Непридуманные истории одного хирурга. Глава 7

После беседы с профессором Когановичем Димка еще больше воодушевился идеей о предстоящей поездке. Молодой человек решил во что бы то не стало наверстать пробелы в экстренной  хирургии и остаток времени до командировки провести в приемнике областной больницы. 
Что из себя представляла такая поездка в район Димка  уже  имел  представление. В таких командировках  недавно  побывали его коллеги-сверстники. Многим подобные хирургические  приключения пришлись по душе, а кто-то наоборот - приехал в расстроенных чувствах и плевался  от суровых условий сибирских ЦРБ.  К таким субъектам  Дима относился  довольно скептически, так как сам был родом из небольшого сибирского городка и всё, что происходило в районных больницах, было ему известно не  понаслышке. Димка всегда считал, что  настоящего хирурга делает именно практическая хирургия : операции, ассистирование, курация интересных больных.  Этого в районных больницах на периферии области было в избытке.  Разве может молодого человека, желающего оперировать, напугать отсутствие горячей воды или необходимость жить в палате  больничного  отделения?! Димку это точно не пугало. Мысль о предстоящей поездке  твердо засела в голову  молодого врача и все его мысли теперь были об одном: как он будет  лечить  больных в районе, если  поступит как-то сложный случай, с которым он еще не встречался.
Однако жизнь  пока  подкидывала случаи попроще и повеселее.
В свое очередное дежурство Димка заступил через неделю  после разговора с седовласым  профессором  и  энтузиазм  лечить и оперировать  во всем его существе был на самом высочайшем  уровне. Полистав в ординаторской каналы старенького  заляпанного телевизора, Димка  решил вздремнуть, ожидая очередной «веселой» ночи, сулившей  бодрость ума и тела.
В самый приятный момент засыпания, когда по телу разливается сладострастная  дремота и мозг погружается в просмотр непонятных и несвязанных между собой эпизодов, в дверь ординаторской постучали. Обнаружив к своей радости, что оранжевый ослик, ловко игравший  в футбол смятой пивной банкой, был всего лишь героем его странного сна, Димка   поднялся и приоткрыл дверь.
- Дмитрий Владимирович, у нас все хирурги куда – то разбежались, а ответственный - на операции. Посмотрите  больного в приемнике. Скорая только что привезла. Анализы мы взяли, а записи в истории еще нет. – Миловидная, стройная   медсестра улыбнулась Диме своей самой обаятельной улыбкой и, цокая каблучками не совсем уместных в приемном отделении  модных туфелек, не спеша  удалилась по своим сестринским делам.
Дима  умыл лицо и бодро зашагал в сторону мужской смотровой палаты.
Его взору предстал  молодой парень, лет 25-ти, с выраженными славянскими чертами лица: розовощекий, курносый, с рыжеватым отливом  волос.  Весь  облик  парня  соответствовал его фамилии – Лапухов. Дима отметил про себя, что если на него одеть  лапти  и рубаху подпоясать красным  пояском, он вполне бы мог претендовать на главную роль в фильме «Садко». Простота внешнего вида и чистота  взгляда голубых  глаз  поступившего  парня,  неизменно располагали  к себе. Дима  уверенно подошел к парню и приветливо поздоровался.
- Что у вас случилось? – начал он стандартной фразой.
- Вы знаете, доктор… Шо-то сЁдня утром заболело под ложечкой… Думал съел  чаво… Таблетку мать дала, но как-то легче не стало. К обеду шибче заболело, а сейчас из под ложечки вправо и вниз ушло. Вооо-от.
- Так понятно. А температура была?
- 37,2 кажется.
- Гм. Понятно. Раньше таких проблем не было?
- Неее, дохтор, никогда не было. Разве что когда выпьешь лишка или съешь чего – нить. Но обычно таблетку  активированного угля маманька даст и всё проходит.  А тут шибко разболелось.
Я  так и не обратился бы, если б не сильно прихватило.
Голубоглазый парень  с присущей  ему чисто русской манере изложения  все  больше вызывал симпатию у Димы. Осмотрев  больного и пропальпировав  живот, он решил не  тянуть и сказать ему о ситуации с его здоровьем.
