История про двух прапорщиков

Когда-то давно, служил я в армии. Должность у меня была невысокая, но ответственная. Из подчинённых были, два прапорщика, да молодой "летёха", вся служба которого проходила в постоянных командировках.
 Времена были тяжёлые. Пока на западе медленно и уверенно «загнивал» капитализм, социализм в СССР умер, а светлое коммунистическое будущее так и не наступило. Колбасы и мяса на всех не хватало, в магазинах пропадали то соль, то сахар. Право на покупку телевизора или импортной стенки разыгрывалось у нас в части по лотерее. О покупке квартиры или машины, можно было только мечтать. Что бы послушать хиты советской эстрады нужно было ждать "Утреннюю почту» с Юрием Николаевым, которая шла раз в неделю, минут по тридцать, для особо терпеливых существовала передача "Песня года". Телеканалов было два с половиной: первый, второй и телеканал культура. По второму каналу, ежедневно, в 21.30 показывали художественный фильм. Весь смысл остальных телепередач, сводился, как и сейчас, к тому что на западе все плохо, а у нас всё хорошо. Да ещё, в завершение всех этих "прелестей" советской жизни, коммунистическая партия уверяла, что в стране нет секса.
Несмотря на все эти сложности, люди были добрее.  Гражданское население уважало военных. Уважало не потому, что боялось, а потому что считали их своими защитниками, в окружении "хищных акул капитализма".
В это непростое время и пришлось жить и служить двум вышеупомянутым прапорщикам.  У обоих были жены, дети и тёщи, а также   все то, что обычно прилагается к этому волшебному слову - семья. Жили они и в ус не дули.  Хотя, что касается усов, не дули, не потому, что усов не было. Усы то как раз, были их отличительной особенностью.  Не знаю, видели ли вы когда-нибудь чёрную пантеру. Что действительно пленяет в ней, так это её шерсть. В чёрной гамме присутствуют отливы синего, серого и фиолетового цветов.  Хвост пантеры, волосок к волоску, лоснится, переливается многочисленными оттенками спектра.  Складывалось такое впечатление, что какой-то злой гений оторвал хвост у пантеры, резанул на две равные части и нашим прапорщикам под нос приклеил. Настолько усы у них были одинаковы и великолепны. Прапорщики очень заботились о своих усах, холили и лелеяли их.  На этом, сходство этих двух типажей заканчивалось.
  Во всём остальном они были настолько разными, насколько возможно это представить.  Как будь то из разных Вселенных они спустились на нашу голубую планету.  Первого прапорщика звали Николай и фамилия у него была лёгкая, цветочно-воздушная - Ромашкин. Глядя на него сказать, что он Коля Ромашкин, язык не поворачивался, потому что был он под два метра ростом, косая сажень в плечах, кулак в аккурат с мою голову. Когда Коля шёл, казалось, что земля содрогается от его неторопливых шагов. На поверках личного состава, близстоящие военнослужащие заблаговременно отворачивали головы, чтобы от его громогласного «я», случайно не лопнули барабанные перепонки. В общем, ни дать, ни взять - былинный богатырь, или если рассуждать современными понятиями - обыкновенный русский медведь. Именно такой, каким обычно представляют русских бандитов в американских боевиках. Но в отличии от их, о его доброте можно было складывать легенды. Бывало увидит Николай маленького котёнка, застрявшего на дереве, ручищу свою к нему протянет, котёночек сожмется в комочек, пищит, боится огромной волосатой ручищи.  Коля его возьмёт, в ладошку положит, погладит аккуратненько пальчиком, опустит на землю и прошепчет: "Беги малышка!". Как Ромашкин попал в военные, никто не понимал, поскольку по убеждениям своим, был он пацифист до мозга костей.  Когда его спрашивали: «Коля, как ты военным стал?», он опускал голову и отвечал: «Не помню, уж дюже пьяный был.». У Коли было трое детишек. Главнокомандующим в семье была жена Лариса, невысокая, худенькая женщина с приятным певучим голоском. Отношения Николая с супругой строились по бальной системе. Не знаю сталкивался ли кто с ней, но система очень рациональна.  Схема проста. Принцип системы основывался на приобретении и трате баллов, а также стремлению к соблюдению нулевого баланса. К примеру: идёт Коля с Ларисой в магазин за продуктами - это плюс один балл, вечером встретит её с работы- ещё один балл, приготовил ужин- ещё плюс три. Так и насобирал пять баллов, чтобы посидеть в пивнушке с друзьями после работы.  Надо сказать, что чаще у Коли присутствовал отрицательны
й баланс, т.е. сначала минус, а потом ноль. Я почти уверен, что даже совместная жизнь Коли с Ларисой началась с отрицательного баланса. Мне так и представляется, как Ромашкин однажды случайно наступает незнакомой девушке на ножку и шепчет: " Минус два". Бывали случаи, когда Коля уходил в глубокий минус, когда после активного возлияния, оставался в подразделении на всю ночь. Недели две после этого, как правило, Коля не пил и был идеальным мужем и отцом. Лариса давно привыкла к Колиным выходкам, знала его как облупленного и нежно любила его, со всеми его достоинствами и недостатками. К Колиной бальной системе относилась безразлично, мотивируя его причуды, войной двух колоний мудрых и тупых тараканов.
