Разумная вселенная часть 2

***
Гордон заявился через месяц. С порога извинившись за поздний визит, он бесцеремонно отодвинул Хью и прошёл в зал, где с нескрываемым удовольствием плюхнулся в своё любимое кресло.
– Чайку, или что покрепче? – предложил Хью, снисходительно относившийся к такому поведению Гордона. Всё-таки, они были друзьями почти с пелёнок.
–Чай. Только чай.
Они долго говорили о политике, своих проблемах и вообще о пустяках, прежде чем разговор плавно перешёл к гипотезе Хью.
Гордон считал себя человеком образованным и старался всегда быть на острие науки. Правда, если в статье было больше одной формулы, то он с раздражением отбрасывал её, справедливо полагая, что он не обязан разбираться в этой китайской грамоте и автор сам не понимает сути предмета. Это там, в своём ученом мирке автор может изъясняться как хочет, а в мир надо выходить с доступной для народа мыслью.
– Я долго думал о вашей разумной вселенной, – сказал он, устроившись поудобней в кресле, – и пришёл к выводу, что у этой теории есть один серьёзный недостаток. Скорость света слишком мала для создания нейронной цепочки, или что там у вас? учитывая размеры нашей вселенной. Если какой-то центр и существует, то как он обеспечивает связь с периферией? при таком положении дел это становиться бессмысленным. Я имею в виду, что вселенная расширяется.
Он злорадно хихикнул, припомнив последние высказывания учёных:
– Со скоростью выше света, между прочим. Или вы надеетесь на мифические тахионы?
– Нет. Не надеюсь, – ответил Хью. – Есть способы гораздо проще и эффективней. Но для понимания этой ситуации нам придётся вернуться к устройству нашей матрицы. Что вы знаете о строении вещества?
– Вы имеете в виду атомы?
Хью согласно кивнул.
– Ну....атом состоит из ядра: протонов и нейтронов, а там где-то ещё электрончики бегают. Протон и нейтрон состоят ещё из кварков. Так кажется...
– Да уж, – задумчиво вздохнул Хью. – Эти странные кварки. Ну что ж. У вас есть представление об устройстве микромира и, я вам скажу, совсем неплохое. Но кварки не последняя инстанция в этом мире.
– Я знаю, – поспешил гордо вставить Гордон. – Кварки состоят из струн.
Хью усмехнулся и продолжил после некоторого раздумья.
– В моём случае это выглядит не струною, а энергетическим свёртком. Широким кольцом. Я так их и называю: трубки. И это, по сути, и является нашей матрицей. Основой всего сущего. После них ничего нет.
– Я понял вашу мысль, – засиял Гордон. – Их так много, что даже при небольшой скорости обмена, общая скорость будет чудовищна. Вы гений, Хью.
– Скорее сумасшедший, – улыбнувшись, поправил его Хью. – Но всё равно приятно. Спасибо, Генри.
– А почему вы сказали, что кварки странные? – спросил Гордон. – Что в них такого особенного?
– Видите ли, – смущенно протянул Хью и потёр пальцами лоб. Было видно, что ему не очень хочется говорить на эту тему.
– Все эти сильные, слабые и сверхслабые взаимодействия сильно усложняют понимание нашего мира и заставляют вводить всё новые и новые частицы с экзотическими свойствами. И конца этому не видно. Поэтому моя теория содержит только одно взаимодействие: электромагнитное. Этого оказалось вполне достаточно.
Лицо Гордона ещё продолжало сиять от недавнего озарения, но в глазах появилась тревога от неясного пока понимания ситуации и он робко переспросил:
– Это как? Только одно?!
– Да. Только одно.
Гнев возмущения захлестнул Гордона, но он ещё пытался осмыслить сказанное:
– А как же ядерные силы? Гравитация?
– Их нет, – отрезал Хью и выжидательно уставился на Гордона, готового вот-вот взорваться.
