Подводя итоги

И пусть в жизни не всё как надо,
И пусть старость взглянула в глаза,
Не жалею, что мне когда-то
В жизни вспыхнули паруса.

          * * *

    Как-то услышал в свой адрес, мол, в его рассказах вырисовывается некий особый мир "причёсанной" жизни, не совершаются дурные поступки и всё выглядит слишком благостно. Даже собственная супруга в ответ на исходящее от меня замечание о смещении границ морали в обществе и особенно в среде молодёжи, окинув критическим взором автора этих строк, изрекла:- С каждым прожитым годом ты делаешься всё святее.

И прочла такие строки неизвестного автора:-

                Отчистил всё, во что когда-то влип,
                Читаю только древние поверья.
                Теперь сижу, отращиваю нимб,
                А меж лопаток тихо лезут перья.

    Простите же "святость" мою, когда вспоминаю прошлое. Не коснутся уже  меня незаметно ушедшие, казавшиеся такими важными заботы и проблемы. А так жаль, что они невозвратимы.

    Мне было 49 лет, я устал от многолетних болей язвы 12-типерстной кишки и резко бросил курить. В ответ на такой мужской поступок боли как-то незаметно исчезли, а жизнь вновь стала хороша. Было начало сентября 1988 года, когда мне предложили ехать в Горький на приёмку от завода "Красное Сормово" нового судна “Волга". Это судно грузоподъёмностью 5500 тонн, класс Регистра СССР позволял выходить в океан. География плаваний  расширилась, увеличилась автономность. Жить команде просторно, уютно. По прибытию на завод "Красное Сормово" сразу включились в заключительный этап приёмки от строителей нашего "новостроя". Среди трудовых будней нашлось время и для необычного события - 4 октября мне исполнилось 50 лет. Руководство пароходства и партком поздравили с юбилеем, а сормовские строители в честь такого события в жизни капитана, по его просьбе, выполнили дополнительную работу по судну, не предусмотренную проектом. Отведённое на приёмку время промелькнуло незаметно и 5 ноября 1988 года акт приёма-передачи судна был подписан. Поскольку приближались октябрьские праздники, то мне было предложено на следующее утро покинуть территорию завода. В противном случае выход откладывался до окончания праздничных дней.

    Рано утром 6 ноября простились с заводом-строителем и отправились вниз по Волге на новеньком теплоходе, имея задачу в кратчайший срок добраться до Ростова-на-Дону. От Горького до Васильсурска (это те самые Нью-Васюки, где Остап Бендер давал сеанс одновременной игры в шахматы) уже начал вставать лёд и надо было поторапливаться. В Горьком взял лоцмана. Рабочая биография нашего судна началась переходом осенней Волгой, когда бОльшая часть местного речного флота встала на зимний отстой. Время поджимало и переход Волгой и Доном прошёл в возможно кратчайший срок. Вот по корме остался Ростов, Азов, Таганрог и мы, распрощавшись с лоцманом, взяли курс на Новороссийск. Нас ждали моря Средиземноморья.

    Жизнь продолжалась и была "Волга" моим вторым домом ещё 14 лет. Более высокий класс Регистра расширил район плавания и сделал  редкими заходы в порты СССР, а потом России. Неумолимо приближалась новая жизнь. Для меня она началась с отмены 6-й статьи Конституции СССР, а именно с сокращения на судах загранплавания должности помполита, о чём, кстати, я всегда сожалел. При наличии на этой должности умного человека с капитана снималась значительная часть забот. Многое непривычно менялось и, к сожалению, не в лучшую сторону.

    В памяти осталось первое недоумение от реалий новой жизни: 1-го мая 1991 года мы шли с океана проливом Гибралтар в Средиземное море и слушали передачу радио “Свобода”. Эта радиостанция была единственной в том районе с вещанием на русском языке. Диктор радио “Свобода” Марк Дейч рассказывал о проходящей в Москве первомайской демонстрации, на разгон которой был брошен местный ОМОН. Репортёр спрашивает какую-то женщину-участницу шествия:
- Как проходила встреча демонстрантов с органами правопорядка?
И я до сих пор помню как та женщина, задыхаясь, только повторяла:
- Как нас били! Как нас били! Как мы бежали!
В голове не умещалось – разгон праздничной демонстрации в Москве – такого не может быть! Но оказывается это было.

