Пусть ей будет плохо!

                «Я думаю, глупо со стороны женщин претендовать на равенство с мужчинами. Женщины намного выше их, и так было всегда.

Чтобы бы  вы не дали женщине,  она возвратит вам больше. Дадите ей сперму, она даст вам ребенка. Дадите ей дом, она устроит вам семейный очаг.
Дадите продукты, она приготовит вам еду. Вы ей улыбнетесь, а она отдаст вам сердце. Она умножит и увеличит все, что ей дали.

Так что, если вы ей нагадили в душу, приготовьтесь получить взамен тонну дерьма!»

   Эти возможно,   гениально прозвучавшие для кого-то  слова,  принадлежат нобелевскому лауреату  по литературе   Вильяму  Голдингу, которого, между тем  не обошло стороной семейное счастье, он не был заядлым холостяком, имел жену  и дочь, правда,  позже Джон Кэри, написавший биографию   именитого прозаика,  рассказал  с  его же  слов  об  одном  из самых скандальных эпизодов, произошедшим с   будущим писателем  в его  жизни, о   его  неудавшейся попытке   изнасилования  пятнадцатилетней девушки.

 Голдинг  оправдывал этот  свой поступок тем, что та, «ущербная от природы», в 14 лет была «сексуальна, как обезьянка».  Правда,  Джудит Карвер, дочь  насильника-неудачника этот   фрагмент биографии с описанием «неумелого» изнасилования не слишком шокировал,   она говорила, что отец принадлежал к сексуально закомплексованному поколению и мог здесь преувеличивать собственную жестокость.  Впрочем, её  муж   утверждал, что всю свою   жизнь писатель «упражнялся в унижении окружающих» добавляя — «разумеется, в тех случаях, когда снисходил до того, чтобы существование их заметить вообще»

       В общем, что конкретно повлияло на чувства и эмоции Вильяма  Голдинга, сказать теперь сложно, возможно, не будучи клиническим алкоголиком,   он    был  всё ж таки    много пьющим человеком, и   часто  впадал в запои, и  тогда и совершал свои самые дикие выходки, наложившие отпечаток на его мировоззрении, что и позволило ему позже выдать столь гениально - мудрое умозаключение по поводу женщин, в котором даже не проскальзывает,  какое-либо уважение к женскому  полу, а совсем наоборот.   На его взгляд,    выходит,  что   при всех перечисленных им, вроде, женских  добродетелях, и то это спорный вопрос, не намекает ли писатель   на глупость женскую, тем не менее, при том,   когда женщина на добро десятикратным добром отвечает, она оказывается, не способна на банальное великодушное всепрощение, то есть она попросту мстительная сука, когда на ложку сделанного ей   дерьма , она тележкой того же  ответит.   Не просто зло, причиненное ей,    накажет, а отомстит так, что мало не покажется.  А как же добро, как же любовь в её исполнении?

А, если к тому же учитывать, что Голдинг проводит сравнительную параллель между мужчинами и женщинами  в  своём высказывании,  то получается, что мужчины,    по его мнению,   просто  рядом  не стояли  с женщинами, это некие   агнцы божьи,  неспособные на такие чувства, как месть, злоба, затаенная обида  и прочие, что именно они-то и являются всепрощающими индивидуумами среди рода человеческого.
Хотя, возможно, всё возможно, но  жизнь, и не Голдинга, давно   свидетельствовала  совсем о   другом, и о том, что вовсе  не надо сравнивать мужчин с  женщинами,  ведь, когда дело  касается порочных качеств  людских, то чаши весов выравниваются.

               
                ***

          И в этом не раз   убеждалась   Саша Кирзина,  молодая женщина,   в жизни которой немало было такого рода проходимцев, желающих   мести на ровном   месте, просто так, чтобы кому-то и ей,  в частности,  было плохо.
И, если факты, изложенные в биографии Голдинга, говорят о том, что он распознал в себе монстра, и  даже страдал от этого понимания, то  многие люди  вовсе таковыми себя не ощущают, а даже наоборот, чувствуют себя героями,  достойными уважения со стороны остальных.



         Сашка, тоже  была когда-то совсем   молода и не опытна, но при этом  честна и порядочна,  это  потом  уже она  набралась опыта,  а тогда,   всё оставаясь такой же добропорядочной,   свято верила   в то, что все люди такие же честные и порядочные,   как и  она.

Как и любой   порядочный   человек, привыкший   судить всех   по себе, она чаще других  ошибалась в людях, думая, что они все   такие  же,  не желающие никому   зла,  а  являются  только носителями добра, подобными ей.

Но эти   розовые очки в виде   веры   в порядочность людей, вовсе   не помогали ей избегать в  этой жизни встреч с негодяями, с теми, кто просто на ровном месте желал,  чтобы ей было плохо, так и говоря, без обиняков:  «Пусть ей будет  плохо…»

  Почему, зачем, никогда  не объясняли, просто каждый раз желали ей причинить зло.

То, что на этом свете немало  было таких экземпляров из рода человеческого,  Сашка просто не могла знать, ввиду своей всё же неопытности,  да и та вера  в  то, что всё плохое, когда-то заканчивается  и начинается всё хорошее, не давала ей возможности окончательно утвердиться  в существующей статистике  наличия огромного количества негодяев  и подлецов в этом мире.

          Впрочем, как уже говорилось ранее,  это было достаточно закономерное явление, когда порядочный человек, привыкший судить всех по себе, в очередной раз ошибается в ком-то, всё надеясь, что тот  такой же, как и он сам, честный, не желающий причинить кому-то зла, а даже наоборот, всегда протягивающий  другому руку помощи.

Но Сашке эту руку не протягивали, а как правило,   этой рукой пытались сначала ударить как можно сильнее, а потом добить, со словами «Пусть ей будет плохо…» , да так плохо,  чтобы  упав, она уже больше  не  смогла подняться.

И всё же самым  парадоксальным  было  во всех этих ситуациях, чего она больше всего не понимала, это то, что она этим людям не просто ничего плохого не сделала, зачастую она была с ними мало знакома, то есть поводов   отомстить ей, сказав своё коронное  «Пусть ей   будет  плохо»,  у них попросту не было.
Просто она долгое время не знала и не верила в то, что есть такие люди, которые вот именно, что  на ровном месте,  делают другим гадости.  Как правило, это очень маленькие люди, ничего толком не добившиеся в жизни, а главное, так и не успев стать настоящими людьми, они, так и оставаясь подонками, испытывали  радость и счастье в этой жизни только в такие моменты, когда совершали подлости, и им совершенно не важно было, кому конкретно они наносили вред, и что потом   будет с этим человеком,  им нужно было испытать   оргазм от собственного садизма,  даже не интересуясь, при этом,  а является ли он,  этот  человек, которому они пожелали напакостить, мазохистом.

