Глава двенадцатая. В погоне за зацепкой

   Приятного чтения)


      

   Большинство власть имущих Горбри почувствовали перемены, ударившие им по кошельку. Они понимали, что положение их шаткое, и земля под ногами начинает так подогреваться, словно они стояли на раскалённом докрасна металле. Теряя хватку перед народом, пасуя в различных мелочах, они обрекали себя на свержение и народный бунт. Но они всё равно шли дальше, выискивая тех, кто мыслил не так, как большинство. Успешное внедрение любыми способами идеологии рабства на простой люд было с каждым разом разнообразнее, внушительнее. Люди быстро свыкались своим раболепием, не видя других путей изменения плачевной ситуации. Вкалывая на рудниках, добывая руду, многие гибли от ядовитых испарений, впрочем, никто не жаловался и той малой подачке, что им нехотя выдавали. Не каждый житель в Горбри работал в копях или рудниках, нет, но очень многим не повезло в жизни. Бедных и голодных на огромных, тесных улицах этого города, обречённых на гибель от голода, холода и болезней было больше, чем богатых и сытых. Но грядут перемены.

   У Крауса, Творца слов, работающем прямиком на парламент, выходили безупречные письма и грозные плакаты. У него получалось убедительное влияние на разношёрстный люд, и ещё более лучшие увёртки в политических дебрях. Его хвалили, уважали, повышали уже не раз, одним словом – он был близок к тому, что скоро его начнут носить на руках.

   Сидя в своём кабинете в цитадели императора в Жемчужном квартале, он всем нутром ненавидел простой люд, этих бедняков, хоть и сам был раньше, как и они – простым, серым и раболепным до тех пор, пока не занялся своим умом. Не мог он примериться с их скупым нравом, тем, насколько их словарный запас был беден и печален, и потому эта работа подходила ему как нельзя к месту. Он к ней относился очень серьёзно и ревниво, без ошибок и погрешностей заполнял все бумаги, которые нужно было выдать простолюдинам – но он действовал на автомате, без рвения, которое было у Вельмола.

   Краус был очень скупым, хоть и богат не по мере, особенно благодаря мелким, но многочисленным махинациям с бумагами и печатям, которые он хитро подделывал.

   Но на свою жёнушку он не скупился. Он выбрал себе лучшую женщину из знати, и мог позволить себе содержать её хоть всю жизнь при том, что её аппетиты росли не по дням, а по часам. С утра до вечера он только и занимался тем, что принимал к себе в кабинет высокородных мужей с разнообразными мелочами. Выслушивать их – вот что ему надоедало, но ничего не поделать, высокопоставленная должность и оплачивалась достойно.

   Решения тех или иных вопросов получались с каждым разом проворнее, быстрее, но толку не было, так как количество мелочных делишек всегда побеждало, и каждый раз он оставлял работу на другой день, уезжая под вечер в сопровождении кареты и охраны домой, в пригород.

   После приезда, ужина, бесед с любимой женой и детьми, он предпочитал слегка прогуляться по своему декоративному саду, за которым, как и за всем остальным, ухаживали его слуги. Особенно он любил прохладным вечером присесть на скамейку возле искусно воссозданного ручейка и игриво плавающих в нём разноцветных рыбок; с улыбкой осматривая их, он умиротворялся и успокаивался, предаваясь мечтательному отдыху перед сном.

    Утром, вновь у себя в кабинете он уселся на своё уютное, но поскрипывающее кресло, глянул на стопку бумаг, глубоко вздохнул и принялся заниматься стандартной рутиной: заполняя бланки, выписывая счета, редактируя указы.

   Молоденькая служанка сообщила на пороге, что к нему сегодня заглянет особенный гость.

   «Посмотрим на эту особу особенную, и уж тем более проверим, что в ней такого особенного». – подумал он томно, не подозревая, что это может быть кто-то действительно значимый.

   Копаясь в бумагах и принимая высокопоставленных особ, он совсем забылся о том, что сегодня явится кто-то особенный.

   Пока Краус подписывал очередной платёж, гость тихо открыл дверь, подкрался и выжидал, когда тот закончит. Он стоял возле резного стола и даже смог тихо закурить трубку, смотря на мастерство и скорость писаря. Тот, ничего не подозревая, носом почувствовал, что пахнет не так, как прежде и оторвал взгляд от бумаг.