- Алексей. Через  10 – 15 минут  будут готовы ваши анализы крови, вас еще  отвезут на УЗИ и ФГС – правила такие...Это всё чуть позже…  А на данном этапе,  я могу с уверенностью сказать, что у вас острый аппендицит. Та картина болей в животе, что вы мне  так подробно описали,  называется  «симптомом Кохера». Это классический симптом острого аппендицита. Одним словом, надо делать операцию.
Парень согласно закивал головой, словно хороший конь, радующийся приходу своего любимого наездника.  Такие покорные больные, которые задавали минимум вопросов и во всем доверялись врачу, особенно врачу Димкиного возраста, были большой редкостью. Как правило,  известие об операции вызывало массу вопросов, дискуссий и препирательств. Димка еще раз порадовался за покладистый характер  русского парня и, делая записи в истории болезни, начал рассказывать больному  о предстоящей операции.
- Операция будет проходить под общей анастезией. После операции, вы проснетесь в палате реанимации, побудете там какое-то время. Затем вас переведут в палату отделения. В плане питания и всего остального, вам все расскажет ваш лечащий врач. Ну и я буду заглядывать после операции.
- Хорошо, дохтор. Я всё понЯл.
Димка собрался идти оформлять предоперационный эпикриз  и напоследок  добавил.
- Да… Вот еще что… Вас перед операцией побреют. У нас так принято. Чтобы волосы не мешали оперировать и инфекция в рану не попала. Медсестру попросить или сами справитесь?
- Дохтор, неужто я  сам побриться не смогу,- засмущался больной. – Конечно сам!
- Ну хорошо, давайте… Только очень качественно. Я скажу санитарочке – она вам станок выдаст.
Димка удалился  оформлять история болезни и сообщить анастезиологам и хиургическим медсестрам в оперблоке  о предстоящей аппендэктомии. Обычно с момента оповещения персонала и до начала самой операции проходило не менее 40 минут, поэтому Димка не торопливо уселся в удобное кресло и начал ваять эпикриз  для операции.
Спустя  полчаса, когда всё уже было готово,  и Димка непринужденно болтал с ординаторами терапии, обсуждая новые события в клинике, в дверь  несмело постучали. На пороге стоял  гражданин Лапухов, и интенсивно шлепал себя по свежевыбритым щекам. Явно довольный проделанной работой, он с чувством  глубокого удовлетворения обратился к Димке.
- Дохтор, я всё сделал. А можно мне крем после бритья, а то шибко щиплет.
В то время, как окружающие Димку коллеги ничего не поняли и, не обращая внимания на появление в дверях чисто выбритого больного, продолжали свои разговоры, Димка просто оторопел. Не зная, что сказать, он просто хлопал глазами. Спустя секунд десять, к нему, наконец, вернулся  дар речи, и он еле сдерживая смех спросил у незадачливого  больного:
- Алексей!!! Вы что побрили-то?
- Как что, дохтор. Побрился, как вы и сказали.
- Ну на кой нам нужны ваши блестящие свежие щеки во время операции? Ну, то есть, это конечно здорово, что у нас такой ухоженный больной на столе будет находиться, но я – то имел в виду живот! Перед операцией бреют живот и пах, а не лицо!
Димка на секунду задумался и, вспомнив свой диалог с больным Алексеем, понял, что сам  дал маху, не уточнив  простому пареньку, что и  где нужно побрить.
- Вы меня простите,- продолжал смеяться Дима,- я сам виноват, не рассказал вам толком, что от вас требуется. Ну, теперь-то вы поняли, что нужно побрить, поэтому идите и повторите процедуру, только на другом  органе.
Больной, не до конца оценив комизм ситуации,  послушно побрел туда, откуда вышел 5 минут назад.

***

Операция прошла без каких-либо проблем. Димка все постарался сделать максимально быстро и собрано. Став  штатным оператором «отростков», он  уже давно получил карт – бланш на самостоятельные аппендэктомии, даже без присмотра старших коллег. Гладко выбритый Алексей не доставил ни каких хлопот ни в наркозе, ни на пробуждении.
