Полосатые матросы

  Я  пробудился  с  первыми  лучами  солнца. Солнце…  Солнце  было  щедрое, ласковое, июньское.  Всё  кругом просияло, вспыхнуло  золотым  цветом.
Утро  солнечное,  росное-росное. На  листьях  подорожника,  на  придорожных  берёзах, в   густой  траве горела  алмазами  мелкая  роса.
Утренняя  заря  потухла, израсходовала  все  летние   краски. Соловьи  начали  свой сольный  концерт. Один  начинал  посвистывать, другой   подхватывал с  гибким  переливом, третий  щёлкнул, остальные  к  нему  подлаживались- и  опять  знакомый  зачин, за  ним  россыпь  удивительных  мелодичных  колен,  щёлканье, задорный  пересвист. Из  глуби  недалёкого перелеска  доносится  протяжное, гулкое, как  эхо:» Ку-ку, ку-ку, ку-ку.  Кукушка!
За  соловьями подала  свой  доверчивый  голос
горихвостка, передав  эстафету  малиновки. Все  приветствовали раннее  солнечное  утро.
В  деревне  Норкино   скос  холма  перечеркнула петляющая  тропинка, крепко  набитая ногами – к  лесу  ведёт, к  тихоструйной  речушки Липенки.
Сам  деревенский  холм  ярко-пёстр, празднично одет разнотравьем и  цветами: лиловые колокольчики, солнечные  лютики, белые  ромашки, золотые  звёзды  зверобоя, душистая  гвоздика и  зелёные  языки  щавеля, а  ближе  к  лесу, к  речушки  Липенки  разросшийся  куст  дикой  калины.
Кто  бы  не  шёл  тропинкой в  лес, на  берег  речушки- обязательно  остановится, чтобы попристальней  взглянуть, оценить  этот  цветущей  разлив, полюбоваться  густым  разнотравьем. 
На  берёзе, что  стоит  у  подножья  холма, всё  приспособлено под  жильё  скворцами-  две  скворечни. Великое  дело материнства свершилось. Услышал  тонкий  писк,  скворчат. 
    Тропинка,  петляя, проломила  луговину, опушку  леса. Солнце  расплёскивает свой  тёплый  свет. Ликует  солнце.  В  утреннем  воздухе  витают запахи  лугового разнотравья, цветов, мёда, тревожа  и  радуя  одновременно.
Совсем  рядом вспорхнула  потревоженная 
мною  перепёлка и  скрылась в  голубизне  безоблачного  поднебесья. Где –то в  середине низины проникновенно  крякала  дикая  утка, собирая  своих, как  жёлтые  шарики  утят.   
На  берегу  речушки Липенки  открылись береговые  кусты  ольхи и черёмухи  тёмные  от  густой  росы: остатки тумана курились над  лугом, от  воды  шла  испарина. Было  тихо-тихо.
  Я  стал  с  особым  вниманием вглядываться в  левый  берег, очень  памятный  мне. Мне  даже  показалось, что  я узнаю  отдельные  мыски и  отмели. Берег  покрытый, заросший  тальником, кустиками  вереска, кустарником  ольхи и черёмухи, берёзовой  порослью. Тут  тихо-тихо, чуть  шевелятся заросли  камышей, и  тёмные, прохладные  омута, бочаги  пугают  обманчивой глубиной. 
Именно  такой я  помнил  её  всегда, с  самого  детства. Я  долго брожу  по  берегу. И  всё  гляжу и не  могу наглядеться  на  речушку  Липенку, словно у  ног  моих  протекла  целая  жизнь.
Наконец я  наткнулся на  выстроившихся,  в  ряд  тонких, как восковые  свечки  берёзки. От  густой  листвы  зарябило в  глазах. До  чего  же кругом  заросло- точно  джунгли: высокий  гребень берега затемнили  ветвистые  ольхи.
Журчит  вода, обегая  мысок, сбивается узкий  след  пенки. Время  от  времени плеснётся мелкая  рыбёшка, в  ивняке  трещит  сорока.
   Речушка  Липенка- живая, сильная, хотя и не  широкая, пробила  себе  русло в  лесных  крепях и течёт, петляет по  лесу, по  луговине к  старшей  сестре  Клязьме.   
