Пока кукует над Рессой кукушка, ч. 6, гл. 2

                Часть шестая.
                Жизнь  в чужих краях
                Глава вторая.
                Дети и внуки...

    Вера родила девочку в середине января. До этого месяц побыла в декретном отпуске. За это время научилась на льняном полотне "выбивать" рисунки в стиле "ришелье"  с помощью швейной машинки. Муж купил её Вере на толкучке, как только вернулся из отхода. Сказал, что заработали приличные деньги, и если не случится непредвиденных трат, то отец начнёт подыскивать пригодный для семьи дом...

    Свёкор после приезда с заработков несколько смягчился в отношении снохи. И родичей её повидал, узнал какого она роду-племени, да и осознание того, что скоро станет дедом, а в доме благодаря снохе появится первый долгожданный внук, поднимало настроение. Но недолго оно длилось. Сноха была упряма и своенравна. Часто встречала в штыки все его пожелания. Может быть потому, что воспринимались ею они в форме приказов...
 
    Насколько проще было жить, пока мужчины были в отъезде. Свекровь часто рассказывала Вере о своей жизни сначала в семье брата, потом в замужестве. Объясняла невестке, как положено себя вести в доме мужа, что в деревенском семейном мироустройстве главой считался старший мужчина. Рассказывала, каков был её свёкор Герасим Димитриевич, как управлялся со своими домочадцами, как не терпел самоуправства и не потакал прихотям членов семьи, но был справедлив и добр ко всем. Настраивала невестку не перечить главе семьи, быть терпимее. Но как быть терпимой к некоторым несправедливым требованиям?

    А тут ещё такое... Задолго до возвращения мужчин Вера со свекровью и золовкой часто обсуждала, как назовут новорожденного. Лиля с Верой придумывали имена и для девочки и для мальца. Сходились на том, что имя должно быть лёгким, употребимым в этой местности и чтобы не дразнили сверстники... Свекровь со вздохом останавливала молодёжь, напоминая, что надо бы и главу семейства спросить, учесть его мнение... А то осерчает...

    Так и случилось. Накануне днём Веру отвезли в городской роддом. А уже утром Лиля  прибежала с фабрики, где по телефону узнала новость, с сообщением, что ещё вечером родилась девочка. Ваня тут же с нею отправился в роддом, поглядели на новорожденную. Николай Герасимович, который с тайной надеждой ждал, что первым родится внук, ведь у самого, прежде чем появились дочери, Ольга троих парнишек родила, расстроился. Потом, немного поостыв, решил, что следующим будет уже внук.

    Ваня на радостях отправился отмечать такое знаменательное событие с друзьями и роднёй, и так наотмечался за неделю, что когда пришлось забирать жену с дочерью из роддома, Лиля с отцом еле его привели в божеский вид...

   Вернувшись домой, Вера известила всё семейство, что решила назвать дочь или Натальей, или Людмилой, на выбор родственников.

   Николай Герасимович вначале внимательно оглядел новорожденную, которую только что развернули и положили на койку, затем повернулся к снохе:

   -- Не тебе решать, как мою внучку называть. Это моя наследница и нашего рода. Погляди, Ольга, как на нашу первую дочь похожа. Вылитая Клава, как мне её на руки положили... Вот и назовём внучку в честь той моей дочери...

    Вера была готова взорваться, наговорить лишнего. Вовремя её Лиля дёрнула за руку, вывела из комнаты:

    -- Успокойся, хочешь свару устроить? Лучше уступи, так спокойнее будет и тебе, и всем остальным...

    -- Почему он распоряжается моим ребёнком? Я мать, это моя дочь...

    -- Остынь, а он дед, он глава семьи. Его слово весомее... Я сама не в восторге от его решения, но что поделаешь...

    Вера смахнула слёзы со щёк. Она отлично понимала, что золовка права, и не стоит усугублять своё положение в семье явным непослушанием. Только проговорила, что сына будет называть сама, и никто ей тогда будет не указ. На этом инцидент был исчерпан.

