Безобидные шалуньи

Париж  времен  империи – эпохи  Наполеона – это  не  только  центр  Франции,
не  только  центр  всей  покоренной  Европы,  но  и  пожалуй,  столица  всего
света.
В  Париже   того  времени  на  улице  Сент – Оноре  помещалась  ресторация господина  Булланже.  Модное  место  для  модных   персонажей  того  времени –
солдат  императорской,  такой  неподимой  армии.  Сюда  постоянно  являлись 
гусары  да  гвардейцы  его  императорского  величества  чтобы  с  пользой 
провести  свое  время:  пообщаться,  напиться,  потрепаться,  поделиться…
Да – да,  нажраться,  набраться,  нарезаться…
Итак,  публика,  выпив  порядком,  поглотив   большое  количество  разнообразных 
вин,  вынуждена  была  выходить  а  то  и  выбираться  на  улицу – иначе 
посетителям  было  просто  некуда  еще  деваться – чтобы  получить  возможность 
помочиться.
Мужики  отливали,  кому  как  хотелось,  делали  свое  дело,  и  даже  не  подозревали, 
что  такие  действия  протоколируются  двумя  парочками  очаровательных   
женских  глаз.  Весьма  любопытных.
Даже  если  б  иные  из  этих  мужчин  и  посмотрели  бы  на  окна  особняка  напротив – то  за  скучными,  похороненными  в  своей   невозмутимости  стеклами
они  бы  все  равно  ничего  не  увидели – осенью  и  весной   эти  окна  выглядели  всегда  одинаково  непроницаемыми,  а  летом  они  тоже  не  оживлялись.
Казалось,  этот  особняк  никогда  не  посещает  жизнь.  А  между  тем,  именно
через  его  стекла  велось  упорное  наблюдение  над  тем,  как  самым  непосредственным  образом  писяют  подвыпившие  мужчины.
Время  от  времени  этот  дом  посещали  две  таинственные  особы.  Приложив
театральне  бинокли  к  своим  глазам,  они  упивались  тем,  что  могли видеть:
как  энергично,  дерзко  с  какими  напором  и  силой,  с  какой  бравадой  и  отвагой  льется  на  мостовую   мужская  моча.  В  то  время,  как  одна  из  прелестных  ручек  держала  бинокль  у  глаз,  другая   совершала  путешествие
по  собственному  телу – открытому  и  обнаженному,  и  продолжала  свои 
необходимые  действия:  то  гладила  нежно  и  так  завораживающе  шейку  ее  обладательницы,  действуя  наподобие  шаловливого  женского  шарфика,  то  бабочкой  порхала  по  голым  плечам,  утонченным  и  плавным,  как  лебединое  диво,  то  перемещалась  к   торчащим  вишенкам – собственным  сосочкам,  и  деликатными,  музыкальными  движениями  манипулировала  с  ними,  то  перемещалась  поближе  к  тазу – и  массировала  и  гладила  совершенную  форму  живота – непременно  потревожив  область  и  пупка.  Ручка  то  одной  то  другой  из  этих  необыкновенных  дам  непременно  устремлялась  туда:  к  курчавой  мохнатке,  потрогать  пикантную  рассщелинку…   Дамы  сидели  на  диванах – напротив   окон,  широко  разведя  в  стороны  свои  ножки.  Их   пальчики  легко
скользили  по  совершенным  контурам  своих  писечек.  Трогали,  теребили  их,
задевали,  потирали,  легкими,  деликатными,  осторожными  движениями.  Иногда  какая  нибудь  из  дам  откладывала  свой   бинокль  и  подушечками
пальчиков  распаковывала  интимные  лепесточки  губок;  в  это  же  время  другие 
пальчики  она  аккуратно  макала  в  пылающий  бутон   своей   вагины. В  такие 
мгновения  дамочка  слегка  закусывала  свои  губки,  чтобы  не  вскрикнуть 
и  не  застонать.  Они  наклоняли  свои  головки,  по  кошачьи  так  грациозно 
выгибали  свои  спины,  иногда  то  одна,  то  другая  подвигала,  подавала 
свой  таз  навстречу  мужским  писюнам – тем,  далеким – и  вожделенным,  тревожащим  их  воображение.