– Значит, – повышая голос, продолжил Гордон, – вы хотите сказать, что яблоко к земле притягивает какой-то магнит? Да? А что тогда удерживает планеты на своих орбитах?!
– Не стоит так остро переживать по этому поводу, – попытался успокоить Гордона Хью. Это всего лишь пока теория дающая прекрасные результаты. Насколько она верна – покажет будущее.
Гордон сердито засопел, пытаясь успокоиться, но это далось ему не сразу. Минуты с две он гневно сверкал глазами, нервно сжимая подлокотники кресла и то и дело беззвучно открывая рот, но так и не решился изложить свои «аргументы».
– Вы уже показывали её кому-нибудь? – примирительно выдохнул он, видимо придя к какому-то консенсусу.
– Конечно. Но если даже вам не так-то просто преодолеть барьер устоявшихся представлений, то что тогда говорить о других деятелей науки: да ещё увенчанных регалиями и лаврами? Это вообще кошмар. Но моя теория ещё не завершена. Работы ещё много и поэтому я сильно не расстраиваюсь.
– Да, ладно вам. Бросьте, Хью. Хотите перекроить науку на свой лад? У вас непомерное честолюбие или даже снобизм. Даже не знаю что больше. Вон. Даже струны в трубки переделали, только чтоб, по-вашему, было.
 Хью чуть не поперхнулся.
М-да, – потрясённо протянул он. – Должен вас разочаровать. Это вовсе не моё желание, а результаты моих расчетов, если хотите знать. Между прочим, топология этих трубок настолько необычна, что это действительно может совершить революцию в науке.
– Что же там такого необычного? – недовольно спросил Гордон.
– Если двигаться внутри трубки, то мы не увидим конца, как обычно, а по сути вернёмся к началу. В свой мир, если хотите.
– Как это? – не понял Гордон и на секунду задумался. – Это что? Лента Мебиуса? Бутылка Клейна?
– Вроде того. Мне трудно выразить словами этот фантастически стремительный переход от микроскопически малого пространства к бесконечно большому. Для меня это образ восхищающий душу своей грандиозностью, но близкой аналогии, понятной всем, я пока не нашёл.
Он неловко пожал плечами, как бы сознавая скудность своих высказываний и добавил: – Ну... Придумаю, конечно.
На это раз Гордон задумался надолго, видимо пытаясь представить себе столь сложную конструкцию и вдруг улыбнулся, завертев головой.
– Что-то я не ощущаю вселенной позади себя, – заявил он, пытаясь разглядеть что-то у себя за спиной. – Браво, Хью. Теперь я понимаю, какой груз давит меня к земле. Целая вселенная! Потрясающе!
– Нет, вы неверно поняли, – остудил его остроумный задор Хью. – Такой эффект наблюдается только при движении внутри трубки. Снаружи, с какой бы стороны вы не посмотрели, всё выглядит благопристойно. Впрочем, любой одномерный или двухмерный объект в нашем мире ничем не отличается от трехмерного. По крайней мере, для нас.
Он посмотрел на часы и как бы с сожалением сказал:
– Но на сегодня, я думаю, достаточно. Вам надо как-то усвоить эту информацию, – Хью улыбнулся, сделав многозначительную паузу, – и смириться с этим. В следующий раз лучше поговорим о приятном. О смерти. А то вас ещё инфаркт хватит.
– Да уж, – вздохнул Гордон, – Пожалуй, это будет гораздо полезней для моих нервов. Лучше говорить о приятном.
Уже у двери, он обернулся и укоряющее проронил:
– А всё-таки про гравитацию вы зря. Я слышал: за неё нобелевку дали.
– Хоть две! – не удержался Хью. – О, господи. Я думал, что вы как всегда упражняетесь в остроумии, а вы просто ни черта не поняли.
