Последнее дело Билли Аттертона. Выпуск 21

СОБЫТИЕ: ПОБЕГ ИДЫ


Сцена первая
МЫСЛЬ О ПОБЕГЕ

Что можно ожидать от подвального помещения, в котором меня заперли? Здесь сыро, пахнет какой-то химической гарью и холодно, отчего мне стало не по себе, а на коже появились мурашки. Олаф бросил меня внутрь этой тюремной камеры, — иначе ее и нельзя было назвать, — как мешок с мукой, из-за чего я поранила себе ладони и коленки, содрав с них кожу. В дальнем углу запищала мышь или крыса, я не могла ее разглядеть. Да и света тут и не было вовсе. Сквозь сумерки я лишь разглядела подвешенную к стене койку, на которой вместо подушек и простыней была лишь солома, металлическую тарелку с ложкой, брошенные в углу, и ведро для справления естественных нужд, что стояло под небольшим оконцем почти у потолка. Через это окно почти не пробивался свет — оно было закрыто жестяным листом, прибитым болтами прямо к выложенной камнем стене.

Где-то за дверью моей камеры были слышны глухие шаги Олафа, которые после и вовсе стихли, зато появился назойливый писк мыши… или крысы, поди разбери. Ладони саднило, а по телу пробегал противный холодок. Неужели я здесь умру? Я обхватила свои локти ладонями, прижимая руки к телу, чтобы хоть немного сохранить тепло. Через щель у окна поддувал холодный ветер, приносящий с собой и смог. В камере было тяжело дышать, но это было моей наименьшей проблемой. Собравшись с духом, я забралась на койку, боясь, что мыши или крысы, демон их разбери, захотят броситься на меня. Мало ли…

Койка качнулась под моим весом, но выстояла, ее цепи мерзко лязгнули, заставив мою кровь застыть в жилах. Ложе было полностью сделано из металла, а солома лежала на нем неравномерно, и я почувствовала, как в области поясницы мою кожу обожгло холодом, а также мои ступни. Я рукой поправила сухую и колючую солому, чтобы больше не обжигаться и не вздрагивать от ледяного металла. В голове роились пугающие мысли, которые я пыталась отогнать прочь от себя, но попытки выходили скверными, да еще и эта мышь… или мыши… или крысы… Ах!

Из одной клетки угодила в другую, более жестокую, на ее прутьях есть шипы, что больно ранят. А вскоре и вовсе прутья сомкнутся, навсегда погасив мою надежду на спасение, а вместе с ней заберет и жизнь. Попробуй подумать хоть о чем-то светлом, когда твоя жизнь вот-вот угаснет. У меня не было надежды на чудесное спасение, лишь обрекать себя на томительное и жестокое ожидание. Никто меня здесь не найдет, а это значит, что я либо обрету свободу самостоятельно, либо погибну…

Мыши, — пусть это все-таки будут мыши, мне так спокойнее, — продолжали пищать где-то под койкой и ко мне старались не лезть, что несколько утешало, но этот невыносимый писк сводил с ума. Нужно действовать, Ида! Помни, ты обещала Эми, что обязательно станешь свободной!

Пока я размышляла, как можно сбежать из запертой со всех сторон камеры, мои руки ощупывали холодные и мокрые от испарины камни стены, к которой крепилась койка. Ощущения были противными, учитывая, что совсем я не видела, что именно трогаю, полагаясь лишь на осязание. Каменная крошка, грязь, влага и, как мне показалось, мох или останки от каких-то насекомых въедались мне под ногти, но я преодолела отвращения. Иного способа спастись, не претерпев боль и чувство отвращения, попросту не было.

Предположительных выходов было два: дверь камеры и узкая щель окна, закрытая жестяным листом. Будь у меня что-то острое и длинное, я бы смогла взломать замок. В этот момент я была счастлива, что однажды Джонни ради шутки показал мне, как управляться с отмычками, когда я потеряла ключ от сундука с одеждами. И помимо этого продемонстрировал, что можно использовать вместо отмычек. Узнавать же, откуда сам Джонни владеет такими навыками, я не желала, наверное, из-за того, что не хотела себя расстраивать возможным ответом.

Взглянув же на окно и тонкую полоску света, я тут же сообразила, что у меня есть чем можно попытаться открутить болты с жестяного листа — в углу камеры была металлическая ложка, способная справиться с ролью отвертки. Эта мысль обогрела мне душу, что еще вовсе не все потеряно.

В этот момент мои пальцы нащупали в кладке один из камней, который явно несколько выпирал из стены. Аккуратно обвела по его стыку пальцами, ощупывая, и он немного поддался в мою сторону. Мысль о том, чтобы прорыть проход мне даже и не приходила на ум, слишком мало у меня было времени на подобный побег, но сейчас что-то екнуло в сердечке. Я ухватилась за камень пальцами обеих рук под раздражающий хор мышиного писка. Сначала тяжело, а после намного легче, я смогла достать его и тут же сунуть руку в образовавшийся лаз. Мои пальцы столкнулись с препятствием, это была всего лишь небольшая ниша, в которой к моему удивлению я нашла маленький клочок бумаги и женскую шпильку для волос.

Святая Троица, неужели удача благоволит мне?!

Я развернула клочок бумаги, сложенный в трубочку, и поняла, что на нем что-то написано, нужен был лишь только свет. Несмотря на свою неприязнь к мышам и их слаженному хору, я мигом соскочила с койки и подбежала к щели света у закрытого окна. Подняв высоко записку, чтобы полоска света падала на текст, я увидела то, что заставило меня похолодеть от ужаса. Клочок бумаги был исписан кровью, а сам текст явно выводили этой самой шпилькой:

«Никто из них не выжил, не выживу и я.
Надеюсь, у тебя это получится.
Беги, пока еще можешь!»

Клочок бумаги выпал из моих рук, и я потеряла его во мраке камеры. Лишь услышала, как мышь прошмыгнула мимо моих ног, заставив меня вскрикнуть от неожиданности и подпрыгнуть, инстинктивно схватившись за голову. Что-то острое впилось мне в ладонь, побежала кровь. У меня была и вторая шпилька, о которой я совсем позабыла. Я ей закрепила волосы, прежде чем уединяться с Краули в «королевских» покоях «Жизели».

У меня появилась возможность бежать, и я не желала упускать такой возможности…

*   *   *

Сцена вторая
МЫШИ

— Итак, Ида, успокойся, — сказала я себе, глубоко вдыхая. — Самое главное — успокоиться. На горячую голову я отсюда не выберусь.

Я подняла с пола ложку, случайно задев рукой глубокую металлическую тарелку — та брякнула о холодный пол, эхом отозвавшись в стенах моей камеры. Этот резкий звук заставил меня застыть на месте и прислушаться. Вне моей камеры ничего не было слышно, и лишь спустя несколько десятков ударов сердца я пришла в себя.