  Второй прапорщик, был полной противоположностью Коли, звали его Валера. Фамилия у него была Твердохлебов. Он был очень худым. Если вы, когда-нибудь увлекались историями про НЛО, то видели растиражированного инопланетянина с лицом треугольной формы, огромными глазами, длинными скулами, почти невидимым носом и ртом в форме буквы о. Мне кажется этого псевдоинопланетянина точно лепили с Валеры. Кожа Валеры была почти прозрачной.  Со стороны казалось, что Валера не ходит, а летает, настолько он был воздушен. У Валеры были длинные пальцы, из него, наверное, получился бы неплохой пианист, не будь он настоящим военным. Про таких говорят: "Прапорщик до мозга костей!". Валера служил в горячих точках, чем очень гордился. Когда Валера напивался, количество горячих точек на земле, в которых он побывал, увеличивалось пропорционально количеству выпитого. Из его эмоциональных рассказов становилось понятно, кто решает судьбу человечества на этой грешной планете. Отношения Валеры с супругой были очень сложными. Не смотря на его инопланетную внешность, женщины к нему липли. А он не мог им отказать. Валера был очень любвеобилен. Был Твердохлебов, одним из тех немногих мужчин, которым совершенно безразличны возраст, вес и социальный статус женщины. Супруга не единожды заставала Валеру с другой. Но жила она не ради себя, а ради дочки и очень хотела, чтобы у неё был отец. Сама она росла без отца и это, видимо, наложило на ее психику неизгладимый отпечаток. «Пусть гуляет как кобель, пусть пьёт как мерин, но зато никто не скажет про дочку, что она безотцовщина!»-рассуждала она. Валера относился к супруге, как к домохозяйке, а дочку любил до беспамятства.
  Пили наши прапорщики много и часто. Пили в основном мульку и спирт, по причине их легкой доступности в авиационных войсках. Мулька - смесь воды с техническим спиртом, крепостью около 30 градусов, использовалась в авиации, как незамерзающая жидкость. Чистый спирт выдавался для протирки контактов электронного оборудования. Понятное дело, что львиная доля спирта уходила на протирку контактов прапорщиков. И это, наверное, правильно потому что электронное оборудование потребляло гораздо меньшее количество спирта, а иногда и вовсе в его необходимости не нуждалось. А вот работа организмов прапорщиков была просто заточена под смазку спиртом. Спирт для прапорщика, все равно что бензин для автомобиля, пока не зальёшь - не заведётся.  Как я уже сказал, пили они много и часто. Мульку со спиртом, не мешали, пили что-то одно. Спирт водой не разбавляли. Было для них в слове спирт, что-то благородное и божественное. Когда я входил в группу с трёхлитровой банкой, только что, полученного спирта, усы у прапорщиков начинали непроизвольно шевелиться. Они, как бы, опускались и поднимались в такт моих шагов. Коля брал банку со спиртом, аккуратно переливал её в три литровых бутыли, по количеству человек в группе, ставил их на подоконник и с благоговением смотрел на эту священную жидкость, наблюдая как она переливается всеми цветами радуги в лучах утреннего солнца. Валера, торжественно потирал руки в предвкушении чего-то непостижимо величественного и почему-то всегда напевал одно и то же: «О Дайте, дайте мне гитару!" Где была связь от созерцания спирта с гитарой, никто не знал, на гитаре Валера играть не умел.  После этой недолговременной процедуры, я под деланно равнодушные взгляды прапорщиков убирал бутыли в сейф, код от которого, знал только я, ну или мне так очень хотелось думать. 