Гравитация как явление, конечно существует. Вопрос лишь в том, каким образом она возникает. Поэтому, гравитации основанной на взаимодействии гравитонов, для меня не существует. Её нет. Механизм этого явления совсем другой. А вы этого никак не поймете. Между прочим, в теорию струн гравитацию впихнули тоже, можно сказать, насильно. Согласно велению времени, так сказать. В своё время этого не избежал и Эйнштейн, подстраивая свою теорию под тогдашние взгляды. Правда, на гравитацию у него был свой взгляд, но свою идею он так до конца и не осилил.
– А-а, я понял, – облегченно выдохнул Гордон. – Пространство прогибается.
– Это вы прогибаетесь, а не пространство, – рассерженно зарычал Хью.
Что вы всё время цепляетесь за какую-то мифическую соломинку?
– А что? Пространство не может изгибаться?
– Да под вас прогнётся что угодно, – сердито урезонил Гордона Хью. – Мы говорим о принципе действия, а не его последствиях.
– Тогда что создаёт гравитацию?!
– Это довольно сложный механизм для восприятия. Я дам вам кое-какую литературу, чтобы вы подготовились. Иначе мне будет очень трудно что либо объяснить вам.
– А что вы удивляетесь?! – вспылил Хью, заметив удивленную гримасу Гордона. – Да. Я тоже создаю свои идеи не на пустом месте. Да. Этот механизм придумал не я, а совсем другие люди. Я лишь подкорректировал его в соответствии с моей теорией и надо признать, он весьма удачно вписался в неё. Один человек не может продумать всё. Тем более, в наше время.
Мы видим наш мир через микроскопическую щёлку светового диапазона и никто не знает как выглядит он на самом деле. Сегодня я заглянул чуточку дальше. Но завтра, кто-то другой заглянет ещё дальше и всё окажется совсем другим. Так что в одном, пожалуй, Эйнштейн был прав: всё относительно.
– Что же там может быть совсем другим?– недоверчиво буркнул Гордон открывая дверь.
– Если я вам скажу – вы не поверите. Точнее не поймете. Идите лучше, с богом, домой. У нас ещё будет время поговорить об этом.
– Зачем же тогда нам ваша теория, если завтра придёт другой?
– Ну... – замялся Хью, не зная как лучше ответить об этом туманном будущем. – Это скорее видение. Мираж. Я даже не знаю пока, как к этому подступиться. Но если мы не будем стремиться к истине, то не придём к ней никогда. Поэтому, пока, придётся жить с тем, что мы имеем.
– У-у, – многозначительно промычал Гордон и хлопнул дверью.

***
Пока Гордон добирался до дома Хью, растущее недовольство набирало силу и прямо с порога, он выплеснул всё, что накипело за это время.
– Эта ваша методическая литература полный хлам. Я ни черта не понял, что там написано.
– Ты это о чём? – опешил Хью, не сразу вспомнив, в чём дело.
– О вашей гравитации, Хью. Я чуть не разбил свой ноутбук, пытаясь осилить эту фигню. Или я дурак или авторы этой гипотезы полные кретины.
– Хе-хе, – улыбнулся Хью. – Я предупреждал тебя, что это сложный предмет. Придётся попотеть. Но давай успокоимся и попробуем разобраться, что у нас там за трудности. Я пока поставлю чай, а ты проходи и постарайся успокоиться.
– Ну так, – сказал Хью, когда разлил чай по чашкам и с удовольствием сделал первый глоток душистого напитка. – Давай по порядку. В чём там твоя проблема?
Гордон уже немного остыл и заговорил намного дружелюбнее.
– Книги – это какая-то мура. Я там вообще ничего не понял. Но это ладно. Я не учёный всё-таки. Вот видео. Оно меня просто убило. Пока смотрю – всё вроде пониманию. Всё просто и доступно. Но как только фильм кончается; мой мозг сразу теряет нить повествования и отказывается что либо понимать. Прямо мистика какая-то. Все эти качели, смещения центра тяжести – всё куда-то исчезает и мозг начинает кипеть. Я раз пять смотрел и каждый раз одно и то же. Пока смотрю – всё ясно и понятно. Как кончилось – в башке туман и понимания ноль. Как такое может быть? – не понимаю. Со мной это первый раз.