Нельзя начинать побег, не подготовившись. Первым делом я спрятала в волосах обе шпильки, они еще могли пригодиться мне в будущем. После вернула записку в нишу у кровати под противный писк мышей, но сейчас они вовсе не занимали мои мысли. Вставила на прежнее место отсыревший и покрывшийся мхом кирпич.

Ложка вновь оказалась в моей руке, и я на ощупь отыскала болты, которые крепили жестяной лист к окну. Шесть болтов по углам и по центру сверху и снизу листа. Аккуратно вложив ложку в прорезь болта, я начала ее проворачивать. Он не хотел поддаваться, потому мне пришлось приложить усилия, стирая до боли пальцы. Ложка прокрутилась в пазу, и дальше болт стал откручиваться легче. Несколько минут — и он выпал мне в руку, я незамедлительно спрятала его в соломе на койке, чтобы в случае чего не быть обнаруженной в предстоящем побеге.

Света катастрофически не хватало, и мне приходилось тратить довольно много времени, чтобы отыскать пальцами паз в следующем болте, а после вставить в него ложку, которая изрядно погнулась после моей первой успешной попытки. К моему сильному разочарованию на втором болте ложка сломалась на две части, и я порезала себе ладонь об ее острый край. От резкой боли, поглощающего меня изнутри страха и накатывающего, подобно волнам, отчаяния я впилась губами в ладонь, слизывая кровь.

Мне нужна всего минутка. Нужно собраться с мыслями и силами.

С помощью пальцев я открутила второй болт, который уже свободно ходил в отверстии, и принялась за следующий. Обломком от ложки было сложно прикладывать усилия, но я преодолела боль в стонущих пальцах, и третий болт поддался мне.

Желание жить преодолевало боль и страдания, которые я сама себе причиняла. Надежда внутри меня разгоралась лишь ярче с каждым открученным от окна болтом, придавала мне сил продолжать этот нелегкий путь — я следовала ему.

Я должна выжить!

Я не достанусь Брайану Краули так просто!

Не ради того, чтобы умереть от его рук, я страдала всю свою жизнь! Не ради его грязных, больных мыслей я прошла через все эти муки! Не ради этого маньяка я потеряла свою семью и сестер! Не ради…

Откручивая четвертый болт, я вспомнила Эми. Я вспомнила те слова, что она произнесла мне в последний наш разговор: «Пообещай мне, Ида, что обязательно сбежишь отсюда! Пообещай, что обретешь свободу!»

— Я обещаю! — прошептала я вслух.

Четвертый болт поддался, и я принялась откручивать его пальцами…

Что-то холодное и мокрое коснулось моей ноги, отчего я непроизвольно вскрикнула и подпрыгнула на месте, до боли в ладонях сжимая обломки ложки. В кромешной тьме я не могла увидеть, что коснулось моей ноги, но пронзительный писк дал мне ответ. Все это произошло так быстро, что я даже не поняла, как четвертый болт выпал из своего отверстия и упал вниз…

…прямо в ведро!

Пронзительный звон огласил стены моей камеры, напугав меня до глубины души. Мыши запищали, и я слышала шуршание их лапок, как они на сумасшедшей скорости пытались скрыться в своей норе. Я же так и стояла прикованная к одному месту, боясь пошевелиться.

За дверью камеры послышались глухие шаги, и я запаниковала. В моих руках оставались обломки ложки, а я даже не знала, что мне делать.

— Ты чего там расшумелась, принцесска? — пробасил Олаф. Послышался звон ключей, которые явно перебирал охранник лорда Краули.

Именно этот трезвон привел мои мысли в порядок. Я глянула на обломки ложки в своих руках и одним рывком оказалась у койки. В складках соломы помимо трех болтов теперь были спрятаны и металлические пластины, которые раньше были ложкой. Ключ вошел в замочную скважину, и я таким же молниеносным рывком оказалась у ведра, предназначавшегося для естественных нужд. Ничто иного не пришло мне в голову, как спустить с себя трусы и сесть на него, притворившись, что справляю нужду, тем самым скрывая там четвертый болт.

Дверь рывком открылась, и яркий свет от лампы ослепил меня, отчего я инстинктивно закрыла глаза рукой. Наверное, та еще картина предстала глазам Олафа, но я не видела иного пути скрыть свои приготовления к будущему побегу.

Мужчина сначала смотрел на меня серьезно, а после засмеялся грубым басом.

— Простите ваше величество, кажется, я застал вас в самое неподходящее время, — продолжал смеяться Олаф, но после улыбка исчезла с его лица, и он вошел внутрь.

Я от страха поднялась, натягивая трусы обратно, и вжалась в стену. На мне не было лица. Пусть я и не могла видеть себя со стороны, но я была в этом уверена. Я боялась охранника Краули. Он не был безумен, а, наоборот, расчетлив, точен и уверен в себе и своих поступках.

Олаф подошел ко мне вплотную, выдыхая мне в лицо свое смрадное дыхание, а потом резким движением прижал свою ладонь к моей детородной щели.

— Лучше не сопротивляйся, принцесска, — ухмыльнулся он. — Тебе же не привыкать, когда тобой пользуются.

Двумя пальцами он отодвинул в сторону край ткани моих трусов и вошел ими в меня, проникая все глубже. За свою недолгую жизнь куртизанкой я испытывала многие отвратительные вещи, но именно сейчас мне было настолько мерзко, что я не могла передать это даже собственными эмоциями. По моей щеке побежала слеза, а он продолжал играть своими пальцами во мне. Чувство страха, отвращения и боли сковывали меня, разрушали изнутри.

— Помни: ты — лишь игрушка, и, если я захочу, я трахну тебя прямо здесь, — продолжал он, зло улыбаясь. — И буду трахать так долго, что ты сама захочешь умереть.

Я всхлипнула, сглатывая слюну. В этот момент другой рукой он сжал мое горло.

— Но ты не в моем вкусе, принцесска! — рявкнул он. — Ты слишком много шумишь, а мой хозяин не любит, когда его беспокоят во время отдыха. И если я услышу хоть еще один писк, пусть даже это будешь не ты, а крысы, что здесь обитают, я приду и заставлю тебя замолчать!

Он извлек свои пальцы из меня и обтер их об мое ночное платье, а после еще сильнее сжал свою ладонь на моем горле и бросил в сторону, роняя на пол. Направился к выходу.

— И чтобы больше ни звука!

Дверь за ним захлопнуласьь, зазвенели ключи, замок с лязгом закрылся. Шаги Олафа удалялись, пока вовсе не затихли вдали.

По моим же щекам продолжали бежать слезы. Я дрожала всем телом, сидя на холодном полу и прижимая к груди свои колени. Мне было страшно и мерзко. И именно эти чувства лишь усилили мое желание сбежать. Я утерла слезы с лица и поднялась. Мыши продолжали пищать, но писк их был еле слышен.

Олаф не увидел того, что я пыталась скрыть, а значит, я могу продолжить начатое дело, но стоит ли оно того?

Так или иначе, я выберусь отсюда!..