   Через неделю приехала наведать сестру и новорожденную племянницу Галя. Она и сообщила Вере, что старшая сестра Аня тоже родила, спустя пять дней после Веры, но мальчика. Назвали его чудно -- Гариком.

    Отсидев в декретном отпуску после родов два месяца, Вера вышла на работу. Опасалась потерять место. Впрочем, домашние одобрили её решение. С появлением нового члена семьи траты увеличились, а ведь новое, более просторное жильё пока так и не подыскали. Так как фабрика была переведена на двухсменку, по просьбе обеих работниц их назначили в разные смены. Когда Вера была на фабрике, Лиля носила ребёнка на кормление к матери, чтобы та не бегала попусту. А дома с племянницей уж сама управлялась с помощью матери. Так и жили.


     ...Ранней весной Николай Герасимович вновь засобирался в отход в родные места. Знакомцы отписали, где требуются рабочие руки. Сам был в годах, но снедало душу беспокойство -- сын пристрастился к спиртному, а в городе на каждом углу пивнушки,  по улицам у домов выставлены к вечеру скамейки с домашним вином, так и соблазнявшим любителей выпить. А в родных местах было не до питья, надо трудиться с утра до вечера, выполнять тот объём работ, на который подряжались...

    За сезон заработали денег, побывали на родине. Ваня впервые ещё с военных лет  приехал на место родной деревни в летнее время. Прошёлся вдоль бывшей улицы, присел на валун, только и оставшийся от родной избы, и заплакал. Вдруг  вспомнилось детство, наполненное радостным ожиданием чего-то удивительного и прекрасного. Потом пришли фашисты и уничтожили детские мечты. Страшным воспоминанием мелькали в памяти картины нашествия, расправ над жителями, рассказов о зверствах, потом побег из деревни по полю, теперь оно заросло молодым лесом, и не сыскать ту воронку, где схоронили любимую няньку Саню. Слёзы катились из глаз, омывая в душе несбывшиеся мечты и надежды, оплакивая утраты и сломленную судьбу...

    Здесь, в Красном,  он с острой болью в сердце понял, что, не будь войны, жизнь его пошла бы по другому пути. Выучился бы на дорожного мастера, строил  дороги между деревнями. Кругом были близкие люди, община, пусть и порушенная коллективизацией, но остающаяся основой деревенской жизни, оказывающая помощь и поддержку каждому своему члену. Конечно, не все соглашались с требованиями общества, но такие уходили в города... Такой поддержки, как в деревенском общежитии, в городе нет. Там никого не интересует, как ты живёшь, каждый сам по себе... Вот, казалось бы, Евдокия Ивановна, с которой он познакомился, как только приехал в Грозный, пыталась организовать что-то подобное деревенской самопомощи и поддержки для приезжающих из смоленских и калужских деревень, но её довольно жёстко одёрнули. Теперь если и помогает, то тихо, не афишируя деятельность... А ведь скольким бы ещё помогла...

   Ваня понимал, что эта зараза, по названию пьянство, его не отпустит, с этим надо бороться. Но он человек не сильной воли, а поддержки нет. Нет рядом такого товарища, как Антон, который хоть и втянул Ваню в пьянку, до конца службы боролся потом с недугом друга. Рассказывал, что такой болячкой страдали местные жители его края, у которых организм не сопротивлялся алкоголю, и они очень быстро погибали. Ваня страшился такого исхода. Что он видел в жизни? Из детства сразу в военное лихолетье, потом шахта, затем служба на Чукотке, возвращение не в свои родные места, а на чужбину, где всё так не похоже на родину, где люди притворяются друзьями только ради выгоды, а получив то, что хотели, просто бросают того, кого только что называли другом, как ненужную и отягощающую жизнь вещь. Сколько он так уже обжигался... Но не верить в людей он не мог... К сожалению и жена не понимала Ваню. Она была совсем другого склада. Любила повеселиться, не считала зазорным попеть частушки, потанцевать с другими мужиками... Ваню это раздражало. В деревне такое было не принято... Но те обычаи и поведение в быту канули в лету... В городе всё другое...