  Я хорошо помню тот день, когда произошла эта история. Начиналось всё, как обычно, по давно заведённому сценарию. После того, как я убрал спирт в сейф, прапорщики сделали вид, что дальнейшая его судьба их абсолютно не интересует. Коля взял отвертку и начал разбирать неисправный блок, потом собирал его, а потом снова разбирал и снова собирал. Валера же начал увлечённо изучать первую страницу регламента обслуживания САУ. Эти монотонные действия прапорщиков продолжались до 16.55, без перерыва на обед. Далее, как по команде все дела были прекращены и рабочий день закончен.  Как по волшебству, стол, на котором ещё недавно мучились неисправный блок с первой страницей регламента САУ, преобразился. В качестве скатерти самобранки, выступила развёрнутая газета «Красная звезда». В центре стола, как торт на дне рождения, красовался огромный шмоток нарезанного сала, обильно приправленного перцем. Сало, как врага, попавшего в засаду, окружали, аккуратно разложенные, головки молодого лука и чеснока. По углам газеты, как часовые на вышках, крест-накрест стояли открытые банки обжаренных бычков в томате и тушёнки. Между вышками располагались «танки», представляющие собой отрезанные куски чёрного хлеба, обильно смазанные сливочным маслом и водруженными на них башнями из половинок варёных яиц.  Свежая зелень, разложенная по всему столу, как кусты на поле сражения, дополняла эту батальную картину.   Три железные стопки, примостились в аккурат на заголовке газеты, закрывая четыре буквы существительного, создавая, таким образом название картины - «Красная *** зда». Не хватало здесь только главнокомандующего, ради которого, собственно говоря, и была затеяна эта умопомрачительная инсталляция. Но спирт, на стол ставить категорически запрещалось. Причина была проста, дабы не возбуждать излишнего любопытства проверяющего, приход которого был маловероятен, но все-таки возможен. Случался он, как правило, если дело доходило до песен. Но до песен в этот раз напиваться не планировалось, поскольку у Коли был отрицательный баланс, а Валера должен был завтра заступать в наряд. Наряд для Валеры был делом святым, он не мог себе позволить придти на развод "под шафэ". Да и не приветствовалось руководящим составом нашего полка, чтобы прапорщики в наряд пьяными заступали. Пожалуй, стоит ещё отметить, что Валера не досыпал уже несколько ночей. Недавно он познакомился с 19 летней сексапильной студенткой мединститута и каждая ночь для него, превращалась в безудержный секс марафон. Валера был измотан, опустошён и раздражителен. В связи с этим, пьянка началась вяло.  Без должного энтузиазма опрокинули первую стопку, не закусывая, занюхав рукавами. И тишина. Дальше, что бы пуля не успела просвистеть, между первой и второй, подняли тост за ушедших в вечность, не чокаясь. Разговор не клеился. Третья не заставила себя ждать.  Прапорщики категорически не переносили тишину, они свято верили, что в тишине мог родиться мент. Ментов они недолюбливали. Их нелюбовь была взаимной. Сотрудники милиции тоже не жаловали пьяных прапорщиков. Как-то раз, милиционеры, встретив наших подвыпивших прапорщиков на улице, собрались даже отвезти их в медвытрезвитель. Но им пришлось отказаться от этой идеи, после того, как, в стельку пьяный Ромашкин, мощным басом произнёс: «Меня, прапорщика советской армии в кутузку?  Врешь, сука, не возьмёшь!» Патрульные, оценив ситуацию, поняли, что без подкрепления, этих двух военных в машину не затолкнуть.  Отрывать коллег от несения службы из-за каких-то полупьяных прапорщиков им было совестно.