*   *   *

Сцена третья
ПТИЦЫ

Я сжала в руке обломок ложки, ее края больно впивались в мою ладонь. Боль отрезвляла меня, придавала сил. Визит Олафа окончательно дал мне понять, что я либо погибну здесь, либо соберусь с последними силами и покину это проклятое место. Моя душа пылала жаждой свободы и возмездия. Только вот отомстить я всегда успею, нужно было спастись, нужно выпорхнуть из своей клетки, подобно птице.

В висках стучало, сердце бешено гоняло кровь по моему телу, и я была не в силах его успокоить. Но это было и не нужно: промедление и бездействие могут погубить меня. Я принялась за работу, вновь ступила на путь к собственной свободе.

Металлический лист остался висеть на двух верхних угловых болтах, и я прекрасно понимала, что, если я откручу один из них, лист под собственным весом начнет смещаться книзу. Моя задача усложнилась: одной рукой я придерживала край листа, не позволяя ему скатиться раньше положенного времени, а другой сначала отыскала паз в болте и лишь после этого подставила обломок ложки. Прокручивать ее оказалось чрезвычайно сложно: болт не поддавался, а пальцы уже были стерты в кровь, — но я превозмогала эту боль. Сукровица, налипшая на ложку и болт, сильно мешала, из-за чего подобие инструмента в моей руке соскальзывало с резьбы. От отчаяния я несколько раз даже с негодованием и немой мольбой выдохнула, совершенно не заботясь о том, что в любое мгновение Олаф мог бы вернуться. Иного пути попросту уже не было. Второй раз я бы не смогла скрыть свой план побега. Лишь время, отсчитывающее каждый удар моего сердца, было моим благодетелем и палачом.

Еще одна потуга — и болт прокрутился, да так неожиданно для меня самой, что я не удержала металлический лист другой рукой, и он, скребя по стене, съехал вниз, пока не ударил одним из углов в стену. Я замерла от страха. Каким же громким мне показался этот скрежет и последующий за ним удар!

Я не слышала собственного дыхания, грудь лишь сама собой вздымалась и опадала, да так часто, будто я была не просто напугана, а увидела собственную смерть. Мгновение, еще мгновение. Сердце стучало свой сумасшедший ритм…

Давным-давно, когда я только попала в красный дом «Жизель», на входе в парадную стояла большая клетка, в которой на жердочках сидели и щебетали маленькие желтенькие птички. Я не знала, как они называются, но они заворожили меня своим пением. Каждое свободное мгновение, когда выпадал случай, я позволяла себе прильнуть к прутьям и внимательно смотреть на них. Эти птички назывались Ириями. «Спутница жизни» — именно так она называлась на каком-то древнем языке.

Я наслаждалась их пением, но каждый раз, когда я находила возможность и приходила посмотреть на них, я замечала, что их оперение блекло с каждым моим визитом. Ярко-желтые перышки сначала обесцветились, теряя свой насыщенный цвет, а потом и вовсе потемнели. Сами же птички перестали петь, выглядели вялыми, уставшими, больными.

А в последний визит я обнаружила одну из птичек мертвой, лежащей на дне клетки. Остальные Ирии столпились возле нее и затянули самую трогательную и грустную мелодию, что я когда-либо слышала. Тогда я поняла, что произошло на самом деле. Они умирали. Клетка убивала их. Лишенные свободы Ирии угасали на глазах…

Мне показалось, что прошло лишь мгновение, но рассудок твердил, что прошло достаточно времени. Никто так и не услышал того, что здесь произошло. Осознание этого успокоило мое сердце. Я утерла лицо ладонью, растирая по нему кровь и грязь. Времени оставалось все меньше и меньше.

Открывшийся просвет впустил внутрь моей камеры белесый смог, и я закашлялась. Окном оказалась небольшая бойница у потолка, но она была достаточно широкой, чтобы я могла через нее выбраться. Оставалось лишь окончательно снять треклятый металлический лист и броситься прочь, пока Олаф или сам Краули не застали меня на побеге.

Обеими руками, здоровыми пальцами, я надавила на обломок ложки, используя ее как рычаг. Последний болт поддавался так же отвратительно, как и предыдущий. Сказывалось, что из-за тяжести листа сам болт накренился и резьба шла не так гладко, как должна была. Еще одно усилие — и вырвавшийся из моего горла крик отчаяния, усталости и боли. Болт поддался.

В самый последний момент я успела отпустить обломок ложки из рук и схватить металлический лист, чтобы предотвратить его падение. Острые края тут же полоснули меня по ладоням, я не сдержала крика, а после сжала губы и глаза, сдерживая еще один крик боли. Из глаз брызнули слезы.

Не поднимая век, я опустила на пол металлический лист, приставляя его к стене. Утерла глаза и посмотрела наверх…

— Нет-нет-нет! — мертвенно-тихим шепотом произнесла я, а после все же не сдержалась: — Этого не может быть! Нет!

В бойнице были установлены два железных прута, преграждающие путь на волю. В немом крике от отчаяния я упала на колени, сбивая их в кровь. Боли я больше не чувствовала. Неужели это конец?

Нет! Этого не может быть!

Молниеносно я подскочила на ноги, мои глаза горели огнем решимости. Я подошла к стене и, подпрыгнув, ухватилась за прутья. Упираясь ногами в стену, превозмогая усталость в мышцах рук, я подтянулась, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь сквозь бойницу. Белесый туман, какие-то кусты и деревья без листьев, чьи ветки похожи на костлявые руки мертвецов. Ничто не могло мне помочь снаружи моей темницы.

Медленно опускаясь вниз, моя левая рука соскользнула с прута, так как тот прокрутился в своих нишах — я упала на пол, получив еще пару синяков. Долго я не находила в себе сил подняться с пола, его прохлада освежала мои мысли.

Я могла бы попытаться выбить прут кирпичом, который являлся тайником, но не была уверена, выдержит ли он этого. С другой стороны, я лишь примерно представляла, получится ли у меня выбраться в получившийся лаз, если моя идея осуществится или нет.

Силы покидали меня. Я расправила волосы, вынимая из них обе спрятанные шпильки.

Сколько у меня осталось времени? Сколько еще судьба будет мне благоволить?

В любой момент дверь моей камеры может открыться и на порог придет смерть. В любой момент…

Мне нужно действовать…

Однажды ночью, после смерти одной из Ирий, я прокралась к клетке, когда никто не видел, и открыла ее дверцу. Но ни одна из маленьких птичек так и не выпорхнула из клетки, они остались сидеть, где и сидели. Как долго я ни умоляла их, ни кричала на них, ни пыталась их достать руками — они не покинули клетки. Они остались. Они смирились. Они приняли свою смерть…

*   *   *

Сцена четвертая
МОЛИТВА

— К демону все это! — вскипела я, начиная взмахивать руками в стороны.

Я попросту не могла сидеть на месте. Да, сбежать через бойницу у меня не получилось. Да, это расстроило меня, а затем разозлило. Да, я уже даже задумалась о том, не лучше ли будет убить себя и закончить этот кошмар.

Но нет…

В любой затруднительной ситуации я должна была искать выход.

