили всех, кто в это время находился в раздевалке. Выехали
по адресам тех лиц, которые уже находятся дома. Установлено,
что погибший поссорился с работником склада готовой
продукции Кудиновым. Наши сотрудники ориентированы
на задержание Кудинова.
– Что такое «ориентированы»? А куда его ударили ножом?
Можно посмотреть? – Заместителя генерального развезло от важности
после доклада майора милиции.
– Нет, до эксперта никому нельзя входить в помещение. А вы
кто будете, еще раз? – с прищуром спросил Максим Никонович.
Глава 28. Удачная халява и неудачная любовь


Ему не понравились дилетантские вопросы этого человека в кожаном
пальто, которого начальник милиции принял за заместителя
генерального прокурора.

– Я же сказал, заместитель генерального директора фабрики, –
возмутился руководитель.

– Идите, идите отсюда. Здесь посторонним нельзя. Сержант,
проводите товарища замгенерального до двери.
Когда дверь за ним закрылась, Максим Никонович засмеялся:

– Я его, блин, за заместителя генерального прокурора принял.
Кудинова взяли во дворе своего дома. Он и не пытался
скрыться. В раздевалке нашли нож со следами крови. Задержанный
сразу во всем сознался. Наверняка случилась разборка
по дележу «дивидендов» от реализации краденого, но Кудинов
свел все к пьяной ссоре, и нечем было следствию ему возразить.

Вот ведь «страна Лимония» – воруют машинами, вагонами.
А фабрика план перевыполняет. Нет никаких недостач. «Все
вокруг колхозное, все вокруг мое». Сколько же надо выпускать
неучтенной продукции, чтобы покрыть эти хищения, о которых
было известно из многочисленных агентурных сообщений
от добровольных помощников, трудившихся на фабрике, или рассказывали
арестованные за мелкие кражи. Искоренением такой
«халявы» под названием хищение социалистической собственности
в особо крупных размерах должен был заниматься ОБХСС,
и, похоже, он этим неплохо «занимался». Все было шито-крыто,
не подступишься…

Для них же, простых советских оперов, пределом мечтаний
были «халявные» выпивка и закуска. Многие его коллеги переженились,
но все равно иногда собирались вечерами, чтобы снять
стресс после «делов праведных». Мест для выпивки было не так
уж много. Обычно выбор падал на мастерскую металлоремонта
или подсобку магазина, где у кого-нибудь были знакомые.

Закуска, как правило, была нехитрая, ведь женатых ждал
домашний ужин, а вот Лукина интересовала в этом процессе как
раз больше закуска, чем выпивка. И он старался сманить компанию
на квартиру к своему соседу Василию, который служил
в КГБ, а жил на первом этаже двухэтажного дома в одном дворе

Испытательный срок

с Лукиным. У него был большой погреб, буквально ломившийся
от картошки, солений и консервированных кроликов, все это родители
поставляли ему с дачи. Друзья даже говорили в шутку, как
в мультике про Винни-Пуха: «А не пойти ли нам в гости к Кролику
»? Дом подлежал сносу и наполовину был выселен. Василий
сдавал свободные комнаты студентам, с которыми вместе учился
на заочном отделении института.

Другую «подходящую компанию, где их могли угостить»,
опера облюбовали в кабинете директора гастронома на Масловке
Марии Ивановны по кличке Теща. В свой первый и последний
визит сюда Виктор сразу и не понял, что к чему, когда Кочкин
представил Лукина:

– Вот, Мария Ивановна, зятя привели.
Она мельком глянула на Лукина и махнула ручкой:
– Да у него, наверное, целый хоровод девчонок, но с дочкой
его надо познакомить.
Виктор не сразу въехал, что коллеги выступали в роли «свах»
и устроили «смотрины». Стол ломился от дефицитной закуски
и выпивки. Это была халява, от которой трудно, нет, невозможно
отказаться, а ему стало даже интересно, чем все закончится.
Выпили портвейну, который не очень любил Виктор, но закусили
тамбовским душистым окороком, любительской колбаской
и маринованными огурчиками.

– Виктор, а может, правда, сходим в театр вместе. Там якобы
случайно встречу вас и познакомлю с дочерью Татьяной. Она
у меня симпатичная, но если узнает, что мы подстроили знакомство,
откажется, и у нас ничего не получится.
Все хорошо, но Мария Ивановна не знала, что Лукин
не любил, когда его водили вот так, на веревочке, как молодого
бычка на случку. Все почувствовали, что Лукин Теще понравился,
и стали иногда к ней захаживать на рюмку чая, но уже без него.
Она передавала через них Виктору приветы, но это сватовство
было каким-то неправильным. Может быть, Татьяна и прекрасная
девушка, но они все испортили. Надо было просто пригласить
ее к маме в магазин, но чтобы он об этом не знал. Но этих
оперов-халявщиков интересовало только одно, и они продолжали

Глава 28. Удачная халява и неудачная любовь


передавать приветы: «Теща обещала машину купить и свою квартиру
кооперативную отдать». Но не суждено было встретиться
Виктору с Татьяной и у его «сватьев» все обломилось с «тещей»,
потому что он категорически отказался там бывать. Не любил он
«дешевой» халявы, да и фантазия у коллег, честно говоря, примитивной
оказалась.

Вот Егорыч, тот умел все обставить с юмором. Например,
в солнечный летний день их опергруппа возвращалась с очередного
вызова. Жарко. Около пивной «На семи ветрах» стоит очередь,
и у многих мужиков «трубы горят». Они с жадностью смотрят
на счастливых, что впереди, сдувающих с кружек пивную
пену. Такую очередь обойти нельзя, поднимут шум. И тут Егорыч
предлагает по кружке пива, да еще на халяву. Все решили, что
продавщица его знакомая. Он подходит к открытой задней двери:

– Кгасавица, а налей-ка нам по кгужечке, – смачно картавит
Егорыч.
– Да кто вы такие, чтобы вам наливать? Встаньте в очередь,
как все, – «посылает» продавщица, не удостоив Егорыча даже
взглядом.
– Я начальник ЖЭКа, а это мои водопговодчики.
– Причем здесь начальник ЖЭКа и водопроводчики, – продавщица
окинула взором их компанию в костюмах и галстуках.
– Я сейчас дам команду своим водопговодчикам воду пегекгыть,
чем будешь кгужки мыть?
– Так бы сразу и сказали, а то – водопроводчики.
– Пиво свежее?
– Свежее.
– Так наливай по кгужке.
Когда выпили пиво, Егорыч достал кошелек и потряс им
около своего уха. Обычно в нем были медные пятаки, которые
громко звенели.

– Сколько с нас?
– Денег не надо.
– Да я сам знаю, что не надо.
Происходило это представление на территории другого
района, где их никто не знал. Наглость, конечно, но с юмором.

Испытательный срок

И никто не представлялся милицией и не сватался к «Афродите
из пены» в пивной палатке.

Иногда они заходили в гости к одной весьма колоритной личности.
Центурион, как они его называли, отсидел десять лет за то,
что написал Хрущеву все, что думал о развале народного хозяйства
при нем, вплоть до необдуманной высадки кукурузы в Архангельской
области. После его ареста Хрущева через год сместили
с поста генсека, а Центурион еще девять лет парился на нарах.
У него были родственники в США и во Франции, которые прислали
ему форму полицейского. Иногда он помогал операм – возил
по служебным и другим делам на личной «Волге». Но за руль
садился в полицейской форме североамериканских «центурионов
». Башмаки он всегда почему-то надевал на босу ногу, даже
зимой. У него были французские пластинки с песнями Высоцкого.
Обычно они пили красное сухое вино и слушали музыку. Обстановка
настраивала на лирический лад, хотелось думать об амурных
делах и планах, тем более что у Виктора снова образовался
полный «голяк», из колоды выпала еще одна потенциальная жена.

Как-то он пригласил «ту самую Татьяну», что из гарнизона
в Щербинке, в Театр оперетты, благо с билетами у него проблем
не было. У него все еще оставались какие-то чувства к ней. Но она
не пришла, позвонила и сообщила, что не смогла уйти с работы.
Виктор никак не мог понять, что у них за отношения. Вроде бы
к ней тянуло, хотелось увидеть, но после встречи они подолгу
не звонили друг другу. В другой раз пригласил ее на свадьбу к Прошке.
Татьяна приехала. Виктор был свидетелем – его неофициальная
вторая штатная должность, он переженил почти всех друзей
в этом качестве. У него хранился даже отдельный альбом с фотографиями,
где он подписывал акты бракосочетания с разными свидетельницами,
и друзья шутили по поводу его «многоженства».

На свадьбе он сидел справа от жениха, слева была Татьяна.

– Хватит пить. Мы должны сегодня поговорить, – дергая
за рукав, не шептала, а шипела Татьяна на ухо Виктору.
Это увидели подруги невесты. Они подзадоривали его
к выпивке, а он вплотную занялся состоянием жениха, объясняя,
что браки в трезвом состоянии не совершаются. Ближе к ночи

Глава 28. Удачная халява и неудачная любовь


Анатолию понадобилась помощь, чтобы дойти до спальни, за что
Надежда пригрозила Виктору кулачком. Только потом с Татьяной
они пошли прогуляться вдоль канала. Тут ее понесло:

– Давай, говори мне красивые слова, делай предложение,
я согласна.
«Вот это поворотик», – подумал Виктор и вспомнил анекдот:
мужчина пригласил домой женщину и давай ее обнимать, а она
ему: «Вань, подожди, так неинтересно. Давай поиграем в прятки.
Я спрячусь, а ты будешь меня искать. Если ты меня найдешь, то
я твоя, а если не найдешь – я буду за шкафом».

Ну, и тут примерно так же получалось, но язык не повернулся
сказать это Татьяне, и он стал говорить ей что-то о любви и сделал
предложение.

– Но ты сейчас пьян. Утром все повторишь?
– Кто, я пьян? – Виктор подошел к колодцу и хлестанул
на себя три ведра ледяной воды.
– Конечно, пьян, снег еще местами лежит. Иди в дом, у печки
просушись.
Татьяну забрала мать Прошки, а он вышел на крыльцо, где
его уже ждали Наташа и Зоя, подруги теперь уже жены Анатолия.
Что-то его насторожило в поведении Татьяны. Не ожидал,
что она сама сделает ему предложение жениться на ней. Он вроде
бы желал этого, но не так и не теперь.

– Ты спать сегодня собираешься? – спросила Наташа. – Мы
тебя ждем.
«Вот это по-нашему, – подумал Виктор, – в их компании будет
веселей».
Пошли спать к Наташе на край деревни. Проснулись маль


чики отдельно, девочки отдельно. Девчата хлопотали по приго


товлению завтрака.

С утра шампанское? Класс! Стало совсем хорошо. Они весело
шагали по деревне все компанией в дом молодоженов. Трое парней
и столько же девчонок. Татьяна встречала его у калитки
и не задала ни одного вопроса по этому поводу. А повод был.
Предложить девушке руку и сердце, а самому уйти ночевать к девчонкам
и вернуться с ними только к полудню.

Испытательный срок

– Я сегодня к обеду должна быть дома, подготовиться
к работе, ты ничего не хочешь мне сказать?
– Я тебе вчера все сказал и предлагаю подать заявку на регистрацию
брака.
– Завтра с утра.
– Почему завтра? Можно в выходные.
– Потому что послезавтра ты передумаешь.
– Давай завтра. Во сколько?
– В 15 часов около кафе «Аист».
– Я тебя провожу?
– До автобуса. Ты, наверное, будешь нужен Анатолию.
– Хорошо.
В полдень он посадил Татьяну на автобус и поцеловал, совсем
пока не предполагая, что это прощальный поцелуй.
«Опер, включи мозги, – размышлял, возвращаясь, Лукин. – Что
тебя насторожило в поведении Татьяны? Ты вроде бы любишь ее?
А вот здесь теперь не так все однозначно. В Севастополе у тебя
полный облом. Наташа вышла замуж. Что же тебя сдерживает?»

Он не находил ответа. Обещание подать заявление ставилось
под сомнение. Следовало еще раз все обдумать. Несмотря на то
что, прощаясь с молодыми, Виктор объявил о подаче заявки, он
в электричке стал прокручивать назад картины всех своих встреч
с Татьяной, и большой радости это ему не доставило.

«А если такие встречи будут каждый день?» – представил
он. Ее вчерашнее поведение выглядело более чем непонятным.
Можно было бы встретиться во Дворце бракосочетания и поговорить
нормально, но ему даже встречаться не хотелось. Чем-то
она его оттолкнула. Только Виктор не понимал – чем. Совсем
недавно он вроде бы хотел, чтобы она вышла за него замуж, а сейчас
что-то в ее поведении останавливало его. В итоге они так друг
другу и не позвонили и никуда не пошли.

И только через три месяца многое прояснилось. Он приехал
в гости к Прошке. Его мать отозвала Виктора на кухню
и поинтересовалась, какие у него отношения с Татьяной. Что он
не женился, было уже известно. Виктор сказал, что после свадьбы
Анатолия не встречался с ней.

Глава 28. Удачная халява и неудачная любовь


– Ну и правильно сделал. Когда на свадьбе Татьяна ночевала
с нами, она поведала мне, что Анатолий неправильно поступил,
женившись на Надежде, он должен был жениться на ней, – рассказала
мать Анатолия.
Да, предчувствие в отношении Татьяны его не обмануло,
но это был гром среди ясного неба. Много он читал в книгах
о различных любовных треугольниках, но как этот-то образовался?
Сам Виктор был в недоумении. Он был уверен в своем
друге и знал, что он с Татьяной не встречался. Правда, давно,
когда он был долго в командировке, Анатолий попытался убедить
Татьяну в том, что Виктор любит ее и скучает. Вот и получился
обратный эффект от визита друга. Он сказал тогда Прошке,
что тот погорячился и напрасно это сделал за него. В своей
решительности Лукин не мог усомниться. Значит, и раньше в их
отношениях с Татьяной что-то было не по-настоящему, а в день
свадьбы друга Виктору какое-то седьмое чувство подсказало, что
и этот любовный роман окончен.

Испытательный срок

Весенняя
глава29 охота

В канун Первомая в 15-м отделении милиции произошли перемены
– назначили нового начальника, им стал замполит Гусев.
Максим Никонович возглавил уголовный розыск района и забрал
с собой на Сретенку Влада Численко. А Лукина не отпустил
Гусев, ибо на своего зама, начальника угрозыска Егорыча, надеялся
мало.

Сотрудники отделения милиции участвовали в репетиции
построения так называемых «линейных коридоров» на Красной
площади в период подготовки к первомайской демонстрации трудящихся.
Личный состав правоохранительных органов и спецподразделений
выстраивался в живые цепочки между колоннами,
спиной к трибуне Мавзолея для пресечения противоправных
действий. На первом этаже ГУМа располагались автоматчики
«дикой» дивизии ОМЗДОН имени Дзержинского, которые делили
территорию на небольшие квадраты своими цепями.

Конечно, только больной человек мог вынашивать мысли
о террористическом акте в такой обстановке. Да и сами демонстранты
утверждались на партийных собраниях трудовых коллективов,
а каждая «пятерка» имела своего правофлангового,
так называемого «смотрящего» с правой стороны от трибуны,
следившего, чтобы по пути следования колонны в их ряды

Глава 29. Весенняя охота


не затесался посторонний. Чем ближе к трибуне, тем гуще цепи
спецслужб. Вот это была система безопасности! Членов Политбюро
охраняли даже от партийных активистов, участвующих
в демонстрации.

После репетиции сыщики из 17-го отделения милиции пригласили
коллег из 15-го в ресторан «Будапешт». Их здесь хорошо
знали. Осетрину с икрой не заказывали, и ужин обошелся каждому
не более чем по три рубля, водка, как всегда, была прихвачена
с собой. Лукин быстро сошелся с ребятами из Центра, а они
слышали о нем. Его фамилия встречалась в приказах, иногда
мелькала в милицейской газете «На боевом посту».

