Галин платок

                Галин платок

              На дворе уже смеркалось, когда Галя вышла из здания госпиталя подышать свежим воздухом. Девочки по очереди выбегали на улицу. Военный госпиталь переполнен ранеными солдатами. Тяжёлый воздух и усталость давали о себе знать.
              Сегодня для всех был особенно трудный день, хотя лёгких дней давно уже не было. Утром пришёл состав с ранеными из полевых госпиталей. Передохнуть не было времени ни у кого. Бедный Иван Петрович, самый опытный и уже в возрасте, хирург госпиталя, не отходил от стола целый день. Вот только покурить ему давали в перерыве между операциями. Зажигали папиросу, и с руки сестрички затягивался, делая глубокие вдохи едкого дыма, чтобы на дольше сохранить его в лёгких. Вредная привычка, но он не мог и не хотел её оставить. Перед самой войной умерла жена, и он стал курить ещё больше. Несколько затяжек – и снова в “бой”.
               Галя ещё немного постояла, вдыхая глубоко, чистый осенний воздух. Было начало ноября 1944 года, но морозов ещё не было. Галя посмотрела на небо, на котором была видна огромная синяя туча. Листья на деревьях почти опали, и земля была покрыта толстым слоем золотых листьев, словно пуховым одеялом. Галя посмотрела вдаль, и ей почему-то пришли в голову слова из Есенинского стихотворения:
                Отговорила роща золотая,
                Берёзовым, весёлым языком,
                И журавли, печально пролетая,
                Уж не жалеют больше ни о ком.

               – Да, хорошо журавлям, они домой улетели, а я вот здесь, далеко от дома, – вслух сама себе сказала Галя. Совсем недавно, казалось, с ребятами пели песни вечерами. – Ой, что это я в воспоминания ударилась, – также вслух произнесла она и оглянулась, как будто её мог кто-то услышать. – Ещё чуть-чуть постою и пойду, – уже шепотом сама себе сказала Галя, как вдруг неожиданно очень робко сначала, а затем смелее стал падать снег. Она даже руки подставила, чтобы убедиться, не привиделось ли ей, но оказалось, что нет. Действительно, снег падал такой крупный и пушистый, что ей захотелось его ловить в ладони, как в детстве. Галя с плеч надела на голову пуховый платок, так как стало совсем холодно. Его дала мама, когда провожала свою кровинушку на фронт. Галя не хотела брать, но мама настояла, сказав при этом: «Галиночка, доченька, он убережёт тебя, согреет, и я всегда буду рядом с тобой», – обцеловала дочь и перекрестила по-матерински. Ну как после этого не взять?
               – Ну вот и маму вспомнила, – и у Гали скатилась слеза. Она быстро ладонью смахнула её, как будто кто подсматривал за ней. Мамин платок такой мягкий и тёплый, как мамины руки. Ей казалось, что и сейчас она чувствует их тепло.
       – Галя, ты где? – услышала голос Наташи, подруги, операционной сестры. Вместе заканчивали краткосрочные курсы медсестёр, вместе попали в один госпиталь. Вот только Галя не смогла быть операционной, даже ассистенткой боялась присутствовать в операционных, а Наташа – нет. Она такая смелая и бойкая девушка.
       – Я здесь, – отозвалась Галя, – сейчас иду! – Она оставила своё место отдыха и пошла к зданию госпиталя, когда уже совсем стемнело. Когда вошла в здание, то обратила внимание на себя. Она была вся усыпана снегом. Первым её заметил Толя, медбрат и на все руки мастер, и как закричит:
               – Посмотрите! К нам снегурочка пришла! Вся в снегу!
               – Ой и правда, вся в снегу – сказала удивлённо Галя.
               – А что, на дворе снег идёт? Вот здорово! Зима! Галя к нам зиму принесла! – радовался как ребёнок Толик.
               Никто, кроме Гали, и не заметил, что шёл снег, некогда было даже в окно глянуть. Толя начал сгребать с неё большими ладонями снег и прикладывать к своему лицу, освежая его.