    Заглянули по пути и к сватам. Летом домик их был не столь неприглядным как прошлый раз, утопал в зарослях сирени и черёмухи. Ваня представил, как здесь хорошо весной, когда всё вокруг в цвету. Он готов был бы остаться здесь...
-- И где ты  работать будешь? -- охладил его пыл отец. -- И жена твоя? Жить впроголодь? Сумеешь ли прокормить детей своих? Или, махнув на всё рукой, сопьёшься и умрёшь где-нибудь под кустом...

    Ваня и сам понимал, что эти мечты его беспочвенны. Действительно, где здесь работать? И кем? Скотником? Нет, не по нему это. Трактористом? Он, конечно, знал технику, в армии научился, ремонтировал, но не было у него тяги к железкам. Больше к строительным работам тянуло. С удовольствием рассчитывал проекты прокладки дороги на местности, составлял смету работ, рисовал схему... Наверное, смог бы и гончарным промыслом заняться, да только будет ли спрос на его продукцию...

    Отец хорошо понимал состояние сына, но резонно заметил, что пока возвращаться в родные места некуда. Надо обустраиваться там, где осели. Мать не выдержит ещё одного переезда. А вот когда наладится жизнь, придёт понимание того, где и как устроиться, тогда и возвращаться сюда. Но заранее подготовить  место, наметить план, как жить дальше...

    Сваты встретили родню доброжелательно. Познакомили с Иваном Гошиным, деверем сватьи. Тот ежегодно в отходах бывал. Этот год пропустил по причине, что жена прошлый год родила дочь Раичку. Дома этим летом по хозяйству помогает. Надо избу подстраивать, как раз подвернулось удачное предложение.   Наташка Мишенкова купила в Юхнове дом, перебралась в город, в деревне-то одна осталась, а сыну дальше учиться надо. Вот она и предложила свою деревенскую избу на вывоз. Хозяйство пока там осталось, пчельня та же...




    Галя часто в выходные ездила в Шали к тётке Дуне. Дружила с сестрой Шурой, хоть разница в годах была в пять лет. Здесь ходили на вечёрки, знакомились с ребятами. Как-то приглянулась она местному парню из казачьего рода. Был он из большой семьи. У матери  шестеро детей, и все парни. Сашка, почитай, предпоследний. Отца при них не было. Поговаривали, что в гражданскую воевал на стороне беляков, потом принял новую власть. А вот детей растила одна мать... Прошлый год Сашку отправили в армию, служил аж в самой Германии. Слал Гале письма с фотографиями. Мать его благосклонно относилась к девушке, при встречах расспрашивала о житье-бытье, о планах на будущее.

    А что могла рассказать Галя? Что живёт в общежитии. Работает на стройке, выучилась на штукатура-маляра. Отделывают дома на улице Красных фронтовиков, работала на здании почтамта...

    Год спустя приехал Сашка на побывку в отпуск из своей Германии. Встретился с Галей в городе, погуляли по парку, потом поехали в Шали. Тут родня Сашкина и пристала с предложением поженить их сейчас. Мать мотивировала предложение тем, что все родные приняли решение двинуться из этих мест кто поднимать целину, кто в Казахстан, кто на Украину. И вряд ли соберутся когда в таком составе. А здесь, пока все на месте, и отпразднуют свадьбу...

   Так и получилось, что Галя вышла замуж, а мужу ещё два года тянуть армейскую службу. Сашка вернулся опять в Германию, а Галя ездила в Шали к тётке и наведывала свою новую родню, части которой постепенно перебирались в новые места... Многие стали покидать Шали...



    В семье Николая Герасимовича всё более-менее успокоилось. Все работали, подрастала внучка, Ольга хоть и не отошла полностью от перенесённой болезни, но пыталась хоть чем-то  быть полезной семье.

