Сверчок. На царских харчах. Гл. 105. Я-поэт

                Сверчок.
                Часть 1
                На царских харчах 
                105               
                Я -поэт

Положение писателя в современном обществе!?
Не смешите мои подметки!
Недостойное положение!
Неуважаемое!
Жизнь ряд горестей!
Слава –сон!
Но для меня это единственный путь.
Я с него не сверну!

 Я написал в стихотворении «К другу стихотворцу»

Арист! и ты в толпе служителей Парнаса!
Ты хочешь оседлать упрямого Пегаса;
За лаврами спешишь опасною стезей,
И с строгой критикой вступаешь смело в бой!
Арист, поверь ты мне, оставь перо, чернилы,
Забудь ручьи, леса, унылые могилы,
В холодных песенках любовью не пылай;
Чтоб не слететь с горы, скорее вниз ступай!
Довольно без тебя поэтов есть и будет;
Их напечатают — и целый свет забудет.
………………………………………………….
Но что? ты хмуришься и отвечать готов;
«Пожалуй, -  скажешь мне, - не трать излишних слов;
Когда на что решусь, уж я не отступаю,
И знай, мой жребий пал, я лиру избираю.
Пусть судит обо мне как хочет целый свет,
Сердись, кричи, бранись, - а я таки поэт».

Арист, не тот поэт, кто рифмы плесть умеет
И, перьями скрыпя, бумаги не жалеет.
Хорошие стихи не так легко писать,
Как Витгенштеину французов побеждать.
Меж тем как Дмитриев, Державин, Ломоносов.
Певцы бессмертные, и честь, и слава россов,
Питают здравый ум и вместе учат нас,
Сколь много гибнет книг, на свет едва родясь!
………………………………………………….

Положим, что, на Пинд взобравшися счастливо,
Поэтом можешь ты назваться справедливо:
Все с удовольствием тогда тебя прочтут.
Но мнишь ли, что к тебе рекой уже текут
За то, что ты поэт, несметные богатства,
Что ты уже берешь на откуп государства,
В железных сундуках червонцы хоронишь
И, лежа на боку, покойно ешь и спишь?
Не так, любезный друг, писатели богаты;
Судьбой им не даны ни мраморны палаты,
Ни чистым золотом набиты сундуки:
Лачужка под землей, высоки чердаки —
Вот пышны их дворцы, великолепны залы.
Поэтов — хвалят все, питают — лишь журналы;
Катится мимо их Фортуны колесо;
Родился наг и наг ступает в гроб Руссо;
Камоэнс с нищими постелю разделяет;
Костров на чердаке безвестно умирает,
Руками чуждыми могиле предан он:
Их жизнь — ряд горестей, гремяща слава — сон.
…………………………………………………..


       Этим стихотворением состоялся мой дебют в печати, в московском журнале «Вестник Европы». Его адресат – Вильгельм Карлович Кюхельбекер.
Обращаясь к Кюхельбекеру, я рассуждал о профессии поэта. Мой лирический герой стихотворения просит своего собеседника, фигурирующего под именем Арист, оставить попытки оказаться на Геликоне – согласно древнегреческой мифологии, гора эта выступала в роли обители муз. Ключевых причин на то две. Первая – не каждый человек, умеющий рифмовать, может считаться настоящим стихотворцем («страшись бесславья»). Вторая – зачастую мимо поэтов катится Фортуны колесо.

Мы лицеисты хотели самоопределиться!
Нас точили вопросы карьеры!
Нас готовили к государевой службе!
Нам светили высшие посты!
Мы жили на царских харчах!

А Кюхля хотел учительствовать в провинциальной школе!
Но я в стихотворении ещё выступал против литературного общества «Беседа любителей русского слова», возглавляемого Шишковым и Державиным, против «бессмысленных певцов, нас убивающих громадою стихов».