Происхождение фамилии

            ПРОИСХОЖДЕНИЕ  ФАМИЛИИ
                (Моя версия)
Юдковский Владимир
Многое будет повторятся, но без этого не может быть объективного написания истории и возникновения фамилии. Простите дотошные «детективы» если разочаровал вас.


                Г Л А В А  1

Где-то около 4500 лет до  новой эры зародились одновременно первые на Земле цивилизации:   шумеро-семитская и семито-хамитская, которые узнали о существовании друг друга только через полторы ты¬сячи лет. Цивилизация в Месопотамии началась в городах Киш, Ур и Сузы, вокруг которых возникли первые государства. Воинственный и мудрый царь Саргон 1 объединил шумеров и создал Шумеро-Аккад¬ское государство. Примерно в то же время, когда цивилизации узнали друг о друге, из страны в страну бродила особая группа кочевни¬ков, добывающая себе пропитание наёмным трудом, и солдатской службой. Они называли себя «хибиру». Их легенды и предания относили их родство к потомку Ноя Эверу.  Хибиру кочевали небольшими группами или семьями. Постепенно, среди них образовались группы, искавшие территорию, чтобы осесть. К числу этих хибиру принадлежали предки отца Аврама, Фарры. Многие группы осели в Харране, Уре и Ха¬наане. Эти группы вступали в смешанные браки и на протяжении многих веков ассимилировались, восприняв культуру стран оседлости. Другие--продолжали кочевать по странам, превратившись в наёмникови разбойников. Осевшие хибиру, постепенно утрачивали связи со своими этниче¬скими родственниками. Наиболее крупные общины, которые осели в Уре, Харране  и    Салиме, расположенном на территории Ханаана, долгое время обменивались известиями, но затем их родственные отношения стали предметом легенд и мифов.
В культуре народов, ассимилировавших хибиру,   как в примитивной стадии, так и в более поздние  времена, основной религией был  политеизм, признававший возвышенных богов, создателей мира и человека. С развитием цивилизации появились более развитые формы культа и ми¬фологическая литература. Творческое воображение человека превратило таинственную жизненную силу, которая воплощалась в явлениях природы, в живых существ и населило Вселенную богами и боги¬нями. Эти боги жили обычной человеческой жизнью: ели, пили, старели, болели и умирали. Они воевали друг с другом, возрождались, воскресали и снова умирали. В любой языческой религии боги не возникают из пустоты, они рождены от какой-то первобытной субстанции от которой зависят их поступки и деятельность. По вопросам религии было написано множество книг. Переписывались также, из поколения в поколение книги по праву, этике и поучениям.
        Один из вождей Хибару, осевших в Уре, отправил сына Аврама в школу для подготовки в армию. Аврам получил блестящее образование воины были элитным слоем общества и учились в престижных, по тому времени, школах. Вави-        лония переживала период расцвета. Изобретение клинописи было огромным шагом вперед по срав¬нению с египетскими иероглифами. Во главе государства стоял   Хаммурапи, великий царь, объединивший все города-гусударства в  огромную Вавилонскую империю. Как дар небес принес Хаммурапи сво¬ему народу кодекс законов. Это были первые писанные законы и они сыг¬рали выдающуюся роль в развитие цивилизации.
Закончив образование, Аврам был зачислен на службу в царскую гвардию. Беспокойное, молодое семитское племя ассирийцев жадно по¬глядывало на богатую империю и Вавилонии приходилось держать большую армию. Но Аврам службу продол¬жал без особого рвения, что было сразу замечено и он не получил высокой должности. И тогда Аврам всё свободное время посвятил книгам.  Его интересовали проблемы религии и права. К пятидесяти годам Аврам оставил, наконец, службу и полностью посвятил себя любимому делу. Целые дни он проводил в библиотеке, изучая труды по праву, этике и религии. Наука,которую впоследствии назовут философией, всё больше и больше привлекала его.
Острый ум Аврама пытался сопоставить всё прочитанное с ре¬альностью. Наблюдая  за явлениями природы, Аврам убедился, что всё происходящее в естественном мире:вода и земля, леса и поля, тучи и об-лака, смена времён года, умирание и пробуждение природы--вовсе не ну¬ждается для своего непрерывного и могучего действия а богах-идо¬лах, которыми подменяют явления природы люди. Изучая различные культы, он интуитивно осознавал,  что всё многообразие богов не имеет полной свободы, а зависит от некоего высшего источника силы, из которой возникло всё это многообразие природных явлений.
Всякое обраще¬ние к идолам с просьбами о дожде, помощи больному, оказывались бесполезными. Природа давала человеку всё, чтобы он был сыт, одет, строил себе жилище. И он сделал вывод: если в каждом государстве, в каждом дворце, в каждом доме для управления всеми де-лами существует хозяин, то разве может остаться без хозяина существующий реальный мир. Должна существовать в мире сила, которая не зависит от изменяющихся природных явлений, а сама диктует природе условия и над ней нет никакой другой силы, от которой бы она зависела. Эта сила не должна рождаться и умирать, ибо она вечна, не имеет родословной, как мифические божки-идолы, лишена возраста и пола, она должна предше¬ст¬вовать всему и правит всем: творить свет и тьму, добро и зло.
Аврам обратился к жрецам, как к самым образованным людям, но они отнеслись враждебно к его вопросам, а особенно к его высказываниям о некой силе и посоветовали прекратить наблюдения. Но он уже не мог бросить, это было выше его сил Не добившись ответа у жрецов, Аврам заинтерисовался магией, используемой жрецами для отправления культа. Оказалось, что сила магии превосходит могуще¬ство богов-идолов.
Аврам не мог понять, как человек, зависящий от воли богов, мог побудить сокровенные силы действовать вопреки воле бо¬гов. Может быть жрецы, сами того не зная обращаются к высшей силе, от которой зависят и боги и мир. Но эта сила, рассуждал Аврам, которая управляет  явлениями природы, не может зависеть от магии, находящейся во власти человека. А если она не зависит от магии, значит она может творить чудеса, но только по своей воле. Этой силой невоз¬можно обладать: в неё можно или верить или не верить. И религия, проповедуемая жрецами, косвенно подтверждала догадку Аврама.
Эта религия рассматривала всё многообразие богов, как проявление одного верховного божества. Это означало, что весь сонм богов что-то производное, второстепенное, не реальное.        Поражённый своими выводами Аврам даже если занимался делами то по хозяйству то общественными  обязанностями, всё время думал только об этом. Он мучился от того ,что не может дать чёткого определения этой силе. Эта сила без образа, без символа была неуловима. Человеку всегда нужна внешняя, зримая подпорка, без которой что-то лежащее вне его по¬нимания теряет смысл. И мучения Аврама были не мучением конкретного человека—это было мучение человечества. Исторический момент для по¬явления новой религии созрел и нужен был только человек, который бы смог воплотить эту идею в реальность. Бог, История или Высший Разум позаботились о таком человеке.
В одну из ночей Аврам, мозг которого работал в одном направлении даже в часы отдыха, устало закрыл глаза и вдруг почувствовал, что его обволакивает что-то, похожее на облако и говорит.
Я есть та сила, которую ты ищешь. Я есть та сила, которая правит ми¬ром. Ты не можешь меня видеть, потому что я есть всё Сущее. Я открылся тебе, потому что ты сам пришёл ко Мне и будет тебе за это Моё благославление. Встань и иди к людям. Неси им правду о Сущем и Моё благословление на тебе.
В холодном поту вскочил Аврам. Он вдруг отчётливо понял, что это был не сон, не мираж и то, что он так долго искал, отчётливо запечатлелось в его голове. Сила, о которой он так много думал, приобрела кон¬крет¬ное понятие: ОТКРЫВШИЙСЯ и СУЩИЙ. Аврам записал эти имена клинопи¬сью.  Возбуждённый он вышел во двор, а когда, успокоившись, вернулся в комнату, надписи с табличек исчезли.
Проповедуя в Уре, Аврам видел, что люди относятся к нему, как к су¬машедшему, а каста жрецов стала готовить против него обвинение в непочтении к богам. Аврам не смог вспомнить точно: сам ли он вспом¬нил или ему напомнил ОН--иди к людям.
Куда идти подсказал ему отец--в Ханаан.  Там проживало много родст¬вен¬ников-хибиру. Как-то сидя в дубраве, размышляя над мучившим его вопросом, Аврам услыхал знакомый  Голос и упал на колени:
--Я , Бог Всемогущий, услышал твою просьбу и мольбу и вот Я по¬ставлю завет Мой, между тобой и Мной. Ты будешь отцом многих народов и имя твоё отныне будет Авраам, а жены твоей Сарра. И Я буду Богом твоим и потомков твоих после тебя и отдам эту землю во владение тебе вечное. Ты же соблюди завет Мой и потомки после тебя. Да будет у вас обрезан весь мужской пол. Обрезывайте себе крайнюю плоть вашу восьми дней от рождения всякому младенцу мужского пола, как рожденного в доме, так и принявшего веру.
Голос умолк, а пораженный Аврам всё лежал на земле и боялся поднять голову. С земли он поднялся уже Авраамом. Приказал пастухам поставить на этом месте жертвенник и в тот же день обрезал всех мужчин своей общины. Это был один из знаменательных дней в истории человечества. Он положил начало особой группе людей, которые объедини¬лись на основе веры в невидимого Бога и заключили с Ним кровавый завет.
После обряда обрезания, все мужчины общины были больны, лежали в шатрах, но суровый закон борьбы за существование, заставил их выставить караулы, на некотором удалении от шатров. Прослышав о болезни в стане Авраама, враждебные племена решили захва¬тить добычу и отправились к лагерю Авраама. Семнадцатилетний юноша, по имени Иуда увидел приближающихся воинов чужого племени и превозмогая боль побежал к шатрам, криком оповещая о при¬ближении опасности. Он был убит камнем, брошенным из рядов воинов, но предупрежденные криком мужчины, схватили оружие и были готовы к сражению. Увидев перед собой вооруженных воинов, готовых к бою, неприятель отступил. Юноша Иуда стал первой жертвой среди исполнивших завет с Богом, первой жертвой среди иври.  Авраам приказал записать его имя в молитвы, произносимые в честь спасения от врагов. Похоронили его в земле Ханаана, для которого она стала Родиной.
               

















                Г Л А В А  2


Авраам странствовал по земле Ханаана, не замечая уходящего вре¬мени и исполнилось предсказанное ему Богом. Родился у него сын. На восьмой день обрезал его Авраам и назвал Ицхаком. Когда Ицхак был отлучён от груди матери, Авраам отделил своего старшего сына Измаила, ибо исполнилось ему четырнадцать лет и он стал мужчиной.
Измаил с матерью ушел к границам Египта , но очень часто навещал сво¬его отца. Умерла Сарра и Авраам приобрел землю возле Хеврона для устройства гробницы. Этим актом Авраам утвердил себя уже не как пришелец, а исконный житель Ханаана и его община приобрела права ко¬ренных жителей.
Авраам прожил долгую, счастливую жизнь, в которой были и войны, и предательства, и уходы в Египет, и новые Божьи испытания,  браки детей, и приобретение новых обращенных--многое испытал он и мно¬гое ушло в небытиё, и лишь одно оставалось нерушимым: вера в единого, невидимого Бога.
Умер Авраам в доброй, насыщенной жизнью ста¬рости и приложился к народу своему. Похоронили его сыновья Измаил и Ицхак в пещере, где уже покоилась его жена Сарра и первый убитый еврей--юноша Иуда, перенесённый туда Авраамом.
Несмотря на то, что Авраам приобрёл землю в Ханаане, племя евреев странствовало по всему Ханаану, как бездомные кочевники. У евреев не было правителей и только чин первосвященника передавался по наслед¬ству в роде Авраама. Соседи по кочевью уже смотрели на евреев как на местное население, относились с уважением, хотя и видели в них странный народ, поклоняющийся невидимому Богу. Невидимого Бога приходилось почитать иначе, чем идолов и иври разработали ритуал, отличающийся от принятого в соседних племенах. Это заставляло вести себя особым способом, что удивляло соседей, но не более. Единственное, что раздра¬жало соседние племена, это  то, что иври женились только в своём кругу и неохотно отдавали невест на сторону. Во всём остальном они не отлича¬лись от окружающих племён и были такими же варварами, как и все ко¬чующие племена.
Между племенами не раз вспыхивали ссоры, кончавшиеся кровопролитием, а затем наступал мир, завершавшийся жертвоприношениями. Евреи, как их стали называть на местном наречии, отказались от человеческих приношений, но смотрели абсолютно безразлично на такие действия соседей. Правда и среди ев¬реев случались отступники и в годы засухи и голода, они тоже прибегали к древним обычаям.
Среди молодёжи в стане евреев выделялся своей силой и организацией многих проделок Иуда, сын Вуза, чем и привлёк внимание Исаака, главы племени, первосвященника.. Отец Иуды пришёл в Ханаан вместе с Авраамом ещё мальчиком, когда был рабом его семьи. В Ханаане он получил свободу, обзавёлся хозяй¬ством, женился и кочевал вместе с общиной. Детство Иуды протекало в пути. На стоянках дети играли, с раннего детства помогали родителям и, как будущие воины, про-ходили обучение у старых, заслуженных ветера¬нов.
Кочевая жизнь предполагает всевозможные стычки, борьбу за паст¬бища и всё мужское население общины одновремённо являлось и вооруженной охраной лагеря. Иуда рос крепким, здоровым пареньком. Уже в десять лет он участвовал в общественной жизни племени. Пас скот, охранял стан и присматривал за младшими детьми.
Ицхак перекочевал в Бэер-лахай-ром, поближе к землям своего брата Измаила. Так было надёжней при отражении внезапных нападений, а ино¬гда они объединяли силы и сами нападали на богатые египетские селе¬ния. Имущество их возрастало и они становились обладателями огромных стад. Богатые семьи обзаводились рабами, правда они не были рабами в обычном понимании слова. Их приобщали к новой вере, они работали и отдыхали наравне со всеми, но семьи, обладающие ра¬бами, стали выделяться среди остальных членов общины.
Ицхак, женившись на своей двоюродной сестре, утратил боевой пыл и проводил почти все время в стане. Богатые семьи тоже старались кочевать меньше. Поэтому с соседями Ицхак старался жить мирно, но если кто-то пытался напасть на общину, получал достойный отпор. Немало времени племя про¬водило в молитвах, но это не касалось пастухов, которые постоянно были заняты уходом за скотом. Молясь своему невидимому Богу, евреи не забывали и божков соседей. У многих в шатрах лежали вырезанные истуканы, олицетворяющие богов ветра, дождя и других природных явле¬ний. Это не считалось кощунством: кочуя по степи они верили и в этих де-ревянных идолов.         
К шестнадцати годам Иуда превратился в рослого, об- ладающего могучей силой юношу. Сила его была такова, что он выходил на поединок с быком, имея при себе только кинжал. С легкостью молодой козочки крутился Иуда возле быка, не давая ему ни минуты передышки, колол кинжалом, дразня его и когда, утомлённый бык падал на колени,  хватал его за шею и перерезал кинжалом. Вместе с молодёжью ходил на игрища в соседние племена и в одном из них заметил красивую хеттеянку. Он хотел жениться на ней, но неожиданно встретил препятствие в лице Ицхака.
Как старшего и вожака племени Иуда уважал Ицхака и всегда прислушивался к его советам.
---Бог моего отца,--сказал Ицхак Иуде,--ревностно относится к продолжению нашего народа. Он разрешает жениться только внутри племени, но это не закон. Приобщение ещё одной души под руку Бога заслуживает по¬хвалы. Ты можешь поступить так, как хочешь сам, но Бог наш не даст тебе благословления. Я очень люблю своего брата Измаила, но в жены из его рода не взял никого.
--Но мы же отдаём, правда, редко своих невест за парней из других племён. Они прихо¬дят к нам, живут, приобщаются к нашей вере и здесь нет никакого  греха. Почему же я не могу поступить также?
---Ты же хотел уйти в её племя, поэтому я и сказал тебе, что это нежела¬тельно. Если она будет жить с нами, то я только приветствую твоё решение.
--Я не знаю почему ты решил, что я ухожу из племени, но у меня не было ни минуты сомнения. Мне нравится наше племя.
И Иуда женился, привёл жену в шатёр отца и вскоре у него родился ребёнок. Племя разросталось, скот увеличивался и необходимо было часто перекочёвывать на новые пастбища. Постаревшие члены общины и богатые соплеменники не хотели уходить с обжитых мест. Тогда Иуда подобрал молодых парней, недавно женившихся и увёл их на новое паст¬бище. За него пришлось вступить в сражение и несколько юношей погибло, но пастбище осталось за ними.
Летом  разразилась страшная засуха. Всё горело, племена молились всем богам о ниспослании дождя, но он не приходил. Скот погибал сотнями, та же участь ожидала и людей. Ицхак увёл своих людей в Египет, но Иуда не захотел покидать отвоеванное пастбище, поскольку оно имело несколько островков с травой. Они были оазисом среди сгоревших трав. За эти островки вскоре возникли самые настоящие войны и их при¬ходилось охранять днем и ночью.
Скотоводы соседних племён, доведенные до отчаяния, выпускали скот из загонов, надеясь что он сам найдёт себе пищу. Скот всё-равно дол¬жен был погибнуть и люди перестали заботится о нём. Эти полудикие стада рыскали по степи и за каждый клочок травы, устраивали побоища. Иуда и его товарищи охраняли своё пастбище, отгоняя скот копьями, кинжалами, рогатинами и палками, но с каждым днем делать это становилось всё труднее и труднее. Иуда с товарищами пробовали окапывать паст-бище, но ров получался неглубоким и скот легко переходил через него. Убитые и умершие животные, разлагаясь на солнце, источали невыносимую вонь, но закапывать их не было времени и возможности.
В один из вечеров, вконец изголадавшийся скот, не обращая вни¬мания на удары и падения, рынулся на пастбище Иуды и его товарищей. Юноши ударами кинжалов и копий поразили множество скота, но оставшиеся в живых, а их было большинство, обтекали юношей и устремлялись к траве, отгоняя пасущихся животных общины. Вуз был в центре схватки, могучими руками опрокидывал быков и овец. Он видел, как скот с красными от злобы глазами, подбежав сзади поддел одного из юношей на рога и подбросил в воздух. Перевернувшись тот упал головой на камень, лежавший на земле. Смерть была мгновенной. Глядя на несчастного юношу, Иуда. Как иерихонская труба возопил призыв к своему Богу. Его друзья, услышав призыв Иуды, с новой силой налетели на прорвавшийся скот и отогнали от своего лагеря.
Вернувшийся Ицхак из Египта, увидел, что оставленная часть племени не погибла и приблизил к себе Иуду, сделав его начальником своего войска. Много побоищ пришлось испытать Иуде, но он всегда был верен своему первосвященнику и вожаку.




















                Г Л А В А  3

Община евреев разделилась на два крыла. Одно под управлением Эсава кочевало близ горы Сеир, другое---под руководством Иакова близ Вифлема. Иаков, получивший благословление отца, долгое время работал у своего тестя пастухом. Накопив стада овец он вернулся в Ханаан с же-нами и примкнувшими к нему людьми из Харрана. Встретившись со своим братом Эсавом, Иаков затем ушёл в Сихем. Вместе они кочевать не могли из-за большого количества скота. Жены и наложницы родили Иакову две-надцать сыновей. Старшие уже были взрослыми и работали вместе с об¬щинниками. В Сихеме между Иаковом и князем города Еммо¬рой, произошла битва за пастбища. Евреи перебили жителей Сихема и Иа¬ков, опасаясь мести других ханаанских племён, перекочевал в Виф¬лем. Получив благословение отца Иаков стал и первосвященником, что предполагало руководство племенем евреев. Накопив много скота и рабов Иаков стал называться князем.
Со временем остальные племена стали называть его Израилем за его первосвященство. Князь Израиль обозначало «князь Божий». За еврейскими племенами закрепилось назва¬ние детей Израиля. Однако это название не относилось к племенам, ушедшим с Эсавом. Иаков купил землю близ Вифиля и первым делом занялся искоренением идолов у своих спутников .Он был так строг, что наказывал смертью за их сокрытие. Собрав идолов, Иаков закопал их в землю и приказал больше никогда не прикасаться к ним, а почитать только единого Бога, который есть Бог евреев. Именно после этой акции он и получил название Израиль »князь Божий».
 Кочевая жизнь не способствует развитию искусства и литературы, но предки евреев проживали в странах высокой цивилизации и кроме легенд и преданий вынесли оттуда рассказы о сотворении мира, потопе и Вавилонской башне. Кочуя по Ханаану их язык претерпел изме¬нения и трансформировался в диалект ханаанского. Неудивительно, что были переняты и некоторые черты религии и культуры, чему во многом способствовали смешанные браки.
Сыновья Иакова образовывали свои собственные станы и постепенно удалялись от него, но никогда не теряли связи. Среди евреев ходил слух, что сыновья Израиля продали своего брата в Египет, но Израиль ни-когда при соплеменникам не вспоминал о нём, а братья предпочитали молчать. Этот слух обрастал всё новыми и новыми дета¬лями, превращаясь в легенду.  Но правда в устах народа гласила, что Иосиф живёт в Египте и стал там большим человеком. Об этом говорили и   евреи, часто бывавших в Египте по торго¬вым делам.
В средине лета 1856 года до новой эры все роды евреев собрались в Египте. Умирал Израиль. Он приказал главам всех родов взять с собой всех молодых парней своих родов. Иуда взял с собой оруженосцем по имени Аарон. В средине стана был сооружен помост, где на подстилке лежал старый Израиль, окру- женный сыновьями. Аарон стоял рядом с Иудой.                Израиль был слаб, говорил тихо но его слова передавали по цепочке от оруженосцев до стоящих поодаль соплеменников. Аарон увидел возле Израиля двух юношей и спросил у Иуды:               
--Кто это?               
--Это сыновья Иосифа, родившиеся в Египте: Манассия и Ефрем. Иосиф отправил их на родину с купцами и теперь они живут в стане Из¬раиля, отца нашего.
Иаков умирал. Умирал не дома в Ханаане, а в Египте, в доме Иосифа. Собрал детей своих, благословил их и заповедал каждому его долю и судьбу. Не все были согласны с Иаковом, но кто мажет поспорить с человеком на ложе смерти? Потому молчали и слушали.
--Рувим, первенец мой! Ты—крепость моя и начаток силы моей, верх достоинства и верх могущества. Но ты бушевал, как вода, не будешь преимуществовать. Ибо ты взошёл на ложе отца твоего. Ты осквернил постель мою.
Рувим стоял опустив голову. Он помнил, как после смерти Рахили, отец горевал целый месяц, а потом отправился за башню Гадер и раскинул свой шатёр. Рувим улучшил минуту, вошёл в шатёр и переспал с наложницей Ваалой и отец узнал об этом. Не смог выгнать его Иаков, но и простить не мог. Помнил, наверное, о поступке Хама.
--Симеон и Левий!
Братья встали и подошли к изголовью отца.
--Вы  орудия жестокости, мечи братьев. Не коснётся вас мой совет и не приобщится моя слава к вам. Ибо в гневе вы убили человека и про прихоти своей перерезали жилы тельца. Я проклинаю ваш гнев, ибо он свиреп. В Израиле вы будете рассеяны.
Братья молча смотрели на ложе, где лежал Иаков Они помнили о своей провинности: Дина, их сестра, уговорила сына правителя земли, через которую проходил Иаков, сделать обрезание и пока они болели, Симеон и Левий убили всё мужское население, забрали Дину и все ценности. Иаков тогда возмутился их поступку и сказал
--Вы сделали меня ненавистным для жителей этой земли. Они соберутся против меня и поразят меня и дом мой. Братья сказали, что никто не имеет права поступать так с сестрой. Иаков молча согласился.
Братья сели на скамью, а их место занял Иуда. Иаков протянул руку и ощупал лицо сына. Он долго молчал и братья подумали, не умер ли он уже? Но Иаков заговорил.
--Иуда! Тебя восхвалят братья твои. Рука твоя на шее у врагов ваших общих и потому поклонятся тебе братья твои. Ты, как молодой лев. Не уйдёт от тебя скипетр властелина и законодательный период для всей страны. А когда придёт Примиритель, ты приведёшь к нему народы. Он же привяжет к виноградной лозе своего ослёнка. Ты же будешь в вине мыть одежду свою. И будут блестящи глаза твои и белы зубы от молока. Иди к братьям своим и стань им вожаком.
Иуда отошёл, но помнил, как он предложил продать Иосифа купцам Он помнил, что Иаков любил Иосифа больше всех и возненавидел его. Когда Иосиф рассказал им сон, что  снился ему: они вязали снопы и сноп Иосифа стал прямо и остальные снопы ему поклонились. Иуда решил, что Иосиф никогда не будет командовать им. А Иаков  только рассмеялся, когда Иосиф рассказал ему свой сон. Но Иуда знал, что Иаков подозревает его в продаже Иакова. Тогда почему он назначил меня главным среди братьев? Наверное такова воля Бога!
--Завулон! Ты будешь жить на берегу морском. У тебя будет много судов и громадная корабельная пристань. Но всегда помни, что твоё благополучие будет зависеть от верности Иуде.
Завулон поклонился отцу и вернулся на лавку в изголовье.
--Иссахар! Ты будешь жить между протоками вод. Ты увидишь, что покой хорош и что земля приятна и начнёшь работать. Всегда помни, что нужно платить дань для твоего же спокойствия.
Иссахар кивнул головой и сел на лавку.
--Вы последние дети Лии и должны заботиться и беречь ваших братьев от наложниц Ваалы и Зелфы.Тем более, что Дан будет судить народ свой, как одно из колен Израилевых. Он будет змеем на дороге, аспидом на пути, уязвляющем ногу коня, так что всадник не преминёт встать перед ним. Но и на помощь Господа надейся!
Наффалия! Твоя красота послужит началом появления прекрасных ветвей твоего колена. Но всегда промни, что красота это дар божий и для гордости и зазнайства нет места.
Дети Зелфы стали у изголовья, на место уступившим им сыновьям Ваалы.
--Гад! Ты всегда был храбрым и защищал слабых. Так и оставайся защитником и тесни притеснителей по пятам.
Асир! Слишком хороши твои урожаи и обработаны овощи. Будешь доставлять яства в царские дома.
Настала очередь любимых детей Иакова. Иосиф молча взял руку Иакова, а другую возложил на Вениамина. Даже Иуда пронимал, что слова Иакова к Иосифу не будут угрожать его положению предсказанного царственного сословия.
--Иосиф! Отрасль плодоносного дерева над источником влаги. Ветви дерева простираются над стеною. Огорчали его, стреляли  из лука в него стрельцы. Продавали его, испытывали на веру идолопоклонники, но он оставался твёрд и простил врагам своим их грехи. Твёрд остался его лук и крепки мышцы рук его от мощного Бога Израилева. От Бога, Который поможет тебе, Который благословит тебя благодеяниями небесными свыше. Благословениями отца твоего, которые превышают благословения гор древних и холмов ночных. Да будут они на голове Иосифа и избранного царственным между братьями своими—Иудой.
Вениамин! Ты хищный волк, утром будешь ловить дичь, а вечером делить её. Мать дача тебе имя »Бенони»--что означает сын скорби для матери, которая умерла от родов. Я же назвал тебя Вениамин—сын правой руки и станешь ты главой воинственного племени. Будешь особенно почётен у язычников. И когда придёт беда в дом царственного потомка Иуды, все израильтяне отвернутся, останутся верными только Иуда и Вениамин. Но не надо начинать войны с остальными братьями, ибо так пожелал Бог. Займите каждый свой дом: Иуда и Вениамин в Иудее, а остальные колена—в Израиле.
Иаков приподнялся на постели. Рувим поднялся и помог устроится поудобнее. Иаков ещё раз оглядел своё потомство.
--Вот передо мной все двенадцать колен Израилевых. И я благословил вас, как отец, всех и каждого. Я заповедал вам братство и поклонение Богу нашему: Богу Авраама и Исаака. Я же прилагаюсь к народу моему и прошу вас похоронить меня с отцами моими в пещере, которая на поле у Хеттеянина. Там похоронили Авраама и Сарру, там похоронили Исаака и Ребекку, там похоронили Лию.
Иаков скончался и дети целовали его мёртвое лицо и плакали. Иосиф знал, что прах отца не выдержит долгого путешествия в Ханааан и приказал слугам забальзамировать его труп. Через сорок дней бальзамирование было закончено и оплакивали Иакова сыновья и египтяне семьдесят дней. Сыновья похоронили отца там, где он заповедовал, а Иосиф  возвратился в Египет. А перед уходом братья пришли к Иосифу и сказали:
--Прости братьям вину и грех их, так как мы сделали зло.
Иосиф заплакал.
--Не бойтесь моего гнева, ибо я боюсь Господа. Вы замышляли против меня зло, а Бог обратил в пользу для меня. Я сумел разгадать сон фараона и он сделал меня главным после себя—управителем.
--Расскажи сон фараона,--попросил Иуда.—Интересно послушать и про сон и про разгадку.
--Хорошо. Если есть время, послушайте.
И Иосиф рассказал всё по порядку. Братья слушали внимательно. А когда Иосиф закончил он сказал.
--Итак, не бойтесь меня.
               


