– Наша беда в том, что мы стараемся постичь это мир без должных знаний, – философски заметил Хью. – Всё знания сводятся к упрощенным аналогиям: вот эти аналогии и подводят. Ваш мозг не в силах понять то, о чём он не имеет ни малейшего представления, вот он и впадает в прострацию. Конечно, представлять электрический ток катящимися шариками по проводам очень удобно, но так безумно далеко от истины, что даже не знаю, смогу ли я тебе помочь. С другой стороны, как вы справедливо как-то заметили мне, что если я не могу выразить это нечто простыми словами, то я сам ни черта не понимаю в этом. Отчасти это справедливо, хотя бы потому, что я и сам многого ещё не понимаю. Есть вещи, которые понять мы ещё не в силах не потому, что они слишком сложны, а потому, что у нас не хватает чувств, чтобы представить это. Даже имея математический склад ума, нужны определённые ассоциации. У вас, Генри, к сожалению, ни того ни другого. Вот ваш мозг и кипит. Ну что же. Попробуем всё же решить эту проблему.
Мыслить аналогиями не так уж и плохо, даже если они чудовищно далеки от действительности. Это даёт уверенность, что рано или поздно мы найдём взаимопонимание между нашим внутренним миром и внешним.
– Глубокая мысль, – хмыкнул Гордон.
– Если будете ёрничать, – осадил его Хью, – лучше тогда и не начинать. По правде сказать, мне эти беседы на эту тему совершено не нужны. Научить вас я ничему не смогу и, в общем-то, это пустая трата времени. Но поскольку я уважаю стремление людей познать мир, а вы, к тому же ещё и мой лучший друг, то только поэтому я постараюсь дать вам представление об этом явлении. Предупреждаю сразу: это весьма условное представление о реальности.
– Извини, Хью, – смущенно кашлянул Гордон. – Я постараюсь вести себя прилично.
– Правда? – иронично улыбнулся Хью. – Боюсь, вас хватит ровно на пять минут. Но приступим, пожалуй.
Хью как бы внутренне собрался и закатил в раздумье глаза.
– Начнём, пожалуй, с самого простого. Если посмотреть на таблицу Менделеева, то мы обнаружим, что все элементы периодической системы имеют электроны. Говоря ещё проще, все тела подвержены влиянию электромагнитного поля. Абсолютно все. Других просто нет.
Если взять для примера водород, то и там есть электрон.
– Хотите сказать, – догадался Гордон, – что один единственный электрон удерживает в связке нейтрон и позитрон?
– Да. Совершено верно. Но справедливости ради надо сказать, что всю мощь задаёт матрица.
– Они же вроде нейтральные частицы? – засомневался Гордон.
– Позитрон положительная частица, – возразил Хью. – Вот они и стискивают нейтрон так, что ему деваться некуда.
– Тогда зачем нужна матрица? – задумался Гордон. – Плюс с минусом и так притянутся.
– Электрон не совсем частица, – отмахнулся Хью. – По сути, это квант энергии. Переносчик магнитного поля.
– А кто же тогда по проводам бегает? – резво отозвался Гордон.
– Это, так сказать, свободные электроны. Наш связаный. Кроме как держать нейтрон, он больше никуда убежать не может.
– Я что-то ничего не понял, – гнул своё Гордон. – Ты говорил, что у электронов скорость маленькая, а тут они уже переносчики. Тогда что? Они со скоростью света по проводам скачут?
– Брр, – сердито замотал головой Хью. – Ты меня совсем запутал. Кто там скачет и кто кого погоняет мы с тобой потом разберёмся. К нашему делу это абсолютно никакого отношения имеет. Каждый электрон держит свой нейтрон и точка. Это понятно?