Удовлетворенный проделанной работой, ординатор решил заглянуть в отделение экстренной хирургии и  навестить перед выпиской  симпатичную  девушку, которую они с «Пальцем» оперировали на  прошлой неделе. Заскочив в пустой просторный лифт, Димка удивился насыщенному полумраку, царившему в нем.  Видимо у больницы снова нет денег на лампочки – подумал он.
Скрепя шарнирами и тросами, лифт медленно пополз  на 9-й этаж. Димка сам не заметил, как погрузился в романтические думы о Кате и не обратил внимания, как на 5м этаже лифт, скрежеча  салазками, притормозил. Подняв глаза на уровень входящего, Димка оторопел от ужаса. В открытые двери лифта, на фоне полной темноты, царившей  на этаже  его остановки, в лифт медленно проследовали… два глаза!!! Дверь захлопнулась. Димка стоял молча ни жив, ни мертв и, поверхностно вдыхая темный воздух лифта, смотрел в два белых глазных яблока. В голове его пронеслись разные варианты  причин такого паранормального явления. Так как в мистику и приведений Димка особо не верил, то пытался найти более материальную причину пялящихся на него глаз, если, конечно, это были глаза.
Причина выдала себя сама.
- Привиет, Дъима,- сказали глаза, к которым присоединился еще и рот, обнажив белоснежные ровные зубы.
- Фууууу….. Фадиль! Ты что ли?
- Яяя – отозвался рот.
- Ну ты меня напугал… Елки палки, я чуть в штаны не наделал!
Включив фонарик своего телефона, про который Димка почему-то вспомнил только сейчас, он направил свет на «глазо-рот» и еще раз убедился, что перед ним именно Фадиль, а не  призрак какого-нибудь «ушедшего» недавно больного из реанимации.
- Почьему, Дъима? – не совсем понял испуга вошедший.
- Да потому, что без халата, да еще и в темноте, тебя можно принять за приведение.
- Аааа….- и снова два ряда белоснежных зубов осветили темноту, царившую в лифте.
      На самом деле, Фадиль был вовсе не Фадиль, а Фадиль-Габриель-Муфуа-Фибозо… И это еще не все составляющие, которые входили в состав его длинного имени.  Дело в том, что Фадиль был эфиопец, причем самый яркий представитель этой африканской страны. Цвет его кожи  был черней «Черного квадрата» Казимира Малевича и отдавал насыщенной синевой. Из светлых участков  его кожи можно было выделить только ладошки и ступни ног.  Когда Фадиль надевал медицинский  халат, очертания  его, как человека, мало-мальски контрастировали, но сейчас он был одет во все черное и только два веселых глаза определяли в нем живого человека.
Фадиль приехал в Россию учиться искусству врачевания и после окончания ВУЗа задержался в стране еще на неопределенный срок, хотя поговаривали, что родом он был из знатной эфиопской семьи, чуть ли не из местных князей или принцев.  По окончании хирургической ординатуры, Фадиль воспылал желанием заняться наукой. Никто, кроме профессора Когановича, не стал бы возиться с чернокожем парнем, плохо говорящим по-русски. Сначала отказал и он. Но однажды, во время какого – то хирургического праздника, который, по традиции превратился в пышное застолье, Семен Моиссеевич, приняв определенную дозу своего любимого коньяка встал и то ли в шутку, то ли в серьез, во всеуслышание  заявил, что под его чутким  и грамотным руководством выдающегося ученого, кандидатскую диссертацию сможет защитить даже такой абориген, как наш персонаж из Эфиопии.