Я вновь взглянула на прутья, что преградили мне путь к свободе — вновь прокляла. А после мой взгляд устремился на дверь, запертую на замок. Возможно, именно это и был верный путь с самого начала. Ни Олаф, ни Краули даже не могли догадываться, что я обучена столь простому и искусному мастерству вскрытия замков, за что добрым словом помянула Джонни.

Если бы он только знал, в какой ситуации я оказалась, тут же отыскал бы меня, тут же спас и вызволил бы из цепких лап сумасшедшего лорда и его прихвостня. Мысли о Джонни согревали мне душу, отгоняя мрак, окруживший меня со всех сторон.

В камере все так и было холодно, но я не ощущала этого. Кровь продолжала бурлить во мне, вскипая от негодования и самой мысли того, что я должна спастись. Руки ныли, пальцы окровавлены, но я не желала принимать эту боль.

«Главное выжить!» — решила я для себя. Время исцелит любые раны, залечит израненную душу. Я прошла через слишком многое. Сколько боли я стерпела, сколько еще предстоит стерпеть. Но я выживу! Ради себя, ради Джонни!

Утерев кровь с ладони о ночное платье, я удобно схватила обеими руками по шпильке и направилась к двери. Еле проникающий внутрь камеры свет позволил мне все же успокоиться, увидеть замочную скважину, а не действовать вслепую. Я прислушалась, пытаясь уловить любые звуки, что могли литься по ту сторону двери. Тихо, даже слишком тихо. Лишь мышиный писк, доносящийся откуда-то из-под койки в моей камере, и шелест сухих веток на ветру, что находились по ту сторону бойницы. Это тишина раздражала меня, заставила волноваться. Страх неизвестности — наверное, один из самых сильных страхов.

Я успокоила свое колотящееся в исступлении сердце, пытаясь вслушаться в еле слышный звук бойков. Как учил Джонни, я искала необходимое положение одного штифта, подпирая его первой шпилькой, и углублялась дальше второй, подыскивая следующий штифт, чтобы замкнуть и его. Так постепенно, медленно, лишь бы не сбить все свои усилия и не начать с самого начала. Время растянулось в вечность, и я боялась лишь одного, что кто-нибудь услышит, как я вскрываю замок на двери, или вовсе явится раньше времени. Олаф или сам Краули, не важно. От нервного напряжения по лбу стекал пот, а пальцы рук сводило болезненной судорогой, которую я пыталась перебороть. Любая боль сейчас не имеет значения, нужно лишь освободить себя, вырваться из клетки, сбежать, покинуть проклятую темницу и наконец-таки спастись от, казалось бы, неминуемой гибели.

Последний штифт занял свое положение, и я, чтобы случайно не сбросить их положение, аккуратно провернула шпильки, открывая замок. Прозвучал сладостный для моих ушей щелчок. Шпильки невольно выскользнули из моих рук, а я поднялась с колен, готовая в следующее мгновение отворить дверь своей камеры. Прикладываю ладонь и толкаю.

Дверь свободно поплыла вперед, почти что бесшумно, лишь единожды чуть слышно скрипнув плохо смазанной петлей. Яркий свет лампы, висящей на стене прямо напротив двери в мою камеру, на мгновение ослепил меня, заставив протереть рукой глаза. Вооруженная обеими шпильками в каждой руке, я сделала свой первый шаг к свободе, первый шаг прочь от собственной темницы.

Тишина. Гнетущая тишина, но не совершенная. Где-то вдали в подвале капает вода. Этот звук такой глухой, что можно принять за чьи-то шаги. Лишь обман собственных страхов. В лампах горят свечи и иногда фитили шкварчат, стреляя растопленным воском. Пусть мне и мерещится, что за мной следят, что кто-то идет за мной, я рада этой почти совершенной тишине — это означает, что никто не знает о том, что я выбралась из своей камеры. Эффект неожиданности был на моей стороне.

Сделала еще шаг, радуясь тому, что я была боса. Каждый мой шаг не создавал шума, а легкое ночное платье шелестело вообще не слышно, что можно было принять просто на счет ветра.

Я закрыла за собой дверь камеры, но не стала запирать замок — это была трата лишнего времени, которого, как я боялась, у меня не было. Просто прикрыла, создавая видимость того, что она заперта.

При свете ламп я огляделась. Это был длинный коридор в подвале, по правую сторону был поворот, ведущий в небольшое помещение, используемое ранее, скорее, как кладовая, также там была лестница, что вела на цокольный этаж здания. Я понимала, что это единственный известный мне путь, которым я могла выбраться наружу, но также это был единственный мне известный путь, который с наибольшей вероятностью заставлял меня столкнуться с кем-то из моих пленителей.

По левую сторону коридор тянулся дальше, и я не видела его конца. Также там были железные двери в камеры, как моя, — это было очевидно, — и напротив каждой двери также висел фонарь. Что если здесь еще есть пленницы, которые, как и я, хотят обрести свободу? Что, если я одна — их надежда на спасение? Могу ли я так рисковать?

С другой стороны, я даже и не могла быть уверенной, если ли в той стороне еще одна лестница наверх или иной путь на свободу. Неизвестность пугала и манила одновременно.

Мои мысли прервал какой-то шорох из коридора с левой стороны. Я замерла, прислушиваясь, а после сделала несколько тихих шагов в ту сторону. И вновь шорох. У меня сложилось ощущение, будто кто-то что-то бубнил или читал молитву, именно такие мысли пришли мне в голову первыми. У меня отчего-то не было страха, лишь уверенность в том, что я была не единственной пленницей Брайана Краули.

Я медленно кралась в ту сторону, пока отчетливо не услышала всего несколько слов, заставивших меня остановиться:

— …сохрани мою душу…

Голос был девчачьим, тонким и дрожал. Не от холода, а от слез. Я отчетливо услышала тяжелые вздохи и плач, доносящиеся из-за двери одной из камер. Девчонка шмыгнула носом и вновь начала читать молитву, что теперь стала слышна для моих ушей:

Верую в Святую троицу: Мудрейшего,
Мать-родительницу и Солнцеликого,
творцов неба и земли,
всего видимого и невидимого.
Для нас людей и для нашего спасения
сошедшие на землю в плоти из звезд и веры нашей,
даровавшие нам жизнь и смерть на веки,
разделившие радости и поражения.
Верую в знание ваше,
Верую в жизнь после смерти,
Верую в воскрешение душ наших,
Верую в нас, детей ваших,
Что грешны уроками Вашими,
Да будучи очищены — вознесемся.
Ожидаю благости Вашей и просвещения.
Истинно так и навсегда.
Святая троица, сохрани мою душу, да тело освяти,
укажи верный путь к солнцу, и я вознесусь!

Слушая молитву из уст этой девчонки, непроизвольно и я одними губами читала ее, помня наизусть. Я приложила ладонь к железной двери камеры пленницы и сжала губы.

— Здесь кто-то есть? — послышался напуганный голос девчонки. — Прошу, не трогайте меня, пожалуйста!

