Красивая

                Посвящается К.И.Н.

– Это страшно – когда каждое прикосновение к жизни приносит боль и пробуждает истерику, – протяжно говорила Фаина, обращаясь к Тимофею.
«Какая странная!» – холодной иглой пронеслось в голове у Тимофея, и эта мысль, как и раньше, не показалась Тимофею дикой.
– Не понимаю… – сказал он. – О чём ты?
– Моя жизнь полна разочарований, – продолжала Фаина, дрожа от страха. – Она похожа на длинный холодный коридор. На стенах – пауки. Открываешь двери – а там злые люди… сидят и пьют чай…
– Что ты говоришь? – искренне изумился Тимофей, и холодная тишина ответила ему своими широко раскрытыми серыми глазами.
Так повторялось изо дня в день: Фаина при встрече с Тимофеем жаловалась на жизнь и на непонимание людей. Это была молодая женщина лет двадцати шести. Бледные тени лежали на её измождённом опухшем лице, и удивлённые глаза – один светло-синий, другой тёмно-зелёный – придавали ему вид старой разукрашенной маски, на которой застыло вечное озадаченное и несмываемое отчаяние. При этом её растрёпанные рыжие волосы делали её похожей на весёлую взбалмошную птицу, озадаченную какими-то странными, тревожными событиями, грозившими разрушить её гнездо. Но за этой весёлостью таилась непонятная грусть, которая всегда приводила Тимофея в безысходное уныние.
«От неё неизвестно чего можно ожидать!» – подумал он внезапно, и спустя несколько мгновений эта мысль показалась ему слишком навязчивой.
Его любовь к Фаине давно переросла в зыбкое чувство, каждый изгиб которого вселял в него удивление, смешанное с неподдельным ужасом. Однажды в его седеющую голову ядовитой змеёй проникла ледяная мысль: а что если его любовь к Фаине – болезнь? Болезнь, от которой нет лекарств? Тут же эта мысль показалась ему ложью, и он решил ей не верить.
– Я знаю, что моя жизнь лишняя! – продолжала Фаина. – Я живу во вред себе и людям. Я охотно отдала бы свою жизнь кому-нибудь… Тому, кому надо жить. Младенцу, например, больному младенцу…
В душной комнате чёрной, пахнущей пылью тенью проползла тяжёлая пауза.
– Я поставлю за тебя свечку в церкви, – произнёс Тимофей, вставая и чувствуя облегчение.
Фаина ничего не ответила. Не попрощавшись, Тимофей вышел и, захлопнув за собой дверь, исчез. Фаина осталась одна.
– Свечку? В церкви? – с нетерпеливым ужасом воскликнула она, обращаясь к одиноким светло-коричневым стенам. – Зачем?
«Тимофей считает меня уродливой, а ведь я красивая!» – подумала Фаина.
Она достала из сумочки овальное зеркальце с трещиной и стала нервно в него смотреться, но с удивлением отпрянула от своего отражения. Она не узнала себя.
Спустя час внезапно позвонил тёмно-красный телефон. Фаина в страхе посмотрела на него и подняла трубку. Это звонил её друг Иван.
– Послушай, – начал он сдавленным голосом, – моя любовь к тебе мешает мне жить.
Фаина на это ничего не ответила.
– Я люблю тебя. И эта мысль для меня невыносима, – продолжал сдавленный голос всё быстрее и быстрее. – Я тебя ненавижу, а себя презираю.
– За что ненавидишь? – спросила Фаина, и ей показалось, что звук её голоса стал похож на звон колокольчика.
– Ты открыла во мне… как бы это сказать… ущербность… или что-то вроде того. Я жил и никому не мешал, и мне никто не мешал. И вот теперь я стал слаб. Поэтому я презираю себя. И ненавижу тебя.
Фаина повесила трубку. Ей всегда казалось, что Иван замышляет что-то недоброе – может быть, хочет убить её. И сегодня, в этот холодный февральский вечер, эта мысль показалась ей пустой – бесцветной, безликой, неинтересной.