Как ни странно, профессор сдержал слово и спустя всего пару лет, Фадиль обзавелся заветной книжечкой с надписью «кандидат медицинских наук».  Стал он умнее или нет – никто не знает. Во всяком случае оперировать лучше он не стал точно, но зато теперь Фадиль получал заветную надбавку за свою ученую степень и мог вести занятия у студентов. Последние, не долго думая, стали называть его Федором Ивановичем, чем породили неисчерпаемый повод для шуток над темнокожим врачом.  Но тот был беззлобным парнем и никогда не подавал виду, что обижен или недоволен шуточками в свой адрес, тем более, что все они были не злые и безобидные. Однако к  операционному столу Федю подпускали не часто. Как он ни старался, не один ответственный хирург не мог переступить через свои вовсе не расистские, но медицинские предрассудки. Так Федя и мучился, пребывая в должности свадебного генерала: кандидат наук, без операций и без хирургической практики.
- Что – то ты рано, Федя, сегодня домой поехал, - успокоившись продолжил разговор Дима.
- Так я совсЭм не домой. Приехал на дежурство в отделение урологии. ЗавИЕдующий попросил, - отозвались два глаза.
- Понятно. Ты так больше людей не пугай, Федор Иванович. Я – то тебя знаю, а если б кто-то из больных тебя так увидел. Точно бы в ящик сыграл! – Димка похлопал по плечу коллегу и вышел на своем этаже.
          Дима скорее спешил в палату к симпатичной пациентке. Будучи уверенным в ее скорой выписке, он хотел еще раз принять благодарность от славной девушки, которая так запала ему сердце и как-нибудь ненароком попросить  номер ее телефона.
Однако, его планам не суждено было сбыться. Катю отпустили домой еще утром – перевели на «дневной стационар».
Глубоко вздохнув, Димка побрел в ординаторскую заполнять лист назначений на прооперированного гладко выбритого парня.

***

Утро в отделении началось как обычно. Все крутились и суетились вокруг своих дел, не обращая внимания на яркое октябрьское солнце, которое решило порадовать  сибиряков  перед  уходом на зимний покой.
Проснулся  Димка рано. Он всегда вставал ни свет ни заря. Нужно было быстро пройтись по отделению и собрать последнюю информацию о всех своих больных. Не дай Б-ог сделать это позднее Виктора Павловича.
Зайдя в ординаторскую реанимации, Дима был крайне удивлен присутствием Савелия Давыдовича, который нахлобучив свой зеленый колпак, что-то усердно выписывал на страницах истории болезни.
- Здравствуйте, Савелий Давыдович! Что – то Вы рано сегодня?
- Привет. Да что-то не спалось…Да и дочку младшую решил пораньше в сад отвезти, чтобы в пробку не попасть. А ты чего ни свет, ни заря? Дежурил поди?
- Ну да… Дежурил,- отозвался Димка, зевая.
- Ну и как?
- Да все ничего. Пять операций, одну сам сделал. - Димка рассказал анастезиологу про парня, побрившего щеки.
Савелий Давыдович оценил хохму и громко забасил своим грузинским смехом.
- Я кстати, Савелий Давыдович, как раз пришел и его проведать, да дневники всем написать, а то сейчас профессор заявится, опять вопросы задавать будет по анализам, да по адресу прописки больных.
- Даа…Палыч это любит. – Савелий Давыдович передал папку с историями Диме и продолжил что-то быстро писать в истории болезни очередного больного.
В ординаторскую заглянула молодая анастезистка и, поздоровавшись кивком с Димой, немного волнуясь, сообщила:
- Савелий Давыдович, там больную на 5-й койке после еды сильно тошнит. Что-то сделать?
Анастезиолог не отрываясь от писанины в истории болезни философский произнес:
- Мдааа…Дела…Раз тошнит, значит скоро вырвет.
Димка прыснул смешком и с любопытством уставился на старшего коллегу. Савелий Давыдович любил выдавать подобные перлы. Ординатору стало интересно каково будет продолжение.
Анастезистка обескураженно уставилась на своего руководителя. Но увидев Димкины смешки поняла, что ее старший коллега снова шутит или издевается над ней. И то, и другое Савелий Давыдович очень любил делать.
