Козявин

 - Красота спасёт мир! Ха! Как же, ждите, спасла...
   Козявин пялился в предрассветную тьму.
 - Как же, как же: рифмочки - вензелёчки, стишки - гребешки! Где они? Нету-у... - он поджал озябшие пальцы ног в расщелину между подошвой и верхом.
   Уж как этого Баха, на руках носили вместе с этими Генделями-Моцартами. Уж такие нежные, музыка у них занебесная, заумная, нам-простым - где понять? А теперь и понимать некому.
   Если честно, они со своими красивыми гаммами для него умерли ещё ДО ТОГО: как услышал "Иммигрант сонг", так их и смыло на пыльные полки - вот где напор! вот где экспрессия! Даже эта твоя фуга ре-минор окачурилась.
   А пришли решительные люди и вот те - ни того ни другого!
   Козявин притянул один лохмоть пуховика к другому чтоб не так продувало. Не потеряйся он тогда в глубокой пещере, и его бы не было.
   Сколько картин художники нарисовали, портреты, пейзажи. Он бы их сейчас прислонил к камням и вспоминал, вспоминал... А-а-а, чего там - не суждено.
   Рассветёт - пойду опять грибы искать-сушить, всё что от съедобного и осталось, до зимы успеть надо. Он снял шапку, провел негнущимися пальцами по бугристой, без выпавших волос пустыне и опять надел.
   Трудно привыкнуть к этой новой формуле зари, когда мириады парящих пылинок золы, никогда не знавших дождя, судорожно глотали пайки солнечных подачек.
 - Кто на Земле Козявин?, - каждое утро он как глашатай ритуально бросал вызов выжженному горизонту. И столь же торжественно отвечал:
 - Я!