               – Братцы, как здорово, зима пришла! – было и радостно, и грустно.
               А грустно от того, что надо было согревать как-то больных. И радоваться пришлось недолго. Из операционной вышел Иван Петрович весь бледный, и если бы не расторопность Толика, то он мог бы упасть прямо в коридоре. Толя его подхватил и скомандовал:
              – Носилки, быстро – и на воздух! – Его положили на носилки и вынесли на улицу, – Пусть немного отдохнёт. Разойдитесь, дайте воздуха!
Через несколько минут Иван Петрович открыл глаза и сказал: «Дайте лучше закурить. Восемь часов, как не курил».
      Толя быстрым движением достал из своего кармана пачку папирос, вытащил одну, подкурил и дал в рот Ивану Петровичу, не выпуская её из своих рук. Иван Петрович сделал глубокую затяжку и закрыл от удовольствия глаза, как будто у него во рту была самая вкусная на свете конфета. Толик держал папиросу в своих руках, чтобы руки хирурга немного отдохнули. Сделав несколько затяжек и выдохнув дым, сказал:
              – Сейчас немного отдохну и встану, а ты, Галя, нужна там одному хлопцу. Совсем ещё юнец, мамку кличет. Жаль мне его. Боюсь, что до утра не дотянет. Ранение было сильное в живот, пошли осложнения. Вчера оперировали. Сделали всё, что смогли. Теперь вся надежда на организм молодой, да на Господа Бога. Сделай укол обезболивающего, погладь по голове, возьми за руку, ну, в общем, как мамка сделала бы.
      – Хорошо, Иван Петрович, а как я его найду? Ведь там столько солдат лежит.
      – Найдёшь. Он маму зовёт. Вот и будешь ему мамой, на время, правда. Ступай.
      Гале ничего не оставалось делать, как подчиниться старшему. Ивана Петровича вся молодежь называла «Батя». Он всем почти в отцы годился.
      Галя вбежала в процедурную, взяла шприц, набрала из ампулы лекарство и крупными шагами направилась по коридору искать палату с больным
под именем «Х». Пройдя почти весь коридор, Галя услышала стон, затем зов:
     – Мама, мамочка, родненькая!
             Галя уверенно открыла дверь и вошла в палату. «Да, это он, – подумала Галя, – бедный мальчик», – прошептала она. Он действительно был похож на подростка, совсем худенький, молоденький.
             – От мамки сбежал что ли? – шепотом спросила Галя у соседей по палате, подходя к кровати.
             – Сестричка, помогите ему. Мучается пацан. Нам его жаль. Ещё и повоевать не успел, а ранение такое получил. Мамку всё зовёт, бредит – жар у него – сказал сосед.
     – Сейчас, сейчас сделаю укол, станет легче, – Галя ввела препарат, поправила одеяло, подушку, потрогала лоб. Да, он горел. Взяла его руку в свою. Протерла бинтом его лоб, лицо.
     – Тише, тише, хороший мой, сейчас уснёшь, потерпи ещё немного.
     – Мама, мама, это ты? Как ты меня нашла? – шептал раненый.
     – Да, да, это я, с-с-сынок, – едва выговорила Галя, заикаясь. У неё застучали зубы, как будто его боль передалась ей, в её тело вошёл жар, страх. Гале ничего не оставалось делать, как играть роль мамы, ради спасения, хотя ей самой исполнилось всего девятнадцать лет.
     – Что же мне делать, ведь я не знаю даже, как его зовут? Ладно, буду называть его – «сынок» – сказала Галя соседям по палате.
     – Мама, мама, – уже тише шептал раненый. – Галя сняла с себя пуховый платок и накрыла им больного под самый подбородок к ушам, как бы обнимая. Вытерла со лба пот и нагнулась, чтобы поцеловать в лоб, но вдруг вспомнила, что так целуют покойников, и отдернулась.
     – Мама, ты здесь? Я знаю, ты здесь. Это твои руки.