И  статистика таких нравственно-моральных преступлений была просто угрожающей, в чём всё же имела возможность убедиться Сашка, когда  уже в   какой   раз  услышала  ту фразу, сказанную в её адрес: « Пусть ей будет плохо…»

            Опуская разные эпизоды  и  подробности из  её детства, когда ей уже пришлось столкнуться  с подобного рода несправедливостями, основывающимися на порочных человеческих качествах, хотя на примере Вильяма Голдинга, да и не только на  его,  давно известно, что такого рода проблемы у людей почти всегда бывают   родом из  детства и что во взрослом периоде они только прогрессируют и закрепляются, как и добродетели, если только    не отобьют охоту делать добро такие желающие «Пусть  ей   будет плохо», короче,   всё у Саши началось довольно рано, её встречи с  теми, кто получал оргазм  только  во время своих садистских штучек, совершаемых  в отношении других людей.

               
                ***

        Сашка родилась в 80-х,  в семье большого начальника, то есть застала ещё времена советской государственной эпохи, и когда упал  «железный занавес»  вместе с высоким зелёным забором, за которым проходило её счастливое  беззаботное  детство, а её родитель так и остался верен заветам  коммунистической партии, то ей пришлось добиваться  в  жизни всего самостоятельно. То есть рука её деда не стала для неё той волосатой лапой, служащей для многих молодых людей,  да и не только молодых,  проходным билетом в разные кулуары беззаботной жизни.

Закончив   среднюю  школу уже при новом строе, она пошла учиться в вуз  и одновременно поступила на работу в Макдональдс, где продержалась  всего три месяца, так и   не научившись пробивать необходимые циферки на кассовом аппарате,   означающие какие-то блюда, заворачивать клиентам  пирожки и булочки в бумажные кулёчки,  и выбрасывать хорошие продукты в мусорный бак, как там было принято, в соответствии с сервисной политикой этого американского общепита.   Каждый раз, когда родители вечером приезжали за ней на машине, они заставали свою дочь в жутко унылом состоянии, с несчастным видом подпирающей  стеклянные двери этого заведения быстрого питания,  мытьё полов и стен просто  так, что б не стоять без дела, когда эти дела, входящие в её обязанности,  заканчивались,  всё это  было совсем  не   к ней, и потому однажды Сашка, сняв форменный передник и надев деловой костюм, вышла на работу  в консалтинговую фирму в должности  секретаря, продолжая параллельно грызть гранит  наук в стенах университета.

Так как диплома о высшем образовании ею   ещё не было получено, учиться,  надо было пять лет, то и скиталась Сашка с места на место, как не профессиональный работник, но набираясь при этом  хоть какого-то трудового опыта, и ещё   того,  упомянутого   негативного, когда с чьей-то стороны проявлялся садизм, а затем следовал оргазм, от полученного удовлетворения, когда просто так увольняли молодую служащую,   лишь потому,  что она  не ответила взаимностью  начальнику, положившему на неё свой совсем немолодой  похотливый  глаз.

            И снова поиски работы, и продолжающаяся учёба на факультете  английской филологии. Потом, наконец,   диплом и даже смена места жительства, переезд из одной страны, ставшей полностью  для неё  чужеродной, где  даже язык межличностного общения   не был больше её родным русским, в другую, назвавшуюся,   вроде, продолжателем её реальной  родины,  Советского   Союза, и где могли пригодиться и  полученные ею знания в вузе,  и даже  опыт, приобретенный во время скитаний с работы на работу, ведь  она успела поработать даже преподавателем английского языка  в школе.

     Ни  истлевший до конца  высокий зелёный забор, за которым она теперь больше не жила, ни  воспоминания о своём беззаботном детстве, проведенном в этих местах, ничего не могло удержать её на земле, которую она по праву считала своей родной. Она ведь тут,   ещё   живя за высоким забором,  среди мрачных могучих   сосен,  начала писать рассказы, мистику с фантастикой, у неё это совсем неплохо  получалось, а потом, чуть позже, это её умение,  данный ей природой талант,   называя вещи своими именами, сыграл с ней  злую шутку, когда она однажды, повзрослев, перешла от написания мистики к реальным вещам, удававшимся ей лучше всего,  к    сатирическим памфлетам с политическим уклоном,  в которых она, наделённая врождённым  психологическим чутьём, не имея в этой области какого-то специального образования, просто великолепно   выписывала портреты людей, их характеры  и манеру поведения в различных ситуациях.

Разумеется, её мастерство со временем всё больше совершенствовалось,   описываемые характеры   её рассказов  становились ярче и полновеснее,  а    на её личную  жизнь, почему-то отпечаток не накладывали,   то есть она продолжала носить розовые очки добродетели, не смотря на столь  реалистично   создаваемые ею книжные  образы.

               
                ***
         Первый звоночек раздался, как ни странно, можно сказать, со страниц одного  из   её рассказа, который она написала, ещё находясь на территории,  уже  ставшей для неё   бывшей   родины, но в тот момент, когда работала уже  в московском офисе.

       Рано утром, в субботу в квартире сенатора,  её главного начальника,  раздался телефонный звонок. А начальник,   надо сказать, был правильной еврейской национальности, и для него уже с вечера  начался  иудейский   шабат, что означало, что он вообще ничего не собирался делать до утра следующего дня. Тем не менее, в этот неугодный день и час  звонил  герой, прототип из   того рассказа  Сашки, написанного уже года три назад, и выставленного ею   на каком -то литературном  сайте.   Он даже не знал о том, что тот,   кто хотел,  уже давно  ознакомился  с содержанием этого небольшого сатирического   памфлета, в котором, конечно же,  автор не выдал с головой никого, и в частности,  главного героя тоже,  назвав его каким-то другим именем, и  придумав кучу несуществующих подробностей,  не из его жизни, хотя фабула данного  рассказа полностью соответствовала  натуре прототипа  и  истории  его личной жизни,  в которой он вовсе не был героем, а таким мелким пакостником и крупным  негодяем.