                Г Л А В А  4



И вдруг .....засуха, да такая, что даже самые древние старики не помнили подобной. Голод обрушился на все племена Ханаана. Беда сплотила и бедных, и богатых всех племён. Объединившись они посылали караваны в Египет за хлебом. На некоторое время это спасало от голодной смерти, но погибал скот, который являлся единственным источником существования и богатства. Гибли верблюды, перевозившие соль в Египет в обмен на хлеб.
Род Иуды, как самый многочисленный и, по традиции, самый глав¬ный среди родов, разослал гонцов во все еврейские племена, разбросанные по всему Ханаану, с приглашением собраться на совет. По этому призыву все старейшины родов собрались на совет и там было решено перекочевать в Египет до окончания засухи. По словам местных пророков она должна была продлится семь лет.
Однако не все старейшины дали согласие на уход в Египет. Род Иуды разделился почти наполовину, так как многие не хотели уходить с обжитых пастбищ. К уходящим в Египет присоединились мелкие группы других родов. Почему они выбрали Египет? Во-первых, потому что там был хлеб. Во-вторых, они часто переселялись в Египет во времена прошедших засух. И, в-третьих, это было пожалуй самым главным, по рассказам торговцев, привозивших хлеб и увозивших соль, и по легендам, в Египте от голода прятались патриархи..
Погрузив своё имущество евреи двинулись в путь. Вместе с ними ушли и некоторые племена ханаанейцев. Они пришли в плодродную долину Нила, где было пропитание для них и скота. Египтяне встретили их невраждебно…..
Давно прошли голодные времена, вновь зацвела природа: зазеленела трава, распустились цветы, плодоносили деревья. Скот получал обильную пищу и жизнь скотоводов казалась прекрасной. Оставшихся в Ханаане евреев филистимляне вытеснили с морского побережья и теперь они жили в центре страны, в гористой местности. Жизнь действительно была прекрасна, потому что соседи не раз пытавшиеся вытеснить евреев и с этой территории, получив достойный отпор, оставили их в покое.
Воинственные филистимляне, занятые отражением набегов егип¬тян, укрепляли свои города и им было не до евреев. Лишенные плодо¬родной земли, евреи засевали ячменем любой пригодный для этого участок земли. Пережив голодные годы которые сплотили их в одну семью, они называли себя иудеями, по имени рода, растворившего все оставшиеся в Ханаане племена. Евреи по-прежнему верили в своего невидимого Бога и соблюдали Завет. Ушедшие в Египет не возвращались  и они потеряли всякую надежду на встречу с ними. Купцы, забиравшие у них шерсть, ничего не знали о евреях в Египте. На просторах Нильской долины, говорили они, пасли скот какие-то племена, но они называли себя детьми Израиля.
Казалось, что жизнь евреев не изменилась с того времени, когда Авраам вступил на землю Ханаана. Но это было бы ошибочным мнением. Изменения произошли и радикальные. Восприняв веру в невидимого Бога, евреи начали вести себя особым образом. Они, возможно, сами не подозревали об этом, потому что изменения в родовом и индивидуальном поведении были почти незаметны. По мере того, как евреи становились многочисленнее, а, значит, и могущественнее, это поведение ста¬новилось всё заметней. Они не могли сразу отбросить все языческие ритуалы, но с веками у них выработался свой собственный ритуал почитания невидимого Бога и они стали заметно отличаться от других племён. Эти изменения коснулись и сексуальных излишеств. Если в  шатрах патриархов было много языческих наложниц, считавшихся служанками, то уже в пятнадцатом веке до новой эры евреи начали придерживаться моногамии. Они выполняли завет Бога о многодетности, но не связывали это с сексуальной распущенностью.
Вражда племён не была религиозной, это была борьба за суще¬ствование, за лучший участок пастбища, за обладание пространством и природными богатствами. Создав племя, которое впитало в себя представителей разных народов, прошедших путь от каменного века до цивилизации, Авраам в то же время обрёк их на странствования по чужой стране, где у них не было ни городов, ни армии, ни постоянного  жилья. Всё это привело к тому, что евреи на долгий исторический срок были выключены из потока цивилизации. Но они вращались непода¬леку, впитывая по крохам и пригорошнями, все достижения цивилиза¬ции. Если другие народы уже прошли путь разложения общинного строя, то евреи только приближались к этому. Но это в историческом плане их и спасало. К тому же евреи имели богатство, которого не было ни у одного народа--идея единственного Бога, а также легенды и мифы всех цивилизованных народов, среди которых они кочевали. 
В общине евреев создавались основы разложения: образовывались группы людей, занимающихся только скотоводством, или добычей соли, или земледелием. И в каждой из этих групп появились люди, обладающие большим богатством, чем ос¬тальные. Они составляли руководство общиной, во главе которой стоял вождь. Вождь, само собой разумеется, был богатым человеком, но кроме собственного имущества он получал десятину как первосвященник. А, как руководитель войска, создаваемого для защиты общины, он получал дополнительные средства. В дружину набирали крепких, здоровых физически общинников с юношеских  лет и обучали их ратному делу. Это было настоящее войско, способное вести наступательные действия и защиту населения. Но при защите стана все члены общины брались за оружие.
Это войско отличалось от старого тем, что воинское дело стало их профессией, за что они получали пропитание из общественных фондов. Получив постоянное войско, вождь не мог допустить его бездей¬ствия, хотя бы в силу экономических обстоятельств. Поэтому дружина совершала налёты на соседние племена. Более многочисленных и хорошо организованных филистимлян евреи не трогали, а нападали на отдельные стоянки разъобщенных племён. Добычу, захваченную в этих набегах, делили поровну между воинами, отдав положенную часть вождю. Вождь также, иногда, участвовал в набегах и получал свою долю ещё и как воин. Вождь становился самым богатым человеком в общине.
Пленных в набегах не брали, предпочитая покупать рабов на рынке. Кроме набегов войско использовалось для охраны скота на пастбищах и сопровождения караванов с солью и шерстью. Жертв в еврейском войске было не мало, но они не останавливали юношей в стремлении попасть в дружину вождя. Это была и привольная жизнь, и средство к существованию, более легкое, чем скотоводство и земледелие. Дружина по другому свою жизнь и не представляла, а этическая сторона поступков вообще никогда не волновала варваров. Так жили все окружающие их племена, которые в свою очередь совершали налёты на еврейские станы.
У оставшихся в Египте евреев всё сложилось иначе. Это было время обширной строительной деятельности фараона Рамсеса  2. Племена израильтян, обращенные в рабство в прошлом веке, были привлечены к строительству городов, в частности, к возведению новой столицы Рамсес. Несколько попыток к бунту привели к ещё большему закрепощению, но не сломили духа израильских племён. Жажда свободы создавала предпосылки к новым бунтам. Не хватало человека, который смог бы организовать и возглавить племена.    И о родившемся во дворце фараона Мосесе никто из евреев не знал и не предполагал о роли его в судьбе израильтян.   
Согласно традиции, Мосес проходил первоначальное обучение в храме. Как принц, он должен был стать и жрецом. Жреческая каста в Египте была самая образованная и передавала свои секреты только вступившим в касту. Мосес был отдан на обучение в храм Амона для получения низшего сана. Едва переступив порог храма, Мосес услышал пение жрецов:
--Как велик Амон! Дни его не имеют ни начала ни конца, а дом его не знает границ. Вечное небо меняется перед оком его, подобно одеждам, которые человек надевает и снимает. Звёзды загораются и гаснут, как искры  от твердого дерева, земля же—словно камешек, которого путник коснулся ногой и пошёл дальше. Он скрывает в пшеничном зерне сотню новых зёрен. Он пробуждает в спящей куколке золотистую бабочку и велит человеческому телу в могиле ожидать воскресения. Нет в мире человека, который заглянул бы в его сердце и отгадал его намерения. Перед лучезарностью его одежд, сильнейшие духом заслоняют лицо. Перед его взглядом боги многих могучих народов и городов чахнут и засыхают, как увядший лист. Он-сила, Он—жизнь, Он—мудрость.               
Верховный жрец встретил Мосеса, проводил его в келью и сказал, что с завтрашнего дня начинается учёба. На следующий день Мосес отправился в класс чтения и письма. Когда он вошёл в класс, ученики, сидевшие на циновке, пали ниц, а учитель-жрец,         лишь склонился в поклоне. Урок начался со слов о пользе науки:
--Человек, у которого сердце не лежит к науке, должен заниматься тяжелым физическим трудом. И только тот, кто оценил преимущества  науки, может достичь всякой власти.
Затем учитель взял мелок и написал буквы. Занятия продолжались целый день. Следующим уроком был класс земледельцев. Учили здесь как снимать планы с полей, писать числа, простейшим арифметическим действиям. Постигнув эту науку Мосес перешёл в класс лекарей, который одновремённо являлся и больницей. Его обучили усыплять людей при помощи взгляда и движения рук, а в аптеке приготовлять целебные снадобья. По окончанию обучения Мосес был приглашен в большой зал, где жрецы, сидя полукругом, пели:
--Я, тот кто сотворил небо и землю и населил её живыми существами. Я, тот кто создал воду и большой разлив, кто дал быку мать. Я, тот, кто сотворил небо и тайну его высот. Я, тот, кто открывая глаза повсюду разливает свет, а закрывая их—всё окутывает тьмой. Воды Нила текут по его повелению.
Верховный жрец после обряда посвещения вручил Мосесу знак жреца низшей касты. Мосес был благодарен жрецам за обучение, но на долго запомнил все побои, которые он вынес несмотря на свое царское происхождение и сколько ночей провёл на каменном полу в наказание за лень и непослушание.
Вернувшись во дворец, Мосес проводил дни в празднествах и веселье, не забывая, однако, о книгах и свитках. Вскоре увеселения надоели ему, а тяга к наукам осталась прежней. По своему положению как принцу ему необходимо было получить сан жреца высшей категории. Мосес должен был сам выбрать храм, в котором ему предстоит продолжить обучение. Он не был наследником престола и не мог получить сан верховного жреца, который присваивался в специальных храмах Египта. С храмом Амона Мосес уже познакомился и для расширения и углубления знаний выбрал храм другого божества. Это был храм Ра-Гормахис.
За сотню-другую до рождения Мосеса фараон Аменхотеп 4 свергнул власть жрецов и установил веру в единого Бога-Ра. Тогда же он основал храм Ра-Гормахис. Народ испугался этого невидимого, всемогущего Бога-Ра, а жрецы, воспользовавшись недовольством народа, свергли неугодного им фараона. Но храм остался и молва о невидимом Боге-Ра ещё долго будоражила народ и высшее жреческое сословие Египта.
На закате дня к храму Ра-Гормахиса подошёл паломник, помолился, припав грудью к земле и медной колотушкой постучал в ворота. За воротами послышался шорох и глухой голос спросил:      
-- Кто нас беспокоит в такое время?
 --Раб Божий Мосес.
--Зачем ты пришёл?
--За светом мудрости.
 --Какие у тебя права?
 --Я получил посвящение в низший сан и хочу продолжить обучение.
  --Войди, во имя Того, Кто есть и будет, Кто сотворил всё, Чьё дыхание наполняет мир зримый и незримый, Кто есть жизнь вечная. Пусть исполнятся твои желания, раб Божий Мосес!
Жрец провёл Мосеса в небольшую келью, бросил охапку сена и поставил кувшин с водой.
--Думай о вечности!--сказал жрец и вышел. 
Конечно, верховный жрец был оповещен о приходе Мосеса, но установленный обряд должен выполняться. После несколький дней, проведенных Мосесом в келье в молитвах и посте, к нему пришёл жрец и повёл его в зал. Здесь его встретил верховный жрец, вокруг которого полукругом сидели жрецы.
---Я должен посвятить принца,--начал говорить верховный жрец, обращаясь к жрецам,---в некоторые особенности нашей веры, которая отличается от официальной религии Египта. Вот уже несколько дней, раб Божий Мосес, как ты ищешь дорогу в пустыне, словно заблудившийся путник. Ищешь ответа на вопрос, что есть вечное, не подчиняющееся никому, даже богам этой страны. Живя во дворце, ты обращался к священным книгам, но они не смогли дать тебе ответа. Тогда босой, посыпав голову пеплом, по закону Господа нашего, ты пришёл в этот храм. С помощью молитв ничтожным божкам ты думал очистить своё тело и укрепить свой дух. Но Тот, кого я здесь представляю, услышал твои молитвы и через мои недостойные уста даст тебе ответ, который ты должен запечатлеть в своём сердце и никогда не сходить с Его пути.               
Мосес слушал жреца, боясь пропустить хоть одно слово. Он был поражён словами жреца. Как он узнал его мысли? Откуда он знает, что я искал в священных книгах? Как же велик Бог этого храма, от которого нет тайн, спрятанных глубоко в сердце.
--Что ты видишь на занавесе в зале?--спросил жрец, прерывая его думы.
--Вышитый золотом крылатый шар с двумя змеями.
--А что это значит?
--Не знаю.
--Этот символ обозначает, что шар---есть образ мира, в котором мы живём, а крылья указывают, что мир парит в пространстве, подобно орлу. Две змеи напоминают, что тот, кто выдаст эту великую тайну, умрёт дважды: и телом, и душой. Запомни это, принц, раб Божий Мосес!
Всё поражало Мосеса в этом храме: простота обрядов, отсуствие идолов, молитвы жрецов. Он решил постигнуть все тайны этого культа и с увлечением принялся за учёбу. Мы не будем описывать всех этапов обучения Мосеса. Главное----он проникся культом единого Бога и как следствие все вытекающие из этого его дальнейшие действия.
Однажды вечером верховный жрец пригласил Мосеса в большой зал.
--Я хочу показать тебе один из элементов науки, которую ты должен освоить. Это одна из тайн жрецов, но тебе она откроется, так как ты станешь одним из нас.---Верховный жрец хлопнул в ладоши и вошли несколько жрецов. Они воткнули в землю три дротика, остриями кверху.--Это не чудо, это одна из тайн!--               Жрецы движениями рук усыпили одного из служителей, затем взяли усыплённого на руки и положили на острые концы дротиков.
Усыплённый лежал неподвижно. Старший из жрецов сделал ещё несколько движений руками и осторожно вытащил дротики из-под усыплённого. Человек повис горизонтально в воздухе без опоры. Продержав сонного в воздухе несколько минут, его разбудили и отвели на место.
--Я обучался усыплению при помощи движений рук, но то, что я увидел сейчас для меня непостижимо. Я смогу так делать?
--Конечно. Но надо многому ещё научиться. Кроме этого ты освоишь ещё некоторые тайны и наши жрецы помогут тебе в их изучении.               
--Отец мой! А могу ли я узнать о мудрости управления государством и людьми?
--В пределах своего сана ты всё узнаешь,--верховный жрец встал, молодой жрец поддержал его и они вышли из зала.               
Через несколько дней Мосес прослушал лекцию учёного-жреца.
--Бог возлюбил Кемет \Египет\--беэжизненным голосом начал жрец  лекцию,--эту полоску земли среди пустыни. он не захотел расставаться с этой землёй и принял образ человека, став первым фараоном. Когда он почувствовал, что дряхлеет, он покинул тело фараона и переселился в его сына. Так бог оживает среди нас уже много столетий. Бог разросся и вселился в жрецов,  принимает жертвоприношения в храмах и устами жрецов изъявляет свою волю. Такова официальная религия нашего государства.
--Это правда,--подтвердил Мосес,--так записано в священных книгах.--Но храмы построены в честь разных богов, а этот храм--есть храм единого бога. В чём же разница?
---Незримый Бог,--невозмутимо продолжал жрец, словно не слышал слов Мосеса,--подобен могучему дереву. Его ветки—это различные боги, управляющие силами природы, а сучья—это жрецы в храмах,  листья—народ. Бог незримый—это зримый Бог в образе фараона, который восседает на престоле и управляет сучьями и листьями. Как и фараон  Бог нуждается в помощниках, чтобы управлять всем миром, вот поэтому и сооружаются храмы различным богам.               
Мосес был не удовлетворён лекцией жреца и обратился к верховному:
--Учёный-жрец рассказал мне то, что я знаю из священных книг. Но если существует единый Бог, то где же храм в его честь? Этот храм воздвигнут в честь Ра-Солнца.
--Незримому Богу,--ответил верховный жрец,--построить храм невозможно, ибо Он не нуждается ни в одежде,  ни в еде, ни в питье. Весь мир  Его обитель. Да и где тот жрец, который бы совершал ему жертвоприношения! Храм, в котором ты находишься, назван в честь Ра-Солнца, как главной звезды,  сотворённого Богом мира. Отсюда и эмблема на занавеси,--верховный жрец посмотрел на занавес, проговорил несколько молитв и продолжил,--что касается государственной мудрости, то это одна из самых величайших тайн. Её постичь может лишь фараон и верховный жрец Есть вещи, которые ты можешь узнать, а есть вещи, которые доступны только властелинам. Они скрыты в нашем храме за занавесом, которую никто не может поднять без соблюдения специальных обрядов.
Мосес понял, что верховный жрец намеренно не стал ему отвечать на вопрос о едином Боге.
--Отец мой! Ты призывал меня хранить верность единому Богу,  а сам присылаешь ко мне жреца, который рассказывает о божках.
--Думай,Мосес! Думай! И скажи, тебе ничего не показалось странным в словах жреца?
--Да,отец мой!,--Мосес вспомнил лекцию,--мне показалось странным выделение жрецом слова »официальная» религия.
--Думай, Мосес! Даже в этих стенах не всё позволено говорить.
--Отец мой! Я никогда не стану фараоном и верховным жрецом, но я хочу узнать мудрость управления государством и подниму эту занавес!
--Да хранит тебя Бог от такого несчастья! Бог поразит каждого, кто без надлежащего обряда прикоснётся к занавесу. Перед Богом все равны: принц, номарх или раб.
--Что же мне делать?
--Искать ответ, очистившись молитвой и постом,--верховный жрец снова задумался. Мосес молча ждал боясь прервать его размышления. Верховный жрец между тем решал сложную задачу: посвящать или не посвящать.  Наконец, решившись, сказал Мосесу:
--Сын мой! Я хочу рассказать тебе о том, как создавался Египет. Ты должен это запомнить, но спрятать глубоко в сердце Не фараоны создали Египет. Я не кощунствую против фараонов, воплощению бога на земле. Нет! Египет создал Бог и жрецы—и это истинная правда.
Ведь не фараоны определяют время и день разлива Нила, не они научили народ сеять, разводить скот и собирать плоды. А кто лечит жителей и волнуется о безопасности государства со стороны соседей? Самый мудрый из фараонов имеет за плечами 20-30 лет, а жрецы учились и наблюдали в течении 30 сотен лет и передавали свой опыт из поколения в поколение. Можно ли сравнить могущество фараона с нашим? У фараона только пара глаз, а у нас тысячи. Сколько за три тысячи лет сменилось в Египте династий, сколько городов превратилось в прах, но по-прежнему дважды два четыре, треугольник есть половина прямоугольника, а луна иногда закрывает солнце. В этом мире, сын мой, непре-ходящей остаётся только мудрость и Бог.
--А как же бог, воплотившийся в фараона?
--Думай, сын мой! Думай! И всегда учись отделять траву от сорняка.
В течение четырёх лет учился Мосес в храме. Он навеки запомнил наставление верховного жреца и постоянно искал ответы на свои вопросы. Иногда находил, иногда—нет, но от этого тяга к знаниям не уменьшалась. Кроме богословия Мосес изучал военное дело, этику, право и верховный жрец одобрял его стремление к наукам. В своих мечтах верховный жрец видел Мосеса своим преемником и говорил жрецам:
--Горячая голова у этого юноши, но характер сильный. Такой может прославить могущество единого Бога, чтобы Он распространил свою власть от ливийской пустыни до священной реки Ганг. Впрочем и нашему Египту не очень много надо, чтобы стряхнуть своих старых богов. Такая смесь народов, как в Египте, только благоприятствует этому. Но не скоро,  ох не скоро произойдёт это. Люди, благоустроенные в жизни. Не так-то легко отказываются от своих привычек и убежний. Да! Мосес—сильный характер и я благославляю его на великие свершения.
Однажды ночью, Мосес ходил по храму, размышлял о сказанных верховным жрецом словах и вдруг услышал шёпот и шелестение ветра. Мосес почувствовал прикосновение рук и нежный голос сказал ему:
--Мосес, Мосес! Ты забываешь богов Египта, ради неверного и невидимого Бога. Ты не боишься нашей мести?
Мосес, как истукан, застыл изумлённый услышанным и на время даже лишился дара речи. Придя в себя, он отправился в свою келью, но заснуть не мог. Едва дождавшись утра, Мосес прибежал к верховному жрецу и рассказал о происшествии.
--Это, наверное, проделки наших жрецов,--сказал спокойно верховный жрец,--они испытывают тебя. Как? Это тоже одна из наших тайн.
--Жрецы не могут обманывать,--возразил Мосес,--ведь они служат богам. Они бояться их кары.
--На свете есть много храмов,--ответил верховный жрец,--я побывал во многих храмах у разных народов. В храмах этих много идолов: больших, маленьких, деревянных, каменных и даже золотых. Но богов среди них нет.
--Это богохульство! Я сам чувствовал на себе руку и слышал голос.
--Это происходило ночью?
--Да,ночью.
--Ночью многое может привидется. Если ты хочешь, то сегодня ночью мы с тобой пройдём по храму и ты убедишься в этом. Только о том, что ты узнаешь никому не говори. Боги иногда прощают разоблачение своих тайн, но люди—никогда.
Верховный жрец воздел руки вверх и стал шептать молитву.
--Лицемер,--воскликнул Мосес,--ты молишься богам, в которых не веришь!
--Да,--ответил тот,--я не верю в богов египетских, ассирий- ских и финикийских, но верю в единственного, единого Все- вышнего Бога, который не обитает в храмах и имя которого известно только мне. Мне, которому Бог доверил Свою тайну и которая откроется только тому, кто безоговорочно поверит в Него. Люди пока не понимают этого. Одни гоняться за славой, другие—за барышами, третьи—за развлечениями. В конце пути они убедятся, что гонялись за малостью, за миражом, за химерой. Позади же оставлено самое важное: вера и служение Богу, которого они ещё не знают.
--Я понял тебя, отец мой!,--Мосес преклонил колени перед верховным жрецом,--я буду служить Всевышнему до конца дней своих и веру в Него передам всем, кто захочет познать Его.
Время, как невидимый зверь, убежало в небытиё и Мосес закончил своё обучение в Храме. На торжественной трапезе в честь вручения Мосесу высшего жреческого сана, верховный жрец напутствовал его:
--Мне жаль, что ты покидаешь Храм, но, возможно, это твоё предназначение. Отец небесный, кроткий и милосердный! Очисти душу раба Твоего Мосеса! Благослави недостойного раба Твоего и простри всемогущую руку на души непокорных. Во имя Всемогущего и Вечного, во имя Истинного и Вечноживущего, именем звезды, которая есть Солнце, этим знаком, славным и грозным, именем Бога живого—заклинаю вас быть свидетелями договора жреца высшего сана с Богом. Если же он нарушит или выдаст тайну договора, да будет проклят и погибнет в этом видимом и невидимом мире. Бог в этом свидетель, Бог наречённый именем Иегова, при звуке которого содрогается земля, море отступает от берегов, гаснет пламя и всё в природе разлагается на элементы.
Мосес поклялся хранить тайну, верить в Бога живого и был выпущен из Храма. Пожив немного во дворце, Мосес решил стать проповедником единого Бога и отправился в путешествие по стране. Странствуя, Мосес увидел, что большая часть Египта принадлежит жрецам Их поля были самыми лучшими, города—самыми богатыми. Мосес, конечно, понимал, что на стороне жрецов знания и опыт, а также боги, которых они себе поставили на службу. Кроме проповедей о едином Боге, Мосес пытался воззвать к чувству справедливости, указывая народу на его тяжкий труд и постоянную нужду несмотря на свой труд. Однако, народ его не понимал, доносил жрецам и он вынужден был покидать одну провинцию за другой.
-Не чужой ли я в этой стране,--думал Мосес, сбитый с тол ку таким отношением к нему народа.—Я хочу искоренить подлости, но мне не верят и мешают. Я хочу добиться справедливости, но мне снова не верят.  Я хочу привить любовь и веру в единого Бога, Богу добра и справедливости, но на меня доносят жрецам и прогоняют из городов. Люди не должны убивать друг друга, красть друг у друга и завидовать друг другу. Ещё древние записали это в своих законах, но их никто не выполняет. Справедливости добиться нельзя,  потому что народ сам не хочет добиваться её.  Религиозные чувства египтян отданы местным богам, народ не верит мне. Неужели всё бесполезно? Неужели вера в единого Бога будет принадлежать только мне и жрецам из храма Ра-Гормакис? Да и там, честно сказать, непоколебимо верит только верховный жрец, а остальные втихомолку молятся местным богам.
Опечаленный и огорчённый Мосес переходил из одной провинции в другую, пока не оказался возле новой столицы Рамсес на берегу Нила. Мосес настолько втянулся в странствующую жизнь, что свободно мог есть под деревом, запивать хлеб водой. Если его застигала ночь вдали от города он мог спать, укрывшись накидкой. Он никогда не говорил о своём происхождении, чтобы получить льготы от местных начальников.
Придя на берег Нила, Мосес уселся под деревом и принялся за скромный завтрак. Невдалеке рабы рыли канал и надсмотрщики беспощадно подгоняли их плетями. Один из надсмотрщиков начал безжалостно избивать раба и возмущённый Мосес поспешил ему на помощь. Мосес знал историю своей страны, да и сам нередко пользовался тем, что в Египте знатным и богатым людям прощалось многое. Знатный человек мог засыпать канал бедняка, тайно убить, посмеяться втихомолку над богами, принять подношение от иностранных послов тайно от фараона и считал всё это вполне естественным. Не колеблясь, Мосес властной рукой остановил надсмотрщика и приказал ему удалится. Благородные манеры и одежда жреца произвели на надсмотрщика впечатление и, не зная с кем имеет дело, он решил исполнить приказание.
--За что он тебя бил?--спросил Мосес раба.
Ответа не последовало и раб смотрел на него с благодарностью, но молча. Мосес спросил ещё раз, но раб снова промолчал, размазывая слёзы по лицу. Тогда Мосес понял, что раб не знает египетского языка и жестами приказал ему отвести себя в барак, где жили рабы. В бараке к нему подошёл раб средних лет и сказал:
--Я--Аарон. Знаю египетский язык, учился понемногу у надсмотрщиков. Скажи как тебя зовут благородный господин, чтобы мы могли помолиться за тебя?
--Кто вы?--не отвечая на вопрос спросил Мосес.
--Мы--дети Израиля. Пришли сюда наши предки из Ханаана очень давно. Они пасли скот, а потом их поработили и заставили строить города и рыть каналы. Предки наши были свободными, молились своему Богу и пасли скот, а мы уже превратились в рабов, забыли своего Бога и проклинаем свою жизнь.
--Меня зовут Мосес, я странствующий жрец,--ответил Мосес на первый вопрос.--А какому Богу вы молитесь?
--Мы молимся идолам, но наши предки молились единому, всемогущему, невидимому Богу. Впрочем, и у нас есть колено Иуды, которое продолжает молиться невидимому Богу. Одного из колена Иуды ты спас сегодня.
--Как ты сказал? Единому, Всемогущему? Значит вашим предкам Он был известен? Что ты можешь ещё рассказать о вере своих предков?
--Я лучше дам тебе почитать наши мифы и легенды. Но ты ведь не знаешь нашего языка. Если хочешь я переведу тебе их на египетский?
Мосес вышел из барака, подозвал надсмотрщика, что-то шепнул ему и положил в карман деньги. Окаменевший надсмотрщик только молча кивал головой, с благоговением глядя на Мосеса. Мосес взяв с собой Аарона и Иуду, привёл их в гостиницу и попросил пересказать записи легенд и мифов.
--Лет сто, а может быть и больше, один мальчик записывал наши легенды, которые он слышал от стариков. Его потом убили надсмотрщики за то, что он хотел убежать, чтобы стать свободным. Он погиб, а записи остались и всё время хранились в нашей семье. Я не знаю почему. Может быть мальчик был из нашей семьи, а может быть потому что в нашей семье все умели читать.
Аарон пересказал Мосесу легенды о Аврааме, Ицхаке, Иакове, прозванном Израилем. О невидимом Боге, союзе и договоре, заключённом между Богом и Авраамом. Мосес внимательно выслушал всё и спросил:
--А почему вы забыли веру своих отцов? И не можете ли вы вернуться к ней?
--Конечно, можем. Я же тебе сказал, что колено Иуды продолжает верить в Невидимого Бога. Рабство убивает всё человеческое в нас. Да, мы в основном забыли свою веру, но память о ней жива, а если жива память, то возродить веру можно.
--Я тебя понял так,  Аарон, что если вас освободить от рабства, вы вернётесь к вере своих отцов? Хорошо! Я постараюсь сделать это, а вы должны дать зарок вернуться к невидимому Богу. Ты же должен быть всегда рядом со мной, потому что я не знаю вашего языка.
--Если ты освободишь нас от рабства, мы все примем веру в невидимого Бога. Господин! Я буду называть тебя среди израильтян Моисеем. Так на нашем языке звучит твоё имя и моим соотечественникам оно будет более понятным.
--Хорошо. Только не называй меня господином, а сейчас возвращайтесь в свой барак.
С этого дня Мосес стал каждый день бывать в бараке израильтян. По законам египетских жрецов Мосес под страхом смерти не имел права разглашать жреческие тайны и изменять фараону, а тем более передавать чужестранцам высшую мудрость. Мосес сразу понял, что он не изменяет этому правилу, потому что услышал из уст Аарона о невидимом Боге больше, чем знал сам и верховный жрец в Храме. Мосес учился и постигал невидимого Бога по легендам и мифам израильского народа и чем больше он постигал Его, тем сильнее и твёрже становилась его вера. Всем сердцем и душой Мосес чувствовал, что уже не свернёт с пути, который указал ему невидимый Бог.
Однажды Мосес, придя из барака израильтян, прогуливался в одиночестве в окрестностях Рамсеса. Его заинтересовал терновый куст, который как бы горел, в лучах заходящего солнца. Солнце постепенно угасало, но куст продолжал гореть и светиться. Поражённый Мосес подошёл ближе, чтобы выяснить причину и вдруг из куста послышался Голос:
--Раб мой, Мосес! Не подходи близко, ибо это место есть священная земля. Я поручаю тебе вывести народ израильский из Египта в Ханаан, в землю, которую Я отдал их предкам. Я есмь Иегова, Сущий имя, которое открыл тебе верховный жрец по Моему повелению. Держи рядом Иуду, колено которого не изменило веры в Меня. Когда выведешь народ израильский из Египта, вы совершите служение Мне.
Опомнившись от изумления, Мосес совершил молитву и, преисполнившись веры в своё предназначение, указанное ему божественным Голосом, поклялся:
--Я выполню Твоё повеление, Господи! Я выведу народ израильский из Египта и мы совершим Тебе жертвоприношение. Может быть храм Тебе построить нельзя, но жертвоприношения Тебе уже совершались и я буду не первым. Ты Сам мне сказал об этом, я решился. Тот кто говорит: я преодолею все препятствия—преодолеет их, тот, кто будет нерешительным—отступит.               
Не откладывая Мосес ночью пришёл в барак израильтян и сказал Аарону:
--Я выведу твой народ из Египта!  Это мне поручил Иегова, Бог Сущий и Единый. Я дам вам свободу, а вы примете веру во Всевышнего. Он будет вашим Богом, а вы—Его народом. Он Сам сказал об этом. С этого дня я—Моисей. Твой народ—мой народ и я выведу свой народ из рабства. Проследи за тем, чтобы Иуда находился всегда рядом со мной.
Династии на троне Египта сменялись, но Мосес был принц по крови и ему всегда был разрешён вход во дворец. Поэтому когда он появился во дворце, его никто не задержал и он прошёл в покои фараона. Фараон встретил Мосеса приветливо, указал на стул и спросил о причине его прихода.
--Я пришёл к тебе, великий фараон, просить милости к народу Израиля. Отпусти их на волю и я уведу их в страну Ханаан, как велел мне мой Бог.
--Что это за народ Израиля? Где он находится? И какой это твой Бог?--фараон был удивлён. У него в стране было столько разных народов, что он не мог знать их всех.—Какой бог? У нас их много и одним их них являюсь я сам, о чём тебе, конечно, известно.
--Это другой Бог. Это—Бог всего живого, Бог добра и справедливости, перед которым все равны и Он послал меня к тебе, чтобы сказать о своём желании освободить народ Израиля
--А что это за народ Израиля?
--Они пришли сюда как свободные скотоводы и по нашим законам их не могли обращать в рабство. Но они стали рабами, строят города, роют каналы.
--Я не обращал их в рабство, но если они рабы—то должны работать. Ты царский сын и должен знать об этом. А как ты можешь доказать, что послан своим Богом?
Моисей, помолясь Богу, вытащил свой посох и ударил им в землю. Тотчас мелкие мошки закружились по всему дворцу, вне его и уселись на скот и людей. Они лезли в нос, рот и не давали дышать. Фараон, отбиваясь веером от мошек, закричал:
--Знаю я ваши жреческие штуки. Эй! Мудрецы-жрецы! Можете ли вы сделать подобное или убрать эту мошкару?
--Нет! Этого мы сделать не можем. Наш жреческий сан выше, чем у Мосеса, мы знаем больше него тайн, но этого сделать не можем. Если то, что он сделал от Бога, значит это перст Божий.
Фараон жестом отослал жрецов и попросил Моисея удалить мошек. Моисей снова ударил посохом в землю и мошки исчезли. Моисей твёрдо поверил, что он посланник Божий.
Я не буду спрашивать у тебя, Мосес, об этом чуде,--фараон уже пришёл в себя и стал более мягко говорить с Моисеем,--я понял о каком народе ты говорил. Это те, кто роет каналы к нашей столице. Да, это атлетически сложенные люди, но они дикие, как и их скот, который они пасли раньше. Даже рабство в Египте, труд на каналах и в каменоломнях для них является приобщением к высшей цивилизации, к нашей цивилизации.
--Ты прав, великий фараон, они действительно отлично атлетически сложены, но они не варвары. Варварами их сделало рабство. Вспомни, фараон! Гиксосы завоевали Египет, будучи варварами и через сто лет стали вровень с египтянами. Дело в том, что они были свободны, а египтяне—рабами и потому позволили гиксосам догнать себя в своём развитии. А израильтяне не варвары, я читал их легенды, записанные каким-то мальчиком. Эти мифы содержат признаки большой культуры. Возможно они позаимствовали её во время своих скитаний среди народов разных цивилизаций. Да, да скитаний, но свободных скитаний, а не рабского труда. А их вера в единого Бога! Правда она сохранилась у них только у одного колена, но она глубже нашей веры, при которой верховный бог, как фараон, руководит остальными богами. Ты сам знаешь, великий фараон, что в наших храмах жрецы пользуются невежеством нашего народа и показывают разные чудеса перед идолами, чтобы народ верил в них. Я не допускаю мысли, чтобы такой просвещённый фараон, мог поверить, что это боги выпивают вино, приносимое каждый день в храм и, что каменные идолы нуждаются в золоте и драгоценностях. А жрецы между собой смеются над богами, которым служат. Египтяне не хотят верить в единого Бога, подстрекаемые жрецами. А жрецы непринимают веру в Него не потому, что она противоречит священным книгам. Как жрецы, ты и я знаем это. Они не приемлют её потому, что она расшатывает их власть, а твоя власть только бы укрепилась и ты избавился бы от всемогущества жрецов. И этот день настанет, когда все народы примут власть единого Бога, так почему бы египтянам не быть первыми. Египтяне свободны, а рабы-израильтяне, в обмен на свободу готовы вернуться к вере своих отцов. Посмотри, великий фараон, на свою эмблему! Это—змей, который есть символ мудрости и благоразумия, и прими решение.
--До меня дошли сведения, что ты ходишь в барак рабов и раскрываешь им тайны наших жрецов. Так ли это?
--То, что я раскрываю им, они давно забыли. Их старая ,забытая вера, та же, что я несу им, а сам вынес из храма Ра. Не моя вина, что меня слушают не египтяне, а рабы, закабалённые коварно и имеющие больше мудрости в своих сердцах, чем мои соотечественники. Люди простого происхождения и рабы, в том числе, если они во что-то поверят, то веруют от всего сердца. Это роднит меня с ними. Да—я принц! Я—жрец, постигший науку жрецов, но я не предаю касту жрецов и не выдаю тайны храмов, а возвращаю этим людям то, что было отнято рабством.
--Мы не можем тебя судить. Ты—принц и жрец высшей касты, но в то же время ты подбиваешь наших рабов к неповиновению.—Фараон говорил тихо и медленно, стараясь не показать своего гнева. Перед ним сидел человек царских кровей.—Известно ли тебе, Мосес, что после твоих проповедей и обещаний, дети Израиля, наши рабы, готовы бунтовать, а вместе с ними и рабы других племён? Мы обдумаем твои слова и скажем наше решение, а сейчас можешь идти, Мосес.
Фараон долго сидел в задумчивости, наконец, поднялся и подытожил свои размышления:
--Для чего существует верховная коллегия жрецов? Ведь она состоит из одних мудрецов, вот пусть они и скажут, что нам делать.
Верховный совет жрецов собрали через несколько дней, чтобы все верховные жрецы храмов успели приехать в столицу. Это был фундамент на котором держалась власть фараонов.
--Какие преступления чаще всего наблюдаются в последнее время?--спросил фараон у собравшихся.
--Чаще всего это бунты черни и рабов,--ответил глава верховного совета,--и бунты эти нужно немедленно подавлять и как можно более жестоко, чтобы все видели твою силу, великий фараон.
--Существует ли опасность всеобщего бунта и кто является возбудителем бунтов среди рабов?,-снова задал вопрос фараон.
--Существует. И возбудители—израильтяне, государь.
--Я хочу выслушать ваш совет относительно израильтян и кроме того, я хочу знать, является ли Мосес предателем, выда-вая наши тайны чужестранцам?
Верховный жрец храма Ра-Гормикас поднялся, подождал пока наступит тишина и, поклонившись фараону, заговорил:
--Поскольку Мосес является воспитанником нашего храма, я думаю отвечать следует мне. Ты осведомлен, великий фараон, что наш храм построен в честь единого Бога ещё твоими богоравными предками. Мосес овладел всеми тайнами жреческой мудрости и верой в единого, всемогущего Бога. Он не предатель, он не выдал ни одной нашей тайны. Израильтяне действительно верили когда-то в единого Бога, о чём мы знаем по своим священным книгам, записанными со слов наших предков, жрецами храма Ра. И если вера Мосеса соединиться с верой израильтян, значит это перст Божий и препятствовать этому нельзя, ибо нас постигнет Его кара. Отпусти израильтян и наша страна наполниться миром и процветанием.
--Корабль, на котором плывёт Египет по вечности,--подал голос председатель совета,--управляется богами. А управляет ими Всевышний Господь всего сущего. От Его воли зависит дальнейшая судьба Египта.....
--Мосес тоже говорил о едином, Всевышнем Боге,--прервал его фараон,--о Боге всего сущего. Если вы говорите о разных богах, то какой их них Властелин, а если об одном и том же, то почему мы строим храмы многим богам, а не одному.
--Ты прав, мой государь!,--священник перебрал чётки, посмотрел на жрецов, как бы призывая их в свидетели,--Мосес тоже говорит о едином, Всемогущем Боге, но разница в том, что он утверждает будто бы других богов не существует вообще, кроме Сущего. Мы признаём Сущего, но как фараона над Богами и фараона, как воплощение бога на земле. У тебя, государь есть способ испытать Бога Мосеса. Отпусти их всех в пустыню, как просит Мосес, подальше от глаз египетских, а там, в пустынном безмолвии, умертви их всех безоружных. Пусть их Бог поможет им, если Он Всемогущ. Ты же государь, избавишь народ свой от бунтовщиков и докажешь могущество наших богов.
--А что если отпустить их на свободу и оставить в Египте,--задумчиво промолвил фараон,--ведь наёмный свободный народ трудится лучше, чем раб. У них и детей рождается больше, чем у рабов и потомство свободных здоровое, а у рабов—хилое.—Фараон задумался и жрецы терпеливо ждали продолжения его речи. Наконец,фараон решительно махнул рукой, отбрасывая сомнения и продолжил.—Я не сделаю этого. Мой народ не поймёт меня. Как можно жить без рабов? А как же другие племена? А кто будет работать в каменоломнях, рыть каналы и возводить города? Нет, я не сделаю этого! Я принимаю твой совет, мудрейший председатель. Новых рабов мы себе ещё добудем, а бунт может перекинуться на весь Египет и смести нас в небытиё. Я согласен. Пусть приходит Мосес, я буду с ним говорить.
 Жрецы, удовлетворённо кивая головами, начали расходиться, когда к фараону приблизился верховный жрец храма Ра.
--Мой государь!,--протянул он руки к фараону, словно прося о милости, но заговорил твёрдым, убеждённым голосом.—Я не могу оспаривать твоё решение, но это коварство и оно не может быть воспринято ни Всевышним Богом, ни египетскими богами. Подумай основательно и не спеши с решением.
--Разбираться с египетскими богами, это по вашей части, а как посмотрит на это Бог Мосеса мы увидим,--фараон движением руки выслал верховного жреца храма Ра и направился в залу молений.               
Через несколько дней Моисей, по зову фараона, пришёл во дворец.
--Я отпускаю вас в пустыню, чтобы вы принесли жертву своему Богу, как ты просил меня, но только не уходите далеко. И ещё, Мосес, одна просьба. Помолитесь и за меня.
--Значит ты отпускаешь нас только помолиться, а затем мы должны вернуться назад? Но я просил тебя отпустить на свободу народ.
--Нет. Я отпускаю вас, а прошу не уходить далеко, чтобы узнать дошла ли ваша молитва обо мне до вашего Бога или нет. И ещё, Мосес. Я отпускаю вас без детей и скота. Путь неблизкий и опасный, лучше детей оставить здесь, чтобы они не погибли в дороге.
--Нет. Мы пойдём с детьми и волами нашими, с дочерями и овцами, чтобы принести жертвы Господу, Богу нашему. Как можно идти без волов.
--Хорошо, идите! Идите все! А ты, Мосес, уже и говоришь, как израильтянин. Уже называешь своими и детей, и скот израильский. Иди, Мосес, но смотри никогда не появляйся больше перед моим лицом, ибо ты умрёшь в тот день.
--Я не увижу больше твоего лица, великий фараон. Как ты сказал, так и будет. Прощай.
Повёл Моисей израильтян по ближней, филистимлянской дороге, а затем свернул в пустыню по направлению к Чермному морю. Он опасался коварства фараона, а также испуга израильтян при виде войска фараона. Могла возникнуть паника и, как следствие, отказ от ухода из Египта. Моисей спешил уйти как можно дальше, но скот не мог быстро передвигаться по пустыне.
Фараон, исполняя совет жрецов, выслал войско в погоню за израильтянами, приказав уничтожить их всех. Египетское войско настигло израильтян у моря возле Воол-Цефона. Моисей не был удивлён появлением войска, так как знал коварство фараонов. Но как фараон мог узнать их маршрут? Он специально повёл народ к востоку, в пустыню Синай, соединяющую Египет с Едомом, по длинному пути. Очевидно, фараон послал за ними соглядатаев и они донесли ему о пути следования израильтян.
Сирбонское озеро отделено от моря узкой полосой земли. Озеро глубокое и иногда его воды покрываются тонким слоем песка. Этот узкий сухопутный проход при избыточной тяжести погружается в воду. Именно в этом месте египтяне настигли израильтян. И те и другие, застигнутые ночным мраком, решили дождаться утра. Моисей, проявив военную хитрость, перевёл израильтян через озеро ночью, во время отлива воды, когда образовался проход. Преследователи, обнаружив утром израильтян на другом берегу, бросились вдогонку и стали переходить озеро по зыбучим пескам, покрывающим озеро. Вступив в этот узкий проход вместе с колесницами, египтяне превысили тяжесть, которую могли выдержать пески и пошли на дно. Паника, поднявшаяся в стане египтян, ещё больше усилила неразбериху и в результате в живых остались только те, кто не успел стать на зыбучие пески.
Израильтяне были ошеломлены увиденным, но затем волна радостного возбуждения овладела ими. Они увидели в этом эпизоде руку Божию. Моисей отвёл их вглубь пустыни, где они принесли жертву Богу, отпраздновав своё освобождение. Моисей обратился к народу через Аарона:
--Вы видели какое чудо сотворил Бог. Он услышал вас и сотворил милость. Когда отдельный человек просит Его о какой-либо милости, например, больной о здоровье, а врач о продо- лжении болезни, крестьянин о снижении налогов, а писец о ещё большем увеличении их, раб о свободе, а надсмотрщик о ещё большем закабалении, воины о победе друг над другом—эти противоречивые молитвы сталкиваются и не доходят до Бога. Вы же молились Богу об одном, молились все, как один человек, как народ и Он услышал вас. Вы поверили в Него, в Бога справедливости и добра и Он услышал вас. Благодарите Его всегда: за жизнь, за свободу, за пищу, за воду—и Он всегда будет с вами. Он—ваш Бог, а вы—Его народ. Народ, который выбрал Его, единственного. Возблагодарим же Господа, Бога нашего и совершим Ему служение, как Он и призывал меня за исход из Египта.
Совершив жертвоприношение, Моисей повёл израильтян от Чермного моря в пустыню Сур, к городу Елим, где они нашли воду и финиковые деревья. Моисей сделал здесь привал и привёл в исполнение Завет с Богом. Сначала были обрезаны половина мужчин, а колено Иуды охраняло их, так как были обрезаны, когда  выздоровела первая половина, была обрезана вторая половина мужского населения. Этим Моисей обезопасил народ от внешнего нападения.
Моисей понимал, что мирным путём не удастся завоевать Ханаан. Аарон и Иуда были правой рукой Моисея, но они не были сведущи в военном деле. Моисей сам проводил обучение израильтян и одновремённо присматривался к молодёжи, выбирая наиболее способных и назначал их командирами групп. Его внимание своими способностями привлек Иисус Навин и вскоре он поставил его во главе израильского войска. Присматривать за Иисусом Моисей поручил Иуде. С тех пор колена Иуды и Вениамина стали как братья и не расставались никогда. Боевое крещение израильтяне получили отражая нападение Амалека. Иисус проявил себя умелым военноначальником, Амалек был разбит и Моисей был доволен, что не ошибся в своём выборе. Воодушевлённые израильтяне потребовали от Моисея похода на Ханаан, но он решительно воспротивился этому. Моисей, как знаток военного дела,  видел их неорганизованность и замкнутость по родам. Его мечтой было сплочение родов, объединение их на основе всеобщего символа и, таким образом, создание единого народа.
Возле горы Синай, где израильтяне сделали привал, Моисей, как посредник между Богом и народом, взошёл на гору по наущению свыше, получил Закон и объявил его народу. После клятвы о соблюдении Закона, Моисей совершил жертвоприношение.  Он окропил половиной крови жертвенного животного алтарь, а второй половиной—народ.
--Вот кровь Завета,--произнёс он слова клятвы,--который Господь Бог заключил с вами во всех делах.
Моисей назначил Аарона первосвященником, а всех левитов обязал соблюдать только священнический сан. Пришлось Моисею вспомнить и некоторые жреческие тайны. Он привёл старейшин родов на гору Синай, где они сподобились лицезреть Бога и по Его милости остались живы. Здесь же Моисей продиктовал десять заповедей, малую и большую книгу Завета. Законы содержали в себе все известные ближневосточные элементы права. Главной целью этих законов было становление народа израильтян, как нации.
В книги Завета Моисей вложил все свои знания о жреческой касте, но был внесён и новый элемент: ковчег содержал скрижали, запечатлевшие Закон, полученный от Бога. Ковчег был установлен в скинии, где совершалась регулярная служба, как в египетских храмах.
Десять заповедей являются сердцем Завета. Их концепция равенства всех перед законом, явилась новшеством по сравнению с писанными законами шумеров и законами Хаммурапи. Моисей не скопировал египетские законы, потому что египтяне вообще не имели писанных законов. Десять заповедей содержат три категории законов: отношение человека с человеком; отношение человека с государством и отношения человека с Богом. Первые четыре заповеди являлись религиозными и предназначались  только для израильтян, как носителей Завета с Богом. Последние шесть—носили универсальный характер и предназначены были для создания правовых основ государства.
Законы морали были не новы на Ближнем Востоке, но у  горы Синай Бог объявил, что мораль есть Его воля, основа Его Закона и это придало морали новый авторитет. Второй важнейшей особенностью явилось то, что этика Завета была дана Богом не одному человеку, а народу, нации и потому через Завет израильтяне становились нацией, а мораль перестала быть частным делом.
Законы Моисея заложили основу отделения религии от светской жизни. На священнослужителей возлагалась обязанность следить, чтобы руководители держались в рамках Закона. Законы Моисея изменили не только судьбу израильтян Во многом этому, конечно, способствовала и первобытная атмосфера пустыни. Были отброшены старые языческие формы, а новые формы стали пробивать себе дорогу, в основном, среди молодежи. Израильтяне не были кочевым племенем, они с трудом переносили скитания по пустыне. Они мечтали о своей земле и теперь эта мечта приобретала новую форму: израильтяне решили посвятить Ханаан Богу.
Первые попытки проникнуть в Ханаан оказались неудачными. Удручённые этими неудачами израильтяне подняли бунт против Моисея, но на его стороне было колено Иуды, колено Вениамина, войско и вся молодежь. Моисей жестоко расправился с бунтовщиками, уничтожив около трёх тысяч человек. Народ отрезвел после жестокого урока и вновь доверил свою судьбу Моисею. Моисей разделил израильтян на роды, к которым каждый принадлежал с давних времён, пересчитал, отделил юношей и мужчин от двадцати до сорока лет и создал из них постоянное войско. Старейшины следили за исполнением членами своего рода воинского долга. Род левитов был освобождён от воинской повинности и выполнял обязанности по охране скинии и Ковчега. Все двенадцать родов были восстановлены и род Иуды вновь занял главенствующее положение, благодаря своей многочисленности.
Для Моисея это были тяжёлые времена. Почти весь скот был съеден и люди, напуганные предстоящим голодом, роптали всё громче и громче. Моисей даже хотел сменить старейшин, но не пошёл на эту крайнюю меру. Чтобы занять людей, Моисей всё время менял стоянки, изредка нападал на маленькие города и селения. Этим он обеспечивал народ пищей, а молодежь приобретала боевой опыт. Во второй раз Моисей попробовал прорваться в Ханаан возле Кадеша, но израильтяне потерпели поражение и потеряли 14 тысяч человек.
--Это наш Бог препятствует победе над Ханааном,--воскликнул Моисей,--за то, что я не наказал сурово за изготовление золотых тельцов.
Это произошло незадолго до второй попытки проникновения в Ханаан. Некоторая часть израильтян, разуверившись в благоприятном исходе завоевания Ханаана, решила вернуться к идолопоклонству. Моисей покарал их, но не умертвил, как того требовали остальные израильтяне. И вот теперь он считал, что за этот грех Бог не допускает их в Ханаан. Иисус Навин продолжал обучение войска, а Моисей приносил жертвы и молился в скинии. Как известно, любой труд приносит плоды и, наконец, пришла победа к израильтянам. В очередной попытке они разбили ханаанского царя Арада, живущего на юге и эта победа воодушевила народ. Последовали удачные сражения с аморейским царём Сигоном, васанским царём Огом.                Поселившись в аморейской земле, израильтяне начали перенимать обычаи амореев. Снова начали появляться идолы и Моисей увёл народ поближе к пустыне, на равнину в земле Моав, напротив Иериехона. Там он покарал тех, кто предался поклонению идолам, а Иисус Навин возобновил обучение. Потянулись месяцы учёбы и ожидания.
Моисей был уже стар, а молодёжь рвалась в бой за землю, которую обещал Бог и Моисей. Он охлаждал пыл нетерпеливых, понимая, что израильтяне ещё не готовы к сражениям. Однако сопротивление их нарастало и Моисей чувствовал, что больше не сможет сдержать их порыва. Миссия его на земле заканчивалась и он знал об этом. Моисей даровал народу Закон, который его сплотил, подготовил войско и воспитал молодёжь в поклонении Богу.  У войска был надёжный военноначальник Иисус Навин и молодёжь была готова взять судьбу народа в свои руки. Всё это Моисей отлично видел и понимал и потому не удивился, когда к нему в шатёр пришёл Иисус Навин с Иудой и высказали требование молодёжи:
--Моисей! Мы готовы к захвату Ханаана, Бог на нашей стороне, а ты всё время удерживаешь нас. Народ может потерять веру, воинственный пыл и мы никогда не войдём в Ханаан. Сейчас самый благоприятный момент. Цари Ханаана разъобщены и при нашем нападении они не успеют создать союза. И первым должен пасть Иериехион.
--Да, я стар,--ответил Моисей,--и не войду в землю, которую предназначил нам Бог. Я видел эту землю и хоть там не текут молочные реки, это замечательная земля. Мне тяжело и обидно, но на всё воля Божия. Ты говоришь, что все ждут сражения? Это хорошо, но меня волнует другое. Достаточно ли твёрдо укрепился народ в вере? Не забудет ли он своего Бога после победы и жизни среди язычников?
--Нет, не забудет,--Иисус поднял руки вверх,--призывая Бога в свидетели, я ручаюсь тебе, что приложу все силы и с Божией помощью не допущу этого. Я буду беспощадно карать отступников, ради веры во Всевышнего. Со мной левиты, служители Бога и род Иуды, получивший Божье благославление. Мы справимся и ты можешь быть спокоен.
--Будь по твоему, Иисус!.—Моисей замолчал, слеза скатилась  по его старческим слезам. Он сознавал, что это прощание со всем, что связывало его и народ.—Я не буду вас задерживать и мешать. Моя миссия на земле закончена. Позови ко мне старейшин.
Иисус с Иудой вышели из шатра, созвали старейшин родов, а также первосвященника Елеазара, сына Аарона и они вошли к Моисею.
--Я уже стар,--обратился к ним Моисей,--и Господь не даёт мне возможности войти в Ханаан. Но Бог наш пойдёт с вами и истребит все народы в земле Ханаан. Вы поступите с ними по законам, которые я передал вам от имени Бога. Ты, Елеазар, поручи левитам через каждые семь лет читать Закон перед всем народом, чтобы не забывал народ своего Бога. Призываю в свидетели небо и землю, я раб Божий Моисей, заклинаю вас именем Божьим, никогда не поклоняться другим богам, ибо не минёт вас Его кара и постигнут вас бедствия и скорби. Запомните мои слова и завещайте их детям и детям детей своих.
Я назначаю по воле Божией, своим наследником Иисуса Навина. Иисус поведёт вас в Ханаан. Будь твёрд и мужественен, Иисус. Господь Бог не отступится от тебя и не оставит народ. Нет подобного Богу Израилеву, который по небесам пронесётся на помощь всем коленам израильтян. Все равны перед Ним, но благославление Его на род Иуды. Да будет Иуда верным защитником всех колен Израилевых. Господь Бог будет твоим помощником против врагов твоих, Иуда. Будешь ты жить вечно, чтобы не угасло наследие Бога на земле. Тебя восславят народы и преклоняться перед могучей рукой твоей.
--Прощай Иисус! Прощайте, старейшины! Прощайте, левиты! Идите к народу. Я благославляю вас на победу и Бог всегда будет с вами. 
Иисус и старейшины вышли к народу, который ждал их, чтобы узнать завещание Моисея. Старейшины пересказали завещание Моисея и Иисус приказал готовится к завтрашнему походу. Народ разошёлся по шатрам. Штурм Иериехона был предрешён. Утром Иисус построил войско и вошёл в шатёр к Моисею, чтобы получить последние наставления. Шатёр был пуст. Иисус окликнул Моисея, но ответом ему была тишина. Иисус опустил голову и заплакал, он понял, что никогда уже не увидит Моисея. Он вышел из шатра и твёрдым голосом произнёс:
--Моисей благословил нас и сейчас молится Богу о нашей победе. Будем навеки благодарны ему и не посрамим его имени в бою.
Израильтяне выступили навстречу своей победе и бессмертию. Никто никогда не узнал времени и места погребения Моисея. Никогда не было больше у евреев пророка, который бы разговаривал с Богом лицом к лицу.

               
