     – Спи, сынок. Я не оставлю тебя, – также тихо сказала Галя.
             Через некоторое время в палату зашёл Иван Петрович и спросил:
     – Ну как дела?
     – Плох ещё, но уже тише бредит. То ли уснёт, то ли умрёт, но лучше- первое.
     – Галя, ты умничка. Платком укрыла, как мать родная. Может, выкарабкается. Ты везучая. Вот и его спасешь, – по-отцовски сказал «Батя».
     От этих слов ей стало легче, как будто это были слова её отца, настоящего.
     – Галя, вот ещё что, зачем приходил. Как только уснёт, сразу ко мне. Ты мне очень, очень нужна. Тут такое дело... – и посмотрел в её глаза так глубоко, как в душу. Ей стало интересно, зачем она ему нужна, что за такое дело? Ей даже жутко стало. Что он хочет ей сказать?
     – Нет, сначала час на сон, а затем ко мне и без лишних вопросов. – Галя съёжилась, как провинившийся щенок.
     – Я что-то не так сделала?
     – Нет, сейчас не могу сказать, потом.
     Иван Петрович ушёл, подопечный уснул, а Галя пошла в ординаторскую, прилегла на кушетку, но сон не шёл. Через час Галя еле поднялась и пошла искать Ивана Петровича. Он её сам первый увидел.
             – Галина, хорошо, что пришла. Вот такое дело. У нас один раненый лежит, очень тяжелый, потерял много крови, но кровь у него очень редкой группы.
             – И тут Галя догадалась. У неё четвертая группа. Это и есть значит важное дело.
             – Я готова – сказала бодро Галя, не дав договорить хирургу.
             – Идёмте!
             Прямое переливание для неё было первое в жизни.
             – Затем в столовую. Там тебя будут ждать, чтобы накормить.
             – Иван Петрович, я сначала сбегаю в палату к своему «сынку», посмотрю, как он там, хорошо?
             А «сынок» мирно спал, дышал, правда тихо, но живой. Галя перекрестила его и тихонько вышла из палаты.
             После переливания Галя отдохнула до утра, а затем пошла проведать своего больного. Открыв дверь, она увидела, что он лежит с открытыми глазами. Хоть они не были широко открытыми, но Галя увидела их голубой цвет. Она чуть не запрыгала от радости у дверей.
               – Живой! Как я рада! Мы все за тебя переживали. Значит, долго будешь жить.
               – Девушка, а правда, что вчера ко мне мама приходила? Вот даже и платок её. Это она накрыла меня им?
               – Да, я вчера была твоей мамой, а платок это мой. Ты всё маму звал, бредил, ну я и решила стать тебе мамой.
               – Сестричка, а у моей мамы точно такой же платок. А как вас зовут?
               – Галей.
               – Вот и мою маму Галей звать! Надо же!
               Галя сияла от счастья.
               – Видишь, вчера была тебе мамой, а сегодня девушкой и сестричкой меня называешь, но лучше быть сестричкой, чем мамой. Тебе сколько-то лет и как тебя звать, братец?
              – Мне семнадцать, скоро восемнадцать. А зовёт меня мама Николкой – Николаем значит. Я в день Святого Николая родился. Так и назвали.
              – Да, у тебя, сильный покровитель – сказал сосед по палате. - Крепко тебя держал, не отпускал. Да вот и Галина не дала тебе уйти. Всю ночь возле тебя нянькалась, молитвы читала, платком своим укрыла, как крылом ангел-хранитель. Всю жизнь должен благодарить её. Хорошая дивчина.
               Коля протянул Гале пуховый платок.
              – Спасибо, сестричка! Ты теперь навсегда останешься моей сестрой. Ты спасла меня, мама и пуховый платок.
              – Живи, братик! – Галя подошла и по-матерински погладила его по голове. Коля был ещё слаб, бледен, но живой, как этого очень хотела Галина.
              Свой восемнадцатый день рождения Коля встретил в госпитале вместе с соседями по палате и Галей. Какое чудо сделал, казалось бы, обычный пуховый платок.