Война двух капитализмов

         Капитализм – это общественно-экономическая формация. В 20 веке был известен только буржуазный капитализм, имеющий специфический тип способа производства. Средства производства в данной формации находятся в частной собственности. После распада СССР и социалистического лагеря стал возможен независимый анализ классификации формаций, «пятичленки», в результате чего обнаружилось, что юридически и фактически в СССР был не социализм, а государственный капитализм.
         В государственном капитализме 20 века все средства производства общества, страны находятся в собственности государства. Народ нанимается к нему на работу. В данном случае государство предстаёт тоталитарным капиталистом. 
         В 21 веке государственный капитализм теряет тоталитарность. Он проигрывает войну приватному капитализму. В результате поражения в этой войне «правительство ведет себя не как администратор, управляющий сетью государственных подрядчиков, но как богатый капиталист – владелец предприятия, который сам вкладывает начальный капитал в создание комплекса, а затем становится самым значимым потребителем его услуг». [1]
         По мнению автора книги Наоми Кляйн  «Доктрина шока. Расцвет капитализма катастроф» стратегию ведения войны олигархов с государством разработал профессор Чикагского университета Фридман. Она пишет: «На протяжении трех десятилетий Фридман и его влиятельные последователи оттачивали именно такую стратегию: дождаться глубокого кризиса, потом распродать обломки государства частным игрокам, пока граждане еще не пришли в себя от пережитого шока, а затем быстренько сделать эти «реформы» устойчивыми. [1]
         Профессор Чикагского университета Фридман рекомендует запастись идеями свободного рынка. И как только разражается кризис, следует действовать быстро, молниеносно вносить необратимые изменения, пока охваченное кризисом общество не придет в себя и не вернется к «тирании статус-кво». Фридман утверждает, что «у новой власти есть от шести до девяти месяцев, когда можно добиться основных перемен; если она не использует этот шанс и не предпримет решительных действий в этот период, ей не будут даны другие столь же богатые возможности». [1]
         Впервые Фридман учился использовать широкомасштабный шок или кризис в середине 70-х годов прошлого века, когда работал советником чилийского диктатора генерала Аугусто Пиночета. Жители Чили находились в состоянии шока не только из-за насильственного захвата власти Пиночетом, но и благодаря мучительной и резкой гиперинфляции.
         Фридман посоветовал Пиночету совершить моментальное преобразование экономики: снизить налоги, дать свободу торговле, приватизировать часть государственных функций, уменьшить расходы на социальную сферу и ослабить государственный контроль.
         Это был самый резкий переход от «социализма» к капитализму из всех, которые когда-либо где-либо предпринимались, и его называли революцией «чикагской школы», поскольку многие из экономистов Пиночета получили подготовку под руководством Фридмана в Чикагском университете. [1]
         Ровно через 30 лет после этих трех форм шока, которые пришлось испытать Чили, та же схема была использована в Ираке, притом еще грубее. Сначала была война. Затем, когда страна еще была объята пламенем, последовала радикальная шоковая терапия экономики: массовая приватизация, полная свобода торговли, единый 15-процентный налог, резкое сокращение государственного аппарата, – все эти меры проводил главный дипломатический представитель США Л. Пол Бремер. [1]
         В России в 1993 году решение Бориса Ельцина послать танки и открыть огонь по зданию парламента связало руки деятелям оппозиции, позволило провести приватизацию по сниженным ценам и породило печально известных русских олигархов.
         А 11 сентября 2001 года настал момент, когда идеология, выкованная в американских университетах и нашедшая прибежище в организациях Вашингтона, смогла, наконец, вернуться к себе на родину.
         Чтобы дать старт развитию комплекса капитализма катастроф, администрация Буша без публичных дискуссий и широкого обсуждения передала в частные руки многие из самых деликатных и ключевых функций государства: от заботы о здоровье солдат до допроса заключенных или сбора информации относительно каждого из нас. Правительство в этой бесконечной войне ведет себя не как администратор, управляющий сетью подрядчиков, но как богатый капиталист – владелец предприятия, который сам вкладывает начальный капитал в создание комплекса, а затем становится самым значимым потребителем его новых услуг.
         Но фактически деяния Буша представляют собой крайне жестокую и тщательно разработанную кульминацию полувековой борьбы за тотальное высвобождение корпораций из-под власти государства. [1]
         Попытка воссоздать историю идеологического крестового похода, высшей точкой которого стала радикальная приватизация войны и катастроф, наталкивается на одну проблему: эта идеология, как хамелеон, постоянно меняла названия и лица.
         Все эти идеологические инкарнации сохраняли верность политической триаде: устранению государственного контроля, полной свободе корпораций и минимуму социальных расходов, – но ни одно из перечисленного, похоже, не дает адекватного представления об этой идеологии.