Между тем весной, как обычно, происходил всплеск квартирных
краж, воры сумками и чемоданами тащили вещи, аппаратуру,
ковры, деньги и ценности. И обуздать эту напасть не смогли бы
никакие спецподразделения, только кропотливая, каждодневная,
нудная оперативная работа на местах могла принести результаты.
Больше всего доставляли беспокойство серийные кражи путем
взлома с применением фомок, домкратов, которыми разжимали
любые усиленные дверные коробки и заходили как к себе домой.
Бывало, является хозяин с работы, а на лестничной площадке
вскрыты все четыре двери. Внутри все перевернуто, и украдены
самые ценные вещи. В поте лица работал наряд милиции, эксперт
с увлечением мазал все черной сажей в поисках отпечатков пальцев.
Все украденное сразу же заносилось в картотеку похищенных
вещей МВД. Чем быстрее ворованное ставили в базу данных, тем
больше было шансов при его сбыте задержать воров. Известно:
многие жулики стараются сбыть ворованное как можно быстрее.
В МУРе был создан целый отдел по борьбе с квартирными кражами,
и без дела его сотрудники никогда не оставались, снимая
жуликов группу за группой. Один «майор Вихрь» чего стоил, так
в шутку звали Георгия Арсентьева.

Для противодействия квартирным кражам решено было
выставить как можно больше поисковых групп из милиционеров
в штатском в дневное время около жилого сектора. К тому
времени уже появились переносные рации, по ним можно было
моментально связаться с другими группами, что очень помогало.

Испытательный срок

Например, в районе Башиловки заметили троих с большими
сумками, быстро оповестили ближайших сотрудников и четко
взяли подозрительных мужчин в кольцо. Те даже и не дернулись.
Досмотр вещей показал, что это, судя по фомкам из нержавеющей
стали, профессионально выточенным, квартирные жулики.
Да и в чемоданах у задержанных обнаружили вещи явно не для
поездки на Черноморское побережье: норковая шуба, золото, хрусталь.
А жулики между тем «партизанили».

Развели их по кабинетам, вещи изъяли и начали крутить
по картотеке. Было ясно, что кража совершена недавно и в этом
районе, не гуляли же они с ворованными вещами по улицам.
Видимо, хозяева квартиры были на работе, лишь бы только
не на даче или в отпуске. Отправили группы прочесать жилой
сектор вокруг. Рано или поздно все это дало бы результат, жулики
понимали это, но пока молчали. И даже права качали:

– Вам осталось держать нас не более часа, вещи забирайте,
а держать нас более трех часов не имеете права, – нагло заявил
Виктору рыжеватый парень по имени Семен, приехавший
из Калининской области только сегодня утром.
Он недавно отсидел, прописался в деревне у какой-нибудь
бабушки, Москва-то была для него закрыта за совершенные
«подвиги». Но относительно срока задержания по закону он
был прав.

– Давай права качать не будем. С таким «послужным» списком,
что ты имеешь, содержимым чемоданов и фомками я с чистой
совестью задержу тебя по «сотке» и уведомлю прокурора. Говорить
будешь или в камеру?
– Пока в камеру.
Надежда на быстрое освобождение у Семена пропала через
час, когда он увидел небрежно брошенный журнал протоколов
дел по статье 122 УПК РФ с печатями, которые были у Лукина
в личном пользовании для оперативных целей.

Тут по прямому телефон позвонил Егорыч и попросил зайти.
В кабинете царила не совсем обычная обстановка: на столе фототаблицы
с мест совершения убийств и пустой стакан с запахом
фирменного самогона, а за столом нога на ногу и покуривая сидел

Глава 29. Весенняя охота


один из четверки задержанных по фамилии Гутин. Как понял
Лукин, он уже отведал самогона начальника.

– Надо ребят покормить и организовать выпивку. Этот уже
решил все рассказать.
– Хорошо, я попрошу участкового Колю Полетаева, он постарается,
у него на территории больше всего нераскрытых квартирных
краж.
С рынка принесли кусок мяса, пожарили с гречневой кашей,
выставили зелень, соленья. Коля заодно принес из дома бутылку
«Старки» и пол-литра спирта с завода. Какой стол накрыли для
задержанных! От такого угощения опера сами бы не отказались.
Они вон без обеда занимались другими задержанными, которые
тоже были голодными и более сговорчивыми. Виктор их «подогрел
», подельники вовсю жрали с его руководством водку и закусывали
жареным мясом. К этому времени как раз пришли потерпевшие.
Они уже провели опознание вещей, осмотрели квартиру.
Эксперты сделали выпилы из дверной коробки со следов отжима
для экспертизы по изъятым фомкам, сняли отпечатки пальцев –
воры работали без перчаток. Улик оказалось достаточно, получено
согласие писать чистосердечные признания. Их допросил следователь,
после чего оформил законную прописку в камере.

У опергруппы настроение поднялось, а их руководители продолжали
работать с Семеном. Тот в полной «расслабухе» толкует
о восьмой (!) краже, принимая очередные пятьдесят грамм.
Но адреса, где якобы были совершены кражи, названные Семеном,
не подтвердились. Врет и тянет время, пока его поят и кормят
за казенный счет. Но ничего, теперь они никуда не денутся
и рано или поздно расколются. Двое других голодных жуликов
уже назвали конкретные кражи на их территории и сдали квартиру,
где они проживали и хранили похищенное.

Приехала группа из РУВД во главе с Максимом Никоновичем.
Виктор решил угостить гостей с «царского стола», вынес из кабинета
Егорыча спирт, отлил половину и долил бутылку водой. Присели
с гостями из района в кабинете у Лукина, выпили за успешно
проведенную операцию. Потом он зашел еще раз в кабинет
начальника, посоветовав Семену написать все, о чем он рассказал,

Испытательный срок

забрал остатки разбавленного спирта, перелил его у себя в кабинете,
а бутылку, наполненную водой, вернул на место.

Через полчаса Виктор попросил доставить в кабинет Семена.

– Ну что, поговорим?
– Я устал от бесед с вашим руководством, я все уже рассказал.
– Ты, наверное, думаешь, что молодые опера могут только
бегать за водкой и кормить тебя мясом. Твои подельники уже
в КПЗ. Они многое рассказали и продолжают трещать, как
сороки, а тебе все угощения выйдут боком. В связи с тем, что
ты наговорил о кражах в других районах, а не у нас, поедешь
с Гутиным на Петровку, 38, в МУР. Твои показания не подтвердились.
Но показаний подельников достаточно для твоего ареста.
Сейчас тебя формально допросит следователь, потому что
молчишь. На очные ставки не рассчитывай, пока я считаю это
нецелесообразным. Созреешь поговорить, сообщи дежурному,
иначе в камере Петровки не успеешь переварить наши угощения.
Там матрасы выдают, но на них лежать тяжеловато. – Лукин
снял трубку и попросил увести задержанного. Он уже понял, этот
Семен у жуликов главный и самый интересный.
– Да, недооценил я тебя, но пока помолчу, – сказал тот, уходя.
Воров отправили по разным камерам, а Лукин, Кочкин и Численко
вместе с Колей Полежаевым были приглашены в кабинет
Гусева. Банковал Максим Никонович, Гусев совсем не пил
спиртного и ушел домой, оставив свой кабинет бывшему начальнику.
Егорыч принес ту самую бутылку, спирт в которой Лукин
превратил в простую воду. Максим Никонович налил по трети
стакана. Численко со знанием дела разбавил воду водой. Подождали
несколько секунд, пока пройдет реакция. «Знатоки, тоже
мне, во-первых, после разбавления спирта водой происходит реакция
с выделением кислорода, как у шампанского, во-вторых, надо
постукивать по посуде, в которой продукт разбавляется, и если
глухие звуки переходят в звонкие, то напиток готов к употреблению.
Но в данном случае никаких пузырьков не появилось,
по сосуду никто не стучал», – с иронией думал Виктор, наблюдая,
как товарищи чокнулись и выпили. И смотрят друг на друга.

– Кажется, вода? – Максим Никонович внюхивался в стакан.
Глава 29. Весенняя охота


– Может, сильно разбавили? – предположили и хихикнули
опера, которые были участниками подмены.
– Да нет, даже не пахнет спиртом. Кто это мог сделать?
– Гусев – замполит, хоть и бывший. Всю жизнь борется с пьянством,
– под дружный смех разрядил обстановку Виктор.
– Ладно. Кого пошлем в магазин?
– У меня кое-что есть, – Численко решил выручить компанию.
В районе он занимался борьбой с наркотиками и знал руко


водство почти всех аптек, в которых продавались, по большому

блату, боярышник и перец, настоянные на чистом спирту.

Начали с «перцовки», судя по запаху. После неудачи с водой
сразу налили по полстакана. Чокнулись и жахнули залпом…
А графин-то с водой один, и восемь рук вцепилось в него одновременно.
Поняв это, начали зажевывать, а не закусывать жжение
во рту, когда казалось, что кожа с языка сходила чулком.

– Ну вы, блин, даете, молодежь, – первым смог проговорить
Максим Никонович.
Решили сначала съесть по куску хлеба со сливочным маслом,
смазать полость рта, а потом запускать туда эту огненную воду.
После «правильной» процедуры все зацокали языками, пить стало
куда приятней, особенно настойку боярышника, а когда кто-то
сказал, что она повышает потенцию, запасы Влада стали убывать
на глазах.

– Неужели у вас так все запущено? – пошутил Виктор, наливая
себе «перцовой».
Утром Семен проглотил черенок от алюминиевой ложки
и «скорая» отвезла его в больницу. Выделили усиленную охрану,
ясно – глотал, чтобы сбежать из больницы. Охранявшие его милиционеры
передали от Лукина привет, намекая, что его хитрость
не осталась без внимания опера. Поэтому после выписки «глотун»
попросился на беседу. Взяли у прокурора разрешение на содержание
задержанного в КПЗ района и целую неделю не спеша
работали с ним по каждому эпизоду. Ездили по Москве, он показывал
свои «картинки». Выяснили, что на территории родного
15-го отделения группа совершила шесть краж из квартир, а еще
больше – в соседнем, Ленинградском районе. Оттуда прислали

Испытательный срок

сыщиков Афонина и Силаева, выписав им материальную помощь
для угощения как местных оперов, так и жуликов. Коллеги, оценив
столь эффективный подход к раскрытию преступлений, попросили
Семена напрячься и вспомнить все, что натворила банда в их
районе. В итоге раскрыли около пятнадцати краж и высоко подняли
свое отделение по раскрываемости.

«Лишечку», конечно, они ворам накрутили, но это было сделано
по взаимному соглашению. «Ленинградцы» поили Семена
водкой и оформляли по две кражи в день. После признания главаря
подельники не сомневались, что так оно и было. Терять им
было нечего: более тридцати квартирных краж, а срок светит один
и тот же, поскольку иски делятся на всех потерпевших. К тому
же, если вещи не были изъяты при обыске, то потерпевшие могли
не получить ни копейки.

После оформления всех документов коллеги из соседнего
отделения пригласили оперов в шашлычную «Ласточка» на Дзержинке.
Кухня там была хорошая, и погуляли они славно. Взяли
на дорожку две бутылки коньяка, пошли в сторону метро. Около
знаменитого, так же как и «Елисеевский», «Сорокового» гастронома
решили выпить по сто грамм под шоколадку, но Виктор
предложил Афонину сначала все-таки сплясать «лезгинку» вокруг
бутылок на площади напротив входа в здание КГБ, а то в шашлычной
ему все не давали этого сделать. Лукину хотелось покуражиться
около здания «конторы», к которой был приписан во время
прохождения армейской службы и где мог бы теперь работать.

Поставили бутылку коньяка на булыжную мостовую, и Афонин
успел сделать один круг под громкое «асса» и хлопанье
в ладоши. Тут же появился «цветной» в милицейской форме
и двое в штатском.

– Документы.
– Нет базара, – и все пятеро достали «мурки».
– А ну, давайте отсюда, гусарье, – с улыбкой проводили их
чекисты.
Тот, что в милицейской форме, тоже был из чекистской
«конторы», а удостоверения МУРа имели почти все опера
госбезопасности.

Глава 29. Весенняя охота


Через несколько дней Лукин позвонил Афонину:

– Это Лукин, помнишь такого?
– Я тебя на всю жизнь запомнил. У меня до сих пор глаз дергается,
когда вспоминаю лезгинку у входа в КГБ. Чем могу помочь?
«Вот это настоящее взаимодействие между районами», –
подумал Виктор.

– Ты можешь кинуть письмишко о нашей совместной работе
от своего руководства нашему?
– Легко. Мои сами спрашивали, кого прописать в благодарственном
письме.
– А то мои зажимают, задержанная группа ушла на доработку
в МУР, поэтому руководители в приказ о поощрении не попадут,
а фактически отличились при задержании двое да мы с Кочкиным.
– Мы на вас и пришлем письмо.
Иногда приходилось «подталкивать», чтобы тебя не забывали
в приказах. С отделами кадров на Петровке и Сретенке у Виктора
сложились нормальные отношения. Муровцы остались довольны
его работой, ведь жулики сидели у них. Даже сделали Лукину
заманчивое предложение перейти к ним в отдел квартирных краж,
запросив характеристику на него для поощрения в приказе ГУВД
Москвы. Но его руководство посмотрело косо и даже предупредило,
что если он захочет уйти, то получит выговор дуплетом
и по партийной линии.

Возможно, поэтому других ребят, участвовавших в ликвидации
группы квартирных грабителей, по приказу поощрили быстро,
а по нему – тишина, и только через месяц позвонил Николаев
из ГУВД Москвы и первым поздравил с награждением его медалью
«За отличие по охране общественного порядка». По милицейским
меркам это была высокая награда. Обмывали ее, опуская
в стакан с водкой, в прямом смысле слова поэтапно, повторяя процедуру
в отделении милиции, в РОВД, в отделении «Ленинградское
» и в МУРе.

Да, уйти с «земли» было заманчиво, но надо еще окончить
Высшую школу милиции, а здесь работы хоть и много, но он
ходил в «фаворитах», сидел в отдельном кабинете и мог сколько
угодно готовиться к занятиям – тоже преимущество. В МУРе

Испытательный срок

по четыре опера сидят в одном кабинете, режим работы четкий –
до 18 часов.

И словно чтобы не забывал, где он и что есть, ему напомнили,
что он заместитель секретаря партбюро, поэтому Гусев предложил
представить Мишу Кулакова на бюро райкома по приему
в партию, новый секретарь парткома отделения Матвеев болен.

Новопринимаемому Михаилу было за сорок, и он шел
на повышение по службе, но назначить его заместителем начальника
по работе с участковыми нельзя, пока не вступит в партию.
В зале заседаний бюро райкома Лукин даже испытал конфуз:
рядом стоял майор на двадцать лет старше его, а он в штатском
докладывает документы о его приеме в партию. Ему показалось,
что члены бюро оживились, там были его знакомые: Евгений
Прокопов, Герой Социалистического Труда и секретарь райкома
Павел Кондрашов, с которыми Виктор трудился на заводе
и был близко знаком. Их присутствие обеспечило моральную
поддержку, и Михаилу «ненужных» вопросов не задавали. Все
прошло гладко, хотя бывали случаи, что у таких возрастных кандидатов
в члены КПСС возникали проблемы. Видимо, в данном
случае свою роль сыграл тот факт, что с Виктором поздоровались
секретарь бюро и мужчина с «Золотой Звездой».

По приезду в отделение Михаил доложил Гусеву о результатах,
и Виктор поднялся в глазах бывшего замполита.