   Пред ним стоял высокий наблюдатель, весь в белом, с полосками синего цвета на капюшоне, что означало более высокий ранг, и тут-то Краус понял, задрожав, что настал конец его жизни, и тем более карьере с махинациями. Он был не в силах что-либо сказать, чувствовал, что не в состоянии оторвать взгляд, который впился в него; тем самым наблюдатель закрепил ментальную связь между ними – он был полностью в его власти. Наблюдатель мог простыми словесными приказами управлять им. Из-за того, что Краус ненароком глянул ему именно в разноцветные глаза, он находился в состоянии, приближённом к параличу. Попытка сказать что-нибудь или сделать – не увенчалась успехом.

   Наблюдатель начал первым:
   – Думаю, ты прекрасно понимаешь кто я, а я естественно знаю, кто ты. – проговорил тот, будоража его слух. – Я буду краток. Началась идеологическая война внутри Горбри. Даже наш орден никак не может понять, как заговорщикам удаётся прорываться вперёд, пока мы топчемся на месте. Нет никаких зацепок, но есть наброски наблюдателей, следящих за порядком в каждом квартале. Двое из наших набросали текст и то подозрительное, что мы пришли к выводу, что эти саботажники замыслили переворот. Это понятно по тому, как они пытаются в тавернах заманить разный люд на свою сторону. Одним словом, эти людишки как минимум нежелательны всем нам. Попрошу разобраться с этими документами и дать свой совет.

   – Я... см-м-огу с этим... управиться з-за... Два дня. – проговорил тот с трудом, шепелявя и заикаясь, глядя на объёмные листы, боясь смотреть в мрачные, полные решимости глаза гостя.

   – Нет, максимум день, и сделай всё основательно. Нам нужен глубокий анализ. Забудь об остальных делах. Поверь, это не те бумажки, с которыми ты обычно имеешь дело. – проговорил тот, уходя походкой отточенной, несбивчивой и деловитой.

   Краус в последний раз глянул ему в спину и понял, что в его поступи есть нечто от ворона. Человек в белом хорошенько хлопнул за собой дверь и направился к другим писарям с этим же поручением.

   Наблюдателю думалось:
   «Уж кто-то из них должен быстро разгадать схему их метода получше, чем предыдущие интеллектуалы».

   Наблюдатель мастерски использовал маскировку и то, как крючковатые иероглифы на его мантии воздействовали на просто люд. Им виделся простецкого вида рабочий, но уж точно никак не член ордена белых наблюдателей. Взгляд на иероглифы околдовывал их слабые умы, запутывали, наводили иллюзии, что было очень на руку наблюдателям, выполняющим поручения в Горбри.


   Творец слов Краус, сидя у себя в кабинете, пытался одновременно разобраться с новым делом и увиденным. До этого он ещё никогда не видел наблюдателя и не знал, как именно должно к этому отнестись. Текст наблюдателей, а именно их заметки были наскоро набросаны, местами менялся подчерк и дополнялся заметками, намёками на то, на что ему стоит особенно обратить внимание. Одно он понял точно: готовился ещё один переворот, но какими-то странными, с первого взгляда нелепыми методами. Вся эта ситуация была ему непонятна, и он не понимал где найти начало в заметках наблюдателей, чтобы потом дойди до конца. Откинувшись у себя в кресле, поправив очки на носу, он поднял заметки со стола, и подумал:

   «Зачем наблюдатели подчеркнули именно то, что маловажно? Кто их поймёт? Эти новые заговорщические козни ни что иное – как забава. И не факт, что вовсю идёт вербовка против императора и его верноподданных. К чему вообще столько шума? Так и запишем».

   Он чиркал пером по другой бумаге, более аккуратно и утончённо, чем все писари в Горбри. Его подчерк нельзя было забыть, в каждое слово он вкладывал особенный, тонкий смысл; для верхов он писал особенно изящно, а для низов так, как пожелается его настроению. Сейчас же он разбирался с новым делом, которое было гораздо важнее всех остальных, и тут уж он силился изо всех сил писать так, словно пишет самим новым богам.

   Краус читал заметки и одновременно продумывал написанное наблюдателями, размышляя:
   «Подумаешь, вновь столкнулись чьи-то интересы, это не повод, как по мне, для суматохи. В Горбри хоть и относительная, но всё же стабильность чуть более полвека. Народ зажали? Ну и что? Поди пожалуйся. Правлением императора Мистамина с уверенностью можно гордится».

