Память, которая потерялась. Часть 11

Не фига себе? - думал Эдуард чуть не три ночи. Сна как не бывало. Весь внешний вид Сталина был так же приукрашен воздушной плотью, как все его портреты, которые в памяти Эдуарда вдруг всплыли. Что это? Всплеск памяти? Эдуард вдруг почувствовал, что сейчас вот, в эту минуту он может что-то вспомнить?
И он вспомнил, что Иосиф Виссарионович назвал его мать святой женщиной.
В чём святая-то? - мелькнуло в его голове.
А и правда! Ведь, мать! Эдуард стал вспоминать, какой была его мать. Неграмотной была. Бедной была. Расписаться нормально не умела. Что ещё-то было святого в матери?
Сына родила! Вырастила! Образованием обеспечила! Всё, что ли? Боже, как мало надо было сделать родной маме, чтобы сам Сталин назвал её святой женщиной!
Эдуард знал об отце гораздо больше, чем о своей маме. Мысли в сторону родительницы сами собой заглохли в тот момент, когда на его больную ногу присел новый фантом.
-Кто ты? - чуть не плача, воскликнул Эдуард.
-Да, опять я, - прошелестел голос. Рожа была незнакомая.
-Я не узнаю! - обиженным шёпотом сказал Эдуард.
-Ты любил читать мои романы. Ну, в общем, я - Пушкин.
-Да брось! У Пушкина - бакенбарды, а у тебя всё лицо побрито. Из какой страны прибыл? - не поверил Эдуард.
-Я - Александр Дюма. По-русски, то - Дума. Царь меня записал в невыездные, а я всё время мечтал пожить во Франции. Да, ладно, долго рассказывать про это, - сказал Пушкин. - Бакенбарды я сбрил, потому что в Высшем Обществе французы растительность на лице не носят.
Эдуард всё ещё не верил. Пушкин на Пушкина слабо походил или вообще не походил.
- Зачем пришёл-то? - спросил Эдуард гостя не очень учтиво. - Стихи я писать бросил.
-Я знаю. Слышал, что ты роман настрочил. Дай почитать!
-Как я могу дать почитать-то? - удивился Эдуард.
-Ты же напечатал содержание?
-Ну да!
-Начни думать о романе.
Эдуард вдруг в ту же минуту стал вспоминать название романа, но все его потуги были напрасны. Он не мог даже вспомнить само название этого серьёзного своего труда!
-Ты разве не мог мне задать более лёгкий труд? - растерянно спросил Эдуард гостя из далёкой Франции.
-Извини, я забыл, что у тебя нет памяти. Хочешь написать что-нибудь ещё стоящее?
-В стихах, что ли?
-Нет, брат, в стихах я писать бросил. На французском стихи у меня не получаются, а русский язык я основательно забыл.
-Так, говоришь же?
-Ну, говорить по-русски забыть невозможно, а вот писать стихи на русском можно легко разучиться, - зашелестел гость. - Писать будешь прозу, вспомни про меня,
я тотчас буду готов помочь. Без меня-то ты, извини, букашка!

Александр Дюма расплылся в демонической улыбке, и с достоинством уплыл в потолок.
Эдуард долго ворочался на своём неудобном диване, искал позу, в которой нога после гостя устроилась бы лучше и перестала болеть.
Желания писать не было, а было желание думать о госте. Он и сам не заметил, как стал гостю завидовать. Вот, взял этот Пушкин, устроил не настоящую дуэль.
Все обвинили Дантеса в его гибели. А кто, как не Дантес, его и увёз во Францию?
Больше же некому? Увёз, чтобы во Франции вылечить от опасной раны!

Тут Эдуард поймал себя на вполне разумной версии случившегося с этим Пушкиным и Александром Дюма.
-Неужели я сумел сам до этого додуматься? - удивился бывший поэт, а в настоящем времени прозаик. - Может, память-то я смогу как-нибудь развить?
Однако дальше этой светлой мысли дело не пошло. Эдуард и сам не заметил, как уснул, отложив развитие своей памяти то ли на следующий день, то ли на то время, когда это сделать ему каким-то чудом удастся.

Продолжение - http://www.proza.ru/2019/03/27/785