– На отчетно-выборном собрании предложу твою кандидатуру
на секретаря партбюро. С такими связями в райкоме…
И что молчал?
– А жуликов вы будете ловить, или из райкома помогут?
– Может, ты и прав, но посмотрим...
Глава 29. Весенняя охота


Бегство
глава 30 в Сибирь

А смотреть пришлось совсем по другому поводу: нагрянула
в район прокурорская проверка.

Возможно, просто плановая, а может, кто-то «стукнул» про
шутки Егорыча. Кепка в руке Ленина – еще ладно. Но была
и шуба, украденная из кабинета директора одного бара. Егорыч
сам выехал на место происшествия, походил по всем подсобным
помещениям, потом выпил залпом кружку свежего пива в кабинете
растрепанной директрисы и грохнул, как обычно, картавя:

– Кгажа, кгажа! Какая, к чегтям, кгажа?! Кабинет надо закгывать.
Пиво не доливаете в кгужки. По тги губля собегете на шубу,
вот вам и кгажа!
А может быть, сработало опять чье-то ЦУ для возбуждения
уголовного дела по факту сокрытия преступлений. Страху на всех
нагнали, особенно на руководство, которое подписывало эти материалы
и уходило на повышение по службе. А допрашивали всех,
чьи подписи стояли в тех делах.

Кроме того, как выяснилось, встал вопрос о снятии или наказании
прокурора района. Поэтому дали команду «перетряхнуть» милицию
на предмет нарушений и за недостаточный контроль по надзору
за деятельностью органов спросить с прокуратуры. Причина
недовольства могла быть любая, потому что надзорный прокурор

Испытательный срок

из Московской прокуратуры Корешкова возбуждала по каждому
материалу уголовные дела без дополнительной проверки, а это уже
можно рассматривать как предвзятость при проведении проверки.

Сначала «разбор полетов» проходил на парткоме в РУВД,
куда пригласили всех коммунистов, кто рассматривал и подписывал
материалы об отказе в возбуждении уголовных дел. Дошла
очередь до Лукина, он не стал подниматься на трибуну, чтобы
не выглядеть в роли ответчика перед комиссией:

– Товарищи члены парткома, у меня совесть, как у коммуниста,
чиста, и предмета для обсуждения своей персоны я не вижу.
Если есть конкретные вопросы о каких-либо нарушениях с моей
стороны, задавайте, я готов ответить.
Он знал, что на таких заседаниях все имели лишь общее
представление о проверке, а конкретно по материалам – ничего.
В курсе были только руководители, утверждавшие эти материалы,
и они присутствовали на парткоме, но задавать вопросы Лукину –
с их стороны выглядело не совсем этично, да и небезопасно. Они,
как минимум, были бы его соучастниками.

– Вы считаете себя виновным в нарушении социалистической
законности? – спросил секретарь парткома, видимо, инициатор
мероприятия.
– Виновным себя не считаю. В прокуратуре мне задавали
вопросы как свидетелю. Очень скоро с этим делом разберутся,
и тот, кто воспользовался законом как дубинкой в борьбе
за «кресло», будет наказан.
– Да-а. Ваши слова да богу в уши, – начальник управления
даже очки снял, он тоже знал настрой следователя прокуратуры
на прекращение дела. – Считаю дальнейшее обсуждение коммуниста
Лукина нецелесообразным.
Приехав в отделение, Виктор попросил Гусева отпустить
его в очередной отпуск по графику. Друзья отдыхали в Крыму
и ждали его приезда.

Лукин «помочь» следствию ничем не мог и не собирался участвовать
в этом «поганом» деле, а свалить отсюда подальше было
самое время. Партийные деятели и инспекция по личному составу
ГУВД «жаждут крови» и могут «наломать дров», а потом будешь

Глава 30. Бегство в Сибирь


годами отмываться. Им бы только обсудить и наказать – это ведь
показатели их работы. Хотелось от этого дерьма уехать подальше.

На оформление отпуска ушло три дня, но куда ехать? Друзьям
в Крыму осталось отдыхать только неделю, а у него целый
отпуск. Решил поехать на Байкал, поездом. Дорога бесплатная,
время в пути добавляется к отпуску аж на десять суток.

– На Байкал? Но это же очень далеко, – недоумевал Гусев,
подписывая рапорт.
– Прокуратура предложила привыкать к сибирскому климату.
– Шуточки у тебя, Лукин. Да, тебе пора отдыхать.
Татьяна в финчасти переспросила:
– Может, самолетом? Поездом около пяти суток в один конец.
– Урал, Сибирь посмотрю и некоторые рожи еще лишние
десять дней не увижу, поэтому еду поездом.
– Да, вижу достали.
Виктор зашел в магазин к Николаю Ивановичу, тот «упаковал»
его ящиком «Московской», вялеными лещами размером с лопату,
варено-копченой колбасой. Выпили с ним по сто грамм, он сказал,
что с таким набором можно на Северный полюс, а не только на Байкал.
Бросил еще в сумку, которую готовил для поездки в Крым, кроссовки
и, как был в костюме с галстуком, направился на Ярославский
вокзал, обзвонив друзей и сообщив им, что уезжает в 14 часов.

На платформу высыпало более тридцати оперов из его отде


ления, «ленинградцы из ОУР» и спецслужбы. В купе такая ком


пания не могла поместиться даже партиями.

Виктор расстегнул сумку, откуда торчали винтовые головки
бутылок водки и хвосты лещей, но Миша из спецслужбы выхватил
у него сумку:

– Какое место?
– Пятнадцатое.
– Это тебе еще пригодится, а потом для водки жарковато, –
сказал он и пошел относить сумку в купе.

– Мужики, я понимаю, что Лукину стресс надо снимать,
а лучше водки и женщины ничего для этого не придумали, – сообщил
Миша, выходя из вагона. – Но не в таких же количествах,
и все ему. Сумку с ящиком водки я занес в твое купе, а там сидит
Испытательный срок

молодая красавица. Выхожу из купе, а вокруг их столько… Я поинтересовался,
оказывается, в этом вагоне возвращается из Германии
делегация сибирячек-комсомолок, тридцать две девушки. Пять
суток пути в одном вагоне в компании красавиц за семь тысяч километров
от дома. Ну почему все опять ему?

– Вот это бесплатная путевка… в Сибирь.
– Товарищ проводница, а возьмите нас с собой «зайцами», мы
оплатим проезд, ну хотя бы до Ярославля.
В воздух полетели пробки из-под шампанского, стаканы были
бумажные и звона не было. Несколько девчат из вагона вышли
на перрон. Посыпались шутки, проводницу нечаянно облили
шампанским – оно было теплым и «рвануло».

– Девчата, вы его целым довезете? – А ему на ухо: – Тебе
устроят групповуху в первую ночь и выкинут на Урале. Ты, наверное,
в билетной кассе знакомых имеешь. Нет, так не бывает.
– Ребята, давайте выпьем за легкую дорогу Виктора и пожелаем
ему выбрать себе невесту из этих красавиц. Вы только посмотрите,
они все как на подбор. Ну, если ты после такого путешествия
не женишься, то я буду сомневаться, что тебя интересуют
женщины. – Мишу уже развезло на жаре.
– Миша, еще одна фраза, и я запихну тебя в вагон вместо себя.
Весь этот шум не остался без внимания сотрудников милиции,
и к ним подошли сразу шесть милиционеров, наверное, весь наряд
Ярославского линейного отдела, но, увидев замелькавшие в большом
количестве удостоверения, они развернулись и ушли.

– Кто же вы такие, что от вашего безобразия даже милиция
шарахается? – возмутилась проводница.
– НКВД, тетя.
– Что-то не похоже. Ну, кого провожаете? Пора садиться
в вагон, – проводница стояла уже на подножке тамбура.
Виктор заскочил в вагон и дал общую отмашку. Поезд тронулся.
В вагоне творилась анархия, все места были отданы под
делегацию и девчата устраивались по интересам.

Проводница взяла у него билет.

– «Воинский», – прочитала она вслух. Видимо, сразу не обратила
внимание. – Правда, почти из НКВД.
Глава 30. Бегство в Сибирь


Он извинился за бурное поведение друзей.
Две девчонки зашли в его купе. Познакомились. Лена из Новосибирска,
Татьяна из Ангарска.

«Это рядом с Байкалом, – отметил про себя Лукин. – «Итак,
она звалась Татьяной». Девушка ему приглянулась еще на перроне.
Красавица, сибирячка. Из тридцати девчонок он обратил
внимание только на одну, и она теперь сидит напротив, изредка
бросая на него взгляд.

Предложил выпить за знакомство. Девушки согласились,
но сказали, что водку не пьют.

– В Сибири, и водку не пьете?
– Вы же пили шампанское на перроне, а после водки вам
будет плохо.
Решили выпить и то, и другое.
Потом был вечерний чай и крепкий сон под стук колес.
Утром девчонки похлопотали о чае, легком завтраке, и целый

день Виктор налегал на кефир и чай. К вечеру в купе зашла проводница,
спросила:

– Что за рецепт такой, вчера водка с шампанским, только
в коридоре я собрала пять бутылок, а сегодня столько же из-под
кефира. Может, сто грамм принести? Легче будет.
– Нет, у меня водки целая сумка. Я в завязке.
Татьяна сидела напротив, читала книгу и тихо хихикала.
– Татьяна, вы очень красивая, но совершенно невоспитанная
девушка, как можно над этим смеяться?
– Эта девушка уже шесть лет замужем, и у нее сыну пять лет.
– Без шуток?
– Ну, какие уж тут шутки.
Виктору показалось по интонации, что Татьяна не в восторге
от своей семейной жизни.

– Вот так всегда. Только приглянется девушка, а она уже замужем.
Куда вы только торопитесь? Кто вас так быстро охмуряет?
– Да, видимо, ты прав, – перешла она на «ты». – Меня в восемнадцать
выдали замуж. Но не волнуйся, твоя невеста еще подрастает,
а вышедшие замуж, они, наверное, не твои.
– Кто знает...
Испытательный срок

Их взгляды встретились и застыли, как бы изучая друг друга.
Поезд притормозил в Перми. Вышли с Татьяной на перрон размять
ноги и подышать свежим вечерним воздухом.

Считается, что лучший собеседник – это сосед по купе. Чем
меньше шансов еще раз его увидеть, тем увлеченнее идет беседа,
особенно под выпивку. Спиртного уже не хотелось, да и собеседник
достался душевный, с таким и чаю выпить вполне достаточно.

Впереди еще четверо суток пути. Он никогда не был столько
времени наедине с женщиной, если поездку в одном купе можно так
назвать. Татьяна ему нравилась все больше и больше, да, видимо,
и он ей не был безразличен. Они сохраняли «комсомольское» расстояние,
общаясь через маленький столик купе. Лена постоянно
куда-то исчезала на целый день и приходила только спать, но другие
комсомолки заглядывали к ним в купе как будто по составленному
графику, чуть ли не через каждые десять минут. Татьяна была руководителем
делегации, и у них всегда находился какой-нибудь «неотложный
вопрос», который необходимо было решить немедленно.
Оставшись наедине с Виктором, Татьяна смущенно улыбалась.

Узнав, что Виктор едет на Байкал отдыхать, никого там не зная
и не имея путевки, она как-то прониклась к нему за интерес
к ее родному краю, который находится за семь тысяч километров
от Москвы. Долгими вечерами рассказывала ему о легендах и тайнах,
которыми так богат Байкал. О могучих байкальских ветрах,
баргузинах, и штормах в совершенно ясную погоду, о поющих
песках на острове Ольхон, о русских первопроходцах и, конечно,
о бухте Песчаная, где расположилась турбаза ЦК ВЦСПС.

Когда они оставались наедине, Виктор рассказывал ей
о милицейских буднях и временами читал шекспировские сонеты.
Да, это был контраст. Они понимали, что нравятся друг другу,
и были рады, когда выходили покурить в тамбур, где их никто
не отвлекал. Была возможность поцеловаться. В купе они теперь
сидели рядышком. Ему нравилось, когда Татьяна, склонив голову
на его плечо, продолжала свои рассказы. Четверо суток пролетели
как один день, и при подъезде к Ангарску им не хотелось
расставаться. Татьяна была постарше его и более рассудительна,
а у Виктора возник порыв остаться на весь отпуск в Ангарске.

Глава 30. Бегство в Сибирь


Она пресекла это намерение, предложив ему сначала отдохнуть
на озере, а потом, если он к концу отдыха не передумает, приехать
– она будет рада его видеть. Татьяна подробно проинструктировала,
как добраться до бухты Песчаная.

– А там по обстановке придется действовать, так как путевку
на эту турбазу в Иркутске достать невозможно.
Татьяна попросила не провожать на перрон, ее, наверное,
будут встречать.
Виктор прочитал ей на ухо, уже при выходе из купе, отрывок
из сонета:

Как осужденный, права я лишен
Тебя при всех открыто узнавать,
И ты принять не можешь мой поклон,
Чтоб не легла на честь твою печать.

– Я тебя уже хочу видеть. Если надоест отдыхать на Байкале –
на Ангаре тоже есть красивые места.

Он на мгновение нежно прижался к ее щеке. Как ни печально,
но это было прощание. Он был совершенно свободен, а Татьяна
замужем, у нее сын. Даже если б у Виктора было твердое решение,
вряд ли бы она решилась на такой поступок. Слишком она
правильная. Милая сибирячка.

Следуя ее инструкциям, он добрался в Иркутске до речного
порта. Перекусил в кафе какой-то гадостью. Да, кухня сибирская,
во всяком случае в общепите, отличалась от московской хотя бы
тем, что в Москве один рыбный день – четверг, а в Иркутске рыбная
– вся неделя, да еще и приготовлена эта рыба была неважно.
В сибирских реках рыбы сколько хочешь, а в кафе подают морскую,
которую и кошки-то не едят. Интересно, как кормят на комсомольской
цэковской турбазе?

Два часа ходу на «Ракете» до Листвянки по совершенно тихой
Ангаре со скалистыми, обросшими хвойными деревьями берегами.
Поездка по зеркальной глади великой реки после стука
колес в течение пяти суток была почти сказкой.

А настоящая сказка была впереди…

Испытательный срок

В Листвянке, стоящей на истоке Ангары, единственной
реки, вытекающей из Байкала, Виктор пересел на теплоход
«Баргузин», следовавший до бухты Песчаная. Времени в пути,
около четырех часов, он не заметил, облюбовав местечко на носу
корабля. Говорят, видимо, не зря, что не уставая можно смотреть
на огонь и воду, но такую воду он не видел ни в реках,
ни на море. На глубине до пятидесяти метров или чуть меньше,
так как «Баргузин» шел вдоль берега, как в аквариуме, было
видно дно озера, с водорослями и изредка попадающими
в поле зрения рыбами. Берега местами напоминали норвежские
фьорды, которые он видел только в кино, но и они не могли
отвлечь его взор от глади озера.

Причал бухты Песчаная был простым деревянным настилом,
который мог легко рухнуть, если бы капитан поплотнее прижался
к нему бортом теплохода, но у штурвала был ас и пришвартовал
судно с ювелирной точностью. Среди пассажиров человек пять
набралось обслуживающего персонала турбазы, они сообщили,
что заезд туристов был вчера. На пристани Виктор поинтересовался,
где находится местная милиция, решив действовать через
своих коллег. Его направили в паспортный стол турбазы, но молодая
девушка пояснила, что участковый милиционер бывает здесь
два раза в месяц – в день заезда туристов. А оперов здесь никогда
и не видели. Виктор изложил ей вкратце свою проблему, что ночевать
негде, а до дома очень далеко.

