Девочка Грина, памяти Оли

Шёл мелкий дождь, когда мы, маленькая группа, двинулись от Красновишерска в сторону реки, которую я никогда не видела.
Первой шла наша руководитель, пожилая женщина, бывшая фронтовичка. Она знала дорогу, а мы нет. Это  лесная тропа.
Ангелина  спокойна и в глубине души рада  командировке. Давно хотелось вырваться из университетских кабинетов и кафедр на свежий воздух.

Мне запомнилось, как  мы мыли волосы на реке, а она нам рассказывала, что на фронте они мыли головы в землянках из походного чайника.

Река была красивой. Вся в обрамление хвойных лесов. Серебряно журчала и переливалась, словно кто-то невидимый играл на арфе.

Таилась  в ней какая-то первозданность. У берега вода такая чистая, что просвечивали мелкие намытые гальки,  и рыбки между ними играли хвостиками на мелководье. Так и хотелось после дороги зачерпнуть её в ладонь и умыть лицо.

Справа на воде какое-то незнакомое сооружение.
- Драга, - коротко сказала  Ангелина.
Песок перемывают и ищут алмазы.
 Но нас  алмазы  не интересовали, мы никогда не видели их.

Правда, в пионерском лагере завхоз потерял алмаз, и был брошен клич: Ищите!
Мы ползали в траве. Мне повезло. Нашла какую-то медную штуку и отдала её вожатой. Никогда не думала, что  алмаз такой странный.
А всё дело в том, что это был инструмент для резки стекла. На самом его кончике и был крошечный алмаз. Он  резал стекло.

Сегодня достоверность того, были ли алмазы на Вишере, можно легко проверить, заглянув в информацию сетей.

«Первые алмазные россыпи были обнаружены на среднем Урале, в верховьях реки Койва. Затем поисковые работы передвинулись на север, в бассейн реки Вишера. И там открытия не заставили себя долго ждать. Все левые притоки Вишеры оказались алмазоносными. Причем алмазы там обнаружились ювелирные, высшего качества, очень плотные, по большей части бесцветные и прозрачные.
Пермские алмазы признаются самыми высококачественными в России и одними из самых высококачественных в мире. И если якутские алмазы в среднем стоят по 70 долларов за карат, то пермские – уже по 700 долларов»

Я и Оля - студентки филфака.

 Оля, девочка Грина, Ассоль. Так я её назвала. Мы не однокурсницы. И у нас небольшая фольклорная практика.

С этого времени мы всегда будем рядом. Даже если нас разделяли тысячи километров. Сначала редкие встречи у неё дома. А они с мамой учительницей долго жили в деревянном неблагоустроенном доме под звон трамваев, что шли в Балатово и обратно.

Я как сейчас помню этот большой дом, где все жильцы знали друг друга. Напротив дома  у каждого стояли сарайчики для дров.

Вот я подошла к двери направо на первом этаже.
Звонок. Открывается дверь. На пороге с приветливой улыбкой Олина бабушка или мама, красавица с васильковыми  глазами и тонкими чертами лица,  белокурая, статная и строгая,  или Оля.
А я шла пешком от рынка.  Один раз по дороге купила там маленькую новогоднюю ёлку. Вот радости было.

А я девочка из большой семьи с заводской окраины, с камского побережья. Дом наш стоял недалеко от Слуцкой церкви. И росли мы под звон колокольный, под тихие молитвы проходящих мимо монашек в чёрных одеждах.

Оля  открыла во мне отзывчивую душу.
А я впервые слушала  у неё на пластинках голос Елены Камбуровой.

Она  в вишнёвом шерстяном платье, которое сшила ей мама. А я и не помню, что было на мне.
У неё  маленькая брошка на  платье, серебряный парусник.
А я только начинала вязать крючком воротнички, чтобы быть наряднее.

Она окончила школу с красным дипломом,
а я  хорошистка.
У неё серые большие глаза и длинные, ниже пояса, русые волосы.
Я кареглазая и смуглая крепкая девочка, застенчивая и молчаливая.
И она любила театр. Пыталась поступить во ВГИК.
В народном театре у неё была роль Марютки. И она мне показывала, как залпом пить водку. Конечно, это была вода.

А вино впервые пригубила после ночи бессонной, когда мы делали первую факультетскую газету. Кто-то стучал одним пальцем по клавишам машинки. Я рисовала. На мне было оформление. Задумчивый поэт и будущий писатель сочинял стихи. А будущий литературный критик всё это объёдинял в одно целое пространство в несколько листов.

К утру спустилась со второго этажа девушка с бутылкой Варны и бокалом в руках. Газета была закончена. Все по очереди выпили из бокала. Я испуганно отказалась, на что получила резкий довод:
- Так и будешь всю жизнь белой вороной?!
Мне было девятнадцать лет.