                Г Л А В А  5

Отсутствие главы государства препятствовало развитию устойчивой власти. Институт судей способствовал распространению религиозного духа, но не был способен оградить страну от нашествий. К тому же племена-колена не всегда ладили между собой и дело доходило даже до гражданской войны. Изменение образа жизни потребовали и изменения системы власти. Филистимляне покорили израильтян, благодаря организации и высокоразвитой военной технике. Израильтяне, сплачивающиеся только тогда, когда появлялся Божий человек, не могли противостоять филистимлянам. Требования установления нового порядка раздавались со всех сторон, но особенно настойчивым было колено Иуды.
Институт Судей вскоре достиг своего пика и не всегда выполнял своих первоначальных функций. Воспользовавшись очередной разъобщённостью израильтян, филистимляне покорили все племена и захватили всю территорию. Судьёй в это время был Самсон-назорей. Он обладал сверхчеловеческой силой, с голыми руками выходил против льва и побеждал его. Но как политик и боговдохновлённый человек не пользовался среди народа авторитетом. Самсон набрал себе дружину из молодых парней и открыто ходил по владениям филистимлян, полагаясь на свою силу.
Ослеплённый ревностью и уязвлённый предательством жены-филистимлянки, бросившей его, Самсон отправился с дружиной в Аскалон, перебил много мирных жителей и забрал их имущество. Такое варварство и злодеяние не могло остаться безнаказанным. Филистимляне потребовали выдачи Самсона у жителей Цоры, но Самсон, испугавшись мести филистимлян бежал в ущелье скалы Етам, что расположена в Иудее. Филистимляне осадили убежище Самсона, а попутно разоряли города и селения Иудеи и грабили жителей. Самсон и его дружина надеялись, что иудеи начнут войну за освобождение, а потом к ним примкнут и остальные колена израильтян. Но иудеи не были готовы к войне с филистимлянами.                Колено Иуды, вобравшее в себя Вениамина и часть Симеона, платило дань филистимлянскому городу Газа. В отличие от других колен иудеи многое переняли у филистимлян: ковали железо, торговали ме¬дью, занимались земледелием. Приняв закон Моисея, легенду о выходе из Египта, иудеи держались всё-таки на некотором расстоянии от других колен израильтян. Если другие колена перенимали языческие обряды, то иудеи, переняв всё лучшее от филистимлян, оставались верны своей вере. Как сами они говорили  »мы не умеем забывать, не хотим отказываться, впиваемся когтями в то, что было вчера и подавай нам то же на завтра».               
Вера их в Бога, Патриархов была стойкой и непоколебимой. Иудеи не были готовы к войне, прекрасно осознавая что израиль¬тяне разъобщены и не придут к ним на помощь. Поэтому в ущелье к Самсону пришёл старейшина иудеев. Он был встречен с почтением, полагающимся ему, как представителю могущественного колена. После молитвы и взаимных приветствий, все уселись вокруг старейшины.
---Самсон!--начал свою речь старейшина,--ты разве не знаешь, что филистимляне берут с нас дань и они сильнее нас сейчас.Ты-Судья, назорей и что же ты делаешь со своим народом. Филистимляне в ответ на твоё разбойство уже грабят наши города и могут увести мужчин в рабство.
--Я надеялся на вашу помощь. Ведь Иуда самое могущественное колено и нам пора освободиться из-под власти филистимлян.
--Послушай меня внимательно, Самсон,--старейшина удобнее расположился на шкуре и положил рядом свой посох,--все наши легенды го¬ворят о том, что Иуда ради сохранения колена и веры в Бога может пойти на всё. Если перед Иудой возникнет вопрос: ради жизни и веры выдать своего старейшину или исчезнуть со своим вождём, то выбор будет единственный--выдать старейшину. Сейчас не время войны. Иуда не трус, но Иуда должен жить, потому что в душе его затаён замысел Божий. Этот замысел таков, какого нет в других коленах израилевых. И ради этого, непонятного для других замысла, Иуда пойдет на раздор и с отцом, и с братом, и с Богом. Ради этого Иуда должен хитрить, врать и предавать даже своего лучшего и мудрейшего. Ради этого Иуда  должен преодолеть невыносимые муки. Ты не знаешь этого, а мы храним память о Патриархах. Авраам, отец наш, совершил три предательства: старшего сына  Измаила бросил в пустыне, второго сына хотел воздвигнуть на костёр, жену Сарру отдал язычникам и всё это для того чтобы выжить, не погибнуть. Для чего? Потому что Иегова, Бог наш, заключил с ним союз и дал замысел. И через цепь поколений, по Божьему повелению и предсказаниям пророков, Иуда и только Иуда должен сохранить эту древнейшую заповедь .Ради неё Иуда может продать всех и ради неё же Иуда должен жить, какой бы то ни было ценой. Даже ценой предательства и войны с коленами израилевыми.
--Я понял тебя, старик, но вы меня не убьёте? Поклянись мне в этом!
---Я Клянусь тебе в этом, Самсон. Мы свяжем вас и отдадим филистимлянам. Мы свяжем вас так, что когда вы покинете пределы Иуды, Бог отцов наших, поможет тебе и верёвки на вас лопнут, как перегоревший лён. И ты, и твоя дружина, а я дам в помощь тебе своих людей, сможете сразиться с филистимлянами на их земле.
--Хорошо, старик. Мы согласны. Послушай и меня, ибо не только вы, иудеи знаете о завете Бога нашего. Будут народы, вылепленные из мрамора, которые невозможно склонить ни в ту ни в другую сторону. Но вас, иудеев, господь вылепил из глины и хрупкой соломы, а из этого получается кирпич. Твоими устами Иуда будет вечно говорить «куст неопалимый» и лестница «от неба и до земли». Это и есть Завет вам от Господа Бога нашего, вовеки веков. И не мне, назорею нарушать эту заповедь.               
Старейшина ушёл за людьми, вернулся с ними и связав Самсона, вместе с дружиной, а также частью иудеев, отвели их к филистимлянам.  Встретили они Самсона и его людей бранью и насмешками. Они окружили пленников и повели в Фимнафу. Когда отряд и пленники вышли за пределы Иудеи, веревки на пленниках ослабли и они без труда освободились от веревок. Самсон схватил ослинную челюсть, валявшуюся невдалеке и бросился на филистимлян. Неожидавшие чудесного освобождения филистимляне вначале не ока¬зывали сопротивления, но придя в себя, организовались и завязалась упорная и жестокая битва. Самсон с остатками дружины оторвался от филистимлян и ушёл в Цору, город своего колена.
Израильское царство было творением судей-пророков. Последний из них был Самуил. Народ обратился к нему с требованием выбрать царя, но он отказался. Однако Самуил не смог выстоять перед всем наро¬дом и помазал на царство Саула. Израильская монархия возникла как на¬циональное явление, захватившее все племена. Если у язычников царь олицетворял в себе и религию, и государство, то евреи никогда не считали, что царь ведёт свою родословную от Бога. Царь у евреев должен был нести ответственность перед законом, как обычный гражданин. Саул, по своему положению, ещё был судьёй-пророком, вдохновляемый Божьим даром перед битвой и, поэтому, царём был номинальным. Подобно судьям Саул не играл особой культовой роли, контакт с Богом был обусловлен божественным духом, нисходящим на него. Царь для израильтян являлся помазаником Божим, но не Его сыном. Среди пророческих грехов Израиля ни разу не был упомянут грех обожествления жи¬вых или мертвых царей.               
Саул--большой ревнитель Бога истребляет колдунов и заклинатилей, ведёт войны, пророчествует, однако не может сплотить народ. Колена Иуды и Вениамина не признают Саула царём и не выделяют людей в его войско. Они признавали Саула как пророка, но не как царя.    
Как утверждает Тора Бог отвернулся от Саула. Причиной отвержения Саула было его самоволие, отказ повиноваться пророку Самуилу. Напрасно царь ссылался на жертвы, которыми он хотел умилостивить Господа.
--Неужели всесожжения и жертвы,--говорит Самуил, -- столько же приятны Господу, как послушание гласу Господа? Послушание лучше жертвы и повиновение лучше тука овнов. Ибо непокорность есть такой же грех, как волшебство, и противление--то же, что идолопоклонство. За то, что ты отверг слово Господа, и Он отверг тебя, чтобы ты не был царём.
Вместо Саула пророк избирает другого. Человек этот указан Самим Богом. Это не воин, не прославленный полководец, а никому не известный юноша из Вифлеема иудейского. Из сыновей Иессея из рода Иуды Самуилу кажется более подходящим старший, но Господь судит иначе: «Не смотри на вид его и на высоту роста его... ибо человек смотрит на лице, а Господь смотрит на сердце». Избранником оказывается самый младший--пастух Давид. Так с самого начала не земные соображения, а высшая воля указывает путь будущему помазаннику.
Избрание вифлеемского пастуха Самуил хранил в тайне, опасаясь мести Саула. Впервые получил известность Давид в битве с филистимлянами. Описание единоборства призвано показать, что Давид побеждает не силой оружия, а упованием на Бога. Он отказывается от доспехов и выходит против вражеского богатыря с одной пастушеской пращой. На глумления филистимлянина он отвечает: «Ты идешь против меня с мечом и копьем и щитом, а я иду против тебя во имя Господа Саваофа, Бога воинств израильских, которых ты поносил». Давид поражает великана пращой и отрубает ему голову его собственным мечом.
Саул впервые знакомится с Давидом после его единоборства. Он приглашает Давида ко двору. Юноша должен своей игрой на арфе  успокаивать тяжкие приступы меланхолии, которые стали мучить царя. После разрыва с Самуилом Саул терзается мрачными мыслями и временами им овладевает безумие. Говоря, что царю послан «злой дух от Господа», Самуил подчеркивает, что в мире нет иной высшей силы, кроме Творца, и что даже болезни попускаются Им.
Давид пленяет всех в окружении царя. Сын Саула Ионафан заключает с ним союз вечной дружбы, дочь Саула Мелхола  выходит за него замуж. Давид оказывается не только талантливым музыкантом и певцом, но и одаренным полководцем. Царь дает ему военные поручения, ставит его во главе отрядов, и Давид неизменно одерживает победы. Постепенно в душу Саула закрадываются ревнивые подозрения. Триумф, с которым встречает народ нового победителя, настораживает царя. Не стремится ли его зять завладеть престолом? Но Давид не мог помышлять об этом. Одной горячей привязанности к Ионафану было достаточно, чтобы Давид отклонял от себя такую мысль. Все совершается как бы помимо его воли.
После нескольких попыток царя убить Давида тот вынужден бежать. Ему помогают Ионафан и Мелхола, навлекая на себя гнев отца. Гонимый скрывается в Одолломе, где вокруг него образуется мятежная «вольница», состоящая из недовольных и угнетенных. Со своим отрядом Давид нападает на филистимлян и наносит им поражение. Саул же, забыв о борьбе с врагами, начинает изнурительную погоню за мнимым соперником. Несколько раз царь оказывается в руках Давида, но тот не причиняет ему зла, надеясь на примирение. Однако желание умертвить Давида овладевает Саулом с силой мании. Великодушие Давида не может его поколебать.
Видя это, Давид со своими людьми вынужден пойти на унизительный шаг: просить убежища у врагов. Филистимский царь Анхус, правитель Гефа, с радостью принимает Давида в качестве вассала и отдает ему город Секелаг. Оттуда Давид совершает походы против амаликитян и поддерживает связи с иудейским коленом, из которого был родом.
Около 1010 года филистимляне начинают массированное наступление на Израиль. Перед битвой Саул, тревожимый зловещими предчувствиями, идет к заклинательнице и вызывает дух Самуила. Ответ, данный через заклинательницу, ясен: Саул будет убит. Действительно, сражение он полностью проигрывает. Ионафан убит, и сам царь, не желая попасть в плен, кончает с собой. Отныне филистимляне оказываются полными хозяевами страны. Весть о смерти Саула и Ионафана глубоко потрясла Давида. Старые распри были забыты. Песнь на смерть героев, которую сложил Давид,--лучший образец светской израильской поэзии показывает, что Давид умел любить и прощать.
Но победа филистимлян не позволяет Давиду бездействовать. Повинуясь Божиему гласу, он идет в Хеврон, где «мужи Иудины» провозглашают его своим царем. Южная часть страны таким образом обособляется от северной, где правит больной и слабоумный сын Саула. Семь лет филистимляне с радостью следят за расколом вассального царства. В конце концов Давид становится «царем над всем Израилем» Старейшины народа принимают его как богоизбранного вождя. В это время ему было тридцать лет.
Филистимляне, боясь усиления Израиля, немедленно начинают военные действия против Давида. Но он наносит им ряд поражений, после которых они никогда больше не смогут оправиться. Их колония останется небольшим островком в Палестине и постепенно растворится среди окружающего населения. Внешнеполитическая обстановка на Востоке благоприятствовала Давиду. Соседние великие державы переживали в то время полосу упадка, а Ассирия была занята борьбою с арамеями. Это позволило израильскому царю создать собственную небольшую империю. Она включала, кроме Израиля и Иудеи, земли Моава, Аммона, Едома и Сирии. Сам царь именовал себя «главою над иноплеменниками».
В связи с этим укрепляются контакты израильтян с ханаанским населением: Давид выполняет требования жителей Гаваона--выдать им их врагов из дома Саулова. Однако Библия говорит о завоеваниях и светских успехах Давида очень скупо. Для нее на первом месте стоит не политическая история, а «царство Давидово» как прообраз мессианской эры. Она уделяет особое внимание основанию новой столицы. Давид устроил ее не на территории одного из колен, а выбрал пограничный город Иерусалим. Его главная крепость Сион находилась в руках ханаанского племени иевусеев. Иевусеи не желали добровольно подчиниться Давиду. Существовало поверие, что Сион никто не в силах взять приступом; даже слепые и хромые смогут отогнать врагов от его стен. Тем не менее Давиду удалось захватить цитадель, и около 1000 года он провозглашает Иерусалим своей столицей.
Кроме того, Давид решил сделать Иерусалим религиозным центром Израиля. Для этого он велел перенести туда Ковчег Завета и сам--в священной пляске--возглавил торжественную процессию. Отныне Слава Ягве, сопровождавшая народ Божий в пустыне, будет пребывать в граде Давидовом.
С тех пор как был разрушен храм в Силоме, Ковчег находился в частных домах или в шатре. Давид задумал воздвигнуть для него новый Храм, «Дом Божий». Пророк Нафан, духовный наставник царя, сначала одобрил этот замысел, но потом получил откровение, что Давид, проливший слишком много крови в войнах, недостоин быть строителем Храма и честь эта уготована его сыну.
Мессианская вера Ветхого Завета формировалась при сопоставлении реальной истории и идеала помазанника. Через помазанника-царя,  осуществляется на земле Божия правда и сила,--сила и слава Израиля; он праведен, благочестив и могуществен по своему сану и званию. И чем более выказывается несоответствие отдельных царей этому помазанию... тем более идеальное значение получает образ «истинного» Мессии, освободителя народа, царя правды и мира, которого ожидают все плененные и угнетенные, все плачущие и обиженные, вдовы и сироты, притесняемые сильными, верные, томящиеся под игом язычников.
Поступок Давида, который отнял жену у своего военачальника, отправив его на верную смерть, прошел бы незамеченным для любого летописца Востока. Такие вещи считались нормой. Но библейский взгляд совершенно иной: о грехе Давида повествуется куда подробнее, чем о его победах. Нравственное падение помазанника есть измена заветам Божиим. Он обязан помнить, что истинная власть принадлежит Сущему, Который сурово судит за грех.
И Давид сознает это. Он смиренно выслушивает обличение пророка Нафана, а смерть сына и все дальнейшие бедствия принимает как заслуженную кару.
Пусть Давид разделял многие представления своей эпохи, пусть он не всегда мог устоять перед искушениями, но он возвещал о Боге правды--Отце слабых и угнетенных, о Боге, Который требует милосердия и истины. Бог являет Себя в грозных знамениях, но Он не отдаляется от человека: подлинная молитва всегда достигает Его престола.
Политические усилия Давида увенчались успехом. Менее чем за десять лет после смерти Саула весь Израиль объединился вокруг Давида, который начал свое правление в маленьком Иудейском царстве.
Царствование Соломона вошло в историю Израиля как период мира и благополучия. Давид утвердил царство, и теперь Соломон мог пожинать плоды трудов своего отца.
Кроме строительства храма, которое относится к первому десятилетию его царствования, и строительства дворца, завершенного тринадцать лет спустя, Библия приводит мало сведений, которые можно было бы положить в основание хронологического анализа правления Соломона.
Восхождение Соломона на престол своего отца не было беспрепятственным. До тех пор пока Соломон не был всенародно коронован, его брат Адония тоже притязал на престол Давида. В известном смысле, он имел на это право. Амнон и Авессалом были убиты. Второго по старшинству сына Давида, Далуии, не было, по-видимому, в живых, так как о нем нет упоминаний. Адония был следующим по порядку претендентом на престол. Свойственная Давиду слабость в семейных делах проявилась в отсутствии дисциплины в его семье. Как видно, Адония не уважал Богом данное обетование, что Соломону надлежит стать наследником престола Давида. Адония собрал пятьдесят приверженцев с конями и самозвано провозгласил себя царем. Когда весть о торжественном собрании достигла дворца, Давид распорядился, чтобы его сын Соломон был отправлен на царском муле в Иерусалим. Здесь, на виду почти всего тогдашнего Иерусалима, Садок помазал Соломона на царство и таким образом всенародно объявил его царем Израиля.
Соломон рано стал царем Израиля. Во всяком случае, ему было меньше тридцати лет, а скорее всего, лет двадцать. Ощущая нужду в мудрости свыше, он собрал израильтян в Гаваоне, где находились скиния и медный жертвенник, и принес великую жертву из тысячи всесожжении. Во сне он получил от Бога заверение, что его просьба о мудрости будет удовлетворена. В придачу к мудрости Бог даст ему также богатство, славу и долголетие при условии послушания Ему.
Самым важным в обширной строительной программе Соломона было строительство храма. Работы по строительству храма были тщательно организованы. Храм был по площади в два раза больше скинии Моисея. Так как храм был капитальным зданием, то он отличался более тщательной планировкой, был просторнее, окружен дополнительными пристройками и имел вокруг более обширный двор. Сам храм стоял фасадом к востоку с притвором или входом глубиной 4,5 м во всю ширину фасада.
Поскольку строительство храма было завершено в восьмом месяце 11 года, весьма вероятно, что церемония освящения происходила в седьмом месяце 12 года, а не за месяц до окончания строительства. Это дало бы достаточно времени для тщательной подготовки к такому великому историческому событию. На столь важном торжестве в лице старейшин и вождей был представлен весь Израиль.
Соломон был главным лицом на этих церемониях. И его положение в этих церемониях как царя Израиля было уникальным. По завету все израильтяне были Божьими слугами  и рассматривались как царство священников Бога. На протяжении служения освящения Соломон берет на себя роль Божьего слуги, представляя народ, избранный Богом быть Его собственным народом. Такое общение с Богом было доступно пророкам, священникам, а также всему народу Божьему и его царю в силу подлинного признания Богом их избраннического достоинства. В этой роли Соломон возносил молитву, произносил освятительную речь и совершал богослужение во время жертвоприношения.
В религиозной жизни Израиля освящение храма было самым значительным событием после того, что произошло на Синае. Внезапное превращение из порабощенной нации в Египте в независимый народ в пустыне было важным проявлением Божьей силы для блага Его народа. В этот период была воздвигнута скиния, чтобы помочь им признать Бога и служить Ему. Теперь при Соломоне был воздвигнут храм. Этим узаконивалось не только основание престола Давида в Израиле, но и его упрочение на столетия.
За свое богатство и процветание страны царь Соломон заслужил международное уважение и признание, а его богатство еще умножалось и за счет подарков от правителей ближних и дальних народов. В ответ на свою молитву в начале царствования он получил мудрость, так что люди из других стран приезжали послушать его притчи, его песни и его речи на разные темы.
Последний период царствования Соломона трагичен. Царь Израиля достиг зенита успеха и мудрости, богатства, известности и международного признания по благословению Божьему. Но почему он так бесславно закончил свое сорокалетнее царствование, останется навсегда загадкой. Соломон, игравший главную роль при освящении храма, отошел от чистосердечной преданности Богу, как это сделал в свое время Израиль в пустыне после построения скинии. Тем самым Соломон нарушил самую первую заповедь, допустив поклонение идолам в Иерусалиме.
Соломон не только проявил терпимость к идолопоклонству, но и сам поклонялся Ашторет, финикийской богине плодородия, которая у греков известна под именем Астарта, а у жителей Вавилона как Иштар. Для поклонения Милхому, или Молоху, аммонитскому божеству, и Хамосу, богу моавитян, Соломон устроил высоты на горе восточнее Иерусалима. Эти высоты просуществовали в течение трех с половиной веков и оскверняли соседствовавший с ними Иерусалимский храм до дней Иосии. Он также соорудил жертвенники другим чуждым божествам, не названным по именам.
Дело обернулось так, что один из собственных доверенных людей Соломона Иеровоам, сын Наватов, оказался причиной раздора в Израиле. Будучи весьма способным человеком, он был поставлен начальником над рабочими, используемыми в принудительном труде при восстановлении и ремонте стен Иерусалима. Он использовал эту возможность для личной политической выгоды и приобрел себе последователей. Однажды пророк Ахия встретил его, взял его новую одежду, разорвал ее на двенадцать частей и дал ему десять из них. Этим символическим жестом он показал Иеровоаму, что царство Соломона будет разделено так, что два колена останется для династии Давида, а Иеровоам будет царствовать над остальными десятью. Иеровоам получил заверение, что его царство будет так же прочно устроено, как и царство Давида, при условии его чистосердечного послушания Богу.
По-видимому, Иеровоам не хотел дожидаться исполнения всего этого, а сразу же проявил какое-то неповиновение царю. Иеровоам бежал в Египет, где нашел убежище у Сусакима до самой смерти Соломона. Хотя царство устояло и не было разделено при жизни Соломона, ему пришлось пережить страхи перед мятежом и разделением царства. В результате его непослушания Богу мир и общее благополучие всего царства оказались под угрозой.
 

               





                Г Л А В А  6 

Иеровоам после смерти Соломона прибыл в Шхем и стал руководителем заговора против Рехавама. Руководители израильских округов,выслушав притязания Ревахама на ещё большее увеличение налогов, отвергли его, изгнали из пре¬делов Израиля и избрали царём Израиля Иеровоама. Рехавам остался царём только Иудеи. Рехавам не смирился с таким положением,собрал войско и напал на Израиль, о был разбит.Та холодная спайка, которой были соеденины Иудея и Израиль окончательно разалилась и образовалось два самостоятельных государства. В Иудеи остались два колена: Иуда и Вениамин, а в Израиле—10 колен.
Череда израильских царей, правивших от года до трёх, сменялась долгим правлением. Но мы рассматриваем здесь не историческую составляющую череду царей  Израиля, а  происхождение фамилии, ко ороя без сомнения происходит от колена Иуды. А царей  израильских мы просто перечислим и вернёмся к царству Иудеи.
Итак: Иеровом 1, Нават, Васса, Ила, Замфрий, Амфрий, Ахав, Охозия, Иорам, ииуй, Иохаз, Иоас, Иеровам 2, Захария, Осия.
Последний царь Израиля Осия, был возведен на трон проассирийской партией. В течении девяти лет он платил дань Ассирии, но затем верх взяла антиассирийская группировка и Осия перестал выплачивать дань. Кроме того он послал послов к египетскому фараону для заключения союза. Саргон 2 разбил египтян и приступил к осаде Самарии. В 722 году он овладел городом, заключил Осию в темницу и,разъярённый сопротивлением маленького государства могущественной    империи, изгнал из страны всё население в ассирийские владения и заселил города Израиля выходцами из Вавилона,
Царство просуществовало 200 и вместе с ним канули в Лету и десять израильских колен.   
История Иудее во многом напоминала историю Израиля. Хотя династия Давида удержалась на троне до порабощения Иудеи Вавилоном, иудейский трон был таким же ненадёжным, как и израильский. В начале истории Иудеи, после отделения её от Израиля, государство было покорено Египтом. Египетский фараон Сусаким захватил Иерусалим и  разграбил Храм: всё золото было отправлено в Египет.
Иудея была ослаблена непрекращающейся войной с Израилем при Ровоаме и не смогла противостоять египтянам. Сын Ровоама, Авия царствовал всего три года и после его смерти престол занял Аса. Этот царь был глубоко религиозен, сжёг всех идолов, выгнал из страны отступников и даже свою мать лишил звания царицы за преклонение Астарте.  И в то же время Аса был очень воинственным царём. Он освободился от гнёта египтян, покорил финикийцев, филистимлян, моавитян и сирийцев. Многие завоёванные территории были присоеденены к Иудее.  Это был золотой век Иудеи.                Завоевательные войны продолжались и при наследнике Асы, Иосафате, он заключил мир с Израилем. Покорив Идумею он оставил там своего наместника. Иосафат основал морскую торговлю: корабли везли в разные страны финики, пшеницу и оливковое масло, а возвращались с золотом. Правда не все корабли достигали цели, но это не мешало купцам снаряжать новые и новые караваны. Иосафат вновь украсил Храм золотом и серебром, продолжая религиозную политику отца.
Иорам, сын Иосафата, заключил новый договор с Израилем искрепил его брачным союзом. Он женился на дочери Ахава и Изевел, Аталии. Аталия, воспитанная матерью в духе идолопоклонства, начала отправлять культ Ваала. Это вызвало гнев праведных иудеев и в Иудее, как раньше в Израиле, разожгло религиозную вражду. Аталия не  успокоилась и отравила Иорама. На трон взошел сын Аталии Охазия. Аталия моментально воспользовалась благоприятным моментом и захватила трон. Она приказала убить всех потомков Давида, но случайно уцелел Иехоам, спрятанный своей теткой.
Иудея, как и Израиль, разделилась на два лагеря: стороники Аталии и стороники потомков Давида. К концу шестилетнего правления Аталии против неё был организован заговор. Аталия была умерщвлена и на трон воссел потомок Давида—Иоас.               
Иудея, естественно, не смогла удержать завоёванные территории и покорённые народы один за другим приобрели свободу. Размеры Иудеи сократились до границ царствования Ровоама. Иоас царствовал долго и счастливо. Он прекратил вновь вспыхнувшую войну с Израилем, жил мирно с соседними государствами и проявлял большую заботу о Храме.                Последующие цари снова возобновили войну с Израилем и она продол¬жалась вплоть до завоевания Израиля Ассирией. Воцарившийся Езекия был глубоко религиозным, чем напоминал своего предка Асу. Он положил конец жертвоприношениям на высоких местах, куда стекались для ежедневного моления. Теперь для этих целей служил только Храм.
Езекия даже уничтожил медного змея, сделанного ещё Моисеем, потому что евреи молились ему как идолу. Воевал Езекия тоже удачно: победил филистимлян и захватил Газу. Когда Ассирия начала завоевательные войны, Езекия по совету пророка Исайи, платил дань ассирийцам. Но разве могла Иудея чем-то отличаться от Израиля? Как и там в Иудее образовалось две партии: проегипетская и проассирийская. Проегипетская партия ратовала за союз с Египтом и Сирией. Она одержала победу и был заключён союз. Также как и в битве с Израилем, ассирийский царь сначала разбил Египет и Сирию. И Иудея оказалась один на один с могущественной империей.
Ассирийцы захватили большинство городов Иудеи и осадили Иерусалим. В городе начался голод и евреи готовы были сдаться на милость победителю, но в лагере ассирийцев вспыхнула эпидемия тифа. Сняв осаду, ассирийцы ушли домой. Евреи восприняли это как Божий знак, как чудо, однако, стали пла¬тить дань исправно. В решении этого вопроса основную роль сыграл пророк Исайя.  Исайя был одним из величайших «книжных» пророков Иудеи. Все пророки обращались к народу от имени Бога, подвергая народ беспощадной критике, страдали и погибали за свои идеи. Пророки утверждали, что единый всеобщий Бог открылся только евреям. И пока другие народы служат богам из дерева и камня, Он не может открыться им. Бог не ставит им в вину идолопоклонство, но осуждает лишь за моральные грехи.      
Исайя первым заговорил о Боге, как  универсальном Божестве. Он не только отвергал отправление культа руками грешника, а вообще утверждал, что культ не имеет никакой ценности для Бога. Исайя поднимает мораль на уровень абсолютной религиозной ценности, как нечто Божественное. И даже идёт дальше утверждая, что законы морали должны быть обязательными для всего человечества. Во время осады Иерусалима Исайя воодушевлял жителей пророчествами, что ассирийцы не возьмут город, что Бог не допустит гибели своего народа. И в тоже время, большая часть его пророчеств сводилась к осуждению и предупреждению о наказании.  Он предвидит, что империя язычества отживет свой век, ибо она не знает Бога и не ведает, что является лишь орудием в Его руках. Великий пророк стал и провозвестником всеобщего мира: Бог разрушит укрепления и оружие человека и евреи понесут слово Божие всем народам. Идея, согласно которой монетеизм должен стать достоянием всего человечества, была основной темой всех классических пророков, но первым её высказал Исайя из колена Иуды.
Ассирийцам не удалось взять Иерусалим и Иудея вздохнула свободно, но передышка была недолгой. Смерть Езекии и Исайи усилила проегипетскую партию, но её надежды на союз с Египтом быстро угасли, не успев взойти. На престол был помазан сын Езекии, Манисия. Он  был ставленником проассирийской партии, платил дань Ассирии и жестоко расправился с «египтянами». Близкие контакты с ассирийцами превратили Манассию в язычника. Купив мир, ценой политического и религиозного рабства, Манассия возбудил против себя неистовый гнев народа. Он сокрушил оппозицию, залив Иерусалим кровью, превратил Храм Господа в языческий дом. По мнению евреев это грозило Божест-венным гневом и породило движение духовного поиска примирения с Богом.
Основной идеей проповеди пророка Наума, как и остальных пророков, была тема нравственности и наказания отступников. Он говорил, что отступничество карается уничтожением всех людей и поэтому отступников необходимо судить и вернуть к вере. Его проповеди не были призывом к покаянию, а служили предупреждением о суде Божием. Какое упоительное блаженство, даже экстаз, испытывал он, когда после мучительных, бессонных ночей и дней убеждался в том, что даже то ничтожное, незначительное участие его вносило свою лепту в общее дело преобразования в сознании людей. Это были минуты высшего нравственного наслаждения и он не променял бы эти минуты на годы спокойной жизни.               
Наум проповедовал в Иерусалиме. Он гневно обличал Манассию за идолопоклонство. Наум страдал болями в ногах, но отказывался лежать дома. Вокруг них собралась большая толпа людей. Манассия, не терпящий вольнодумства и инакомыслия, выслал воинов с приказом привести к нему пророка. Разогнав толпу, воины схватили Наума и привели во дворец.               
---Ты подстрекаешь народ к бунту,--грозно промолвил цар.
--Ты ошибаешься, царь. Господь Бог говорит моими устами. Ты нарушаешь повеления Бога и тебе не будет успеха. Не к бунту призываю я народ, а передаю слова Божии о наказании отступников. Ты царь и князья Иерусалимские оставили дом Господа, Бога отцов наших, служите камню и дереву. Господь посылает пророков, но вы не слушаете их увещеваний. Вспомни как спас Исайя Иерусалим от ассирийцев. Его молитвы дошли до Бога и Он сотворил чудо. Вы же глухи к словам Бога. Вы оставили Господа, Бога нашего и Он оставит вас.            
Гнев ударил в голову Манассии. Дерзкие речи пророка напомнили ему слова представителей оппозиции, которых он предал лютой смерти. Манассия схватил Наума за плечи и толкнул стражникам:               
--Покарайте его!
Стражники схватили Наума, отвели в дальний угол и за-били камнями.               
---Всё видит Господь, Бог наш и да взыщет,---были последние слова пророка,---а за душу безвинно убиенного пророка!               
Манассия не сумел погасить недовольства своим правлением, народ оказывал сопротивление и неповиновение ассирийским властям. Опасаясь бунта, ассирийцы ввели войска в Иерусалим, навели порядок  и пленив Манассию, отвезли его в Вавилон. Там он поклялся, что в стране будут всегда порядок и был возвращён в Иерусалим. Ещё много безвинной крови пролил Манассия в Иудее.
На престол взошёл внук Манассии Иосия. К его воцарению сложилась сложная политическая обстановка.   В 612 году пала столица Ассирии Ниневия. В 609 году фараон Нехао  предпринял поход с целью поддержать гибнущую ассирийскую державу в борьбе против растущего могущества вавилонян. Не послушав фараона, Иосия выходит к Мегиддо для того, чтобы преградить путь египтянам, и погибает, будучи смертельно ранен в бою. Его правление продолжалось 31 год.
После гибели Иосии начинается окончательная фаза в истории Иудейского царства, история его падения. Сына Иосии Иоахаза, который не держался благочестивых обычаев отца, через три месяца смещает все тот же фараон Нехо, поставив вместо него другого сына Иосии--Елиакима. В знак своей власти фараон дает ему новое имя Иоаким. Фараон обложил Иудею тяжелой податью, но и царь не отставал от него в том, чтобы притеснять народ. Одиннадцать лет правил он в Иерусалиме, но, как и его брат, совершенно не стремился к тому, чтобы подражать Давиду и своему благочестивому отцу. Проро Иеремия посылает свиток со своими пророчествами Иоакиму, Иоаким берет этот свиток, и по мере прочтения, отрезает ножом куски свитка и бросает в огонь.
Летом 605 года, после победы над египтянами при Кархемисе, Навуходоносор появляется в Иудее, осаждает Иерусалим, и Иоаким покоряется Вавилону. Тогда происходит первое переселение иудеев: заложники из самых знатных семей уводятся в Вавилон. Через несколько лет, встав на сторону Египта, Иоаким отказался платить дань вавилонскому царю Навуходоносору. В результате Иудея подверглась грабительским набегам соседних народов, а через некоторое время и сам Навуходоносор приступил к иудейской столице. В это время Иоаким умер. О его смерти и погребении, против обыкновения, в Священном Писании ничего не говорится. Возможно, он погиб во время осады.
 После смерти Иоакима воцаряется его сын Иехония. Иехония царствует три месяца, продолжая нечестивые традиции отца, после чего пожинает плоды. Навуходоносор осаждает Иерусалим. Когда Иехония сдался, то царь вавилонский поступает довольно жестко. Храм и царские сокровищницы разграблены. Иехония и много других иудеев--князей, начальников, ремесленников уводятся в плен. Происходит это в 597 году. Город с Храмом и остатками населения еще сохранялся, одиннадцать лет продолжалась его агония.
На место Иехонии Навуходоносор поставил его дядю Матфанию, переименовав его в Седекию. Во время его правления Едом, Моав, Аммон и Финикия отложились от Вавилона, вступив в союз с Египтом. Советники Седекии требовали от него того же. Лишь пророк Иеремия убеждал всех не делать этого, обещая за покорность помилование от Бога. Но Седекия, отвергая волю Божию, отложился от Вавилона, и через это подверг Иудею новому нашествию. Это именно агония, потому что  царь Седекия, который во время осады спрашивал Иеремию о том, что делать, получил ответ: «покорись, тогда сохранишь жизнь свою и жизнь оставшихся людей». Царь говорит: «Смотри, не говори никому, так как никто все равно слушать не будет». Иерусалим обречен.
Узнав об измене, союзе с Египтом, Навуходоносор в 588 году до новой эры внезапно появляется в Иудее. После полуторагодовой осады Иерусалим пал. Седекия пытался бежать, но около Иерихона был схвачен. Сыновья были убиты у него на глазах, а сам он был ослеплен и в цепях отведен в Вавилон. Иерусалим вместе с Храмом превратили в обгорелые развалины. Все, что можно было вынести, было захвачено в качестве трофеев. Большая часть иудеев, из тех, кто остался в живых, уведены в плен. В Иудее оставлено лишь небольшое количество земледельцев. В 587 году заканчивается история Иудейского царства как такового.   

Еврейская диаспора, колена Иуды и Вениамина, не воздвигала в Вавилоне алтарей и храмов. Святое место осталось в Иудее, в Иерусалиме, где лежал в развалинах Храм. Не все евреи придерживались этого мнения, но пророки не давали угаснуть надежде на возвращение на родину, где будет возрождён ритуал в Храме. В своём предчувствии пророки не ошиблись. В 539 году до новой эры Вавилония была завоёвана персами, которые возникли казалось бы, ниоткуда. В 560 году Кир стал царём маленького города-государства в центральной части Ближнего Востока. Десять лет спустя он был уже царём Мидии, а в 539 году основателем огромной Персидской империи. Получив в наследство еврейскую проблему, Кир разрешил её своеобразным способом. Стремление вернуться в Иудею вызвало у него сочувствие. Но не любовь к евреям побудила его разрешить им вернуться на родину. В еврейской истории это разрешение рассматривается как чудо, как проявление Божьей милости. Возможно, это и так, но не последнюю роль сыграл экономический фактор: земля Иудеи была пустынна, кроме Иерусалима и его окресностей. Поселить там народ, который хочет освоить землю и будет платить налоги, намного лучше, чем иметь опустошённую землю не приносящую доходов.                Решение Кира не всеми евреями было встречено равнозначно. В Вавилонии евреи приобрели не только богатство и светские манеры, но и увеличились численно. К началу вавилонского плена евреев насчитывалось во всем мире 125 тысяч человек, а к концу плена только в Вавилоне их проживало 150 тысяч.
Заработавшие богатство и завоевавшие положение в обществе евреи понимали, что в Иудее их ожидает нищета, тяжкий и бесконечный труд. Стоило ли уезжать из Вавилона, чтобы начинать всё сначала? Лишь четвёртая часть еврейской диаспоры в основном зелоты и неудачники, воспользовались разрешением Кира с благодарностью. В Иудее их встретила небольшая горстка евреев, уцелевших после трёх походов Навуходоносора. Богатые евреи, оставшиеся в Вавилоне, субсидировали возвращение в Иудею. За первым, массовым исходом, в Иудею потянулась тонкая, но непрекращающаяся струйка возвращенцев.               
Евреи поселились в названной Киром, персидской провинции Иудея. Возглавляли их два потомка Давида Шешбаццар и Зрубавел, которые рассчитывали стать царями, а третим был священник Иуда, мечтавший о сане первосвященника в Иерусалиме. Строительство города  и Храма начал Шешбаццар на второй год после возвращения. Храм восстанавливался на пожертвования и строился медленно. Строительству Храма всячески пытались помешать персы, живущие в Иерусалиме.  Когда они  обратились к Шешбеццару с просьбой о совместном восстановлении Храма, надеясь получить выгоду от поставок материалов, тот отказал им в этом. Им руководил не экономический расчёт, а религиозная убеждённость, что нельзя осквернять Храм языческими руками. Оскорблённые персы писали доносы царю, задерживали доставку стройматериалов, натравливали на евреев вождей соседних народов.               
Кроме строительных работ еврейских лидеров вскоре стала беспокоить и неясная политическая обстановка. Династия Давида ещё не была восстановлена на престоле и Иудея во всех отношениях оставалась персидской колонией. Любой царь, наследник Кира, мог лишить их дарованных привелегий. Не считаясь с мнением персидских царей, евреи провозгласили царём Шешбаццара, создавая этим некую видимость политической независимости. Кир не стал проявлять открытого недовольства, но попроисшествию времени принял свои меры. Персидский намесник в Иерусалиме пригласил Шешбаццара на обед, по случаю дня рождения Кира. Шешбаццар приехал окруженный свитой в раскошных одеждах и золотых украшениях. Он был милостиво принят намесником, который передал ему пожелания персидского царя в скорейшем восстановлении Храма. Во время обеда Шешбаццар выпил за здо¬ровье царя отравленное вино и спустя три дня скончался. Строительство Храма на время было приостановлено.               
Прекращение строительства Храма отодвигало осуществление мечты Иуды. Во главе посольства знатных евреев он приехал к персидскому царю. Обещаниями и подкупом Иуда добился разрешения на возобновление работ. Понимая, чем вызвано отравление Шешбаццара Иуда даже не заводил разговора о восстановлении царской власти. Персы не желали восстановления династии Давида на престоле, понимая что это будет способствовать национальному объединению и началу освобождения Иудеи. В свою очередь персы дали понять Иуде, что они не против восстановления должности первосвященника.                Мечта Иуды сбылась. На его голову была возложена корона из золота и серебра и он был провозглашён первосвященником, а заодно и правителем провинции Иудея.
Коронация Иуды придавала Иудее некоторую форму самоуправления, приемлимую для персов. Зрубавел тем временем восстанавливал Храм и в 516 году строительство было завершено. Храм был восстановлен, но город лежал ещё в развалинах и Зрубавел принялся за строительство Иерусалима. Не хватало средств, строительных материалов, людских ресурсов и  Зрубавел ограничился строительством, без обязательных для того времени защитных стен. Скоро Иерусалим превратился снова в цветущий город: население возростало, развивалась торговля и сельское хо¬зяйство. В персидскую казну потекло золото из провинции Иудея.                Вместе с процветанием города росла и популярность Зрубавела.
Многие слои населения желали избрать его царём. Он был потомком Давида и кроме всего прочего, евреи не воспринимали теократическую форму правления. Обеспокоенный Иуда, снова отправился к персидскому царю, где имел беседу с глазу на глаз, без придворных. Вскоре после этого визита Зрубавел был приглашён в столицу персов, обвинён в государственной измене и казнён.               
Казнь Зрубавела не помогла Иуде удержать единоначалие. Для еврейского народа первосвященник, как и царь, не были потомками Бога. Кроме того, первосвященник по Закону, должен был соблюдать ритуал, а светские обязанности не входили в его компетенцию. Чтобы уравновесить власть первосвященника, евреи изобрели новую форму правления. Был избран Синедрион, Народное собрание, куда вошли представители всех слоёв населения. Это был светский контроль над деятельностью первосвященника. Этот контроль не затрагивал интересов персов и они не возражали против такой формы правления.
Вожди первого исхода заложили основы будущего политического строя страны. Что же касается духовного развития, то этот период ознаменовался застоем в эволюции иудаизма. Несмотря на это идолопоклонство не возрождалось, богослужение стало более утончённым и всеобъемлющим. Новшество в виде синагоги послужило образованию культа молитвы. Основой синагогальной службы стало не жертвоприношение, а монолог перед Богом. Древние гимны были собраны в книгу псалмов.               
Синагога зародилась в Вавилонии, но там молитва соответствовала нуждам момента, а в Иерусалиме были установлены форма и время проведения молитв. Классическое пророчество окончилось, но пророческая деятельность не прекращалась. Новые пророки свои проповеди приписывали древним авторитетам. В этот же период возникает учение о Мессии-Спасителе. Евреи были в замешательстве: и Храм, и синагога, и новые пророки, и Тора, написанная на иврите, не понятная большинству, говорившему на арамейском. Назревала религиозная реформа.               
 В 457 году в Иудею приехал Эзра, жрец-книжник. Он приехал с богатыми дарами от Артаксеркса царя персидского, для Храма. С ним Артаксеркс передал указ наместнику, который предписывал ему оказывать всяческое содействие Эзре и освобождал всех священников от податей и пошлин. Эзра, собрав вокруг себя группу жрецов, принялся за изучение религиозных источников. Указ царя пришёлся не по душе наместнику, который терял личную выгоду от отмены податей и пошлин. Наместник стал натравливать подчинённые ему народы на евреев, с целью помешать службам в Храме.                Толпы язычников собирались возле Храма, преграждали дорогу евреям, оскорбляли их и дело доходило до вооруженных столкновений. 
Вечером должно было состоятся жертвоприношение в Храме и иудеи решили выставить посты, опасаясь нашествия язычников. Вокруг Храма ходили толпы вооруженных аммонитян, аравитян и азотян. Возбуждённые вином, полученным со складов наместника, они задирали молодых евреев, вызывая их на ответные действия.   Группа аммонитян окружила трёх евреев и стала издеваться над ними. Дружинники поспешили на помощь и попросили аммонитян оставить юношей в покое. Аммонитяне дерзко ответили, евреи не сдержались и завязалась потасовка. Один юноша-еврей, ещё не успев сообразить что происходит, был зажат между двумя аммонитянами. Один схватил его сзади за плечи, а второй вонзил кин¬жал в сердце. Они не питали личной ненависти к нему, они выполняли приказ: создать беспорядки и дать повод к усмирению. Вину за беспорядки наместник возложил на евреев, надеясь, что царь отменит льготы на налоги и пошлины для священников. Но этого не произошло, персидский царь был грозен, но справедлив. Царём Иудеи был поставлен Иосия из рода Давида. А главным советником у него был Иуда бен Элизар.
Известие о новых привилегиях привело в Иудею новых возвращенцев. Вновь назначенный царь Иосия был богобоязненным царём и не мог смириться спроникновением вместе с возвращенцами  идолопоклонства. Вместе со своим советником Иудой они долго думали, как справиться с этой бедой. Помог случай и мудрость царя и советника. В правлении Иосии или финикийцы, или иудеи, что для истории в принципе не имеет значения, изобрели алфавит. Это был огромный прогресс по сравнению с клинописью и египетскими иероглифами. Благодаря этому изобретению, книга становилась не предметом роскоши. Тяжелый труд переписчиков был настолько облегчён, что Тора должна была стать принадлежностью каждой еврейской семьи. Тора была духовным Зако¬ном нации и на этом был построен план Иосии и Иуды. Он был очень прост: приписать Богу те реформы, которые Иосия хотел провести.               
 Они отдавали себе отчёт, что идут на большой риск и поэтому привлекли на свою сторону священнослужителей. Без их поддержки они не сумел бы провести свой план в жизнь. Священники так же были заинте¬ресованы в возвращении нации к Богу и, таким образом, интересы сто¬рон совпали. Священники взяли на себя основную часть работы. Они отобрали материалы из различных источников и свели их вместе в Священное писание. Свиток был спрятан в охраняемую часть  Храма, требовавшего ремонта.               
Как бы случайно, свиток был обнаружен священнослужителями. Они объявили, что это текст записанный Мои¬сеем под диктовку Господа Бога. Известие о находке вызвало большой интерес: евреи со всех концов Иудеи потянулись в Иерусалим, чтобы услышать слова Моисея. На волне религиозного возбуждения Иосия без труда запретил культы Ваала и Астарты и навсегда покончил с идолопоклонством. Заодно, пользуясь всеобщим доверием, Иосия провёл ряд социальных реформ.    
Канонизация Священного Писания привела к появлению Ветхого Завета. Иудаизм, бывший собственностью нескольких еврейских племён, был расширен Моисеем до двенадцати колен, а при Иосии стал религией всего народа. Конечно, если быть исторически точным, то иудаизм начался с падением Иудеи, когда евреи перестали быть «нормальной нацией», то есть стали нацией, какой задумал их Бог. Но основу задумал и осуществили Иосия и Иуда бен Элизар. 


                Г Л А В А  7

Есть шестьсот тринадцать заповедей, которые мы, иудеи, обязаны выполнять. Не еврей обязан выполнять только семь. Если он их выполяет, то святой дух нисходит и на него.
--Какие же это семь заповедей?--спросил язычник.
Брови Иуды бен Маттитьяху поднялись, его голубые глаза, ясные и очень молодые, смотрели прямо в серые глаза язычника.
--Одна--повелевающая и шесть--запрещающих,--сказал он.-- Человек должен творить справедливость, не отрицать бога, не поклоняться идолам, не убивать, не красть, не распутничать и не мучить животных.
Язычник немного подумал и заявил с сожалением.
--Ну, значит, у меня мало шансов, что на меня низойдёт божья благодать.
Иуда улыбнулся.
--Ты разве считаешь опасным для язычников, если мы будем учить таким вещам?
--Опасно или нет, большой или маленький--почему, собственно, я должен поверить о благе вашей веры?
Иуда бен Маттитьяху сделал хитрое лицо, поднял руку, сделал какой-то жест.
--Вы не император, но наверное не отказались бы им стать. Пока вы не император, у вас нет оснований завоевывать города и империи, потому что  вам могут понадобиться  войска, чтобы стать императором. Но когда вас изберут, вам, может быть, некогда будет завоевывать империи. Но, может быть, именно тогда для вас будет иметь известный смысл  хотя бы какое-то правовое обоснование вашей власти, а она, может быть, стоит меньше того, чтобы использовать основы нашей религии для этой цели. 
Иуда умолк, он казался измученным. Язычник слушал его речь с большим  вниманием.
--Если ваши раввины так же хитры, как и вы--сказал он, улыбаясь,--то, вероятно, все бы быстро перешли в вашу веру, а я лично никогда бы не смог стать вашим императором.
Иуда вновь улыбнулся, но не ответил. Он спешил на встречу с первосвященником. Распрощался с язычником и отправился на встречу. Существовали грехи, по отношению к которым первосвященник, несмотря на свою мягкость, не допускал схождения, и у Иуды забилось сердце, когда его пригласили к верховному судье.  Иуда знал свой грех при разговоре с язычником. Он предсказал, что вскоре в Антиохии на престол взойдёт царь, который захочет погубить Иудею.
Первосвященник не стал соблюдать семи положенных шагов расстояния. Иуда низко склонился перед ним, приложив руку ко лбу, а тот благословил его. Иуда сказал.
--Я придал словам  двойной смысл. Отсюда родилось много зла.—попытался оправдаться он.
Первосвященник ответил.
--Иерусалим и храм еще до твоего проступка созрели для падения. Врата храма распахиваются, стоит подуть. Но спасение как всегда придёт неожиданно. В хочу поговорить с вами. В Иерусалиме полагают, что у вас не-верное сердце, и вас предали отлучению. ню я верхе в вас и хо чу с вами говорить. Даже если, в это грешно даже думать, что Иудейское царство погибло, то все верующие должны помнить, что не царство объединяет нас. Создавались и другие царства, они рушились, возникали новые, которые тоже рухнут. Царство--это не самое важное.
--А что же самое важное, отец мой?
--Не народ и не государства создают общность. Смысл нашей общности не царство, смысл нашей общности--закон. Пока существует закон и учение, наша связь нерушима,--она крепче чем  если бы шла от государства,. Закон  жив до тех пор, пока есть голос, возвещающий его. Пока звучит голос Иакова, руки Исава бессильны.
Иуда сказал нерешительно.
 --А у меня есть этот голос, отец мой?
--Если соль растворяется в воде, то она все же в ней есть, и когда вода испаряется, соль остается. А у тебя, сын мой, кроме всего прочего есть голос, голос потомка Иакова, котрый завещал колену Иуды царствование среди иудеев. Его слова исполнились и Давид вступил на царство. Я не предлагаю тебе царства, но хочу попросить, чтобы своим голосом и авторитетом ты поддержал меня и будущего спасителя Иерусалима от  поработителя, которого ты и предсказал.
Слова, сказанные первосвященником и ободрили Иуду, и смутили его, так что он долгое время не мог говорить. Затем он тихо и  робко напомнил первосвященнику.
--Вы не поделитесь со мной вашими планами, отец мой?
--Конечно сын мой, но только после преодоления беды, которая постигнет наше царство.
Весь послеалександровский период Птоломеи и Селевкиды вели войны за обладание Палестиной. Обе династии не стремились к политической изоляции Палестины. Главными были два момента:сбор дани и безопасность. Срединное положение Палестины обеспечивало безопасность того государства, которое обладало Палестиной, а богатая дань никогда не была лишней для роскошных царских домов Востока. Многолетняя война увенчалась победой Антиоха 3 Селевкида. Он предоставил евреям ещё большие политические права, чем Птоломей и за¬воевал симпатии правящего класса Иудеи. Покорив страны Ближнего Востока, Антиох 3 решил объединить всю бывшую империю Александра. Самым главным и серьёзным противником был Египет, дорога к ко¬то¬рому была открыта после завоевания Палестины. Антиох 3 выступил с огромным войском против Египта, но не доходя границ Египта, неожиданно столкнулся с легионами римлян.         
Свое восхождение к мировому господству римляне начали с уничтожения этрусков. Затем, выдержав тяжёлые бои со свирепыми гал¬лами, покорили центральную Италию. Пунические войны принесли им об¬ладание всей Италией, Испанией и Северной Африкой. Греция была присоединена без боя. Эллинизм покорил римлян, они стали считать себя наследниками греческой культуры и во всех покорённых странах насаждали эллинизм. Идея наследования культуры привела их и к мысли о наследовании империи Александра. Римляне успешно осуществляли эту идею, покоряя народы за счёт хорошо обученной и организованной армии. В Египте римляне оказались не случайно. Они пришли по      просьбе царя на защиту от персов. Так началось покорение Египта.
Персия ещё была очень сильна и римляне не осмеливались на решительные боевые действия. Антиох 3 при столкновении с римлянами, даже не попытался вступить с ними в сражение, опасаясь поражения. Это позорное бегство заставило его приступить к созданию объединённой армии из покорённых народов. Способствовать объединению могла только общая идеология, которой и для Антиоха был эллинизм. Он начал насаждать в подчиненных странах греческих богов, не забывая и о своих собственных статуях. Эта политика принесла успех во многих странах, но еврейское насе¬ле-ние Палестины оказало упорное сопротивление.               
Первосвященник и члены Синедриона были вызваны к Антиоху 3 и в ходе переговоров, больше похожих на принуждение, всё же сумели доказать Антиоху и его чиновникам, что исправной уплатой налогов евреи проявляют лояльность по отношению к Селевкидам и дополнительное проявление верности и проявление гражданских обязанностей, в виде поклонения греческим статуям богов и Антиоху, не увеличать патриотизма евреев. Антиох 3 вынужден был согласится с их доводами так как ему необходима была спокойная обстановка в Палестине—воротах к Египту.               
Спокойный период в самой Иудее был заполнен религиозными спорами. Пока евреи были заняты религиозными проблемами, на трон Селевкидов взошёл Антиох-Епифан, убивший своего брата, в борьбе за трон. Это случилось в 178 году. Епифан продолжал политику своего отца и считал, что эллинизация должна охватить все страны и народы, включая и евреев. Он не испытывал чувства ненависти или предубеждения к евреям, он считал это делом принципа. Планы Епифана поддерживала еврейская аристократия, полностью эллинизированная. В империи Селевкидов каждая провинция управлялась наместником, назначенным царём. Исключение было сделано для Иудеи, где роль наместника выполнял первосвященник, назначаемый царём, по рекомендации евреев. Еврейская аристократия убедила Епифана назначить первосвященником лидера эллинизации Ясона. Антиох поддался уговорам, не зная особенностей еврейских религиозных законов и возбудил недовольство ортодоксов. Ясон был назначен первосвященником при действующем патриархе Онии 3, что для верующих евреев было кощунством и посягательством на традиции.
Ясон, пытаясь оправдать доверие Епифана, установил в Храме греческих богов. Священники надели греческие туники и совершали греческие обряды. Еврейские купцы стали посещать греческие храмы в городах империи. Однако эллинистов не удовлетворила эта мера. Они мечтали о полной эллинизации страны, начиная с обучения детей. Консерватор Ясон был заменён на Менелая. Ситуация в Иудее обострилась до предела. Если в случае с Ясоном была нарушена преемственность власти, то теперь власть оказалась у совершенно постороннего человека. Протест высказывали не только ортодоксы, но и лояльные к режиму горожане. Иудея кипела в политических страстях и в это время пронёсся слух, или его специально распространили хасидеи, что Антиох-Епифан, затеявший войну с Египтом, потерпел поражение и сам погиб в сражении. Лидеры хасидеев призвали народ к восстанию. Возмущение народа не было направлено против тирании Селевкидов. Народ был возмущен деятельностью еврейских аристократов. Восставшие сбрасывали со стен Храма священников и чиновников, проводивших эллинизацию и в то же время не трогал персидских чиновников. Покончив с евреями-эллинистами, восставшие выбросили из Храма статуи греческих богов и вновь освятили Храм.               
Власть в стране полностью перешла к хасидеям. Вопреки слухам, Антиох оказался жив и горечь поражения решил вы¬местить на евреях. Он не стал слушать своих чиновников, доказывающих  ему, что восстание было направлено не против него, а против евреев-эллинистов и с остатками своей армии, впрочем очень внушительной, захватил Иерусалим. Не обращая внимание на принадлежность к эллинистам или хасидеям, Епифан перебил девять тысяч евреев, восстановил греческих богов в Храме и назначил новых священиков. Затем переселил в Иерусалим жителей-язычников из подвластных ему городов. Возможно эти меры способствовали бы погашению конфликта, но Епифан не ограничился этим. Он издал декрет о запрете обрезания и праздновании субботы, то есть он фактически запретил евреям исповедовать свою веру.               
Последние меры настолько оскорбили евреев, что даже те, кто выступал за эллинизацию, примкнули к хасидеям. Новая волна протестов прокатилась по всей стране и нужна была маленькая искра, чтобы пассивное сопротивление перешло в большой пожар. Этой искрой стало происшествие в Модине.                Греческие чиновники, исполняя приказ Епифана, принуждали священников приносить в жертву свиней на алтаре. Один из священников, имя которого было Маттитьяху, отказался совершать кощунство, а, когда другой еврейский священник согласился провести жертвоприношение, Маттитьяху убил его и труп бросил на алтарь.
Епифан приказал покарать священника, но все население Иудеи встало на защиту Маттитьяху. Так  167 году до нашей эры в Палестине началось восстание против деспотического господства Селевкидов. Его возглавил Маттитьяху  из рода Иуды и пять его сыновей. Они ушли в горы и к ним потянулись тысячи жителей Иудеи. Это было начало первой в истории человечества религиозной войны. Маттитьяху, как религиозный лидер, разрешил евреям сражаться с оружием в руках даже в субботу.                Епифан вначале не придал значения восстанию в Иудее.
Война которую начали иудеи, несмотря на свои потери, за веру, ему, как и всем язычникам, была непонятна. Рационалисты-греки не могли уяснить как можно погибать за абстрактную идею. Во всём языческом мире считалось, что если столица покорена, армия разбита, храмы и боги свергнуты то и народ должен покориться. Но вскоре Епифан и его чиновники стали понимать, что свой Храм и своего Бога евреи несут каждый в своём сердце и чтобы уничтожить их религиозную идею, необходимо истребить всех евреев поголовно.
И тогда Епифан, собрав первоклассную армию, направился в Иерусалим. Он не сомневался в своей победе над варварами.                На первых порах восставшие избрали тактику партизанской вой-ны. Не только мужское население,но и женщины, и дети поднялись на борьбу с осквернителями Храма.                После смерти Маттитьяху движение возглавил его сын Иуда, проявивший себя способным военноначальником. Под его руководством евреи стали побеждать персов не только в горах, но и на равнине. За свои победы Иуда получил прозвище «Макковей», что в переводе с еврейского означало             »Молот». Это прозвище перешло на всю семью Маттитьяху.
Когда Епифан подошёл к Иерусалиму, евреи с других мест отправились в город и участвовали в его обороне. Женщины и дети не учавствуя в боевых действиях, сыграли немалую роль в моральном воздействии на защитников. Глядя на них воины чувствовали поддержку всего народа.               
В 164 году евреи прорвали блокаду Иерусалима и начали изго¬нять вражеские войско из Иудеи. Победители очистили Храм от идолов, заново освятили его и установили праздник Ханукки, в честь победы над персами. Этот обычай сохраняется и сейчас во всех еврейских диаспорах и Израиле. Война ещё не была закончена. В ней погибли четыре сына Маттитьяху, но на смену погибшим приходили новые лидеры. Начали завязываться внешне политические контакты и, в первую очередь, с римлянами, для которых победы Макковеев играли большую роль.               
Между Иудой и римским Сенатом был заключён договор, который существовал до полной победы евреев. Эти обстоятельства способствовали не только очищению Иудеи от войск Селевкидов, но и переносу военных действий на территорию Персии.
На смену погибшим приходило молодое пополнение и война приобретала всенародное значение. Когда поддерживаемые римлянами евреи перешли границы Палестины, война из освободительной превратилась в захватническую.
Вот тогда и пришёл Иуда Макковей к первосвященнику Онии 3, восстановленному в своих правах.
--Вы обещали рассказать о своих планах, отец мой?
--Да. Теперь я могу тебе сказать. Ты видел, как легко мы отдали храм. И поэтому мы воздвигнем вместо видимого дома божия, по подобию нашего Бога—невидимый Храм, мы окружим дыхание стенами слов вместо гранитных стен. Что такое дыхание божье? Закон и учение. Нас нельзя рассеять, пока у нас есть язык для слов или бумага для закона. Поэтому я и прошу у тебя, как главы нашего царства, город на окраине Иудеи, чтобы основать там центр иудаизма.
--Ваш план, отец мой, нуждается в труде многих поколений.
--Нам спешить некуда,--возразил Ония.
--Но разве наши теперешние союзники—римляне,  не будут препятствовать?--спросил Иуда.
--Конечно, они попытаются: власть всегда недоверчива к духу. И твоя в том числе, но дух эластичен. Нет таких заборов, сквозь которые он бы не проник. Пусть они со временем разрушат наш храм и наше государство: на место храма и госу--дарства мы возведем учение и закон. Они запретят нам слово-- мы будем объясняться знаками. Они запретят нам письмо--мы придумаем шифр. Они преградят нам прямой путь--но Бог не умалится, если верующие в него будут вынуждены пробираться к нему хитрыми окольными путями.--Ония прикрыл глаза, потом открыл их, сказал.--Нам не дано завершить это дело, но мы не имеем права от него отрекаться. Вот для чего мы избраны. Ты и я.
--А мессия? О котором так много говорили пророки?--спросил Иуда с последней надеждой.
Первосвященнику становилось все труднее говорить, но он собрал последние силы--необходимо было передать свое знание тому, на которого он возлагал надежды. Ония знаком предложил Иуде наклониться, своим увядшим ртом он прошептал в пожилое, полное сил.
--Вопрос, придет ли когда-нибудь мессия? Но ве   рить в это нужно. Никогда не следует рассчитывать на то, что он придет, но всегда надо верить, что он придет.
Иуде стало тяжело. После этой встречи Иуда выделил для первосвященника город Ямнию, но Ония и сам Иуда не увидели, как организовали процесс обучения преемники первосвященника. В 160 году до нашей эры они направили в Палестину новое войско, которое разбило еврейские войска, сам Иуда погиб во время битвы. Во главе еврейского войска встал брат Иуды--Ионафан. Он воспользовался междоусобицей в династии Селевкидов и укрепил свою власть, а в 152 г. стал первосвященником и родоначальником династии первосвященников, закрепив за собой религиозную и политическую власть. Этот противозаконный шаг вызвал недовольство у его бывших сторонников в борьбе «за отеческую веру», а также и у сторонников партии первосвященников, которые во время правления Ионафана были оттеснены на задний план.
Ионафану не удалось добиться полного освобождения евреев. Это сделал его брат Симон, который не только сбросил иго сирийских Селевкидов, но и расширил территорию страны. Это обстоятельство не могло не сказаться на моральном со¬стоянии войск сирийских войск и преемники Антиоха подписали мирный договор.
Самым значительным внутриполитическим шагом Симона было его провозглашение на народном собрании первосвященником и этнархом.  В 143 году до новой эры в Иудее вновь было восстановлено еврейское государство. В этот же период от Макковеев откололась часть «ревнителей Закона», больше известных под именем ессеев, недовольных узурпацией власти. Отделение и уход из политической жизни ессеев сыграли в дальнейшем огромную роль в мировой истории. А объединение Макковеями двух ветвей власти: законодательной и исполнительной, в одном лице--привело к извращению идеи национального возрождения.

