Девушка показала в сторону пристани:

– Видите мужчину в морской тельняшке и трико по колено?
Он из лодки выходит. Это директор турбазы Анатолий Иванович.
Кроме него ваш вопрос никто не решит.
Лукин в своей «спецодежде» – хорошем темном костюме
и при галстуке подошел к директору турбазы:

– Здравствуйте, Анатолий Иванович. Я из МУРа, мне нужна
ваша помощь.
– Чем же я могу? – спросил директор, разглядывая удостоверение
и его «прикид», явно не соответствующий туристическому,
а также обратив внимание на спортивную сумку, брякающую бутылками
и совсем не соответствующую облику блюстителя порядка.
Глава 30. Бегство в Сибирь


– Видите ли, Анатолий Иванович, я собирался отдыхать
в Крыму, но потом по стечению обстоятельств сел в поезд до Иркутска
и попал на Байкал. О турбазе услышал только в поезде, поэтому
решение было однозначное: посмотреть эти красоты на месте,
а не слушать рассказы. Если у вас есть возможность поселить меня
на недельку на турбазе, я был бы счастлив. Путевку я оплачу.
– Не оставлять же вас на улице, да и теплоход будет только
через сутки. Пойдемте.
Они зашли в щитовой домик, где в комнатах по четыре человека
отдыхали туристы.

– Вот, познакомьтесь, Юрий – инструктор по туризму. У него
группа в полном составе, и послезавтра они уходят в поход,
поэтому пока располагайтесь. – Было видно, что Анатолий Иванович
проникся его проблемой.
Ужин, быть может, после пищеблоков поезда и иркутских
кафе не шел в сравнение даже с рестораном «Будапешт».
ЦК ВЦСПС кормил членов профсоюза на славу. Так и хотелось
заорать: «Пиво только членам профсоюза!», но здесь Лукина
никто не знал, а главное, он никого не знал, чтобы шутить.

После ужина собрались в большой комнате инструктора.
Костяк их группы составили два молодых инженера из Томска,
зубной врач из Новосибирска с женой и актриса Театра оперетты
из Харькова, которая постоянно переходила с русского на украинский,
и ее просили повторить, что она сказала. Лукин по-честному
сказал, кто он и откуда.

После короткой паузы харьковчанка, звали ее Лиля, предложила
скромно отметить знакомство и стала накрывать на стол.
Инструктор немного засомневался в целесообразности организации
застолья, но Лиля его перебила:

– Да это не «мусор», а опер. Виктор, давай к столу.
В это время зашел Анатолий Иванович.
– Ну, вижу у вас контакт полный.
На стол упали две бутылки портвейна, который они купили
в буфете теплохода, так как других напитков там не было, а ближайший
магазин в сотне километров и нет гарантии, что там
можно было бы купить что-нибудь достойное.

Испытательный срок

Лиля прихватила с кухни кастрюльку с молодой картошкой,
а инструктор Юрий достал из маленького холодильника… Ну что
можно достать из холодильника на Байкале? Конечно же, омуля,
который похож на селедку только внешне, но только не вкусом
и нежностью. Да, такая закуска никак не шла к портвейну.

– Можно я на правах гостя приму участие в подготовке
стола, – Виктор извлек из сумки сразу четыре бутылки «Московской
», два больших вяленых леща и батон московской варенокопченой
колбасы от Микояна.
– Ну ты, «мусор», даешь! – Лиля посмотрела на Виктора чутьчуть
томным взглядом, но тут же изменилась в лице под сверкнувшими
глазами Юрия. Было видно, что у них сложились прочные
отношения, то есть он ее инструктирует больше, чем других.
– Виктор, а где ты собираешься нырять в маске с ластами? –
Саша увидел его снаряжение в сумке между бутылок с водкой.

– Как где? В озере, – под общий смех выпалил Виктор.
– Муровец собирался в Крым и совершенно случайно попал
к нам на Байкал, – шутя пояснил Анатолий Иванович.
Все наперебой стали объяснять, что вода в Байкале, как
зимой в Черном море. Можно случайно попасть на прогретое
место в мелкой бухте.

Вечеринка получилась достойная, Виктор пришелся ко двору,
и его приняли за «своего парня». Поступило предложение пойти
в поход по берегу Байкала. Правда, Виктора смущала его экипировка.
Юрий одолжил рюкзак. Анатолий Иванович пообещал посмотреть
что-нибудь в своем хозяйстве. В принципе не хватало только куртки.
Приняли они прилично, но днем по плану была баня по-сибирски
на берегу Байкала, которая всех освежит перед походом.

Виктор положил в пакет литр водки и вяленого леща, предложив
подарок директору турбазы:

– Анатолий Иванович, это не мзда, просто такого здесь купить
невозможно, а мы поменьше выпьем.
– Ну, от блюстителя закона грех не принять. Спасибо!
Глава 30. Бегство в Сибирь


31
31
Байкальские
глава этюды

Всей компанией пошли на танцы в клуб турбазы, даже не в клуб,
а на танцплощадку, там играл небольшой ансамбль. Виктор
часто ходил на танцы и неплохо танцевал, но здесь был как белая
ворона в своей «спецодежде» при галстуке. Туристы приехали
только вчера и еще не успели разойтись по парам, но это его уже
не интересовало.

Он увидел около эстрады симпатичную девушку, как потом
выяснилось, это была Ольга из Ангарска. Тут же зазвучала
музыка, и он пригласил ее. Танцующих пар было мало, многие
кучковались по краям площадки, приглядываясь друг к другу,
но он почему-то не стал водить «жалом», а четко знал, что надо
идти к ней. После танца вернулся к своей компании.

Анатолий Иванович, видимо, дружил с Юрием и остался вместе
с ними. У него если и был кабинет, то он вряд ли любил из него
руководить и постоянно находился вместе с отдыхающими.

– Ты не муровец, ты летчик-перехватчик. Многие еще вчера
обратили внимание на Ольгу и ждали танцев, чтобы познакомиться,
но куда там, прямо от входа – и напрямую точно в цель.
Юрий, нагрузи его на маршруте чем-нибудь тяжелым, а то и у Лили
голосок меняется, когда она с ним разговаривает. Всем приятного
отдыха, я пошел спать.
Испытательный срок

Белый танец, наверное, девчонки придумали, чтобы как-то
расшевелить нерешительных парней, а здесь Ольга сама заказала
его оркестру и пригласила Виктора, а после танца осталась
в их компании. Девушка, несомненно, была очень красива.
Что-то едва уловимое бурятское в лице придавало ей немало
шарма. Ольге было не больше двадцати, она училась в Иркутском
университете.

Покинув свои компании, они ушли гулять по берегу, шурша
мелкой галькой, потом покачались в лодке, привязанной к пирсу.
Вернулись они к домикам, как только стихла музыка. Стало ясно,
что танцы окончены, а ему надо было определиться с местом для
сна. Ольгу он передал ее подругам, Лиля обозвала его предателем.

Инструктор Юрий, видимо, предвидя его вопрос, сообщил:

– Группа туристов, в которую входит Ольга, идет тем же
маршрутом, что и мы, поэтому наши стоянки будут рядом, а вот
рюкзак я тебе на самом деле нагружу потяжелей, чтобы вечерами
не бегал в «чужую» деревню к Ольге.
Шутки Юрия были Виктору по плечу, знал бы инструктор,
что после тренировок по велошоссе и биатлону эти прогулки
по горам он мог совершать и с двумя рюкзаками.

Утром Виктор встал рано, как только солнышко взошло
из-за Саянских гор напротив турбазы. Костюм с галстуком он повесил
в шкаф Юрия, надел спортивный костюм сборной СССР, фирменные
полукеды – все, что у него осталось от роскошной армейской
жизни. На берегу озера вдоль воды лежало бревно кедрача
около метра диаметром. Перегнувшись через него, он наклонился
и напился воды. Вода – класс. Температура, как в родниках на реке
Проне, но он там спокойно принимал водные процедуры под
желобом, поэтому залез в байкальскую воду и немного проплыл.
Нормально. Нырнул. Да, внизу гораздо холодней, пришлось выйти
на берег. Никого. Зашел за пирс и переоделся в сухую одежду.

Наверху встретился с Анатолием Ивановичем.

– Доброе утро. Как вода?
– Обжигающая, но бодрящая.
– После бани зайди ко мне. Куртку обещали принести. Ты
к большому спорту имеешь отношение? – спросил он, показывая
Глава 31. Байкальские этюды


пальцем на олимпийку с белыми вставками на рукавах и надписью
«СССР».

– Это отголоски молодости.
– Ты что, решил меня каждый день удивлять, муровец. Чуть
больше двадцати, а он уже о молодости вспоминает.
Он часто называл его так, и было понятно, что «ксива» МУРа
сделала свое дело при устройстве на отдых.
Виктор вечером углядел в подсобке столовой старенький
плащ из прорезиненной ткани темно-синего цвета с серой в мелкую
клетку подкладкой. Всепогодный, которые носили колхозники
необъятной Родины, потому что лучше ничего другого не выпускали.
В городе плащ-болонья, а в деревнях – вот такой. Он подошел
к Василию, рабочему, с кем плыл на теплоходе от Листвянки.
За поллитровку арендовал у него плащ на время похода, с условием
что может его перешить. Громко сказано, «перешить». Просто
отрезал полы плаща по самые карманы и пришил под воротник
капюшон со шнурками от ботинок. На талии пришил петли, сделал
двойной пояс, чтобы можно было запахиваться, как халатом, так
как плащ был немного широковат. Частые просмотры журналов
мод пригодились на практике. Получилась «аляска», которой позавидовали
бы московские модельеры. Показал Василию. Он сказал,
что бутылка портвейна с него после возврата этой куртки, принес
полпачки стирального порошка и таз с теплой водой, и Виктор
устроил стирку куртки и других грязных вещей перед походом.

Наступил черед бани. Сначала шли мужчины. Баня стояла
в десяти метрах от берега Байкала, и во время шторма брызги
от волн попадали на ее стены. Размер бани впечатлял, где-то
десять на десять метров, бревна из хвойного леса с красноватым
оттенком диаметром не менее полуметра. Не было ни окон,
ни дверей. В баню зашли сразу пятнадцати человек.

Везде земляной пол, посередине парной лежал большой валун
полтора метра в обхвате, вокруг него валуны поменьше. Камни
пылали жаром. Топили баню «по-черному», и дым выходил через
проемы дверей и окон, которые закрыли мокрой мешковиной
после нагрева камней, чтобы не выпускать жар. Вокруг камней
стояли низкие лавки, на которых сидели и лежали парильщики.

Испытательный срок

После первой же поддачи, все, кто стоял, прижали уши к земле –
поддавали-то целой шайкой. Пар быстро заполнил пространство,
и через некоторое время вениками выровняли температуру парной
по всей площади. Остатки дыма вылетели вместе с клубами пара.

Такая парная достает до всех внутренностей. Вход в баню
был сделан с противоположной стороны от турбазы, что позволяло
мужикам без стеснения бросаться голыми в прохладную воду
Байкала. Если кто-нибудь скажет, что в мире есть баня по пару,
по экзотике лучше этой, он неправ.

После бани за столом, стоящим на берегу озера, пили чай
из самовара с заварками из разнотравья и ягод. Борьба с пьянством
по указу от 1972 года докатилась и до берегов озера. На турбазе
было запрещено распитие спиртных напитков, поэтому их группа
и кучковалась в комнате инструктора. Как можно было после такой
бани, и не выпить, да еще перед ужином? Но приняли лишь по сто
грамм, так как утром предстоял первый переход через горы высотой
полторы тысячи метров. Конечно, это не альпинизм, но с палатками
и провизией на десять дней переход тяжелый. Дальше будет
легче по мере убавления продовольственных запасов.

Перед сном Виктор пригласил Ольгу прогуляться по берегу
озера, и хотя здесь больше некуда было пойти, этой прогулки было
достаточно – бухта Песчаная была самым экзотическим местом
на Байкале. Белый песок в сочетании с бледно-лазурной водой.
По краю бухты стояли сосны с огромными, обнаженными до пяти
метров в высоту корнями. Это была визитная карточка бухты Песчаная.
Сосны росли на песке, и баргузинские ветра выдули под
ними почву. Все туристы фотографировались между их корней,
которые были в диаметре до тридцати сантиметров.

Гуляли молча, потом сидели в лодке и любовались лунной
дорожкой на зеркальной глади озера, луна загадочно освещала
мыс Колокольный, скалы в виде колоколов на входе в бухту.
От Ольги пахнуло свежестью бани в сочетании с прохладой озера,
и его качнуло в ее сторону, когда они сидели в лодке. Он обнял ее
за плечи и прижал к груди. Ольга не шевелилась.

– Пойдем. Завтра рано вставать. В походе все вечера наши, –
пообещала она Виктору.

Глава 31. Байкальские этюды


Ему не хотелось каким-нибудь неловким движением нарушить
те нежные отношения, что у них начали складываться.
Проводив ее до домика, он вспомнил Татьяну из Ангарска
и немного взгрустнул, понимая, что они расстались навсегда.
Ольга тоже из Ангарска, но никакой проблемы выбора не было –
Татьяна замужем. Только два дня назад вздыхал по Татьяне,
и сразу новая встреча. Что это? Влюбчивость, увлеченность?
И то, и другое не очень хорошо, так как он не привык ничего
делать наполовину, поэтому ему казалось, что с Ольгой теперь
все должно быть серьезно и надолго. Кругом сказочная природа
и рядом красивая девчонка. Они совершенно свободны,
так почему бы им не быть вместе?

Юрий распределил груз на всех туристов, чтобы сразу после
завтрака выйти в поход. Утром Анатолий Иванович пришел проводить
группы, взяв в руки мегафон, с которым не расставался,
скомандовал общее построение. Подошел к Виктору и, узнав колхозный
плащ, поинтересовался:

– Ольга сшила?
– Да он сам модельер, – вмешалась Лиля. – Я ему уже заказала
куртку.
По команде группы тронулись по тропе русских первопроходцев,
которые прошли здесь более трехсот лет назад, и с тех
пор обстановка на этих тропах не изменилась, за что можно было
поблагодарить наших предков, которые оставили эти красоты
нетронутыми. Тропа шла по тайге между сопок, то подъемы, то
спуски. Короткие отдыхи после каждого подъема.

Юрий объяснял, какой высоты будет подъем, показывая пальцем
вверх на вершину, и Лиля воскликнула: «Хеба це гора?» Всем
показалось, что она матерно выругалась, но та, услышав смех,
пояснила: «Да это по-украински “Разве это гора?”».

За семь часов пути они преодолели около восемнадцати километров
в сторону острова Ольхон по национальному парку. Он
вытянулся на триста километров вдоль берега. Чистота необыкновенная.
Правильно говорят, что чисто не там, где убирают, а там, где
не мусорят. Туристы к этим местам относились с уважением, и нигде
не было следов их пребывания. Запахи парка будоражили, ароматы

Испытательный срок

трав, которые раньше им не встречались, в сочетании с густым запахом
хвои придавали бодрости в этом непростом переходе.

В районе мыса Золотой разбили палаточный лагерь. Ольга
со своей группой остановилась в ста метрах от них. Занялись
благоустройством. Юрий всем быстро распределил обязанности.
Одни заготавливали под палатки подстилки из еловых веток
и дров. Другие разводили костры. Вода питьевая рядом, целое
озеро. Дрова – сколько хочешь валежника. Девушки из Братска,
Татьяна с Любой отменно готовили борщ, который состоял
из крупно порезанных овощей: свеклы, моркови, лука и стеблей
дикого чеснока, и макароны по-флотски, да и трудно было бы
испортить обед, приготовленный на костре и на байкальской воде.

– В этом борще по-флотски плавают обломки кораблей, –
Виктор рисковал своей шуткой остаться на сухом пайке.