 Паузы между приемом спиртного нужно было чем-то заполнять, сухость какая-то оставалась. После четвёртой стопки, Валера, не смотря на обилие нетронутой закуски, решил занюхать выпитую стопку Колиными волосами.  Выпил, приложился к  голове Николая и выплескивая накопившуюся за последние дни раздражительность, переводя взгляд с  висков, слегка тронутых сединой, на усы, произнёс свои первые на этой военной вечеринке слова, впоследствии оказавшиеся роковыми: «А что, Коля? Усы то, ты уже, небось подкрашиваешь?» Тем самым, задел, больную для Коли, тему. У Коли действительно начала пробиваться седина, в том числе периодически появлялись один два седых волоска на усах, портя всю картину их великолепия. Коля тайком, доставал из косметички Ларисы пинцет для выщипывания бровей и аккуратно удалял ненавистные ему белые волоски из усов. Такого подлого вопроса от Валеры, друга, с которым прошёл огонь, воду и медные трубы, он никак не ожидал. Ромашкин, будь то даже представил, как Твердохлебов наблюдает за всей этой постыдной процедурой удаления волос, а потом делиться со своими наблюдениями с личным составом части. И всем так весело, и все с ехидством смотрят на Колю и шепчутся: «А Ромашкин то, пинцет у жены ворует и усы выщипывает!». В голове пьяным вихрем закружили недобрые мысли, лицо залилось краской, Коля нервно сжал стакан. Стакан не выдержал Колиной ярости и лопнул. Валера понял, что ляпнул что-то не то и шутка не удалась. Пытаясь сгладить неловкую ситуацию, решил перевести тему разговора. Рассказал Коле про свою новую пассию, про то что он сам уже не молод и что длительный секс марафон уже не приносит того наслаждения, которое испытывал раньше. Силы уже не те. Что хочется чего-то светлого и домашнего. Рассказал, что завидует семейным ценностям Николая. Ромашкин быстро остыл. Выпили ещё по стопке за дружбу. Потом за мир во всём мире. Потом за дам-с, потом за не дам-с. Был ли предел количеству выпитого ими спиртного я не знал.  Потому что, по словам прапорщиков, я уходил в аут на этапе их разогрева. Если ситуация с Колей была мне более-менее понятна, на такой объём тела нужно соответствующее количество спиртного, то Валера для меня остался вечной загадкой. Куда в него вливалось данное количество спиртосодержащей жидкости мне не понятно.
   В общем то закончилась бы эта пьянка, как обычно: пили бы до двух часов ночи, потом затянули песню «господа офицеры», дернули бы ещё по одной. Спели про тайгу, которая под крылом самолёта, о чем-то поёт, выпили бы на брудершафт, выяснили насколько сильно они уважают друг друга. Затем, после песни "про чёрного ворона", который почему-то в исполнении дуэта прапорщиков, был все-таки убит, пришёл бы дежурный по полку и разразился гневной тирадой минут на двадцать. Смысл тирады заключался в том, что государство напрасно тратит деньги на содержание двух дармоедов, что гауптвахту отменили зря и что завтра кто-то будет искать новую работу на гражданке. Потом бы ушёл, а прапорщики в зависимости от калорийности закуски и времени года, либо поплелись домой, либо дернули бы ещё по одной и перешли в состояние анабиоза.
Но из-за постоянного недосыпа, Валера на этапе "крыла над тайгой", сидя в кресле, под заунывное Колино мычание, плавно откинулся назад и мирно засопел. Коля посмотрел на Валеру, на лице которого, неизвестно отчего, застыла ехидная ухмылка. В голове у Ромашкина от вечерних переживаний снова закружился вихрь обиды.  Коля с обидой произнёс: «А усы то у тебя Твердохлебов, действительно хороши!». После этого взял ножницы и подстриг Валере правую половину усов. Вихрь так же неожиданно стих. Коля улыбнулся, произнес: «Как дети, право!», лёг на лавку для приемки оборудования и захрапел.
Я вам говорил про громогласный бас Коли, представляете, как мощно он храпел. Как крепко не спал Валера, такого храпа его хрупкий мозг выдержать не мог. Твердохлебов проснулся не в лучшем расположении духа, зло посмотрел на храпящего Колю. Ему сразу припомнилась неудачная шутка про усы, унизительные оправдания перед Ромашкиным. Перевёл взгляд на стол, увидел невесть откуда взявшиеся ножницы, недолго думая, схватил их и резанул Коле левую половину усов. Улыбнулся, произнёс: «Как дети, право!», одел наушники и довольный уселся досыпать.
Утром была объявлена тревога. Тишину пронзил мощный вой громогласной сирены. Прапорщики вскочили, как будь то и не было никакой попойки, схватили свои тревожные чемоданы и пошли на построение. Эта привычка была выработана годами, пил ты или не пил, спал ты или нет, в случае тревоги, включался автопилот, ручное управление телом и головой отключалось. Кроме всего прочего тревога напрочь убивала похмелье.