                Г Л А В А  8

В  44 году до новой эры в семье торговца, в Палестине, родился сын. После обряда обрезания его назвали Савл. Иудея переживала большие политические потрясения. На протяжении многих лет главным врагом идеологии евреев был эллинизм. Борьба между евреями и греками была борьбой двух идеологий. Эллинизация началась незаметно: сначала затронула язык, манеры, привычки, а затем стала влиять на мораль, этику, религию и расколола общество. Хотя влияние эллинизма было велико, но всё же большинство евреев противостояло ему. Эта борьба с эллинизмом сплотила антиэллинистов в политическую партию хасидеев. Со временем в самой партии произошёл раскол и она распалась на три группы: ессеев, фарисеев и саддукеев. Ессеи устранились от политической деятельности, антиэллинисты обособились в партию фарисеев, а эллинисты---в саддукеев.      
Незадолго до рождения Саула произошло одно событие, повлиявшее на дальнейшую судьбу евреев. В 78 году жена царя Янная, после смерти мужа, наследовала престол. Она основала общедоступные начальные школы и издала указ, по которому начальное образование стало обязательным для всех детей Иудеи. Отец Савла примыкал к партии фарисеев и воспитывал сына в соответствующем духе. В 63 году Иудея испытала ещё одно потрясение. Истерзанная в междуусобных войнах она оказалась покорённой римлянами. В 63 году жестокий Помпей вторгся в государство Макковеев, произвёл кровавые расправы над населением и назвал её римской провинцией Иудея.
Римское владычество не оказало влияния на религию еврев. Римляне ко всем религиям относились одинаково безучастно, считая их ложными, кроме своей. Они приходили в ужас от обряда обрезания и в то же время распинали на крестах тысячи живых людей. Римляне ни разу не предпринимали попытки обратить евреев в свою веру.               
 
Савл был неудачным ребёнком. Нарушение позвоночника наложило отпечаток на всё строение его тела. Слепой на один глаз, хромой, ещё в детстве был признан эпилептиком. Болезнь позвоночника тормозила его рост и врачи не могли справиться с его болезнью. С такими данными  нечего было думать о продолжении отцовского дела. Судьба как бы с са¬мого начала предопределила ему стезю священника. Как и все еврейские дети, Савл с 6 лет начал изучать Тору и Талмуд в синагоге.
В двенадцать лет он отправился в Иерусалим в Храм, для обучения. Он должен был держать экзамен на знание Торы. Каждый год на Пасху собирали мудрецы в Храме двенадцатилетних мальчиков, рекомендованных местными хассанами для дальнейшего обучения. Храм был не только местом, где заседал Синедрион, но и центром еврейской учёности. Мудрецы обучали детей и по окончанию учения они пополняли местные синагоги, а наиболее способные оставались служить при Храме. Ученики не только слушали лекции, но и сами могли выступать с разъяснениями Закона. Здесь же проходили дискуссии по религиозным темам.               
Экзамен Савл выдержал блестяще. Иерусалимские книжники были удивлены его познаниями Торы. Он был зачислен в ученики при Храме. Природное физическое уродство Савла, издевательства детей, эгоистичных и беспощадных, наложили на Савла чувство какой-то вины и греховности. И в то же время сделали его завистливым, злостным, трусливым и мстительным подростком. Весь свой природный ум, полученный как бы в замен своих физических недостатков, Савл направил на изучение Торы, Талмуда и греческих философов, книги которых стояли в библиотеке отца.
В тринадцать лет Савл примыкает к известной школе рабби Гамалиила, ревностного поклонника греческой философии, который до самой своей смерти останется учителем Савла. Савл быстро выдвинулся в первые ученики. К восемнадцати годам Савл уже хорошо знал греческих философов, но особенно увлёкся трудами греко-еврейского философа из Алексанрии, Филона. Затем Савл едет в Рим, продолжать учение. В Риме Савл изучал римское право и греческую философию. Его не прельстил римский образ жизни, он оставался правоверным иудеем.
Развратная сексуальная жизнь римлян глубоко оскорбляла Савла и под влиянием этой развратности он принял обет безбрачия, наподобие древних ессеев. И в то же время жизнь римлян восхищала его. Савл во всём, что не касалось сексуальности, подражал им. В Риме он стал подвергаться приступам малярии, периодически возникали галлюцинации, но это не помешало ему отлично закончить курс обучения. В Иерусалим Савл прибыл образованным, но высокомерным римлянином.               
Два человека оказали исключительное влияние на Савла. Первым был его учитель их Храма рабби Гамалиил. Этот образованный эллинист привил ему любовь к греческой культуре и развил аналитические способности его природного ума. Гамалиил не боялся давать ему ещё в Храме читать греческих философов. До конца своей жизни Гамалиил оставался духовным наставником Савла. Вторым человеком стал Филон. Этот еврей из Александрии в своих трудах пытался объединить идеи Торы с учением греческого мыслителя Платона. Филон был поглощен  мыслью соединить всё лучшее в еврейской религии с греческой философией. Хотя Бог и создал мир, утверждал Филон, влияние которое Он оказывает на мир не прямое, а осуществляется посредством Слова.
Поскольку душа берёт начало из Божественного источника, она способна постичь Его природу. Такая способность реализуется двумя возможностями: либо через пророческое озарение, либо посредством внутренней мистической медитации. Своеобразной была его концепция страха и любви к Богу. Филон считал, что страх необходим только в отношении рабов, нуждающихся в грозном господине. Любовь же к Богу является  уделом лишь тех, кто приписывает Сущему ни членов, ни страстей человеческих, а чтит Его только ради имени Его.
Филон также не признавал «ига заповедей», будучи сторонником греческого учения об автономии этики. С точки зрения Филона, все заповеди Торы--это детали Десяти заповедей, которые он именует корнями или истоками.                Савл на основе учения Филона попытался составить свою тео-рию, взяв за основу пророческое озарение. Гамалиил, будучи эллинистом, все же оставался правоверным иудеем, для которого Тора была наивысшим авторитетом. Без труда разгромил всю теорию Савла и посоветовал ему ознакомиться с опытом ессеев.
Вернувшись в Иерусалим, Савл был поставлен, по рекомендации Гамалиила, начальником храмовой службы охраны. Перед этим он, естественно был посвящён в священники. По современным понятиям он стал  инквизитором и исполнителем приговоров, выносимых священнослужителями Храма инакомыслящим. Усердно служил Савл на новом месте. Страх наводил на заподозренных в ереси. По локоть в крови были его руки и по всей Иудее был знаменит своим зверством. Даже учитель его Гамалиил просил быть мягче, ведь своих, иудеев, казнил он. Римляне и Ирод, напротив, благоволили к нему, первосвященник прислушивался к его советам. Маленький со страшным лицом, как демон летал он над страной, выискивая жертвы. Матери его именем пугали детей.
Проповеди Иеошуа, конечно, достигли и ушей священнослужителей Храма. Савл, как начальник охраны, получил инструкции в отношении действий против Иеошуа. Его учитель Гамалиил сказал ему, чтобы он не спешил выполнять их. И как и прежде посоветовал обратить внимание на его проповеди и обратиться к учению ессеев.
--Его проповеди,--сказал Гамалиил Савлу,--это пропаганда Каббалы. Я знаком с этим учением и вижу основу его учения. Бесспорно он талантлив и обладает даром проникновения в души людей. Беда его в том, что  проповедуя своё учение среди евреев, он не вносит ничего нового. Всё, что он говорит им знакомо. Но его пропаганда Каббалы–это новое и преподносит он её оригинально. Социальная программа слаба даже по сравнению с пророками древности. Язычники его учения не воспримут, так как еврейский Закон для них тяжёл. Савл! Чтобы легче бороться с противником надо знать его программу. Изучи ессейскую доктрину и приглядись к учению Иехошуа. Там много интересного, особенно для тебя, любителя Филона. Наши же священники тупоголовы и погрязли в спорах между собой и в льстивой угодливости к римлянам. Им бы заняться сугубо религиозными делами, а они полезли в политику.
--Хорошо, господин мой и учитель! Я внимательно изучу кодекс ессеев, но учение Иехошуа мне недоступно. Не пойду же я к нему в ученики или не буду же я бегать за ним, как эти сумасшедшие, которые думают что про¬роки исцеляют. Своего человека я пошлю в его окружение. Но я слышал, что Иехуда ведёт записи его притч и разъяснений. Вот эти записи меня интересуют.
--Ты всё правильно понял, сын мой. Что будет непонятно я с удовольствием помогу тебе.
Савл засел за ессейские книги. Он нашёл там много интересного для себя. Самое главное, что идеи ессеев совпадали во многом с его взглядами, пронизанные филоновским учением. Особое его внимание привлекло учение о Учителе справедливости, воскресении и приходе его в образе Машиаха. Однако, делать какие-либо выводы Савл не спешил. Он умел ждать. Неожиданно судьба послала Савлу подарок. У него в руках была тетрадь Иехуды с записями выступлений Иехошуа. И самое главное: Иехошуа и Иехуда были у римлян. Редко кто выходил из застенков Претории живым. Савл углубился в чтение тетради. Даже нескольких часов хватило ему, чтобы понять: это то, что он искал.  Но он не знал, что существует Евангелие от  Иуды.               
Конечно не всё согласовывалось с его филоновским мировозрением, но основа полностью соответствовала его замыслам. Савл завидовал Иехошуа самой черной завистью, но не мог не признать, что без авторитета Иехошуа и основы его учения, все его, Савла, идеи рассыпаются в прах. Не мешкая Савл отправился к первосвященнику и сказал ему с глазу на глаз ему только три слова: он должен умереть. По натуре огни были предателями и прекрасно поняли друг друга. Конечно они не предполагали, что их предательство: Каифы сиюминутное а Савла в последующем--приведет мир к жестокому кровопролитию, которое будет продолжаться века.
Из рассказа первосвященника Савл знал, как вёл себя на допросе Иехошуа. Его благородное поведение не могло оставить Савла равнодушным. При всей своей ненависти к Иехошуа, Савл все-таки был иудеем и его радовала смелая отповедь язычнику. После смерти Иехошуа Савл долго думал о нем. Взгляд, которым они обменялись по дороге Иеошуа на Галгофу, многое сказал Савлу. Он понял, что кроткий Иехошуа простил ему его предательство и что Иехошуа не догадывался о разговоре Савла с первосвященником. В его жёлчном сердце не дрогнул ни один сосуд, когда он видел идущего на смерть Иехошуа. Может быть он и жалел его  немного, но живой Иехошуа не входил в его планы.
Савл уже всё решил и путей отступления не было, да он и не хотел отступать. Теперь ему необходимо было вырваться из Храма. И уход должен был быть эффектным. Он начал преследовать ессеев и первой его жертвой после смерти Иехошуа был Стефан. Стефан, заявивший что Иехошуа равносилен классичесим пророкам, не вписывался в замысел Савла и он легко пожертвовал им. Савл выступил свидетелем против Стефана. Доказать вину Стефана было легко. Тора была канонизирована и любое добавление считалось богохульством. Савл принял и личное участие в казни Стефана, но его слова отложились в памяти.               
Преследуя ессеев  и принимая своё решение Савл находился как бы между двух огней. Как правоверный саддукей он не мог воспринять учения ессеев и Иехошуа и в то же время его хитрый, изворотливый ум, подсказал Савлу, воспитанному на греческой философии, что если соединить идеи Филона с классическим пророчеством и ессейским Учителем справедливости, можно будет получить новое учение. Если раньше его жизнь была подчинена поиску, то после смерти Иехошуа он приступил к её осуществлению. Лавры Моисея не давали ему покоя.               
Помог ему ещё и духовный наставник Гамалиил. В Синедрионе допрашивали Симона, переименованого в Петра и Яакова за распространение идей учения Иехошуа, как отступления от иудаизма. Савлу необходимо было освободить этих людей. Петр был его человеком и по его заданию распространил в Иерусалиме слух о Машиахе. Петр верил в это, а Савл только подтолкнул его к предательству. А Яаков нужен был ему, как человек пользующийся непререкаемым авторитетом среди последователей Иехошуа и ессеев. На заседании Синедриона рабби Гамалиил сказал:
---Вы хотите судить этих людей, но за что? За то, что они проповедуют идеи распятого Иехошуа? Но подумайте сами. Незадолго до Иехошуа явился Февда, который выдавал себя за великого. К нему пристало около четырёхсот человек, но он был убит и все его поклонники рассеялись. После него появился Иехуда Галилейский и увлёк за собой много народа но он погиб все снова рассеялись. Появился Иехошуа, также увлёк много человек за собой. Он погиб, а ученики его не рассеялись, хотя времени прошло очень мало со дня его смерти. Поэтому оставьте их: если это предприятие от людей, то оно разрушится, а если от Бога, то вы не сможете его разрушить, ибо станете богопротивниками.
Симон-Пётр и Яаков оказались на свободе. И теперь все сомнения Савла были позади. Если бы обыкновенный человек задумал бы осуществить то, что задумал Савл, ему пришлось бы долго ломать голову и может быть в конце концов отступить. Савл никогда бы не стал Павлом, самонареченным Апостолом, если бы его хитрость не была сравнима с изворотливостью его ума.   Савл выпросил у первосвященника разрешение на поимку ессеев в окрестностях монастыря в Кумане, который находился в 35 километрах от Иерусалима. По пути в Куман и произошло чудесное видение, ставшее поводом для одной из величайших трагедий мира. Разыграть видение Иехошуа и ослепление для Савла не составило труда. Естественно, мы не хотим ставить под сомнение доверие к этому факту христиан, также как и чудесные видения Авраама и Моисея для евреев. Но если видения Авраама и Моисея принесли в мир надежду на единение мира, то видение Савла принесло раскол и кровь.             
В Кумане Савл был крещён по ессейскому обычаю и вылечен от слепоты евреем-ессеем Ханания. Первые проповеди Савла не принесли ему успеха: слишком хорошо знали его как противника учения Иехошуа. Савл вернулся в Иерусалим и попытался войти в доверие к Яакову, но он его боялся и не подпускал к себе. Не помог даже Симон-Петр, который напомнил Яакову, что по совету Савла они были освобождены от допросов Синедриона. Но Яаков не смог преодолеть своей неприязни. Тогда он попытался самостоятельно проповедовать, но некоторые ученики-Апостолы запретили ему, потому что по их мнению он искажал учение Иехошуа. По совету Апостолов  Савл отправился в свой родной город Тарс. Фактически это была ссылка.               
 В течении четырнадцати лет Савл, находясь в Тарсе, разрабатывал основные принципы своего учения. Хотя по его собственному признанию он был плоть от плоти из рода Израилева, семя Авраамово из колена Вениамина, иудей из иудеев---на самом деле Савл был продуктом греко-римского мира. Эллинский дух, заложенный годами обучения в Храме у Гамалиила и в Риме, пристрастие к греческой филисофии, привело его к взглядам, несовместимым с иудаизмом. Но в чем он до конца остался иудеем--это борьба с языческим миром. Нигде в мире не существовало монотеистической религии, кроме Иудеи. Нигде в мире не существовало единого Бога и Торы. Поэтому, естественно, что основу своего учения  Савл построил на Торе. Предусмотрительность Савла в деле о ходотайстве о смерти Иехошуа и изъятия его тела из гробницы, стройно ложилась в его теорию. В Тарсе он предпринял ещё один шаг к славе и проклятию.
Савл стал римским гражданином Павлом. Плоды многолетних размышлений превратились в программу, сделавшую Павла основателем новой религии. Себя он считал Моисеем, но нужен был новый Бог. Он поставил на место Бога Иехошуа: другого кандидат готовить было некогда, кроме того для этого всё было готово. Савл смирился бы со своей ненавистью, но Павел—нет. Он отомстит новому Богу за это решение. Иехошуа, также как и Павел, принял римское гражданство и стал Иисусом Христом. Чтобы приблизить религию к язычникам и сделать её более им доступной, у нематериального, духовного и бесплотного Бога появился Сын Божий. И сразу второй пункт программы приобрёл стройность. Человек может  ожидать искупления только с помощью Сына Божиего, который принял смерть, как искупительная жертва, за грехи людские. Так Сын Божий стал и равноценен Отцу Небесному и Святому Духу.               
Вера в возможность искупления должна опираться на авторитет, а таким авторитетом может быть только Сын Божий, принесенный в жертву Отцом, для искупления. Только воскреснув из мёртвых и вознесясь на небо Сын Божий может поддерживать веру людей в возвращение на землю, чтобы сделать человека счастливым и установить Царствие Божие. Вознёсшийся Иисус должен стать Богом, ставшим плотью, иначе идея воскрешения людей бессмыслена.               
Павл знал, что евреи в своей массе не воспринимали идею Сына Божиего и проповеди учеников-апостолов о равновеликости Иехошуа. Поэтому он решил проводить основную миссионерскую деятельность среди язычников. Язычники проживали на территории Римской империи, куда доступ иудеям был затруднителен. Но Савл преодолел этот запрет став Павлом.
Самый главный пункт программы Павла: Иисус существовал всегда  и должен быть поставлен вместо Торы. Как видно из программы Павла ничего нового, кроме Иисуса вместо Торы, он не изобрёл. Со всем этим евреи сталкивались и до Павла. Но теперь это была совершенно другая религия и хотя корни её были в иудаизме, она полностью отрицала его основу.
После полугода общения с язычниками, Павел пришёл к ещё двум важным выводам:
1. Необходимо отменить законы Торы: обряд обрезания, обряд разрешённоё и запрещённой пищи и празднование субботы. Коль произошло воскресение, то оно и должно стать днём праздника. Павел отдавал себе отчёт в том, что этим он порывает с иудаизмом вообще, и с иудеями, в частности. Это его не волновало, ибо он понимал, что смягчение законов или их полная отмена быстрее заставит принять язычников свет Бога.
2. Необходимо название новой общины. Конечно, по справедливости, новое учение должно было называться »павлианством», но Павел не был мучеником и имел запятнаную репутацию среди евреев, а, именно, они составляли пока большинство членов общины в провинциях. И тогда родилось название, основанное на идее Павла ещё в Тарсе. Павел поставил на место Торы Христа  и, как следствие, впервые в Антиохии назвал своих последователей «христианами». Это была совершенно новая секта. Это рождалась новая религия, его религия.               
Недовольные апостолы, до которых дошёл слух о вольности Павла, отозвали Варнаву и Павла в Иерусалим. Здесь произошёл конфликт, который привёл к окончательному разрыву между религиями Отца и Сына. Павел, твёрдо решивший порвать с иудаизмом, предложил Яакову, возглавлявшему апостолов, упразднить обряд обрезания, правила приёма пищи и субботу, мотивируя тем, что язычники толпами переходили в «христианство». Для Яакова и большинства апостолов это было равносильно забвению учения Иехошуа и памяти его самого. Только Симон-Петр и ещё два-три апостола поддержали Павла. Яаков тоже был согласен с привлечением язычников, но только через иудаизм. Все помнили о завете Иехошуа по поводу Закона и большинством голосов на Совете апостолов Павел не получил поддержки.               
Он не сдавался, понимая что авторитет и массовость на стороне большинства апостолов. Он дважды обращался в Совет с просьбой о избрать его апостолом и дважды получал отказ. Слишком одиозной была его личность. В насмешку произнесённое Яаковом: »Павел—апостол язычников», окончательно укрепили его в своём решении. Павел начал самостоятельную миссионерскую деятельность, в которой его сопровождали Варнава, Марк, примкнувший немного позднее Матфей и Лука----будущие Евагелисты и автор «Деяний апостолов». Свои знаменитые путешествия Павел начал в 50 году и сначала использовал для проповедей синагоги.                Синагога допускала в своих стенах диспуты на разные темы, в том числе и на религиозные темы.
Павел воспользовался этим обстоятельством и с неистовством фанатика проповедовал свое учение. Он был нетерпим к инакомыслящим и каждому из них выкрикивал «анафему». Постепенно Павел не только отошёл от апостолов, последователей учения Иеошуа, но превратил свое учение в собственную»христологию». Первые приверженцы Павла видели в Иисусе человека, приобретшего божеские атрибуты после своего воскрешения. Павел заставил их считать Иисуса божеством до рождения, Сыном Человеческим и Сыном Божиим по факту принадлежности его к Израилю. Его кипучей энергии могли позавидовать все апостолы вместе взятые.
Первые созданные общины Павел называет христианскими, хотя сами члены общины называют себя «павлианцами». При всем своём желании Павел не мог отбросить Тору и моментально порвать с Апостолами. Насколько бы он не был эллинистом, но хоть немного оставался иудеем и жил в иудейской среде. В мире было только одно монотеистическое учение и оно было иудейским. Поэтому учение Иехошуа в устах Павла приобрело то значение, что Талмуд для Торы. Учение Павла не могло существовать само по себе и он вынужден был опираться на Тору. Выбрав из Торы необходимые пророчества о грядущем приходе Мессии, Павел приписал их исключительно Иисусу Христу. Апостолы на первое место ставили Закон, а Павел---веру.
Первые два десятилетия, после смерти Ие-ошуа, с33 по 54годы, христиане считались просто одной из сект иудаизма. Раскол начал осуществлятся только после 54года, но не приобрёл массового явления, как в последующем.
После миссионерских поездок Павел решил закрепить основы своего учения его теоретическим обоснованием. Призвав Матфея, Марка и Луку Павел попросил их записать, каждый в своем изложении его проект, каким он видит евангелия. Также началась обработка Посланий Апостолов и вчерне закончены «Деяния Апостолов». Павел знал, как превратить человека в Бога. Перед его глазами стояли римляне, обожествлявшие цезаря. Нужен был предатель и им стал Иуда, имя, которое было самым ярким свидетельством приверженности к иудаизму на всём протяжении еврейской истории. И при этом выборе  Павел впервые в жизни испытал душевные муки. В этой подлой душе проклюнулась капля порядочности. На вопрос Луки:
--Павел! Ты понимаешь, что своим решением ты обрекаешь свой народ на муки и гонения со стороны твоих последователей? Ты же ведь точно знаешь, кто был предателем, но делаешь его героем.               
Он ответил с дрожью в голосе:
---Лука! Ты даже не представляешь как мне тяжело! Ведь и Христос и Иуда---это я сам, я сам стоящий перед вечной проблемой: Быть или не быть? Разве я виноват, что во всём мире, только евреи обладают единым Богом  и учением о пришествии Спасителя? И разве Христос и я, создавший этого Христа не евреи? Но у меня нет выбора! И я думаю,что потомки поймут мои терзания и безвыходное положение. Может быть только мои мучения и служат моему раскаянию перед собственным народом. А сейчас сомнения прочь. Решение принято!
Учение Иехошуа было на руку зелотам, ревнителям Закона. Но не потому, что оно было неотъемлимо от иудаизма. Они даже не вникали в его суть. Им важно было другое. Им важно было, чтобы оно поддерживало боевой дух  евреев провинции. А новая религия проповедовала смирение, неучастие в общественной жизни. Зелоты не одобряли такую политику и христиан, и ессеев. В восстаниях 46 и 48 годов ни один христианин не учавствовал. В глазах ревнителей Закона это было ещё большим предательством, чем вероотступничество и измена Родине. Они посчитали, что это Павел донёс на спасающихся в общине Петра иудеев и был причастен к гибели Яакова. И за Павлом началась охота. В один из августовских дней 69 года, ближе к полуню, охрана, обеспокоенная долгим отсуствием Павла, пунктуально выходившего к завтраку, вошла в его комнату и увидела его, лежащего в постели с кинжалом в груди. Рядом белела какая-то бумажка, но в суматохе никто не обратил на неё внимания. Прибывший врач константировал смерть от прямого попадания в сердце.
Евангелие от Иехошуа---это то, что записывал Иехуда. Но считалось, что это евангелие исчезло, так как Павел уничтожил все записи Иехуды и только частично, что работало на Павла, было внесено в евангелия от команды Павла.
Гланую роль сыграл крест. Павлу крест был необходим. Кому нужен был нераспятый Христос! С другой стороны Павлу необходимо было, чтобы распятый как бы соединил в сердце своем две линии: горизонтальную—земную и вертикальную—небесную. А это мог выполнить только крест. Разговоры на кресте—это сплошная  выдумка. Ни один человек не мог после распятия произнести членораздельную речь. Если отойти от догм, то в евангелиях всё время присутствуют два человека: Иехошуа и Христос. Иехошуа не мог бы сказать: воскресну, другой—Христос только так и мог бы сказать. Если бы Христос не воскрес, то он так же как и Иеошуа был проклят, как висящий на дереве. Воскрес—и благославлён. Проклятый---Иехошуа, иудей, остался на кресте, а для мира воскрес Христос.               
Как ни старался Павел очернить Иуду, ему этого не удалось сделать. Только нерассуждающий слепой фанатик не замечает этого в евангелиях. Не было бы Иуды---не было бы и Христа. Предательство Иуды в евангелиях выглядят настолько притянутыми, что вообще не вписываются в текст Евангелий. »Сколько вы мне дадите, чтобы я вам его предал?». Вот слова Иуды. Но такого отъявленного негодяя не мог бы избрать даже Иисус, не говоря о Иехошуа. Ведь Иисус, по евангелиям, позвал с собой всех кого хотел сам. Или не знал всевидящий Серцевед, кого он выбирает. Нет, знал. И не ошибался.


























                Г Л А В А  9

Вопль пронзил ночь Рима подобно вою громадного зверя в предсмертной муке. Он пронесся по каменным коридорам и был слышен даже за стенами дворца на залитой лунным светом рыночной площади и в запутанном лабиринте улочек, где ночевали нищие. Птицы на берегах большой реки тревожными голосами откликнулись на крик, а потом стаями поднялись над великим городом. За воплем последовала тишина, показавшаяся еще более зловещей. А затем метания, судорожные телодвижения, закатывание глаз, слезы--и все из–за немыслимо страшного сновидения. Жуткий неземной пейзаж, клубящийся хаос, образы и звуки из тех пределов, где обитает душа, находясь между сном и пробуждением. Повелитель самой могущественной державы на земле был бессилен противостоять напору враждебных сил на его собственную душу. Дюжина стражников, крепких молодцев, с громким топотом неслась по каменным плитам дворца, выкрикивая приказы. Свет от наспех зажженных факелов освещал до смерти перепуганные лица под шлемами гвардейцев, сновавших по дворцу в поисках той опасности, которую они не сумели предвидеть. С обнаженными мечами ворвались стражники в опочивальню цезаря, взглядом ища блеск или тень от кинжала убийцы. Среди теней опочивальни не было тени убийцы, однако облегчения никто из них не почувствовал, так как каждый предпочел бы лицом к лицу столкнуться с самым страшным заговорщикам, нежели увидеть распростертое безжизненное тело властелина.
Император, повелитель римской империи, победитель египетского армии, покоритель Иерусалима, уже несколько раз разрушавший великий город, царь, чье имя рождало ужас в самых отважных сердцах, сидел на огромной кровати из черного дерева, широко открыв глаза, с подергивающейся от страха челюстью и со смертельно бледным лицом. Подушки на постели были влажны от царственного пота.
--Мой повелитель!--Начальник царской стражи, сделал шаг по направлению к цезарю, прекрасно зная, что излишнее приближение к владыке может повлечь смерть. И все-таки он хотел убедиться.
На теле царя нет никаких следов от оружия, и убийца не смог бы так быстро убежать. Значит, цезарь отравлен? Дыхание государя было неровным, он судорожно прижимал руку к сердцу. Однако производил впечатление скорее человека, чем-то сильно потрясенного, нежели испытывающего боль. Если бы царь был отравлен, то сейчас бился бы в конвульсиях, прижимая руки к животу. Немного придя в себя и зная, что нужно как-то успокоить людей, все еще пребывающих в панике, стражник терпеливо ждал.
--Сон--Это был шепот царя.
Привычный гром, вдруг ставший не более чем веянием ветерка.
--Сон, мой повелитель?--Глаза Сцеволы сузились.
Даже сон может быть опасен. Насланный умелым чародеем, знатоком черной магии, сон способен убить не хуже клинка.
--Прости меня, повелитель. Что за сон?
Цезарь повернулся, чтобы взглянуть на него.
--Бесспорно, ужасный сон,--поспешно добавил стражник.
Император закрыл глаза, словно пытаясь припомнить забытое имя или лицо давно умершего друга.
--Нет,--произнес он наконец.
Голос императора возвысился до почти привычных интонаций, когда он схватил со столика глиняный кувшин с вином и в ярости швырнул его на пол.
--Я не могу сказать. Я ничего не помню! Позови  толкователей! Жрецов или …..
Сцевола распорядился и по происшествии относительно недолгого времени прибыли жрец и два толкователя снов.
--Говорите!
Глядя на стоявших перед ним людей, император сжимал подлокотники золотого трона, впиваясь пальцами в искусно вырезанные головы львов. Люди эти являли собой странное зрелище. Два мрачно-глазых халдея с обритыми головами и совсем голые, если не считать полотняной набедренной повязки и священных амулетов на шее. Чернокожий нубиец со шкурой леопарда на худых плечах. Египтянин, чье простое белое одеяние из хлопка оттенялось густо подведенными черной краской глазами. И римлянин, верховный жрец  храма Амфродиты собственной персоной.
Приказ цезаря гласил.
--Приведите ко мне самых великих магов. Соберите их со всех концов империи, ибо душа моя стенает. Я должен узнать, что значит мой сон.
Маги стояли полукругом у подножия императорского трона, и на лицах их сверкал пот, пот ужаса перед царским гневом. И царь возопил еще раз.
--Говорите же, грязные псы, или, клянусь, ваши жалкие потроха станут пищей шакалов еще до захода солнца.
У магов не было оснований сомневаться в правдивости его слов. Со времени страшного сна царь ни о чем другом не мог и думать. Его ночи превратились в мучительную агонию бессонных метании, а дни заполнились бесплодными попытками вспомнить хоть крошечный фрагмент сна. Теперь это за него должны были сделать мудрые чародеи. Если же им не удастся... ровный строй телохранителей за троном цезаря, держащих наготове короткие пики, красноречиво демонст-рировал, какими будут последствия.
Мучительная тишина длилась и длилась. И тут Каллилука-- предводитель халдейских прорицателей, откашлявшись, попытался угодливо улыбнуться императору.
--Возможно, моему повелителю послано видение от самого Зевса--видение, которого достоин только царь. Возможно, бог лишил тебя памяти, чтобы ты не смог рассказать его простым смертным.
Он низко поклонился, а император Веспассиан впился в халдеи пронзительным взглядом.
--И какой же в этом смысл, глупец? Послать мне видение, чтобы отнять его. Если оно даже предназначено только для меня, я должен знать его?
Перебирая напомаженные локоны завитых волос, цезарь повернулся к Сцеволе.
--Надеюсь, пики твоих солдат остры. Эти типы, присво-ившие себе звание мудрецов, скользки, как угри.
Начальник стражи расплылся в улыбке. Подобно боль-шинству римлян он боялся могущества магов не меньше, чем могущества демонов. Недурно бы полюбоваться, как они будут извиваться на остриях пик. Чувствуя, как быстро уходит время, театральный возглас издал жрец храма Амфродиты, так, будто неожиданная мысль посетила его.
--Мой повелитель! Я вижу? Мой разум осветился светом, словно зажгли тысячи факелов. И там, среди огней, река из пламени, и на реке...
--Молчи?--загремел голос императора.--Неужели ты рассчи-тываешь провести меня? Неужели думаешь, что я одна из тех глупых старух, что платят тебе за предсказания? Когда кто-то в точности расскажет мне мой сон, я сразу пойму это. И я сразу понимаю, когда какой-нибудь паршивый пес хочет обманом заставить меня поверить в то, что знает его. Довольно! Железо копий положит конец твоей лжи!
Он поднял руку, давая копъеносцам знак приготовиться.
--Постой! Заклинаю тебя, повелитель!
Второй халдей сделал шаг вперед, словно хотел прикоснуться к царю.
--Пощади нас, и, клянусь, твой сон будет истолкован.
Рука Весспасиана опустилась. Он с удивленной улыбкой взглянул на говорившего.
--Никто из вас до сих пор не сумел мне сказать ничего, кроме лжи и уловок. Какой мне будет прок оттого, что я пощажу вас?
Халдей сглотнул, во рту у него пересохло.
--Мы не можем рассказать тебе твой сон, повелитель, верно. Но я знаю того, кто сможет.
Царь вскочил на ноги, и все предсказатели как один съё-жились от ужаса.
--Кто он? Кто этот человек?
--Один из евреев, повелитель,--ответил халдей.--При-веденный сюда из Иерусалима.--Чародей выпрямился, вновь обретя надежду, что ему удастся дожить до завтрашнего дня.-- Этого еврея зовут Иуда. Он среди осуждённых на смерть за восстание. Его хорошо знает твой придворный писатель Иосиф Флавий.

                2


Император и пленник—иудей смотрели друг другу прямо в глаза, и царь не без удивления отметил, что раб выдерживает его взгляд. Правда, рядом с ним не было стражей со смертоносными мечами и устрашающей внешностью, от вида которых этот человек, несомненно, пришел бы в трепет. Но разве недостаточно царского присутствия, величия и могущества Веспассиана, покорившего Иерусалим и взявшего в плен войсками императора, чье имя внушало ужас царям соседних стран. Это имя должно было вызвать благоговейный страх в еврейском рабе? Тем не менее человек этот производил впечатление абсолютного спокойствия и терпеливо ждал, пока царь соблаговолит заговорить. И в самом деле весьма странно. Иудеи славятся умом. Незнакомец, похоже, до сих пор еще не понял, что его жизнь зависит от правильного ответа на вопрос императора. Ответа, который не смогли дать мудрейшие мужи. Веспассиан оценивающим взглядом рассматривал простую одежду из шерсти, свободную расслабленную позу--не наглую, но и не слишком покорную,--ничего не выражавший терпеливый взгляд, который не соответствовал положению еврея, предназначенного к смерти в гладиаторском бою и снова и снова задавался вопросом: неужели этот раб способен истолковать его сон?
Впрочем, одно император для себя решил определенно: если еврею не удастся сделать этого, он станет первым, кто ощутит на себе всю силу и весь ужас царского гнева. Водостоки Вавилона переполнятся кровью еврейских рабов, прежде чем он утолит свою ярость. Император откинулся на спинку трона из кедрового дерева и заговорил.
--Ну что ж, Иуда. Так, кажется, тебя зовут?
--Да, мой господин.
--Я думаю, мне не нужно объяснять, почему ты здесь, Иуда.
 Он произнес еврейское имя раба с насмешкой, словно намекая на какую-то позорную тайнy.
--Я здесь по твоему приказу, мой повелитель.
Веспассиан еще раз пристально всмотрелся в него, ища каких-либо признаков непозволительной дерзости. Интонации Иуды были столь же раздражающе нейтральны, как и выражение его непроницаемого лица в отблесках факелов.
--Ну, конечно, Иуда конечно. Я уверен, что твоя мудрость подсказала тебе, почему я отдал  приказ доставить тебя сюда. И чего жду от тебя.
Иуда слегка наклонил голову. Он помнил семейную легенду о патриархе Иосифе, разгадавшем сновидение фараона, который смилостивился и подарил ему жизнь. Иосиф рассказал брату Иуде о разгадке и тайна сохранялась в семье всё время. Не этого ли ждёт император, покоривший Иерусалим?
--Тебя беспокоит сон, мой повелитель. Страшный сон, смутивший твою душу, при том, что никаких воспоминаний  о нём не  остается у тебя в памяти после пробуждения. Только пустое, ничего не значащее эхо, как звук слова на незнакомом языке.
По выражению лица императора Иуда понял, что правильно угадал мучения Веспассиана. Император схватился за амулет, висевший у него на шее. О боги, откуда этому человеку так хорошо известны его тайные мысли?
--Да-да, верно. Не можешь ли ты рассказать мне мой сон, Иуда? Не можешь ли вернуть мне его?
В это мгновение император с тревогой понял, что его голос утратил свою царственную мощь и привычные повелевающие интонации уступили место жалобной хнычущей мольбе ребёнка.
Иуда закрыл глаза и медленно, глубоко вздохнул. Мгновение ожидания затянулось. Веспассиан почувствовал, что нервы его напряглись до предела. Иуда открыл глаза--теперь в них пылали новая сила и новое знание--и заговорил.
--Тайны, раскрытия которых ты требуешь, не могут быть истолкованы гадателями, магами, астрологами и колдунами. Только сам Бог небесный в состоянии раскрыть тебе эти тайны.
Иуда умолк в глубокой сосредоточенности.
--Да-да, не останавливайся, говори, продолжай?--крикнул Веспассиан.
Иуду бесполезно было торопить. Наконец он поднял голову, спокойно взглянул на императора и заговорил медленно, но достаточно громко, чтобы смысл слов стал сразу же ясен.
--Бог небесный в этом сновидении открыл тебе, император Веспассиан, то, что должно случиться в последние дни.
Император был так взволнован, что, кажется, потерял дар речи. Глубоко вздохнув, он медленно стал выпускать воздух. Очевидно, это помогло ему придти в душевное равновесие и он спокойно заговорил.
--Как твоя фамилия, раб? У меня Флавий, а у тебя?
--У нас нет фамилий. Да и твоя фамилия—это принадлежность к роду Флавиев, а не фамилия. У нас тоже есть принадлежность к роду. Я—Иуда бен Иуда. То есть принадлежу к колену Иуды. А почему ты спрашиваешь?
--Хочу справедливо отблагодарить тебя, если разгадаешь мой сон и отправить тебя к отцу.
--Благодарю, император. Справедливость с древнейших времен считается у иудеев первой добродетелью. Иудеи могут вынести нужду и угнетение, но не выносят несправедливость; они прославляют каждого, даже своего угнетателя, когда он восстанавливает право. Твой подарок, это действительно будет царский подарок.
Веспассиан не мог дольше ждать и разговор прервался. Иуда, казалось,  напрягал внутренний слух, дабы услышать голос.
Наконец,  он заговорил.
--Ты видел великий сон, о император. Тебе снилась статуя...
--Статуя?! Да! Теперь я вижу её!
Веспассиан вскочил, радостно улыбаясь, будто слепец, чудеснымм образом обрётший зрение.
Иуда продолжал, не обращая внимания на волнение императора.
--Статую ты видел в своих снах; она была великолепна по форме и вселяла благоговейный ужас. Величественная статуя, возвышавшаяся над тобой на целых девяносто локтей. Голова статуи из золота, излучавшего необычайное сияние, словно пламя в горне; грудь и руки--из сияющего серебра, подобного полной луне.
Иуда запнулся, император сделал шаг и вцепился ему в плечо. Статуя из сновидения словно явилась сейчас, сокрытая черной вуалью, а Иуда каждым своим словом понемногу снимал с нее покрывало.
--Чрево и бедра статуи из бронзы, ноги—из железа, ступни же--из смеси глины и железа.--Он вновь замолчал. Император боялся пошевелиться из страха, что видение может исчезнуть.
Веспассиан уселся на свой трон из кедрового дерева, сделал несколько глотков из чаши с вином. Восторг, который он испытал, припомнив сон, одурманил его, но ненадолго. Теперь его наполняло острое желание проникнуть в сокровенный смысл необычайного видения. Он поднял глаза на Иуду, и тот, казалось, сразу же одному его взгляду понял суть просьбы императора.
--Четыре части статуи означают четыре царства. Первое-- золотое, второе--серебряное, третье--бронзовое. Каждое следующее царство обладает меньшим могуществом, нежели предыдущее. Последнее царство--железное, оно самое слабое, так как его основания--ступни из смеси глины и  железа--будут также разделены.
--Четыре царства,--размышлял император.--Всего лишь четыре?
--Да, до последних времен на этом свете будет всего лишь четыре великих царства. Так людям дано узнать, что только Господь Бог небесный может раскрыть им предопределённое от века. И вот в конце времен десять царств мира сего соединятся, дабы создать вселенское царство, подобное твоему повелитель. После наступит конец миру сему.
Все сказанное этим иудеем было необычно и удивительно. Веспассиан жил в обстановке, где ложь была привычным делом. Даже самым близким ему людям—возможно, именно им в первую очередь--нельзя было доверять. Император уже давно пришел к выводу, что правду говорит только тот, кто связан и закован в цепи и кто видит перед собой палача  с раскалёным железом в руках. Тем не менее  он ничуть не сомневался в том, что все сказанное здесь Иудой--совершенная правда. Впервые за многие годы повелитель бесчисленных народов почувствовал, что под ногами у него зыбкая почва. И вновь раб-еврей предугадал его следующую мысль.
И что во всём этом имеет отношение к Риму, к Веспасиану?
Иуда еще раз взглянул в глаза императору, и вслед за этим его звонкий голос, казалось, заполнил тронный зал.
-- Вот истолкование сна. Ты был избран Богом стать повелителем всего и всех. Бог небесный дал тебе царство, силу, власть и славу. До прихода Царства Божия твое царство будет самым великим из всех существовавших на земле. Ты, мой повелитель,--золотая голова статуи из твоего сна. Когда же наступит время четвертого царства, оно будет сильным, как железо. Оно разобьет на мелкие осколки и покорит все другие царства.
--Разобьет на мелкие осколки?--возопил император.
Император вдруг вспомнил своего придворного писателя Иосифа Флавия. Тот тоже пришёл в лагерь императора и предсказал ему, что он станет императором его сын захватит Иерусалим. Всё исполнилось, так почему же у него нет веры в то, что исполнится и обещанное другим евреем?
--А вот последняя часть твоего сна.—Заговорил снова Иуда.-- Ты видел, как сам собой без помощи рук был слеплен камень. И камень этот  удалил идола, и от удара рассыпались ступни статуи, сделанные из железа и глины. И статуя рухнула на землю. Ее железо глина и бронза, серебро и золото--всё смешалось и сделалось подобно мякине. И вот поднялся ветер и сдул все это так, что и следа не осталось. А камень, ударивший статую, вырос с гору и покрыл собой землю.
Император поднялся с трона и в сильнейшем волнении сделал несколько шагов.
--Мой повелитель, ступни ног, которые ты видел, частью из глины, частью из железа, означают разделенное царство, сильное и слабое одновременно. Как тебе известно царь, железо нельзя соединить с глиной, И в дни этого разделенного царства Бог небесный создаст Свое царство, которое уже никто не сможет разрушить. Им будут управлять не обычные люди. Оно поглотит все другие царства и будет существовать вечно.
В завершение своей речи Иуда сказал.
--Все это сообщил тебе Господь Бог небесный. Сон и истолкование истинны.
Император Веспассиан приказал слугам принести дары Иуде и воскурить фимиам. Он возложил руку на плечо Иуды со словами.
--Отныне ты свободен. Хочешь, возвращайся в Иудею. Хочешь оставайся здесь и будешь  начальником над всеми мудрецами Рима. Ибо ты, Иуда, служишь Богу, который выше и могущенственее всех других богов.