После обеда Юрий предложил заняться рыбалкой и на ужин
приготовить «свежака», но не было удочек. Стали мастерить
рыболовную снасть. Взяли две доски метровой длины, прибили
сверху такие же доски поперек, получилось что-то похожее
на санки. Наколотили по обе стороны маленькие гвозди
и к ним привязали поводки лесок с рыболовными крючками.
Лески были от полуметра до двух метров в длину, на крючки
намотали разноцветные яркие нейлоновые нитки, выдернутые
из газовых косынок девчат. В рюкзаках нашли несколько пластиковых
мух, насадили на крючки, а для самой привередливой
рыбы поймали в траве кузнечиков. На эту приманку попалось
около двадцати голомянок, шесть хариусов и два омуля. Рыбу
передали девчонкам на кухню, а сами повторили операцию. Улов
был чуть меньше, чем первый. На этом закончили, а то выловленная
рыба могла испортиться. Голомянку поджарили и наварили
из нее ухи, а хариуса и омуля засолили в трехлитровых банках,
причем омулем через два часа можно было уже закусывать.
На таком воздухе алкоголь пили как воду, просто перевод продукта,
да еще с такой закуской.

Рюкзак Виктора становился все легче и легче. Вечерами
в бухты их стоянок заходил теплоход «Баргузин», в буфете
можно было пополнить запасы, но кроме портвейна их ничего

Глава 31. Байкальские этюды


не интересовало. Здесь, в тайге никто не мог им сделать замечание
по поводу несоблюдения правил борьбы с «зеленым змием».

Лиля предложила пригласить на ужин Ольгу. Предложение
прошло «на ура», она уже давно стала своей в их компании и всем
было приятно ее присутствие. Вечером большой костер и песни
под гитару в исполнении Юры. Да, инструктор – высший класс.
А в сочетании с голосистой артисткой оперетты песни собирали
всю группу.

Перед сном обычно прогуливались по берегу бухты, кто-то
уединялся, никому не мешая, в палатках, которые стояли на почтительном
расстоянии друг от друга. Они с Ольгой бродили по берегу,
потом сидели на бревнышке и во время очередного поцелуя она
обняла Виктора и прошептала:

– Мне трудно устоять перед тобой, но хотелось бы окончить
университет. Да и ты, когда приедешь в Москву, еще раз подумаешь
о наших отношениях. Если захочешь вернуться, я тебя буду
ждать, или могу приехать к тебе.
Она еще сильнее прижалась к нему, и Виктору опять не захотелось
нарушать этот баланс отношений. Но какие они рассудительные,
эти красавицы из сурового края. Его родители большую
часть времени жили в Беломестном, приезжая домой в Москву
только зимовать, но он поставил на работе вопрос по улучшению
жилищных условий. В случае женитьбы ему обещали двухкомнатную
квартиру, поэтому все вроде подготовлено к семейной жизни.
Правда, зарплата маловата.

Следующие переходы были короче, но не менее интересные.
На последней стоянке в районе реки Бугульдейки испортилась
погода. На озере бушевал шторм, который переворачивал
плоты лесосплавщиков и разбивал их, бросая бревна на берег, как
спички. Вода в озере стала холодной, и купанья были прекращены.
Светило солнце, но был шторм из-за землетрясения или сильного
ветра баргузина с северо-востока, которые раскачивали эту «глубокую
ванну». Путешествие на озеро Ольхон на моторных лодках
срывалось, и Юрий предложил совершить поход на стоянку первопроходца
Курбата Иванова, которая находилась за перевалом,
налегке, без палаток.

Испытательный срок

Маршрут проходил по горной тропе над обрывом. Приглашались
только желающие, согласились идти все. Вечером возвращение
на базу. Тропа шла по скалам, а кое-где ее не было совсем, так
что приходилось пробираться ползком. Это стоило посмотреть!
Настоящее зимовье, а точнее то, что от него осталось. Маленький
сруб без крыши из выветренных бревен. Очаг, выложенный
из валунов, для приготовления пищи в котелке. Большой стол
с лавками, за которым поместилась вся их компания. Приготовили
чай с травками и бутерброды.

Когда собрались возвращаться, пошел дождь и Юрий предложил
два варианта:

– Вернуться на базу тем же маршрутом невозможно, так как
в горах во время дождя скользко и пройти в вашей обувке невозможно.
Можно остаться здесь до окончания дождя, это означает
с ночевкой, но у нас нет ничего для этого. Остается идти по берегу,
кое-где скалы придется обходить по холодной воде озера, где местами
глубина по пояс, но надо иметь в виду шторм. Волны будут мешать.
Решили идти, но никто не представлял, что узкие полоски
берега тоже омывались водой, поэтому пришлось идти по колено,
а то и по пояс в воде, а временами волна накрывала их с головой.
Тогда они прижимались лицом к скалам, чтобы контролировать
удар волны в спину, упираясь руками в мокрые скалы. На базу все
пришли продрогшие. Переоделись в сухую одежду и развели большой
костер. Шторм длился второй день, и «Спиртоносец», как
они прозвали теплоход, не мог выйти в это небольшое, но бушующее
море. Алкоголь давно уже закончился, и грелись крепким
чаем около костра.

– Муровец, а чем можно согреться в таких экстремальных
условиях?
– Лиль, ты имеешь в виду забалдеть?
– Ну конечно.
– Можно чифирем.
– А это как?
– Берешь пол-литровую кружку, кладешь полплитки чая, заливаешь
водой и доводишь до кипения на открытом огне. Потом
настаиваешь, накрыв старой портянкой или носком.
Глава 31. Байкальские этюды


– А это зачем?
– Для кайфу, – рецепт был им только что придуман, но мужики
стали быстро готовить такой чифирь или что у них там получилось.
Потом сели в кружок и стали потихоньку отхлебывать.
– Что-то пока не балдею, – Саша первым прервал тишину.
– Значит, не действует. Организм крепкий. Не берет.
– А что еще можно?
– Можно одеколон – «Тройной» или «Шипр», с кусочком сахара.
Налили зеленой гадости на донышко стаканов, а когда девчонки
увидели их перекошенные лица после употребления, то
попадали со смеху. Ребята сообщили, что немного согрелись,
и стали дальше пытать Виктора о секретных напитках, которые
пьет «народ».

– Еще можно огуречный лосьон или что там у вас есть для
ухода за кожей лица.
– У нас ничего нет. Может, у девчат попросить, но нам
не дадут, только если тебе.
Виктор подошел к Лиле и сообщил:


– Сашка брился и сильно порезал щеку. Йодом и зеленкой
нельзя мазать. Надо сделать спиртовой компресс. Что у вас есть?
– «Розовая вода», «Огуречный лосьон», пойдет?
– Конечно, – Виктор собрал все пузырьки. От французских
духов «Клима» отказался.
Лилька простая, как правда, крикнула вслед:


– Потом верните, что останется.
– Да, конечно, но вряд ли останется, – Виктор уже отошел
от их палатки.
– Обманул. Они это выпьют.
Но было уже поздно.
На следующий день за ними пришел «Баргузин», и девчонки
облегченно вздохнули: пару дней все будут питаться в столовой
на турбазе и они отдохнут от кухни. Шторм прекратился так же
внезапно, как и начался.

Каждая группа готовила стенгазету с «отчетом» о своем походе
и вывешивала ее перед входом в столовую. Виктор отснял пять
фотопленок своим подарочным «Зенитом» и попросил местного

Испытательный срок

фотографа за бутылку сделать несколько фото для стенгазеты.
Лиля с Сашей принялись писать тексты под фотографиями:

– Муровец, а можно немножко матерка с юмором, ничего мне
за это не будет?
– Лиль, давай, я прикрою.
К вечеру стенгазета висела перед входом в столовую. Около
нее останавливались туристы и покатывались со смеху.
Подошел Анатолий Иванович, тоже посмеялся и снял газету.

– Мне понятно, под чьей редакцией готовился этот номер, уморили,
но пусть она лучше повисит в моем кабинете, иначе какойнибудь
«доброжелатель» напишет этой «редколлегии» на работу.
А там было прописано и про спиртоносец «Баргузин», и про
переход под штормовыми волнами, и, конечно, про некоторые
личные отношения внутри группы, и про многое другое – все
с юмором и в стихах.

Затем в столовой вручали значки «Турист СССР» и удостоверения.
Они прошли 118 километров по берегу Байкала. После танцев
устроили большой прощальный костер высотой около шести
метров, как в пионерском лагере. На фоне горящего костра погрузились
на теплоход, который должен был доставить их в Иркутск
рано утром. Анатолий Иванович взял мегафон и долго выкрикивал
пожелания отъезжающим, а потом выдал:

– Держитесь того парня на корме в костюме с галстуком.
С ним не пропадете.
Ольга стояла рядом. «Уже держусь», – шепнула она на ухо
Виктору.
Кто-то рванул к буфету, как будто не видел портвейна лет
десять.
Они с Ольгой долго смотрели с кормы на огромный костер,
который уменьшался по мере отплытия от берега и совсем скрылся
при выходе из бухты на повороте в сторону Ангары. Ольга задремала
у него на плече. Она давно уже пригласила его погостить
к себе в Ангарск. Отдыхать Виктору предстояло еще три недели,
и он не стал сопротивляться. Все шло к тому, что они хотели быть
вместе, поэтому, наверное, надо было бы представиться родителям
Ольги.

Глава 31. Байкальские этюды


В Иркутске они решили отметить окончание отдыха на турбазе
хорошим обедом в ресторане с шампанским и в праздничном
настроении приехали к Ольге в Ангарск. Встретили его тепло,
но, как и должно быть, одновременно сдержанно. Виктор загорел,
отпустил бороду и выглядел старше, он даже чем-то был похож
на басмача из Средней Азии.

Выяснилось, что он всего на два года старше Ольги, что из рабочего
класса, и многое другое. После ужина Виктор стал собираться
в гостиницу, но мать Ольги предложила остаться у них, потому что
мест там, скорее всего, нет, а в их квартире найдется одна свободная
комната для гостя. Но Виктору было неудобно оставаться. Он
не сделал Ольге предложения, хотя был морально готов к этому,
но решил послушаться рассудительную сибирячку и съездить домой.

Да и деньги кончились, это было основной причиной его
отъезда. Он не хотел в таком положении находиться рядом с любимой
девушкой. Днем они пошли на вокзал, но там был полный
облом – ни одного билета на поезд. Виктор решил уехать через
проводников, не обращаясь за помощью к коллегам из линейного
отдела милиции. Первый же подход – и удача. Его берут
до Москвы «зайцем». Главное, попасть в поезд, а там он разберется,
все равно дорога бесплатная.

– У тебя деньги на дорогу есть?
– Да, 20 копеек, – после короткой паузы ответил Виктор.
– Я так и знала. Вот, я специально взяла двадцать рублей,
думаю, этого хватит до Москвы. Приедешь, напиши или позвони,
как доехал, ну и обо всем остальном. Я буду ждать. А вообще ты
все-таки чудик, с 20 копейками до Москвы.
– Гусары денег не берут.
– Ладно, гусар, иди в вагон, пока не передумал, а то оставайся
еще на недельку.
– Нет, ресурсы кончились, надо ехать домой.
Виктор поцеловал Ольгу и нырнул в вагон. Не любил он долгих
проводов. Вагон был так называемый бригадирский и совершенно
пустой. Вот это номер, а в кассе ни одного билета. Куда
смотрит ОБХСС на железной дороге? Однако проводница, наверное,
ждет от него денег, а у него право на бесплатный проезд.

Испытательный срок

– Видите ли, уважаемая, мне очень надо домой, а билетов нет
ни на один поезд на десять дней вперед. У меня проездные документы,
поэтому на ближайшей станции я выкуплю билет, а вам
за услуги могу предложить только пятерку. Устраивает?
– Меня-то любой вариант устроит, а вот устроит ли бригадира
поезда, не знаю.
Он-то знал, что бригадир считает всех «зайцев» и с проводницы
за него потребует не пять рублей, а более половины стоимости
билета.

Наверняка с ними в доле еще и контролеры, и кассиры
на станциях, которые создают условия для дефицита билетов.
Очень уж ему не хотелось в отпуске заниматься расследованием
их темных делишек.

Бригадиром была симпатичная женщина с излишками золота
на пальцах, в ушах и на шее.

– Я попросился в ваш вагон, так как не успел купить билет,
но на следующей станции я все оформлю.
– Вы выгадываете каждый рубль, от станции к станции переезжаете,
знаю я вас.
– Зря вы так. У меня бесплатные проездные документы
от Иркутска, а я сел после него, в Ангарске. Это у вас отсутствуют
билеты в кассах при пустых вагонах, – ответил он, предъявив ей
специальное требование на выдачу билета до Москвы.
Она взяла документ на право проезда, прочитала его милицейское
звание с печатью МВД СССР.

– Ну, это другое дело. Сейчас будет станция Зима, я дам сведения
в кассу о наличии свободных мест, и вы купите билет, – тон
ее голоса резко поменялся.
На станции они вышли вместе. В кассу – ни одного человека.
Да и откуда им взяться, билетов-то нет, или все уже выкупили
с переплатой. Кассир долго вертела его требование с гербовой
печатью МВД.

– Я не могу выдать вам билет по этому требованию, на нем
почерк неразборчив и печать нечеткая. Вам необходимо съездить
в Верхнеудинск к коменданту, поставить еще печать, после этого
я все оформлю, – выдавила она.
Глава 31. Байкальские этюды


– Где у вас начальник станции?
Она указала на угловую дверь. Виктор понял, что бригадир
поезда попросила кассира заволокитить вопрос, чтобы он
не успел оформить билет на их поезд, видимо, он был полностью
«заряжен» на получение наличных денег. Начальник станции приняла
его уважительно, в такой глуши не часто встретишь молодого
парня в костюме с галстуком, хотя и с бородой. Он скорее
был похож на геолога, чем на работника милиции.

– Скажите, пожалуйста, я могу получить билет по этому
требованию?
Начальник станции взглянула на документ и ответила утвердительно,
не почувствовав подвоха в этом вопросе.

– А кассир отказалась выдать билет.
Она подняла трубку прямой связи, и кассир, видимо, что-то
ей объяснила.

– Да, она права, вам необходимо доехать до военного коменданта
и завизировать требование.
– А сколько километров до коменданта?
– Около ста двадцати.
Терпение Лукина лопнуло, и он решил испортить этим самодовольным
теткам настроение на долгое время:

– Ни к какому военному коменданту я не поеду, потому что
никакого отношения к «сапогам» не имею, и если вы не прочитали,
что это требование МВД СССР, а я инспектор уголовного
розыска Москвы… – Он сунул ей удостоверение МУРа и, пока
она еще жадно глотала воздух, продолжил: – …то сейчас я поеду
к вашему прокурору и доложу о ваших преступлениях. Поезда
гоняете пустые от Дальнего Востока до Москвы и собираете
наличными за «левый» проезд. Для контроля, с почты позвоню
в Москву, чтобы на этот поезд «Байкал», с которого меня ссадили,
направили после Красноярска бригады ОБХСС. Я уверен,
что проводников и их начальников оставят на Урале в наручниках.
А вы с кассиром пойдете как соучастники. Вами я лично займусь.
Ясно? – Не дав ей очухаться, вышел из кабинета, треснув дверью.
Перед входом в ее кабинет он увидел расписание – через
два часа будет фирменный поезд из Владивостока – и решил, что

Испытательный срок

этим поездом он и уедет. Виктор подошел к киоску, купил тетрадь
в клетку и три конверта. Сел напротив кассы, чтобы эта «бандерша
» видела, как он долго что-то пишет.