 Короче, рассказ  вышел просто замечательный, остро-сатирический и пользовался бешеной популярность на том  литературном сайте, где  стоял уже бог знает сколько  времени. Но не читал его не только сам герой, не знали   о нём  и его друзья и его  же  знакомые.  И вот,  это-то и был,  тот звоночек, ещё   до раздавшегося звонка   в квартире сенатора правильной еврейской национальности, когда Сашка по глупости, а больше по незнанию, дала  ссылку для прочтения одному знакомому, коллеге прототипа, чего она знать не знала в тот момент, что они  почти что друзья.    А  тот,  радостно потерев руки после прочтения, тут же  послал  уже злосчастную  ссылку жене книжного  героя, ну, а дальше уже,  как известно, зазвонил телефон и ответил вовсе не слон, из детского стишка,  а сенатор и спросил, не что вам надо, шоколада, а спросил, зачем ему звонит какой-то разобиженный тип в шабат.

Но,   у этого главного начальника, был свой   подчинённый,  непосредственный начальник Сашки, у которого-то она и работала, и вот он-то, не смотря на  свои тоже  еврейские корни, не погнушался тем, что шабат, и   стал терроризировать Сашку просьбами снять рассказ с сайта, который он к тому же,   даже не читал, а  иначе, он грозился её уволить, оставив без  работы и без средств к существованию.

         То, что он таки  её    уволил, говорить даже не приходится, потому что молодая женщина наотрез отказалась удалять произведение с портала, где он присутствовал   уже  года три, а то и больше,   и о котором слышать не слыхивал этот её начальник,  да и  не  о   нём там шла речь, а о каком- то мужике, оказавшемся   сильно непорядочным, но который тоже не имел понятия, что о нём,  где-то и   что-то написано.  Но получить оргазм в жизни всё же надо было, и он, уже не мужик, а подонок  начал бегать по столице с длинной палкой и вставлять её во все колёса Сашке, где бы она не устраивалась поработать, создавая,  таким образом,  себе ещё худшую репутацию, чем та, что   была у него по сюжету в  означенном   памфлете, и оставляя за собой шлейф  законченного    негодяя,  когда в очередной раз, в каком-нибудь офисе раздавался телефонный звонок, по примеру первого,   и визгливый истеричный голос выливал ушат грязи на нового работника в лице Сашки, которая лично ему вообще, ничего не сделала, а только воспользовалась им,  как своим прототипом для написания столь  замечательного рассказа.
 
            На сей раз  это желание отомстить не известно, вообще-то,   за что, вылилось у героя-прототипа   в длительное желание получить пролонгированный оргазм.  Он был в столице своим человеком, в отличие от  автора незамысловатого сюжета,  и потому долгое время молодая женщина не могла устроиться на работу, залезая попутно в долги, потому что этот негодяй постоянно лишал её честно  заработанного ею куска хлеба,  при этом  давно     успешно позабыв   всю историю знакомства и отношений  с ней, когда она, находясь в безвыходной ситуации, ещё на своей старой родине, работала на его газетёнку, а он не платил ей вовремя гонорары, держа постоянно в режиме стейн-бай, и надеясь таким образом, что она и дальше будет на него пахать, находясь в чужеродной среде, где мало уже,   кто говорил на её родном русском языке. И потому, когда она плюнула на всё, на тот родной зелёный забор, за которым был похоронен её дед, бывший коммунист, не захотевший стать  предателем  тех идей социализма,  с которыми жил все 70 лет существования советского  строя, и   вспомнив, что у неё ещё есть родственники по материнской линии,  собрала чемоданы, села в поезд и приехала к себе,   хоть и в обновлённый, но  в свой  настоящий дом.

        Родственники, правда, не то, что не сильно, а вообще, не обрадовались её приезду, но она привыкла со всем справляться сама, не имея при себе волосатой лапы,  и потому не очень расстроилась, когда поняла, что даже временной регистрации они ей не сделают, и пошла  проторенным путём, добиваясь всего самостоятельно.
               
                ***

        Но на этом пути,  почему-то больше всего встречались такие прототипы из   её  старого рассказа, причём любой половой принадлежности, вовсе это не был только мужской пол, на примере первого  звоночка, хотя второй герой и  не её романа   всё же оказался тоже мужчиной. 

               
                ***


          Этот полного вида,   солидный, ещё не возрастной человек, её тезка, занимался тем, что защищал какие-то там права граждан своей страны. И, случайно узнав обо  всех жизненных перипетиях молодой женщины, решил, что она подходит ему,  как нельзя лучше, для его правозащитной деятельности, ещё и,   сумев разглядеть  в    ней тот, ещё  горящий  огонёк борца за справедливость,  и пригласил её к себе поработать.  А так как герой-прототип из её собственного  рассказа  снова только что вставил ей очередную палку  в  колесо её  фортуны, то она страшно обрадовалась этому неожиданно поступившему ей   предложению, ибо вот-вот ей не на что было бы есть и пить.

        Ну,  а  молодой правозащитник, любил не только хорошо и вкусно покушать, потому и обладал  столь внушительными размерами в своём возрасте,    этот Саша, её тёзка был  великим романтиком,   и очень, ну просто очень сильно  любил,   и даже обожал    женщин. Потому сходу вспомнив, кто он есть, не только человек, защищающий   права граждан своей страны,  а и любитель женской половины  и  не только этого государства, а и всего мира,   начал ухаживать за девушкой, своей новой сотрудницей, которая находилась в его полном подчинении.

Ухаживал  он страстно и самозабвенно, не только одаривая свою пассию огромными   букетами цветов    и водя её в свои любимые рестораны, где полностью  окунался    в процесс поглощения  пищи, заказывая почти всё, что имелось на тот  момент в меню этого заведения, тщательно подходя к выбору желаемых блюд, и мучая до посинения при этом официантов.

 Он, Саша, будучи романтиком, с таким же романтизмом  использовал    приёмы менестреля, когда пел под  окнами у  дома девушки серенады собственного сочинения, только не под гитару, а лишь голосом, чтобы ещё и не привлекать к себе  лишнего внимания, он же был уважаемый человек, и лишний шум, такой, как  выжимаемые  из семиструнной аккорды, был лишним.