                3

--Я решил воздвигнуть статую и приказываю начать работы немедленно.
Веспассиан сказал это подойдя к верхней части крепостной стены, окружавшей дворец, а весенний ветер с реки  лениво шевелил царские одежды, принося с собой дыхание новой жизни.
«Как загадочны пути разума человеческого, размышлял император. Всего несколько месяцев назад я так страшно страдал из-за сна о громадной статуе и из-за своей неспособное вспомнить хоть малейшую подробность сна, превратился в историческое ничтожество. Потом раб-еврей по имени Иуда пересказал мне сон, и с тех пор каждую ночь я вижу во сне эту статую. Каждую ночь меня посещают невыносимо яркие и потрясающе правдоподобные видения, от которых я просыпаюсь не смущенным и опустошенным, как раньше, а преисполненным невиданной энергии и стремления действовать».
С тех самых пор, как Иуда раскрыл ему значение сна: что в мировой истории никогда не будет империи более могущественной, чем Римская, и более великого правителя, чем Веспассиан, царь царей,--он ощутил прилив новых сил, опьяняющее, неистовое чувство почти сверхчеловеческого могущества. Теперь никто и ничто не сможет устоять перед ним. Все народы и племена от далеких гор, где восходит солнце, до неизвестных берегов, где оно опускается в подземный мир, должны признать его власть над собой, должны преклониться перед царским величием и ощутить тяжесть его пяты.
Взглянув на обширную долину, простиравшуюся у подножия крепости, император увидел множество подданных, гнувших спины под горячим весенним солнцем. Сотни, тысячи рабов тащили веревки, поднимали громадные бревна, копошились подобно муравьям на земле. На огромном расстоянии Веспассиан слышал свист бича, чувствовал боль от кожаных плетей, врезавшихся в плоть нерасторопного раба. А ведь его надсмотрщики умели доводить этих несчастных до полного изнеможения. Он вспомнил Иуду: благодарен ли он от избавления рабства. О том, что он благодарен еврею не могло быть и речи. Он даже не задумывался об этом.
Императору показалось, или на самом деле весенний ветерок принёс с собой запах человеческого пота? Его жена ухаживала за цветами, наполняла сады всеми возможными цветами и растениями.  Император часто прогуливался в саду, вдыхая густой аромат. Но даже у самых экзотических из ее цветов аромат не был так сладок, как запах этого пота. Он напоминал ему, что  люди, обязаны умирать исключительно ради прославления его имени.
Когда же солнце поднялось еще выше и воздух начал дрожать от  подступающего полуденного жара, Веспассиан перевел взгляд  с равнины, кишащей толпами рабов, на массивное сооружение—почти готовую статую-- находившееся в ее центре. Оно напоминало распростертого на земле великана, словно паутиной опутанного множеством веревок. Но путы предназначались не для того, чтобы связать его, а, напротив, чтобы поднять. И когда император услышал, что крики надсмотрщиков и звуки бичей стали громче, он понял: статуя вот-вот займет положенное ей место. Его сон наконец-то становился реальностью.
Исполинская фигура продолжала лежать неподвижно. И на какое-то жуткое мгновение императору в голову пришла страшная мысль: неужели кто-то мог допустить какой-то просчёт и подобную громаду просто невозможно поднять с земли, сколько бы рабов ни было в вашем распоряжении? Ибо, вне, всякого сомнения, никто доселе не осмеливался предпринимать ничего подобного и даже помыслить не мог о таком.
И тут надрывный скрип длинной  крученой пеньки, сливавшийся с истошными воплями рабов, чьи мышцы напрягались сверх человеческих возможностей, уступил место  более глухому и громкому звуку статуи, поднимающейся из пыли и медленно, но неуклонно восстающей к своему будущему величию, В страхе  император открыл рот, не в силах отделаться от ощущения, что статуи ожила и теперь приближается к нему.
Раздались крики ужаса и боли--несколько канатов, при вязанных к громадному торсу статуи, оборвались, и десятки рабов, корчась и оглашая долину воплями, рухнули на землю. Огромная фигура, казалось, застыла в нерешительности. Император сжал зубы и, как ему почудилось, одним усилием воли заставил ее продолжить движение. И вот фигура вновь подалась вперед и в последнем невероятном усилии, оглашая окрестности грохотом, заняла свое место. Одновроменно к небу поднялось облако сероватой пыли.
Император не слышал криков тысяч людей, были ли то крики боли из-за разорванных мышц и связок или возгласы ра дости и облегчения оттого, что немыслимая пытка наконец окончена. Он слышал лишь бешеный стук собственного сердца и хриплое дыхание, вырывавшееся из груди. Император хватался за край стены и судорожно глотал воздух. Медленно, очень и очень медленно пыль, облекавшая статую, начала рассеиваться под дуновениями ветра, и перед Веспассианом предстала во всем величии и красоте главное творение его жизни. И тут словно кто-то поднес факел к котлу, наполненному маслом посреди кромешной тьмы: лучи солнца коснулись широкого лба статуи, и ее колоссальная голова озарилась золотым светом. Прикрыв глаза от ослепительного зрелища, император издал судорожные рыдания восторга--теперь вся статуя предстала перед ним, вырвавшись из клуб густой пыли. Сначала это были грудь и руки из серебра, затем чрево и чресла из бронзы и, наконец, ноги из железа попирающие горы сломанных лесов и окровавленных тел.
Возвышаясь на девяносто локтей, мощная и грозная фигура нависала над Римом подобно жестокому и неумолимому божеству.  Когда глаза императора немного привыкли к ослепительному сиянию, он смог получше рассмотреть черты золотого лица. Концы широких губ были опущены вниз на подобие мстительной ухмылки кровожадного чудовища, пустые глазницы излучали свирепость зверя. И, огласив долину смехом восторга и удовлетворения, Император узнал в лице статуи собственное лицо.
--Позовите мне еврея,--приказал император.
Слуги бросились выполнять приказание, но Иуда бесследно исчез. Ещё долго вспоминал Веспассиан еврея Иуду, но постепенно забыл и другие события отвлекли его поиском.

                4

Через много лет Веспассиан понял, что основным замыслом Иуды было приобщить его к вере своих предков. А если так, то это означало гибель императора. Смысл золотой головы был понятен Иуде, но не Веспассиану. А когда стал понятен, то он по собственной воле решил расстаться с головой. Это иносказательно было действительно так. Он не покончил с собой, как думали многие, не в прямом смысле, конечно. Он действительно очень близко принял слова Иуды о своём великом царстве, золотой голове статуе из сна. Он приказал воссоздать статую и затем потерял разум, поклоняясь ей. Через семь лет он исцелился от безумия и искупил вину, приказав уничтожить статую.
Рабы одновременно натянули канаты, приложив всю силу, на которую только были способны. И вот громадный кусок золота с грохотом упал на землю. Идол, принёсший императору и его народу столько страданий, теперь бесславно валялся среди клубов пыли. Голова, скатившаяся с гигантской статуи, казалось, с предательским коварством всматривалась в человека, чьего копией являлась. Весспасиан приказал, чтобы осколки идола собрали и передали  главному Рима. Золото с переплавленной статуи должно пойти на изготовление священных сосудов. По крайней мере в этом императора сумели убедить.
--И найдите еврея Иуду. А как найдёте—уничтожить!
Иуду так и не нашли, а император умер своей смертью в мучениях. Главный жрец Рима для потомства начал записывать свои мысли. Он рассказал, как император пригласил еврея Иуду и был словно загипнотизирован им. Потом император сошел с ума, в этом жрец ни капли не сомневался. Семь долгих лет император вел жизнь мерзкого животного. Судьба империи, зависевшая от безумного повелителя, висела на волоске, а завистливые и алчные соседи уже планировали разграбление Рима. И потом, когда разум вернулся к императору, когда он вновь стал говорить и вести себя как трезвомыслящий человек, у жреца сложилось впечатление, что император стал еще безумнее, чем был в пору своей одержимости. Чем еще можно объяснить его приказ уничтожить всех идолов? Каким-то образом этому еврею и его Богу удалось подчинить себе императора.
По телу  жреца пробежала дрожь, и вовсе не из-за сырости в его жилище. Если прекратится почитание богов, к кому станут обращаться люди в дни опасностей и жизненных невзгод, в периоды эпидемий и голода, в неурожайные годы и во время наводнений? Кто даст им силы сражаться с врагами, стирать с лица земли их города и селения и порабощать их сыновей? Кто даст им власть над миром?
Ну и самое важное: из какого источника будет черпать сам верховный жрец, да и вся каста жрецов свою силу и власть над людьми? Когда он всматривается в языки священного пламени, он, он один, обладает громадной властью. Только ему дан богами дар истолковывать эти изменчивые очертания и блики. В моменты страшного гнева злобного бога подземного мира--только главный жрец способен толковать его знамения. И если этот гнев можно было успокоить лишь человеческими жертвоприношениями, только главный жрец мог выбрать жертву. Когда же демоны входили в город, только ему дано право решать, кто одержим ими и кто нет, кого следует заковать в кандалы, а кого пощадить. Иногда главный жрец льстил себе тем, что простой народ боится его больше, чем своего жестокого императора.
И щедрой была эта власть. Одежды жреца были расшиты золотыми нитями, блиставшими, словно солнечные лучи. Редчайшие яства, роскошнейшие вина оказывались у него на столе по первому желанию. Любая из храмовых танцовщиц была всегда к его услугам. В мире без богов ничего этого не будет. Он поднял голову. На каменной стене мерцал тусклый светильник. Рядом в полумраке ярко блистала статуя Зевса. Теперь жрец уже не помнил, что когда мысленно соединил отдельные куски идола. Но, вновь видя его перед собой, жрец чувствовал, как все его естество наполняется темной силой подобно кубку, до краев наполняемому крепким вином. Голова закружилась от восторга. В жилах вскипали пенился экстаз нового могущества. Жрец чувствовал себя обладателем неизмеримой мощи. Он наделен безграничной властью. И если 6ы сейчас кто-то осмелился ударить его ножом в грудь, лезвие кинжала расплавилось 6ы в потоке энергии, что переполняла его.
Он сам стал богом. И с этого мгновения жрец стал рабом Статуи. Медленно и глубоко дыша, он сосредоточил внимание на извилистом бронзовом теле, что мерцало перед глазами в невер ном свете факела. В этой полутьме Виртуальная Статуя казался громадной, а её тень извивалась на стене, словно живая. Жрец открыл ему свою душу и почувствовал, как вытекает его собственная воля, будто вода из разбитого кувшина. Когда знакомый восторг начал заполнять образовавшуюся пустоту, жрец улыбнулся сквозь прикрытые веки.
--Скажи мне, что я должен сделать?--прошептал жрец.
Император считал, что может доверять главному жрецу. Тот верой и правдой прослужил ему много лет в качестве главного жреца при императорском дворе. Однако у жреца была тайна. Он стал преданным слугой ангела Тьмы, восставшего против Зевса. Этого не знал император и вообще никто во дворце.
Поэтому на следущее утро главный жрец трех самых близ-ких учеников. Обломки статуи императора теперь лежали среди других предметов римского культа в темной и зловещей сокровищнице. Многие сваленные здесь священные сосуды были давным-давно привезены из  разграбленного Иерусалима. Главный жрец беседовал с учениками, спокойно, но со скрытой страстью. Они принесли клятву во что 6ы то ни стало исполнить задание. Им надлежало претворить в жизнь план, которому предназначалось перевернуть весь ход человеческой истории.
-- Братья-служители храма Зевса, слушайте меня. Золотая голова императора Веспассиана должна быть сокрыта от мира до тех пор, пока не наступит конец времен.--Жрец взял изысканно изогнутый указательный малец.--На этой части тела, написал я точные указания о том, как отыскать место, где спрятана золотая голова.
Жрец положил голову на жертвенный стол и громадным молотом разбил его на три части. Затем каждому из трех учеников протянул по куску.
--Вам надлежит отправиться в те места, которые записаны в ваших свитках и спрятать их в соответствии с начертанными на них инструкциями. Чтобы найти золотую голову, необходимо будет прежде отыскать  части головы в правильной последовательности.
Тут один из учеников встал и спросил.
--Учитель, почему нужно прятать золотую голову?
--Сейчас мир не нуждается в ней. Однако наступит время, когда правителю земли понадобится внеземная сила, которая заключена в этой голове. Это время еще очень далеко. Это то самое время, о котором говорил Иуда в своем толковании царского сна... Жрец замолчал на мгновение, а затем произнес главные слова.--Это время, когда Рим восстанет во второй раз и будет властвовать над миром.
               
                5


Веспассиан так и не и понял, что основным замыслом Иуды было приобщить императора к вере предков. А если так, то это означало гибель императора. Смысл золотой головы был понятен Иуде, но не Веспассиану. А если стал понятен, то он по собственной воле решил расстаться с головой. Это иносказательно было действительно так. Он не покончил с собой, как думали многие, не в прямом смысле, конечно. Он действительно очень близко принял слова Иуды о своём великом царстве, золотой голове статуе из сна. Он приказал воссоздать статую и затем потерял разум, поклоняясь ей. Через семь лет он исцелился от безумия и искупил вину, приказав уничтожить статую.
Разбив статую, Веспассиан вновь стал самим собой, полностью избавился от безумия и вернул всю полноту власти над царством. Но главный жрец понял всё по-своему и в целях нового возвышения Рима, спрятал золотую голову в надежде, что она придаст силу избранному Зевсом правителю империи. А то, что благодаря объяснившему сон иудею, Веспассиан стал поклонятся Невидимому Богу и уничтожил всех идолов и кумиров—полный бред и исторически не находит подтверждения.






























                Г Л А В А  10

Начиная с 1 нисана 4 века новой эры на дорогах Иудеи появились паломники, которые направлялись в Иерусалим, чтобы заколоть пасхального агнца и есть пасху в святом городе. После войны, хотя и прошло уже много времени, на дорогах было полно разбойников и солдат, но эти непостижимые люди не хотели отказаться от своего паломничества. Они прибывали-- мужчины старше тринадцати лет--то по одиночке, то длинными вереницами. Большинство пришло пешком, в обуви, с дорожным посохом, с перекинутыми через плечо мехами для воды и роговым футляром для дорожных припасов. Многие ехали на ослах, на лошадях, на верблюдах, богатые--в повозках или в носилках. Очень богатые привезли с собой жен и детей. Они двигались со стороны бывшего Вавилова, по большой, широкой царской дороге. Они двигались по многочисленным ухабистым просёлкам с юга. По трем большим благоустроенным дорогам для войск, проложенным римлянами. Ворча, проходили они мимо колонн бога Меркурия, воздвигнутых вдоль этих дорог, ворча, уплачивали высокие дорожные и мостовые пошлины. Но их лица тут же прояснялись, и они весело следовали дальше, как того требовал закон. Вечером они мыли ноги, умащали свои тела, произносила благословение, радовались, что увидят святой город, и предвкушали пасхального агнца, мужского пола, годовалого, беспорочного.
За паломниками следовали римляне. Целых четыре легиона в полной боевой готовности, затем отряды союзников, всего около ста тысяч человек.  10 нисана по еврейскому счислению, выступили они из Кесарии, 25-го стали лагерем в Габатсауле, ближайшем большом селении перед Иерусалимом. Солдаты, маршировавшие рядами по шесть человек, заняли дорогу во всю ширину и оттеснили паломников на проселки. Вообще же они паломников не трогали. Хватали только того, на ком была крамольная повязка со словом «Маккавей».
Паломников бросало в дрожь, когда они видела, как легионы гигантским червем подползают к городу. Может быть, того или другого на миг охватывала нерешительность, но никто не повернул обратно,--наоборот, они, эти непостижимые люди, ускоряли шаг. Отвратив взоры, пугливо стремились они вперед; под конец это стало похоже на бегство. И когда 14 нисана, в канун праздника, в день пасхальной вечери, последние паломники достигли города, ворота закрылись; ибо за ними, на высотах, уже показался римский передовой отряд. То, что в Иерусалиме не стало тогда слишком тесно от паломников, считается одним из десяти чудес, которыми Ягве отметил свой народ Израиль. Ибо в тот год, зажатый своими стенами, отрезанный от окрестных деревень, обычно дававших паломникам приют, город был набит людьми до отказа. Но теснота не смущала вновь прибывающих, а особенно тех, кто прибыл поговорить о вере в святом городе и тех, кто хотел выяснить всё о новой религии, так быстро распространяющейся в мире.
Почему в Иерусалиме? Потому что приверженцы и пророки новой религии были сплошь евреи. Все эти люди наполняли залы и дворы. Многие были при деньгах, они толклись на базарах. Дружелюбно задевали друг друга, предупредительно уступали друг другу место, добродушно торговались с продавцами, передавали подарки знакомым. В месяце нисане Ягве спас евреев от руки египтян. Они смотрели на приближавшихся войска римлян с удивлением и любопытством, но без страха. Они чувствовали под ногами священную почву, они были в безопасности, они были счастливы. Но бродили по базарам и залам не все. Некоторые раввины и неравнодушные к новым веяниям люди, среди которых был и Иуда бен Иуда, собрались в небольшом пригороде Иерусалима и вели нескончаемые дискуссии о вере, как и положено у евреев.
Новая религиозная группа—минеи или христиане, оставались сектой и хотя у них было много приверженцев. Они по преимуществу придерживались еврейских традиций. Вопрос обрезания стоял особо и многие евреи не могли смешиваться с необрезанными. Многие прозелиты были необрезанными и судьба разрыва евреев с минеями была решена.
Послушав мудрых людей, Иуда решил, что дома в Германии, он расскажет людям о религии минеев, а если надо то и вступит в спор с минеями. С такими мыслями, отпраздновав пасху, паломники возвращались в свои страны исхода. В начале четвёртого века новой эры, евреи, после выселения их из Иудеи,  добрались до Германии. Робко. жались побежденные иудеи в стране, допустившей их по велению Бога Ягве, где их  едва терпели. Большую часть из них, после порабощения Иерусалима  убили или обратили  рабство, а имущество объявили собственностью римского императора. То одного, то другого все еще подозревали в причастности к восстанию, и каждого угнетала забота, как бы злонамеренный конкурент или сосед не возвели на него подобного обвинения. Поселения иудеев нищали. Но они не пали духом и продолжали упорно трудиться и результат сказался не скоро, но планомерно. Местный князь заметил их трудолюбие, а еврейского руководителя Иуду назначил управляющим своим имением.
Конечно, дети евреев были вовлечены в игры немецких детей и взрослые смотрели на это сквозь пальцы. Игры детей никогда не безопасны. Сын Иуды вместе с сыновьями других уважаемых  немецких семей, пытались на самодельных шпагах устроить турнир. Один из мальчиков сделал выпад и шпагой пронзил грудь Валаама, сына Иуды. Мертвого мальчика отнесли в дом Корея. Корей тотчас же послал за Иудой. Как только весть о гибели сына Иуды дошла до отца, он бросив все приготовления к вступлению во владение имуществом молодого германского князя в городе Аахене, примчался в дом Корея. Иуда смотрел на мёртвого сына.               
Корей рассказывал ему все, что знал. Иуда стоял совершенно спокойно, только его челюсти странно двигались, словно он что-то пережевывал. Одна мысль наполняла его, наполняла всего, вытесняя все остальные: «Они, мои хозяева,  убили моего еврейского  сына». Он думал об этом неотступно, глядя на Валаама.
Корей умолк. Иуда ничего не сказал, он стоял посреди комнаты, слегка пошатываясь.
--Разве вы не хотите видеть Фрица, который вонзил кинжал в вашего сына?--спросил в конце концов Корей хриплым, глухим голосом.
Иуда как будто не слышал. Затем вдруг неожиданно, спросил
--Что?
И Корей повторил.
--Разве вы не хотите видеть Фрица?
После некоторой паузы Иуда сказал и его слова прозвучали почти робко.
--Ведь это не полагается.
Корей изумлённо поднял глаза, затем сообразил, что Иуда, очевидно, имеет в виду запрещение, по которому любой из рода священников и царей не имеет права приближаться к трупу ближе, чем на четыре шага.
--Ах, так,--отозвался Корей, и в его голосе прозвучало облегчение.--Вы же можете видеть его из соседней комнаты.
--Да, так можно,--нерешительно ответил Иуда и последодовал за Кореем.
Он сел в комнате, рядом с той, где лежало тело. В открытую дверь рассматривал он своего мертвого сына. Тот лежал на опрокинутой кровати. Корей опрокинул её, как полагалось, в знак скорби. Корей оставил его наедине с мертвым и так Иуда  провел всю ночь.
Он размышлял в ту ночь о многом, над чем раньше никогда не задумывался, и когда наступило утро, он стал на много ночей  старше. Обычно он боялся погружаться в собственные глубины. Но теперь его глубины  были открыты и он вынужден был туда опустится. В эту ночь он думал не по-немецки, не по-арамейски      --все его мысли складывались на иврите—языке его ранней юности. Он спорил сам с собой, хитроумничал, то сваливал всю вину на себя, то на судьбу, на Бога. Его скорбь была безмерна, безмерно его раскаяние, безмерны самообличения. Слишком мало любил он своего еврейского сына. Он обещал жене его беречь, но оказался плохим стражем, и если она спросит его.
--Где Валаам, дитя мое, твой сын?--он ничего не сможет ей ответить. Бывал ли когда-нибудь человек столь смешон в своем самомнении? Его сын погиб, убитый сыновьями тех гоев, которых Иуда ходил с  высокомерием, как управляющий имуществом князя как властелин среди ничтожеств. А теперь он сидит здесь, куча дерьма. Он захотел быть одновременно немцем и евреем. Он ничто. Ни немец, ни еврей. Ничто. Куча дерьма. Он рылся в глубинах своей души и не нашел ничего. Стал рыться глубже--и нашел сладострастие, еще глубже--и нашел суетность.
Тогда он устрашился в сердце своем и исполнился боязни. Он искал прибежища в книжной мудрости. Но она не дала ему утешения. «Все идет в одно место, все произошло из праха, и все возвратится в прах. Кто знает, дух сынов человеческих восходит ли в небеса и дух скотов сходит ли вниз, в землю». Так сказал человек по имени Когелет несколько столетий назад, и кто мог бы сказать лучше? Тот, кто эхо сказал, был умный человек. Они, еврейские раввины,  его не любили, не любят его и теперь. В течение столетий спорили они в Иерусалиме, следует ли включать его книги в число священных книг, они еще и теперь спорят. Он слишком умен и слишком насмешлив, этот человек. «Нет иного блага для человека, как есть и пить и услаждать душу свою от труда своего»,
Затем Иудой вновь овладевал гнев. Бог смеется над ним, Бог, подобно морю, бросает его вверх и вниз, играет им, словно море кусочком пробки. Разве не он всего несколько недель назад шел к князю торжественно, в зените своего счастья, и внешне и внутренне все было блеск и свершение? А теперь Ягве позволил себе по отношению к нему эту нелепую шутку. Единственно, чему он научил своего сына Валаама были кой-какие сведения по эрохе дуэлянтов во Франции, и, как нарочно, с помощью нелепой пародии на фехтование, которую он описывал сыну, Ягве и  погубил его. Какое преступление совершил  он, что Бог наказал его этой нелепой шуткой? Он хотел привести своего  сына к Богу. Разве это преступление?
Он встал, его дыхание прерывалось, он  кощунствовал. Пусть так, на каком бы месте его ни раскрыть, слой за слоем рассыплется, обнаружится одна пустая оболочка за другой. Сверху он немец, но если немного поскрести, вылезет гражданин Вселенной, еще немного поскрести--еврей. Но одно останется, одно нельзя соскрести, и это одно: Иуда бен Иуда, может быть, только крошечный сгусток суетности, но все же некто, некое «Я». Пусть это его позор, но еще больше его гордость. Он, например, как Иов, восставал  против Бога, вызывал его на спор.
«Я был суетен, я был высокомерен,--каялся он перед невидимым судьей,---я ничего не скрываю. И все же Ягве несправедливо обижает меня и несправедливо убил моего сына. Если я был суетен, разве не Ягве создал меня таким? Если я был суетен, то разве не во имя Ягве? Я хотел показать, что слуга Ягве человечнее, божественнее, чем слуги другого бога. Разве в этом было мое тщеславие. А теперь слово за Ягве: пусть говорит».
 Но после этого взрыва гнева и гордости он весь поник, вдвойне почувствовав свое ничтожество. Он понял совершенно отчетливо, что слишком мало любил своего сына и был за это  наказан. Его сердце было лениво, его чувство убого, в этом состояла его вина. Большая вина. До сих пор все его деяния и его муки проходили сквозь него. Он встряхивался, и все исчезало, можно быпо начинать сызнова. На этот раз нельзя. Это никогда не исчезнет. Через все его будущее неотступно пройдет  образ Валаама, и с ним будет его обвинение.
Иуда провел всю ночь в комнате рядом с той, где лежало тело; Корей не обращал па него внимания. Ночи стояли уже довольно холодные. Иуда был измучен и, вероятно, голоден, но он об этом не думал. Иуда сидел на полу, он казался опустошенным до последних глубин. Перед его глазами стояла пелена, как тогда, в пещере, когда он умирал от жажды. Он слы-шал агрессивный тон Корея, понял, что тот тоже считает его не без вины. Но это его не трогало. В нем все ещё звучали стихи из книги Когелета: «Всему свой час, и время всякой вещи под небом: время рождаться и время умирать; время насаждать и время вырывать насажденное; время убивать и время врачевать; время разрушать и время строить; время искать и время терять; н ромп обнимать и время удаляться от объятий; время войне и время миру. Что же за польза работающему от того, над чем он трудится?».
Это вспоминал, продолжая сидеть на полу, упрямый, одичавший Иуда. Его руки и ноги, вероятно, онемели, но он не двигался. Приходили друзья проведать его.  Ему прислали в ивовой корзинке  траурное кушанье из чечевицы. Но хотя закон и предписывал утешать скорбящих, евреев пришло немного. Он не успел сделать сына евреем. Евреи считали, что смерть мальчика—кара Ягве.
На другой день Валаама похоронили. Лишь немногие провожали его. Среди немцев у него было много друзей, и до костра они бы, конечно, его проводили. Но то, что его не сожгут, как приписывал ритуал немцев, а зароют в землю, возмущал  их. Eврейская религия была не под запретом и евреям не запрещали хоронить по их ритуалам.  Но все жалели мальчика, тело которого будет столь варварским образом отдано червям и никто не хотел участвовать в таком погребении. Христианские правила захоронения ещё не привились в языческой совсем недавно государстве.
Поэтому процессия, сопровождавшая Валаама к вечному дому его, была очень малолюдной, но привлекала всеобщее внимание. Сам Иуда немало этому способствовал. Он шел за носилками, по иерусалимскому обычаю, небритый, в разорванной одежде, до ужаса одичавший. Он топал ногами, сорвал с себя сандалии, бил себя ими. Немцы, встречавшиеся на пути, говорили.
--Бог покарал его.
И они качали головой, глядя на этого одичавшего, оборванного человека; многие смеялись, праздношатающиеся примыкали к шествию и наслаждались зрелищем скорбящего еврея.
Иуда, как того требовал закон, в течении семи дней оплакивал сына, сидя на полу, в разорванной одежде, и за эти дни он «вспахал» свою душу. Потом он сел и написал псалом  «Я есмь». И до сих пор этот псалом звучит на еврейских похоронах.
В эти семь дней траура Иуда упорно обдумывал, какой долг возложила на него смерть сына. Он не верил в случай. Ягве и судьба--это одно. Он был готов допустить, что смерть Валаама-- наказание, но в чем должно было состоять действенное искупление, которого от него требовал Ягве? Он верил, что все происходящее вокруг сплетено воедино. Все было одной цепью, и подобно тому, как ни одна буква Священного писания не стояла на своем месте случайно, и подобно тому, как последовательность законов и повествований, несмотря на отсутствие видимой связи, была все же глубока и полна смысла.
Когда-то верховный священнослужитель Ония при помощи Иуды Макковея, прямого предка Иуды бен Иуды, создал университет для того чтобы сохранить единство нации и разработал изобрел хитроумный и смелый план: он решил заменить государство вероучением.
Его преемник, Гамалиил, трудился энергично и осторожно над осуществлением этого плана. Свод ритуалов, до мельчайших деталей разработанный им и его коллегией, связывал иудеев друг с другом крепче, чем прежнее государство. Однако эта система вынуждала раввинов все более суживать учение и пожертвовать лучшей его частью--универсализмом. От этой космополитической миссии, которой они были верны ряд столетий, начали отрекаться. Уже не всей земле несли они теперь это благовестие, но многие утверждали, что после раз-рушения храма обитель божия--это народ Израиля и что Бог принадлежит только этому народу. Гнет народов и прежде всего закон об обрезании, побуждали все большее число иудеев  примыкать к этой националистической концепция. Они пропускали те места, где Писание напоминало иудеям о их всемирной миссии, и неустанно повторили те, где возвещалось о союзе Ягве с Израилем, как со своим любимым народом.
Пользуясь сводом ритуалов, они придали жизни иудеев национальную замкнутость. Они запретили им изучать наречия язычников, читать их книги, признавать их свидетельства в суде. Принимать от них подарки, смешиваться с ними через половые контакты. Нечистым считалось вино, которого коснулась рука не иудея Этого придерживались почти все священнослужители, иудеи и сектанты: ессеи, эбиониты и минеи или христиане. Минеи, которые образовали свою секту ещё в начале первого века новой эры, написали несколько евангелий о приходе мессии Иисуса из Назарета в мир. Евангелисты приписывали ему слова: «На путь к язычникам не ходите и в город самаритский не входите, а идите наипаче к погибшим овцам дома Израилева«.
За короткое время иудеи, которые были первыми, возвестившие всему миру, что их Бог принадлежит не им одним одним, а всей земле, стали самыми фанатичными националистами. Богословы все непреклоннее монополизировали учение, все нетерпимее запрещали всякие возражения. Правда, многие противились этому. Иудеи были искони своевольны--не единообразная масса, а народ, состоящий из множества отдельных индивидуумов и множества точек зрения. Среди них имелась традиционалисты новаторы, фарисеи, саддукеи, ессеи, люди терпимые и нетерпимые, да и те же  минеи; последователи разных учителей, люди, признававшие только священников, и люди, признававшие только пророков. С исчезновением государства и храма исчезло немало сект, но расщепление внутри иудейского народа продолжалось. Всегда существовали иудеи, жадно интересовавшиеся познаниями других людей и исследовавшие науку других народов. И теперь они не желали лишаться этого права. 
Нo богословы не отступали от своего плана. Чтобы евреи не растворились среди других народов, учение должно было оставаться ясным, единым до последних деталей. Должен был существовать единый обряд и единый обычай, по которым можно было бы отличить иудеев от остальных. Следовало всю жизнь подчинить закону, не допускать никаких отклонений. В вопросе о мессии существовало до сих пор множество точек зрения. Одни вертели в то, что он принесет меч, другие--пальму мира. Разные люда видели мессию в разных лицах, и им не препятствовали в этом. Теперь богословы предписывали верить в одного-единственного мессию, который должен скоро прийти, выгнать захватчиков  из страны, восстановить Иерусалим и заставить все народы признать Бога Израиля.
Но минеи, или «верующие», называвшиеся также христианами, которые утверждали, что мессия уже пришел; правда, его царство --- не от мира сего, он, наоборот, пришел показать всему народу путь благодати, так чтобы не только ученые, но всякий, даже нищий духом, мог познать Ягве. Но мессии не поверили, его отвергли и в конце концов убили. Некоторые пророчествовали об этом еще до разру-шения храма, но привлекли мало последователей. Теперь они говорили: «Вот видите, священники и богословы убили мессию, поэтому Иерусалим и разрушен». И многие задумывались: «Разве они не правы? Разве действительно священнники и богословы не преисполнены высокомерия? Иначе трудно понять, почему Ягве разрушил свой храм и отдал свой народ во власть язычников».
Дальнейшее учение минеев тоже легко находило доступ к мыслям и чувствам людей. Богословы подчиняли жизнь закону, шестистам тринадцати основным повелениям и запретам, каждое из которых распадалось на множество более мелких предписаний; согласно этим сотням маленьких, но обязательных обрядов и молитв, был распределен весь день, с утра до поздней ночи, и за каждое нарушение грозила кара на том и на этом свете. Минеи, наоборот, учили, что, конечно, хорошо жить по закону, но достаточно верить в мессию, давшего людям искупление, чтобы за лишения в этой жизни получить награду в сладостной жизни за гробом, и очень многие следовали новому, более мягкому учению. Богословам приходилось со всем этим бороться и они собрали евреев в синагоге, чтобы выслушать и тех и других ораторов и, отлучить их от ереси.
Пригласили минея Иакова, который был знаком со всеми евангелиями о Иисусе из Назарета, Ахера—доктора Янная, богослова, его друзей Бен Измаила с женой Ханной. Первым по молчаливому согласию выступил Иаков—миней.
--Господа богословы охотно удержали бы меня,-начал он своё выступление. --Они пошли бы даже на то, чтобы в виде исключения разрешить мне заниматься любым делом, но только не пропагандой  нового учения. Они готовы на такие компромиссы--надо только молчать о том, что человек нашел собственную истину. Нашёл, то пусть она его собственностью и остается, он не должен ни в коем случае передавать ее дальше.
Я не могу молчать. Единство вероучения--это единый Бог, единая нация, единое толкование. Богославы не разрешают дискутировать о книгах греков, об эмонациях Бога, о сатане, о святом духе. Этой сплошной централизацией в суженном до национализма они лишают учение его смысла. Этим единым толкованием они выключают из Писания весь мир и подменяют его глупым, одержимым манией величия народишком. Если Ягве не бог всего мира, то Кто же он?
Один из многих богов, национальный бог. Они возвещают узость, эти богословы, они хотят, чтобы была нация, и изгоняют Бога. Они ссылаются на прошлых священнослужителей. Но я утверждаю, что Ония охотное отказался бы от иудаизма, чем увидел, как он у них засыхает и костенеет. Ония хотел наполнить мир духом иудейства. Вы изгоняете дух из иудеев. Массы не понимают, в чем здесь дело, но они чувствуют, что между Ягве и богословами--нелады. Они чувствуют, что то учение, которое богословы строят в духе, еще теснее, еще высокомернее, чем был Иерусалим из камня, ныне разрушенный. Поэтому столько людей и уходят к нам.
Все долго молчали. Слышалось лишь шумное дыхание множества людей. Иуде показалось, что все ждут, чтобы он заговорил первый. Он действительно проявлял интерес к новому учению потому, что Иехошу из Назарета приписывали родство с царём Давидом. Но Иуде знал свою родословную, которая передавалась из поколения в поколение. И там не было места Иосифу, отцу Иехошуа или как его звали по-гречески—Иисуса. Но больше всего его интересовал Савл, принявший имя Павла при получении римского гражданства. Труды этого Павла по христианству только-только распространялись по Европе и Иуда ещё не имел возможности ознакомится с ними. Однако, Иуда хранил как драгоценную реликвию в тайнике Евангелие от Иуды, дальнего родственника Иуды бен Элизар.  Он знал, что Иуда из Кариота никогда не предавал Иехошуа.
Учение минеев показалось Иуде действительно предназначенным только для очень простых сердец. С всякого удивления увидел он, что многие разделяют его отношения, они  слушали с несколько отсутствующими, но благоговейными лицами, так, как люди слушают хорошую музыку.
--Многое здесь, по-моему, прекрасно,--начал он наконец, и хотя миней Иаков  читал без всякой декларации, собственный голос прозвучал в ушах Иуды особенно жестко и трезво.--Но что же нового в этом учении и благовестии? Разве почти все оно не имеет своим источником Писание или изречения богословов?
 Миней Иаков спокойно обратил к нему гладко выбритое лицо, и Иуде показалось, будто по этому лицу скользнуло едва уловимое легкое сострадание к столь поверхностному критиканству. Но Иаков ничего ему не ответил. Вместо него заговорил Ахер.
--Это провозвестие, конечно, не совсем ново,--согласился он.--Но разве здесь всё не проще, свободнее, мягче, чем то, что мы слышали раньше? Разве вы не чувствуете, какой волнующей сладостью веет от этого учения о непротивлении? Больше не бороться против римлян, против всего мира, отказаться от власти в этой жизни, раствориться в Боге, просто верить.
Иуда угадывал, что именно привлекает Ахера в благовестии Марка, но на него это не действовало. Он продолжал воинственно, так как его сердило, что другие, может быть, считают его тупым. На самом деле он просто защищал еврейское вероучение от сектантов и думал, что это поможет отвлечь евреев от новой секты.
--И разве в самом жизнеописании нет ряда  противоречий? Если Иисус был приговорен к смерти иудеями за кощунство над именем божьим, то почему же его тогда не побили камнями? Если же его приговорили к смерти римляне, как царя иудейского, то есть за мятеж и преступление против императора, зачем тогда понадобилось ого судить иудеям? И если тысячи выходят его встречать и кричат: осанна,--следовательно, его знает весь народ; зачем тогда понадобилось первое первосвященнику  его слугам предательство Иуды? Разумеется, эти возражения крайне очевидны, если относиться к целому как к поэтическому вымыслу. Но разве вы не утверждаете, что это правда?
--Я не утверждаю, и никто из нас не утверждает, что это правда?--возразил миной Иаков,--это рассказ  Марка, как он его записал и правда только  юридическом понимании этого слова, проблема в юридическом признании  этого слова. Однако я знаю по личному опыту, что только тогда имею в себе силу совершать исцеление, когда вся моя душа преисполнена единой  веры в сына человеческого, Иисуса из Назарета.
--Если этот рассказ, несмотря эта свое неправдоподобие, всё же звучит как правда,--попытался Ахер объяснить Иуде,--то, вероятно, именно потому, это одного принципа и одной правды недостаточно, чтобы постигнуть мир. Пусть  Марк повествует о делах и учении многих мессий, которые слились в единый образ. Может быть, утверждать это, с точи зрения исторической правды, было бы неверно, но также неверно было бы говорить и о поэтическом вымысле. Здесь и то и другое объединено в чем-то третьем, большем.
Доктор бен Измаил спросил низким, кротким голосом.
 --Пожалуйста, объясните мне, почему умер ваш Иисус из Назарета?
--Это произошло--деловито пояснил Иаков,--чтобы освободить людей от греха Адама, от первородного греха. Ибо написано: «Помыслы сердца человеческого греховны от юности его», и: «Во грехе я был рожден и в скверне зачат матерью».
--Это, может быть, и верно,--вслух размышлял бен Измаил,-- что козел, которого мы отсылаем в пустыню, и рыжая корова без единого пятна, которую мы приносим в жертву, являются слишком легким искуплением.
--Богословское искупление,--насмешливо бросил Иаков.
Бен Измаил закончил.
--По-видимому, я думаю, это должен быть действительно живой человек.
Миней Иаков не повышая голоса, но решительно заявил.
--Иисус Назорей принял на себя грехи всего мира, не только отдельного народа.
--Это опасное учение,--задумчиво сказала Ханна,--оно все строит на святости. Оно многое предоставляет самому человеку. Разве оно не ставит святого выше справедливого? И разве не бывает иной раз труднее справедливо жить, чем свято умереть?
--Как видно,--сухо возразил Иаков, и только очень чуткий слух уловил бы в его тоне насмешку,--вы с вашей справедливостью достигли немногого. Разве не ради справедливости вы позволили римлянам умертвить святого? И разве не эта справедливость привела к тому, что на ваших глазах Иерусалим был разрушен?  А теперь вы хотите с помощью римского запрета на обрезание, объявить нашу религию вне еврейского закона.
Иуда с досадой подумал и сказал.
--И всегда вы, минеи, говорите о разрушении Иерусалима. Без разрушенного Иерусалима вас самих не существовало бы. И причём здесь римляне и еврейский закон?
Иаков внимательно посмотрел на Иуду, на собравшихся и проговорил.
--Начну всё сначала. У нашей веры нет границ, и мы не хотим их иметь. У нас даже нет общего имени. Мы называем себя то верующими, то бедняками, вы называете нас то минеями, то христианами. Мы предоставляем богословам определить нашу веру; они больше доверяют своей мудрости, чем мы. Мы считаем себя иудеями. Мы верим в то, во что веруют иудеи, мы выполняем обряды, как нам предписывает закон, но мы веруем в нечто большее, и мы подчиняем свою жизнь более строгим принципам.  Мы отдаем кесарево кесарю, но мы не думаем, чтобы воля кесаря освободила нас от обязанности исполнять заповеди Ягве. И мы считаем, что мы не только дети иудейского Бога, а Бога воскресшего. Мы никого не хотим выманить из  границ Ягве, если вам хорошо в его тесноте. Мы также не против богословия, но превыше всего хотим мы религии. Мы не против иудейской церкви, но превыше всего хотим мы иудейского духа.
И потому я спрашиваю вас, разве не видите вы, что верховный богослов своим предложением только готовит нам ловушку?
Существовала древняя молитва, которую с незапа-мятных времен все евреи были обязаны произносить трижды в день и которая со времени разрушения храма  заменяла жертвоприношение,--это были восемнадцать молений. Некоторые из этих молений, относившиеся ко благу  целого народа, потеряли после разрушения храма  свой смысл и стали противоречить нынешнему положению дел. Их временно заменили молениями из эпохи Маккавеев. Но и они, хоть и взятые из времён, когда евреи были в порабощении, всё же мало соответствовали нынешним обстоятельствам.
--И вот, богословы,--продолжил Иаков,--Считают, что люди коварно утверждающие, что мессия давно пришёл и что разрушение Иерусалима заслуженная кара—даже эти люди произносят великую и потрясающую молитву о восстановлении Иерусалима и говорят «аминь». Они хотят превратить эти молитвы в орудие против христиан, чтобы исключить их из синагог и еврейства. Мы же охотно цитируем слова пророка: «Молитва лучше жертвы». И древние восемнадцать молитв нам так же дороги, как и остальным иудеям.
Что же делают богословы. Они хотят прибавить к молитвам ещё одно моление, проклинающее тех, кто растлевает слово, кто подменяет прямой счысл молений «воссозданием в духе». В ответ на такое моление минеи не могут сказать «аминь». Кто же отвечает «аминь», тот иудей. Кто не делает этого, не принадлежит к еврейству. Что вы скажете на этот счет?-- закончил он свою речь и выжидательно окинул взглядом присутствующих. --Нам будут задавать вопросы, на которые мы не сможем ответить ни «да», не «нет», будет вестись протокол, и  этот протокол передадут римлянам, в результате чего римляне объявят христианство запрещенной религией. Члены коллегии не отлучат нас, они предоставят это римлянам, так же, как они в свое время подсунули римлянам убийство мессии, и невинно умоют руки.
Сказав это, Иаков  удалился, хлопнув дверью. Таким образом, вопрос о переходе евреев в синагоге Аахена в новую веру был решён отрицательно. Христиане действительно не могли произносить эту молитву, а иудеи трижды в день молились о восстановлении Иерусалима. После ухода минея Иуда хотел поговорить с доктором бен Измаилом. Он хотел знать, как думает учёный человек о новом учении. Об этом же хотели знать и многие евреи в синагоге.
--Что привлекает вас, доктор и господин мой, в учении минеев? Ибо то, чему учил этот человек, крайне убого, всё же   вы слушали его внимательно. И к чему приведёт отлучение христиан от синагоги?
--Мне кажется,--ответил бен Измаил,--что мы слишком много воображаем о себе, гордимся своими познаниями. Эти люди ищут бога в простоте сердца и на прямом пути. Иногда мне кажется, что они ближе к Ягве, чем мы, с нашей сложной учен остью. И потом, эти люди держат дверь к Ягве открытой для всего мира, тогда как наши обряды все более огранивают и затрудняют доступ к Ягве. К чему приведёт отлучение? К тому, что появится много приверженцев новой религии.
--Я понимаю, что вы имеете в виду,--размышлял Иуда.--Я понимаю, как трудно работать нашим богословам. А особенно после того, как римляне запретили обрезание. А как быть с язычником, который хочет перейти в нашу веру. Я беседовал с одним и вынес мнение, что ему очень трудно приспособиться к нашим заповедям. Так вот: советовать ли им обойтись без обрезания и допустить смертный грех? Или сделать обрезание и в результате римляне убьют и обращённых и обращаемых? Разве не под давлением извне обряды становятся всё строже и националистичны?
--Ну почему вы всё время ссылаетесь на римлян. У нас в Германии обрезание разве запрещено?
--Нет. Но Рим диктует свои условия по всей территории, подвластной Риму.
--Есть люди,--подключился Ахер,--которым запрещение обрезания пришлось весьма кстати. Нельзя сказать, чтобы верховный богослов был им очень недоволен. Это послужило для него поводом сузить пределы вероучения.
--Я убеждена,--горячилась пылкая Ханна,---что он сам попросил бы римлян издать этот закон. Он боится прозелитов. Ему хочется держать их подальше. Он боятся всего нового, что может влиться в учение. Пока он допустит в него новое, он выхолостит из него все, что там еще есть живого, плодотворного. Он хочет, чтобы учение стало унылым и убогим. Верующие должны быть одним большим стадом, которое удобно пасти, все, как одни, все бесцветные, хорошие, приглаженные, прилизанные.
 Бен Измаил провел длинной рукой по лысому лбу, машинально подергал брови, разглаживая их.
--Не преувеличивай, милая Ханна. Должность верховного богослова--нелегкая. У нас есть стремление растекаться по всей земле. Кто-то должен удерживать нас вместе.
--Нет, вы только послушайте его, Иуда бен Иуда,--жаловалась Ханна,--он еще защищает того, кто его бьет. Да, единство учения--железный обод, сдерживающий закон, но обод этот так тверд и тесен, что, сжимая, убивает в учении все живое. Вы знаете об этом дне очищения, Иуда бен Иуда... В этот день бен Измаилу пришлось ощутить гнет железного обода.
--Будь благоразумна, Ханна,--уговаривал ее низким голосом бен Измаил.--Нет иного средства удержать еврейство от распада, кроме строгого единообразия обычаев и действии. Каждому нужно неустанно напоминать с утра до вечера о том, что сейчас одновременно с ним пять миллионов его соплеменников молятся тому же Богу. Он должен постоянно чувствовать, что он--частица этих пяти миллионов и их духа. если же этого не будет--народ распадется и исчезнет.
--А теперь за обычаями и делами исчезли их смысл и вера,--с горечью констатировал Ахер.
--Не забудьте, что до сих пор верховный богослов так ни разу и не высказался против минеев, хотя и включил молитву в обязательный ритуал.  Они празднуют праздники вместе с нами, ходят в наши синагоги, никто и ничто не становится нечистым от их прикосновения. Всякий раз, когда в синагогах  поднимают вопрос о том, кого можно подвести под понятие «отрекающегося от принципа», верховный богослов никогда слова не проронил, чтобы поддержать их. И если учение христиан до сих пор расценивается как «отклонение»», а не «отречение от принципа», то только благодаря ему; ибо каждому известно, что речи его коллег метят исключительно в минеев. И он не поддержал большинство в коллегии. Он не любит христиан, но у него нельзя отнять, что в вопросах догматов он мыслит либерально.
Ханна не вытерпела и горячо вступила в спор.
--Я вам точно скажу, что будет,--заявила она.--Иуду бен Иуду и находящихся в синагоге евреев, я призываю в свидетели, чтобы они подтвердили мои слова, когда они исполнятся. Непримиримые богословы будут ещё не раз вести в коллегии дискуссии о том, где начинается «отречение от принципа« и где оно кончается, и все будут знать, что метят они в минеев, и никто не станет относиться к их словам серьезно и извлекать из них выводы. Но когда верховный богослов доделает свой обод вокруг закона, то он начнёт с помощью этого обода убивать и те точки, которые ему не нравятся. И тогда вдруг эти «отречение от принципа» окажутся чем-то большим, чем теоретическая болтовня. Минеев он не любит и я его поддерживаю, потому что они искажают учение Ягве. Не знаю, что он против них предпримет. Но что-нибудь предпримет и это будет совсем не то, что от него ждут.
--Все мои друзья,--заговорил Ахер,--радуются тому, что есть минеи.--Хорошо, что Ягве принадлежит не только учёным-богословам, что благодаря учению христиан знание об этом останется в мире. Мы никогда не допустим, чтобы был внесён запрос о минеях.
--Конечно, вы будете противиться, мой милый,--ответила с мрачным спокойствием Ханна,--вы будете противиться очень горячо и с помощью убедительных аргументов. но когда верховный богослов заговорит об единстве учения, ты тоже в результате отпразднуешь день очищения второй раз.
--Никогда,--сказал Ахер.
В его кротких глазах блеснул фанатизм, и его убежденное «никогда», казалось, еще долго звучало в комнате.
--Когда слышишь твой голос,--с упреком возразила Ханна, то сквозь этот упрек слышалось ее восхищение и любовь,--- та веришь, что ты останешься непоколебимым. Но в конце концов все будет так, как захочет верховный богослов. Ахер,-- обратилась она к Иуде,--слишком вспыльчив, и, кроме того, он знает слишком много, а излишек знания делает неспособным к сопротивлению. Верховный богослов может быть ничего не пони мает, но он знает, чего хочет, и всех их обведет вокруг пальца. Кстати, и правильно сделает, потому что со временем минее раздуют миф о предательстве иудеев против  Иисуса по всему миру и тогда….
--Из семидесяти двух членов коллегии не найдется и двадцати, которые поддержат запрос относительно минеев,-- спокойно сказал Ахер.
--Потому что его еще не поддержит сам верховный,-- горячилась Ханна,--потому что пока он сохраняет нейтралитет. Дайте ему показать свое настоящее лицо, и вы увидите...
Иуда перевел взгляд с мощного лысого лба бен Ахера на выразительное лицо Ханны. В его ушах все еще звучало убежденное «никогда» Ахера. И все-таки ему показалось, что Ханна в своей прозорливости видит дальше, горячий Ахер.
Ханна обратилась к Иуде.
--Существует одно средство сохранить смысл и всю сложность учения и уберечь его от вредных националистических тенденций. И вы можете нам в этом помочь, Иуда. Так помогите же нам.
Иуда сделал вежливое лицо, но в душе ему стало неприятно. Как может он помочь этим людям? Чего они хотят от него? Ханна продолжала.
--В римской империи терпят наши школы, но не признают авторитета нашей веры и наших постановлений.  Вы имеете влияние на местного князя, Иуда бен Иуда. Добейтесь того, чтобы он признал нашу школу здесь, как авторитет в религиозных вопросах.
Испытанное Иудой в первую минуту ощущение неловкости сменилось подавленностью, почти испугом. Опять ему подсовывают какие-то решения, навязывают ответственность. Он приехал в Германию затем, чтобы избавиться от постоянных издевательств на римской территории. И здесь он должен набраться новых сил после смерти сына. А теперь от него потребовали почти невозможного. Он промолчал, но все присутствовавшие, зная его родословную и почитание еврейских законов, не сомневались, что он приложит все силы, для решения очередной проблемы для народа Израиля.