А писал он письмо Ольге о том, что уже немного соскучился,
сидит в ста километрах от нее на станции Зима (он вспоминал,
что в русской литературе где-то встречалась эта станция
Зима, и почувствовал себя гоголевским Хлестаковым из «Ревизора
») и, вероятно, уедет через пару часов другим поездом, так
как не смог договориться с бригадиром того поезда, на который
она его проводила. Время от времени он бросал косые взгляды
на кассира. Та поговорила по телефону. Вышла начальник станции
и подошла к Виктору:

– Можно посмотреть ваш документ еще раз?
Он молча протянул ей требование.
– Через два часа будет хороший поезд из Владивостока, если
вы согласны, я оформлю билет на этот поезд, а место мы с бригадиром
определим по приходу поезда на станцию.
– Конечно, согласен.
Начальник станции облегченно вздохнула. Принесла билет
и предложила пообедать в их спецбуфете для персонала станции.
Лукину было противно их поведение, да и письмо надо было окончить
до прихода поезда. Отказался он от их спецпайка, этим добавив
им беспокойства.

Объявили о прибытии поезда, и он опустил конверт в почтовый
ящик, наверняка лишив кассира сна. Начальник станции
о чем-то поговорила с бригадиром пришедшего поезда, и они
вдвоем после подачи сведений в кассу подошли к Виктору и предложили
пройти на посадку. Культурней железнодорожников он
еще не видел. Разместили его в бригадирском вагоне, и он вскоре
понял почему. В этом вагоне царила тишина, видимо, пассажиры
успели натерпеться за двое суток езды из Владивостока.

Соседями по купе оказались пограничники с Дальнего Востока,
ехали через Москву на отдых. Они рассказали, что в поезде
бардак, продают по два билета на одно место, самых скандальных
бригадир размещает у себя в вагоне. Виктор пояснил, что он тоже
скандальный, рассказав, как попал в этот вагон. Они посмеялись

Глава 31. Байкальские этюды


и предложили отметить знакомство. Выпили по сто грамм и завелись,
засобирались пойти в ресторан.

– Ребята, я после отпуска поиздержался, у меня осталось пятнадцать
рублей до Москвы, – извинился Виктор. – А на халяву
я не пью, поэтому если вы одолжите мне денег до Москвы, то
прямо с вокзала заедем ко мне и я все верну.
Пограничникам понравилась откровенность опера. Тем более,
как оказалось, Лукин знал командира их погранотряда Виктора
Конева, с которым он занимался стрелковым спортом на «Динамо»,
да еще сам полгода выступал за погранучилище, которое они окончили.
Такое бывает только в кино, и они решили это «взбрызнуть»
шампанским.

– Это лучше приобрести в буфете на ближайшей станции, там
гораздо дешевле, чем в вагоне-ресторане, – предложение было
принято, и они принесли коробку шампанского и три бутылки
водки – «запить».
После раздачи чая пригласили проводников их вагона. Они
были из студенческого отряда Хабаровского университета, молодые
и стеснительные девчонки. Пограничники к ним клинья
бить, а Виктор – на верхнюю полку, читать книгу, которую взял
из Москвы, но так и не было времени дочитать. Он был под впечатлением
от Байкала и тех нежных отношений, что у него сложились
с Ольгой.

Ребята предложили поиграть в карты, но умели только
«в дурачка», и то слабенько. Дверь купе была приоткрыта, к ним
заглянул мужчина, предложив поиграть в «китайского дурака».
Пограничники согласились, а Виктор отказался и предложил им
продолжить игру в простого «дурака». Когда мужчина вышел, он
закрыл дверь и пояснил, что это поездной «катала».

– Они предлагают поиграть сначала «в дурака», потом подходит
другой «катала», его партнер. Подсаживается и просит
сдать карты на него. В разговоре выясняют, что вы едете
отдыхать, а значит, при деньгах. Потом предлагают вам игру
в «китайского дурака», а это обычная «сика» – игра на деньги,
или, как называют ее, «малый покер». Вдвоем, играя «на лапу»,
вытрясают ваши карманы, и вы с полпути возвращаетесь домой
Испытательный срок

пустыми. Отпуск накрывается. «Каталы» обычно первые три
кона дают вам выиграть приличную сумму, а потом забирают
и свое, и чужое.

– Надо же, а с виду культурный мужик.
– Все мошенники обаятельные люди.
– А их самих можно обыграть?
– Очень просто. Сесть с ними играть, а после первых же выигрышей
прекратить игру под любым предлогом. Конечно, будет
шум с их стороны.
– Виктор, научи нас играть в «сику».
Виктор показал все принципы игры, а главное, сказал ребятам,
что нужно не бояться блефовать.
«Катале», что заглядывал к ним, видимо, их компания понравилась,
и он опять возник в двери купе:

– Ну что, не надумали сыграть?
– Может быть, в простого подкидного?
– Нет, в китайского гораздо интересней.
– Ну, рассказывай.
И «катала» принялся показывать различные варианты подсчета
очков игры в «сику», в которую Виктор играл всю сознательную
жизнь. Не было смысла напрягать мозги, потому что карты
были крапленые и шулер знал, кому и сколько дал очков. Только
сначала он давал больше очков «фраерам ушастым», какими он
их считал, а потом наоборот. Одному пришлось бы долго обыгрывать
подвернувшуюся компанию, поэтому, как по сценарию, появился
его партнер и попросил взять его в игру. «Погранцы» улыбнулись:
все шло так, как обрисовал Виктор. Игра сразу оживилась,
подняли ставки до десяти рублей, и через полчаса «погранцы» выигрывали
около ста двадцати рублей.

– Все, ребята, нам пора в соседний вагон, нас ждут коллеги, –
с верхней полки вступил в «игру» Виктор.

– Нет, так нельзя, дайте отыграться.
– Об этом мы не договаривались. Вы знали, что обдерете
этих офицеров, как липку, поэтому не оговорили условия игры.
Все, конец.
– А ты не новичок, видимо, в этой игре.
Глава 31. Байкальские этюды


– Да, господа «каталы», могу дать вам отступного по десять
рублей и предлагаю покинуть этот поезд на ближайшей станции.
С платформы помашете мне рукой, когда поезд тронется. Если
я вас не увижу, то сдам местным коллегам, – Виктор засветил им
«мурку».
– Ну, ты, опер, даешь. С бородой, никогда бы не подумал.
– А ты чего, не мог сразу разобраться, что он сам «катала», –
другой напал на своего напарника. Взяв двадцать рублей, они
вышли из купе.

Соседи по купе протянули Виктору сто рублей.

– Нет, ребята, я поганые деньги не беру, это нам на шампанское
с шоколадками. – Виктор положил сотку на стол.
– Только недавно просил взаймы, а теперь сам угощает. Да ты
можешь до Москвы выиграть большие деньги.
– Я такие вещи делаю только по просьбе трудящихся или
по острой нужде, когда жулики сами нарываются и долго упрашивают,
как эти. Больно вы для них сладкими показались.
Под «северное сияние» – шампанское вперемешку с водочкой
– весело докатили до Москвы. Защитники рубежей страны
отказались заехать к Виктору домой, оставили адрес своей заставы
и пригласили на черную икру из Амура.

Дома он отпечатал фотографии с Байкала, чтобы на следующий
день отправить Ольге и друзьям по турбазе. Приятно получить
фото сразу, а то потом будешь вспоминать, где это снимался
и с кем. Протерев оконное стекло одеколоном, накатал на него
фотографии, как на глянцеватель, и завалился спать.

Испытательный срок

Гонки
по вертикали
и прыжки

глава 32 по горизонтали

В обед к Виктору зашли Валера с Сашей, его друзья из спецслужбы
ГУВД и пригласили посидеть в баре гостиницы «Россия».
Виктор достал свой армейский прикид: голубой пиджак из широкого
вельвета с клубными пуговицами, светлые брюки и рубашку
в цветную полоску, как матрас. Опера зашли в 80-е отделение
милиции на инструктаж.

– Идем отсюда быстрее. Мы твое фото с бородой оставили
в дежурке с надписью «розыск», тебя сейчас заметут, – они со смехом
выскочили из отделения.
В баре гостиницы «Россия» была привычная обстановка.
Подошел их начальник и сделал замечание:

– Вы что это с фарцой связались?
– Да это опер из 15-го отделения милиции, он в отпуске.
– Во дает. С бородой.
В валютном баре можно было выпить только на халяву, так
как валютой они не баловались. Рыжий Сашка подходил к барной
стойке, просил лимонного сока, дважды моргая барменше, и в соответствии
с его «азбукой Морзе» получал бокалы с двумя частями
водки и одной частью лимонного сока. Коктейль заметно отличался
от простой водки и не требовал серьезной закуски. Подошел
их начальник с каким-то западным немцем, который захотел

Глава 32. Гонки по вертикали и прыжки по горизонтали


угостить всю компанию русской водкой. Сели за столик. Водка,
бутерброды и орешки. Им-то хорошо, они, наверное, пообедали,
но неудобно было что-то заказывать опять же на халяву. Немец
спросил, чем занимается Виктор. Остальных он, видимо, уже знал.

– Криминал полиш, – блеснул он своими знаниями немецкого
языка.
– Не похож, – немец неплохо говорил по-русски.
– Лучший мент тот, который не похож на мента, – пояснил
Виктор.
– У тебя это хорошо получается, – начальник косо посматривал
на него.
Видимо, эта «рабочая» обстановка устраивала всех, в том
числе и «старших братьев» из КГБ, которые всегда присутствовали
здесь и, видимо, завидовали их непринужденным контактам
с иностранцами. Появилась вторая бутылка водки, а когда последние
ее капли упали в рюмки, немец немного захмелел и заторопился
уходить, а может быть, у него кончился лимит марок для
спаивания работников советских спецслужб. А те, напротив, были
ни в одном глазу, только завелись.

Виктор предложил продолжить банкет по поводу его возвращения
в «Будапеште», где неплохо кормят, а то он уже костями
громыхает после похода по Байкалу. С нежностью вспомнил
Ольгу: как хорошо бы было, окажись она рядом, и никакие бары
и рестораны тогда не нужны.

На следующий день решил заняться «экстремальным» отдыхом
и выкатил свою навороченную «Яву-350». Завелась с полоборота.
Около гаражей на Верхней Масловке встретил друзей
по мотоциклетным прогулкам – Бориса Окунева, военного летчика,
и Сашу Кротова, по кличке Чума. Эту кличку ему дали товарищи
в команде МАДИ по мотокроссу. Можно было представить,
как он гонял с такой кличкой, или, может быть, она относилась
к его облику: он постоянно что-то мастерил, возился с мотоциклами
и машинами, поэтому вечно ходил чумазый. Но мастермеханик
был классный, и в гараже постоянно можно было встретить
знаменитостей, у него ремонтировал свой ГАЗ-24 Иосиф
Кобзон. Может, еще и потому прозвали его Чума, что был он

Испытательный срок

непоседой, непостоянным и поменял не одну команду, но к его
рукам везде относились с уважением.

Здесь, в гаражах, царила особая атмосфера, все были «повязаны
» интересами к авто- и мотоспорту. У Саши были «Жигули»
второй модели с прицепом, на него крепился мотоцикл «Чезет»,
пятисоткубовый, на котором он выезжал на кроссы. От первоначальной
городской «Явы» почти ничего «родного» не осталось.
Появились новые передние и задние газовые подвески, никелированные
крылья и пиленый двигатель.

Он закончил очередную сборку своего мотоцикла и предложил:

– Может, окунемся в бухте Радости на Клязьменском водохранилище?
В воздухе парило. Дождь был неминуем.

– А может, наперегонки. Приз – бутылка коньяка по возвращении
в гараж?
– Только в городе правила не нарушать, – они имели в виду
Виктора, который со своим удостоверением мог запросто проскочить
на красный свет.
Вырвались на Дмитровку, и первый же красный сигнал светофора
Виктор объехал по тротуару. Потом дал им возможность
поравняться.

– Ну, мы же договорились. У нас за такую езду права отберут.
– Ладно, я пошутил, а насчет тротуара у нас договора не было.
По прямой Виктор выходил вперед, двигатель его мотоцикла
был мощнее, его Саша же и делал в мастерской МАДИ, а потом
он сам отрегулировал все узлы и детали, поэтому его «Ява»
с короткой ручкой газа на шоссе уделывала все виды транспорта.
Как-то они опробовали машину в «Шереметьево-I» на четырехкилометровом
отрезке, и 160 километров в час было не предел.
Только приходилось наваливаться на бензобак, так как переднее
колесо норовило все время оторваться от дорожного покрытия.
Вот это адреналин! А на поворотах Сашкин мотоцикл уходил вперед
за счет укороченных и поднятых труб глушителей и ложился
на асфальт почти горизонтально, как при спидвее.

Перед выездом в Поварово на затяжном повороте Саша ушел
вперед, обойдя попутно «Волгу». Борис прилично отстал, и Виктор

Глава 32. Гонки по вертикали и прыжки по горизонтали


решил, что, если останется позади «Волги», исход гонки будет решен
не в его пользу. Сбросив газ, вошел в поворот, обгоняя легковушку,
но угол был под сто двадцать градусов и глушители не позволили
прижать мотоцикл к асфальту. Внезапно начавшийся дождь только
усугубил положение. Виктор выпрямил мотоцикл и притормозил,
но тот вместе с неустойчивостью, наоборот, прибавил скорости.
В следующее мгновение Виктор летел в бруствер четырехметровой
высоты из глины и песка. Сообразить что-либо было уже некогда,
он успел только при ударе отпустить руль и тут же ощутил все прелести
свободного полета, но без парашюта. Пролетев метров десять
по воздуху через весь бруствер, больно ударился ногой о березу.
Борис и Саша бежали уже к нему. Борис-то понятно, ехал сзади
и увидел всю картину, а как Саша здесь оказался?

– Меня догнал мужик на «Волге» и сообщил, чтобы я помог
тебе, чудику.
– Ты чего хромаешь? Все цело? Шлем вон улетел в другую
сторону.
– Да все нормально, только ногой березу зацепил.
Они померили шагами расстояние до березы. Оказалось двенадцать
метров.

– Все, гонка окончена. Коньяк твой – за цирковой номер. Зрителей
хватает. А что с мотоциклом?
– Пока не знаю.
Перед поворотом была автобусная остановка, и многие
подошли помочь.
Мотоцикл вошел по переднюю вилку в рыхлый грунт. Его
выдернули, и на удивление всех он был целехонький, только
крыло немного загнулось, но Саша исправил его руками и проверил
колесо. Можно было ехать дальше, только «Ява» не заводилась,
наверное, топливо вылилось, так как врезался Виктор в бруствер
на работающем двигателе. Ребята предложили толкнуть
мотоцикл и завести с хода.

– Нет, я сам, – его охватил кураж от зрителей на остановке,
которые наблюдали, когда и как разъедется эта веселая компания.
Дорога с уклоном была в сторону остановки, он раскатил мотоцикл,
держась за ручку газа и сцепление. Мотор зачихал и тут
Испытательный срок

же взревел. Выжал сцепление и запрыгнул на мотоцикл, дал газу
и сцепление резко отпустил. Мотоцикл пролетел мимо остановки
на заднем колесе. Опустив его на переднее, Виктор развернулся
и поехал в сторону ребят. На остановке кто-то показывал поднятый
вверх большой палец, кто-то – указательным вертел у виска.
Сколько людей, столько и мнений.

…Помнится, такими жестами его уже «награждали» в команде
«Фили», там тренировался Саша. Для ознакомления с трассой
он дал Виктору прокатиться на своем пятисоткубовом, который
не шел в сравнение ни с одной моделью ни по мощности,
ни по вибрации. Вообще-то, первый круг кроссмены на незнакомой
трассе не гоняют, а высматривают повороты, прямые, спуски
и подъемы – где прибавить газу, а где сбросить, а если будет возможность,
то прыгнуть с большого бугра «на зрителей». Он прошел
вместе с ними первый круг, потом они стали прибавлять скорость,
он за ними, они в прыжок, он тоже, но, приземляясь, еле
удержал мотоцикл, и тренер дал ему команду сойти с трассы.