   Следующий год не предвещал потрясений. Этот новогодний праздник встретили впервые по новой городской традиции. На центральной площади у памятника Ленину власти по сложившемуся обычаю установили большую ёлку, и  днём туда Ваня с Верой  впервые отвели свою двухгодовалую дочь. Девочка в восторге разглядывала нарядное дерево, пыталась задавать какие-то вопросы, долго не хотела уходить от такой красоты. На ёлке висели яркие украшения, у подножья стояли фигуры Деда Мороза и Снегурочки, и казалось, что они живые. Уговорили родители уйти только обещанием, что дома покатает отец её по улице на санках. В тот год снег выпадал частенько, и дед с отцом, изготовив, как бывало в деревне, самодельные санки,  периодически возили девочку вокруг квартала до самой Сунжи...

   Домой возвращались на трамвае. Под ногами в центре города была сплошная слякоть от таявшего снега. У драмтеатра сели в вагон, доехали до улицы Пионерской и пересели на другой трамвай под названием "пятачок". Он был чуть другой конструкции. Вверху над головами раскачивались петли из брезентовых ремней, за которые взрослые держались, чтобы не упасть при резкой остановке вагона. И девочка, сидя на руках у отца, то и дело тянулась руками к этим петлям, чтобы держаться так же, как и взрослые. Трамвай резво катил по рельсам, скрипя и периодически позванивая предупреждающим сигналом для идущих по тропинке вдоль рельсов путников. Так и добрались до остановки на улице Кавказской. По дороге зашли в продовольственный магазинчик.

   Маленькое помещение было заполнено двумя витринами с покатыми стёклами, за которыми виднелись продукты, девочке пока мало известные и потому не интересные. А вот в торце магазина, там, где торговали хлебом, в столешницу был вделан механический нож. Он так интересно лязгал и стучал, когда продавец им отрезал половинку или четвертинку хлеба. За спиной продавца вдоль стены на полочках виднелись банки с конфетами, крупами, макаронами...

    Дома девочку ждали подарки. Ей дали немного конфет в разноцветных бумажках. Но самое интересное было в свёртке. Там оказалась куколка. Её головка была глиняная, а тело, ручки и ножки из материи, набитые внутри опилками. Это было такое счастье, что все остальные игрушки были сразу забыты. Тётка Лиля сшила кукле платье, мама связала крючком туфли и шапочку. И праздник этот запомнился именно благодаря такому чудесному подарку...



    ...Лиле вспомнилось прошлогоднее лето. Отец с братом как раз были в отходе, когда в воскресенье приехала в гости тётка Настя. Принесла гостинцев к чаю -- фруктовых подушечек и баранок. За традиционным чаепитием рассказала о причине прихода.

    Прошлый год семье Шаликиных выделили земельный участок в предгорье, недалеко от общежития. И в этом году решено  начать строительство дома. Да как на грех Шура, вышедшая два года назад замуж за приезжего, родила сына, кормит грудью, помощница из неё никакая. К тому же и по своему дому надо управляться. Василий, Манин муж, тоже уже в годах, да военные болячки одолевают. А надо саман заготавливать, пока жара, самое время подходящее... В деревне бы и не задумывались об этом, попросили  помощи у родни и соседей. Сколь таких случаев было на памяти, когда ближняя и дальняя родня откликалась на призыв, в считанные дни возводя избу. А здесь и родни раз-два и обчёлся, и соседей нет...

    В общем, просила тётка Настя в следующий выходной приехать на помощь родне. А кому ехать-то? Мужики в отходе. Ольга и рада бы, да уже не помощница. Но снарядила дочь с невесткой.

    На участке уже была завезена глина, солома, навоз, сделаны из досок формы для самана, собралась немногочисленная родня. С Верой и Лилей приехала и Галя, да со стороны Шуриного мужа кто-то был, из соседей по общежитию двое или трое. Словом, народу набралось.