                Г Л А В А  11
               


До 8-го века новой эры христианская церковь не предпринимала решительных мер против евреев, надеясь, что они осознают свою ошибку и примкнут к павлианству. К этому времени произошёл окончательный разрыв Римской империи на Восточную со столицей в Константинополе и Западную со столицей в Риме. Павлианство стало официальной религией обеих империй. Произошло это по воле константинопольского императора Константина Великого в 324 году. В начале четвёртого века павлиане составляли уже самую большую религиозную общину в империи. Константин не только признал законность павлианской религии, но и объявил её единственной законной религией в империи. На вселенском соборе в Никее, который состоялся в 325 году, был принят основной символ павлианской веры.               
Все другие взгляды были запрещены и объявлены еретическими. Наряду с проблемой единственно правильного Бога, возникла проблема единственно правильного евангелия. В 395 году Новый Завет был кананизирован в него вошли книги, которые соответствовали официальному символу веры. Все прочие книги были уничтожены. В пятом веке на Римскую империю начали набеги вандалы, их сменили галлы и после последних на империю обрушились гунны. Вторжение варваров истощило силы империи и Западная её часть рухнула, а население смешалось с варварами. Церковь обращала всё новых и новых варваров. Когда последние остатки варваров были обращены, а еретические секты подавлены, церковь вздохнула свободней и стала присматриваться к тому, что делается в её владениях. И тогда она заново открыла евреев. Это открытие поставило павлиан перед кардинальной проблемой.                Евреи оказались единственными некрещёнными в сплошном павлианском мире.
В то же время Церковь обособившись от евреев, нуждалась в Ветхом Завете, поскольку он объяснял Новый Завет. И даже  в Испании, где католицизм всё более и более настраивал своих прихожан против евреев, виновных, по мнению церкви, в гибели Христа, ещё допускались дискуссии по вере. Евреи решили послать к богословам в провинцию Иудею, руководителя синагоги рабби Иуду. По мнению евреев католического мира он принадлежал к династии Давида, а кроме того они знали, что у него храниться секретное Евангелие от Иуды Искариота. Он его никому не показывал, зная как опасно владение таким материалом, да и католические священники, прослышав о его реликвии, не спускали с него глаз.
Иуда испытывал тревожное и напряженное любопытство: каким окажется этот богослов, которого иудеи избрали своим наставником и которого даже в Ватикане  признали духовным лидером иудеев. Предки верховного богослова были в правительстве перед самой иудейской войной. Звали его Иоханаан бен Закария и был почти ребенком, когда принял таинственное посвящение, которое получали те, кто предназначался в первосвященники; ибо, как отпрыск древнего знатного рода и потомок Гиллеля, величайшего из богословов, он с малолетства воспитывался для власти. Слухи о деятельности нового верховного богослова, доходившие до провинций, были крайне противоречивы. Многие ненавидели его, немногие любили, почти все относились с уважением.
Быстрыми шагами пошел бен Захария навстречу Иуде, почтительно приветствовал его, обнял, поцеловал.  Бен Захарии было за тридцать и Иуда удивился, как необычайно молодо он выглядит. Рослый, движения приятные, сдержанные, открытое, темно-смуглое лицо, живые, глубоко сидящие карие глаза; короткая бронзовая борода, четырехугольная, аккуратно подстриженная, не могла скрыть резко выступающего подбородка и выпуклого рта с крупными редкими зубами.
К столу, куда Бен Захария пригласил Иуду, сели также  сторонники и оппоненты верховного богослова: Доктор Иосиф, Абориан и женщина Эсфирь.
--Пусть вас не удивляет присутствие женщина, мы же не в синагоге, а Эсфирь обладает редким умом и резкими суждениями по вопросам религии.
Занавес, отделявший столовую, был поднят. Комната была большая, мебель, сервировка прямо княжеские; на стенах, ка мозаике пола, на тарелках и мисках--всюду виднелась эмблема Иудеи, виноградная лоза. Верховный богослов и его обстановка подходили друг к другу. Иуда должен был признать, что бен Захария был бы достойной фигурой в любом правительстве Европы.
--Я слышал,--обратился бен Захария с шутливым простодушием к Иуде, которому он предложил почетное место на среднем застольном ложе,--что некоторые мои богословы при вашем приезде пытались оказать вам некоторое препятствия. С моими богословами иногда трудновато ладить,--вздохнул он, улыбаясь, не обращая внимания на то, что один из них присутствовал при разговоре.--Никто не знает этого лучше, чем человек, которому приходится быть их председателем. У них на все и в каждой ситуации найдутся готовые аргументы. Они еще докажут мне, пожалуй, что «сын учить отца имеет право розгой».
 --Объясните мне, пожалуйста,--вежливо сказал Иуда,--мне, человеку, который за многие годы отсутствия отвык от своего отечества, каким образом вы, запрещая сочинения греков, сами цитируете греческие стихи Аристофана?
--А вы говорили, что приехал провинциал из далёкой провинции Испания. А у вас, дорогой Абариан среди поклонников и последователей, много найдётся людей, знающих Аристофана?
А вам, дорогой Иуда, я отвечу. Политика вынуждает нас постоянно сноситься с греками и римлянами. Поэтому я своим богословам вменяю в обязанность изучать греческий и латинский языки. Своему другу Абариану я настойчиво рекомендовал изучить греческий. Весьма вероятно, что и мне в скором времени придётся побывать в Риме, чтобы выяснить некоторые неотложные дела. Некоторые из моих коллег прожужжали мне уши, что грех плыть по морю в субботу. Но я полагаю, что для блага возрождённой, хоть и римской провинцией Иудее, не грех даже двух или трёх суббот, проведенных на море.
Трапеза прошла при разговорах на различные темы, а после гости поднялись и, пожелав удачного дня разошлись по своим кельям. Иуда по окончании трапезы тоже хотел удалиться вместе с остальными, верховный богослов с настойчивой вежливостью удержал его. Иуда остался.
--Скажите уважаемый,--попросил его бен Захария с той искренностью, с какой высокопоставленное лицо обращается к равному,--вам уже нажаловались по поводу моего деспотического правления?
--Я наслышал и не от ваши богословов о вашей тирании,-- осторожно ответил Иуда.
--Не разрешите ли вы мне,--отозвался верховный богослов,--после других тоже высказаться о моих деспотических принципах? Мне не хотелось бы именно перед вами предстать в ложном свете. Я знаю, что, собственно, не имею права считать вас одним из своим друзей.  Но я  вижу людей такими, какие они есть, и мне хотелось бы сказать вам.
--Так как ты таков, какой ты есть, то мне хотелось бы видеть тебя в своих рядах».
Он поднялся, попросив Иуду не вставать с ложа, прислонился к косяку двери, произнес речь. Он говорил настолько просто, что сказанное им не звучало как речь оратора, но воспринималось как объяснение с глазу эта глаз.
 --Мои оппоненты ставят мне в вину, что я отказываюсь от того универсализма, который предписывается нашим учением. Я не отказываюсь. Но я знаю, что в данное время невозможно пре-творить этот универсализм в жизнь. В нашем учении, есть предписания столь идеального свойства, что их можно выполнять, только когда появится Мессия и волк будет пастись рядом с телёнком. Я внимательно изучил волка: он не обнаруживает пока никакой склонности к этому. Значит, ягнёнку следует быть настороже.
Я хорошо  знаю, что конечная цель--это наполнить весь мир духом иудаизма. Но прежде чем что-то можно будет осуществить, следует позаботиться о том, чтобы сберечь дух иудаизма от исчезновения, ибо ему угрожают большие опасности. Я—не Ягве, я  довольствуюсь малым. Но для меня это не мало и  мне очень трудно.  Я хочу возвести ограду, и помимо этой ограды я ничего не вижу и видеть по хочу. Я поставлен здесь не для того, чтобы творить мировую историю. Я не могу думать о ближайших пяти тысячелетиях. Я рад, если помогу еврейству пройти через ближайшие тридцать лет. Моя задача состоит в том, чтобы пять миллионов евреев, живущих на земле, могли и впредь почитать Ягве, как почитали до сих пор, чтобы народ Израиля сохранился, чтобы изустное предание не было искажено и было передано таким же, как оно было передано мне. Но не моё дело заботиться о том, чтобы Ягве господствовал во всём мире. Это уж Его личное дело.
Иуда слушал. Он представил себе лица евреев в синагоге. Представлял епископа в католическом соборе. И у евреев, и у епископа было бы обескураженное лицо. Но Иуда понимал бен Захарию. Он слышал голос бен Захарии.
--Я политик, а мне это ставят в вину. Да, я такой. Я иду прямо к цели, коллегия интересует меня больше, чем вопрос о том, можно или нельзя есть яйцо, снесённое в субботу. Мне важно, чтобы силу закона получили в этом отношении не шесть или хотя бы только две точки, но одна. Я хочу, чтобы было разрешено есть такое яйцо или везде или нигде, но не так, чтобы один раввин разрешал, а другой запрещал. Когда пастух хром, козы разбегаются. Я не даю козам своим разбегаться.
Почему я это говорю вам? Потому что вы приедете в свою провинцию и расскажите о моих проблемах. А они начнут распространятся по провинциям и это, возможно, спасёт наш народ. Я вовсе не хочу и не собираюсь приписывать себе право требовать, как нужно верить. Пусть каждый представляет себе Ягве, каким он хочет: веруй в сатану или веруй во всеблаго. Но свод обрядов должен быть один, здесь не может быть разномыслия. Учение—это вино, обряды—сосуд, если в сосуде образуется трещина, то учение вытечет наружу и исчезнет. Я не допущу никакой бреши в сосуде. Я не дурак, чтобы приписывать человеку, как он должен веровать, но его поведения, я ему предписываю. Предопределите поведение людей и их мнения определятся сами собой.
Я убеждён, что нация может сохраниться только через единообразное поведение, только путём строгого соблюдения свода ритуалов. Евреи диаспоры тотчас откололись бы, если бы они не чувствовали авторитета. Я должен сохранить за собой право авторитарного регулирования такого свода. Каждый может иметь свой индивидуальный взгляд на Ягве, но кто хочет при этом творить собственный ритуал, того я в общине не потерплю.
Лицо его вдруг преобразилось, исчез налет любезности, оно стало сильным, жестким; такие лица Иосиф видел и Риме, в Мадриде, когда друзья его из любезных и либеральных господ внезапно превращались в завоевателей.
--Я выполняю завет Онии-3 и вашего предка Иуды Маккавея и только. Они начали, а я продолжаю заменять погибшее государство учением. Говорят, мой свод ритуалов националистичен. А как же иначе? Если государство нужно заменить богом Ягве, то бог Ягве должен примириться с тем, что мы защищаем его теми средствами, какими защищается государство, то есть политическими средствами, он должен мне разрешить сделать его национальным. Мои коллеги говорят мне, что нельзя приказать отдельному человеку именно за два часа до заката солнца переживать благодать божию, да еще по предписанному тексту.
Может быть, самая проникновенная молитва и должна быть чисто индивидуальной, не связанной ни с определенным временем, ни с определенной формой. все же я предписываю всем пяти миллионам евреев молиться в один и тот же час и одними и теми же словами. Постепенно все большее число их научится не только произносить слова, но и ощущать их, и у всех будет чувство, что они народ единого Бога, созданный по одному и тому же образу и подобию, исполненный одной жизнью и идущий одним путем.
Верховный богослов овладел собой, его суровость исчезла, он снова стал прежним вежливым, светским человеком. Он подошел к Иуде совсем близко, положил ему руку на плечо, улыбнулся так, что среди бронзово-рыжей четырехугольной бороды блеснули крупные, редкие зубы.
--Извините меня, бен Иуда,--попросил он,--за то, что я произнес перед вами речь, словно вы в синагоге. Приходите завтра и мы поговорим о христианах, как вы хотели с самого начала. -
Когда Иуда пришёл к верховному богослову на следующий день, он встретил там доктора Иосифа, Абариана и незнакомого ему Симона, которые снова подняли перед верховным богословом вопрос о христианах. Только эти трое продолжали копаться в этой проблеме, хотя остальные члены коллегии давно уже постановили, что никакого решения не будет, поскольку сама история распорядилась вывести христиан на историческую арену. Иуда, однако, считал, что такой разговор будет для него интересен и он сможет рассказать в синагоге о этой дискуссиии.
--Мой господин и учитель,--обратился Иуда к бен Захарии.--Что вы можете сказать о христианах. Оно распространилось по всей Европе и мечтает приобщить и нас к с ебе.
--Учение христиан,--сказал верховный богослов,--не имеет ничего общего с политикой. Я не принимаю его в расчет. Эти люди думают, что мы, ученые, оставляем им слишком маленький кусочек Ягве, и хотели бы по собственной мерке отхватить от этого большую часть. Почему бы мне не доставить им этого удовольствия? Кроме того, к христианам пока идут люди, в огромном большинстве не пользующиеся никаким влиянием, мелкие крестьяне, рабы, но я думаю, что это временно, потому что учение очень простое и не требует знаний. И потому они пока не посягают на привилегию устанавливать закон и устанавливать ритуалы. Их евангелия просты до убожества и пот ому они занимаются догматическими вопросами, которые не имеют отношения к жизни, к мечтам. Это религии для женщин и рабов,--закончил он пренебрежительно.
Иуда слушал его недоверчиво и удивленно.
--Вы спокойно предоставляете этим людям верить в их мессию?--спросил он.—Вы, как верховный богослов, ничего не предпримите против их пропаганды?
--А почему я должен это делать?--спросил, в свою очередь, верховный богослов.--Однажды один из моих коллег предложил развернутый проект контрпропаганды. Согласно его плану, повсюду, где христиане проповедуют свое учение, им должны оппонировать наши проповедники. Вы можете себе это представить? Он особенно рассчитывал на тот аргумент, что пророка христиан, Иисуса из Назарета, вообще не существовало.
--Ну это же неверно. У меня есть достоверное сведение, что он реальный исторический персонаж
Верховный богослов засмеялся.
--У меня тоже имеет и я, разумеется, выпроводил этого наивного господина вместе с его проектом. Разве можно выступать в народном собрании, в собрании верующих или жаждущих веры с доводами разума? То, что утверждают христиане, не имеет никакого отношения к разуму, оно по ту сторону разума, с помощью логических аргументов его нельзя ни оправдать, ни опровергнуть. У основателя их философии Филона есть одна фраза, которую прекрасно понимаю я, но не понимают сами христиане: «Всё, что не сообразуется с разумом, безобразно».
Христиане не интересуются документальным подтверждением того, что Христос существовал. Так как они решали верить в него, то подобные доказательства им не нужны. Утверждать категорически, что этого Иисуса Назорея не существовало, нельзя. И мы, я и вы, знаем это.--И в ответ на удивленный взгляд Иуды он нерешительно продолжал.
Вы читали  о процессе, который вел первосвященник Анан против лжемессии Иакова и его товарищей?
--Конечно, помню,--отвечал Иуда.--Сам по себе этот случай малоинтересен, и я думаю, что первосвященника тогда интересовал вовсе не лжемессия; ему хотелось использовать  промежуток между смертью губернатора Феста и назначением нового губернатора, чтобы восстановить автономию религиозного еврейского суда.
--Было бы лучше,--сказал верховный богослов,--если бы он не попытался этого сделать.
--Да,--согласился Иуда,--его попытка не удалась, а первосвященнику пришлось дорого за неё заплатить.
--Я имею в виду не это,--медленно с необычной для него нерешительностью произнес бен Захария,--Но чем больше я думаю, тем больше убеждаюсь: без этого процесса месии христиан не существовало бы.
--Не расскажите ли вы мне обо всём этом подробнее,--попросил Иуда. Он знал, что в касте священников первой руки, сохраняются многие подробности. Кроме того в нё м проснулся  интерес к истории.
Верховный богослов колебался.
--Я еще ни с одним человеком не говорил об этом,--ответил он задумчиво.--Имеет ли смысл расследовать вопрос о возникновении веры христиан? Это ни к чему не приведет.--И полушутя, полусерьезно процитировал: «Сверх всего этого, сын мой, прими наставление: составлять много книг--конца не будет, и много читать--утомительно для тела.
Иуда, охваченный еще большим любопытством и все же смущенный колебаниями бен Захарии, продолжал допытываться.
--Зачем цитируете вы эти стихи? Вы же знаете, что они подложные? И разве вы такого низкого мнения о науке?
--Я не хотел вас обидеть,--примирительно ответил верховный богослов.--И, вероятно, было бы лучше, если бы мы забыли об этом несчастном процессе.
--Но раз уж вы заговорили о нем…--продолжал настаивать Иуда с возрастающим любопытством и смущением.
--Я думаю смущением,--решился наконец верховный богослов,--что падение храма снимает с меня обязанность хранить тайну, и я имею право поднять перед вами завесу того, что происходило тогда. Этот Иаков,--начал он свой рассказ,-- проник вместе со своими товарищами в храм -- был ли среди них некий Иисус, я уже теперь не помимо,— и изгнал торговцев жертвенными предметами. Он сослался на то, что, согласно Словам пророка, во время пришествия мессии в доме Ягве не должно быть ни одного торговца и что мессия—он. В подтверждение этого он назвал при всем народе тайное имя божие, произносить кото-рое разрешено только первосвященнику, да и то в день очищения. И когда он остался цел и повредим и никакой огонь с неба не поразил его, многие убежали в страхе, многие поверили в него.
--Это я читал,--сказал Иуда, когда верховный богослов умолк,--и первосвященник Анан приказал арестовать его и привлек к суду. Но больше я ничего не знаю. Так как это был процесс о богохульстве и так как свидетели должны были произнести там имя божие, то дело слушалось при закрытых дверях. Я знаю только конец, когда суд приговорил этого Иакова и его товарищей к смерти и их побили камнями.
Иуда умолк и, странно взволнованный, ждал, что ему расскажет дальше верховный богослов. Бен Захария медленно, неохотно, как бы все еще сомневаясь в своем праве разглашать то, что ему было известно, продолжал.
--Согласно протоколу, было так: когда первосвященник Анап спросил Иакова: «действительно ли, как ты утверждаешь, ты мессия, единородный сын божий?»--то обвиняемый вместо ответа еще раз выкрикнул тайное имя божие прямо в лицо священниику. Во это и было ответом, ибо имя это означает, как мы знаем: «Я есмь!» И тогда священники и судьи испугались в  сердце своем и встали, как того требовал закон при подобном богохульстве, и разодрали на себе одежду. В свидетельстве не было . Иаков повторил своё богохульство судьям в лицо.
Бен Захария дал обдумать его сообщение Иуде. А Иуда подумал, что всё, что читал он о мессии христиан,  смесь правды и вымысла и они тесно переплетены. И потому многие евреи восприняли мессию христиан, как уже пришедшего в мир.
--Это был последний процесс против лжемиссии,--продолжал верховный богослов. Он говорил теперь оживлённей, свободно.—За многие сотни лет это был единственный процесс в таком роде и лучше бы было, если бы он вообще не состоялся. А теперь сопоставьте такие данные. Некто, выдававший себя мессию, был распят губернатором Пилатом, как царь Иудейский, не спорю, может он и имел право на царствие—это факт и факт, что другой такой же Христос был казнён нами. Имеет ли при подобных обстоятельствах смысл спорить с христианами о том, верен ли в деталях рассказ о жизни и страданиях мессии? Он не настолько точен, как донесение генерала с места военных действий, но это они знают и сами. Но мне кажется для них суть не в этом.
Пусть эти христиане верят во что хотят. Я предоставляю каждому иметь свою личную точку зрения на Ягве и на мессию, пока он не нарушает свода наших ритуалов. Христиане тоже выполнят свой ритуал. Успокойте же своих друзей дома,-- закончил он, улыбаясь,--пока они не трогают нашего устава, мы не должны трогать  их.
С тяжёлым сердцем уехал Иуда в Мадрид. Точного наставления он не получил и решил посоветоваться с друзьями, а также с христианином, который недавно перешёл из иудаизма. Он рассказал о своём разговоре с верховным богословом друзьям: Варнаве, Валааму, Руфи и согласившемуся прийти Петру, бывшему еврею Симону. Еврейские друзья нашли заверение верховного богослова вовсе не утешительным. Руфь, как импульсивная женщина начала первая.
--Он, какой-то искренний лицемер. Все, что он говорит, вроде и  правильно, но правильно только па словах. Он так выбирает слова, чтобы оставить за собой свободу действия. «Если они не  трогают устава, то и я не трону». Ну, а что, если он настолько сузит устав, что тронуть придется? Разве мы не знаем таких примеров? Он великодушен, он предоставляет богословам и мирянам свободу мнения, но лишь потому, что не имеет пока еще власти ее отнять. Когда он решит, что время настало, он заявит, что христиане покушались на устав, и отнимет свободу мнений.
Варнава длинной рукой разгладил брови под мощным лысым лбом.
--Ах, Руфь,--сказал он,--для тебя всегда все просто! Верховный богослов вовсе не лицемер, я этого не думаю. Во всех его поступках одна цель--это Израиль, и только. Он говорит: «Ягве-- единственное наследие Израиля; если Израиль его потеряет, если слишком легкомысленно покажет его другим и даст похитить его у себя, что же тогда останется?». И поэтому бен Захария ревниво стережет своего, нашего Ягве. Правда, оно лишает учение его глубины. Но так он понимает свою миссию, и для этой миссии он вполне подходящий человек.
Пётр, бывший Симон, сказал.
--Мне кажется, Руфь права, и я считаю, как н она: слова верховного богослова сомнительны. Мы—выходцы из иудаизма, добросовестно выполняем устав христианских ритуалов, но и к иудейским ритуалам относимся с уважением и пониманием. Мы не призываем к обращению иудеев в христианство, но если к нам придет иудей и скажет: «хочу перейти в вашу веру»?». Можем ли мы преградить ему путь к нам, потому что кем-то запрещено обрезание? «Разве может верховный богослов потребовать, чтобы человека, пришедшего к нам, мы лишили благовестия? Дела важны, но не менее важна и вера.—И так как ему никто не ответил прибавил. --Даже нищие духом чувствуют, недостаточно, если Ягве будет богом одной только нации. Поэтому-то они и приходят к нам. Народу нужно не богословие, ему нужна религия. Народу нужна не иудейская церковь, он ищет иудейского Духа.
--Это так,--сказала Руфь.
--Да будет так,--сказал Валаам.
Варнава молчал, и Валаам стал смеяться над ним. А потом  проговорил.
 --От верховного богослова вы требуете столь малого, а от нас столь многого. Если верховный богослов прав, то почему и мы не довольствуемся тем, чтобы охранять нашего Ягве? Почему мы берем на себя великий и горький труд сделать его богом всей вселенной.
--Потому,--возразил Варнава,--что мы менее сильны и менее хитры, чем верховный богослов, но может быть мудрее. Ему возводить стены, а нам--врата. Впрочем по рассказам Иуды это же самое сказал и бен Захария. Он стережёт закон, чтобы в него не проникло никаких лжеучений, мы должны заботиться о том, чтобы доброе не оставалось замкнутым, но изливалось наружу и распространялось среди людей. Я не могу отказаться от Израиля и я не могу отказаться от м ира. Бог хочет того и другого.
Он говорил горячее, чем обычно, почти с болью. Иуда заговорил медленно так как мысли рождались в нём по мере того, как он произносил слова.
--Я не совсем понимаю вас, господин Варнава. Вы говорите, что средства, применяемые верховным богословом, чтобы сохранить иудаизм, правильны. Но если иудаизм примет тот вид, который хочет ему придать бен Захария, разве этот облик не станет только национальным, себялюбивым, враждебным миру. Вы говорите, что у нас есть некое «но». Боюсь, что если бен Захария возьмет верх, то у нас останется только «или»: Иудея или Вселенная. И не лучше ли, до того как иудаизм станет тем, что из него может сделать верховный богослов, сказать миру «да», а Иудее—«нет»? Поймите меня правильно, я не пытаюсь вступать в жёсткую оппозицию по отношению в бен Захарии. Я хочу выяснить истину.—Помолчав, он смело довел до конца высказанную им мысль, и произнес.--Не лучше ли тогда по-жертвовать нашим иудаизмом ради того, чтобы быть гражданами всего мира?
Ошеломлённые, все молчали, Затем Валаам первый резко произнес.
--Нет!
И еще горячее—Руфь.
--Нет!
И «нет» сказал Варнава.
И к удивлению Иуды, правда нерешительно, сказал «нет» христианин Симон. Тогда Иуда, чтобы обострить дискуссию, спросил.
--Почему же нет?
--Я не вижу иного пути к наднациональному, кроме иудаизма,--ответил Варнава,--ибо бог Израили не есть национальный бог, подобно богам других народов, но бог невидимый, сам мировой дух, и настанет время, когда этот лишенный образа дух не будет нуждаться ни в какой форме, чтобы люди могли постигать его. Но чтобы сделать его хоть сколько-нибудь постижимым, мы должны пока придать ему известную форму, и Ягве без иудаизма я не  представляю. Иначе Он меньше чем через поколение исчезнет, превратится в ничто. Разве не лучше, если мы придадим Ягве национальные проб-лемы, чем позволим исчезнуть Его идее? Не в первый раз вселенская идеи иудаизма вынуждена скрываться под неуклюжей национальной маской. Средства, применявшиеся, например Ездрой и Неемией, чтобы сохранить иудаизм, были в высшей степени сомнительны. Но их обман был священен, и их успех показывает, что Бог одобрял их. Священное писание обременено многим, что служило только тактическим задачам минуты; но лишь таким способом могло быть спасено самое существенное--идея наднационального. И считаю даже, что многое, казавшееся смешным в национализме прошлого, теперь восстает перед нами облагороженным великой идеей наднационального.
--Вы защищаете верховного богослова,--сказал Валаам, и в его словах была скорее печаль, чем упрек.
--Приходится,--сказал Варнава,--так как вы чересчур на него нападаете. Мы не должны уничтожать национальной традиции; вместе с телом, воплощающим идею, погибнет и сама идея. Нам кажется, что противоречием, что наднациональный дух может быть передан людям только в национальном обличии; тем не менее это так. Вы, дорогой мой Иуда бен Иуда, как раввин,  должны меня понять,--обратился он к Иуде.—И я знаю, что вы согласны со мной. Кто бы из нас не обратился к истории наших предков, он чувствует, как из колена Иуды, оттуда из прошлого, к нам притекают новые силы, берущие начало вне нашей индивидуальной жизни, наших индивидуальных мнений. Из истории борьбы Макковеев, кстати, тоже из колена Иуды. И эти силы больше чем национальны, ибо история иудаизма есть история борьбы, которую духовное начало непрерывно ведет с недуховным, и кто приобщается к истории иудеев, тот приобщается к самому духу. Если мы трижды в день исповедуем нашу веру в иудейского Бога, то мы трижды в день исповедуем духовный принцип: ибо Ягве есть дух.
--Вот об этом я говорил, когда сказал, что мы ищем иудейского духа. Но, даже чистейший дух, нуждается в форме. То, что вы говорите, больше подтверждает мои слова, чем опровергает. Разве из того, что вы говорите, не вытекает наша обязанность принимать всех, кто хочет приобщиться к духу. Имеем ли мы право отказывать им, потому что они не хотят проходить обряд обрезания. Сейчас, правда, это не стоит так остро, как в четвёртом веке. И мне, кажется, что именно вы, Варнава и Иуда, должны понимать то, что указывал апостол Павел.
--И что же советовал ваш Павел? Это же он превратил жизнь евреев в  современной Европе в ад.
Симон ответил.
--Павел учит: для рождённого в еврействе обрезание остаётся обязательным. Но если к христианам пришёл язычник, тогда мы вправе отказаться от обрезания.
--Это опасная точка зрения. Такой она была в четвёртом веке, такой же она осталась и в восьмом веке.—Иуда теперь знал, как надо относиться к словам и делам верховного богослова. Хорошо, что существует такой бен Захария, хорошо что существует Варнава.
Иуда увидел, что Варнава задумчиво кивает головой и спросил.
--Я прав?
--Вы правы. Возникшее из  вашего разговора чувство абсолютно непонятного характера мне знакомо. Не раз пытался я  получить  хоть какое-нибудь познание от христиан, но, несмотря на всю объективность моих рассказов о Мессии, они не слушали меня и даже враждебно косились. Поэтому говорю вам, мой господин и учитель,  если нужно смастерить стол, построить дом или вылечиться от болезни, можно обойтись обычным человеческим мастерством; на если я хочу иметь настоящий письменный стол, то, поверьте, я пойду к искусному столяру, и если я хочу иметь хороший дом, то я пойду к архитектору, и если у меня гангрена, то я пойду к хирургу. Не вижу, почему я должен за более глубоким познанием Ягве непременно обращаться к нищим духом, а не к специалистам, изучающим книги Ягве. Я имею в виду и христианского апостола Павла.
 И если в наши дни кто-нибудь выдает себя за пророка, я его считаю  шарлатаном, или дураком. Я рассматриваю людей, пытающихся запретить мне мыслить, как своих врагов. Я не вижу, почему человек, обладающий рассудком, менее способен познавать Бога, чем тот, кто его не имеет.
--Я не могу понять этих людей,--горячо проговорил Иуда,--к чему они стремятся. По их евангелиям человек, если только он достаточно верит, может вдыхать Бога, как воздух, доверие к собственному мнению, по их вере, заковывает сердце в броню и оно уже не может воспринимать Бога.
--Эта песенка м не давно знакома,--Варнава грустно посмотрел на христианина Симона.—Назад, в пустыню, тогда вы найдёте Бога. Те же, кто проповедует это и в то же время не лишены способности мыслить, как например наш Симон, из трусости становятся предателями духа. Нетрудно надеяться на сладостную загробную жизнь, которую можно заслужить одной только верой. То, что один пострадал и остальные освобождены от своей доли обязательного страдания, просто дешёвка. Требование относиться к своему ближнему без ненависти—суровое требование и оно уже было заложено в еврейских заповедях. Но подставлять левую щеку, когда вас бьют по правой—это сверхчеловечно, нечеловечно и потому обречено оставаться лишь теорией. Но в нашем подлунном мире, Христиане, если говорить честно, единственные, кто настаивает на космополитических тенденциях Священного Писания.
--Универсализм,--горячо и пренебрежительно возразил Иуда,--это дешёвый товар, как и всё в их учении. Они отдают за универсализм великие, мощные традиции иудаизма. И если выбирать между законниками и христианами, я на стороне законников, то есть бен Захарии. Пусть их хитроумный узкий национализм отвратителен, но они, по крайней мере, не сдаются, они борются. Они требуют, чтобы мы жили в ожидании активного, грозного мессии, приход которого, кроме того, зависит от нашего собственного поведения, могущего ускорить его или замедлить.
--Ну, и что  должен делать в настоящее время еврейский раввин и евреи в этом мире?
Никто не ответил на этот вопрос и только Иуда задумчиво проговорил.
--Не кажется ли вам странным, что с тех пор как храм разрушен, Бог опять поселился в Иудее.


















               



