II

 Что же до самого Эмброза, то на следующее утро, когда наконец выдалась солнечная погода, он первым делом отправился к домику Лавинии, той самой юной художницы, которую любил.
 Он застал девушку сидящей возле крыльца как всегда за любимым занятием. На этот раз она сохраняла на бумаге хрупкие образы бледно-розовых и голубых цветов, недавно распустившихся. По приказу герцогини они должны были быть немедленно уничтожены, но Лавиния втайне решила их запечатлеть на холсте.
 Погруженная в работу, Лавиния не сразу заметила приближения Эмброза, и лишь в последний момент слегка смущенно опустила глаза и постаралась повернуться к нему лишь левой частью лица. Дело было в том, что правую нещадно портил глубокий шрам, протянувшийся от уголка губы до самого верха уха. В детстве, играя с другими детьми возле прилегающего к городу леса, Лавиния споткнулась о корягу и упала прямо на колючий куст. Один из его шипов буквально рассек ей щеку до мяса, и след от него остался навсегда.
 Впрочем, девушка уже привыкла к своему изъяну, и при общении с подругами и прочими жителями города ничуть его не стеснялась. Но Эмброз все же был иным человеком.
 - Здравствуй, Лавиния, - добродушно начал беседу юноша, - Что сегодня рисуешь?
 - Да как видишь: единственные настоящие цветы в городе.
 - Кто-то попросил?
 - Нет, я сама.
 - Для себя?
 - Нет, может подарю, если кому-то понравится.
 Эмброз внимательно посмотрел на Лавинию. Та смущенно покраснела.
 - Мне нравится. Я заберу картину, когда закончишь. Сколько она стоит?
 Голос Лавинии стих и задрожал.
 - Нисколько. Это подарок... тебе.
 - Правда?
 - Да. Вот, я почти закончила, можешь забрать, только осторожно, пускай подсохнет на воздухе.
 Пообещав, что с картиной ничего не случится, Эмброз осторожно прикоснулся к ней, а затем порывисто поцеловал Лавинию в щеку.
 - Спасибо, она прекрасна! - с этими словами Эмброз, точно испугавшись собственной храбрости, поспешил к себе. Девушка осталась сидеть неподвижно, держа руку у поцелованной щеки. Ее лицо было нежно-розовым, но на губах играла улыбка, а добрые карие глаза смеялись.

 * * *

 Спустя час, когда в мастерскую Эмброза и его отца пришли друзья юноши, он с гордостью показал им картину Лавинии.
 - Ну что скажете?
 - Да, недурна, цветочки такие... Как в жизни.
 - Эх, нечасто увидишь сейчас у нас в городе такую прелесть.
 - Не говори! Эта черная моль вообще всю жизнь отсюда забрала, чтоб ей пусто было!
 - Тише, а вдруг кто-то услышит!
 Эмброз невольно засмеялся, видя, что друзья не поняли суть его поступка.
 - Но я ведь взял эту картину не только потому, что она красивая! Я хотел сделать Лавинии приятно.
 - Да, она заслуживает этого. Бедная девушка... Черт возьми, не будь у нее шрама, я бы точно на ней женился! - воскликнул лучший друг юноши.
 - А я, если честно, при разговоре и не замечаю никогда, что у нее шрам. - признался Эмброз.
 - Тогда чего же тянуть? Признайся ей и проси руки, уверен, она не откажет!
 - Хорошо, хорошо, только чуть позже, друзья.
 - И когда же? Сколько еще намерен тянуть, а?
 Эмброз смутился.
 - Ну я думал, что... А черт с ним, завтра! Завтра же все ей скажу! И там уже Бог нас рассудит.
 - Да, точно! Надо это вечером отметить! Твою грядущую свадьбу! Ха-ха!

 Под гомон и хохот приятелей Эмброз и не услышал, как в мастерскую вбежал его старик-отец и замахал руками:
 - Тише вы, тихо! Герцогиня здесь!
 При последних словах улыбки мгновенно слетели с лиц молодых людей, а на смену веселому шума пришла мрачная тишина. Спустя минуту в дом вошла сама Лукреция, верная своему монашеско-похоронному облику.
 - Ваша светлость, - учтиво поклонился отец Эмброза, - чем обязаны такой честью?
 - Мне нужны не вы, портной Минош, а ваш сын. Он ведь здесь? Хотя нет, не отвечайте, - она всмотрелась в юношей, - я и так уже вижу, кто это. А остальные?
 - Друзья моего сына, - продолжил мямлить Минош.
 - Что ж, отошлите их, мне необходимо поговорить с Эмброзом наедине.
 - Вы хотите заказать у нас новое платье? Или же...
 - Это личный разговор, вам тоже не стоит на нем присутствовать, уважаемый Минош. Все, уходите.
 Услужливо кивая головой, старик быстро выпроводил и дома всех, после чего ушел сам, думая, что же может из всего этого выйти, хорошее или дурное.
 