И вот  впервые пригубила сухое вино. Было шесть часов утра. И пошла на трамвай.
А мама? Что было с ней? Какие там телефоны? Мы и не думали о сегодняшней электронной связи. Но я не дружна была ни с кем с курса.
Была незаметна и робка. Потом кто-то из девчонок скажет:
- Ты как маленькая икона в глубине тёмной избы.

Оля стала редактором издательства, а потом телевидения.
Это она разглядела во мне какие-то таланты своим тонким чутьём и поддерживала меня морально, как сестра.
Всю жизнь мы писали друг другу письма. А потом звонили. Но это уже было дорого.
Однажды она позвонила мне и сказала:

- А ты знаешь, что Гайдар был в Перми и работал в «Звезде»? У него есть статья о странной надгробной плите на Егошихинском кладбище. Там ещё течёт Стикс.
- Стикс? Но ведь это у греков. И Харон перевозчиком в лодке.
- И у нас есть Стикс.

-  Про плиту помню. Мы всегда проходили мимо этого места.
- Это история о том, как отец проклял свою дочь после её смерти и похоронил прямо на дороге кладбища. На могилу по его приказу положили железную плиту с изображением змеи. Он хотел, чтобы люди шли по плите и даже память  топтали.
Но люди оказались добрее. Они обходили.

Я помнила  наш с ней разговор и пыталась найти
статью Гайдара, когда он работал в Перми.
Но пока нашла статью в инете.
И прочитала  там кое-что о Проклятой могиле. Это не документ, а легенда, у которой несколько версий.

Егошихинское кладбище – старейшее кладбище в городской черте, оно  основано во второй половине восемнадцатого века и считается историческим памятником. И  было уже закрытым в дни моей юности. А я ещё девочкой помнила эту дорогу, когда мы  шли помянуть бабушку Варвару.

«…Недалеко от дальнего правого угла есть надгробие, имеющее странный пугающий вид. Железная испанская маска с пустыми глазницами. А по краям змея, заглатывающая свой хвост.

И надпись «Пермского исправника Девиллия дочь Таисия от роду 6 лет 11 месяцев скончалась в январе 1807 года»
Большинство местных жителей середины двадцатого века видели, как выглядит это надгробие.

И ещё была надпись:
«Здесь покоятся муж с женой, брат с сестрой, отец с дочерью».
Только сейчас я узнала то, что пугало меня в детстве. Цепочка расследования и поиска началась для меня  с имени Аркадия Гайдара, который жил и работал в Перми.

Акчим так называлась маленькая деревенька на противоположном берегу Вишеры. Там не было электрического света, не было дороги, только переправа на лодках. Это было для нас с Олей самым светлым воспоминанием на всю жизнь и началом дружбы до конца дней.

Как хорошо, что Оля не узнала, что нет больше этой деревеньки. Однажды я увидела то, что от неё осталось. Развалины избушек, распахнутые настежь двери, открытые ветрам и морозам, оголённые печи и разбросанные фотографии на полу.
 А нам- то казалось, что она где-то существует, что с ней ничего не может случиться.
И там царят мир и покой. Накладывают, примораживают скатерти на столешницы. Ставят керосиновые лампы. Зажигают лучину и кладут к дровам, поют протяжные песни народные.
Но она стёрта с лица земли, как тысячи деревень и деревушек по всей России. Она отдала всё, что могла: мужиков на войну за Отечество отправила, налоги, силы, бескорыстие и преданность.

Мы не знали, что совсем рядом, на речке Акчим, был трудовой лагерь,  куда привезли ни в чём не повинных немцев Поволжья на барже. От голода они были похожи на скелеты. И бросились к ним    расквитаться бабы - вдовы, получившие похоронки и били до крови, до исступления за всё, за голод, за пропавших мужей своих.
И стояли они, молча, не шевелясь, не протестуя.

Всё это я буду узнавать после того, как Оли не станет.

Я шла  по коридору своего дома в деревне с телефончиком в кармане, потом перешагнула на крыльцо,  и тут ожил телефон.
И слабеющий обречённый голос Оли. Голос, который таял и почти растворялся в пространстве:
- Мне сделали операцию.
Телефон замолк.

В это время одна моя нога стояла на ступеньке, а другая не нашла опоры, и я упала лицом вниз, распластав руки на доски.  Больно лицу. Рядом лежало берёзовое полено. Пошевелила руками и ногами. Встала. Лицо на глазах стало чернеть.

А утром следующего дня звонок.
- Таня, Оли больше нет.
Есть что-то необъяснимое, когда люди держатся друг за друга всю жизнь. Незадолго до этого она умоляла меня:
- Только не падай!

фото автора