    Глину разложили в круг, накидали резаной соломы, навоза, полили водой, и женщины босиком вступили в эту смесь. Ногами растирали, месили  и перемешивали солому с комками глины, пока месиво не становилось пластичным и гладким. Мужчины быстро набивали формы готовым раствором и с помощью верёвок перетаскивали  их на выравненное и вычищенное место, где и высвобождали формы от глиняных кирпичей. Им предстояло теперь сохнуть под палящим солнцем. А женщины вновь засыпали глиной и резаной соломой и навозом освобождённый круг и начинали свой нескончаемый танец. Тут уж было время и  песням, и частушкам. Солнце жарило неимоверно, охлаждались работники выносимым из погреба квасом, которого хозяева заготовили в достатке.
Казалось бы, простое действо, а как оно утомляло работавших. Ноги гудели от постоянного разминания комков глины, саднили от царапин, полученных от острых частиц соломы, от холодной воды, которую часто подливали в месиво, чтобы оно было мягким. И только когда последняя глина была пущена в дело, а потом в виде сырого темно-бурого кирпича оказалась на своём месте в череде себе подобных на отведённом участке, работающие наконец смогли отдохнуть.

    Хозяева накрыли стол с угощениями. Мужчины выпили за удачное начало строительства, пожелали хозяевам благополучно завершить его  ещё в этом году...
За лето, привлекая помощь родных и друзей, заготовили Шаликины в достатке самана на стройку. И когда Николай Герасимович с сыном вернулся из отхода, приступили к возведению стен... К зиме стены дома были подведены под крышу,  вставлены окна, настелены полы. Вскоре на участке уже стоял новый дом под черепичной крышей, а к новогодним праздникам из трубы появился первый дымок. И семья Маняши перебралась в новое жильё.

     Николай Герасимович с глубоко запрятанным чувством зависти оглядывал  дом младшей сестры и понимал, что ему с таким делом не справиться. У Маняши и муж на десять лет младше него, и сын Петя молодой, и зять Вася ещё в силе... Да и в соседях в общежитии молодёжи в достатке... А ему, если и надумает, такую стройку не потянуть... Но за сестру с чистым сердцем порадовался. Дом получился просторный, удобный. И вскоре отписал в письме Арише своё мнение о новом жилье сестры...

    У Ариши, он это видел своими глазами, тоже всё наладилось. Хоть и жила сама пока в общежитии, но дочь уже замужем, работает в торговле в самой Москве, муж её участковым служит. Этот год родила девочку, нарекли её Аллой. И сын Аришин определился, женился, живёт в Москве, работает на транспорте. Всё у этих сестёр хорошо. Беспокоит только средняя -- Дуняша. Одна осталась. Старшая дочь на выезде на Урале устроилась, другая в деревне замуж вышла, в колхозе работает. А Дуняша одна в халупе перебивается. Навестил её, сердце кровью обливается. Нет мужика -- и дом сирота. Так и осталась жить в старой избёнке. Что смогли, подделали с сыном да зятем, а большего и не сделаешь.  В деревне нищета, глухомань, до сих пор света нет. Живут при керосиновой лампе, а то и при лучине...


    На Рождество с утра приехал на грузовике Петя Шаликин. Он уже два года как отслужил срочную, вернулся к родителям и тоже работал в стройтресте. Петя  пригласил всю семью дядьки Николая на празднование  новоселья. Сказал, что соберётся вся родня и знакомые по малой родине. В кои-то веки пообщаются между собой. На машине приехал, чтобы тётку Ольгу довезти без пересадок, пусть хоть разок поглядит на дом. На том и порешили. С Ольгой поехал и Николай Герасимович, а молодёжь добиралась своим ходом...

    Праздник получился шумным и весёлым. Были там и Фроловы из Гороховки, и Ренусовы из Дербени, и Доронины Сашка с сыном Володькой... Все порадовались за Шаликиных, которым первыми удалось отстроить свой дом, тёплый и уютный.

   ...Лиля вышла из жаркого помещения охладиться на улицу. За спиной вздымалось невдалеке предгорье. Чуть дальше, в дымке проглядывал основной хребет Кавказских гор. Где-то там есть вершины Эльбруса и Казбека. Правда, отличить их в этой призрачной и почти прозрачной на солнце горной гряде, она не могла... Снежок запорошил землю, посаженные на участке саженцы деревьев, вскопанные в дальнем конце грядки. Как же и ей захотелось жить вот так же, в своём доме, на своей земле, по весне сажать овощи, осенью собирать урожай... Сбудется ли желание? Папка собирает деньги, урезает все потребности, лишь бы набрать сумму, достаточную для покупки дома. Он уже обошёл несколько выставленных на продажу домов. Но запрашивали хозяева по его пониманию слишком высокую цену, для семьи пока неподъёмную. Да и расположены дома были далековато от фабрики, добираться очень неудобно. Но приблизительную сумму, необходимую для покупки он определил. А потому и продолжил работу, хоть и здоровье уже заметно ухудшалось...