 Было темно. Ещё несколько минут назад, воинская часть ничем не отличалась от любого спального района города.  Теперь же она была похожа на большой муравейник, растревоженный чьей-то неведомой рукой. Но весь этот, на первый взгляд, безудержный хаос, был четко спланирован, определён и подчинён главному основополагающему документу армейской жизни - уставу. Мчались из части посыльные с вестью о тревоге, на встречу им из города подтягивался инженерно-технический состав на построение, дневальные сновали из подразделения в подразделение с важными донесениями. Весь этот круговорот совершался в условиях полной светомаскировки.
Не торопясь, молча опустив головы, размышляя каждый о своём, двигались и наши прапорщики в сторону плаца. Коля думал, что эта тревога по сути произошла очень кстати и теперь не придётся отчитываться перед женой, где провёл ночь, теряя кровью и потом, заработанные на вчерашней очереди за котлетами, баллы. Валеру тоже устраивала эта тревога. Во-первых, отсутствие дома, в течении последней недели, можно будет списать на подготовку к учениям, а во-вторых наконец то закончатся эти постельные утехи с красавицей студенткой.
 На построении Коля и Валера, стояли рядом, поскольку, не смотря на существенную разницу в весе, были одного роста. И так уж получилось, что, Коля с отрезанной правой половиной усов стоял справа, а Валера с отрезанной левой половиной усов, слева. Командир части, определяя личному составу порядок дальнейших действий, ходил вдоль строя, зорко всматривался в лица подчиненных, словно пытался понять, насколько чётко каждый может выполнить поставленные задачи. Дойдя до наших прапорщиков, он остановился. Подошёл поближе, лицо его мгновенно приобрело серо багровый окрас. Отошёл на пару метров назад, лицо его стало розовым и глаза тронула едва заметная улыбка, снова подошёл. Военнослужащие с любопытством наблюдали за этими танцами командира перед прапорщиками. Что творилось в голове у наших прапорщиков я описать не смогу. Все давно знали, что по цвету лица командира можно было прочитать своё будущее. Если багровый окрас читался как однозначное увольнение из армии, то розовый цвет предполагал, как минимум благодарность. Цвет лица командира менялся несколько раз. Таких качелей, прапорщики вынести не могли. До взрыва мозгов, оставалось всего ничего.
 Наконец командир отошёл и скомандовал: «Ромашкин и Твердохлебов. Выйти из строя!»  Прапорщики, согласно воинского устава, вышли и повернулись к строю. Довершая эту картину явления полуусых прапорщиков народу, командир обошёл их сзади, схватил за ремни и словно, делая рокировку в шахматах, поменял прапорщиков местами. Произнёс: «Вот теперь все по уставу!»
Перед сослуживцами предстали наши прапорщики "во всем своём великолепии". Симметрично расположенные части усов, будь то объединили наших прапорщиков в единый организм. Али луя, Хвост чёрной пантеры соединился. Личный состав части, присутствовавший на построении, взорвался неописуемым хохотом. Смеялись даже те, кому по долгу службы смеяться было не положено.
«Смирно!»- скомандовал командир и тот же час на плацу воцарилась гробовая тишина. «Ну а теперь, поскольку вы друг без друга теперь не сможете, объявляю вам по два наряда вне очереди и даю вам две минуты на то, чтобы убрать вашу растительность под носами, пантеры полухвостые!»  Валера с Колей побежали в туалет, подошли к зеркалу именно в той раскладке, в какую поставил их командир и впервые увидели последствия вчерашних посиделок. После спирта, командировых качелей и хохота коллег проявлять какие-либо эмоции не было сил. Они медленно, почти синхронно достали из тревожных чемоданов безопасные бритвы и стали удалять остатки былого великолепия на лице. Потом вышли в курилку, сели на лавочку, закурили, посмотрели ещё раз друг на друга, улыбнулись и обреченно в один голос произнесли: «Как дети, право!». 
 После тревоги наши пути с прапорщиками разошлись, я никогда больше их не видел. Поговаривают, что новые усы прапорщиков были ещё краше, а также, что Ромашкин и Твердохлебов бросили пить. Хотя в последнее утверждение, я не верю, поскольку точно знаю, что непьющие прапорщики бывают только в сказках.
Все имена и события в произведении вымышлены, любые совпадения с реальными людьми и событиями чистая случайность. *-)
19.02.2019 г.