 И это было ещё не всё,  его  соло, исполняемое только  голосовыми связками. Он    писал ей на мобильный телефон  любовные стишки-послания, в которых искренне признавался в своих чувствах, забыв, правда,   сказать, что сам он  давно человек семейный и даже отец двоих детей. Это была такая не существенная деталь во всей этой   истории,    ведь он был,  в первую очередь, романтик, а потом уже муж и отец, и потому, то, что случилось следом, оказалось обычной закономерностью.

      Сашка, ничего не подозревая, а,   только чувствуя, как   тоже постепенно   влюбляется в этого хорошего и такого порядочного человека,   великого   правозащитника  других людей, перешла со служебных отношений со своим работодателем   на  уровень  лично- интимных. И тогда же стихи  страстно влюблённого в неё   менестреля приобрели иной окрас, он писал ей снова на мобильный телефон, не экономя на смс-сообщениях,   стихи, конечно  же,   собственного сочинения,  о своих чувствах к ней, как к самой лучшей в мире уже не просто женщине, а   любовнице, не забывая вставлять куплеты о своих ярких сочных оргазмах.  И  это были  его   реальные     физиологические оргазмы, а не морального характера, которые испытывали те, кто делал другим гадости просто так.
Но потом, что-то пошло не так, у этого правозащитника,   не так пошли служебные дела, и он сходу из  романтика превратился в тирана работодателя, пожелавшего кинуть Сашку на деньги, которые она,  тоже честным трудом,     заработала,  трудясь у него в офисе. Во всяком случае,  её вещи он успел выкинуть из   здания, в котором снимал  помещение  для  своей правозащитной деятельности, предупредив охрану, чтобы они ни в коем случае не пускали  уволенную уже им  сотрудницу   наверх.

       Чтобы снова не остаться голодной,   чем грозило ей такое свинское увольнение, Сашке  пришлось опуститься до  шантажа, и она  предупредила   своего только что страстного  любовника о том, что если он ей не заплатит,   то все его стишки про оргазмы   увидит его жена, о которой она к тому времени успела уже   узнать.

Но это же была такая для него    сущая ерунда, находящиеся рядом  жена и дети,   для  него,  правозащитника  Саши, когда он, находясь за границей  на лечении от ожирения   на водах,   писал длинные угрожающие письма своей Джульетте, разрываясь на мелкие    части от жуткой ревности.   Ведь,  и он, как  и Сашка, судил всех людей по себе, и не исключал такой вариант, что она   бросит его или просто изменит с другим, более порядочным и достойным, чем он сам,  мужчиной, зная отлично все свои грешки.  Его собственные измены жене не брались им в расчёт.  Это же была сущая безделица, очередной его тайный поход налево.  Он всё   это    оправдывал своей натурой жуткого  романтика.
 
И  потому, испугавшись, что на сей раз мать его детей узнает всё же, какой он ещё и замечательный стихоплёт, ей же он  таких стихов не дарил, во всяком случае,  теперь, когда его  романтизм по отношению к собственной   жене иссяк, а она узнает, всё,   не только то, что он  муж и отец,   взял и  сам накатал на Сашку "заяву" в органы.  Он же был правозащитник  и  отлично знал  все  свои  права.
А сотрудники, которые вызвали потом,  опять оставшуюся без  средств к существованию,  молодую  женщину к себе для разговора, только тихо посмеялись, когда узнали, что правозащитник страшно   желал только  одного, чтобы ему спилили,  наконец, его   не существующие    рога, наставленные ему очередной пассией, за   которой он только  что,  так романтично ухаживал.

           Разумеется, Сашка снова и как всегда, как-то   справилась тогда и  с этой ситуацией, даже не  показав сотрудникам органов тех смс-сообщений, чего она изначально делать и  не собиралась, но уже больше не оправдывая в своих собственных глазах очередного негодяя, пожелавшего ей сделать плохо просто на ровном месте, тем более, что  спустя  какое-то  время она узнала из  газет, что этот правозащитник и бывший её пламенный   Ромео приковал себя цепями к дверям какого-то гос.  учреждения и объявил голодовку. Видно, дела и впрямь пошли не в лучшую сторону  у защитника всех и вся,   и ему впору было защищать самого себя. А он ведь,  так любил покушать,  а  тут же  этот большой человек, периодически лечившийся от ожирения на водах,  мог запросто умереть, не съев всё привычное ресторанное меню, и Сашка даже  простила ему  его сволочизм, правда,  забыть, не забыла, а  взяла всё же,  наконец,  на заметку, какие бывают люди, не всегда похожие на неё.   И продолжила новые поиски  новой работы.

               
                ***
         Нельзя сказать, что  молодая женщина  получала очередной урок такого отношения к себе только в моменты столкновений с работодателями,  в первую очередь,  и всегда,  они были людьми, а потом уже какими-то профессионалами или  просто специалистами в разных областях, и в своих поступках руководствовались только   своими человеческими качествами,   а  не  потому,   что как принято считать,  их профессия на них самих отпечаток наложила, и они стали такими, какие  есть. Просто Сашка получала  такого рода  уроки именно от тех, к кому устраивалась так удачно поработать, и  это,  можно сказать, было её личным  везением, нарываться на подонков, которые не только  ей, конечно же,  а и другим людям тоже, желали сделать плохо. Просто  натура у них всегда была и есть   такая, сволочная, и,  исходя из неё,  они и совершают разного рода пакости и подлости,  получая от такого не мерянное  удовольствие, тот самый моральный оргазм, да и,  физический, наверное,  тоже.

   То, что таких людей не просто достаточно  много,   а большинство в этой жизни,  говорить  уже не приходится, а иначе, откуда бы бралось столько несправедливостей в мире,  который населяют не только  люди, но и животные низшего звена развития,    и которым тоже достаётся от таких же  уродов  в человеческом обличье,    и когда  зло оказывается     зачастую безнаказанным,  а невинные  люди отдуваются  за негодяев,  и    зная,  к тому же,  что подлость не имеет ни национальной,   ни половой принадлежности,   достаточно только иметь отношение   к представителям рода человеческого, и    тут же становится всё на свои   места.   Это означает лишь    то,  что и женщины преуспевают в тех же   людских   пороках.     А    тут уже    вспомнив высказывание Голдинга,  можно смело   добавить,   насколько же он оказался не прав   в своих измышлениях в отношении гендерных теорий, которые  каждый раз рушатся на глазах, уступая место практической реальности,  как только   у одного из полов появляются, какие-то желания.