Я понимала, что могу ее спасти, пусть и сам еще не была свободна. Но это займет время, которого, возможно, у меня и нет вовсе. Я еще сильнее сжала губы, не находя правильного решения. И именно сейчас мне было больно, заболела душа.

Я обязана поступить правильно! Обязана…

Но чем это может обернуться?

А иначе, не придется ли мне прожить оставшуюся жизнь со столь тяжким грузом на душе, если я все же смогу спастись сама?

— Кто вы? Вы ведь не он… Прошу вас, помогите мне! Спасите…

*   *   *

Сцена пятая
ЗАТМЕНИЕ

— Я помогу тебе, — произнесла я, сама испугавшись своего голоса.

— Святые услышали мои молитвы! — громко произнесла пленница, и я отчетливо услышала счастливые ноты в ее голосе.

— Прошу тебя, тише! — запричитала я. — Нельзя, чтобы они услышали нас. Времени почти что нет, я постараюсь освободить тебя.

— Большое спасибо тебе, — уже шепотом произнесла девчонка, явно прижавшись щекой к двери. Ее слова были спокойны, она сама была спокойна, о чем я могла лишь позавидовать. — Как тебя зовут?

Я встала на колени перед замочной скважиной и аккуратно погрузила внутрь первую шпильку.

— Меня зовут Ида, — ответила я. — А теперь прошу тебя, будь тише, я должна сосредоточиться.

Шпилькой я отыскала первый штифт и уперла его, прислушиваясь, и погрузила в замочную скважину вторую. Я отыскала ей второй штифт, когда пленница вновь заговорила.

— Мое имя — Орисса. — Ее слова сбили меня и шпильки слетели со штифтов, внутренний замок немелодично звякнул, а я выругалась. Пленница же продолжала говорить: — Меня назвали в честь одного из Святых, солнцеликого Ориса. Моя любимая матушка с самого моего рождения знала, что я посвящу свою жизнь воле Святой троицы. Их милость привела тебя ко мне.

— Орисса! — я не выдержала и повысила голос. — Помолчи!

— Но я…

— Если ты не замолчишь, я не смогу освободить тебя! Времени нет, пойми ты уже это!

За дверью послышался всхлип, девчачий кулачок ударился о дверь.

— Прости меня, Ида, — вновь всхлипнула Орисса. — Просто мне… мне страшно.

— Я освобожу тебя, Орисса, просто позволь мне это сделать.

— Хорошо, Ида. Хорошо. Я постараюсь быть тише самой маленькой мышки.

Я глубоко вздохнула, поблагодарив про себя девчонку, и вновь отыскала шпилькой первый штифт, прислушиваясь к щелчкам внутри замочной скважины. Уперла первый штифт, затем подхватила второй и уперла и его. Плавно перебирая то одной шпилькой, то другой, я упирала штифты до тех самых пор, пока не прозвучал сладостный для моих ушей щелчок. Последний щелчок вставшего в свое положение штифта. Я провернула шпильки, вскрывая замок.

Дверь свободно качнулась в мою сторону, и я приоткрыла ее. От неожиданности я вскрикнула. Прямо за дверью стояла молоденькая девчонка с темными вьющимися волосами. Ее лицо было измазано сажей и кровью, но она улыбалась и выглядела счастливой. На ней были обрывки белой рясы служки, которые уже не прикрывали прелести ее тела. Или Олаф, или же сам Краули уже успели насладиться ее невинностью, оголив ее округлые груди с вздернутыми кверху сосками. Девчонка не стеснялась своего положения, мне даже показалось, что она вовсе не замечала своей наготы. И первая же мысль при взгляде на нее не дала мне покоя. Девчонка обезумела от того, что с ней произошло. Как долго она здесь сидит? Как долго эти ублюдки издеваются над ней?

— Ты такая красивая, Ида! — произнесла она и бросилась ко мне, обнимая. — Ты похожа на Святую Лето. Это она послала тебя ко мне. Ты спасла меня!

От удивления и нарастающего беспокойства я лишь неловко похлопала ее ладошкой по спине, пытаясь отстраниться.

— Нам нужно уходить, Орисса, — мой голос дрожал от волнения.

— Теперь ты со мной, и мы обязательно выберемся!

По моим ногам подул поток холодного воздуха.

— Тише! — прошипела я, закрыв девчонке рот ладонью.

В следующий момент где-то вдали прозвучал хлопок. Металлический лязг. Мы вздрогнули, но не произнесли и звука. Я лишь движениями подтолкнула девчонку обратно в камеру, придерживая указательный палец у своих губ, заставляя Ориссу сохранять молчание. По ее щекам бежали слезы. Я аккуратно прикрыла за ней дверь. Не понимаю, чем я руководствовалась в этот момент, но некое внутреннее чувство заботы о девчонке, будто об одной из таких же девчонок, за которыми я приглядывала в «Жизели», заставило меня оградить Ориссу от надвигающейся опасности.

Так далеко и так близко послышались тяжелые шаги. В каждой моей руке было по шпильке, которые я была готова использовать, как оружие. Я повернулась в сторону коридора и в следующий момент из-за угла появился насвистывающий Олаф. Он не удивился, когда увидел меня, лишь улыбнулся.

— Ты слишком много шумишь, принцесска. Мне это надоело!

Он сделал еще несколько шагов в мою сторону и остановился, а после вытянул в мою сторону руку.

— Потанцуем?..

*   *   *

Сцена шестая
ЖЕРТВЕННОСТЬ

Мне не было страшно. Сердце пропускало удары, из моего рта вырывался пар, будто я стояла на холодном воздухе. Я моргнула один раз, другой, и само время остановило свой ход. Я не могла шевельнуться, я не могла предпринять хоть что-нибудь, как и мой пленитель, который стоял напротив. Зато именно сейчас я видела все в истинном свете. Я и Олаф…

Его холодное сосредоточенное лицо, повидавшее много страшных ран, будто запечатлело весь тяжелый путь своего обладателя. Какими бы я ни представляла себе охранников, про себя всегда сравнивая их с Бруно и похожими на него, я всегда думала о глупых здоровяках с сильными руками, за что в основном и ценятся нанимателями. Олаф таковым не был. В его зелено-карих глазах болотного цвета, будто неограненный алмаз, сверкал интеллект, обагренный кровью жестокости. Охранник Краули был умен, достаточно умен, скорее всего, даже умнее собственного хозяина, а еще он был чрезвычайно жесток. В это мгновение я наконец-то смогла раскрыть его настоящую суть, он открылся передо мной, подобно книге. Все тяготы, страдания, жестокость, что он пережил — закалили его. Он вобрал их в себя, подчинил, становясь сильнее сам. Олаф любил, когда его никто не воспринимал всерьез, так как он подчистую пользовался этим, а еще он любил жестокость, он любил — убивать.

«Ни мне, ни нам вдвоем не справиться с ним», — прозвучал мой собственный голос в голове. И я была полностью согласна с этим голосом. Это была чистая правда. Мы не одолеем Олафа. И нашим последним шансом оставалось лишь одно — бежать.

