Нюркины калоши

             Сколько я себя помню, я всегда жил в деревне с бабушкой, звали её Нюркой, и была она такая старая, что едва ходила с палочкой. На меня была возложена большая ответственность, всюду сопровождать её и охранять наш двор. Называла она меня просто Шарик, видать, чтобы не забыть, и ещё потому, что и до меня у неё были сплошь Шарики. Вообще в нашей деревне людей звали Ивановы и Изотовы, собак звали Шариками и Дружками, а кошек Дуськами и Муськами. Нюрка кормила меня супом, и за то я любил её всей своей собачьей душой. Радовался и прыгал, когда она выходила из дома, тыкался мордой в колени и лизал ладони. Она трепала меня по голове и приговаривала «Дуралей, ты, Шарик».
             В избу меня не пускали, в избе жила Муська, высокомерная стерва, она появлялась на крыльце и важно смотрела на меня. Я прыгал и лаял на нее, но не нападал, во-первых, потому, что у нее были острые когти, а во-вторых Нюра любила её. Муська лечила Нюру, они даже спали вместе.
          Каждый вечер мы с Нюрой ходили гулять по деревне. Нюра надевала свои резиновые калоши, такие были и у мужчин и у женщин нашей деревни, брала палочку, и мы медленно выходили за ворота. Я бежал то впереди, то сзади, внимательно оглядывая округу. Никто без моего ведома, не смел приблизиться к Нюре.  Нюра заходила во двор к деду Ване, где кстати жила моя сестричка Жучка. Они садились на лавку и долго говорили, а мы с Жучкой радовались встрече, прыгали, лаяли, боролись, совсем как в детстве.
          Но потом настала зима. Меня посадили на цепь, чтобы знал свое место.   Нюра стала хворать, и в гости мы уже не ходили. Зима доооолгая, морозная, и ветер дует. Нюра выходила из дома, с миской теплого супа, гладила и спрашивала «Не мерзнешь ты?» и торопилась в избу.
         Наконец солнце стало пригревать, и жизнь сразу стала веселее. Нюра отпускала меня погулять, и я бегал по деревне ошалевший от счастья.
          Однажды пробегая мимо ворот деда Вани, я увидел, что калитка открыта, но Жучки во дворе не было. Зато в воздухе я почуял знакомый запах. Я повел носом. Ну точно, на крыльце стояли калоши моей Нюры. Как они тут оказались? Размышлять мне было некогда, я только представил, как Нюра выйдет из избы, а калош-то нет. Не уберег. Ох, и достанется мне. Схватив обе калоши зубами, я поспешил домой.
         Но не тут-то было, внезапно я услышал собачий лай и увидел, что на Жучку буквально со всех сторон нападают соседские псы. Она вертится и скулит жалобно, а они атакуют.  Осторожно поставив калоши на землю, я кинулся на помощь. Зарычал и ощерился и стал приближаться к своре. Псы заворчали и отступили. Ну, ещё бы! За зиму я здорово вырос, и был крупнее всех. Недаром, Нюра говорила мне «От вымахал, кобелина!». Я подошёл к Жучке и обалдел, пахло от неё упоительно и возбуждающее, писюн мой вдруг увеличился, и я, что он не только для того, чтобы задирать лапу, помечая столбики. Мы занялись любовью.
            И так увлеклись этим делом, что я забыл обо всем на свете. И только в конце вспомнил, что должен отнести к Нюре калоши. Я кинулся к калошам, и увидел, что они разорваны в клочья, так свора отомстила мне за Жучку. А тут ещё услышал Нюркин крик со двора деда Вани «Батюшки, а куда калоши-то мои делись?». Так значит, всё это время Нюрка была в гостях у деда Вани, а я-то думал, что она дома. Ну, виноват, так виноват! Подобрав клочья резины, я с виноватым видом зашёл во двор и положил их на крыльцо у ног Нюрки. «Ах, ты охальник! Сучий сын!», закричала Нюрка и замахнулась на меня своей палкой. Но тут дед Ваня глянул на меня хитро, казалось он понял меня, как мужик мужика, и перехватив руку Нюры сказал ласково, будто пропел «Не расстраивайся, Нюрочка! Будут тебе новые калоши!»