Да и вполне достаточно уже    тех   слов прозаика-нобелевского   лауреата, который больше смахивает на сексиста, которыми он  полностью выразил   своё отношение в женской половине населения,   сказав, что женщины мстительные, а значит, и мелочные, и  не способные  на   всепрощающую  любовь,  и  просто на банальное  прощение, в противовес мужчинам,  и,   высказавшись  таим образом,    тут же  закрепил    за собой и своими   половыми соратниками   статус привилегированного класса в социуме, которому позволено всё, а значит, и всё остальное, особенно, когда дело касается женщин.

       Короче, это был ещё один вековой стереотип, основанный  на личном  опыте одного человека, в данном случае  Голдинга,  разбивающийся о практическую реальность, не только в жизни Сашки, когда она в очередной раз натыкалась на ещё одного мстительного мелочного подонка, об этом просто   свидетельствовала сама жизнь, как и то, что противоположный, женский  пол, не отличался   какой-то порядочностью,  или их непорядочность была какой-то иной.  И в этом молодая женщина тоже имела возможность не раз убедиться,   пусть и в ставшей для неё обычной ситуации, при устройстве на работу, но что это меняло?

               
                ***
              Разве сорокалетняя начальница отдела по экономической части  в одном  учреждении,  куда как-то устроилась Сашка,  Маргарита Ивановна, в вечном розовом наряде, то в пальтишке, то в костюмчике цвета неопытного оптимиста, то в короткой юбчонке и блузочке одинаковых  цветов розовой сирени,   чем-то отличалась от предыдущих работодателей, с которыми столкнулась Саша?

  Отсутствующим садизмом или отсутствием   того знакомого уже оргазма? Нет, если только тем, что была традиционной ориентации и спала со своим шефом, от которого полностью зависела, и не лезла в постель к своим подчинённым женского пола.  Но садизма ей было не занимать у всех извращенцев этого мира вместе взятых.

  Эта смело могла возглавить какой-нибудь элитный  клуб садистов, а не  командовать в  отделе  по экономическим связям.  Такие тётки, как эта Маргарита Ивановна в розовом пальтишке,  в своё время работали надсмотрщицами в концлагерях, и так  же, как эта дама в мирное время,  орали на заключённых. Была б её воля, этой офисной шефини,  она бы всех сотрудников сгоняла бы в офис  часов в пять утра и   не выпускала бы их оттуда  до  утра следующего дня или позднего вечера,  когда сама,  по обычаю,   являлась   на работу и начинала муштровать сотрудников, вызывая их по очереди, по одному  или по двое уже    для острастки,  к себе в кабинет и там    получая тот знакомый оргазм.

         Сашкино не желание подчиниться таким условиям труда, и не желание того,  чтобы эта надзирательница цвета розовой пантеры  из совсем  не детского   мультфильма, размахивала при ней плёткой,   обернулось для неё,  конечно же,  очередным    увольнением,  и словами, прозвучавшими ей   вслед:   «Пусть тебе будет хуже,   раз так..!»

 И  на этой знакомой фразе дверь, громко  визгнув, будто это сама  Маргарита  Ивановна в истерике что-то воскликнула,   захлопнулась за бывшей уже работницей.

          Чаще всего такие «маргариты ивановны»  тоже были ничем  в этой жизни, и звали их тоже никак,  добивавшиеся,   какого-то    мнимого успеха или статуса  за счёт мужчин, которых очаровывала внешность женщины, и которым не важно было, что за этой внешностью с красивым и часто даже не смазливым, а просто  украшенным молодостью и свежестью,   личиком   скрывалось.

Но молодость, а следом за ней и  внешнее очарование однажды заканчивается, и это прекрасно сознавала и шефиня отдела по экономическим связям, носившая всё розовое, думая, что этот цвет невинности скроет то, что было на самом деле.   В  свои сорок с небольшим она вовсе не смотрелась нимфеткой, а ей хотелось.

  Высоченные каблуки, подпирающие постоянно её стройные ноги,   не добавляли ей плюсов, потому выглядела она,  в итоге,  больше нелепо, как молодящаяся дамочка средних лет, но сам факт, что всё уже состоялось,  и вот-вот произойдёт личная трагедия в её жизни, которая потянет за собой  и  профессиональную,  понимание предстоящего фиаско,  и заставляло её и её соратниц по уму отрываться на своих, существующих ещё пока,   подчинённых,  ведя   себя, как  злобная  мегера, коей она  и была в таких ситуациях, будто её уже безжизненное тело  билось в предсмертных конвульсиях,  желая ухватить при этом  от жизни последнее   « всё»  – и власть, которой она всё же наслаждалась, над людьми, которые, будучи порядочнее и умнее её, вынуждены были терпеть все выходки этой зарвавшейся    дамочки, теряющей свои очки, а набрать их уже  было,   не за счёт   чего,     и удержать своего любовника, благодаря которому,  она всё это имела, и возможность получать моральный оргазм тоже.  И  потому, пока могла, не обладая трезвостью мышления, она желала, чтобы всем было плохо, причём, хуже, гораздо хуже, чем будет ей, когда она станет тем, кем всегда была на самом деле, прикрывшись в свои сорок розовым пальтишком и высоченными каблуками, от чего как человек выше не стала. 

               
                ***
         И такие дамы-садистки  украшали кабинеты своих хозяев-мужчин, которые они   выдавали им  во временное  пользование,  думая, что это их личная  заслуга, а не та упомянутая молодость, которую,   как Вера Федоскина, женщина своего мужчины, из знакомой когорты людей, делающих пакости на ровном месте, пропивала и прокуривала, сидя с важным видом в кресле начальника, исполняя на самом деле,   роль свадебного генерала,  когда казалось, будто бы за шикарным письменным столом сидел он сам, истинный хозяин этих служебных апартаментов, а её милая непритязательная  мордашка в рамочке украшала его стол, которой позволялось иногда поиграть в большого  начальника.   Но любая игра тоже однажды заканчивается, чьим-то проигрышем и чьим-то выигрышем, так и свадебный генерал Вера Федоскина,   скатываясь всё  ниже и ниже, однажды оказалась у подножия той горы, на которую так тщательно, но всё же тщетно взбиралась,   потому что   до вершины так и не добралась, завяла по дороге, как цветок, что утром раскрыл свои лепестки, а к вечеру уже поник головкой, в тот момент,  когда  солнечный свет перестал обогревать его, сжимая в своих мужских объятиях то, что было поутру.
Короче, и эта, как и другие,   птаха, кормящиеся за  счёт чужих рук и чужого ума, тоже помахала крыльями своей  несуществующий   значимости и сдулась, как мыльный пузырь, оставив позади себя шлейф совершённых гадостей незнакомым людям.