 Оставшись с Эмброзом с глазу на глаз, герцогиня улыбнулась:
 - Итак, значит, ты первый красавец города. Соглашусь с мнением тех, кто так решил, ты очень красив.
 - Благодарю, - негромко ответил Эмброз.
 - Однако... Не кажется ли тебе, что сшивать всю жизнь между собой лоскутки и ставить заплатки ниже твоего достоинства? Что ты способен на гораздо большее?
 - Что вы имеете в виду, ваша светлость?
 Глаза Лукреции прищурились, сохранив печальное выражение.
 - Насколько тебе известно, умирая, мой отец назначил меня единственной наследницей. Я обладаю состоянием и положением первой дамы этого города, я являюсь его правительницей.
 - Да, и с этих пор в нем невозможно свободно дышать, здесь все напоминает монастырские порядки или тюрьму! - не сдержался Эмброз.
 Лукреция усмехнулась.
 - Возможно, однако я делаю это из-за необходимости. Все эти яркие цвета и громкая музыка губительны для меня, я просто их не переношу. Но впрочем... Я готова вернуть городу некоторые прежние вольности при одном условии. Точнее, это даже альянс.
 - Что, простите?
 - Не понимаешь... Меня не ценят сейчас как правительницу, я знаю. Но если я обрету себе достойную опору, человека, который будет поддерживать меня и у власти, и в обычной жизни... Все может измениться?
 Эмброз нервно сглотнул.
 - Герцогиня, прошу, не ходите вокруг да около, говорите прямо!
 - Хорошо, - Лукреция приблизила к юноше свою руку, на среднем пальце которой тускло блестел большой темно-красный камень, напоминающий засохшую каплю крови.
 - Это кольцо принадлежало еще моей прапрабабке, его носили все представители нашего рода, когда находились у власти. И я готова поделиться им с тем, кто того заслуживает, то есть, с тобой.
 Эмброз побледнел и невольно отшатнулся.
 - Вы шутите?
 - Нет, я вполне серьезна. Став моим мужем, ты заслужишь любовь и доверие жителей города, ведь выйдя я за чужеземца, к нему народ относился бы еще холоднее, чем ко мне; а также сможешь вернуть городу так называемую жизнь. Отчасти. Подумай: от портного до герцога тебя отделяет лишь одно слово. Скажи же его! Эмброз, скажи!
 В темных глазах герцогини вспыхнул огонь одержимости! Она почти бросилась юноше в объятия, требуя от него ответа, но тот лишь оттолкнул ее:
 - Нет, никогда! Я люблю другую!
 - А может ты просто лжешь самому себе, не в силах поверить своему счастью! - Лукреция снова метнулась к нему, - Ах, Эмброз, если бы ты только знал! Поэт сказал: "Иногда чтобы понять всю сладость меда, душа сперва должна вкусить и горький плод". Неужели ты не способен чем-то пожертвовать ради того, что могу дать тебе я? Ахх...
 - Пошла прочь, безумная уродка! - не сдержался Эмброз. - Я никогда не стану твоим супругом!
 Лицо Лукреции стало совсем каменным, а глаза теперь напоминали узкие черные щели.
 - Вот оно что, - тихо произнесла она, - Значит, я тебе не нравлюсь. Зато ты мне нравишься, а этого достаточно, чтобы я сделала тебя своим слугой, почти рабом! А я, я предлагаю тебе такую милость...
 - Милостью будет если вы покинете мой дом раз и навсегда!
 - Что ж, другого за подобные слова я бы тотчас приказала повесить на главной площади. Но так и быть, я прощу на этот раз твое безрассудство, ты молод и горяч, слова сами срываются с языка, верно? Ха-ха-ха...
 Внезапно взгляд герцогини упал на картину Лавинии, стоящую поодаль. Через мгновение она застонала, схватившись за голову, точно ее пронзила сильнейшая мигрень.
 - Что? Цвет, цветы, пестрые - нет! Ненавижу, убери, я не могу это видеть, аах! Кто посмел нарисовать их - это запрещено! Это сделала та самая жалкая художница, верно?
 - Вас это не касается, - ответил Эмброз, накрывая картину тканью. - Она моя и останется здесь.
 На губах Лукреции, когда ей стало чуть лучше, вновь появилась коварная улыбка.
 - Хорошо же, я не стану лишать тебя этой пестрой мазни, так и быть. Даже дам тебе три дня сроку, чтобы принять решение. Но знай, Эмброз, твой отказ повлечет за собой немало плачевных последствий, помни об этом.
 Вновь глухо засмеявшись, герцогиня покинула домик портного. Уже в карете она сказала привратнику:
 - Как вернемся в замок, пришли ко мне главного судью. Теперь ему точно будет что предъявить этой мерзкой выскочке.