– Ты кто такой?
– Друг Саши Кротова.
– Занимаешься мотокроссом?
– Нет, первый раз попробовал.
– Я смотрю, мастерства никакого, но дури хватает, может, что
и получится.
– Не получится. На работе времени свободного нет.
– Кем же работаешь, что времени нет?
– Инспектором уголовного розыска.
– Ну, тогда приходи в любое время. Я заметил твой мотоцикл,
вижу, любишь технику…
В бухте Радости поплавали в теплой, как молоко, воде, отдохнули.
На обратном пути заехали на Клязьму в районе «Шереметьево
», хотели помыть мотоциклы, но получили правильные замечания
местных жителей, которые посоветовали это сделать рядом,
в карьере, который заполнен водой. Подошли к небольшому водоемчику,
метров пятьдесят шириной, промерили глубину. На середине
оказалось около метра, а около берега не более полуметра.
Саша предположил:

Глава 32. Гонки по вертикали и прыжки по горизонтали


– Переехать не удастся, а вот перепрыгнуть можно, через воду
безопасно, только надо сбросить газ, а то вода попадет в цилиндры
и двигателю конец.
Подыскали берег с небольшим бугром вместо трамплина
для прыжка. Первым взлетел Саша, и его мотоцикл только коснулся
воды задним колесом на противоположном берегу. У Виктора
мотоцикл был потяжелей, и он не долетел до берега метров
десять, но, сбросив газ, проглиссировал почти до сухого места.
Борис разогнался, но приводнился точно на середину пруда.

Вечером Виктор, будучи в хорошем расположении духа, написал
письмо Ольге и приложил пачку ее фотографий с Байкала.

«Поехать, что ли, в Беломестное, не был там несколько лет, –
раздумывал он о том, где провести остаток отпуска, – только в дом
отдыха, что построили шахтеры в лесу на берегу озера, буквально
в трехстах метрах от их дома. Посидеть на берегу с удочкой или
сети бросить на ночь. Вряд ли там будет кто-нибудь из друзей,
все переженились, повыходили замуж и сидят с детьми в своих
гнездышках».

Испытательный срок

Любовь

на «старые
глава 33 дрожжи»

Звонок от Тамары прозвучал неожиданно:

– Привет. Мы тебя второй день ищем. Слышали, что приехал
с отдыха из Сибири и пропал, уж не женился ли?
– Нет, пока нет. А как у вас дела семейные. Подрос мой
крестник?
– Да, все нормально. У меня в гостях сестра, Наташа, из Севастополя.
Не забыл еще? Мы вечером хотим отметить это дело, ты
придешь?
– Конечно, буду. Во сколько?
– В семь, ждем. Пока, до вечера.
Они не виделись с Наташей около трех лет, после той встречи
на свадьбе Тамары. Вот почему потянуло его в родные места. Приготовил
«джентльменский набор» – шампанское, цветы, конфеты. Сел
на лавочке перед подъездом, покурил. «Зачем все это? – одна мысль
перегоняла другую, – Наташа теперь замужняя женщина. Но, с другой
стороны, Тамара никогда бы не пригласила его, не согласовав это
с ней. По мнению сестер, ничего в этом нет, просто встреча старых
друзей. А у него, похоже, чувства сохранились поглубже дружеских.
Вон как сердечко отстукивает, и это еще только около подъезда».

Виктор желал этой встречи. Он часто прокручивал в памяти
все их предыдущие короткие свидания и винил только себя за то,

Глава 33. Любовь на «старые дрожжи»


что у них ничего не получилось. Его по-прежнему тянуло в те
места, где он с ней встречался. А вот теперь задумался, правильно
ли поступает?

Он часто бывал у Тамары, так как дружил с ее мужем,

но больше всего ему хотелось хоть что-то узнать о Наташе. Так

зачем раздумывать, если ноги сами несли на эту встречу?

Наташа встретила в прихожей, поцеловав в щеку, как старого
друга.

– Ты стала еще прекрасней.
– Я-то ладно, замужняя женщина, а вот ты стал красавцем
мужчиной, уже не юноша.
За столом с шампанским смеялись над своими детскими
выходками. Звучала музыка, Наташа сидела напротив, и их
взгляды периодически встречались, как будто снова знакомились
и изучали друг друга, спрашивая, а стоит ли это делать. Он пригласил
ее на медленный танец.

– Ты жениться собираешься?
– С утра собирался, а теперь опять весь в раздумьях.
– Прекрати, – она заулыбалась, видимо, он попал в точку.
– Я представил, вот если бы сейчас был женат, смог бы
я сегодня приехать и встретиться с тобой?
– И какой сделал вывод?
– На сегодняшний день нет человека, который мог бы удержать
меня от встречи с тобой.
– Пойдем выпьем шампанского, мы слишком трезвы для
такого разговора.
– А почему без мужа отдыхаешь?
– Он четыре месяца в автономке, скоро должен вернуться.
Вышли с Сашей покурить на балкон.
– Виктор, ты извини, я был против сегодняшней вечеринки,
потому что с тобой дружу и с ее мужем мы родня по женам,
но теперь вижу, что был неправ.
– Что ты имеешь в виду?
– Да ничего я не имею. Достаточно на вас с Наташей посмотреть.
Что-то вы в жизни попутали.
– А может, сейчас мы еще больше путаем?
Испытательный срок

– Не знаю.
– Я пока тоже.
Вышла Тамара и тоже закурила.
– Виктор, у Наташи мелкие проблемы в личном гардеробе. Мы
с ней проехали сегодня по магазинам и ничего толком не нашли,
не мог бы ты завтра сопровождать ее, а то мы будем на работе.
Она стесняется тебя попросить.
– Я это сделаю с удовольствием. Пока в отпуске, у меня времени
много.
– Наташа, иди сюда. Виктор в отпуске еще.
– Наташа, я помогу с удовольствием, только просто так ездить
по магазинам – это убить время и ничего не купить. Ты мне сейчас
напиши, что нужно. Размер, цвет, и потом на месте разберешься.
Зайдем к директору магазина, и тебя упакуют как гостя столицы.
– Нет, я так не могу. Мне неудобно.
– По-другому не получится. Можем прокататься впустую
по пустым же магазинам, или в очередях настоишься.
– Сегодня я уже имела удовольствие.
Саше и Тамаре утром надо было идти на работу, поэтому
разошлись около полуночи.
Утром Виктор позвонил друзьям в ОБХСС и попросил приодеть
его невесту по списку, который составила Наташа. Разговор
с Борисом не обошелся без шуток, но через час он позвонил.

– Задание выполнено. Подъедешь к директору магазина Яну
от меня. Там все уже готово по списку и еще многое другое.
– Что другое? У меня денег хватит?
– Да все нормально.
Виктор встретил Наташу на станции Маленковская и повез
в магазин.

– Наташа, сними обручальное кольцо, мои коллеги представили
тебя директору как мою невесту. Иначе неудобно было просить
руководство ОБХСС, – предложил он ей перед магазином.
– А где потом будешь одевать свою настоящую невесту?
– Ты не заморачивайся, до этого еще далеко, в Москве много
магазинов. Так надо было, чтобы меньше объяснять. Главное,
чтобы тебя это не смущало.
Глава 33. Любовь на «старые дрожжи»


– Да не очень смущает. Я завтра улечу. Это тебе рассказывать
потом, куда невеста сбежала.
– Этот период жизни я пережил, и выдумывать не надо. Просто
все встанет на свои места.
Ян, директор, встретил их, как дорогих гостей. Он знал Виктора,
а после звонка Бориса просто рассыпался в любезностях.

– Только настоящий сыщик может отыскать такую красавицу.
Мне даже неудобно за столь скромный ассортимент.
Он вызвал заведующую секцией, и она повела Наташу в подвал.
Они только время от времени заходили в кабинет директора,
демонстрируя наряды, ведь должен же «жених» оценить
покупки.

– А можно еще кое-что помимо списка? – шепотом спросила
Наташа.
– Все можно, если у тебя хватит денег.
Они уже этот вопрос обсудили с Яном, который показал ей
будущие модели и, видя, как у нее загорелись глаза, предложил
померить.

– Нет, Виктор, ей это очень идет. И размер ее. На выставочный
образец я еще сделаю скидку.
Как мало женщине нужно. Хорошо, что взяли такси.
По дороге заехали в гастроном к Николаю Ивановичу. Конечно
же, их отоварили из подвала дефицитными продуктами и шампанским
«Абрау-Дюрсо».

Саша с Тамарой хлопотали на кухне. Слегка «обмыли»
покупки. Посмеялись по поводу «жениха и невесты».

– Какой жених выгодный пропадает. Наверное, нет такого,
чего он не может.
– Да, достать многое могу, но то, что ты сегодня купила – это
моя полугодовая зарплата.
– Неужели так мало получают сыщики?
– Сто тридцать рублей.
– А по тебе не скажешь.
– Это были еще армейские накопления, когда получал, как
командир полка, и отложил на будущую свадьбу, но не пригодилось,
поэтому до сих пор гуляю не по средствам.
Испытательный срок

Саша наполнил бокалы.

– Давайте за покупки, а то вы что-то о грустном, о зарплате.
Все в Москве получают мало, а живут ничего. Магазины пустые,
а холодильники ломятся от дефицита. Так что не все плохо.
Сколько радости доставил Виктор женщине. Такое деньгами
не измеришь. Меня Тамара теперь запилит.
– Но она же не моя невеста.
Виктор специально заострил внимание на своей небольшой
зарплате. Наташа привыкла к большим деньгам. Правда, у него
были связи. Много было знакомых среди торговых работников,
а через коллег он был вхож в подвалы ЦУМа и ГУМа. Друзья
из спецслужбы могли провести его и в магазины «Березка». Он
иногда отоваривал там синие или желтые чеки Внешторгбанка,
кося под советского специалиста, вернувшегося из-за рубежа. Эти
граждане были своего рода привилегированным классом советского
общества. Им платили зарплату чеками, на которые можно
было сделать покупки только в валютных магазинах. Эти чеки различались
по цветам. Синими чеками оплачивали труд работников,
прибывших из стран соцлагеря, типа Монголии и Болгарии,
а желтые чеки получали лица, вернувшиеся из развивающихся
капстран, но самыми дорогими во всех отношениях были бесполосые
чеки. Их выдавали тем, кто побывал на Западе и в США.
Эти чеки приравнивались по цене к долларам, желтые в два
раза дешевле, а синие в четыре. Все было прямо пропорционально
уровню жизни в стране пребывания. Так же распределялось
и наказание за приобретение этих чеков людьми, которые
не бывали за рубежом и не получали их во Внешторгбанке. Если
за синие чеки можно было отделаться штрафом, то за бесполосые
грозила тюрьма, как за валюту, вплоть до расстрела. И следили
за их хождением в валютных магазинах знакомые Лукина
из спецслужбы ГУВД вместе с сотрудниками КГБ. Блатная работа,
ничего не скажешь. Им иногда перепадали эти чеки, и они просили
Лукина отоварить их в тех магазинах, которые дружно покидали
на время такой операции. Или вот его родная тетка Клава,
сестра отца и мать двоюродного брата Саши, уехала в Германию
начальником военторга в Советскую группу войск, но он никогда

Глава 33. Любовь на «старые дрожжи»


не обращался к ней с просьбами. Одним словом, возможностей

много, но увы. Финансы не позволяли.

Продолжающиеся воспоминания о деревне принесли

свои плоды.

– Жалко, что завтра вечером улетаю домой, так в деревню
захотелось.
– Это не проблема. Все мечты сбываются до полуночи, а потом
карета превращается в тыкву. Один час на сборы. Тамара, найди
Наташе курточку, ночью прохладно. На такси доедем до гаража,
и через два часа ты в деревне Иваньково. На рассвете я тебя
передам родителям на Проне. Самолет у тебя в 22 часа, поэтому
до обеда спокойно купаешься на омуте и к вечеру ты у Тамары,
за четыре часа до вылета.
– Тамара, а ты бы поехала, если бы представилась такая
возможность?
– И думать нечего. С кем-то другим я тебя бы не отпустила,
а с Виктором можно.
– Что ты имеешь в виду? – Виктор не понял, о чем толковала
Тамара, но одно он решил для себя твердо: с Наташей у него
ничего не было и ничего серьезного быть уже не может.
– То, что ты надежный, вон как нарисовал график
передвижения.
– Да, но он же выпил.
– Немного шампанского, которое выветрится через час,
а потом я надену форму. У меня есть черная кожаная куртка
сотрудника ГАИ. Брал у них на операцию и еще не вернул.
Наташа пошла переодеваться. Виктор одобрил экипировку.
Саша все качал головой.

– Нет, вы друг друга стоите. Только не торопись.
Такси поймали около дома.
– Ты уверен, что мы делаем все правильно?
– Я со своей стороны проблем не вижу, и сделаю так, чтобы
кроме твоих родителей нас никто не видел.
– Да нет, я только за тебя беспокоюсь.
– Будем исправлять ошибки по жизни или делать новые?
– Ничего делать не будем, но уже есть о чем подумать.
Испытательный срок

Он ее не торопил, ни на чем не настаивал, боясь испугать
их новые отношения неосторожным словом или действием. Она
была рядом с ним сейчас, а что будет дальше, время покажет.

Виктор вышел в форме. Стройный, в облегающих бриджах,
хромовых сапогах и кожаной куртке с погонами лейтенанта.

– Тебе форма идет.
– Но я и свою-то настоящую не ношу.
Таксист взялся отсчитывать сдачу по счетчику, но Виктор
жестом руки остановил его суету.

– Спасибо, командир.
Он прищемил сумку на багажник, только фирменные шлемы
мотогонщиков никак не сочетались с формой лейтенанта милиции.
У него был и шлем ГАИ, но настолько неудобная эта
«кастрюля», как будто «зеки» делали. По дороге их тормознули
только один раз, на посту ГАИ через Оку, но сотрудник, увидев
коллегу, козырнул и пропустил дальше.

В деревню въехали с задов, прямо к дому Наташи. Открыла
дверь ее тетка, так и ахнула.

– Что случилось?
– Ничего, приехала навестить родителей. Соскучилась
по деревне, – улыбаясь, сообщила Наташа.
– А почему с милицией?
– Да это Виктор. Не узнали?
– Я поехал к себе, а то всю деревню разбудим.
Виктор подъехал к дому, мать его встретила удивленно.
– Я проездом. Постели мне, что ль, на сеновале. После обеда
я уеду.
В полдень он спустился к реке только в плавках, не в форме
же идти. На омуте Наташа была одна. Виктор тихо подплыл с другой
стороны реки прямо к большому камню, где она загорала.

– Девушка, как вы себя чувствуете? Я Ихтиандр.
– Ты – ненормальный. Напугал. Я тебя не видела.
– Как дома?
– Уже хорошо, а сначала все перепугались, они же знают, что
я сегодня улетаю. Во сколько поедем?
– В шестнадцать часов.
Глава 33. Любовь на «старые дрожжи»


Он выполз из воды и прилег рядом.

– Уходить будешь также огородами?
– Нет, я, как Ихтиандр, водой. И больше не вернусь.
– Ты когда-нибудь бываешь серьезным?
– Конечно, буду, когда выйдешь за меня замуж.
– Давай этот разговор отложим, ты и так много смуты внес
в мою голову. Я тебя раньше такого не знала.
Они лежали рядом, не касаясь друг друга. И опять им не надо
было ничего говорить, было сказано гораздо больше, чем нужно.

– Я буду через час, – и нырнул в воду, растворившись так же,
как появился.
Дома обнял на прощание родителей.


– Пока.
– А чего приезжал?
– Да проездом.
– Что-то ты темнишь.
К Наташе заехал на мотоцикле в сад так же, с задов деревни.
Вышел ее дядька, поздоровался. Они давно не виделись.

