Среди живых. Часть 3

    Николай зло шагал к своему "Камазу", оставленному на пустыре в квартале от Катиного дома. Он завел машину, развернулся и, гремя прицепом, выехал на дорогу.
     Ну, змея! Он вспомнил о духах, которыми пахла эта сука. Плечи, рукава - все пропиталось предательским запахом. Матюгнувшись, он остановил машину, достал из-за сиденья бутылку - там было граммов сто спирта. Плеснул на ладонь и смочил плечи и рукава, с неприязнью подумав о жене.
    Автомобиль несся на четвертой, дорога была пустынной (в два-то часа ночи), и Николай думал уже, что будет врать жене насчет досрочного возвращения из рейса. На повороте у кладбища он достал "беломорину", полез в бардачок за спичками... Но папироса выпала из широко раскрытого рта.
    Над дорогой - и была ли эта угольно-черная пустота дорогой? - стремительно взмывали вверх две белые фигуры. Окруженная роем сверкающей мелочи, одной из фигур был Леха.
    - Леха!.. Ты! Ты!.. - Ему казалось, он кричал, - Ты умер! Нету тебя! Закопали! Загнулся ты!.. Леха, твою мать! Так не бывает! Ты!.. Ты! - Губы заклинило на этом "ты".
    Фигуры с головокружительной быстротой исчезли вверху. Николай выворачивал вслед за ними шею, забыв, что колеса крутятся, что скорость - шестьдесят, что в руках - руль, что он смертен...


    Ранним, удаленно-ранним утром, когда тени длинны и розовый свет лежит между деревьев, когда только что, захлопав крыльями, прогорланил петух, на краю большой стеклянной лужи сидит белоголовый мальчик. Оторвав подбородок от коленей, он трет сонные глаза.
    Скрипнула калитка, и, шаркнув теплыми боками о дерево, из нее вышла корова. Около мальчика она остановилась, наклонила шею и, глядя на него, замычала: мол, пошла на луг - завтракать. Мальчик подхватил хворостину и с замирающим сердцем, прячась за кусты, побежал за коровой.
    Дом мальчика - точная копия клипера "Катти Сарк" - стоит на веселом взгорке, куда, если он пожелает, соберется братва под "веселым Роджером", или воинство оловянных солдатиков, или... Мальчик не всегда может сказать с точностью (хотя бы потому что он здесь всего три дня), кто может появиться в его доме - прибежать из рощи, что совсем рядом, приползти из долины, в которую скатывается взгорок, или вынырнуть из озера, что голубым глазом блестит внизу. Друзья могут быть причудливы, непредсказуемы, странны, но они всегда друзья.
    Луг вокруг озера еще в тени, и мальчик зябко ежится, осторожно ступая в густой туман. Он огибает озеро и поднимается на противоположный край низины, где стоит старое дерево с густой кроной и черной корой. Верхушка дерева красная.
    Ветерок! Он пахнул прохладой, и мальчик, усевшись на мягкую как пух мураву, обхватил колени руками и прижался к жесткой коре, которая расступилась, принимая форму спины. Он прикрыл глаза и сквозь тысячи радужных паутинок увидел безголовую корову, уткнувшуюся в туман. Мальчик улыбнулся и прихлопнул картинку. Во сне к нему приткнулся кто-то большой, теплый, и он проснулся уже в обнимку с ним.
    Это  был  волк.   Зверь  встал,  потянулся  во  всю длину огромного тела, зевнул, лязгнул челюстью и посмотрел на мальчика.  В его взгляде читалось учтивое: здравствуйте! Почесав за ухом, волк не спеша потрусил вниз,  поприветствовать корову, лежавшую на боку и лениво двигавшую челюстями.
    Насвистывая, мальчик побежал к роще. Он хотел сорвать цветок, но тот пискнул, и мальчик долго,  завороженно разглядывал его. Потом   ему   захотелось есть.
    Из кухни, находившейся на носу корабля, вышла мама в клеенчатом переднике и протянула ему кружку холодного молока. Где-то наверху, на палубе, отец стучал молотком, должно быть, чинил оснастку, поврежденную в последнем бою. Двери роскошных адмиральских покоев, в которых мальчик жил, распахнулись, и оттуда вышла золотоволосая девочка в воздушном платье. Она подошла к дверям другой комнаты, похожей на музей кукол (а он вчера думал: на кой ему сдалась эта девчачья комната?).
    - Эй? - позвал он девочку, имени которой не знал. - Можно я буду звать тебя Яной?
    Девочка кивнула, глядя на него исподлобья.