         В любой стране, где за последние три десятилетия применялась политика чикагской школы, возникал мощный альянс между немногочисленными самыми крупными корпорациями и группой самых богатых политиков, причем граница между этими группами была нечеткой и изменчивой. В России миллиардеры – частные игроки в таком альянсе – называются олигархами. [1]
         Более точный термин для системы, которая стирает границы между Большим Правительством и Большим Бизнесом, – это не либерализм, не консерватизм и не капитализм, но корпоративизм. Ее главная характеристика – переход значительной массы общественного богатства в частные руки, часто при этом растут долги, возникает все более широкая пропасть между неимоверно богатыми и на все готовыми бедняками и появляется агрессивный национализм, который позволяет оправдать бесконечные расходы средств на безопасность. Корпоративное государство начинает проявлять и другие характерные черты: агрессивный надзор (и снова в этом случае государство и огромные корпорации начинают торговать выгодами и контрактами), массовые аресты, ограничение гражданской свободы и часто, хотя и не всегда, пытки. [1]
         От Чили до Китая и Ирака пытки молчаливо сопровождали глобальный крестовый поход свободного рынка. Пытки, или на языке ЦРУ «допросы с применением принуждения»,
         Во время допроса с применением принуждения на стадии шока большинство заключенных делают все, что хотят допрашивающие. Доктрина шока в точности повторяет этот процесс, пытаясь обеспечить на уровне массового сознания то, что пытки позволяют достичь в отношении индивида.
         Конечно, любая попытка заявить, что именно идеология повинна в преступлениях ее приверженцев, требует огромной осторожности. И, тем не менее, некоторые идеологии опасны для общества, и эту опасность следует распознать. Идеологии, которые жаждут недостижимого состояния «чистого листа», чего можно достичь лишь в результате катастрофы, относятся к весьма опасным». [1]
         Теперь следует обратить внимание на то, что и государственный капитализм, когда он появился под видом социализма в СССР, был не менее жесток.
         Наоми Кляйн  в своей книге «Доктрина шока. Расцвет капитализма катастроф» пишет, что «после падения Советского Союза многие люди узнали о величайших преступлениях, совершенных во имя коммунизма. Советские архивы открылись для исследователей, которые подсчитывали погибших – в результате искусственного голода, трудовых лагерей или убийств. Это породило горячие споры по всему миру о том, насколько совершенные зверства объясняются идеологией, а не ее искажениями со стороны приверженцев, таких как Сталин, Чаушеску, Мао и Пол Пот». [1]
         Также Наоми Кляйн  акцентирует внимание на том, что «военные перевороты, войны и кровавые бойни, в результате которых устанавливаются благоприятные для корпораций режимы, никогда не рассматривались как преступления капитализма. Эти жестокие меры воспринимают как часть грязного сражения против коммунизма или терроризма – но никогда как часть борьбы за продвижение чистого капитализма». [1]
         На вопрос, могут ли ужиться государственный капитализм и олигархический капитализм Наоми Кляйн отвечает, что «теоретически может существовать рыночная экономика, которая обходится без насилия и не требует подобной идеологической чистоты. Свободный рынок товаров массового потребления может сосуществовать с бесплатной системой здравоохранения, государственными школами, крупными сегментами экономики, например в виде национальной нефтяной компании, находящимися в руках государства. Равно можно требовать, чтобы корпорации достойно оплачивали труд и уважали право работников создавать профсоюзы, а государство взимало налоги и перераспределяло богатства, сглаживая жесткое неравенство, характерное для общества при корпоративизме». [1]
         «После Великой депрессии Кейнс предложил именно такую смешанную модель регулируемой экономики, и этот переворот в государственной политике породил «Новый курс» и повлек за собой подобные преобразования по всему миру. Но против такой системы компромиссов, сдержек и противовесов была направлена контрреволюция Фридмана, которая методично разрушала эту систему в одной стране за другой. И в этом аспекте вариант капитализма от чикагской школы действительно имеет нечто общее с опасными идеологиями: это характерное стремление к недостижимой чистоте, к «чистому листу», с которого можно начать созидание образцового общества». [1]
         Из высказываний Наоми Кляйн трудно понять, был ли «Новый курс» Рузвельта в США во время «Великой депрессии» симбиозом двух разновидностей капитализма, капиталистической конвергенцией. Скорее это было мирное соглашение на какой-то период времени, так как тогда в 30-х 20-го столетия теория Фридмана ещё не овладела сознанием олигархов США.
         Поскольку объявление победы корпоративного капитализма «концом истории» вызывает сомнения, можно, используя экстраполяцию, предложить прогноз. Экстраполяция исходит от войны государственного феодализма с олигархическим феодализмом на Руси во времена Ивана Грозного и Петра Великого.
         Эта война подсказывает существование подвижного равновесия в системе капитализма. Придёт время и доминирование корпоративного капитализма сменится состоянием равновесия, а затем появлением доминирования государственного капитализма, конечной точкой которого может вновь стать тотальный госкапитализм.
         Здесь также имеет смысл сказать, что построение социализма требует изменения марксистского взгляда на него. Социализм-коммунизм как формация должна иметь специфический способ производства. Он заключается в общенародной (общегражданской) форме собственности на средства производства со всеми вытекающими последствиями. Поскольку этого момента не касаются современные левые политики, то они никакие не левые. Борьба «левых» и правых это продолжение борьбы двух разновидностей или подклассов капитализма, государственного и приватного.

Источник
1.Наоми Кляйн  Доктрина шока. Расцвет капитализма катастроф. ООО «Издательство «Добрая книга», 2009