– Понятно, – вздохнул Гордон. – Просто я думал, что все электроны скачут по проводам. А тут уже какие-то свободные появились.
– Ну, это в двух словах не объяснишь, – согласился Хью. – В простейшем виде это выглядит так: как только связанный электрон получит переизбыток энергии – ну там утюг в розетку сунешь или машину начнешь заводить, нагрузка возрастает и электрон сбрасывает излишки энергии в виде такого же кванта как и он сам. А уж этот свободный электрон и разогревает тебе утюг. А может и в виде солнечного света лишняя энергия быть. Это не важно. Хоть костёр под ним разожги. Просто эффект разный будет. Но ты опять увёл меня от темы. Вот теперь вспоминай, о чём я там говорил.
– Электрон квант энергии, – напомнил Гордон.
– Ну да, – обрадовано подхватил Хью. – Только тебе лучше считать его частицей. А то совсем запутаешься.
– Да нет, – возразил Гордон. – Понятно вроде. Нормально всё.
– Что нормального-то? – вспыхнул Хью. – У тебя никаких ассоциаций на этот счёт пока что быть не может. Что для тебя энергия в чистом виде? Плазма, огонь, свет или гром небесный?
Гордон задумался и, пожав плечами, так и не ответил.
– Вот видишь, – урезонил его Хью. – Энергия для тебя пока что гром небесный. Раскаты слышишь, но что и как не ведаешь.
– Ну, у тебя-то образ есть, Хью, я полагаю. Не поделишься?
– Нет. Не поделюсь. Рано ещё. Мой образ тоже не бог весть что. А может он тебе и не понадобится. Свой найдёшь. Так даже лучше будет. Своё есть своё. В конце концов, тебе не диссертацию защищать.

Хью ненадолго умолк и Гордон тоже задумался о чём-то своём.
– Ну, в общем-то, – нарушил молчание Гордон, – я понял, как это работает. Маленький электрон сжимает звёзды, строит галактики и планеты и гравитация как бы не нужна. Я имею в виду гравитоны и пространство-время. Но раз всё построено только на энергии, то откуда взялись тогда диэлектрики? Ведь если разобраться, то вся эта наша материя сплошной конденсатор. Я даже не знаю каким числом их выразить.
– О-о, – восхищённо пропел Хью. – Я вижу, вы начинаете прозревать. Мои труды не прошли для вас даром. Похвально. Между прочим, ты первый, кто так быстро нашел сходство с этим элементом. Обычно иллюстрации ядер атомов напоминают кучу малу и понять суть там крайне сложно. Позвольте спросить: откуда такие познания о конденсаторах?
– Да-а, – нехотя отозвался Гордон. – Когда-то занимался радиолюбительством. Оттуда и знаю.
Он улыбнулся, вспомнив юношеские годы, и поведал свою грустную историю:
– Свой первый приёмник я собрал лет в десять или двенадцать. Точно не помню. Правда, собирал я усилитель, а получился почему-то приёмник. И самое интересное, что запел трансформатор. Я даже и не понял сперва: откуда музыка? Динамики не подключены были. Как такое могло получиться до сих пор не пойму. А уж сколько конденсаторов я спалил и не счесть. Только успевал колпачки от них собирать, да бумагу от платы отскрёбывать. Пока до меня дошло: что плюс с плюсом надо соединять, а минус с минусом.
– Ну, – добродушно улыбнулся ему Хью, – у меня тоже не всё получалось. Я свой первый приёмник вообще, думал, никогда не соберу. Хотя там всего три детали было. Но ничего. Разобрался со временем. И ты разберёшься.
А насчет твоих диэлектриков ничем тебе помочь не смогу. На эту тему я вообще как-то не думал. Пофантазировать можно, конечно. Но, ответов типа: откуда это всё взялось – не существует. Для нас главное сейчас понять, как это всё работает. А почему и как вся эта божественная красота появилась - дело десятое. Хотя, если честно, порой страсть как хочется узнать.