               
                ***
           Как ни странно, но  все эти садисты, без деления на полы,  мужчины и женщины,  что всегда были и есть   среди людей, находясь в людском социуме,   руководствуются  в своей жизни одним принципом   -   пусть кому-то будет плохо, я хочу,  чтобы ей/ему, не важно,  кому, но будет плохо, от этого   им, садистам, сразу будет хорошо.   Ведь  каждый человек,   получает удовольствие в жизни от чего-то своего, и вот эта когорта от таких своих манипуляций. И всё бы ничего, как говорится, пусть наслаждаются,  как умеют, если бы не одно «но»  -   не надо свои удовольствия получать за счет других людей. Правда,  так должно было бы быть, по чести и справедливости, и зло было бы наказуемо, и никто не катался бы на спинах других, желая на чужом несчастье построить своё счастье, причём, отлично зная, вот это точно правда жизни, что бумеранг только  в очень редких случаях настигает кого-то, а всё остальное, это книжные истории, это  написанное   «золотое правило»  Канта, которого следовало бы придерживаться в основах нравственности и морали людям,  но чего не происходит на самом деле и в действительности.    Много ли тех, кто готов поступать с другими   так, как хотел бы, чтобы относились к нему самому? И даже, если  такие и есть, редкие единичные случаи, то   существующая  жёсткая, а не сказочная реальность,   сама сломает их же  принципы   появлением в их жизни таких человеко-  садистов, каких  немало повидала на своём пути Сашка.  Если не дурак, то получив пару раз достаточно ощутимый удар в пах, в спину  или куда ещё, третий раз уже не захочешь подвергаться физическому остракизму и моральному избиению, и как Сашка,  встанешь и уйдёшь, и пойдёшь дальше, ещё и,  зная, как зло всегда справедливо  наказуемо   бывает,  а молодая женщина, это знала наверняка,  когда испила всю чашу справедливости этого мира  до дна,   будучи вынуждена,   как-то обратиться даже в суд за тем, чтобы фемида вынесла верное решение, взвесив на одной   чаше   весов  то самое совершенное зло, когда на другой лежала даже  ни одна  буква нарушенного   законопорядка.
   И  что?
               
                ***
                Образ Фемиды- богини правосудия древние греки в противовес римлянам изобразили с повязкой на глазах, подразумевая всю её беспристрастность, но дополнительно  внесли  и двусмысленность в идею веры в справедливость.   Вместо беспристрастия, всевидящая  Фемида стала слепа и не стала способна принимать справедливые решения в разрешении споров при взвешивании  на чашах   весов   добра и зла. И собственно,  именно эта интерпретация  присутствующей повязки  на глазах богини справедливости  больше всего и отвечает существующей  теперешней   реальности.

          Такая же полностью слепая  фемида   Зульфия Ибрагимовна  Тарасова и выносила свой   вердикт по поводу ситуации, с которой обратилась в суд за помощью  Сашка, пытаясь восстановить  совершённую несправедливость.

В то время, ей  крупно повезло,  и  она в соответствии со своими профессиональными навыками  специалиста по связям  с общественностью устроилась  работать к  некому гражданину по фамилии Волчек. Повезло с зарплатой, ибо в теперешние времена хороший  оклад,  был  редкостью, повезло в том, что устроилась по своей специальности, а не пошла работать  дворником  от безысходности ситуации, в которой тогда находилась,  но не повезло со всем остальным  и по-крупному, и в первую  очередь,  с начальником  сего заведения господином Волчеком.

      Этот господин, как выяснилось чуть позже, был выходцем из 90-х ,  мелким криминальным элементом, который и спустя двадцать лет так и жил по тем законам полного беззакония, не нарушая кодекс бесчестия ни на минуту, то есть устраивал рейдерские захваты близлежащих территорий от того места, где сам расположился со своим офисом, потом подкупал судей и выигрывал суды, занимался мошенничеством  и снова подкупами, мня себя при этом,   фигурой великой значимости, будучи в то же время и сам наёмным работником, удачно севшим в своё время  за счёт волосатой лапы своего покойного  папеньки   в кресло начальники,   и с того времени платя за свою стабильность   немалыми деньгами, а чтобы в любой момент можно было торжественно  вздёрнуть к верху флаг, заявив лишний раз о том, кто он есть, то окружил себя Волчек людьми слабыми,  будучи и сам из той же категории  слабаков, но умело прикрывающихся наворованными деньгами. Он даже внешне не походил на большого начальника, сам,  будучи совсем  не маленького роста, худощавый, бритоголовый, он вечно рядился в маечки-тенниски жёлто - рыжего цвета, это был его любимый цвет, в потёртые джинсы и спортивные кеды.
 
Рядился он в эти  радостно-солнечные  цвета не просто так, был Волчек Вениамин Игоревич поклонником психологических наук, и кроме знаменито Макса Люшера,  советам которого он и следовал,  надевая желто-оранжевые  маечки, он просто  обожал Карнеги, посетив и  даже, не один  раз, курсы психологии от лектора-мотиватора, который   к тому же имел прозвище    продавца  успеха, что сильно смахивало на торговца воздухом, и который,   написав и выпустив   в свет книжечки на тему, как не остаться одному, его это как    видно, очень волновало, потому что, всё таки, что у кого болит, тот о том и говорит, и потому его написанные   советы сводились к тому, как   не быть одиноким, а для  этого нужно же уметь контактировать с людьми, а, чтобы с ними контактировать и они во время этого контакта не   захотели убежать от тебя, для этого,  уверял  Карнеги,    нужны сущие пустяки, нужно   быть внимательным и  проявлять искренний интерес к другим, а раз  внимательным, то желательно   быть и  хорошим слушателем, и,  конечно же, не себя одного слушать, а  рассматривать другие точки зрения.   И  ещё  нужно  не только умение, но  и желание  сотрудничать с другими людьми, не важно какого они разлива, может и негодяи, да, и какая разница, какие они  и кто тебя окружает,  речь ведь о том, как не конфликтовать и контактировать, так что,  весьма логично,    что  при  всём этом  требуется  быть позитивным  и  не критиковать никого,  даже, если он тебе, ну, совсем никак, и к тому же  украл твой кошелёк с полученной тобою    зарплатой, всё равно  не  критикуй, а контактируй, в следующий раз,  возможно,  не украдёт, хотя весьма сомнительно,  если уже вор и  со стажем.