    В наступившей новой жизни приехать жене в порты захода становилось небезопасно и только, когда случался заход в Ленинград, можно было им воспользоваться. В 1988 году мы вышли за Гибралтар и с тех пор переходы вокруг Европы стали преобладающими в нашей работе. К ним тут же прибавились переходы вокруг Скандинавии и начались перевозки пиломатериалов из портов Белого моря на порты Западной Европы и Средиземноморья. Пришлось делать несколько рейсов с Белого моря на Александрию и мне они даже нравились: погрузился, вышел из порта, даёшь полный ход и четыре недели идёшь себе и идёшь. И только в проливе Гибралтар задерживались на 2-3 часа для бункеровки и приёма питьевой воды. Заботы, трясущие в то время Россию, проходили мимо нашего закрытого мирка, отгородившегося от посторонних лиц. В порты России заходили редко и только с выходом в отпуск мы окунались в новую реальность. Вот так начиналась совсем другая, малознакомая жизнь.

    Начиная с 1998 года мы перешли на работу экипажами по схеме 4+1 месяца - работа и 4 месяца - отдых. Стало много легче. Получил приглашение уйти под другой флаг, но появились проблемы с собственным здоровьем, не позволившие принять то приглашение. Многолетняя интенсивная работа стала давать себя знать. Сначала ощутил повышенное давление, а позднее в груди появился холодный камень, но я всё надеялся, что проблема как-нибудь рассосётся сама собой. Но она не рассасывалась и мне стали давать медкомиссию не на 1 год, как обычно, а только на 6 месяцев. Подходил к концу 2002-й год. Мне исполнилось 64 года и перед выездом на судно я лёг в больницу на обследование. Но на этот раз врачебный консилиум отказался дать разрешение продолжать плавания. Так в январе 2003-го года и получилось, что...

И сошёл капитан с корабля, как с пьедестала.
Ни команды у него, ни руля - ничего не стало ...
Море булькнуло ему вслед: - Наконец-то, состарило!
Капитану свой горб земля равнодушно подставила ...

    Так я неожиданно для самого себя вдруг стал пенсионером, хотя в плане было встретить своё 70-летие на ходовом мостике. Наступила новая жизнь, но как же было в ней трудно существовать! Проведя 45 лет в плавсоставе, из них 35 – капитаном в загранплавании, привыкнув постоянно быть нужным, ощущать груз ответственности за судно и команду, когда без твоего участия нет того, что называют “экипаж судна”, ты вдруг оказался в пустоте. И мир почему-то не рухнул. Более того, даже жена впервые воспротивилась твоему утверждению, мол, в нашем семейном споре есть всегда только два мнения: одно - моё и одно - неправильное.

    Не смотря на проблемы со здоровьем по приглашению частной компании ещё сходил три рейса на разных судах, но стало ясно самому, что однажды можно и не вернуться домой. В подтверждение правильности такого вывода в конце апреля 2009 года я лежал голый на операционном столе московской клиники Бакулева с распахнутой грудной клеткой, а хирург, погрузив в неё руки, делал своё дело. Мне поставили на сердце 3 шунта с гарантией продления жизни на следующие 7-8 лет. Сегодня данные ранее гарантии закончились, но жизнь не остановилась. Теперь имею под своей командой только жену. Правда, "под своей командой", пожалуй, будет звучать самонадеянно, ибо жена тут же усомнилась в необходимости беспрекословного подчинения супругу, забирая бразды правления семьёй в свои руки. А бывший капитан вдруг с удивлением обнаружил насколько короткой оказалась дорога его жизни, которой, как казалось в молодости, не будет конца. И в чередовании дней, похожих друг на друга своей монотонностью, он продолжает убеждать самого себя:-

                Ещё не кончен бал,
                Не догорели свечи
                И реквием в тиши не прозвучал.
                О том, чтоб "вахту сдать"
                Не может быть и речи,
                Пусть подождёт ещё
                Мне сужденный финал.