    ... Вера посматривала на мужа. Тот обещал ей в гостях не пить. Но как удержишься, если рядом брат троюродный, с которым в одну школу ходили, да дядька, брат материн, да дружок по работе Алёшка Ренусов... Обещал Вере к спиртному не прикасаться, а опять дружки и родня исподтишка подначивали, вовлекли в распитие... А там уж покатилось...

    Видя, что муж не удержался, Вера предупредила свекровь, что незаметно уйдёт с мужем и дочерью домой. Надо же было ещё печь протопить, чтобы не замёрзнуть ночью... Свекровь понимающе кивнула в знак согласия. Труднее казалось уговорить мужа, уже приложившегося к выставленному на стол домашнему вину. Но тот неожиданно сразу согласился. Завтра ведь рабочий день...



    Начало года не принесло никаких неприятностей, если не считать морозов, снега и сменяющих их оттепелей... Хотя в окружающем мире происходили какие-то неподвластные разуму движения, какое-то почти незаметное бурление в обществе, непонятные слухи, полунамёки, сомнения и страхи чего-то непознанного и потому вызывающего безотчётные опасения... Почему-то некоторая часть жителей стала уезжать в другие места...

    На фабрике работы было невпроворот. Вера оставалась даже во вторую смену на подработку, чтобы выгадать денег для своих нужд. Основную зарплату отбирал свёкор. Не у неё, конечно, у мужа, которому она по традиции отдавала деньги как хозяину семьи. Но уже видела, что распорядиться ими Ваня не может. Если не отберёт отец, то в ближайшие дни выманят собутыльники из соседних квартир, которые как пчёлы на мёд, слетались к нему в те дни, когда на фабрике выдавали зарплату...

   Это угнетало Веру. А ещё мужнино недоверие к ней. Постоянные придирки, почему осталась на фабрике сверх положенного, что за походы в театры? Хотя сам любил бывать с нею в кинотеатре. Один из них был на пересечении их улицы и имени Ленина. Назывался "Родина". Другой в центре, недалеко от драмтеатра, звался имени Челюскинцев. В этом было несколько залов, в которых показывали разные фильмы, а в фойе перед показом сеанса играл духовой оркестр...

    Вечерами, под светом электрической лампочки, Вера и Лиля, когда были свободны, шили на заказ. У Лили был свой круг заказчиц. Ей удавались платья из тонких тканей, она умела подобрать фасон к ткани и фигуре так, что изделие всегда смотрелось на хозяйке выигрышно. У Веры такой способности не было. Да и не бралась она за вычурные фасоны платьев. Больше занималась выбивкой рисунков "ришелье" для оконных штор и дверных занавесок. Но все эти работы приносили ей определённый приработок.

    Она мечтала о своём доме, где будет хозяйкой. Надеялась, что там уже сможет отвадить мужа от дружков и соблазнов. Ради него она отказалась от шумных компаний сверстников из числа родичей и деревенских знакомых. Пришлось даже сократить время для комсомольской работы. Хотя на фабрике пока ещё числилась в активистках и была избрана депутатом в районный совет. За свою работу получала грамоты, но больше была всё же рада премиям...



     ...Когда людская молва докатилась и до Грозного и на каждом углу стали обсуждаться новости о том, что говорил на ХХ съезде партии новый правитель Никита Хрущёв о культе личности, о том, что прежний вождь страны товарищ Сталин, оказывается, был жестоким тираном, многие просто не могли поверить услышанному. Когда стали распространять цифры расстрелянных и погибших в лагерях людей, посаженных в тюрьмы, раскулаченных, у многих в сердцах неожиданно поселилась  ненависть к тому, кого не так давно боготворили, рыдали безутешно, услышав о его смерти...