   Один из подчёркнутых пунктов был уж очень лёгок, и ему непонятно было, почему обратились с таким легчайшим вопросом именно к нему. Краус почувствовал лёгкое принижение своего достоинства. В связи с этим он откупорил хрустальный сосуд с крепким напитком и выпил ровно одну рюмку для стабилизации рассудка.

   «Ох, так-то гораздо лучше. Опять, видите ли, кому-то что-то не нравится, а разбираться с этой скукой приходится именно мне».

   – Эх ты. – загрустил он вслух чуть погодя, глядя на листки бумаги и подумал:
   «Написано всё грамотно, даже видна уверенность, но нет ни единой крепкой зацепки, где я мог бы в полную силу показать свой талант и хоть какую-то значительную помощь».

   За всё это время он существенно ничего особо важного не добавил от себя, что начинало его раздражать.

   «Пустяковые заметки и намёки – неужели я не смогу найти тонкую нить среди них? Есть ли хоть она вообще? Вдруг упущу?» – раздумывал он с кислой физиономией, одной рукой почёсывая морщинистый, липкий от пота лоб, пытаясь вновь перечитать текст в надежде найти хоть что-то. К нему одновременно заходил разнообразный люд, но он пытался с их делами разобраться как можно быстрее – наотмашь, лишь бы отстали, и продолжить новое, более важное.


   Когда под вечер он вернулся домой на карете, весь не в настроении, вздёрнутый и раздражённый, холодно встретив жену, которая чуть ли не кланялась с довольными детьми, он, будучи неудовлетворённым собой, игнорировал всё и всех, чтобы только поскорее вернуться в свой кабинет для продолжения дела.

   И как военачальник, победивший вражеские войска, он ликовал спустя час нервотрёпки и возни с одними и теми же документами. Хохоча после тяжкого дня попыток, он наконец-то нашёл, что за можно было прочно закрепиться.

   Краус победоносно подумал:
   «Конечно же у них должно быть что-то вроде убежища, где и создаются коварные, пакостные и подлые планы против короны. То место, где и находится главарь, башка, возомнившая себя выше императора. Скорее всего это заброшенные, и никому неугодные места, коих много в этом городишке, но надо сузить круг до минимума».

   Писарь Краус достал подробную карту Горбри, книгу с описанием истории города, и начал зачёркивать на карте те места, где, по его мнению, уж точно никто не мог обитать.

   Его жена беспокоилась, спрашивала:
   «Почему ты не идёшь спать?»

   Он же отвиливал как мог, пытаясь при этом не задеть её и убедить, что скоро закончит. На это ушло больше времени, чем он предполагал.

   Утренние птицы подали клич жизни, когда он сделал только половину из завершённого. Ему пришлось ускориться, позавтракать прямо за рабочим столом, никуда не выезжая. И только к середине обеда он смог возгордиться собой в полной мере.
   Всё было готово.
   

   Выехав из своего поместья на карете, Краус спустя некоторое время подъехал к цитадели императора, вышел за руку из повозки, подал нужные бумаги стражникам, и взошёл по высокой лестнице на второй этаж, к себе в кабинет.

   Тот же самый наблюдатель зашёл к нему не торопясь, аккуратно закрыл за собой дверь. Он осмотрел строгое убранство комнаты, набил трубку травами и с довольством закурил. Ему, похоже, совсем было наплевать на мнение этого писаря о том, что здесь курить запрещено и на то, что перед входом даже была специальная табличка.

   Но приходилось терпеть. Краус сейчас находился в одной комнате с наивысшей особой, чуть ли не с самим императором, и решил слегка подыграть ему, лукаво проговорив:
   – Должен заметить, что запах ваших трав поистине чудесен. К сожалению, никогда таких ещё не вкушал. Но, если вы соизволите дать мне попробовать, это будет для меня величайшей честью. – прошепелявил он с наигранно, в надежде на лучший исход.

   Краус бы пересилил себя, не скривил бы лицо в отвращении, а наоборот, похвалил вдвойне, лишь бы всё прошло гладко в их вынужденном общении. Само появление и факт того, что он один на один, такой маленький находится перед членом старинного и могущественного ордена, неимоверно давило на него.