  Собственно, вот и всё, выполняй эти нехитрые правила  и тебе обеспечен успех в этом обществе, где собрались люди, которые при таком раскладе, просто обязаны дать тебе гарантию на будущее   не одиночество,  в общем,   как освоил все эти психологические навыки, и начал их применять на практике,  то знай,   с этого момента,  ты всегда будешь окружен человеческой массой, в которой находится много-много интересных личностей, если не сказать, любопытных, как и сам знаменитый психолог, известный ещё и как сапожник без сапог, учитывая то, как сложилась его собственная  личная семейная  жизнь, но   с написанием и изданием  своей первой книги, сумевшего    удачно попасть в струю,  которая вышла в разгар  великой американской  депрессии, и когда людям хронически не хватало такого рода советов, почти допинга, чтобы  стать успешными, ну и счастливыми, конечно же. А так как счастливым хочется быть во все времена, не только в холод и голод, то и до сих пор многие являются великими поклонниками идей этого автора.
       
     Вот от этого таланта и фанател господин Волчек, отдавая предпочтение в своём гардеробе, когда надевал свои тенниски,  жёлтому цвету, зная, что им пользуются   исключительно   позитивные и талантливые личности,  те, у кого огромное количество идей и талантов. А ему очень хотелось быть в глазах других именно таким  -  целеустремленным  и  позитивным  и способным  подстраиваться под собеседника  человеком, уже по Карнеги.

Но для того,  чтобы все эти качества стали твоими,  недостаточно же только рядиться в положенные цвета, надо и ещё чем-то обладать, быть реально искренним, действовать по велению души и сердца, а не по напутствию психологов.
А как ты можешь исполнять все эти заветы, ежели жёлтый цвет считается символом слабоумия и сумасшествия,  и тут  тоже надевай не надевай,  но если ты сумасшедший,  то так тому и быть, это неизменно.  И можешь сменить, как хамелеон,  свою желаемую  окраску на другую, которая что-то иное за собой несёт,  какой-нибудь другой  психологический расклад,   жёлтому цвету, цвету сумасшествия, как своей собственной натуре,  тебе не изменить уже никак.

Тем не менее, сам предпочитая  оранжево–жёлтые цвета, светлого солнечного дня, и позиционируя   себя именно как такую позитивную личность,  Вениамин  Игоревич желал на своих сотрудниках видеть красные тона, зная, он же уже полностью причислял себя  в касте психологов, обчитавшись Карнеги с Люшером, что этот цвет, не только цвет характерен для  чрезмерной активности,  жесткости  и даже агрессивности, но в первую очередь, что больше всего его волновало,  что  именно красный сопоставляют страсти, любви и самопожертвованию.

А так как господину Волчеку всегда очень хотелось, чтобы его не только страстно любили, являясь в то же время эгоистом до мозга костей, способным   так же страстно любить только своего белого  кролика, сидящего у него дома в клетке,  ему ещё хотелось, что его сотрудники  были готовы и способны принести себя  ему в жертву, а потом расплачивались    за своё недоумие вместе с преданностью. Что собственно в этой организации  и происходило, его подчинённые все дружно легли под Волчека,  беспрекословно исполняя все  его пожелания, это были те самые   слабые люди,  которыми он окружил себя, слабый человек в  маечке жёлто-оранжевого цвета, символизирующего психически больного, которым он,  по всей видимости,  таки и являлся.

         В тот раз Саша  явилась  на работу в платье красного цвета, на ногах у неё  были надеты чёрные капроновые   колготки, чего Волчек сразу не заметил,  его привлёк  в тот момент яркий   верх, сулящий ему страстную любовь  по Люшеру,  и потому Вениамин Игоревич,  увидев женщину в таком наряде,  пришёл в неописуемый  восторг, истошно  закричав   и привычно закачавшись на носках своих  ног, обутых в кеды, будто был подростком и собирался сейчас отправиться на спортивную площадку  для игры в волейбол. Впрочем, он и вправду любил в рабочее время поиграть в  мячик, правда,  не в    волейбол, а покидать его  в  баскетбольное кольцо, как и был ещё   великим конником, не знающим   с какой стороны подойти к лошади.

В этот день он надел маечку не жёлтого, а оранжевого цвета,  этот окрас  по Люшеру, хоть и был близок к жёлтому   и означал  позитивный настрой, страсть, готовность к решению сложных задач, радость и спонтанность,  а спонтанным Волчек всё же был, потому что,  принимая какие-то решения, он,   словно  маятник, всё время  раскачивался на носках своих ног 45-го размера,  и каждый раз не понятно было, что же на этот раз от него ждать, но,  не смотря на то, что считалось, будто бы   любители  оранжевого, обладают всепрощающими, отходчивыми  чертами характера, в то же время   их  главной  особенностью являлось  непостоянство и надменность. Короче, были эти  любители жёлтого и оранжевого  просто до жути  не постоянными и противоречивыми   натурами, что  больше соответствовало  не только  странноватому тесту Люшера, но даже совпадало с характером самого  Волчека. Всё, кроме отзывчивости, доброты и позитивности, чего не было у него и в помине. То есть то  влияние цвета на психику человека,  о котором говорил   швейцарский  психолог, создавший свой знаменитый цветовой тест,  не отразилось в полной мере  на личности Вениамина Игоревича. В общем маечки и тенниски ему не помогли стать хорошим, позитивным  человеком, и потому, что б хоть как-то соответствовать изысканиям  своих  кумиров, оставалось  ему   быть только сумасшедшим.

И вот тут –то он превосходил  все  ожидания всех психологов, и когда, наконец,  заметил чулки на ногах Сашки чёрного цвета,   а  он  знал, что черный означает,  ни что-нибудь, а  абсолютную  границу, где кончается жизнь, но Вениамин  же не собирался ещё умирать, он был молод, ему было почти 50,  и потому  он не желал  взирать на ту, обещанную  границу своей жизни,  поэтому,  тут же  забыв о предстоящей   любви и страсти, он  заорал, замахав руками, пуще обычного закачавшись на ногах, даже страшно было смотреть на то,  как он раскачивается из стороны в сторону, потому что казалось, что  вот-вот знакомые спортивные  кеды останутся  в одном месте, пригвожденные к полу, а  туловище  Волчека, но уж без ног,  отлетит куда-нибудь в другую сторону, и так,  там и застрянет где-нибудь между стульев.

