Соседи 8

* * *
     От родителей я знала новости о наших соседях. Новость страшную: в пьяной драке погиб Юрка из шестьдесят седьмой. Мы учились в одной школе, он закончил на год раньше, после армии отсидел два года, освободился, работал слесарем в ЖЭКе, сильно пил. Новость хорошую: тётя Аня с дядей Петей и Славиком переехали в двухкомнатную квартиру. Родители были рады за них, но скучали без друзей, ведь за полгода виделись только два раза: на новоселье зимой и на майские праздники.

      Ирина забегала по вечерам  переполненная новостями. Со  множеством подробностей рассказывала о смерти Юрки: шесть ножевых ран, пять не опасных, а шестая в область сердца. И откуда она всё это знала? Делала всяческие предположения о новой соседке, поселившейся в шестьдесят четвёртой. Ирине не давали покоя вопросы, почему не замужем эта  сорокалетняя женщина, и была ли  замужем, и есть ли у неё кто.

         О жизни Нинки из семьдесят восьмой Ира знала всё или почти всё. Во-первых, родители купили им машину (на Нинку, конечно, оформили), Витька теперь работает сутки через трое, так что в Воронеже они бывают мало, в основном в деревне, где Витька с тестем строят дом. Третий год откармливают поросят, Майя Петровна продаёт на рынке мясо, очень неплохой доход получается.

        Мои попытки сменить тему разговора ни к чему не приводили. Ира спешила высказать всё, что  знала о наших общих знакомых, и временами  мне казалось, что кое-какие подробности она на ходу, даже не осознавая этого, выдумывает и прибавляет от себя.

        Только одна из её историй заинтересовала. Оказывается, Витька никогда не видел Нинку не накрашенной. Как и многие, она красилась по утрам: брови, тени, ресницы, тональный крем. Но вечером, умывшись перед сном,  снова  наводила полный марафет и так ложилась в постель.  «Муж должен считать, что его жена красавица», - поучала Нинка Иру.
 
        - В каком же виде она встаёт по утрам? - недоумевала я.

    Оказывается, Нинка давно уже приучила себя спать только на спине и никогда не прикасаться к лицу, чтобы не испортить макияж. Я смеялась: какое самопожертвование во имя красоты!

     А если честно,  визиты Ирины были мне не совсем приятны. Я представляла, что с таким же жаром она рассказывает Нинке или кому-то другому о моей жизни: о гибели и похоронах мужа, о поминках, обсуждает моих родственников — и желание поделиться с Ирой чем-то важным  пропадало. Впрочем, она не замечала моей сдержанности: главное, что есть слушатель и можно говорить, говорить…

    Вскоре Ира перестала забегать по вечерам: поругалась с моей мамой.
    В тот раз у нас сидела пожилая соседка с пятого этажа Полина Ивановна  и рассказывала, как она летом пыталась воспитывать Нинку, у которой была отвратительная привычка — выставлять за дверь квартиры переполненное мусорное ведро. Случалось, что они всей семьёй на несколько дней уезжали в деревню, а вонючее ведро  оставляли. В нём, по словам Полины Ивановны, паслись табуны тараканов всех мастей: рыжих и чёрных, мелких и не очень. И соседка не выдержала:  выбросила мусор, вымыла ведро с хлоркой, поставила на прежнее место и стала наблюдать. Однако момента, когда Нинка вернулась и забрала своё ведро, не застала ни в этот, ни в следующий раз. В третий раз вымыв чужое ведро и встретив Нинку, поднимающуюся по лестнице с семейством, спросила, не хочет ли та сказать «спасибо», ведь люди добрые выносят за неё мусор. Нинка буквально затолкала мужа и детей в квартиру, после чего стала высказывать  Полине Ивановне  всё, что о ней думает. Та, разумеется,  в долгу не осталась.

     - Хоть бы ты, Ира, с ней поговорила, - сказала Полина Ивановна. - Ты ж её подруга, может, хоть тебя послушает.
     - Правда, правда, - поддержала мама, — свинство ведь это, неуважение к людям.
     - С какой это стати я буду вмешиваться в дела их семьи? - возмутилась Ира. - Мне, вообще-то, их ведро не мешает!
     Слово за слово, разгорелся спор. Ира заявила, что Полина Ивановна и мама лезут не в свои дела, хотят поссорить её с Нинкой, и обиженная ушла.

      Накануне своего отъезда я поднялась к Ирине.  У неё в квартире на полную громкость работал телевизор: передавали футбол, комментатор старался перекричать рёв стадиона. Ирина вышла на площадку, прикрыв за собой дверь: Николай не любил, когда заходили её подруги, отвлекали от домашних дел.  Была она какая-то жалкая: не заплаканная, не избитая, а всё равно будто побитая. Сказала, что муж пришёл выпивши: на работе что-то отмечали. На двух-трёх рюмках он остановится не может, поэтому принёс бутылку портвейна, выпил всю, свалился на диван, но пока не заснул. Убавить звук телевизора не разрешает, и Наташа учит басню на кухне, закрыв руками уши.
    - Иррра-а, ты там скоро или нет? - крикнул Николай.
    - Сейчас, сейчас, - тоненьким, фальшивым голоском пропела Ирина, и на меня как холодком подуло: она боится мужа.

     Ирина сказала, чтобы я обязательно написала, как добрались, я обещала и,  обняв подругу, поспешила домой.
 
     Как же не похожа была эта домашняя Ирина — тихонькая, в фартуке и косынке — на себя, громко, уверенно и нагло  спорившую с мамой и Полиной Ивановной неделю назад.