   – Я многое о тебе знаю, в том числе то, что ты некурящий. Хватит этих глупостей. Говори, что получилось разузнать.

   – Да, конечно... – хоть его смутило то, что он знал об этих тонкостях, но он с почтением отдал весь отчёт из пяти листов, надеясь на его удовлетворённость.

   Но наблюдатель не стал даже читать текст, просто посчитал страницы, склонив голову набок.

   – Что-то маловато. – фыркнул наблюдатель, не сводя с него глаз.

   – Честное и благородное слово, больше не до чего докопаться... – Краус нервничал, что ещё хуже, в кабинет, без стука, зашли двое крепкого вида стражника.

   – Сейчас я быстренько пробегусь по тексту, и я решу твою окончательную судьбу.

   Читал наблюдатель действительно быстро. Разноцветные глаза только и делали, что носились из стороны в сторону по тексту. Другой рукой он всё также покуривал трубку и, на последнем вздохе, когда травы в трубке закончились, он твёрдо произнёс:
   – Нет.

   – Нет?.. – широко раскрыв глаза произнёс Краус. – Как это понимать? За что же так со мной? Я трудился не покладая рук! – он глянул на стражу и рухнул в своё кресло в недопонимании.

   – Слишком скупой текст, совсем бессодержательно. Твои мысли однотипны и не несут и доли необходимой информации. Плохо дело, господин Краус. Ты как будто бы пытаешься «Им» помочь. Может ты и сам «Их» приспешник? 

   Наблюдатель звучно, на всю комнату щёлкнул пальцами. Стражники как по команде тронулись с места и грозно приблизились к нему на шаг ближе, а сам писарь вжался в кресло.

   – Но как же мне доказать свою преданность короне, своё честное имя, если даже вы мне не верите? – возмутился тот, внезапно набравшись храбрости. – Какие ещё факты могут вразумить вас? Вы же, вроде как, многое знаете обо мне, и это всё скорее шутка, не так ли? – нервно проговорил он последнее предложение, глядя на мечи стражников.

   – Слова твои плотно подкованы, но в этом нет ничего удивительного, призвание у тебя такое, быть красноречивым мастером слов, письма, и умело изливаться в текст. Из любой ситуации выкрутишься и многих крепко-накрепко за нос возьмёшь в этом кабинете, но только не меня. Стража, взять его! – звучно крикнул наблюдатель, проверяя взор Крауса и его эмоции на лице.

   Они покорно вытащили мечи из ножен и начали к нему приближаться с целью захвата. На лице у Крауса был виден неподдельный и глубокий страх; он понял, что это конец, и наблюдателя никак нельзя заболтать и переманить на верную сторону.

   Информация на самом деле вышла гораздо лучшая, чем у остальных писарей. Наблюдателю не хотелось это оглашать, но он понимал, что это редкостный профессионал своего дела.

   – Каждый имущий в Горбри знает меня, буквально каждый! Многие знают где я и когда нахожусь! Я никогда ни в чём таком не был замешан и не буду! Помилуйте!

   – Ладно, почти что верю. Вот. – почти в два раза выше того, наблюдатель положил на стол свёрток. – Разберись быстро, это твой последний шанс.

   Наблюдатель решил закурить ещё одну порцию трав. Ему предстояло в этот день, на всякий случай, обойти минимум троих подобных этому писаке, что требовало выдержки и стабильного мышления. 

   Мастер над словом Краус быстро прочитал новый текст с заметками. Чувствуя тяжёлый взгляд, он торопился, но при этом не желал допустить ошибки, и упустить очередную тонкую нить, зримую только ему.

   Одной рукой он махом набрасывал текст, глазками читал и обдумывал два текста сразу. После нескольких кропотливых минут, он закончил окончательный текст и передал его наблюдателю со всей покорностью. Он напрягался, глядя как взгляд наблюдателя меняется. Он нервничал, грыз и без того обгрызенные за ночь ногти.

   – На первое время – сгодится. Ещё увидимся, господин Краус.


   Лебединский Вячеслав Игоревич.1992. 21.03.2019. Если вам понравилось произведение, то поддержите меня и вступите в мою уютную группу: https://vk.com/club179557491 – тем самым вы мне здорово поможете. Будет нескучно)