                Г Л А В А  12




Много веков странствовали два колена Израилевы: Иуда и Вениамин по Европе. Евреи появились в Италии во 2-м веке до новой эры, в основном в Риме, а затем расселились по всему полуострову. После падения Западной Римской империи Италию завоевали остготы, во главе с королём Теодорихом. Он стал приглашать евреев селиться в любом городе в пределах его владений. Около трети итальянских евреев были бывшими язычниками, перешедшими в иудаизм в начале новой эры. В королевстве Теодориха евреи стали торговцами, банкирами, судьями, земледельцами, ювелирами и ремесленниками. В седьмом веке остготское королевство было завоёвано Византией, но её владычество длилось недолго. Византию вытеснили лангобарды, захватившие северную и среднюю части Италии. Их нашествие не сказалось на положении евреев, так как они были заняты борьбой за овладение всей Италией. Борьба лангобардских королей не увенчалась успехом, поскольку они встретили серьезное сопротивление Папства, поднявшего на борьбу с ними весь христианский мир. И в конце восьмого века лангобарское королевство было завоёвано Карлом Великим. И либераль ная волна по отношению в еврейству перешла в изнурительную и жестокую войну против иудеев.
Раньше чем в других городах Западной Европы в Италии возникли города с промышленностью. Это, в первую очередь, объясняется деятельностью еврейских общин, которые наряду с внутренней торговлей, развивали и внешнюю торговлю. Папство и промышленники смотрели на эту сторону деятельности евреев враждебно, но в то же время учились у них профессиональному подходу. Расцвету городов способствовали также, проводимые евреями ярмарки. Немаловажную роль сыграл и приход из деревень искусных ремесленников. 
Италия,  в целом, отличалась исключительной политической раздробленностью. Ввиду отсутствия центральной власти, герцогства и епископства вели ожесточённую борьбу за господство над всей территорией страны.  Обострение религиозного конфликта в десятом веке между Римом и Константинополем привело к тому, что византийский император Ромалус 1, в угоду православному патриарху, в 935 году выслал всех евреев из Византии. Всё было устроено так, что преследовала евреев не церковь, а миряне.
В Риме ещё в 4-м веке возник институт папства. Папы присвоили себе административные и политические функции, пользуясь слабостью раннефеодальных государств. По мере того как возрастало влияние Пап, возрастало и их притязание на равную власть со светскими владыками. Для достижения своих целей, Папы всегда ориентировались на более сильные государства. Папы выбрали сначала Францию. В начале четырнадцатого века Италия одарила Европу Возрождением выдвинув много гениев во всех областях культуры. Итальянское Возрождение шло по нерелигиозному пути: его основным объектом был человек.                В Северной Европе, запоздавшее на сто лет Возрождение приняло религиозный характер, заложив фундамент протестанства, как противовес католицизму.
Папы и императоры с опозданием открыли, что Возрождение было не только прекрасным, но и опасным для них. Оно освобождало людей, заставляло их думать, побуждало сомневаться в установленном порядке вещей.
Во Франции появились, также как и Италии в первом      веке до новой эры.  Вандалы, соединившись с франками и бургундцами, основали первое королевство франков. В конце пятого века они приняли католицизм, а к концу восьмого века создали первое королевство—Францию. В раннефеодальном государстве существовало только три сословия: знать, священники и народ. Так как евреям не разрешалось владеть землёй и недвижимостью, то у них оставалось одно поле деятельности—торговля. В профессиональном отношении государство состояло только из крестьян и феодалов. Ремесла не получили должного развития, но были необходимы для укрепления экономической базы государства. Карл Великий, объединив центр Европы, для этой цели собирал отовсюду евреев, для создания и развития промышленности и расширения торговли. И, конечно, для поощрения их деятельности,  даровал евреям либеральную систему самоуправления.               
В 843 году империя Карла Великого рассыпалась и его внук Карл Лысый получил во владение только Францию. Карл Лысый был ревностным католиком и полностью находился под влиянием церкви. Духовенство было единственным, не считая евреев, образованным слоем феодального общества. И потому церковь стала носительницей новой культуры. Все науки приводились в соответствие с учением церкви. Существовавшие в то время школы находились под влиянием церкви, которая определяла их программу и подбирала состав учащихся.
К евреям, получавшим образование в своих школах, где преподавались также и светские дисциплины, церковь относилась крайне враждебно. На фоне образованных евреев, даже служители церкви выглядели невежественными. Но в этот период церковь ещё ходила в падчерицах у экономики, а для христианских руководителей евреи представляли ценный экономический инструмент, способный оказывать им большие услуги. И в то же время, евреи, лишенные всяких политических прав, были удобным орудием, которое всегда можно было отбросить, после того, как оно сыграет свою роль.               
Центр еврейской политической, экономической и культурной жизни переместился ко дворцам монархов и крупных феодалов. Несмотря на многовековое рассеяние, евреи всё еще продолжали надеяться на возвращение в Палестину и в календаре религиозных праздников, Палестина играла роль общенационального центра. И хотя иерусалимские мудрецы постепенно утрачивали своё былое значение, но обретает крылья надежда на приход Мессии. Начиная с 7-го века воображение каждого поколения евреев рисовало себе картину перенесения на родину.
Утверждение феодальной собственности на землю привело к усилению политической власти феодалов. Крупный феодал стал государем на своей земле. Королевская власть была ещё слаба и король, обычно, являлся арбитром во время столкновения интересов феодалов, а также предводителем во время борьбы с внешними врагами. Средства короли  получали из собственных поместий. Одновременно с утверждением власти крупных феодалов, по тем же причинам, произошёл раскол христианской церкви. К общим причинам: различие в политическом, социальном и культурном развитии стран Восточной и Западной Римской империи, добавились и религиозные разногласия. Спор о том, исходит ли Святой Дух только от Бога-Отца или от Бога-Отца и Бога-Сына вместе взятых, скрывал ожесточённую борьбу за власть, за церковные доходы и политическое влияние на государей.
В Испании евреи сначала были приняты, как члены испанского общества, так как церковь  не питала к ним ненависти. Но гонения начались тоже почти сразу. Это была суровая и запутанная история проживания евреев в этой стране.  Вплоть до 4-го века гонения чередовались с мирными взаимоотношениями и соблюдалась взаимная веротерпимость. В 4-м веке король Рекаред насильственно окрестил 90000 евреев. Евреи-ортодоксы прозвали их «марранос», то есть  свиньи. Часть из марранов честно исповедовала христианство, а другая часть исполняла христианский ритуал на людях а дома возвращались к еврейскому.
Когда мусульмане захватили Испанию и гарантировали свободу вероисповедания, многие марраны вернулись к религии Моисея.                В 750 году власть в Дамаске захватили Аббасиды и Омейяды бежали на Пиренейский полуостров, где образовали особый эмират. На территории эмирата возникло учение мусульманских богословов-рационалистов. В этом учении выделялось четыре главных пункта: отрицание представления Бога в человеческом образе, Коран не вечен, а сотворён, человеческая воля свободна и не зависит от Бога, ислам надо утверждать только проповедью, но не оружием.               
В это же время, под давлением раввинов, еврейский »век разума» уступал место вере. Столетие спустя еврейские мудрецы поняли, что для сохранения иудаизма необходимо живое тепло веры, а холодный разум не оставлял в нём места для Ягве. И постепенно евреи отреклись от схематического Бога философов рационалистов и возвращались к иудаизму.         
 Этнический состав населения арабской Испании был довольно пёсрым. Здесь жили римляне, вестготы, евреи, арабы, берберы. Некоторые римляне приняли ислам, но сохранили романский язык, другие, усвоив арабский язык, сохранили христианство. Если мусульмане  вплоть до середины 8-го века придерживались веротерпимости, то христиане питали к иноверцам  страстную ненависть.  На крайнем севере, в горах Астурии, осталось незавоёванным арабами, небольшое христианское королевство, которое воспользовавшись восстанием берберов в 753 году, передвинуло свои границы к реке Дуэро. Это вселило надежду в христиан арабской Испании на скорое освобождение.
Религиозный фанатизм христиан часто приводил к кровавым стычкам с остальными слоями населения и в первую очередь с евреями, вернувшимися в лоно иудаизма. Евреи же в этот период сами переживали сложный религиозный кризис: с одной стороны часть евреев, оставив христианство, нажила врагов в лице христиан, а с другой стороны в самом иудаизме наметился раскол. Талмудическая мудрость, греческий рационализм и мусульманская веротерпимость, соединившись воедино, вызвали к жизни еврейскую литературу и философию, но они не принесли духовной гармонии. И, как следствие, возникла ересь, известная как «караимство».               
Она началась с караимского восстания, как бунт сельского населения против городского. Жизнь евреев в деревнях и селах мало чем отличалась от их жизни в предшествующие века и не нуждалась в сложных талмудических законах. Для них талмудизм был хитросплетением городских раввинов, придуманный для того, чтобы отгородить простой народ от Торы. Главное в караимском движении состояло в том, чтобы отбросить почти всё, сказанное в Талмуде.
Сперва раввины думали, что смогут победить караимство игнорируя его. Однако, убедившись в быстром распространении караимства, повели против него словесную войну. Это не помогло и тогда раввины стали действовать более решительно. Они перехватили все разумные доводы караимсва,  реформировали их в иудаизме и тем самым лишили ересь её фундамента.      
Все перепетии борьбы с караимством отражались и на молодом поколении евреев. Здравомыслящие люди понимали, что в караимстве есть рациональное зерно. Постепенно караимство настолько проникло во все слои еврейского общества, что даже после всех ожесточённых репрессий против него в Литве до сих пор проживают несколько тысяч караимов. Если бы евреи имели свою армию и территорию, то открытая война между раввинами и караимами не явилась бы исключением, но теперь их единственным оружием было слово. Раввины первым делом перевели Библию на арабский язык. Теперь люди, забывшие иврит, могли не обращаться к караимским проповедникам за разъяснениями и все разногласия стали решаться путём дискуссий, что не приводило к конфликтам.
К концу 8-го века небольшие государства Пиренейского полуострова стали объединяться, что положило начало освободительному движению, получившему название «реконкиста». В реконкисте участвовали все слои населения католической Испании, но основная масса была крестьянской, что придало реконкисте религиозное направление. Влияние католической церкви среди крестьян было особенно велико и опираясь на крестьянство церковь стала главной идеологической силой в борьбе против мусульман.               
В борьбе за укрепление своей власти испанские короли опирались на католическую церковь. Нигде католическая церковь не была так сильна как в Испании. Реконкиста прошла под лозунгом борьбы креста с полумесяцем и в стране создалась благоприятная обстановка для религиозного фанатизма. Королевская власть использовала авторитет церкви своих интересах и поддерживала его.   В 1305 году в Испании было запрещено изучение наук. Этот шаг имел такие далеко идущие последствия, что и к двадцатому веку Испания не оправилась и ни один испанец не мог похвастаться научным открытием.
Закрыть доступ к наукам удалось только в Испании, где Возрождение не успело пустить глубокие корни. Опасное течение Возрождения вызвало к жизни потоки еретических течений против официальной церкви. Особенно волновала испанскую церковь распространившаяся альбигонская ересь. Тревогу вызывали и крещенные евреи, которых особенно много проживало в Испании. И церковь начала охоту за еретиками. Охота оказалась довольно выгодным предприятием, так как вместе с жизнью еретик расставался и со своим имуществом.            
Папство озабоченное утечкой золота в частные сундуки, запретило индивидуальную охоту и создало инквизицию, в обязанности которой входила проверка обоснованности обвинений. Вначале инквизиции не разрешалось заниматься евреями и мусульманами. Поэтому первыми жертвами стали христиане. Поскольку церковь на словах питала отвращение к кровопролитию, решено было еретиков сжигать на костре. В огне      костров сгорело так много христиан, что инквизиция рисковала остаться без работы, если бы не обратила внимания на другие религиозные группы. И инквизиция принялась за альбигонскую ересь с такой яростью, что буквально уничтожила всех альбигонцев под корень.               
Наступила очередь мусульманства и евреев. При очищении Испании  инквизиция не различала евреев и арабов, но скоро гранды и графы оценили еврейскую учёность и предприимчивость. Они стали предоставлять им льготы, но неуклонно требовали перехода в христианство. Жажда тотальной христианизации, охватившая страну, привела к тому, что в пятнадцатом веке главной проблемой испанской церкви стали не евреи, а марраны. Благодаря своим знаниям и опыту финансистов, марраны стали занимать важные государственные посты. Они брали себе в жены испанок, становились грандами и кузенами королей, епископами и архиепископами. Это вызывало зависть и гнев коренных испанцев-христиан.
Они считали, что это глумление над ортодоксальным христианством. Но ещё большее негодование вызывали марраны у  ортодоксальных евреев. И здесь среди выступавших были несгибаемые члены колена Иуды, так как большинство марранов было из колена Вениамина. Массовое крещение не давало желаемого результата, так как в большинстве своём марраны оставались такими же евреями, как и раньше. Странное это было время для евреев. С появлением марранов впервые возникла группа людей, которых юридически нельзя было назвать евреями, но которые фактически заявляли себя как евреи, во всём своём житейском поведении и стремлении жить обособленно от христиан.
В результате ненависть к ним приобрела форму антисемитизма. Предпринимались попытки исключить марранов не только из системы государственного управления, но и из жизни христианских  общин. Проблема марранов стала для церкви настолько неординарной, что она решила покончить с ней, как с альбигонской ересью и передала все дела в руки инквизиции. В 1412 году инквизиция приступила к рассмотрению проблемы марранов. Отказавшиеся креститься, сохранившие свою веру евреи не попадали под юрисдикцию инквизиции, но становились жертвами самосудов фанатичной толпы. Но евреи--ортодоксы выпали из поля зрения инквизиции ненадолго. Когда часть марранов доказала свое причастие к христианству, а другая часть взошла на костёр, Торквемеда, глава инквизиции, обратился к Папе с просьбой разрешить ему выслать евреев из Испании, так как иудаизм, по его мнению, представлял опасность для католической церкви и, в первую очередь, для марранов. Папа ответил отказом из меркантильных соображений. Дело доходило до анекдотов. Папа  однажды издал буллу, приказывающую евреям уплатить налоги, а в противном               случае обещал их отлучить от церкви.
Евреи платили, но не из-за боязни отлучения от церкви, а опасаясь реальных угроз. Духовенство Испании и фанатично настроенные придворные, считали своим долгом предотвратить религиозную заразу и сохранить чистоту испанского народа. В течение полувека они готовили королевские эдикты о ущемлении прав евреев, чтобы отделить их от основной массы народа.               
В 1492 году глава инквизиции и высшее духовенство уговорили испанских правителей Фердинанда и Изабеллу принять окончательное решение и издать указ об изгнании евреев из страны. Поколебать это решение не смог и Ицхак Абраванель, учёный и раввин, блестящий финансист, служивший министром финансов при королевском дворе. Абраванель сам возглавил исход евреев из Испании. Абраванель выводил евреев из Испании, как Моисей из Египта. Из 150 000 евреев, чьи предки в Испании жили на протяжении пятнадцати веков, не захотели покинуть родину 50 000 человек, заплатив за это крещением. Из марранов, в такую печальную минуту не захотевших расстаться со своим народом, 75 000 человек ушли с евреями. Около 10 000 погибло в пути, 65 000 осели в Турции, 35 000---в Северной Африке и Египте, 30 000—в Южной Франции и Нидерландах, 10 000 были в числе первых поселенцев Южной Америки, остальные ушли на Восток Европы.
И для Возрождения и для евреев места в Западной         Европе, кроме Франции и Нидерландов, куда, правда, переселились в основном бывшие марраны, больше не было. Они стали предметом роскоши, обречёнными на умирание. Евреев не убивали на уровне государственной и церковной власти, их просто изгоняли. Евреи двинулись на восток—в Германию, Польшу, Литву, Австрию. Где Возрождение  успело пустить глубокие корни и                куда графы и короли стали приглашать их на поселение по тем же причинам, что и правители Западной Европы в период становления королевской власти. К шестнадцатому веку центр еврейской жизни переместился в Восточную Европу.               
Рассеяние евреев повлекло за собой утерю многих ценностей и поэтому усилия общин были направлены на изучение священных книг. Несмотря на свою малочисленность евреи начали создавать школы по изучению Талмуда, организовывали кружки и группы, занимающиеся чтением нравоучительных сочинений древних мудрецов. Независимо от различий, возникающих от проживания в разных странах, во всех общинах господствовало ярко выраженное религиозно-национальное понимание истории еврейского народа. Позади осталось великое прошлое когда евреи были объединены в одном государстве и исполняли заповеди Всевышнего на Святой земле. Но неизменной и высшей реальностью еврейского существования по-прежнему оставалась вся совокупность священных законов, подвергающаяся новым интерпретациям, согласно данного исторического момента.
В эту эпоху новому поколению было предложено новое толкование древней истории.    Еврейский учёный, глава общины в Гранаде, Шмуэль ха-Нагид составил новый кодекс религиозных законов, основанный на учении вавилонских мудрецов. Основной мотив его заключался в утверждении, что евреи рассеялись не для того, чтобы эксплуатировать или помогать строить цивилизацию другим народам, не для того, чтобы обращать  их в свою веру, а для того, чтобы свидетельствовать о своём миссионерстве одним лишь фактом своего существования. Новая концепция истории опиралась на произведение неизвестного еврейского автора «Исиппон», жившего в Италии. Книга провозглашала, что не только Макковеи, но и зелоты отдали свои жизни в героической борьбе за освящение имени Божиего, что они тоже преподнесли достойный пример грядущим поколениям. Пусть завоевания римлян привели к тому, что евреи оказались под властью христианских владык и пусть Всевышний требует от них покорности выпавшему жребию--они всё равно не должны терять веру в освобождение. Что касается ненависти, то евреи свыклись с этим явлением, как свыкаются со старой ненужной вещью.                Ненависть эта существовала ещё со времён первого столкновения с эллинистическим миром. Она преследовала евреев по всем дорогам их скитаний, выражаясь в убийствах, погромах и изгнаниях. В христианском мире отрицательное отношение к евреям победило «еврейское» наследие. Труды отцов Церкви были полны ненавистью к Израилю. После того, как христианство стало официальной религией империи, пропагандисты использовали ненависть к евреям для того, чтобы завоевать сердца язычников.
Христианское раннее средневековье восприняло ненависть к евреям как полностью сформировавшееся и не подлежащее сомнению духовное наследие. В то же время еврейское происхождение христианства на ранней стадии средневековья ещё имело значение для церкви и потому целью церковников было спасение евреев от неверия, путём их обращения. Однако, в проповедях все ярче и ярче подчёркивались грехи евреев. В глазах рядового  христианина еврей становился символом предательства и зла. Конечно, церковь на словах препятствовала насилию над евреями, но на деле даже поощряла антиеврейские настроения масс.
После изгнания евреев из Испании произошло и разделение прежде спаянных колен Иуды и Вениамина на ашкенази—проживающих в Восточной Европе и сефардов, проживающих в Нидерландах и Франции. Даже язык у них был разный и только переселившись в современный Израиль, они заговорили на одном языке.









                Г Л А В А  13

Евреев в Польшу пригласил Казимир Великий. Он дал им разрешение арендовать землю при условии, что они создадут в стране торговлю и ремёсла. Опасаясь грабежей крестоносцев немецкие евреи также бежали в Польшу, а после изгнания евреев из Испании в Польше оказалось самая многочисленная еврейская диаспора во всей Европе. Король Болеслав даровал евреям либеральную привилегию самоуправления. Они же, в свою очередь, помогли ему в экономическом соревновании с Западом. Подобно знати, евреи владели землёй и большими поместьями. Казимир 3 покровительствовал торговле и культуре, он пригласил в Польшу ещё большую группу евреев. Литовский князь также открыл двери своего княжества для желающих поселиться в его землях. Благодаря многочисленным связям евреев со  странами Европы, они создали в Польше развитую промышленность. Так в Кракове они основали предприятие по изготовлению жести и проволоки, которое снабжало своей продукцией всю Европу. Начали появляться элементы капиталистического развития.               
Реформация, захватив и Польшу,  где католическое духовенство играло большую политическую роль, внесла, как и на Западе, изменения в жизнь евреев. Но так долго продолжаться не могло. Как и прежде на Западе, начались обвинения в ритуальных убийствах. Духовенство выдвигало эти обвинения как против евреев, так и против христиан-протестантов. Разразились первые погромы. Сильные, не запуганные короли шестнадцатого века, восстановили порядок.               
К концу 16-го века положение изменилось. Страна была ослаблена правлением недальновидных королей и домогательствами влиятельной аристократии привилегий. Ослабление королевской власти привело к тому, что шляхетская знать и духовенство стали доминировать в политической жизни Польши. Тридцатилетняя война изменила как религиозную, так и экономическую и политическую карту Европы. Северная её половина стала протестантской и индустриальной, что предопределило агонию феодализма. Здесь вместе с Реформацией образовался средний класс, заложивший основы нового общества. Однако, и ему потребовалось два столетия борьбы с духовенством, чтобы учредить капитализм. Южная часть Европы и Польша остались католическими и отсталыми.                Духовенство и аристократия Польши не желала расставаться со своими привилегиями и насмерть стояла за феодализм. В семнадцатом веке положение евреев в Польше стало таким же, как и на покинутом ими Западе. К вышеупомянутым причинам добавились и два внешних фактора. Немецкие купцы, в попытке завладеть польским рынком, разжигали антиеврейские настроения, добиваясь изгнания конкурентов. Второй фактор был более серьезным.               
Ещё в 15-м веке Польша начала завоевание западных частей Белоруссии и Украины. Жестокая эксплуатация коренного населения вызывала у этих народов справедливую ненависть против поляков, немцев и евреев. Польская аристократия унижала их, немецкие купцы обманывали их, духовенство держало в феодальной тюрьме, евреи, служившие сборщиками налогов, зажимали в тисках пошлин. Крестьяне и казаки ненавидели их всех и ждали своего часа. Он настал в 1648 году, когда казаки, принадлежавшие к русской православной церкви, восстали против католиков-поляков. Во главе восставших стоял сын крещенного еврея Берко из богатого хутора, Богдан Хмельницкого.
Надушенная, разряженная кавалерия аристократов была уничтожена казаками Богдана Хмельницкого. Польские крестьяне, увидев возможность мести своим панам, присоединились к казакам. Жестокость Богдана Хмельницкого не знала границ. Он не выделял, как выкрест, евреев в особо преследуемую группу. Врагами казаков были все, кто не принадлежал к  православной церкви. Евреи бежали в города, но и там их ожидало массовое уничтожение. Поляки выдавали их, надеясь на помилование, но и сами становились жертвами разгула казаков. Около трёхсот тысяч человек было уничтожено казаками и среди них сто тысяч евреев. А в это время.....               
А в это время люди, исповедующие христианство и новые формы производства на Западе, искали государство,  которое легализовало бы их идей и религию. Этой страной стали Нидерланды. И евреи, поселившиеся в этой стране после исхода из Испании, в основном марраны, вновь перешедшие в иудаизм, активно помогали христианам в развитии экономики страны. Затем в Нидерланды прибыли, по приглашению правительства, потомки тех евреев, кто не захотел покинуть Испанию в 1592 году.               
В 1602 году евреи создали Ост-Индийскую компанию, которая стала главным оружием капиталистического развития Нидерландов. Через двадцать лет Нидерланды претендовали на экономическую гегемонию в Европе, а в 1650 году они стали торговым центром Европы. Главный город Амстердам превратился в финансовую столицу мира. Вскоре его стали называть «Новый Иерусалим». Евреи Нидерландов основали торговые филиалы во всех морских портах, создали новые банкирские конторы. Как следствие экономического бума, расцвела культурная жизнь страны, в частности, живопись и философия.               
В середине 16-го века в Англии к власти пришел новатор Кромвель и вместе с ним в английскую жизнь вошёл дух предпринимательства. Кромвель пригласил евреев вернуться в Англию и вскоре страна начала конкурировать с Нидерландами, а затем и вытесняет её с главенствующей позиции в Европе. Правительство Британии возлагало большие надежды, что евреи избавят страну от хищных ростовщиков-христиан. И оно не ошиблось в своих предположениях. С течением времени конкуренция со стороны еврейских банкиров привела к снижению уровня долговых процентов.               
В то время как евреи христианских капиталистических стран участвовали в политической жизни этих стран, были в курсе последних достижений в науке, евреи Польши  и Литвы томились в невежестве умирающего феодализма, погружаясь в бездну мистицизма и суеверия.               
Не успела Польша оправиться от восстания казаков Богдана Хмельницкого, как казаки восстали вновь и подвергли страну ещё более жестоким кошмарам. Затем в страну дважды вторгались шведы, а опустошительная война с Турцией привела к экономическому краху. Все помыслы польского населения, и евреев в том числе, были направлены на то, чтобы прокормить семью и добыть хоть немного денег. Положение евреев осложнялось тем, что они были загнаны в гетто и изолированы от польского общества. Они были изгоями и работу для себя, практически, найти не могли.
Евреи гетто напоминали подобие людей: худые, оборванные, вечно голодные, лишенные всех политических прав. Они давно уже забыли про образование. Изучение Талмуда было единственной, доступной им, формой обучения.  Экономический кризис поднял крестьян, униженных и забитых, как и евреи гетто, на борьбу с феодалами. Вооруженные вилами, палками и камнями крестьяне устремились в большие города, круша всё, что попадалось им под руку. И, как всегда, духовенство знало куда направить гнев народа. Виновными в их бедственном положении оказались, такие же голодные и бесправные евреи гетто.
Отец Иуды—Иуда бен Иуда--попал в услужение к графе Полонскому. Благодаря уму он быстро выдвинулся в управляющие и никто из поляков, живших в имении графа не завидовал ему. Граф ценил способности Иуды и отправил его сына в университет, где он получил хорошее образование. Вернувшись Иуда занял место отца у сына старого графа, который скончался незадолго до возвращения Иуды. У графа и Иуды появилась одна страсть—соколиная охота. Они могли часами бродить с соколами под колпаками и разговаривать на различные темы.
В основном это были религиозные темы, но граф никогда не пытался убедить Иуду к переходу в католичество. Часто в гости к графу приезжали его друзья и они вместе с Иудой подолгу уходили в леса или в степь и охотились. Сейчас у графа в гостях находился Краснопольский, помещик из Белоруссии.
Закатное солнце лениво поплутало среди деревьев и, искупавшись в реке, растворилось в вечерней городской суете. Повеяло тиной и сыростью. Вода в реке потемнела. В тот день, когда  граф Полонский, гостивший у него помещик Краснопольский из Белой Руси и Иуда бен Иуда, сын старого служителя графа Иуды, выехали на любимую графом и гостем соколиную охоту, стражник в своей будке не обратил внимания на пару сапсанов, которые вдруг появились из черного фургона, оставленного кем-то неподалеку. Работа стражника состояла в том, чтобы в течение длительного периода времени осматривать территорию и замечать, что-то такое, что могло привлечь его внимание. Но к концу дня и в непогоду в связи с бесконечным однообразием реакция сильно притупляется. Если бы стражник заметил соколов, он просто восхитился бы их изящными очертаниями, их классическим полетом по спирали вверх, в небо, в восходящих потоках теплого воздуха, поднимавшихся от раскаленной солнцем лужайки, которую птицы умело использовали в качестве своеобразного незримого трамплина.
Будь стражник птицеловом он, конечно улыбнулся бы про себя, приветствуя не столь уж частое падение свободной и совершенной красоты дикой природы в крупном городе.  Человеческая ненасытная алчность изгнала их из многих мест привычного обитания. Тем не менее они удивительно хорошо приспособились к жизни в центре самых современных и густонаселенных городов. Сапсаны в каком-то смысле были ее символом. В естественных условиях сапсаны обычно селятся на высоких скалах и питаются более мелкими пернатыми. В городах скалы им заменили шпили, а разнообразную дичь--многочисленные голуби.
Возможно, в эти минуты стражник пребывал в созерцательном настроении и размышлял о том времени, когда мир будет повержен в нескончаемые конфликты и хаос, а опустевшие дворцы достанутся стервятникам. Единственное, чего стражник в те минуты никак не мог предположить,--что через несколько мгновений одна этих птиц убьет его. Второй стражник, находившийся в будке с той стороны, куда вышли граф Полонский, гость  и Иуда, также не чувствовал опасности.
В момент, когда обе птицы достигли верхней точки своего полета  стражник в десятый раз прокручивал в голове самый больной для него вопрос. Получаемое им жалованье не могло покрыть долги в баре, не говоря уже о содержании жены, которая сваливала всю вину за то, что время делает с её фигурой и лицом, исключительно на него, а злобу вымещала на его заработках.
  И при всем том, что он ведь стражник, в самом прямом смысле слова сидящий на золотой жиле. Золотой жиле, от кото-рой у него есть ключ--или по крайней мере один из множества ключей. Где-то в глубинах сознания он, конечно, прекрасно понимал: чтобы использовать имеющийся доступ к ценностям, нужен человек не с его скудным умом и более чем скромной изобретательностью. Тем не менее так же, как многие по старой привычке монотонно жуют табак или неизвестно зачем строгают палочку, стражник день за днем пережевывал эту совершенно бесперспективную мысль. И в ней находил свое главное развлечение.
Предаваясь подобным мыслям, он совсем расслабился, и тут более крупная из двух птиц—самка--на мгновение зависла в воздухе, устремив взгляд на высокую человеческую фигуру, стоящую внизу. Это был не стражник. Он был одет с ног до головы в черное, и для невнимательного взгляда, мог легко слиться с множеством предвечерних теней. Но для сокола он был подобен маяку. Отчасти благодаря невероятно острому зрению птицы, отчасти же потому, что она очень хорошо его знала. И знала, чего он ждет от нее.
Мужчина поднял над головой перчатку сокольничего и призвал смерть, парившую в воздухе. Мужчина взглянул вверх и увидел едва различимую черную точку на фоне неба. Казалось, птица там, высоко, отыскала какой-то незримый нашест и теперь с нетерпением  взирает с него. Ей хотелось, чтобы человек поскорее перерезал невидимую нить, что сдерживала ее, и освободил для выполнения страшной миссии.
Резко опустив перчатку вниз, он сделал то, чего от него ждала птица. Увидев жест человека, она мгновенно развернулась, устремила взгляд на цель и прижала крылья к телу. Сила притяжения сделала за нее остальное. Сокол, падающий с такой высоты, развивает скорость почти до двухсот пятидесяти километров в час. Человек не способен уследить ним, он может только услышать звук воздуха, рассекаемого этим живым снарядом из мышц, перьев и костей. Человек  наблюдал не за птицей, а за ее мишенью и просто ждал неизбежной развязки.
Видя себя в привычных фантазиях богатым и довольным жизнью, стражник лишь на мгновение отвлекся от приятного созерцания, заметив, что мужчина в черном, стоящий меду возле фургона, почему-то очень пристально на него смотрит. Показалось это ему из-за игры бликов закатного солнца, или на лице человека действительно застыло выражение заинтересованного ожидания? Что-то в лице незнакомца как будто говорило: «Я знаю такое, чего не знаете вы».
Стражник инстинктивно повернулся направо, краем глаза заметив какую-то падающую сверху тень, и мгновение спустя лезвия, прикрепленные к когтям сапсана, с молниеносной быстротой разрезали ему горло. Уже с перерезанной сонной ар рией стражник сделал два шага, прижав руку к разорванной  гортани, и в страшных конвульсиях рухнул на землю. Человек подождал, пока все кончится, затем приблизился к телу и внимательно осмотрел его, осторожно обходя быстро увеличивающуюся лужу крови. Он запустил руку в карман мертвого стражника, извлек оттуда связку ключей и стал на ощупь и нужный.
Вдруг человек услышал шаги за спиной: это шёл со стороны охранной будки второй стражник. Он вначале передвигался довольно медленно, но, подойдя поближе, перешел на бег. Человек положил ключи в карман и ждал. –
--Отлично, дружок. Ну-ка разгибайся, медленно, и повора чивайся, поворачивайся ко мне. Руки держи так, чтобы я мог их видеть.
Человек поднял руки и одарил второго охранника самой очаровательной своей улыбкой, означавшей «Неужели вы обращаетесь ко мне, молодой человек?».
Искоса поглядывая на тело, распростертое на земле, стражник держал человека на прицеле.  Поняв наконец, что он не сможет одновременно и помочь товарищу, и следить за человеком, стражник потянулся к ножу на поясе. Одна рука чёрного человека тем временем резко опустилась вниз. Он даже сказал:
«Я же сказал, руки держи.…
Завершение фразы застряло у него в горле, так как второй сапсан нанес стражнику удар сзади, разрубив спинной мозг. Человек отошел в сторону, а второй стражник тяжело рушнул на землю. Открыв пластиковый пакет, человек извлек оттуда пару мертвых голубок и, казалось, протянул их кому-то незримому. Через несколько мгновений оба сапсана вылетели из тени, удобно усевшись на вытянутой руке хозяина и с удовольствием занялись поеданием неожиданного угощения, а их острые когти глубоко врезались в кожаные наручи, которые человек носил под курткой.
После этого он возвратился к своему фургону и усадил самку на насест. Она злобно зашипела, когда человек стал надевать ей на голову колпак, но мгновенно успокоилась, умиротворенная темнотой, в которую ее погрузил маленький капюшончик. Самца человек продолжал удерживать за путы и, повернув к охранной будке, пробормотал ему хриплым шопотом:
--Тебе еще предстоит поработать, малыш.
 Дверь в помещение графа открылась с приятным щелчком, и человек проскользнул внутрь. Так мечты одного иногда осуществляются другим.
Вернувшиеся Полонский, Краснопольский  и Иуда, наверное, не обратили бы внимания на сидящих на дереве птиц, куда их пересадил из фургона человек, ограбивший графа, но соколы графа и почувствовали  их моментально. Они  начали кричать, вырывались из ловушек и пытались взлететь. Иуда посмотрел вверх в поисках того, что могло его спугнуть. Высоко на дереве сидели две крупные хищные птицы и чистили когти своими большими загнутыми клювами.
С юмором граф заметил.
--Вот значит как произошло ограбление. Использовали, как и я, соколов.
Граф  забрал своих соколов, успокоил их и унёс в дом. Затем вышел передал Иуде лук и стрелы и, они втроём подошли к дереву где сидели сапсаны. Птицы сорвались с дерева и людям показалось, что в воздухе повисло два совершенно одинаковых предмета. Соколы. Граф вынужден был признать, что неизвестный вор придумал превосходный способ воровства. Даже в лучах заходящего солнца было видно, какие это величественные и прекрасные птицы. Граф вспомнил старинное английское прозвище сапсанов—« летящая с ветром  смерть».
 Несмотря на ограбление, они  с восторгом наблюдали почти фантастическую способность птиц ускользать от сильнейшего вихря. Граф и Краснопольский были просто неспособны, глядя на эту красоту, представить какую угрозу представляют эти птицы. Практически только Иуда не задумываясь, извлек   лук и стрелу. Он прицелился в сокола, который теперь находился на расстоянии всего нескольких метров. И в то же мгновение почувствовал, что не может выстрелить в птицу, так как не меньше графа и гостя любил эту птицу, опустил лук.
Птицы зашли на боевой разворот и Краснопольский крикнул.
--Стреляйте? Что вас удерживает? Нас здесь только трое. Ваш драгоценный Бог вас не видит, стреляйте?
Иуда натянул тетиву до такой степени, что казалось, она стонала. Только бы удержать стрелу, не позволить ей выскользнуть раньше срока... Похоже, время остановилось, Иуда  чувствовал, как дрожат пальцы. Больше он не мог удерживать стрелу. Резким движением он поднял лук, отвел его немного влево и спустил тетиву.
 Несмотря на сильный ветер, стрела попала в цель. В со--кола. Он посмотрел в небо и увидел второго сокола, тот падал уже вниз. Иуда услышал  громкий и страшный соколиный клекот. Вторая птица. Иуда вовремя овладел собой, чтобы отбиться от нее. Наверное, ему посчастливилось, потому что второго хищника немного отвлекло падение первой птицы, и он, возможно, летел чтобы помочь ей.
--Ну уж нет!
Стрела Иуды ударила сокола в самый край левого крыла. С душераздирающим криком, который эхом разошелся по лужайке, птица рухнула на землю. Граф и Краснопольский смотрели на Иуду, как на спасителя. А Иуда поднял воротник плаща—вечерний ветерок был довольно прохладен—и вдохнул тошнотворный запах мёртвых тел. На следующий день Краснопольский уезжал к себе в имение и попросил графа Полонского отпустить с ним Иуду-младшего. Граф спросил у отца Иуды и тот дал согласие. Краснопольский уехал, а граф пообещал ему прислать Иуду через несколько дней. Иуда пришёл в синагогу. Он решил остаться там, понимая, что в синагоге он будет ближе всего к Богу. Он считал, что Бог помог ему одолеть летающую смерть. Он полагал, что Грядущий действительно что-то хочет сообщить ему, святое место как раз и предназначено для общения с Богом. Если Бог в самом деле хочет, чтобы Иуда понял Его предначертание, Он должен говорить с ним громко и ясно.
На следующий день Иуда вышел на двор, увидел графа и тот, скорее в силу привычки начал обычный разговор, чтобы втянуть Иуду в дискуссию. Иуда после вчерашнего происшествия многое теперь казалось ему не таким простым и ясным, как прежде.
--Истина,--начал граф, как будто толь ко что прервал разговор,— не может быть преподнесена людям без примеси лжи. Но ложь, которую богословы примешивают к правде, менее опасна, чем ложь христиан.  Отказ от всемирного признания Ягве искажает идею иудаизма, но признание пришедшего в мир мессии искажает ее еще сильнее. Ибо появление мессии должно быть завоевано праведной жизнью каждого отдельного человека, так что вера в уже пришедшего мессию равносильна отречению от идеи внутреннего совершенствования. Тот, кто считает, что тысячелетнее царство уже наступило, может позволить себе больше не бороться за него. Хорошо, что верховный богослов в своё время выступил против учения, побуждающего его последователей отказаться от борьбы за совершенство.
Иуда обдумывал его слова.
--Вы серьезно считаете,--спросил он,--что любая истина должна быть передала людям, только если примешать к ней ложь? Значит, по-вашему, то, чему суждено остаться состоит из истины и лжи? Вы хотите, чтобы я просчитал это большим, чем афоризм?
--Вглядитесь в эту легенду о мессии христиан. То, что они исповедуют, полно явных противоречий. Ведь ни один историк не описывал того, что говорится в евангелиях и о самом мессии. Разве это не доказывает, насколько жизнеспособнее легенда, которая удобна людям, чем неудобная для них историческая правда? Действительность—это только сырой материал, малодоступный человеческому восприятию. Она становится пригодной, лишь когда перерабатывается в легенду. Если какая-нибудь истина хочет жить, она должна быть сплавлена с ложью.
--Мой господин!  И это говорите мне вы, который, как я видел на протяжении всей службы у вас, вы, так зло смеявшийся над компромиссами?
--Ты что, Иуда, притворяетешся? Ты решительно не хочешь меня понять? Разве я говорю о компромиссах? Чистая, абсолютная истина невыносима, никто не обладает ею, да она и не стоит того, чтобы к ней стремиться, она нечеловечна, она не заслуживает познания. Но у каждого своя собственная правда, и каждый знает точно, в чем его правда, ибо она имеет четкие очертания и едина. И если он отклонится от этой индивидуаль-ной правды хотя бы на йоту, он чувствует это и знает, что совершил грех. А ты нет?
--К чему же,--спросил с горечью Иуда,--возвещать какую-либо истину, если она только субъективная истина, а не Истина?
Граф покачал головой, удивляясь такому неразумию, затем с легким нетерпением заявил.
--Истины, которые политик сегодня претворяет в дела,--это истины, которые писатель возвестил вчера или третьего дня. Разве вам это неизвестно? А истины, которые писатель возвещает сегодня, будут завтра или послезавтра претворены политиком в жизнь. Истина писателя при всех обстоятельствах чище, чем истина человека действия, политика. У человека действия, у политика тоже, даже в лучшем случае нет шансов на осуществление его концепции, его истины во всей их чистоте. Ведь его материал--это другие люди, массы, им он постоянно должен делать уступки, с ними работать. Позтому политик работает с самым неблагодарным, недостойным материалом,-- ему приходится, бедняге, сочетать свою истину не только с ложно, но и с глупостью масс. Поэтому все, что он делает, ненадёжно, обречено на гибель. У писателя больше шансов. Пра-вда, и его истина является смесью фактов окружающего мира, действительности, и его собственного непостоянного, обманчивого «я». Но эту его субъективную правду он может, по крайней мере, чистой вынести на свет, ему даже дана некоторая надежда на то, что эта истина непременно превратится в постоянную, хотя бы в силу давности, потому как если человек действия непрерывно экспериментирует над теоретической правдой писателя, то имеется некоторая надежда, что когда-нибудь, при благоприятных обстоятельствах, действительность все же подчиниться этой теории. Дела преходят, легенды остаются. Легенды создают новые дела.
Иуда смотрел, как лакеи грузили его имущество на телегу. Он отправлялся  работать управляющим в деревню друга графа барина Краснопольского—Иодково. Любовь к соколам в имении графа Полонского, привитая им ещё отцом, оказала на Краснопольского огромное влияние и он упросил графа отправить к нему Иуду. Отец Иуды не возражал и вот теперь, перед разлукой, граф сел на своего любимого конька и дискутировал с Иудой, словно тот никуда не уезжал, а по старой привычке слушал и возражал своему господину.
--Правда некоторым людям не всегда легко оставаться верным своим истинам. По большей части—это неудобные истины. Снова обращусь к писателю, творения которого обычно достигает популярности тогда, когда он подмешивает в своё повествование глупость масс. Не думай, что я смеюсь над тобой. Ты хорошо образован и, думаю, воспринимаешь всё правильно.
Никто из них не заметил появления отца Иуды.
--Я знаю причину вашего постоянного спора. Даже распространение чисто субъективного познания не может радовать человека больше, если он понял следующее: всякое познание, и познание истины,  возникает только из стремления найти доводы, оправдывающие твою индивидуальность, всякое познание—только средство сформировать твою собственную сущность, отстоять себя против целого мира. И если какое-нибудь познание не приспособлено для того, чтобы утвердить твое «я», ты будешь трудиться над ним до тех пор, пока его не приспособишь.
--И ну вот, в бой вступила тяжёлая артиллерия. Теперь время вашей любимой темы: идея наследства и отречения сыновей или потомков.—Граф весело рассмеялся.
--Разве я когда-нибудь говорил,--горячо запротестовал Иуда,--что правы те, кто верит в наследие и отречение? Никогда я этого не говорил и сейчас не собираюсь. Я не защищаю сыновей. Они из того же гнилого дерева, что и старики. Заметьте я говорю о ваших отцах.
--Я знаю,--с улыбкой сказал граф.—К своим отцам у тебя особое мнение.
--По крайней мере у моих отцов было доверие к собственным силам. У ваших отцов не было доверия к собственным силам, они чувствовали себя, каждый в отдельности, слабыми, поэтому они создали себе костыль, изобрели учение о нации, вообразили, что сила и великая нация поддерживают отдельного человека. Чтобы не чувствовать собственную слабость, сыновья создали себе другой костыль, они вообразили, что им может помочь какой-то мессия, умерший за них на кресте. Вера в нацию, вера в мессию—и то и другое  ошибка, результат собственной слабости. А вы говорите о какой-то истине смешанной с ложью. Вы, хороший и мудрый человек. Все эти разговоры о истине, о вере, о жизни--это мудрые абстракции. Но со своей сущностью со своей жизнью, с ее действительностью, мой сын Иуда должен справиться сам.
С этими словами, Иуда попрощался с отцом, графом, вскарабкался на бричку и возница взмахнул кнутом.



















                Г Л А В А  14

Троекратный раздел Польши между Россией, Австрией и Пруссией привел к тому, что Польша вообще исчезла с политической карты мира. Польские евреи оказались разделёнными границами трёх стран. В России евреи начали селиться в конце пятнадцатого начале шестнадцатого веков. Русская империя разрасталась за счёт захваченных территорий, поэтому все старания России избавиться от евреев, ни к чему не приводили. В начале восемнадцатого века Россия начинает играть существенную роль в мировой политике. Петр 1, как и его предшественники, опасался евреев, но всё же защищал их права и свободы. Православная церковь, не испытавшая на себе ни влияния Возрождения, ни религиозной конфронтации в период Реформации, была фанатично предана идеям христианства. Ещё со времён Ивана 3, она ожесточённо боролась с распространением на Руси католицизма и, особенно, с ересью иудействующих. Православная церковь играла доминирующую роль в России и потому легко добилась от царей изгнания евреев.
Однако, в 1665 году Россия приобрела множество новых евреев, завоевав часть литовской территории. Начался новый этап изгнания и, когда, он был закончен, Петр 1 получил по мирному договору со Швецией евреев, проживающих вдоль балтийского побережья. Россия сдалась, но Екатерина Великая запретила проживание евреев на всей территории исконной Руси. После раздела Польши Россия приобрела ещё около миллиона евреев, а через десять лет в России было больше евреев, чем во всей остальной Европе.               
Екатерина Великая и её наследники вскоре прекратили борьбу по высылке евреев, уяснив, как и прежде Запад, что евреи необходимы им для развития экономики завоёванных территорий. Но церковь, чтобы защитить свою паству от» вредного» влияния иудаизма, добилась установления «санитарной зоны», которая впоследствии получила название «черты оседлости». Евреи могли свободно передвигаться по Белоруссии и Украине, но в Россию им въезд был запрещён. Императоры и церковь хотели уберечь своих «мужиков» от воздействия неправославной веры. До 1500 года евреи мирно уживались с местным населением, но фантастический случай разрушил это спокойствие. Двое литовских евреев обратили несколько православных священников в иудаизм. Священники очень серьёзно отнеслись к своей новой религии и принялись проповедовать её в глубинных районах России. И случилось неожиданное для русской православной церкви, иудаизм нашёл поддержку среди русского населения. Особенно ярко это проявилось на территории новгородского                княжества, а в Москве  в иудаизм перешла жена наследника престола и её сын. Русским понравился иудаизм, а, возможно, в них заговорило древнее хазарское прошлое, но большое количество принявших новую веру не  могло не волновать княжескую власть и церковь.
Иван 3 создавал Русское государство и религиозная разъобщённость народа мешала идее объединения Руси под властью Москвы. Сам Иван 3 настороженно относился к         священникам, помня завет своей бабки Софьи Витовтовны: »Не верь попам!». Веротерпимость при нём расцветала, как полевой луг в мае. Но когда Иван 3 понял, что единственным его союзником в борьбе за объединение Руси может быть только православная церковь и общенациональная религия, он круто изменил курс своей политики и головы многих инаковерующих полетели с плеч. Это была историческая необходимость и упрекнуть зарождающееся русское самодержавие в искоренении других вероисповеданий, не осмелиться ни один здравый историк. Именно с тех лет, православная церковь, жестоко расправившись с инакомыслящими, создала основу для русских самодержцев использовать идею православия для борьбы с собственным народом. А ересь «жидовствующих», несмотря на репрессии со стороны церкви, продолжала распространяться в глубинках России, в учении Феодосия Косого. И до настоящего времени на Дону живёт отдельная группа казаков, исповедующих учение Феодосия Косого.               
Покончив со всеми русскими отщепенцами, в жестоком обращении с которыми православная церковь превзошла инквизицию, духовенство приступило к «работе» с евреями. Русское духовенство, знакомое с техникой массового крещения, начало загонять евреев в реки, чтобы обратить в свою веру. В городах России было потоплено триста евреев, но ожидаемого чуда не произошло и церковь решила покончить с проблемой еврейства исконными христианскими средствами: исключить евреев из общественной жизни русского общества.               
На территории Белоруссии, где разрешалось жить евреям, они установили общинное самоуправление. Русская интеллектуальная жизнь того периода находилась в зачаточном состоянии и русские евреи не были исключением среди остальных народов, населявших огромную страну. Все влачили жалкое существование. Большинство евреев обитало в деревнях или небольших городках, известных под названием»местечко». Это было не гетто. Здесь не было главных улиц, кончавшихся тупиками, не было стен и ворот. Евреи могли разъезжать по своим делам по стране, при условии, что не будут появляться на территории центральной России. В местечках евреи и неевреи жили вместе. Несмотря на кажущиеся преимущества «местечек», жизнь в гетто отличалась от местечек, не в пользу последних.
Жизнь в гетто была унизительной, но городской и космополитической. Жизнь в местечках---свободной, но деревенской. Несмотря на ограничение связи с внешним миром, евреи гетто могли поддерживать с ним контакт, могли общаться с учёными, коммерсантами и финансистами. Евреи местечка имели дело с крестьянами и необразованными, чванливыми помещиками. И, наконец, евреи гетто жили в среде, где прошла Реформация и зарождалось христианство, которое сперва сочувственно смотрело на страдания евреев. Евреи местечка жили в среде, где Реформация совершенно не сказалась и христианство душило любое проявление инакомыслия. Евреи гетто постепенно выходили из кризиса необразованности и, благодаря завоеваниям нового среднего класса, вступали в новую фазу приобщения к культурной жизни стран проживания. Восточные же евреи погружались в бездну мистицизма и суеверий.  Конечно, не все помещики создавали невыносимые условия для евреев. К ним относился и Краснопольский. Но что могли сделать одиночки?               
Всё это послужило развитию мистицизма. Мистицизм не был чем-то особенно новым в еврейской жизни. Он возник с самим понятием «еврей» и существовал задолго до получения Торы на горе Синай. С получением Закона мистицизм занял подчинённое место. Но мистицизм древних в корне отличался от мистицизма евреев восемнадцатого столетия. Мистицизм восточных евреев возник на базе безграмотности и больше походил на простонародное суеверие. Мистицизм же древних опирался на мудрецов, которые создали одно из самых великих учений—Каббалу. Согласно каббалистам, Каббала была дарована народу одновременно с Торой, но Тора была дана всем, а Каббала—только нескольким избранным Богом священникам. В соответствии с Традицией она передавалась из поколения в поколение только в среде посвященных людей. Среди посвященных в первоначальный период считалась только определенная группа священников, однако, после наступления новой эры, каббалисты убедились на ярких примерах, что учение доступно не только священникам-каббалистам, но и людям, вроде бы, далёким от Каббалы, имеющим в своём родстве мудрецов-каббалистов или содержащих в своих именах и фамилиях определенные  знаки, дающие им возможность владеть некоторыми тайнами Каббалы.               
Столетиями учение Каббалы существовало параллельно Торе, но никогда не достигало её высот. Каббала считалась вторым Устным Законом, подчинённым Письменному. Она развивалась с Торой, но как бы, в тени, глубине еврейской оккультной философии. Но еврейские мудрецы, посвященные в тайны Каббалы, работали над ней веками, очищали её и вдыхали в неё жизнь. Корни Каббалы уходят в зороастризм, греческую науку, гностические ереси. Но постепенно, усилиями каббалистов, Каббала, очищаясь от древних предрассудков, превратилась в стройное учение. В восьмом веке была опубликована «Книга Создания», учившая об экстатическом познании Бога. В тринадцатом столетии с выходом книги Зохар, началось оккультное и метафизическое рассуждение о Боге, Вселенной и науке. Эти две книги составили фундамент письменной Каббалы. С появлением книги Зохар, каббализм разделился на два течения. Первое стало метафизическим по своей ориентации и привело к Спинозе и рационалистической школе в западной философии. Второе дегенерировало от мистицизма в суеверие и преобладало среди восточноевропейского еврейства.               
Одной логикой было невозможно объяснить каббалистическую доктрину познания Бога, поэтому каббалисты используют символическое мышление и символический язык. Они отказались от обычного значения слов, дали буквам цифровые значения и на этой основе заглядывали в будущее и возвращались в прошлое. Этот символический язык состоит из первых десяти цифр и всех букв ивритского алфавита, которые все вместе  обозначали 32 каббалистические дороги к познанию Бога. С их помощью каббалисты создали метафизический мир, где один элемент переходит в другой. Цифры символизируют качество объекта и мир вращается вокруг собственной оси.               
В Восточной Европе Каббала, с её суеверным направлением и доктриной близкого прихода Мессии, облегчала страдания еврейского народа и стала надеждой на скорое освобождение. С самого появления »Книги создания» восточноевропейские еврейские мистики пытались использовать тайные формулы и ускорить приход Мессии. Если человек может  приблизиться к Богу, говорили они, то почему  человек не может  упросить Его поскорее прислать Мессию, поскорее покончить с еврейскими страданиями и наказать угнетателей. Такие рассуждения воспламеняли воображение и готовили людей к приходу Мессии. И они появлялись почти в каждом столетии, но не так, как надеялись пророки-каббалисты мистики. Из всех «Мессий», порождённых мистической Каббалой, наиболее  значительной личностью был Шабботай Цви. Хотя ещё и до сих пор продолжают спорить, был ли Шабботай заблудшимся святым или просто шарлатаном, то насчёт второго по масштабам «мессии» Яакова Франка, никаких сомнений не существует.               
Франк родился на Украине, затем отправился в Польшу, где объявил себя воплощением Шабботая Цви и проповедовал свой символ веры, напоминающий христианскую троицу. Он состоял из Отца, Святого Духа и Шабботая Цви. Церковь, проведав о его троице, заточила его в тюрьму, где Франк и умер. Однако, дух шаббатианства не забывался и полусознательно восточные евреи ждали кого-нибудь, кто сумел бы объединить душу и мистицизм. На этой почве вырос хасидизм, новое религиозное учение.      
Хасидизм, выросши на почве политического угнетения и социального унижения, объединил все смутные чаяния народа. Это был триумф невежества над знанием, он проповедовал еврейский дух без еврейской традиции. Хасидизм объявил себя более еврейским, чем сам иудаизм. У хасидов не было никакой организации и он стал развиваться без нормальных рамок, во все стороны и, как следствие, от своей беспорядочности, погиб. Погибая, хасидизм передал эстафету новому течению, которое привело к возрождению еврейской культуры и образования в Восточной Европе. Этим течением была Хаскала.
Иодково была маленькой деревней. В религиозном отношении население подразделялось на православных, католиков и иудеев. Евреи, как и остальное население, держали кур, овец, коров. Появление здесь иудея с именем Иуда, взбудоражило всё еврейское население. В ближайшей к деревне синагоге в городе, они доложили раввину о появлении еврея с именем Иуда бен Иуда. Раввин пригласил Иуду в синагогу и долго беседовал с ним. Конечно, раввин не мог сказать евреям, что в Белоруссии появился претендент на роль Мессии. Это было бы маловероятно и евреи Иодково продолжали жить обычной деревенской жизнью. А Иуда каждую субботу посещал синагогу.
Русское население деревни, кроме кур, овец и коров, держало также и свиней, которые с удовольствием пожирали остатки кошерной субботней пищи. Русские и евреи, когда их оставляли в покое, жили в мире и согласии. Только малая часть православных была антисемитской. Большинство уважало жажду евреев к знаниям и тесно связанные семейные сообщества. Но церковь не могла спокойно относиться к такому миролюбию с инаковерующими и постоянно в своих проповедях клеймила антихристов и предателей Христа. Ссылаясь на различие в религиозных и культурных ценностях, церковь внушала прихожанам невозможность мирного сосуществования христиан и евреев.
Все еврейские дети села, изучали с раннего детства Талмуд умели писать. Русские дети в этом возрасте вообще не имели никакого образования и дети евреев чувствовали свое духовное превосходство над ними. С возрастом это чувство ещё более углублялось, несмотря на то, что и евреи и русские не имели денег для обучения в школах. Но евреи умели читать и писать, а русские дети были лишены даже этого.  В остальном ничем ни в одежде, ни в манерах не отличались друг от друг, но религиозная отчуждённость и деятельность церкви мешали более тесным отношениям.         Однако в одном они были равны. Кроме как в имении работы нигде не было.  Выручало подсобное хозяйство.
Время, когда церковь отнимала у человека жизнь, чтобы спасти душу, прошло. Теперь церкви нужно было и то и другое вместе. Церковная идея виновности евреев во всех грехах, подготовила почву для возникновения черносотенцев, но в деревне Иодко, благодаря Краснопольскому, их не было. Но не это было главным в жизни Иуды. Главное заключалось……
По приезде в имение Краснопольского Иуда познакомился со всеми работниками имения. Он стал управляющим и хотел знать, чем «дышат»  те, кто будет работать в его подчинении. И сразу же возникла проблема. Когда Краснопольский представлял Иуду, находившийся в имении представитель полиции потребовал предъявления бумаги, удостоверяющей личность. Краснопольский задумался.
--У нас у всех: и у господ и крепостных есть бумаги, удостоверяющие личность. Только у нас, в Белоруссии, но не в центральной России. Так повелось издавна. У каждого есть фамилия. Получается что для властей ты никто. Что надо сделать?
--Не знаю.—ответил Иуда.
--А я скажу. Надо придумать фамилию и тогда сможешь работать управляющим.
--И как вы это сделаете.
--Очень просто, как делалось всегда. Мы живём в деревне ЙОДКО. Вот и будешь Йодко. Иуда Йодко. Нравиться?
--Нет. Модификация моего имени—Юдка—Восхваляющий Всевышнего. Я не  могу быть Йодко. Я--жид или как говорят у вас--юд.
--Прекрасно. Будешь Юдка….Нет…Лучше звучит Юдков. Так тебе больше нравиться. Погоди. Ты же пришёл  из Польши.
--Нет. Это Польша пришла сюда.
--Ты прав,--рассмеялся Краснопольский,--но всё равно, проживал на польской земле и потому будешь Юдковский.  Так и запишем  у урядника: Юдковский Иуда.
--Но я не могу быть Иуда Юдковский.  Иуда и Юдковский–это одно и тоже.
--Ты прав. Я не подумал.
Краснопольский задумался, а потом с удовлетворением сказал.
--Будешь Элизар Юдковский. Я вспомнил имя из Библии. Тебе нравиться?
--Это лучше. Я согласен.
Так в Белоруссии в селе Йодко близ Лидицы появился Юдковский Элизар бен Иуда, а урядник записал его—Юдковский Элизар сын Иудин.