Все  движения  дам  были  утонченны,  деликатны,  изъящны.  Казалось,  это 
не  дамские  пальчики  скользят  по  белоснежным  телам,  а  лунные  лучи:  женщины  артистично  изгибали   запястья,  пользовались   не  всеми  пальчиками,  а  только  лишь  двумя – тремя,  мизинец,  как  у  женщин  эпохи  рококо,  отводился  в  сторону.  Посторонний  наблюдатель  пришел  бы  к  выводу,  что  элегантные  дамы  словно  играют  на  неких  музыкальных  инструментах,  на  каких – то  своих  фортепьянах.    
Да,  точные,  отточенные,  артистичные  движения,  виртуозные  в  своей   легкости  и  музыкальности – они  наводили  на  мысль,  что  их  хозяйки – аристократки  по  своей  природе. 
Эти  дамы  были  очень  популярны  в  обществе.
Младшая  была  Франсуаза  Жюли  мадам  Рекамье, в  то  время  ей  было  где  то  26,  и  ее   ближайшая  подруга – мадам  де  Сталь,  ей  было  где – то  под  38. 
Эти  дамы  были  очень  известны  и  популярны  в  обществе:  все  матери
приводили  их  в  пример  своим  дочкам – как  образцы  добродетели,  порядочности,  верности,  честности.  Дамы  вовсю  поддерживали  эти  репутации.  Однако  в  душе  они  уже  устали  от  груза  своей  порядочности  и  добродетелей.    
Они  являлись  в  этот  дом,  чтоб  вкусить  хмельной  напиток  безобразия,  бесчинства,  собственного  бесстыдства  и  пошлости.  Они  жаждали  прикоснуться  к  чему  то  неприличному,  к  тому  что  они  находили  под  здешними  окнами, 
и  что  жило,  отражаясь,  в  их  испорченных  душах.  Не  смея  заводить
себе  реальных  любовников  и  тем  перечеркнуть  всю  свою  прошлую  жизнь,
свои  принципы  и  уронить  себя  в собственных  глазах,  боясь  быть  скомпрометированными,  и  боясь  разоблачения  любовной  связи,  женщины  играли
в  это  легкое  безобидное  беспутство.  Тайком  они  пробирались  в  этом   дом,
так  как  чувствовали,  что  из  их  жизни  уходит  нечто  такое,  необходимое,
тревожащее  их  чувственность  и  воображение.  Не  так  ли  открытые,  доступные 
всем  флаконы  утрачивают  свой  необходимый  аромат?  И  эликсир  остается 
пресным…
Это  было  совершенно  необыкновенно:  эти  женщины,  находясь в оппозиции,       
не  признающие  ни  личности  Наполеона,  ни  его  заслуг,  не  верившие  в  его  величие,  не  принимающие  его  политику,  ни  побед  императора,  тем  не  менее 
так  заводились  от  вида  его  вояк,  этих  бравых  ребят,  с  таким  великолепием  и   азартом  поливающих  мостовую.  Их  потребность  в  испорченном 
была  так  глубока,  а  тонус  неприличного  был  настолько  высоким – так  что  едва  запустив  этот  естественный  механизм   движений – немного  поласкав 
себя  и  допустив  несколько  прикосновений  к  собственной  вагине – дамочки – то  одна  из  них,  то  другая,  принимались  оргазмировать,  и  тело  трепетало  и  дрожало,  в  агонии  оргазма,  как  пузырьки  в  шампанском…  Таких  оргазмов  следовало  3 – 4,  пока  подруги  не  насыщались  собственным  бесстыдством  и  не  уходили,  оставив  аромат  дорогих,  изысканных  духов  и   пряный  запах  выделений  на  диванах.
А  затем  в  обыкновенной  жизни – это  были  уже  не  женщины,  а  богини,  их
высокомерный,  презрительный  взгляд  останавливал  любого  дерзкого,  краткое 
слово  немедленно  водворяло  его  на  место,  пренебрежительно  изогнутые 
губки  этих  дам  подчеркивали  всем – как  горделиво  они  презирают  все
пороки   и  страсти  этого  испорченного  мира.
Но  там,  в  таинственном  доме  наслаждений,  они  были  другими,  они  становились  такими  как  все.