Время ускорило свой ход…

— К сожалению, уважаемый Олаф, — я сделала книксен, издеваясь над ним и поддразнивая. Ухмылка исчезла с его лица, и он сделал уверенный шаг вперед. Я же еле слышно продолжила говорить, надеясь, что Орисса меня услышит: — Как только я скажу тебе, Орисса, толкай дверь со всей силы, что сможешь…

В ответ послышалось еле слышное:

— Хорошо, Ида…

Олаф приближался, но я оставалась на одном месте, не отходя назад, хотя стоит признаться, мне было очень страшно. Любая оплошность в моем плане погубит нас обеих, но у меня попросту не было другого выбора. Я на это надеялась.

— Что ты затеяла, принцесска? — всего несколько десятков шагов разделяло его от меня, и расстояние неумолимо сокращалось. Я крепче сжала шпильки в ладонях и сделал свой первый шаг назад, меня потряхивало от напряжения.

— Я надеюсь, что ты окажешься умнее, чем ты есть, — дрожащим голосом произнесла я, делая еще несколько шагов назад. — Чтобы не совершить одной просто и страшной ошибки…

Ухмылка вновь засияла на его лицо, и он ускорил шаг, у него в руке сверкнул аккуратный нож, что удобно лег в его руку.

— Танцы окончены, принцесска…

Олаф приблизился достаточно близко ко мне и вот-вот должен был сравняться с дверью камеры Ориссы. Необходимый для меня момент. Подходящий момент!

— ОРИССА! — закричала я, и в одно мгновение дверь раскрылась, всей силой врезаясь в Олафа и отталкивая его в сторону.

От удара дверь начала закрываться обратно, но Орисса уже успела выскочить в коридор, — я увидела лежащего на полу ошеломленного Олафа. Нож отлетел назад на пару ярдов. По лицу охранника Краули текла кровь, дверь расшибла ему нос, но он сам находился в сознании, пусть и был дезориентирован, явно не ожидал подобного исхода.

Я, не выпуская шпилек из рук, совсем забыв об их существовании, схватила за руку Ориссу и потащила прочь от Олафа.

— Бежим!

Девчонку не пришлось уговаривать, она вместе со мной сорвалась с места и помчалась по коридору в противоположную от Олафа сторону, в надежде, что там будет выход, путь к свободе. Стирая босые ноги в кровь, я не ощущала боли. Сила воли, стремление к свободе, сама мысль о скором освобождении несли меня вперед, держа за руку девчонку, которую я освободила.

Мы пробежали до конца коридора и свернули направо, там коридор продолжался, а вдоль него шли все такие же камеры, в которых мы сами сидели до этого. Это немного напугало меня. Неужели и дальше будет лишь один и тот же коридор с этими камерами? Что это вообще за место, если здесь так много помещений, приспособленных под камеры заключения? А не приведет ли этот коридор к тупику, который попросту оборвет наши жизнь навсегда?

— СУКА-А-А-А-А! — пронесся эхом крик Олафа, заставив трепетать меня от страха и бежать еще быстрее, будто жертве, которая знала, что по ее следам идет хищник.

Добежав до конца этого коридора, мы вновь свернули направо. И именно здесь надежда затеплилась в моем сердце. В конце этого коридора был вовсе не тупик, а развилка. Прямо была дверь, которая, как я надеялась, была открыта, а также был поворот налево. Мы не жалели себя, продолжая бежать.

Не успев замедлить ход, мы промчались мимо поворота налево, я лишь успела глянуть, что и в той стороне была дверь. Приближаясь к заветной двери, которая обретала более четкие очертания, я немного помедлила, а вот Орисса смогла замедлить ход лишь у нее, опершись в нее своими руками. Дверь из-за этого хлопнула, отозвавшись звонким эхом, резанувшим меня по ушам.

Орисса потянулась к ручке и открыла дверь на себя.

В ее проеме, прижимая к носу белый платок, стоял Олаф.

— Здравствуйте, девочки, — произнес он, хватая за руку, впавшую в ступор Ориссу. — Вы мне порядком надоели!

Девчонка затрепетала в его хватке, пытаясь отбиваться и освободить себя, но Олаф держал крепко. Орисса повернула свое лицо ко мне и закричала:

— Ида! Помоги мне!

Но я уже не могла помочь. Не могла…

— Прости, — беззвучно произнесла я, шевеля лишь одними руками, и развернулась, убегая прочь.

— ИДА! ИДА! — кричала мне в спину Орисса, а за этими криками слышался безумный смех Олафа. — ПОМОГИ МНЕ, ИДА!

По моим щекам бежали слезы, но я не могла ей помочь.

Я свернула в тот коридорчик, который вел к другой двери, и, запнувшись окровавленными ногами, налетела на нее и упала на пол. Крики Ориссы продолжали преследовать меня, но я старалась не обращать на них внимания.

Ида-а-а-а…

Ида-а-а-а…

Я подскочила на ноги, и крики стихли, в одно мгновение стало тихо. Лишь мое безумное сердце, готовое вырваться из груди, било мне по вискам, создавая шум в голове. Я заперла за собой дверь и обрадовалась засову, который обнаружила на ней. Незамедлительно заперлась и быстро огляделась, хотя находилась в кромешной темноте. Здесь не было ни единого источника света.

Это помещение использовалась как подсобка. Здесь стояли пыльные стелажи, завешанные тряпками. Случайно, на ощупь, я стащила одну из них и странные вытянутые идеальные геометрические фигуры в виде шаров источали очень слабый белесо-желтый свет. Я не могла понять, что это такое, но мне было вовсе не до этого. Той же тряпкой я протерла истоптанные в кровь ступни ног, а обрывки другой намотала себе на ноги.

Также здесь была еще одна железная дверь, прямо напротив той, через которую я ворвалась. Я подошла к ней и потянула за ручку, но она оказалась заперта, глухо звякнув замком. Мне пришла мысль попытаться ее вскрыть, но не была уверена, есть ли у меня на это время. Засов не мог бы надолго задержать Олафа, если бы он решил ворваться внутрь.

Дверь резко хлопнула засовом, отчего я вскрикнула и подскочила на месте. Еще один удар обрушился на нее, а после еще и еще.

— Я знаю, что ты там, шлюха! — голос Олафа был больше похож на голос демона, нежели человека. — Я убил ее! Я убил эту малолетнюю суку! Следующей будешь ты, дрянь!

И еще несколько ударов обрушилось на дверь. Засов сдерживал их, но я не могла сказать с полной уверенностью, насколько еще его хватит. Сколько у меня есть времени?

Я заметалась между стелажей, стягивая с них. На одном из стеллажей я нашла проржавевший старый топор, который можно было использовать в качестве оружия. А вот потом мне на глаза попались металлические бочки. Я подняла одну из крышек, и резкий запах ударил мне в нос. Это был керосин, что используют в лампах. Керосин, легко воспламеняется, достаточно одной лишь искры. Неподалеку нашлись и огнекамни, которые однажды при мне Джонни назвал совершенно иным словом — кремний.