                Г Л А В А  15

С тех пор, как после раздела Польши Галиция перешла под власть России, она представляла глубокую провинцию, где евреи, насчитывавшее в Галиции менее миллиона душ, жило вперемежку с поляками и украинцами. Преобладающее, попросту говоря, господствующее положение принадлежало полякам. Они были и наиболее богатыми, и наиболее образованными; представлены, преимущественно, помещиками, тогда как украинцы почти сплошь крестьяне. Драматический момент во взаимоотношениях между нациями заключался в том, что украинцы и евреи, всегда находились в порабощении у поляков.
В такую российскую провинцию попал Иссидор Юдковский, привлечённый возможностью изучать русский язык. Прошло, наверное, больше ста лет и его потомки оказались в ещё худшем положении, чем он  сам. Его правнук Ицхак Юдковский хотел стать преподавателем русского языка и потом научить этому языку здешних евреев.
Но ни о каком знакомстве с русской литературой говорить пока не приходилось. Русские книги знакомы были немногим находившим их лишь в больших библиотеках, либо получавших по знакомству. То же и с малороссийской книгой. Несмотря на то, что нарождавшаяся украинская литература имела к тому времени, кроме Котляревского, Гребенки, Гулака, также Квитку, Кулиша и Шевченко, она не была известна в Галиции. Потребовалось ещё пол века, чтобы пробуждение было русским.
На всех территориях, населенных русским населением в Галиции, в Буковине, в Угорской Руси--национальное возрождение понималось как возвращение к общерусскому языку и к общерусской культуре. Затираемое поляками  население этих земель стихийно тяготело к России, как к своей метрополии. Несмотря на многовековое вытравливание всякой памяти о ее русском прошлом, несмотря на усиленную иноземную колонизацию, в ней восторжествовало русофильство. Хотя там сделана была попытка разработки местного наречия, но все новаторы пришли к заключению о ненужности таких опытов, при наличии развитого русского языка.
Для галичан, как и для остального населения, предстоял выбор. Он состоял о предпочтении не между местным украинским языком и русским языком, а между польским и русским. Население Галиции должен быть либо поляком, либо русским--среднего нет. Причины подобного тяготения к России,  в регионе, где польское просвещение, польский язык сделали такие успехи и где интеллигентный слой людей представлен исключительно униатским духовенством, были бы необъяснимы, если бы не евреи.
Они, конечно не пользовались никаким влияниям в России, но евреи, оставшиеся в Австро-Венгрии, смотрели на них из другой страны, как на особей, попавших в более цивилизованное общество. Связи евреев между собой были общеизвестны и благодаря этим связям о таком положении знало всё остальное население Галиции, а уже от них, переняло эту тягу и остальное население, кроме поляков, естественно. В центральной России положение было иным и если бы галичане знали об этом, никакого русофильства не произошло.
Пять Романовых правили в  России в 19-м веке. Они приос-тановили просвещение России и вернули её к феодальному деспотизму. Они освободили крепостных, но не дали им землю. Отменили пытки, но образовали полицейское государство. Политика в отношении евреев была столь же непоследовательной. Ликвидировав общинное устройство отказали евреям в гражданстве. Пытались интегрировать евреев в общерусскую массу, но ограничили их жительство чертой оседлости. Эти противоречия возбудили к ним всеобщую ненависть всех народов  России.               
Миллионы русских евреев приветствовали Александра 1. Он даровал амнистию заключенным, разрешил всем желающим отпустить своих крепостных на свободу. Евреям было разрешено заниматься любыми видами деятельности, поступать в школы и университеты. Позволили также частично жить вне черты. Всё внезапно изменилось с приходом к власти Николая 1. Евреям была запрещена всякая профессиональная деятельность. Все кто проживал в городах были выселены в черту оседлости. Специальный закон обязал еврейских детей в возрасте от 12 лет и до 18 лет, проходить 25-тилетнюю службу в армии. Когда подростка забривали в армию он знал, что больше никогда не увидит своих родителей. Одни умирали до окончания срока службы, другие переходили в православие, не вынеся мучений и издевательств. Хуже всего было  то, что евреи совершенно не знали русского языка и подвергались по этому поводу самых унизительных страданий.
Среди русских даже появилась новая профессия: похитители еврейских детей. Банды похитителей ловили в местечках детей и отправляли на армейскую службу. Очередной царский указ распустил еврейское самоуправление и все евреи должны были подчиняться русской администрации. Если во Франции Наполеон лишил евреев самоуправления, то в замен дал им права гражданства, но Россия гражданства не предоставила. Продажность и взяточничество разъедали российский суд и попасть в зависимость от этих судов для еврея означало верную гибель.            
К 1850 году черта оседлости сократилась до половины от своих первоначальных размеров. Евреи находились на грани голода, отчаяния и вымирания. И несмотря на то,  что большинство евреев жило в черте оседлости их благосостояние было выше, чем средний уровень русского крестьянина. Можно только представить себе положение русского крестьянства.
Смерть Николая 1 была встречена  с радостью всем населением России. Александр 2 смелым актом освободил сорок миллионов крепостных, ограничил власть православной церкви, отнял многие привилегии у аристократии и расчистил российские суды. Он также запретил насильственно забривать еврейских детей в армию, сделал образование доступным для всех и открыл двери России ещё для трёх миллионов евреев. История евреев стала приобретать знакомые черты. Александр 2 обратился к евреям за помощью в деле индустриализации страны и поручил им создать русскую банковскую систему. Банковское дело, юриспруденция, архитектура, медицина и промышленность стали профессиональными занятиями евреев. Однако, всё это коснулось пяти процентов еврейского народа,а остальные 95% продолжали жить в черте оседлости. Этим воспользовался Ицхак Юдковский и привёл своих семерых детей в Мариуполь, порт, где было много работы. Старшие дети нанялись на работу, Григорий поступил в университет, чтобы ещё глубже изучить русский язык и осуществить мечту отца, которую он возложил на него Гирша—Григория. Слава Богу, 25-ти летняя служба в армии детям евреев уже не грозила.
После гибели Александра 2 на престол вступил Александр 3, который действовал полностью в интересах аристократии. И потому, как всегда в России эпоха либерализма закончилась. Россию затопила волна реакции. Поляки восстали, русские крестьяне стонали от рабства, рабочие голодали, нацменьшинства были ещё больше закрепощены. Больной славянской душе была прописана новая, русская разновидность национализма---славянофилство. Славянофилы утверждали, что Россия не должна подражать Западу, а обратиться к источнику своего величия---славянской душе. Это было движение, которое пыталось добиться народного единства путём отрицания реальности. Славянофилы создали образ России, в которой не было ни невежества, ни безграмотности, ни нищеты. Повиновение царю и церкви---таков был идеологический фундамент, который должен был держать в повиновении весь народ. А для соблюдения этих условий прикладывалась тайная полиция и наемные громилы. 
 Глава Святейшего Синода Победоносцев стал лидером аристократии. Он явился главным вдохновителем еврейских погромов, которые должны были отвлечь народные массы от собственных несчастий. Победоносцев политику царской России по отношению к евреям, выразил в таком виде: »Одна треть евреев должна креститься, треть---эмигрировать, а последняя треть сдохнуть с голода». Волна погромов прокатилась по всей России, часть евреев эмигрировала в Америку, но миллионы остались жить в страхе и нищете. Но вместе с евреями погибали и остальные народы. Гибла вся Россия. Эпидемии, голод и смерть косили её население.
Правление Александра 3 и Николая 2 преобразило русский народ, так же как и евреев. В местечки проникали новые веяния. В течении долгих лет единственным желанием евреев было что-нибудь заработать на жизнь. Они держались в стороне от всякой политики. Вековая покорность не давала ничего, кроме унижения, голода и погромов. Еврейская молодежь восприняв новые идеи демократических преобразований, больше не могла терпеть издевательств и готова была сражаться за эти идеи.               
Огромную роль, кроме жизненных обстоятельств, в развитии новых веяний сыграла Хаскала, возникшая из хасидизма. Хаскала произвела литературу на двух языках: один был классический еврейский иврит, другой---разговорный идиш. Если Просвещение было философией зажиточный слоев, а хасидизм---религией бедняков, то Хаскала стала выражением культурного национализма среднего класса. Хаскала создала новые культурные ценности и из её связей с политикой возник сионизм. Для распространения своих идей пионеры Хаскалы начали писать развлекательные повести и романы на иврите. Действие повестей и романов происходило в Палестине, но описывалась жизнь восточных евреев.
По мере того, как читатель становился разборчив и требователен, писатели начали обращаться к более серьезным темам. Они стали раскрывать смысл иудаизма и реальную жизнь, тем самым воздействуя на мировоззрение евреев. Причём, что очень важно, стали писать на идиш, как на более доступном для понимания языке. За пять тысяч лет цивилизации мировая литература знала всего четыре великие литературные эпохи. Первая---эпоха книг пророков в библейские времена, вторая---греческие трагедии, третья---английская поэтическая драма и четвёртая---русский психологический роман девятнадцатого века. Культура еврейской диаспоры всегда развивалась параллельно окружающей культуре, поэтому и русские евреи породили замечательную литературу. Её нельзя ни в коем разе сравнивать с достижениями русских литераторов, но для евреев она представляла уникальное культурное явление.               
Почти неимоверные усилия писателей Хаскалы не пропали даром. Евреи черты оседлости уловили основную мысль их произведений. Они осознали, что нынешние условия не являются чем-то предопределённым или положенным за грехи. Они поняли, что ортодоксальный иудаизм не синоним иудаизму, как религии.  Евреи начали понимать, что путь к освобождению лежит не через молитвы, а через самоорганизацию. Это понимание привело к ослаблению власти раввинов. Хаскала выработала ценности, которые запали в душу молодому поколению. Перед церквами не стояли теперь очереди, торопящихся креститься евреев. Теперь их больше привлекала проблема собственной религии.     На волне этих репрессий пять детей Ицхака Юдковского уехали в Палестину. Их потомки  не пропали там и сейчас в Израиле живут несколько поколений Юдковских. В остальном мире тоже живут несколько поколений Юдковских. Очевидно, что все они родственники, но меня волнует судьба моего рода Юдковских и потому я продолжу повествование.
Григорий Юдковский заканчивал учёбу. Единственный урок, на который он не ходил--закон Божий. Остальные студенты сначала завидовали ему, затем, под влиянием преподавателя-священника стали коситься на него, убеждённые преподавателем, что евреи распяли Христа. Конечно же священник и не думал объяснить им, что Христос был еврей и, что христианство возникло на еврейской земле.
Русский человек всасывал антисемитизм с молоком матери, затем в школе его учили, что евреи убили русского Бога. Старались в этом и русские писатели. Гоголь, Достоевский, Тургенев и Чехов впрыскивали яд антисемитизма в читателей. А ведь они были властелинами душ. Умышленно распространяемые лживые слухи о евреях, играли на самых низменных чувствах и предрассудках русского народа.                Церковь учила, что русские самые лучшие люди в мире, Москва--это третий Рим, Россия богоизбранна и народ богоносец. Враг русского человека инородец и иноверец и, прежде всего, еврей, который пьёт кровь младенцев и распял Христа.               
В России, где антисемитизм был официальной политикой царского правительства, даже политические партии, которые выступали против правительства, использовали антисемитизм в своих программах. Царь и его советники решили восстановить и расширить свою пошатнувщуюся власть путём привлечения на свою сторону крайне правые партии и даже уголовников, при помощи воинствующего черносотенства. Когда русскому человеку плохо живётся, он обвиняет в этом жену, соседа, погоду, Бога--всех, кроме себя самого. Но обвиняя, матерясь и буйствуя, он никогда не пойдёт убивать людей. Он может, под воздействием агитации и сиюминутного дурного настроения, присоединиться к любому, крайне агрессивному, политическому блоку, но не пойдёт на самые крайние меры по отношению к другому человеку. Из таких людей состоит народ.
Но кроме народа, в любом обществе и государстве, существует прослойка, которую невозможно причислить ни к понятию человек, ни к народ. Это---«чернь». Нечто внесословное, внекультурное, объединённое чувством ненависти ко всему, что выше её понимания. Чернь является главной выразительницей зоологический чувств. Беззащитность возбуждает в ней сладостное влечение к насилию, к преступлению. Евреи беззащитны, что особенно пагубно не только потому, что существует чернь, но и в условиях русской жизни. При наличии этих двух обстоятельств опасность возрастает вдвойне и, как пыль, оседает на всех без разбора, так и микроб опасности может заразить всех.    
Еврей не впервые объявлялся виновником всех бед русского человека, не однажды платил  своей жизнью и имуществом. Все «освободительные движения» странным образом заканчивались еврейскими погромами. В середине лета 1892 года по России прокатилась волна еврейских погромов. Черносотенцы с хоругвями и пением божественных гимнов, сочинённых евреями, несли иконы с изображением еврея Иисуса Христа, под которыми было написано: »Бей жидов!», убивали евреев, при полном попустительстве властей и полиции. Эта беда не обминула и маленький, заштатный городок-Мариуполь. Когда на улицах города появились отряды черносотенцев, Ицхак Юдковский, достигший преклонного возраста, не боялся встречи с ними, но его два сына: Григорий и Лев, были в опасности. Он пригласил их и вынудил уйти в образованные еврейские колонии, а сам остался в городе.
Он попросил Григория, который уже был далеко не молод, позаботиться о брате и напомнил ему, что в одной из колоний проживает его родственник. Григорий и Лев ушли.
Горланя песни, распространяя вокруг себя водочный перегар, черносотенцы подошли к первому еврейскому дому и остановились от неожиданности, увидев перед собой маленький отряд еврейской молодёжи. Нигде они не встречали сопротивления, евреи безропотно принимали свою участь. Сам факт сопротивления настолько изумил их, что они застыли неподвижно перед горсткой безоружных людей. Но, придя в себя, возбуждённые водкой и фактом неповиновения, черносотенцы набросились на отряд евреев.                Долго сопротивляться евреи не могли, силы были неравны и, побеждённые разъярённой чернью, не выдержали и побежали.
Черносотенцы ворвались в дом Ицхака и хладнокровно убили его. Затем растоптав его тело, устремилась к другим еврейским домам.


Григорий знал, почему отец направил его и брата в еврейские колонии близ Екатеринослава. В одной из колоний—Затишье, жил и работал их дядя Юдковский Моисей Александрович. Он был приказным писарем и секретарём суда.
Затишье--еврейская земледельческая колония Мариупольского уезда Екатеринославской губернии, основанная выходцами из Витебской и Могилевской губерний в 1853 году. Одна из немногих колоний Екатеринославской губернии, имевшая проточную воду. Колония была административным центром приказа, в состав которого входили также еврейские колонии Равнополь и Хлебодаровка. В 1859 году в 28 дворах колонии проживали 122 человека, в 1877 году--602 человека. Из-за быстрого роста населения вся запасная земля колонии в 1868 году была передана ее жителям. Это был первый случай в истории еврейских колоний. В конце сентября 1892 году колонию посетил министр государственных имуществ Российской империи М.Н. Островский. В Затишье он прибыл из Равнополя. Внешний вид колонии и состояние хозяйств евреев-земледельцев приятно удивили его даже больше, чем предыдущая колония. В колонии работала мельница. Имелись хорошо выстроенная синагога, крытая железом с куполом, общественная кирпичная баня и благотворительные учреждения. Основные сельскохозяйственные культуры: рожь, озимая, яровая пшеница, ячмень, лен.
Моисей Александрович тепло встретил родственников. Сказал, что Лев может остаться у него. Григорий спросил у Моисея насчёт работы и тот ответил, что в колонии для него работы нет, но он знает, что в колонии Графское требуется преподаватель русского языка для новобранцев, которые будут служить в русской армии. В школу будут ходить и юноши из других колоний. Моисей отправил нарочного в Графское к сельскому начальнику Рожинскому и раввину Пинхасу Комисаруку. Через день он получил ответ из колонии и Григорий отправился в Графское.
Графская--еврейская земледельческая колония Мариупольского уезда Екатеринославской губернии, основанная в 1848 году при Зеленом овраге переселенцами из Витебской и Могилевской губерний. Колония была административным центром приказа, в состав которого входили также еврейские колонии Зеленополь, Надежная и Сладководная. В колонии не было своей питьевой воды. Ее возили из Зеленополя и Сладководной. Колонисты предпринимали дорогостоящие неудачные попытки устроить артезианские колодцы. В 1859 году в Графской было 591 жителей и имелся еврейский молитвенный дом. В 1877 году числилось 666 человек, имелась одна лавка. На 37 хозяйств приходилось 910 десятин надельной и 219 десятин арендованной земли. Имелся также питомник площадью 9 десятин. Этим хозяйством заведовал ученый садовник. Питомник снабжал молодыми деревьями и кустарниками все еврейские колонии губернии. В 1894году в Графской было 351 жителей, засевалось 604 десятин земли, в основном ячменем яровой пшеницей. Евреям принадлежали 113 лошадей, 83 коровы. В Графской вся работа выполнялась без привлечения наемного труда христиан. В колонии имелись синагога, баня и общественный магазин.
Руководство колонии тепло встретило Григория, отвели ему дом под жилье и он принялся за работу. Школа была расположена в добротном доме и просуществовала до 1921 года. В колонии Григорий познакомился с другими Юдковскими, очевидно, бывшими его родственниками. Идл Юдковский—был грозой колонистов. Он без всякой причины обижал односельчан и был нелюбим среди них. Крепыш и красавец Илья Юдковский после обеда, когда родители Рахиль и Давид, спали, взваливал на плечи 100 килограмм пшеницы и нёс в бакалейную лавку. На вырученные деньги покупал папиросы и конфеты для красавицы невесты Хейсли. Но они не были по возрасту учениками Григория и он общался с ними только в нерабочее время.
В школу заставляли ходить насильственно и потому местное руководство решило разрешить посещение девушкам. Мне не интересно посещение других девушек, а вот посещение Фридманов касается меня  напрямую. В колонии проживал Фридман Гирш Давидович. Фридман—фамилия происходит от сословия «коэнов»--это очень высокое состояние священнослужителя. Фридман--человек мира или мирный человек. Семья Фридманов в полном составе: Ханна, Эсфирь и Михаэла—были среди учеников преподавателя Юдковского.  Конечно в школе они использовали русский вариант своих имён—Анна, Эсфирь и Ангелина. Так Григорий и познакомился с будущей женой и нашей бабушкой. Возможно в действительности было не так, но эта версия тоже имеет право на жизнь.
В  1902 году в колонии произошел погром, в котором приняли участие крестьяне соседних деревень.  Григорий с женой Анной бежал от погрома в колонию Красносёлка. Там у них родился сын Александр и дочь Мария. Рождение дочери они засвидетельствовали у местного раввина (фамилия на документе неразборчива). В этой же колонии родились по очереди все семь детей четы Юдковских. Самой младшей была Ася. В Красносёлке Юдковские  встретили революцию и прожили до 1921 года. 20 августа 1921 г. шайка бандитов в составе 50 человек вошли в колонию. Начались грабежи с убийствами и насилием.  Самооборона из Златополья стала быстро собираться для отражения бандитов. Испугавшиеся бандиты бежали в свой хутор Куцый.
Чета Юдковских и приехавший к ним Лев Юдковский переехали в колонию  Новозлатополье под защиту самообороны. Колония была административным центром, в состав которого входили также еврейские колонии Веселая, Красноселка, Межирич, Трудолюбовка и Нечаевка.  Новозлатополь был самой большой еврейской колонией новой административной единицей Гуляйпольского района Запорожской области. В 1921 году в колонии начался голод. С 1922 года колония получила помощь от Нансена. Помощь эта выражалась в поддержке питанием и отчасти одеждой. Была открыта столовая, исключительно для детей, продукты выдавались также на руки. С 1923 года Джойнт начал помогать денежными выдачами для покупки орудий и живого инвентаря. Ссуда от Джойнта выдавалась на льготных условиях: срок возврата--один год. Колония начала восстанавливаться. В 1923 году возобновила деятельность религиозной общины, раввином служил Сорин. Однако и походы в Гуляй Поле и помощь от еврейских организаций не могли спасти многодетную семью. К тому же в начале 1924 года умер глава семьи Григорий Ицхакович Юдковский. И семья по примеры многмих жителей Новозлатополя, спасаясь от голода, ушла в города.
Анна Григорьевна Юдковская с семью детьми переселилась в Сталино и заняли пустующий дом по улице Горького 19. В Сталино не принято было именовать улицы по названиям, а пользовались системой, принятой ещё при Юзе. Улица Горького именовалась: 8-19. Невдалеке  на 18 линии обосновался Лев Юдковский.
Лев Юдковский в дальнейшем родил сына Александра Львовича, а тот в свою очередь  сына Анатолия. У Анатолия родилась дочь и дальнейших сведений у меня нет. У всех Юдковских в Донецке, потомков Григория, которые остались Юдковскими  только два брата Владимир Анатольевич и Владимир Вениаминович. У Владимира Вениаминовича родились две дочки. У Владимира Анатольевича дочь и сын. Таким образом продолжателем рода по прямой линии стал сын Владимира Анатольевича.




















                Г Л А В А  16


Прадед Владика принадлежал к реформистской синагоге и в этом духе воспитывал детей. Дед Владика пошёл еще дальше. Он считал, что иудаизм должен взаимодействовать с окружающей цивилизацией. Таким образом дед перенял обычаи, привычки и манеры господствующего класса. В этом помогла ему работа, с раннего возраста, на металлургическом заводе, где он вращался, в основном, среди многонациональной среды и на угольной шахте. Донбасс был сосредоточением многих наций, населявших прежде Россию, а потом и Советский Союз. Естественным было и то, что он воспринял господствующую советскую идеологию. Своего сына, отца Владика, он не подверг обряду обрезания, но это не означало отказа от еврейства. Он не приветствовал ассимиляции евреев, считая её равноправной нацией среди прочих.                Отец Владика, как и большинство родившихся при Советской власти евреев и неевреев, был неверующим. Дружил с представителями различных национальностей страны, воспитан был на идеологии Страны Советов, ничем не отличался от своего окружения и лишь по паспорту, где в графе национальность стояло: еврей, он был не таким как все.
Быть евреем в СССР--это значит с самого детства находиться в положении изгоя. Ты можешь быть самым сильным, самым умным, самым воспитанным, самым одарённым---но ты еврей и только поэтому тебя могут оскорбить, унизить или подвергнуть телесному избиению, если не сможешь постоять сам за себя. Отец Владика не отказывался от иудаизма и еврейства. Нет. Иудаизма он просто не знал, а евреем был по рождению.               
Мать Владика была русской, как говорят, в седьмом колене. Русские дедушка и бабушка любили его не меньше, чем еврейская бабушка.  Дед до рождения внука не дожил, сказались фронтовые раны. У него были ампутированы обе ноги. Еврейская бабушка вскоре переехала в Москву к дочери и внучке и Владик воспитывался в русском окружении. Детские годы прошли в болезнях и походах в больницу. Болезнь была непонятная и врачи сокрушённо разводили руками. На теле образовались струпья и всё время сочился гной. Семья мучилась, глядя на его страдания и, наверное, мучилась бы ещё долго, если бы не одна сердобольная старушка. Она посоветовала варить мазь из прополюса и мазать гнойнички. После трёх месяцев процедур кожа стала гладкой, гной исчез и плаксивость Владика испарилась вместе с болезнью.               
Отец Владика работал на шахте: уходил на работу рано, приходил поздно. Встречались всей семьёй за обеденным столом только по выходным дням. Мать Владика тоже работала, старшая сестра училась в школе и он целыми днями был на попечении бабушки и улицы. После выздоровления он много гулял, посвежел, окреп телом и развивался как обыкновенный здоровый мальчишка. Первое знакомство с национальным вопросом произошло конечно же на улице. Произошло неосознанно, бегая с такими же мальчишками, он услышал, как соседка по квартире сказала подруге:               
--Смотри какой резвый жидёнок!
Конечно, Владик ничего не понял и не обратил ни малейшего внимания на её слова, а сидевшие рядом взрослые не посчитали своим долгом сделать ей замечание. До пяти лет он носился с пацанами по окраинным донецким улицам, учился у старших мальчиков всему, чему учит улица и жил без забот, как и положено в этом возрасте. Когда Владику исполнилось пять лет, семья переехала в другой город Донецкой области, куда перевели на работу отца. Сначала здесь ему всё было незнакомо: чужие дети, чужие взрослые. Дети быстро осваиваются с окружающей обстановкой и через некоторое время Владик перезнакомился с детьми. Затем детский сад, куда он ходить не хотел, но выхода   другого не было: отец и мать работали, старшая сестра училась. По выходным дням отец два-три часа занимался с Владиком счётом, учил азбуке, заставлял читать по слогам. К шести годам Владик сносно читал и считал и на семейном совете было решено просить о зачислении его в школу. Для этого Владику пришлось выдержать свой первый экзамен, потому что в школу принимали с семи лет и обойти этот бюрократический закон было довольно сложно.    
Успешно преодолев первое препятствие Владик стал ходить в первый класс. Как и положено в советской школе вопрос кто есть кто выясняется с первых же месяцев. Прошло некоторое время и Владик задал этот ещё наполовину осмысленный, волнующий вопрос.
--Папа!А кто такие евреи?
---Почему ты об этом спрашиваешь?
---На переменках мальчишки кричат мне: »еврей», но не так, как обычно во время игр обзывая друг друга разными словами, а со злобой. А я никому ничего плохого не сделал.
--Ну,что ж! Я расскажу тебе вкратце. Евреи---это народ, который существует уже четыре тысячи лет. В древности их изгнали со своей земли и они поселились в разных странах. Их долго мучили, убивали, но потом произошла Революция и в нашей стране евреи, вместе с другими народами, пользуются одинаковыми правами. А те, кто со злобой так тебя называет, просто нехорошие мальчики. Когда ты вырастешь, то поймёшь это.               
---А это много четыре тысячи лет?
---Очень много, представить себе это сейчас ты не в силах.
Конечно, отец понимал, что его объяснение недостаточно и скорее напоминает газетную вырезку. Но что можно было сказать ещё несмышлёнышу. Он вспомнил свои детские годы. Оно протекало сразу после войны с фашистами. В школе учились переростки, которые диктовали свои правила поведения и морали. На «мелюзгу» они смотрели с пренебрежением и нередко в ход пускали кулаки, для утверждения своего превосходства. В тот раз, когда его впервые назвали »жид», он обрушился на обидчика с кулаками, без обычных, предусмотренных уличным уставом, выяснений и «разборок». Старшие смотрели на этот бой, подбадривая «петушков», с нескрываемым удовольствием. Драка закончилась вничью, слишком коротка была школьная перемена. Носы у обоих драчунов были разбиты, губы опухли, но каждый из них понимал, что это не конец. После уроков все высыпали на улицу и бой продолжился. Хотя он и получил много синяков, но всё же победил обидчика и заставил его просить извинения. В дальнейшем ему ещё не раз приходилось вступать в драку, в прямом и переносном смысле, за своё достоинство, но после той первой драки он понял, что подонки признают только силу. Другие аргументы они не уважают.
Шрамы рубцуются, а оскорбления не стираются и он ещё долго относился с предубеждением к неевреям.   Долго, пока не осознал, что добрым, умным человеком, даже патриотом можно притвориться, но порядочным, интеллигентным человеком притвориться нельзя. Он находил таких людей на протяжении всей своей жизни довольно часто и они оставались его друзьями при любых обстоятельствах. И вот теперь он с тоской смотрел на своего шестилетнего сына и  думал, что ничего не изменилось в этой стране и  теперь уже не ему, а этому маленькому человечеку, придётся вступить в бой, именно в бой, за своё человеческое достоинство.               
Отец посоветовал Владику заняться каким-нибудь видом спорта и привел его в гимнастическую секцию.В любом виде человеческой деятельности, чтобы добиться результата, а в спорте особенно, требуется характер. Кроме родительского дома характер вырабатывается и в среде общения. Средой общения мальчишек, на протяжении веков, всегда была улица. И на протяжении веков она выработала одно правило: сильный всегда прав. Ты можешь быть самым умным, начитанным и интеллигентным, но если на улице у тебя нет своего «лица», то всегда будешь подвергнут насмешкам и побоям.                Национальный вопрос возникал уже как следствие различных причин, в том числе и как проверочный тест. Но если ты мог ответить своему обидчику, авторитет улицы был тебе обеспечен и национальный вопрос отодвигался на второй план. Он не исчезал, он выражался в косых взглядах, в двусмысленных выражениях взрослых, но в открытую твоего достоинства не задевал никто.
Естественно, это не распространялось на «взрослую» жизнь, но «лицо», завоёванное в детские годы, помогало и там.                Владик с трудом, на практике постигал это правило. Когда он приходил заплаканный и жаловался, что его побили, отец, превозмогая жалость, ставил его в «угол» и говорил, что так будет всегда его наказывать, пока он не научиться давать сдачи. Прекрасно понимая, что в данном случае Владика били не как еврея, а как слабого, не имеющего лица, человека, отец, сам прошедший эту школу улицы, готовил его к более трудным испытаниям.
Рано или поздно это должно было дать результат: Владик пришёл с улицы грязный, с синяками, но в глазах его было торжество. Любая победа несёт в себе продвижение вперёд. Пускай маленькая, незначительная, в масштабах города, страны незаметная миру, но для индивидуума она имеет важнейшее значение. Так вырабатывается характер, бойцовский характер.                Мать Владика не всегда поддерживала отца в его стремлении выработать характер у сына. Возможно в этом сказывалось женское, материнское отвращение применения насилия к ребёнку. А вот старшая дочь всегда была на стороне отца. Она сама прошла эту школу улицы, имела мальчишеский характер и всё детство провела в мальчуковом окружении.
Но неожиданно грянули и новые трудности.  В каждой вещи содержится и её противоположность. Со временем к родителям Владика стали приходить с жалобами на то, что их сын избивает на улице детей. Теперь перед родителями возникла проблема справедливости. Долгие вечера и отец, и мать, и старшая сестра вели разговоры с Владиком о том, что справедливость является основным достоинством сильного человека. Это была трудная задача. Человек, почувствовавший  свою силу, с трудом усваивает, что у слабого тоже есть своё достоинство.
Никакой труд не проходит бесследно и Владик медленно, со срывами, усваивал науку справедливости. Возможно этот процесс затянулся бы ещё дольше, если бы однажды отец не обратился к авторитету мыслителей.
--Владик!Я хочу прочитать тебе одну фразу еврейского мыслителя. Я выбрал этого мыслителя не потому, что он еврей. У других народов есть очень много великих философов, но мне показалось, что он более верно высказал мысль о справедливости, чем другие философы. Хочешь послушать?
--Да.
--Гиллель сказал: » Если я не за себя, то кто же за меня? А если я только за себя, то что же я?». Первая часть говорит о том, что в твоих руках твоя судьба. Не полагайся на других, но не причиняй им зла, чтобы увеличить своё благополучие. Вторая часть говорит, что если ты что-то делаешь только для себя, подумай какой смысл в твоей работе, какой смысл в твоей жизни. Думай о справедливости для окружающих тебя. 
Отец сомневался, что сумел доходчиво объяснить тринадцатилетнему мальчику смысл этой мудрости. Поэтому он был приятно удивлён, когда через несколько дней Владик сказал ему:
--Я всё обдумал. Лучшего понятия о справедливости я ещё не слышал ни от кого из вас. Тебе нужно было давно прочитать мне эту фразу и объяснить её смысл.               
Отец понял, что урок усвоен на всю жизнь и больше к этому вопросу они не возвращались. В четырнадцать лет Владик стал посещать секцию бокса. Ему понравилось и он не пропускал ни одной тренировки. Дела у него шли хорошо, тренер был доволен, но не раз говорил отцу, что у Владика не хватает спортивной злости.
--Всё есть: реакция, хорошо поставленный удар, а, главное, что он думает головой, а не руками, во время поединка. Но, вы понимаете, всё время кажется, что он жалеет соперников и они этим пользуются. Нет, он их не боится, отлично держит удар и в то же время сам не вкладывает всю силу в свой удар. Я с ним беседую, доказываю, но необходимо и вам приложить усилия в этом направлении. Поговорите с ним дома. Он очень способный мальчик и я на него возлагаю большие надежды.
--Хорошо. Я понял вашу озабоченность,--ответил отец,--и, по-моему, знаю её происхождение.               
В один из свободных вечеров, отец спросил сына:
--Владик! Ты на бокс ходишь просто для своего удовольствия или связываешь с ним какие-нибудь надежды на будущее?
--Каких-то далеко идущих надежд не связываю,--Владик помолчал немного. Растущая сила требует спокойного течения мысли.--Но и не ради своего удовольствия. Есть определённые планы. Бокс помогает мне быстро реагировать, принимать решения в короткий срок.
--Тренер жалуется, что ты в поединках занимаешься благотворительностью. Почему?
--Ты же сам учил, что если человек слабее тебя, не надо подавлять его силой.
---Это так, и это, безусловно, справедливо. Но чем же ты нарушаешь справедливость в спортивном поединке? Ты не пользуешься запрещенными приёмами, не кричишь сопернику обидные слова при сближении, а в честной и справедливой борьбе доказываешь кто есть сильнейший. И это не только закон спорта. В жизни тоже всегда нужен соперник, не враг, а соперник, которому приходиться противостоять. Этот соперник может быть слабее или сильнее тебя. Может быть неодушевлённым предметом, твоей совестью или одушевлённым, т.е. человеком. И победив соперника, или признав поражение, но в честной и справедливой борьбе, ты только возвышаешься сам над собой. И если в жизни ты не всегда можешь протянуть сопернику руку, то в боксе, после боя, проиграл ты или выиграл, ты пожимаешь руку сопернику, символизируя ему и себе, что бой был честным и победа досталась сильнейшему. Если я тебя убедил, то постарайся пользоваться этим правилом всегда.
--Хорошо.Я попробую.
К шестнадцати годам Владик возмужал, окреп, мускулы налились силой. В школе он был защитником всех слабых и когда шел домой со школы, его всегда сопровождала стайка ребятишек. В школе Владик учился не блестяще и не отлично. Он не был тупым или недоразвитым, просто не мог усидеть долгое время за уроками. Все, что запомнил в школе на уроках, казалось ему достаточным и, благодаря своей памяти, всегда находился в «золотой» середине. Отец не переживал по этому поводу. Он и сам не отличался в школе отличными оценками, но это не помешало ему закончить институт и защитить кандидатскую диссертацию. Повзрослеет и всё поймёт, так думал он.
Зато в боксе оправдались полностью все надежды тренера. И в городе, и в области ему не было равных в его весовой категории. Выезжал он и на сборы за сборную республики и там проявил  себя отлично. Тренер поговаривал и о более крупных соревнованиях, но политические события перечеркнули все планы.               
 В 1991 году распался Советский Союз и Украина стала самостоятельным государством. Страну охватил национальный и религиозный дурман. С падением коммунистического режима люди, как спущенная с аркана лошадь, бросились в церкви и националистические партии. Это был религиозный и националистический бум. Человек не может жить без веры, а воспитанные на религиозном фанатизме, каковой являлась коммунистическая мораль, тем более. С исчезновением одной формы религии массы устремились к другой, не менее фанатичной и бескомпромиссной, форме религии. Как следствие, происходит возрождение национализма в любой возрождающейся стране. Но в посткоммунистических странах это возрождение приняло дикую, неуправляемую форму. Спад экономики ухудшение уровня жизни неминуемо ведет к поиску виновных.
Разумеется, в этих случаях виновными оказываются инородцы, а прежде всего, евреи. Нагляднее всего это продемонстрировало отношение православного духовенства на речь Патриарха всея Руси Алексия 2. Он выступил в Нью-Йорке перед американскими евреями и свою речь начал с обращения: «Шолом вам,братья!». Далее он говорил о взаимоотношениях иудаизма и христианства в рамках учения о единой монотеистической традиции.
---Полнота христианства,--говорил он,-- естественна потому, что  включает в себя иудаизм, а полнота иудаизма есть включает христианство.               
Он говорил совершенно нелепые слова для восприятия евреев и они его, конечно, не поняли и не приняли. Но самое интересное то, что его не поняли православные священники, которые должны были с восторгом принять его слова. Активное неприятие его высказыванию вызвало не содержание его выступления, а прозвучавший мотив к примирению. В России началось движение среди духовенства, получившее название «непоминающих»---священники отказывались от установленной формы поминать   в своих молитвах Патриарха.
Украинская православная церковь вообще отделилась от русской и проповедовала ненависть не только к различным инородцам, но даже к братьям-славянам русским, называя их захватчиками и «москалями». Избрав националистическое правительство, Украина провозгласила лозунг: »Украина—для украинцев».
Это положило начало националистическому, бандитскому движению в стране, которое охватило даже маленькие города и посёлки. Для инородцев, а они определялись исключительно по национальности в паспорте, наступили тяжелые времена. Их совершенно не интересовал тот факт, что инородец прожил в этой стране много веков, считал её своей родиной и был связан с ней накрепко могилами предков.   В обстановке, когда в стране царит неразбериха и произвол, спортивная жизнь практически замирает. Тренера не получают зарплату, школы спорта закрываются. Но отдельные тренеры-фанаты, в лучшем значении этого слова, продолжают занятия, несмотря ни на какие катаклизмы в стране.               
Тренер Владика был одним из таких фанатов и секция работала, правда только для своего удовольствия, так как никаких соревнований не проводилось. Владик пользовался в городе огромным авторитетом, его дружбы искали и благовоспитанные мальчики и те, которых раньше называли трудновоспитуемыми. Он относился ко всем одинаково дружелюбно.               
В год окончания школы, в ноябре 1991 года, Владик должен был получить паспорт. Дома, в семье, никогда не возникал вопрос о том, какую национальность записывать детям. Это был их выбор. Старшая дочь выбрала себе национальность без всякого нажима со стороны отца и матери. И её выбор  не повлиял ни на взаимоотношениях отца и матери, ни на отношении  родителей к ней.   Но Владик почему-то этот вопрос вынес на родительский референдум.
--Какую национальность записать мне в паспорт?
--Мне абсолютно безразлично,--сказала мать,--будешь ты русским или евреем---всё равно ты останешься моим сыном и это для меня выше, чем любая национальность.
--Я тоже так считаю,--сказал отец,---ту национальность, которую ты выберешь, будет по праву твоя. Но как своего единственного наследника, я хотел бы иметь сына еврея. Но это только моё желание, а не просьба, а тем более приказ.
--Если я не запишусь евреем,--спросил Владик с неприятным смешком,--то четырёх тысячелетняя история евреев прекратиться и ты станешь последним евреев на земле?
--Владик! Твоя ирония носит вежливое имя цинизма. История евреев не прекратиться, но каждый человек несёт в себе всю историю своей нации и со смертью каждого человека эта нация беднеет на целый мир, заключённый в этом человеке. Я имею ввиду смерть не физическую и думаю, что ты понимаешь о чём я говорю. Это касается не только евреев, а любой  другой нации в равной степени. Поэтому повторяю ещё раз. Решение зависит только от тебя, а мы с матерью будем тебя любить независимо   от твоей национальности.
--Владя! Иди-ка в свою комнату и не возбухай,--старшая сестра, посмеиваясь поддавала ему под зад коленом,---тебя, что под расстрел подводят выбором национальности. Никто же на тебя не давит: сказали выбирай любую, вот и выбирай. Или запишись русско-евреем.               
Авторитет старшей сестры для Владика был непререкаем, он повернулся и ушёл в свою комнату. Прошло несколько дней, разговор уже забылся и когда Владик пришёл домой и, положив паспорт на стол, сказал:
--Я думаю, что так будет честнее и справедливее,---никто не понял о чем он говорит.               
Тогда он молча, кивком головы указал на паспорт. Сестра, Лена, открыла первую страницу, улыбнулась и протянула паспорт отцу. В графе национальность стояло: «еврей». Сестра притянула Владика к себе  и поцеловала его в обе щеки.               
С этой поры начались испытания Владика. Националисты не могли смириться с мыслью, что человек, который защищает спортивную честь города, который является их кумиром--еврей. Стали приходить письма с угрозами, оскорблениями и непристойными рисунками. От родителей Владик скрывал эти письма, не желая их расстраивать. Померяться силой в открытом бою эти подонки не решались и предпочитали действовать исподтишка. Конечно, Владик переживал от того, что его бывшие друзья вдруг, в одночасье, оказались предателями, но он мужественно переносил это испытание. Отец видел его изменившееся поведение. Он стал замкнут, неразговорчив и на тревожные вопросы родителей отвечал, шутя:
--Вы, пожалуйста, за меня не волнуйтесь. Мне не перед кем оправдываться и что-то доказывать. Их русский Бог был евреем, а я полурусский сам выбрал этот крест и несу его легко.
После школы Владик поступил на работу в коммерческий магазин, которых к этому времени открылось множество. Он работал и как продавец, и как грузчик. Работал полную смену и на тренировки мог ходить только вечером. Домой он приходил поздно, когда родители уже спали. Старшая сестра вышла замуж и уехала жить в Москву. Конечно, мать спала беспокойно, просыпаясь от каждого звука и засыпала только тогда, когда за Владиком закрывалась дверь.               
В середине лета 1992 года Владик возвращался поздно вечером, как всегда, с тренировки по своему обычному маршруту, через парк. Внезапно перед ним замаячили фигуры людей. Эта чернь боится любого шороха, падает на колени перед более сильным и лебезит, но в стае они, как шакалы, бесстрашны и опасны. Такая стая шакалов и окружила Владика.
--Стой,жидёнок,--сказал кто-то из стаи,--пора и разобраться с тобой.
--Ну что же, давай разберёмся,--ответил Владик, бросил сумку на землю и смело пошёл на встречу стае.                Он шёл вперёд, даже не допуская мысли о том, что можно повернуть назад и попытаться спастись бегством. Он шёл вперед, чтобы встретиться лицом к лицу с врагами, именно врагами, потому что он знал, засаду устраивают только враги. Он знал, что идёт сражаться за свою жизнь и достоинство человека, но не подозревал, что идёт сражаться и за всех, независимо от национальности, людей, страдающих от ига национализма любой масти. Он не знал, что своим вызовом этой черни перечёркивает вековую      покорность своих предков. Он не знал этого, он шёл сражаться за свою жизнь, за своё человеческое достоинство, за свою свободу.
И стая стала отступать под его напором. Некоторые уже не могли принять участие в этой битве, опрокинутые его ударами. Как любой честный человек, Владик привык встречать опасность лицом, не думая о возможном нападении сзади, но это была стая шакалов, стая черни, которая придерживается своих, звериных правил. Камень, пущенный сзади, с близкого расстояния, попал ему в голову. Владик упал на землю и стая навалилась на него. Они избивали его ногами, молча, с ненавистью и также молча разбежались.               
Он ещё жил и его можно было спасти, могучий организм не давал угаснуть жизни. Он ещё жил и угасающим сознанием не мог понять, за что  он умирает. За что такая звериная ненависть к нему, родившемуся на Украине, воспитанному на русской и украинской литературе, не знавшему еврейских обрядов и традиций, но захотевшему остаться со своим народом.                Он ещё жил, а стая шакалов, возвраттвшись домой, спокойно укладывалась спать, устав от проделанной работы.                Он ещё жил и его можно было спасти, но город был пустыней. Спали его родители, приученные к его поздним возвращениям. Спали его немногочисленные, оставшиеся верными друзья. Спала и стая шакалов, имевшая возможность сообщить об оказании помощи. Спал весь город. Город был пустыней и шум листвы напоминал перекатывающиеся пески. И тишина была родственна безмолвию пустыни. Пустыни никогда не виденной им, медленно входившей в него, как вся четырех тысячелетняя история еврейского народа. Пустыня и её народ, поглощала его всего без остатка. Но он ещё был жив и его можно было спасти.               
Когда первые прохожие, спешащие на работу, обнаружили Владика, он был мёртв. Капли росы, падавшие с листьев дерева, как бы оплакивали его недолгую, драгоценную, возможно, блестящую непрожитую жизнь, угасшую от рук бандитов. Рядом с ним валялся окровавленный булыжник и спортивная сумка.


               






















                Г Л А В А  17


Со смертью Владика обрывалась родословная фамилии «Юдковский». Сестра Владика Ирина Юдковская теоретически могла родить сына, но ей было уже 42 года. Внук, сын Елены Юдковской носил фамилию Флярковский. Надежды не было.  Первый Иуда, безымянные предки из колена Иуды, Элиазар, Ицхак, Лев, Александр, Анатолий, Вениамин, Александр, Анатолий, Владимир, Владислав, Владимир Юдковские,  казалось закончили историю фамилии Юдковских. Но как всегда евреям помогал Бог, так и сейчас Он совершил чудо.
Сын сестры Владимира Вениаминовича Юдковского Натальи Вениаминовны Юдковской—Сергей, в США родил сына, внука Наташи и внучатого племянника Владимиров Юдковских. На свет появился Бенджамен Юдковский и наш род, как и фамилия имеет продолжение.