     В один из дней, придя домой после работы, Лиля рассказала отцу, что на фабрике было собрание комсомольское, на нём их знакомили с некоторыми документами прошедшего съезда.
 
     -- Такого ужасу наговорили, папка. Что людей ни за что в тюрьмы сажали, убивали...

     -- Дочь, не повторяй того, что сама не видела...

     -- Но тебя же Сталин посадил в тюрьму! -- в возмущении воскликнула дочь.

     -- Не приписывай ему того, чего не было. Слишком много подлости людской, сотворённой тогда, приписывают умершему. Не по уму, не по совести и не  по чести это.

    -- Но ведь ты же сидел целых полгода...

    -- Да разве Сталин меня посадил? Недалёкая и неумная Филимониха написала кляузу на меня, хотела моё место в артели занять. Однозначно, под чью-то диктовку. Кому-то, кто повыше был в руководстве, я в чём-то дорогу перешёл. Её руками  он и решил меня убрать. И при чём здесь Сталин?  А с раскулачиванием и того хлеще: чтобы прогнуться перед высшим начальством да похвалу заслужить, многие начальнички помельче  брали повышенные обязательства по высылке крепких крестьян. Нужно было колхозы создавать, но не на пустом же месте. Где взять хозяйственные дворы, скот, инвентарь? У крепкого крестьянина. Вот и хватали и отправляли в Сибирь, там ведь рабочие руки ещё больше нужны. Думаешь, с чего там стали возводиться города и заводы? Руками работящих крестьян да горожан. Так бы они от земли не ушли и с родины не уехали, вот их ушлые начальники и отправляли под видом врагов в лагеря. А сколько было настоящих врагов, которые окапывались при власти и исподтишка устраивали диверсии? Теперь-то их возвеличивают, говорят, что они пострадавшие. Почему-то при этом забывают, скольких людей они этими диверсиями погубили. Так что не сваливай на почившего тех грехов, которые он не совершал. У него и своих было полно, с которыми он перед древними богами предстал, перед ними ответ держал. А те, кто зло это в те годы творил, теперь перед народом свой зад отмывают, на ушедшего свои злодеяния сваливают...

    -- Но как же так? Ведь говорят, что это всё Сталин сотворил. Не прощу ему никогда того, что мы пережили в тот год, что ты сидел...

    -- Придёт время, и ты поймёшь, что во многом не права. Хотя у Сталина было много вины перед нами, жителями центра страны, брошенными им при наступлении фашистов, и потом, когда стал окраины в первую очередь возрождать, оставив  нас на разграбленной земле выживать, как сумеем. Опустошил нашу землю, превратил крестьян в невольников, не имеющих  права уехать с родной земли. За их счёт ведь возрождаются окраины. Вот хоть и эти места. Местный народ под видом того, что он собирался перейти к фашистам, собрали в вагоны и отправили в тёплые края, подальше от войны. Они малая народность, их надо было сохранить... А мы большой народ, нас, получается, было не жалко. Мы стали той ступенью, о которую споткнулись фашисты... Вот за это нет у меня прощения Сталину... Но я хорошо понимаю, что он не мог иначе, по-другому бы не получилось. Больно душе только, что самый большой народ страны сильнее всего и обижен. Даже здесь нет русской общины, эх, да что там общины. Даже землячество не приветствуется местными властями... А на то, что говорят сейчас везде о Сталине, не обращай внимание. Придёт время и всё станет на свои места...



    А вскоре в семье все политические новости отошли на второй план. Вера уведомила мужа, что опять беременна и к осени подарит ему второго наследника. Узнав об этом, свёкор вновь потеплел в своём отношении к снохе. Надеялся, что уж на этот раз она родит парня. В летний сезон далеко уезжать не решился, с артелью работал в ближайшей округе. Стал замечать, что в сёлах, где прежде жили приехавшие после войны жители средней полосы, стали появляться чернявые мужчины и женщины, претендовать на занятое другими жильё, доказывать, что до выселения оно им принадлежало. Пока это было не массовое переселение, но многие жители центра страны стали уезжать из этих мест...

   Юхнов, февраль 2019г.