Поездка к родителям

Родители ждали давно. Вера обещала приехать на Рождество. Уже много лет подряд Рождество она встречала в родительской квартире. Но в этом году была какая-то необычная зима. Говорят, что такой не было около ста лет. Все уже привыкли к мягкой зиме, когда температура – минус 4-6 градусов. В эту же зиму в третьей декаде декабря ударили морозы (за тридцать!) и пока держались.
5 января Вера сложила вещи в сумку, упаковала рождественские подарки, собралась выходить. Накануне сильно похолодало, и она решила позвонить в справочную службу автовокзала, чтобы узнать, ходят ли автобусы. Ей ответили, что автовокзал закрыт на три дня. Вера не очень-то и расстроилась, домой её не тянуло. Вспомнила, какая там обстановка. Мать замотана жизнью, очень уставшая, буквально изнемогающая, но заставляющая себя вставать в пять утра, чтобы испечь блинчики, поставить пирожковое тесто. Отец с костыльком, хромая, продвигается по квартире. В августе прошлого года отца прооперировали: рак прямой кишки. Поначалу из отверстия в боку, куда при операции вставили трубочку, шло непрестанно дерьмо, матери приходилось постоянно отстирывать бельё. 
Потом отец поправился. Научился обходиться сам. Но чувствовал себя инвалидом. Мечтал о повторной операции, чтобы всё ему вернули на свои места. Однако в феврале, когда он пришёл на консультацию к хирургу, ему сказали, что об этом пока рано думать. Пусть всё подживёт как следует. Отец жил надеждой. В июле снова пошёл на консультацию. И вновь просили подождать, но недолго. На 28 августа назначили приём, от которого зависело решение врачей, возможна ли повторная операция.  А 5 августа, возвращаясь с дачи, спускаясь с трамвая, отец подвернул ногу и упал на рельсы, да так, что поломал шейку бедра. Три месяца диванной жизни. Минимум движения. В первый месяц – сильнейшие боли. Отец исхудал, щёки и глаза ввалились, обозначились резче скулы. Стал сухопарым, хотя до этого был достаточно справным.
Мать в те месяцы, когда отец был прикован к постели, надорвалась, так как носила с дачи тяжелейшие сумки с помидорами, грушами, капустой. В результате тоже заболела. Сильно исхудала. Врачи заподозрили худшее. Заставили сдать все анализы, глотать лампочку, чтобы проверить желудок, сделали УЗИ. АНЕМИЯ.
А ещё вместе с родителями живёт брат-алкоголик. Его выгнала жена, и уже несколько лет он обитает у стариков. Денег не приносит. Родители его кормят, содержат. Брат сильно опустился. Вере он напоминал обезьяну. Лоб испещрён глубокими продольными морщинами. Плечи ссутулены так, как будто на загорбке у брата и на его заплечьях сидит или висит кто-то очень тяжёлый.  Глаза – печальные-препечальные.  При этом брат остался очень добрым, но Вере он был неприятен.  Когда он протягивал свои руки (длинные, жилистые, с огромными ладонями, короткими обгрызенными ногтями), Вере становилось не по себе.  Глядя на брата, Вера понимала, что все люди без исключения нуждаются в любви, ласке, заботе, но пересилить себя не могла.
Для брата время как будто остановилось. Выросли его дочери: старшей – двадцать, младшей – четырнадцать, а он всё ещё называет их карапузами. Когда дочки приходят к бабушке, брат тут же начинает их воспитывать. У девчонок – стойкая неприязнь, может быть, даже презрение. Они с ним грубы, а он ждёт ласки, но не способен видеть себя со стороны. Иногда старшая свысока, оценивающе смотрит на отца.
Несколько раз за последнее время брата избивали: на носу – шрам от недавней драки. Когда его изуродовали так, что на работе нельзя было показаться, он неделю пробыл дома. Протрезвел, испугался того, куда катится, и обещал матери закодироваться. Но как только всё зажило, всё пошло как прежде: бутылки, задержки после работы. Вечером брат ест и тут же, как говорит мать, «бухается» и спит. Из этого и состоит его жизнь: работа, пьянка и сон.
Так выглядела жизнь брата со стороны. Что творилось в его душе, Вера не знала.
На Крещение автовокзал снова был закрыт. На этот раз из-за метели. И только в конце января Вере удалось съездить к родителям.
По просьбе матери Вера позвонила в наркодиспансер и поинтересовалась, что необходимо для того, чтобы закодировать человека.
- Надо, чтобы пять дней не пил.
- А если это невозможно? Если он пьёт каждый день?
- Можно снять похмельный синдром, но качество кодировки будет хуже.
Как не дать брату не пить пять дней? Ходить с ним на работу? Это невозможно. Не будешь же его контролировать с утра до вечера! Нужно его собственное желание закодироваться. Он – против.
Мать не выдержала и сказала:
- Не хочешь кодироваться? Ну и я тебя кормить не обязана!
Потом она пожалела, что упрекнула сына куском хлеба, позвала его есть. Брат отказался.
Вера стала разъяснять поступок матери:
- Ты думаешь, матери жалко еды? Она просто не знает, как отучить тебя от алкоголя. Посмотри на мать, как она измучена. Пожалей её. Она же на глазах сдаёт.
- Да, я вижу.
- Ты пойми, что своими силами ты с этой проблемой не справишься. Скорее всего, жену ты уже не вернёшь и прежнюю семью не восстановишь. Но никогда не поздно начать всё сначала, может быть, и женщину хорошую встретишь. Главное – остановиться.
- Мне и сейчас хватает женщин.
- Но какие они?
- Шалавы.
- Можно же еще создать свой дом, семью, найти какой-нибудь смысл жизни.
- Понимаю, на что ты намекаешь.
- Вон твой тесть почти в 50 женился. И счастлив. Ребёночка родил.
- Чего ты от меня хочешь?
- Хочу, чтобы ты закодировался, так как не верю в твою волю, в твою собственную решимость справиться с алкогольной зависимостью.
- Ну, уж нет. Я иногда хочу выпивать. По праздникам. А ты хочешь лишить меня этого.
- Если бы только по праздникам и в меру, разве кто-нибудь был бы против?
- Вот до 23 февраля пить не буду.
- Ой, ли?
- Не веришь? Позвонишь матери и узнаешь…
- Пойми: и мама, и я хотим тебе только лучшего. Надо жить полноценной жизнью.
- Достаточно проповедей! Сказал, что не буду, значит – не буду!
Поняв, что всякие попытки кодирования обречены на провал, Вера решила уехать.
Спустя неделю она позвонила матери и узнала, что брат не пьёт.
- Я не нарадуюсь, - говорила мать в трубку, - в полшестого он уже дома. Нигде не задерживается. Ужин помогает готовить. Я телевизор смотрю, а он говорит: «Мам, ты сиди. Я сам… Он ведь добрый!
- Сплюнь.
- Да я уже не знаю, как бы не сглазить: и плюю, и стучу, и молюсь.
«Господи, помоги моему брату», - обратилась с просьбой Вера.