– Да, парень, вижу, не прошла ваша дружба. Ну, ты будь осторожнее.
Я слышал, ты мотоспортом занимаешься?
– По дороге я тихо езжу.
– Наташа сказала, из Москвы за два часа доезжаешь, у тебя
что, ковер-самолет?
– Так это на рассвете, когда машин нет.
До Москвы доехали вовремя.
– Виктор, я все обдумала и взвесила. Давай оставим наши
отношения, как есть. Будем иногда встречаться.
– Я такой вариант предполагал, и он мне не по душе.
Не люблю половинчатых решений.
– Тогда оставляем все на своих местах, а там видно будет.
Она протянула руку, и они попрощалась, как в райкоме партии,
рукопожатием.
Дома смыл под душем дорожную грязь и копоть, позвонил
Прошке.

– Ты там не зачах в семейной жизни?
– Есть немного.
Испытательный срок

– Через час жду в «Аисте», давай повеселимся.
Сидели вдвоем и на девичьи компании не обращали внимания,
а их здесь было много, и администратор Надежда могла
помочь им разобраться, кто из них и зачем пришел в кафе.

– Уже наслышан. Скоро женишься на сибирячке с Байкала.
– Я только что расстался с Наташей из Севастополя.
– Ну, ты летаешь. А она как здесь оказалась?
Он в двух словах рассказал об их встрече и предложил поговорить
о его комсомольских делах. Анатолий понял, что тема
женитьбы у него опять закрыта на неопределенное время. После
кафе они прогулялись до «Белорусской» и Анатолий уехал
на метро домой.

Виктор все обдумывал ситуацию, в которой он оказался.
Может, он Наташу такую придумал, а на самом деле она – обычная,
каких много вокруг. Вполне возможно. Но пока никто с ней
и рядом не стоял, конечно, не внешне, он не мог это объяснить,
но он хотел быть только с ней. Ольга с Байкала – очень хорошая
девчонка, поэтому он боялся сломать ей жизнь только из-за того,
что не был уверен в себе. Все решено: одна встреча с Наташей
разрушила хрупкий «байкальский» союз.

Скорее всего, ничего не будет, больно уж все запущено.
Видимо, отношения с Ольгой не были большим чувством, способным
противостоять его давнишней дружбе с Наташей. Вот это
отдохнул, развеялся от службы – дважды влюбился, а это многовато
или все равно, что ничего. Все, пора выходить на работу,
чтобы мозги на место поставить. Или Наташа в который раз, как
эталон, уже поставила его мозги на место или, наоборот, еще
больше все перепутала? В одном он был точно уверен: это будет
продолжаться, пока он не будет вместе с ней или не встретит ту,
с которой сможет ее забыть. Третьего не дано.

Глава 33. Любовь на «старые дрожжи»


Наперекор
глава 34 СИСТЕМЕ

За время его отпуска на службе ничего не поменялось. Как Лукин
и предполагал, партком вынес вопрос о нарушении соцзаконности
на бюро райкома, где всех руководителей обвешали выговорами,
а некоторых – с занесением в учетную карточку. Сообщили, что
ему надо быть в пятницу на бюро райкома, где будет рассматриваться
его персональное дело. Было бесполезно объяснять чтолибо
этим солдафонам от партии, тем более на парткоме. Он им
все сказал перед отпуском, что они бегут «поперед паровоза».

Что ж, надо форсировать события, иначе на бюро особо
не спрашивают. Лукин позвонил инструктору райкома партии
Василию Ивановичу, который предлагал ему работу в угро, и тот
одобрил его намерения встретиться со следователем прокуратуры
города.

Следователь встретил его более доброжелательно, чем в первый
раз, когда допрашивал о том злополучном деле о попытке
кражи из магазина, с которого все и началось. Лукин тогда стоял
на своем: никакой попытки ограбления не было. Была халатность
торгашей, о чем он письменно уведомил прокурора района, был
сквозняк в магазине, который открыл окно, а вот попытки кражи
не было. Следователя тогда удивила стойкость молодого опера
на грани наглости. Лукин давно усвоил от своих подопечных

Испытательный срок

уголовничков, что чистосердечное признание на следствии смягчает
наказание, но увеличивает «срок».

Он не мог облегчить жизнь следователю и признаться в том,
чего не совершал. Следователь обещал взамен прекратить дело
по статье 6 УПК после его увольнения из органов, так как он перестанет
представлять опасность для общества. Лукин тогда пояснил
ему, что он не там ищет угрозу для общества. А в том деле –
он и сам уже почти поверил – кроме сквозняка ночью в магазине
ничего (и никого) не было.

О его наглом поведении в прокуратуре Москвы рассказали
милицейскому руководству, которое попыталось приободрить
его в создавшемся положении. Лукин же по-своему отреагировал
на это и предложил руководителям «подсуетиться» для скорейшего
прекращения уголовного дела в отношении оперов, а по всей
видимости, против него одного. В противном случае Лукин обещал
перечислить на следующем допросе всех высоких милицейских
руководителей, которые были на месте происшествия и могли
бы подтвердить его правдивые показания, что в магазине не было
никакой попытки кражи. Это шутку не все поняли. Некоторые
руководители его поддерживали за стойкость, а другим не понравилось
его поведение. Суть в том, что он пошел не против конкретных
руководителей. Лукин выступил против системы и готов
был идти до конца. Все прекрасно знали, как «лепятся» хорошие
показатели раскрываемости преступности в социалистическом
обществе, но делали такие глубокомысленные лица…

В его поведении увидели бунтарство, а это никогда не приветствовалось
и не прощалось этой самой системой. Но он не овца
какая-то и не позволит так с собой обращаться. Лукин озвучил
определенному кругу лиц свои планы на будущее, а сам наблюдал
за развитием событий. «Чего придумали. Молодого опера
под увольнение, – Лукин не мог пускать это на самотек, тогда
это будет означать, что уголовное дело в отношении сотрудников
было возбуждено без нарушения закона, а прекратят его в связи
с изменением обстановки, то есть с его увольнением. И все шитокрыто:
руководители справедливо наказаны, им влепили по выговору
в райкоме партии и они все это проглотили. А вот у него

Глава 34. Наперекор СИСТЕМЕ


перспектива посерьезней будет. Его готовят под исключение
из партии и уверяют, что он еще легко отделается. Нет, товарищи
коммунисты, стойкость духа мне, видимо, дедушка Алексей
Михайлович передал. Во время репрессий он прошел лагерь
на Соловках и ссылку. А вы хотите также жировать на искалеченных
судьбах молодых оперов. Я не доставлю такого удовольствия
и буду биться за свое будущее, добиваясь прекращения уголовного
дела за отсутствием состава преступления. Правда, тогда
наверняка поднимут «волну» наказанные руководители, возмутившись,
за что в таком случае наказали их».

Да, серьезную бучу он решил заварить, но другого пути
не было.

Ему пытались объяснить, что дело возбуждено по факту
сокрытия преступлений и он проходит по делу как свидетель.
Лукин знал по опыту работы, как свидетели быстро превращаются
в подозреваемых в зале суда.

– Как я и предполагал, многие дела были возбуждены преждевременно,
– более чем откровенно сообщил ему следователь.
Виктор понял, что он знает о его похождениях в РК КПСС.

– Не было предварительной проверки. Одни дела уже прекращены,
а по другим проведены следственные действия, и по ним
тоже могут быть вынесены постановления о прекращении. Только
после этого будет прекращено дело по факту нарушения соцзаконности
и злоупотребления служебным положением сотрудниками
милиции.
– Я понимаю, что справку по этому поводу вы не дадите.
Тогда я могу на бюро райкома партии сообщить то, что вы мне
сказали?
– Да, конечно. Даже можно сказать им мой телефон, и я дам
подтверждение.
– Спасибо, я думаю, что этого будет достаточно, теперь можно
идти не только на бюро, но и в ЦК.
– Так широко не шагай. Штаны порвешь. Сделай выводы
из всего этого. Ты хоть и молодой, но мозги у тебя на месте. Твои
руководители должны быть тебе благодарны за твое поведение
в прокуратуре, но это между нами. Успехов тебе!
Испытательный срок

Следователь второй раз сегодня удивил Лукина, теперь своим
напутствием. Есть и в прокуратуре нормальные люди, которые
видят, от чего все это происходит и за что подставляют молодых
оперов.

По пути заехал на Петровку, в райком партии к Василию Ивановичу,
и все ему рассказал, дав телефон следователя. Тот переговорил
с ним и предложил не ждать заседания бюро райкома в пятницу.
Инструктор поднял трубку телефона и попросил секретаря
райкома принять его.

Лукин остался в приемной, а Василий Иванович пошел
на доклад. Минут через пять секретарша сняла телефонную трубку.

– Вас приглашают, – сообщила она Лукину.
– Разрешите?
– Да-да, проходи. Как работа? Есть ли вопросы?
– Нет, все нормально. Вроде справляюсь.
– Работа нравится?
– Работа интересная, но бывают вот такие катаклизмы, что
не виноват, а уже четыре месяца обсуждают якобы имевшее место
с моей стороны нарушение социалистической законности.
– Василий Иванович доложил. С вами все в порядке. Ваше
персональное дело с обсуждения на бюро райкома снимается.
А вот за что же мы наказали тогда все милицейское руководство?
Получается, что подчиненные не виноваты, а руководители уже
понесли наказание.
– А я предупреждал руководство парткома, что уголовное
дело было возбуждено с нарушениями и без надлежащей проверки
и оно будет прекращено, предлагал не торопиться с обсуждениями
и выводами.
– Будем разбираться. Видите, Василий Иванович, секретарь
партийной организации борется за свою честь и достоинство,
а почему его руководители молчали на бюро? Идите, спокойно
работайте. Василий Иванович в партком сообщит о снятии этого
вопроса с бюро райкома.
В райкоме всегда жали руки, и Александра Андреевна Линева
тоже протянула ему руку, как недавно это сделала его любимая
женщина. Лукин понимал, что никто больше этим «магазинным»

Глава 34. Наперекор СИСТЕМЕ


вопросом заниматься не будет, но взамен он получил еще одного
неприятеля в лице секретаря парткома РУВД. Он нарушил весь
его сценарий и теперь настроил против себя всех наказанных
по партийной линии руководителей.

Он узнал, что парткомы в райуправлениях милиции должны
скоро ликвидировать, но секретарь все-таки успел предложить
кандидатуру на секретаря партбюро 15-го отделения милиции.
Об этом сообщил ему Василий Иванович.

– Если ты согласен, то на отчетном партийном собрании тебя
переизберем.
– Конечно, согласен. Вы же знаете, как в уголовном розыске
заняты, так что с этим решением я согласен. А вот раньше, лет
тридцать назад, прежде чем арестовать члена ЦК, его исключали
из партии. Это не связано с моей отставкой из секретарей?
– Ты свои шуточки как-нибудь фильтруй у себя в голове.
Ладно, увидимся на собрании.
На самом деле Лукин был этому рад. Его никогда не прель


щала партийная деятельность. Производственная необходимость,

и не более.

«А ведь последняя шуточка была очень близка к действительности,
– вдруг прикинул Лукин, – спутал им все карты. По уголовному
делу остался один фигурант, и это он – секретарь партийного
бюро отделения милиции, да еще такой «ершистый».
Дело пахло большим скандалом. Доказать что-либо было невозможно.
Директор даже не могла вспомнить, куда делся тот металлический
ящик. Она предположила, что его выбросили, так как
на балансе магазина он не числился. Правильно поют в песне:
«Наша служба и опасна, и трудна», Лукин допевал: «Никому она
и на хрен не нужна». «Достали» окончательно».

Руководство неоднозначно оценило его визит в райком
партии. Виктор уже давно понял, что прокуратура отрабатывала
свои «палки» и проценты по надзору за милицией, в райкоме
партии тоже существовали свои показатели эффективной
работы, а милицейское руководство гнуло свою линию. В итоге
вся эта бюрократическая махина обрушивалась на молодых
«земельных» оперов.

Испытательный срок

«Лето выдалось очень жарким. Старики не помнили такой
жары. Горели торфяники в районе Шатуры, от которых дым и гарь
доходили до центра Москвы». – Лукин писал сочинение на тему
«Как я провел лето». Жарким это лето оказалось и для него. Его
втянули в схватку с прокуратурой и партией. Этот испытательный
срок поистине можно было сравнить с программой выживания
в органах внутренних дел.

Вслед за этим последовали другие испытания, но уже более
приятные. Душевные. В поезде до Байкала Татьяна из Ангарска
пошутила, что его невеста еще подрастает. Кинула на него карты?
Шутки все это, но остается фактом. У него были серьезные намерения
по отношению к Ольге. Он был готов выехать за ней или
вызвать телеграммой, но неожиданно появилась Наташа – и все
планы рассыпались. Наташа не подала никакой надежды на их
будущий союз, но он почувствовал по ее открытости в разговорах,
что у нее не все в жизни ладится, и появился светлый лучик
в их отношениях.

Но вот жара спала и на улице, и на работе, и в душе. Он обрел
некоторое спокойствие. Можно было перевести дух.
«Поживем, посмотрим», – подвел он итог уходящему жаркому лету...

 


Оглавление


В зеркале времени . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 3

Фартовый

Глава 1. Москва – Беломестное . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 8
Глава 2. Беломестное: прошлое и настоящее . . . . . . . . . . . . . . . . . 16
Глава 3. Чай с танцами . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 28
Глава 4. Тайна Новочеркасска . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 32
Глава 5. Прощание с детством . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 36
Глава 6. Дед Алексей Михайлович . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 42
Глава 7. Эхо репрессий . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 50
Глава 8. По волнам памяти . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 61
Глава 9. Перекрестки судеб . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 69
Глава 10. Беломестное – Лукино . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 74
Глава 11. Путевка в жизнь . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 93
Глава 12. Калейдоскоп взросления . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 108
Глава 13. Здравствуй, армия! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 125

Армейская прогулка

Глава 14. Недолгие проводы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 132
Глава 15. «Рука» КГБ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 140
Глава 16. «Интересная» служба . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 149
Глава 17. И снова завод . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 174
Глава 18. Сквозь прицел винтовки . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 177
Глава 19. Последний аккорд . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 185

Оглавление

Испытательный срок

Глава 20. Партийный призыв . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 194
Глава 21. Не спорь с прокуратурой! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 201
Глава 22. Рабочие будни «местного значения» . . . . . . . . . . . . . . . 210
Глава 23. Стрельба по мишеням . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 221
Глава 24. Звезды в стакане . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 232
Глава 25. Кража краже рознь . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 240
Глава 26. «Знамя революции» и минеральные воды . . . . . . . . . . 250
Глава 27. «Скорохват» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 257
Глава 28. Удачная халява и неудачная любовь . . . . . . . . . . . . . . . 268
Глава 29. Весенняя охота . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 277
Глава 30. Бегство в Сибирь . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 286
Глава 31. Байкальские этюды . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 296
Глава 32. Гонки по вертикали и прыжки по горизонтали . . . . . 313
Глава 33. Любовь на «старые дрожжи» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 319
Глава 34. Наперекор СИСТЕМЕ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 328

Оглавление


Степанов Владимир Петрович

СПИРАЛЬ

Издательство «Икс-Хистори»
123001 г. Москва, ул. Спиридоновка, 34, стр. 1.


Подписано в печать 24.10.11. Формат 60.90/16.
Усл. печ. л. 21. Печать офсетная.
Тираж 1000 экз. Заказ № .


Отпечатано в полном соответствии с качеством
предоставленных материалов в ОАО «Дом печати — ВЯТКА».
610033, г. Киров, ул. Московская, 122.
Факс: (8332) 53 53 80, 62 10 36.
www.gipp.kirov.ru
Е mail: pto@gipp.kirov.ru


ISBN
9785995001836


9
785995