Джонни, мой милый Джонни! Если бы только был здесь…

Еще один мощный удар обрушился на дверь.

— Я убью тебя, сука! Я буду резать тебя по кусочкам! Еще никто не уходил от хозяина! Никто не уходил от меня!

Держа тусклый шар в вытянутой руке, я посмотрела сначала на запертую дверь, после на шпильки, что лежали на стеллаже рядом с той самой дверью, и лишь потом я посмотрела на топор и бочки с керосином.

*   *   *

Сцена седьмая
ВЫХОД

— Я люблю тебя, Джонни! — произнесла я еле слышно, обхватывая пальцами рукоять топора.

Удары в дверь не прекращались. Мое сердце учащенно билось. Боюсь ли я сейчас? Наверное. Но самого страха не испытывала. Такое чувство, что все эмоции притупились, как и сам топор, что я держала в руках. Его лезвие давно затупилось, проржавело, но даже таким топором можно лишить жизни. Я знала это. Я была уверена в этом.

Очередной удар — и я увидела, как вылетели щепки как раз в том месте, где находился засов. Я встала в стойку, готовая бить. Готовая сражаться до последнего вздоха. Слишком много в моей жизни было жестокости, и вся она была обращена на меня. Что, если за все эти годы и я сама ожесточилась? Что, если я и сама готова убить? Что, если мне это понравится?

Еще удар — и засов отлетел в сторону, но дверь все еще была закрыта. Не уверена, понял ли Олаф, что он пробился внутрь или нет. Повисла напряженная тишина. Дверь медленно, но со скрежетом открылась, и я опустила топор на силуэт в проеме.

Олаф успел среагировать, перехватил топор, но он не рассчитал силы удара и тяжести самого лезвия. Топор пошел по косой, и ударил ему по ребрам. От боли он взвыл, но вырвал мое оружие из рук. Олаф оперся на дверной косяк, я же упала назад, цепляясь рукой за стеллаж, но он остался стоять на месте.

— Ты у меня за все ответишь, сука! — завопил он и бросился вперед.

Я бросила в него первое, что попалось мне в руку, — светящийся шар, который скатился со стеллажа, когда я падала. Он отмахнулся от шара, тот отлетел в сторону, но мне хватило времени сделать движение скорее импульсивное, нежели обдуманное — я пнула Олафа пяткой в колено. Его нога подкосилась, и он, хватаясь за стеллаж, упал рядом со мной. Я успела откатиться в сторону как раз в тот момент, когда стеллаж повалился на него.

Страшный грохот стоял в небольшой кладовке, отдававшийся эхом, разносящимся из коридора. По ушам ударил этот звон, но я нашла в себе силы подняться на ноги. Стеллаж не займет у Олафа много времени. Он в ярости размахивал своими массивными ладонями, пытаясь выбраться. Времени почти нет, и я решилась, шанса больше не будет, а я должна жить. Через слишком многое я прошла, чтобы здесь и сейчас умереть.

— Тебе не уйти, грязная шлюха! — Олаф приподнял стеллаж над собой.

Я же бросилась к топору и подхватила его с пола. Нависла над Олафом как раз в тот момент, когда он отодвинул стеллаж в сторону.

— Не-е-ет…

Проржавевший топор оставил лишь лужу крови и безумный крик боли моего тюремщика. Тупое лезвие превратило в кровавую кашу его детородный орган. Но мне этого мало, слишком мало. Я била еще раз и еще, уже выше, в живот, по ребрам, пробила горло и в довершение разбила его голову, подобно переспелому арбузу. Я не слышала его криков, его стонов, я только наслаждалась собственной яростью. Это невероятно приятное чувство.

И я продолжала бить бездыханное тело, пока сама не выбилась из сил. Мое лицо в крови, руки в крови, даже ноги и ночное платье. Все в крови. Я упала задницей на холодный каменный пол, эмоции переполняли меня. Я взахлеб начинаю реветь, даже не пытаясь осознать, что произошло и что мне делать дальше.

Не знаю, сколько времени прошло, да и думать не хотела. Поднялась на ноги, подняла тряпки и с горем пополам оттерла присохшую к телу кровь. Платье же было испорчено. Демон с ним! Я вновь оглядела кровавое месиво, то, что осталось от Олафа, и плюнула на бывшего живого человека, бывшего монстром.

— Вот и сплясали, ублюдок!

Я вышла из кладовки и медленным шагом направилась по коридору. Завернула налево, там, где оставила Ориссу с этим зверем. Там лежало ее бездыханное тело. Подойдя ближе, я предположила, что он просто свернул ей шею. Ее кожа уже начала бледнеть и приобретать синюшный цвет, а ранений как таковых я и не заметила. Присела рядом с ней и закрыла ее глаза, которые так и застыли, выражая неописуемый ужас.

— Прости меня, девочка. Прости. Спи спокойно.

Я поднялась на ноги и почувствовала, как силы покидают меня. В глазах мутилось, но я продолжала идти вперед. За дверью, через которую к нам вышел Олаф, была винтовая лестница, ведущая наверх. Подниматься было тяжело, каждый шаг был неимоверно труден, но я делала эти шаги.

— Ради мамы — один шажок. Ради Рози — еще шажок.

«Ради Эмили», «Ради Вокса», «Ради Джонни», «Ради себя самой».

Я из раза в раз повторяла их всех, произнося вслух, пока лестница не закончилась. Я оказалась на цокольном этаже здания. Откуда все началось и где все должно было закончиться. Мне пришлось петлять по лабиринтам дома, крадясь словно мышь. Я помнила, что еще один постоялец был жив и мне ни в коем случае нельзя было попадаться ему на глаза. Спустя, наверное, полчаса моих блужданий я все-таки отыскала тот самый спуск в подвал, к которому Олаф нес меня на руках. Обратный путь я знала наизусть. Искусство куртизанки не только в том, чтобы ублажать мужчин за деньги, но и помнить то, что может пригодиться. Я всегда старалась развивать свою память, и — о чудо! — она мне пригодилась.

Дойти до двери оказалось несложно. Стоило только протянуть руку, отворить дверь, и я буду на свободе. Отперла засов, схватилась за ручку и потянула ее на себя — но дверь не открывалась.

Демон тебя дери, Ида! Ключи! Ключи у Олафа!

Я развернулась и улыбнулась от усталости. Передо мной, стоя на первой ступеньке лестницы, возвышался лорд Брайан Краули. В его руке был револьвер, который он направлял мне в грудь.

— Дверь закрыта, — произнес он сухим голосом. А потом достал из кармана сюртука связку с тремя ключами и поднял их чуть выше своего плеча. — Вот то, что тебе нужно.

— Прекращай это, — не выдержала я. — Застрели меня и дело с концом. Я больше не хочу мучаться!

Брайан сошел со ступеньки, хмыкнул.

— Не так-то все просто. Я предлагаю тебе сделку.

— Ты еще и издеваешься?