– Иван думает, что я уродлива. Но я не уродливая! Я красивая! – пронзительно крикнула она.
Снова зазвонил телефон. Фаина задрожала всем телом, отшатнулась от него и не стала брать трубку.
Спустя несколько минут она уже была на улице. Под ногами скрипел скупой снег, злая птица настойчиво и горестно пела где-то в вышине, а Фаина торопливо шагала по льду и пыталась вспомнить что-то важное, но ей этого никак не удавалось. Мимо проплывали стаи пешеходов. Фаина резко остановилась и догадалась: они все считают её некрасивой! А вон тот высокий упитанный господин в коричневой ушанке и вовсе считает её уродливой!
– Нет! – крикнула Фаина в толпу и зашагала дальше.
На каком-то широком перекрёстке, где светофоры, обливаясь потом, хитро перемигиваются пьяными огнями, она остановилась и огляделась по сторонам. Её окружало непрерывное движение: машины, люди, женщины с колясками, грузовики и изломанный прозрачный ветер – все они куда-то неслись, куда-то торопились, и трудно было за ними угнаться. Внезапно зазвонил её мобильный телефон, и Фаина почувствовала, что его, словно коварную дохлую мышь, давно следовало выбросить и не носить с собой. Звонил её друг Антон. Он хотел встретиться, но Фаина неприязненным голосом сказала ему, что не знает его и не хочет знать. Вскоре она была на другой стороне улицы. «Он тоже считает меня некрасивой!» Прошло, должно быть, полчаса. Посидев в каком-то ресторане и выкурив пару тонких португальских сигарет, Фаина отправилась дальше. Она и сама не знала, куда она направляется и чего ищет. Вдруг снова взвыла мышь: опять назойливо зазвонил телефон. Высветился номер Антона. Фаина нажала кнопочку и стала слушать. Какой-то мужчина сказал ей, что Антона только что насмерть сбила машина, что сам он – прохожий, шедший мимо, и что, вынув у мёртвого телефон из кармана, он стал звонить по первому попавшемуся номеру…
– Он считал меня уродливой! – сказала мужчине Фаина.
– Что? Что? – закричал незнакомец осоловевшим голосом.
– Ведь вы тоже думаете, что я некрасивая, а?
Молчание в трубке. Фаина отключила телефон и пошла дальше. Через некоторое время она очутилась возле высокого коричневого здания. Вдруг
пожилая женщина в подбитом молью пальто, стоявшая под его окнами, предложила Фаине какие-то билеты. Фаина рассеянно купила билет, и вскоре поняла, что это был билет на хоккей. Неожиданная мысль удивила её своей внезапностью: почему бы ей не пойти сейчас на хоккей?
Спустя час она была на трибуне ледового дворца спорта. Какие-то исступлённые подростки, размахивая сине-красными шарфами, что-то кричали, по льду бегали похожие на пингвинов мужчины, и невидимая шайба, о существовании которой Фаина прекрасно знала, проворно шныряла по разукрашенному люду, словно наглая мышь, за которой гонятся злые пингвины с изогнутыми палками.
– Они все считают меня некрасивой, – тихо прошептала Фаина, и тут её что-то сильно ударило по лицу. Сильная боль пронзила её своим холодным колом, и Фаина потеряла сознание.
Пущенная кем-то из хоккеистов шайба, ударившись о перекладину ворот, перелетела через защитные ограждения и чёрной птицей рухнула на переполненную зрителями трибуну…
Когда через двое суток Фаина очнулась в больнице и поняла, что с нею произошло, она потребовала свою сумку, достала зеркальце и с ужасом стала в него смотреться. Проклятая шайба сломала Фаине нос. Не вынеся этого зрелища, Фаина потеряла сознание. Семь часов врачи боролись за её жизнь, но помочь не смогли: не приходя в сознание, Фаина умерла.
* * * * *