Спускаюсь к самой  воде, тут  прохладно, сумеречно, загадочно, таинственно, ополоснул потное  лицо  студёной  водой. Кажется, что я  пришёл на свидание с  детством. Сколько  тут  следов  былого?
Вот  они- знакомые  ветвистые  ивы, заросли  камыша  отвлекают  от нахлынувших  чувств. 
Бодро  зацокал дрозд на  черёмухе  береговой, с  луговины  послышался скрипучий  голос  коростеля. Впереди  меня, на сосне принялся  долбить  ствол  дятел, но  как-  то  лениво, неуверенно и  тут  же  смолк.
В моей  душе  ожило  радостное  чувство лесного отшельника.
Солнечный свет  плавно  растекался по  берегу. Над  самым  ухом  надоедливо  пищали комары. По  обоим,  сторонам береговой  кромки  высились с  рыжеватыми  стволами  сосны и  разлапистые  ели. С  возгласом:»Чив-чив» перепархивала  горихвостка, с  куста  на  куст.
Зеркальная  гладь  омута приобретала тёмно-вишнёвый  оттенок. Вода  на  перекате  журчала, и  на  удилище  садились  синие  стрекозы с прозрачными  крыльями.  Дно  из  мелкого  жёлтого  песочка  просвечивалось  насквозь. Мне  хорошо  было  видно  как из-за коряги лежащей в  русле снизу  вверх,  против  течения, стайками выходили, выплывали  окуни- полосатые  «матросы». Окуни  клюют  так, что  поплавок  сразу  идёт  ко  дну.
В  кустарнике  что-то  затрещало, метнулось  огромная  тень.  Лось.  Несколько  минут было слышно, как  он  ломился  сквозь  кусты.    
Надвинул  на  глаза  фуражку, огляделся, какой  простор, какая  сияющая  речушка  Липенка!
Окуни  клевали  хорошо.  Плыли, плыли, из-под  коряги, но  вдруг  уступили  течению и  их  снесло  за  камыш, тут  они  спохватились и виляя  хвостами, шевеля  полосатыми  плавниками, подплыли под  ветки ивы, остановились, будто  отдыхали, стояли по два, по три в ряд, головками против  течения. Блаженствовали  в  тени, в  тишине.   
Течением  червяка сносит  по песочку
 прямо на  стайку окуней. Я придерживаю удилище, червяк  беснуется. Вот  он перед самым  носом  крупного  окуня. Полосатый «матрос» виляет в  сторону, червяк  за ним. Окунь перестаёт  работать хвостом и плавниками, течением  сносит его- рывок. 
Крупный  окунь  вскидывается  над  водой и вот  уже  зажат  в  моей  руке.
Продолжатся  игра.  Новый червяк на  крючке и  тут  же  подхвачен окунем средних  размеров. Это  хорошо не приходится  наклоняться до  предела и  вытягивать руку. С  лёту  его  хватает, метнувшись от  коряги, плывёт  назад в  тень и очень  удивляется, что кто-то  подкидывает  его.
  Новая  закидка. И  мне  удалось выманить от коряги, самого  заветного  из  всех  окуней, каких  я  тут видел, он  нехотя выплыл, подержал червяка во  рту и  медленно  заглотил. На  солнце  окунь ничуть не  утратил  своей красоты: плавники горели  малиновым  цветом, ярче, пунцовей, тёмные  полосы сразу  посинели, а  сама фигура стала ещё собрание- окунь рвался  на  волю.
Окуней  осталось штук  шесть, и  все  они  стояли под  корягой. Червяк,  дёргаясь, перелетел корягу. Два  окуня  оспаривали  его, и один из  них  достался  мне.
На этом и  закончилась моя  рыбалка. Толи окуни поняли, что  тут опасно, то  ли были,  слишком  сыты. 
Приближался  вечер. Солнце начинало  клониться к  западу. На  берегу  лежал розовый  отсвет  вечерней  зари. И  всё  вокруг, словно остекленело в  своей  неподвижности, русло  медленно  погружалось  в  сумерки, всё  дышало  безмятежным  летним  покоем вечера, и  такая  красота  струилась со всех  сторон, что  хотелось думать только  о  хорошем.
Над  речушкой  Липенкой сгущалась сумеречная синева, откинулись кружевные  тени- тени вечера. И  тишина:  глубокая, спокойная.