— Нисколько, — лицо Брайана не выражало эмоций. — Ты отвечаешь на мой вопрос, и, если ответ меня устроит, я отдаю тебе ключи.

— А что тебе мешает потом убить меня?

— Ничего, но тебе уже нечего терять, разве я не прав?

Я рассмеялась, он улыбнулся.

— Что произошло с Олафом?

— Это и есть твой вопрос?

Краули взвел курок.

— ЧТО ПРОИЗОШЛО С ОЛАФОМ?!

*   *   *

Сцена восьмая
ИСТИНА

Я не чувствовала страха, он наконец-то ушел. Как казалось, навсегда.

— Он мертв, — сухо произнесла я, будто говорила о погоде. — Я убила его.

— Что ты сделала? — рука Брайана подрагивала, а на лице появилась ярость. Он сделал шаг вперед. — Говори!

— Я УБИЛА ЕГО! — закричала я во весь голос, напугав Краули, отчего он сделал пару шагов назад и чуть не оступился. — Забила его ржавым топором, пока он не захлебнулся собственной кровью! Била и била, пока его жалкий труп не превратился в кровавое месиво! Убила его! И тебя убью!

Брайан опустил револьвер. По его щеке побежала слеза. Он неуклюже смахнул ее и опустился на ступеньку лестницы. Захныкал, словно мальчишка. Я совершенно не ожидала этого, потому даже смягчилась, сама не понимая почему. Передо мной стоял маньяк, сумасшедший, убийца, но сейчас мне стало его жаль. Но с места я так и не сдвинулась.

— Уходи, — шмыгнул носом Брайан. — Уходи…

Его заплаканные глаза вперлись в меня. Он не был зол, он был опечален.

— Я сказал, что отпущу тебя — уходи…

— Так просто? — я не могла поверить тому, что все закончилось.

Он смотрел на меня, а его глаза были бездонны, будто два колодца, дна которых нельзя было разглядеть. И так искренне смотрел на меня, без злости, без ненависти. Одна лишь тоска отпечаталась на его лице. Револьвер он выпустил из руки, оставил лежать на лестнице.

— Лишь богиня могла одолеть титана, — прошептал он. — Никто не мог сразить титана долгие годы, но у богини это получилось. А теперь оставь меня. Прошу тебя, уходи и забудь дорогу назад. Ты лишила меня самого дорогого, что было в моей жизни. Оставь меня!

Он бросил мне связку ключей к моим ногам. Мне не нужно было говорить дважды. Я подняла ключи, развернулась и сделала неловкие шаги вперед, к двери. Я все еще была не готова к тому, что произошло. От перенапряжения меня шатало, но я приободряла себя и заставляла идти вперед. Схватила дверную ручку, и это прикосновение было столь долгожданным. Просунула в замочную скважину ключ и провернула его. Дверь была открыта. Усилие — и густой туман вперемешку с дымом ударили мне в лицо, я закашлялась, но все же еще сильнее отворила дверь.

— Постой, — послышался обессиленный голос Брайана. Я обернулась и ожидала худшего, но он все так же сидел на ступеньке, наблюдая за мной. — Скажи мне, где он.

— В подвале, — бросила я и вышла наружу, захлопывая за собой дверь.

Кошмар закончился. Я хотела вздохнуть полной грудью, но не могла этого сделать. Удушающий туман царапал мои легкие изнутри. Не церемонясь, я оторвала край от своего окровавленного ночного платья и приложила лоскут к лицу, закрывая нос и рот.

Я была свободна, эта мысль заставила меня расплакаться, слезы сами текли по лицу. И, если честно, я не знала, то ли так из меня вырывались собственные чувства, то ли глаза были раздражены от едкого тумана.

Оглядевшись, я не увидела ни единой живой души. Лишь вдали виднелись огни какого-то заведения, сквозь туман было тяжело распознать, но вскоре я поняла, что это был кабак, который я видела, когда мы только приехали в это треклятое место. Сделала шаг в его направлении и задумалась, стоит ли оно того? Там я могла просить помощи, но что, если там я лишь попаду в другие неприятности? А что мне остается в ином случае?

Заглянуть в этот кабак и просить помощи там или… вернуться в «Жизель»? Нет! Ни в коем случае! Я никогда не вернусь в «Жизель»! Я только освободилась от своей клетки, чтобы вновь вернуться в нее? Но куда мне идти? Это единственное место, в котором я уверена. Я прожила там несколько лет и знаю, что могу искать там убежища.

Убежище… Я вспомнила Ориссу. Она была послушницей в церкви Трех Святых. Я не знала, где она находится, но прекрасно знала, где находится церковь Лика Всех Святых, что располагалась на площади Кинкардо. Там я также могла просить убежища и была уверена, что мне его предоставят. Уйти из куртизанок в монашки? Эта мысль рассмешила меня. Из одного рабства в другое, пусть и добровольное. Но чем же не вариант?

А еще я вспомнила того мужчину, что лично отвозил меня от мадам Нонны в Ландо. Он работал на Синдикат, но был так добр ко мне и другим девочкам. А еще он сказал, что всегда, в любой момент, если я смогу освободиться от своих оков и мне будет нужна помощь — я могу прийти к нему, на Аксель-роад, 22. Как его звали? Роберт? Норберт! Точно, его звали Норберт Яксли. Но могу ли я ему верить? Да и где вообще находится этот дом по Аксель-роад?

А еще у меня было сильное желание прийти в любой миротворческий участок, чтобы высказать обо всем, какими ужасами занимается Брайан Краули. Назвать им адрес этого кошмара на земле и натравить сам закон против этого ублюдка. Правда тут же сама осеклась, осознавая, что вряд ли меня кто послушает. Кто вообще станет слушать куртизанку, которая пытается донести улики преступления лорда Краули? Тем не менее, я отчего-то была уверена, что миротворцы должны мне помочь, а уж стану я говорить правду или нет — другое дело.

Но и всегда был самый ценный вариант, которым я, к сожалению, не могла воспользоваться. Я желала прийти к самому Джонни, упасть в его объятья, разреветься, дав волю своим чувствам, и наконец-то почувствовать себя в безопасности. Проблема была лишь одна: я не знала адреса, где он живет. Мы никогда не говорили с ним об этом. Всегда подразумевалось, что именно он освободит меня из оков «Жизели». Судьба оказалась той еще сукой и рассудила все иначе. Тем не менее, я могла бы хотя бы попытаться его найти…

Но что же мне делать? Оставаться здесь я точно не могла. Кто знает, что придет в голову этому больному ублюдку? Нужно двигаться дальше и как можно скорее.

Куда мне идти?..

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...


"Последнее дело Билли Аттертона" - интерактивный роман с элементами мистики и детектива. Сюжет бурно развивается на просторах площадки ВКонтакте, где и приобретает свою ноту нелинейности происходящего. Обычные читатели голосуют именно за тот поворот сюжета, который хотят видеть, и так или иначе влияют на судьбу главных героев. Если и вы желаете принять непосредственное участие в развитии сериала, милости просим в гости: https://vk.com/william_atterton