- Света! Ё-моё! Мы ж в больнице, а не в санатории. Здесь людей тошнит иногда. Это нормально, тем более у той тетки, которая сначала себе наела камни в желчном пузыре, а теперь не хочет отказываться от привычной еды. Конечно ее тошнить будет. Мне об этом не надо каждый раз сообщать. Ты что не знаешь, что делать? Ну? Дай ей церукала в конце концов. Видишь у нас с доктором,- анастезиолог кивнул в сторону Димки,- важная научная беседа. А ты нас по пустякам отвлекаешь.
По комичной физиономии лица Савелия Давыдовича, Света по-видимому быстро поняла, что делать и улыбнувшись моментально исчезла за дверями тяжелой двери ординаторской.
- Так вот, Димон. Тошнит их…Меня вон постоянно тошнит, когда за ними убираться приходится.
- Ладно, Савелий Давыдович, не ругайтесь… Ей же положено к Вам обращаться. Самодеятельность в таких случаях исключена. Вы мне вот скажите лучше, знаете зав. хирургией в городе Б. в который меня отправляют в командировку?
- Виталю что ли? Конечно знаю! Хороший, опытный хирург. Однокурсник нашего Равина.  Из ваших вроде. – Савелий  Давыдович многозначительно указал на «маген Давид», который висел на шее у Димки. - Я думал он давно уж в Израиле, где-нибудь в Хайфе обрезания делает за шекели. – Савелий Давыдович гоготнул своим басом.- А он оказывается всё ещё в том захолустье отделом руководит.
- Да, руководит…- Димка почесал кончик носа. - Ну раз хороший, тогда я спокоен. А то страшновато в глубинку ехать. Привезут какого-нибудь младенца с аппендом, что я там с ним делать буду?!
- Так у тебя когда командировка намечается?
- Пока точной даты не сказали, надо будет с главным врачом той ЦРБ созвониться на днях, но думаю месяца через 2-3.
- Ну так вот ты и попроси заведующего отпустить тебя на цикл детской хирургии. Ты же ординатор. Должен учиться всему. Я думаю Гена тебя поймет и отпустит. Там посмотришь и подучишься, чтоб в районе не страшно было. Да и вообще. Надо все знать и уметь… хотя бы немного.  Точно тебе говорю – сходи!
***
Осторожно  постучавшись и не дождавшись разрешения войти, ординатор заглянул в кабинет Геннадия Николаевича.  Заведующий отделением гастрохирургии сидел в своём высоком крутящемся кресле и что-то внимательно читал, делая заметки на полях книги.
- Геннадий Николаевич, можно оторвать Вас на минуту? – уважительно поинтересовался Дима. Как и к профессору Саватееву, к заведующему он испытывал  странное благоговение и глубочайшее уважение.
- Заходи. Что у тебя? – оторвался от книги шеф.
- Геннадий Николаевич, я Вам уже говорил, что профессор планирует отправить меня в командировку через пару месяцев. Вы не возражаете, если я на какое-то время  уйду поработать в отделение детской хирургии?
Повисла небольшая пауза, которую Дима расценил, как недовольство шефа. Однако всё оказалось иначе.
- Хм… В принципе, сейчас ординаторов  хватает. Работать есть кому. Так что, я не возражаю. Сколько тебя не будет и что с дежурствами?
- Я думаю, что не больше месяца, а что касается дежурств – буду дежурить у Вас по графику, всё как раньше.
Заведующий всегда был немногословен и Димка понял, что лишних вопросов задавать более не стоит. Поблагодарив заведующего, он вышел из кабинета, аккуратно прикрыв за собой тяжелую скрипучую дверь его кабинета.
Юный возраст нашего героя постоянно навевал на  его  мысли ореол медицинской романтики. Димка часто ловил себя на мысли, что, даже занимаясь совершенно посторонними, не связанными с медициной делами, мысли его постоянно находятся в русле медицинских дел, новостей, пациентов и операций. Вот и сейчас, заполняя истории болезни поступивших, заполняя дневники прооперированных больных, он уже думал и планировал  то, как он будет работать в районе, что будет, делать. Тут же его мысли переключались на ближайший месяц работы в детской хирургии. Дети… Он любил детей, особенно маленьких. Таких смешных и беззащитных.  Но каково это лечить и оперировать малышей?!