Окно в...

Да, это сон...Или…
Сны-двери в иное, или окна…
Вот как это…
Морозное окно в ночь. Простая деревянная рама, шершавая и просевшая, толстое стекло, похожее на слюду, и совсем не прозрачное. Но я точно знаю, что это стекло, и за ним что-то есть.
Мороз украсил древнее окно выпуклыми снежно-ледяными узорами, переливчатыми, сложными, как арабески. Цветы, деревья, листья, трава, ветер - всё можно увидеть в них, если присмотреться. А я присматриваюсь.
Откуда-то возникает желание растопить лёд, увидеть, что за ним, посмотреть в ночь. Я не противлюсь, и отогреваю своим тёплым дыханием маленькое тёмное пятнышко, помогаю пальцами, пока они совсем не застывают. А теперь грею пальцы, и снова за работу.
Маленькое и круглое чёрное пятно превращается в большой кружок, размером с тарелку. За ним темно и таинственно. И я прикладываю горячий лоб к стеклу и впиваюсь взглядом в неизвестное нечто, что находится вне.
Сначала не видно ничего, совсем ничего. Глухая и тёмная пустота, ни капли света, ни капли тепла. Чёрная вселенская глушь. Звуки глохнут в ней, вязнут, как в вате. Ни звёзд, ни огней, ни проблеска мысли. Душа замерзает от этой пустоты, становится маленькой и жалкой.
Но вот из далека, неведомого, вневременного, появляется смутная картинка. Она медленно  приближается, увеличивается в размерах и светлеет, но по-прежнему ничего не разобрать. Почти чернобелая, и только огоньки на ней желтоватые. Я пристально всматриваюсь в неё, и она приближается, расширяясь. Красок по-прежнему мало, но они есть. А картинка тем временем заполняет уже половину видимого пространства. Теперь можно и кое-что рассмотреть.
Это тёмный зал, каменные колонны, гранитный стол, пол из больших и ровных серых плит, масляные светильники и факелы на стенах, дрожащий огонь, чуть коптящий. Теперь я ощущаю даже запах этих светильников и курящихся благовоний, одурманивающий, терпкий и одновременно сладкий. На полу и в нишах каменных стен статуэтки каких-то неведомых мне страшных идолов и свечи...много свечей, красных и жёлтых, маленьких и больших. Они оплавляются, и воск капает на плиты пола, оставляя пятна, как кляксы.
И вдруг приходит понимание - да это храм! Неизмеримо древний и таинственно незнакомый, храм неизвестных и давно почивших богов. Но сейчас он слишком реален, ощутим и объёмен. Он закрывает весь видимый мной кусочек неизвестно чего, то ли прошлого, то ли будущего. И я в нём, да! Хотя и ощущаю, что всё ещё стою, прижавшись лбом к холодному стеклу. Я и там, и здесь, и не понятно где...Но это так заманчиво и завлекающе, что я не анализирую, просто смотрю, ощущаю невозможность и возможность, и дух замирает.
Звуки резко вплывают в мой мозг, как удар грома. Я даже вздрагиваю, но картина притягивает, манит и ворожит. Не в силах оторваться, я слышу шаги, каблучки цокают по каменным плитам, шуршание одежды — да это женские шаги. И в зал вплывает, по другому не скажешь, хрупкая и невысокая фигура женщины, да какой ещё женщины!
Молодая жрица ослепительно красива. Небесно-голубое, полностью закрытое платье до пола, нет, даже ниже, вон шлейф тянется за ней. Мягкий овал лица, бледная и очень белая кожа, огромные чёрные глаза, резко очерченный чувственный рот в кроваво-красной помаде, прямой нос. И всё это в обрамлении блестящих, как антрацит, и таких же чёрных, длинных и прямых волос. Глаза подведены сурьмой и кажутся неестественно огромными, смотрят прямо на меня. И я проваливаюсь в них, как в омут.
Вижу отблески факелов и огоньков свечей, силуэты колонн и статуэток идолов. Медленно, но верно погружаюсь на дно фантазий. И вдруг! Толчком меня выбрасывает из глубины. Теперь я перед ней. Нет! Жрица надо мной. Я лежу на чём-то жестком и она пристально смотрит мне в глаза.

В этих глазах вселенская усталость и такая же тоска, всезнание и огромный опыт, интерес и отстраненность, фанатизм и тонкий расчет, похоть и одержимость, жестокость и вялое любопытство, как к какой-то лабораторной мышке. Нет только тепла и света!
Я ощущаю себя голым и распятым под этим взглядом. Стоп! А я на самом деле без одежды лежу на холодном граните, и только теперь это ощущаю. А руки и ноги? Не могу ими даже шевельнуть. Они растянуты и скреплены буквой Х — я действительно связан и распят на жертвенном столе. Всё это понимаю, но, пока на меня смотрят эти удивительные глаза, не могу от них оторваться.