– Мне тоже, – расчувствовался Гордон. – Прилетели бы какие инопланетяне и разжевали бы нам, дуракам, что и почём.
– Думаешь, они знают? – усомнился Хью. – Вряд ли. Для этого надо родиться первым, – улыбнулся он, – но и тогда останется вопрос: кто тебя создал?
– Глупейшая история, – устало откинулся на спинку кресла Гордон. – Чтобы что-то появилось – надо, чтобы это что-то было. А чтобы это что-то было, надо, чтобы это появилось. Замкнутый круг.
– Таинство, – надзирательно потрясая пальцем, уточнил Хью. – Великое таинство космоса.
– Да бросьте вы, Хью, – сердито отозвался Гордон. – Какое там к чёрту таинство. Просто мы: жалкие микробы, пытающиеся своим жалким умишком познать вселенское чудо.
– Это не совсем так, – хитро улыбнулся Хью, – но это тема для отдельного разговора. И ваш конденсатор играет там совсем не последнюю роль.
– Он что там, матрицу перезаряжает? – не понял Гордон.
– Ну, – замешкался Хью, – у него способностей много. В данном случае я говорил о нём как о ячейки памяти.
– Конденсатор? – недоверчиво переспросил Гордон.
– Да, – утвердительно кивнул Хью. – А что? Вас что-то не устраивает?
– Просто я как-то не встречал подобных устройств.
– Да нет. Есть. Просто они не так эффективны как в природе.
– А зачем нам эти ячейки памяти?
– Ну как же, – растерялся Хью. – Мы же пытаемся понять, как устроена вселенная. Разумная вселенная.
– А-а, – расстроено выдохнул Гордон. – А я думал, мы изучаем устройство мира. Законы физики, так сказать.
– На кой чёрт они тебе сдались?! – не выдержал Хью. – Законы эти. Ты что? инженер? Или академик какой? Ты даже корень квадратный из ста в уме извлечь не сумеешь, а хочешь какие-то законы изучать. Или я ошибаюсь? Нет?! Тогда кого чёрта ты мне тут голову морочишь? Твоя задача увидеть общую картину мироздания, а не как там фотосинтез происходит. Я же предупреждал тебя, что аналогия не есть тождество реальности. Это как пленка в кино. На экране ты видишь живой мир. Люди двигаются, говорят, а по сути ничего этого нет.
– Ну, там кадрики есть, – не сдавался Гордон. – Посмотреть можно.
– А звук? Его тоже можно посмотреть? Но ты прав. Фильм складывается из кадриков. Я другое хотел сказать. Жизнь и кадрики тоже своего рода аналогия, но ничего общего между ними нет.
– Нет, есть, – ехидно улыбнулся Гордон. – Последовательность действий.
– Ты твердолобый осёл, – вспылил Хью. – Я объясню тебе, в чём разница между мной и тобой. Ты можешь фантазировать как угодно и сколько угодно. Какой мир бы ты мир не придумал – он останется лишь только твоей фантазией. Ты не можешь ничего просчитать и все ваши фантазии, по сути, фантасмагория, с легким налётом реальности. Я тоже живу в удивительном мире фантазий, но не беру их с потолка, как вы, а использую выводы из предпосылок теорий. В этом наше основное различие, поскольку без меня ты вообще не можешь придумать ничего путного. У тебя ничего нет. Весь этот мир электронов, протонов и нейтронов придуман нами и дальше этого тебе не прыгнуть. Если завтра мы объявим, что ничего этого нет – у вас останутся только тупые зомби да вурдалаки. Ты дилетант, Генри и смирись с этим.
– От дилетантов тоже есть прок, – не сдавался Гордон. – Я же догадался про конденсаторы. Готов поспорить: никто из твоих студентов до этого даже близко не додумался!
Хью устало махнул рукой.
– Тебя ничем не прошибёшь. Ладно. Давай оставим это. На сегодня хватит.