 Он орал, икал и кашлял, пытаясь сказать Сашке, что-то очень  важное для себя, шмыгал носом, сглатывая сопли, у него была такая привычка, когда начинал сильно волноваться,  а сейчас как раз был такой повод сильно понервничать, ведь на его сотруднице был надет непозволительный по Люшеру  цвет, несущий опасность для него, Волчека.

Наконец, стало понятно, сквозь  его хаотичные  сглатывания,  что ходить в чёрных чулках на работу нельзя, потому что она, Сашка не сможет  завоевать доверие людей, как и сидеть надо только прямо, не смотря на усталость и тянущие   боли в спине, это тоже, что-то да, значило, по психологическим меркам.

За то, что одна его подчиненная из тех, что давно и с готовностью легли под своего  шефа, отказалась что-то там выполнить, когда он  по привычке покачался  и,  изобразив маятник, решил что-то сделать, а она попыталась  внести разумную лепту в его сумасшедшие планы, он обеими руками схватил бедную женщину за шею и начал душить, выжимая из неё согласие. В какого цвета маечке был он в тот раз, в жёлтой или оранжевой,  никто  уже не помнил, все только запомнили, как он  пытался задушить работницу  их конторы, как и то, как он избил однажды у всех на глазах рабочего, из мигрантов, который тоже, что-то не так, по его мнению,  сделал.

В общем,  жёлтый цвет ему шёл по всем статьям, он был в нём тем сумасшедшим, которым приписывают символически эти тона, о чём сам даже не догадывался и потому продолжал соответствовать, а может потому, что и впрямь был таким.

В похожей ситуации, за отказ принести себя в жертву, ему, великому и ужасному,  при этом нарушив законодательство, за что отвечать пришлось бы не ему,   он и уволил Сашку,  подушить ещё и её, как ту сотрудницу, всё равно  не вышло бы,  и он это прекрасно понимал, молодая  женщина, не смотря на его угрозы-предупреждения,  продолжала носить чёрные чулки и не носить красное,  так понравившееся ему тогда платье, как и  понимал, что она не ляжет под него, и у него не получится ощутить своё могущество, и потому, уволив, не выдал сразу трудовую книжку, а отдал приказ  бухгалтеру держать её сколько будет возможно, а ещё лучше, вообще не отдавать,  не выплатил зарплату и нарушил ещё кучу  пунктов  трудового законодательства, от чего Саша и вынуждена была  обратиться  в суд. А тут уже полностью слепая фемида, Зульфия Ибрагимовна Тарасова,  зачем-то красящая  волосы в светлый цвет, сначала решила вынести решение в пользу истца, но тут ответчик, пришедший   на судебное заседание со всей своей офисной  свитой, где он, конечно же,  не забыл покачаться на пальцах ног, в надетых привычно кедах, пошмыгать носом, рассказав о том, какой он хороший и какая она плохая, имея ввиду Сашку,  и громко, истерично  прокричать на весь зал  «Я хочу,  что б ей было плохо»  и потому обвинил  уволенную сотрудницу   в  краже фотоаппарата, что б ей было ещё хуже.

То, что кража каких-то вещей вообще не имела отношения к данному   процессу по административному праву,  он не знал и знать  не хотел, ему главным  было сделать человеку очередное дерьмо, а самому   получить положенный в таких ситуациях оргазм, чего он и добивался, и чему поспособствовала заседающая в кресле судьи слепая фемида.

Правда, на этом их совместные происки не закончились, и вряд ли у господина Волчека хватит  денег, чтобы заплатить следующему судье   из следующей высшей судебной инстанции,  куда Сашка подала апелляционную  жалобу на  неправомерно вынесенное судебное  решение. Как и закончились однажды деньги у человека,  всё желавшего Сашке и другим людям, что б у них  в жизни всё было плохо, а в итоге, всё произошло по принципу вырытой ямы другому, потому что и этот любитель оргазмов,  как и остальные,  оказался в собственной,   почти  реальной могиле, когда его дом выставили на продажу на аукционе за долги.  А  как был крут и весел, этот мерзавец,  когда мял ногами тех, кто оказался ненадолго  в не лучшей ситуации, и когда можно было,  обижая слабого, чувствовать себя сильным, испытывая оргазм от собственной   подлости.

Да, удовольствия в жизни каждый  получает  по -разному, но разве это здорово, роя яму  кому-то,  и ощущая себя в этот момент на коне, потом очутиться в собственной могиле и зачастую даже   не метафорической, и  даже без лишних пожеланий «Я хочу,  чтоб тебе было плохо».

 Да, ему уже плохо, от того, что он не способен не  по Люшеру и никак,  на всепрощение, на простую человеческую любовь, а не на извращенное её проявление, даже не осознавая в такие минуты, потому что увлечён получением сомнительного  оргазма, что роет себе самому  могилу.

Не желай  и не делай  другому того, что не хочешь  получить сам, ибо получишь в десятки раз больше    всех своих пожеланий, и радости от этого не испытаешь, а оргазма так и подавно - можно было бы сказать всем этим людям, но на вряд ли они, даже если и услышат, что-то поймут из сказанного, ни те  женщины, что не способны на всепрощение, а  им и сам бог тогда велел не понять ничего, ни те    мужчины, что    божьи агнцы  по отношению ко всему женскому полу.

       Ну, а Сашка давно поняла, что в мире очень много разных людей, и тех, что похожи на неё, и тех, кто сильно отличается, просто не надо каждый раз  встречая человека, думать,  что встретил самого себя, или как минимум, своё собственное зеркальное отражение, лучше всегда заглянуть за противоположную  сторону этого зеркала,  чтобы не быть безнадёжно надеющимся индивидуумом в розовых очках , уповающего   на лучший исход  худшего мероприятия, когда никто не обязан повторять твои поступки, но и ты   тоже  не обязан верить в то, что он  их может и в состоянии повторить.  Не может,  он –не ты, он –другой, если только яму очередную вырыть, это всё, на что он,  собственно способен, и таких, к сожалению, большинство, и  потому всегда надо держать ухо востро.
27.03.2019 г.

Марина Леванте