Однажды в студенную

Много лет тому назад, кажется в прошлую пятницу, а может и того раньше, поправлял я свое, расшатанное непосильным умом, здоровье в тамбовской области, в лесном санатории «Веселый Тацит».
Была зима, морозы лютовали лютые, слова и фразы замерзали в воздухе и падая, раскалывались на мелкие, невзрачные буковки.
Утром после нехитрого завтрака (варенец, творожок со сметаной, булочка с маком, чай вприкуску и манная каша на воде), вышел я подышать свежим воздухом, заодно проветрить свои отягощенные сном мысли.
Тут гляжу, что по дорожке, круто петляющей в гору, поднималась телега груженная хворостом под завязку.
Телегу за уздцы, надрываясь, тащил за собою маленький мужичок лет шести-семи.
Лошадь упиралась, не желала идти в гору и норовила куснуть мужичка за мягкое место.
Мужичок останавливался, поворачивался к лошади, снимал с себя свой собачий треух, из-за всех сил был лошадь по морде и засим снова продолжал тягать животное.
-Мужчина-обратился я к мужичку- вы почему животину мучаете? Я на вас в общество охраны пожалуюсь. Где вы видели нагружать повозку под самые верха стольким хворостом?
Мужичок остановился, повернул свое загрубевшее от вечной мерзлоты лицо и вызывающе сплюнул в мою сторону.
-Заткнитесь, дяденька - сказал он - вы тут Ваньку валяете, а мне семью отапливать надо.
Тут я услышал, как из леса раздавался одиночный стук топора дровосека.
-Небось папашка топориком балуются?-полюбопытствовал я-уничтожают, так сказать, зеленый покров с целью личного обогащения? Об этом тоже доложим, куда следует.
-Не ваша это забота -огрызнулся мужичок, и потом вдруг лицо его исказилось недетскими страданиями-ох устал я, дядя, устал, коней тягать. РевмАтизм мучает второй год уже. Помог бы, подтолкни телегу сзади, прояви милосердие.
-Бог поможет - рассеянно отвечал я ему, подышал на свои ладошки и решил поговорить с ним про жизнь.
-Не в моих правилах милосердствовать. Все должны работать и зарабатывать потом и кровью на хлеб свой насущный. Труд, труд и труд, только труд. Вот я например, работник культурного фронта, дирижер, руковожу малым оркестром в филармонии, целые дни напролет репетирую с бандой бездарей, всю кровь они у меня сосут, трезвучие толком собрать не могут, неслухи проклятые, потею, три рубашки меняю за день, зато трудом своим обеспечен на годы вперед, одной свиной тушенки в закромах около семи тысяч банок у меня лежит и запасы я постоянно пополняю. Зачем мне столько, спросите вы меня, мой таинственный незнакомец?
-Не спрошу - грубо ответил мужичок, прыгая от холода на месте. Вместе с ним подпрыгивала и лошадка, тоже видать от холода.
-Спросите. Все вы спрашиваете. И я отвечу, запас карман не тяготит, он есть и пить не просит. А если завтра война? Если враг нападет, если темная сила нагрянет? Сразу из продажи исчезнут спички, керосин и прочие излишества. Вот тогда мне моя тушёночка подспорьем будет. Буду менять ее у оголодавшего населения. Их золотые финтифлюшки - на мои консервы. И заживу!!! Вот такие у меня экономические подготовки. Так что работа и труд, все перетрут, поняли меня, мужичок вы с-ноготок?
-А вы, однако, мироед, дяденька - процедил сквозь зубы мужичок-таких как вас прадед мой Антоний Чехонтов давил в свое время, раскулачивал, жег и расстреливал прямо у отхожего места. Слыхали небось про геройские дела Антония Чехонтова?
-Слыхал, слыхал-небрежно отвечал я-филармония наша его имени. Скоро переименовывать будем на Берлиоза.
Мужичок аж заколдобился:
-Какого Берлиоза, председателя МАССОЛИТа?
-Что? А... нет, не того, композитора Берлиоза.
-Не знаю такого.
Мужичок дернул за уздцы:
-Пошли проклятая, а то за разговорами изба остынет.
Лошадь закричала человеческим криком.
-А что, изба-то большая?-поинтересовался я, чтобы как-то довязать разговор и скоротать время до обеда.
Ничего не ответил мне мужичок, натянул поводья и лошадка зашлась нездоровым кашлем.
-Угробите вы свою кобылу, потом закапывать морока будет в такой мороз.
Мужичок продолжил свой медленный путь в гору, бормоча про себя:
-Переименовывать они будут, ууу, Лаврентий Палыча на вас нет, совсем позор потеряли, с памятью людской борются, другого ничего не нашли…
Его бессвязные слова степенно затихали вдали.
Я поежился, все-таки сегодня под минус сорок было, а я в ватнике вышел на голое тело.
Вернулся обратно в здание и пошел к себе в нумера, где меня ждала медсестра Луция с процедурами
Отпуск продолжался.