Соседи 9

* * *

     В конце ноября Ангинэ родила  мальчика — Тиграна. Малыш перепутал день с ночью: ночи напролёт кричал, требуя молока,  днём спал. Эдик уже первоклассник, к восьми  в школу, поэтому на ночь я стала забирать его к себе. Артак, когда Элла улетала в Ленинград  (а это случалось всё чаще), отсыпался у Шевчуков на раскладушке. Ангинэ приспособилась делать домашние дела по ночам,  днём, покормив Тигранчика, спала с ним рядом.

        Утром в половине восьмого с девятого этажа спускалась Лена Новичихина, она провожала в школу своих мальчиков-погодков и с ними Эдика. На родительские собрания вместо Артака и Ангинэ ходила Наташа.  Эдика мы стали называть «сыном полка».


        Незаметно пролетела осень, настала зима. Новый год встретили тихо, своей  неполной теперь компанией. 21 января собрались у меня помянуть Андрея: со дня его гибели прошёл год.
         
        В июне узнали, что мужа Наташи  направляют в Венгрию. Служить в Европе тогда было мечтой почти каждого офицера и уж, разумеется, каждой офицерской жены. В августе проводили Игоря, Наташу и Славика, выплакав немало слёз. Встретиться больше не довелось, но мы не потеряли друг друга. Сначала писали, потом звонили. Теперь есть скайп, и это здорово — увидеть постаревшие, но такие  дорогие лица.
    
    В отпуск я снова собиралась в сентябре. Начала запасаться подарками, на которых не любила экономить. В материальном плане  мы с Катей жили хорошо: пенсия немаленькая, я подрабатывала, да ещё  папа с мамой каждый месяц присылали по сто рублей. Папа тогда  был заведующим отделением, в техникуме с восьми утра до восьми вечера шесть раз в неделю, но зарплата без малого двести пятьдесят и отпуск почти два месяца. Мама, технолог на кондитерской фабрике, за хорошую работу получала не только грамоты и подарки, но и премии.
      
        Весной заставило поволноваться здоровье свёкра:  Ольга написала, что у него обнаружили рак лёгких. Но опухоль оказалась маленькой, операция прошла хорошо, анализы после курса химиотерапии улучшились, беспокоили только рёбра, повреждённые во время операции.  Свёкор писал нам с Катей бодрые письма, а мы, выстояв немалую очередь, купили ему в подарок японскую куртку, синюю, как он и хотел. 

        Одиннадцатого сентября сошли с поезда Москва-Воронеж.  Дни стояли дождливые, пасмурные, но под родительским крылом  так тепло.  Каждый вечер приходили гости: двоюродный брат с женой, одноклассница Рита с мужем и сыном, свёкор со свекровью, Ольга с мужем и сыновьями. Забегала  Ира, но совсем ненадолго:  Николай  после обильных возлияний мог прийти и в полночь, но устраивал скандал, если, придя с работы, не заставал её дома.
   
       Свёкор теперь не работал, ходил с нами на прогулки и в кино, сфотографировался с Катей возле ТЮЗа. Свекровь немного пришла в себя, поправилась, но нельзя сказать, что была рада хотя бы Кате. Молча приняла подарки, равнодушно   спросила о чём-то, а когда Катя говорила,  вряд ли что-то слышала: взгляд её был устремлён за окно и мысли были далеко. Свёкор, видя это, старался увести нас в парк, в музей или ещё куда-нибудь. Свекровь оставалась дома.

        Девятнадцатого числа поздним вечером — мы уже легли спать — позвонил  муж Ольги: умер свёкор, прилёг днём вздремнуть и не проснулся —  остановилось сердце.  «Вот какой у тебя отпуск получился, сестрёнка», - заключил Виктор.

       Сколько может вынести  человеческое сердце?  Свёкор держался и других поддерживал,  а  сердце не выдержало.

    Двадцать первого были похороны. После я каждый день оставляла Катю с родителями или  отводила к Рите и ехала к свекрови:  надо было убирать в доме после похорон, готовиться к поминкам. Вера стала жить у свекрови: муж и дочь, уже студентка, без неё справлялись с домашними делами.

         После девяти дней приехали с дочкой. Вскоре вернулась с работы золовка и,  доставая из сумки продукты, невзначай вроде бы, заметила, что гостинцев для Кати не купила: все деньги ушли на похороны. Мне показалось, что сказано это было с какой-то целью.

        Я  дала Ольге  сто пятьдесят. Мама при мне доставала из шкатулки две пятидесятирублёвые купюры «свату на похороны». Если учесть, что на рынке за восемь килограммов говяжьей вырезки Ольга заплатила меньше  пятидесяти рублей, наша помощь была немалой. Для чего Вера упомянула о деньгах?  Я   хотела рассказать об этом  случае маме, но раздумала: неприятно было вспоминать.

            Через пару дней снова поехали с Катей к свекрови. Была суббота, у Веры выходной. Приняли нас прохладно, и через полчаса я стала собираться. Золовка  вышла проводить на крыльцо.

      - Куртку-то ты теперь, конечно, заберёшь? - спросила она, когда я, наклонившись, завязывала шнурки дочкиных ботиночек.
        Я не поняла смысла вопроса, но поразил тон  — резкий, грубый. Подняв глаза на золовку, ещё больше поразилась злобному выражению её лица.
      - Ну, куртку, куртку, которую привезла, —  нетерпеливо  пояснила  Вера, подёргивая плечом.

      Ах, вот о чем речь! О японской куртке,  подаренной свёкру.

     - На что ж она мне, —  скроив простодушную физиономию, ответила я, — она ж не моего размера, я ж в ней утону...

      Увидев, какой радостью вспыхнули  глаза  золовки, я рассмеялась  и, взяв за руку Катюшу, ушла.
   
       На душе было гадко, поэтому, дождавшись мамы, рассказала ей и про куртку, и   про гостинцы для Кати, которые Ольга не смогла купить, потому что на похороны ушли все деньги.

       - Да что она такое говорит? —  удивилась мама. —   Анатолий Иванович сорок лет на вагоноремонтном заводе отработал, заслуженный человек был, рационализатор. Предприятие крупное, богатое. На похороны от профсоюза тысячу рублей принесли, при мне Ольге отдали. Потом ещё цветы привозили, венки. Памятник тоже завод поставит.
        Папе мы решили ничего не рассказывать: у него в техникуме забот и проблем хватает, зачем лишний раз расстраивать.

       У свекрови я больше не была. Накануне отъезда позвонила Ольге, немного поговорили. Ольга попросила написать, как доехали, я обещала, после чего мы распрощались.