Через несколько, не знаю сколько секунд или лет, я потерял ощущение времени напрочь, женщина отрывает от меня свой взгляд, и отходит от стола, но недалеко, на пару шагов. Я приподнимаю голову, только это мне и удается сделать, и с поразительным безразличием, почти безволием, оглядываю овальный каменный стол из черного гранита, и свои, привязанные к вбитым бронзовым штырям, руки и ноги. Кожаные ремни крепки и завязаны умело, даже не пошевелиться.
Мне бы в ужасе кричать, стонать, дергаться, но я, одурманенный взглядом жрицы, спокоен, как удав, чему сам безмерно удивляюсь. Всё это настолько странно, что явно не обошлось без мистики и колдовства. Я в полной её власти, но одновременно и по своему желанию.  Только желания моего никто не спрашивал, и вообще ни слова никто и не произносил. Слышится только сухой треск факелов и капающая где-то далеко вода.
Плавным движением, отцепив какую-то невидимую застёжку, жрица сбрасывает платье. Оно стекает серебристой мягкой волной по изгибам её дивной фигуры, обнажая точёные плечи, высокую грудь, тонкую талию и широкие бёдра.  Ниже мне не видно из-за края стола. Но девушка, теперь видно, что тело действительно молодой женщины,  ни капли не смущаясь, снова бросает взгляд на меня.
Я с восхищением и предчувствием неземного блаженства просто съедаю глазами её великолепную фигуру. Вожделение, помимо воли охватывает моё тело. Никогда в жизни я так не хотел никакую женщину! А жрица подходит ко мне и кладёт руку на лоб. Рука жаркая, от неё исходит импульс, разжигающий до небес моё желание. На шее у неё  тёмно-красный камень на золотой цепочке, в форме сердца, и от него исходят багровые отблески.
И вот она склоняется надо мной. Волосы, чудесные длинные волосы, окутывает её лицо и рассыпаются по моему, по плечам, лезут в глаза, щекочут. И вдруг, яростно и неумолимо, жрица впивается мне в губы жарким, плотским поцелуем. Он обжигает, рвёт на части и бросает в пучину страсти. Нет мочи ему противиться, да я и не пытаюсь. Моё естество напряжено уже давно до предела, до боли.
Хочу кричать, но не могу. Ни звука не вырывается из моего рта, закрытого вяжущим поцелуем. И вот прерывается всё, девушка отпрянула, волна волос медленно сползает с моего лица. Она обходит стол и пропадает на миг из моего поля зрения. Через минуту появляется снова с черным каменным ножом из обсидиана, неровно обработанным и на вид жутко острым. Он длиной сантиметров двадцать, достаточно массивный на вид. Опасное оружие!
Мне бы пугаться, ужасаться, дрожать, но я дрожу только от желания, ужасного желания обладать этой прекрасной ведьмой. И она залезает на стол, проводит свободной рукой по моему напряженному телу. И вдруг, с криком и сладострастным стоном, резко опускается прямо на мой ствол своей жаркой и остро пахнущей женской сутью. И нет больше ничего, ни времени, ни пространства, есть только это непрекращающееся слияние, движение ненасытного девичьего тела на мне, и наслаждение безумной свободой от всех запретов.
Я уже не в силах молчать, и стон, нет, рык вырывается из моих лёгких. Я прижат её телом и оковами, но свободен, чист, ослеплён, лечу на крыльях всеобъемлющей страсти.  Движения жрицы точны, она точно знает, чего хочет, и как это получить. Я беспомощен и раздавлен, но естество моё пульсирует, выпуская сочную струю соков в её жаркое лоно, не в силах сдержаться.
И жрица сжимает стройные ножки, прижимает мою талию, растекается в экстазе, истекает соками, стонет, и...Откинувшись назад, заносит правую руку с жертвенным ножом и с недюжинной силой вонзает его в мою открытую грудь, прямо в сердце.
Я умираю! И рождаюсь! В ослепительном розовом свете утоленного желания прорываюсь сквозь границы времени, рву оковы...И снова оказываюсь перед тёмным окном, а за ним уже ничего. Ни зала, ни колонн, ни свечей — одна чернота. Сон во сне, понимаю я. Сплошная мистика и никаких объяснений.
И только утром, проснувшись, я разом вспомнил всё! И одухотворённое лицо жрицы в экстазе ещё долго стояло у меня перед глазами. Только через некоторое время я понял, где я, в каком измерении и в каком времени. Даже ощупал свою грудь в поисках раны. Не нашёл, и немного успокоился, но долго-долго ещё неистово стучало сердце и неровное дыхание с хрипом вырывалось из моих лёгких.
К чему был этот сон, мне не дано понять, но с тех пор я часто ищу глаза жрицы во встречных лицах, не нахожу, и немая грусть и ощущение безвозвратной потери окутывают меня. И никогда это волшебное окно так и не приходило больше в мои сны. Так жаль, но сны не закажешь.
Зато с той ночи я начал писать странные стихи, и слова приходят ко мне сами. И, мне кажется, что оттуда, из утерянного мира, где я умер и родился вновь на жертвенном столе неведомого храма...