III

 Лукреция без колебаний исполнила свои угрозы. Когда на следующее утро Эмброз вновь пришел к Лавинии, готовясь просить ее руки, то обнаружил возле ее домика солдат, заявивших, что "художница арестована и отправлена в замок ее светлости". Такого исхода юноша не ожидал.
 Эмброз, как и все жители городка, были потрясены случившемся. Арестовать Лавинию, самую кроткую и безобидную девушку в округе - это был нонсенс даже для холодной герцогини. Если еще учитывать, что у нее не было родителей и даже близких родственников - никто не мог бы за нее поручиться. И тогда старейший человек в городе, садовник Ханс, предложил собрать выкуп.
 - Да, друзья, это единственное, что может помочь вызволить нашу художницу из цепких когтей жестокой герцогини. Если мы все вместе соберемся возле ее замка и опустимся на колени, прося о милости, то может получиться. Не жалейте монеток, жители, оно вам зачтется после.
 Кое-кто из жителей согласился с садовников, отдавая последнее, что у них было из накоплений. Но сам Эмброз отказался просить Лукрецию пощадить Лавинию, словно понимая, что этого она от него только и добивается. Молодому портному предстояло придумать иной план.

 
 * * *

 
 Когда Лавинию со связанными руками везли в карете главного судьи в замок графини она то и дело спрашивала, в чем виновата. На что судья лишь бросил:
 - Ты нарушила закон, рисуя все эти пестрые картинки и продавая их жителям города, прекрасно зная о запрете такого искусства, данном ее светлостью. Следовало бы сразу заточить тебя в темницу без пищи и воды, но прежде герцогиня желает тебя видеть.
 Спустя еще полчаса Лавиния уже стояла в покоях Лукреции, которые, однако, почему-то пустовали.
 Прежде никогда не бывавшая в замке герцогини, девушка невольно поежилась от царившей там мрачной обстановки и могильной тишины. Впрочем, на стенах Лавиния обнаружила картины, выполненные в тех же черно-белых тонах, что и все остальное убранство замка. Они показались ей почти отвратительными, но все-таки тот, кто создавал их, обладал хорошим мастерством.
 Внезапно возле черных качелей раздались тихие шаги, а затем хрипловатый голос Лукреции:
 - Так-так, ты и есть та самая художница, верно? Повернись, не бойся.
 Лавиния продолжала молчать, но выполнила желание герцогини. Та, в свою очередь, подошла к девушке поближе. Теперь ее голос звучал мягче:
- Почему тебя любят жители города? Практически все, старые и молодые.
- Потому что я к ним хорошо отношусь. - ответила Лавиния, опустив глаза.
- А я плохо? И поэтому меня ненавидят. ..
- Нет, просто вы чужды им, я и Эмброз никого не ненавидят.
- Но он не любит меня, как тебя, - с губ Лукреции сорвался тяжелый вздох, - Потому что я некрасива, почти уродка.
- Но ведь и я некрасива, видите мой шрам.
 Герцогиня приблизилась к изуродованной части лица Лавинии и слегка коснулась его пальцами.
 - Да, досадный изъян. И давно он у тебя?
 - С раннего детства.
 - И тем не менее, ты все равно считаешься красивой, по крайней мере, душой. А вот я... Не думай, я прекрасно знаю, кем меня считают за стенами замка и что обо мне говорят.
 - Но это не без повода, ваша светлость. Вы лишили людей в городе красок жизни, обрекли их на вечное пребывание в подобии склепа, отняли радость и счастье.
 - А ты не думала, что я это сделала не из скверного характера? Кто виноват, что я в силу своего здоровья не переношу вида ярких цветов и шума, именуемого у вас музыкой, мне становится невыносимо больно, голову словно давит изнутри. Поэтому я и предпочитаю полумрак и тишину. Кстати, я не чужда искусству, как видишь: моя библиотека насчитывает тысячи томов книг, а также я тоже собираю картины, выполненные моей придворной художницей. Вот они, на стенах. Что скажешь? Не нравятся? Конечно, это же не красно-желтые цветочки...
 Лавиния продолжала смотреть в пол, кусая губы:
 - Ваша светлость, я не вполне понимаю суть вашего разговора со мной.
 - Я объясню. На самом деле, если не брать во внимание наше положение, мы не так сильно отличаемся, Лавиния. Я такая же молодая женщина, и моя внешность тоже не предмет для восхищения. Только, в отличие от тебя, я не могу обрести любовь людей, которым, видимо, важна все-таки не красота, а нечто иное. Как и Эмброзу.
 Взгляд и голос Лукреции вновь изменились, став почти одержимыми. Буквально впившись в плечо Лавинии, герцогиня зашептала:
 - Поведай мне свой секрет, художница, почему тебя любят даже несмотря на шрам, и я отпущу тебя на свободу, даже дам место в моем замке! Скажи, что мне нужно сделать, чтобы заслужить внимание и ласку! Скажи! Скажи!
 Не выдержав, Лавиния отшатнулась.
 - Вы не правы, ваша светлость, у нас с вами нет ничего общего: вы герцогиня, я работница. А любовь людей нельзя получить силой, для этого должна быть открытая душа и доброе сердце, коих у вас, очевидно, нет!
 - Ты! Подлая тварь! Я заставлю тебя молчать!
 С этим диким криком герцогиня схватила нож и приложила заднюю часть его лезвия к щеке Лавинии.
 - Могу оставить тебе и второй шрам, если будешь впредь дерзить, для симметрии. О да, я чувствую, тебе страшно, ты вся дрожишь, твое тело охватывает холод... - рука с ножом опустилась ниже, и кончик теперь почти упирался в грудь девушки, - А что если я сразу проткну твое нежное и доброе сердце насквозь? Боли особой не будет, ты даже не успеешь понять, что случилось, просто осядешь на пол и затихнешь навеки.
 Лицо Лавинии сделалось белее мела, а на лбу выступили капли пота, но ее голос был тверд:
 - Хорошо. Убейте меня, если хотите. Но это не прибавит вам чьей-либо любви, так и знайте!
 Немного помолчав, герцогини отложила нож в сторону.
 - Нет, убей я тебя здесь и сейчас - и ты бы стала народной героиней, почти мученицей и святой. Вместо этого тебя казнят как преступницу, нарушившую мои законы, публично перед этим опозорив. Ха-ха-ха!
 Последние слова Лукреция намеренно произнесла Лавинии на ухо и засмеялась так, что девушка невольно застонала. Продолжая смеяться, герцогиня позвала судью и велела отвести художницу в камеру, где она должна была провести два дня прежде чем ее повесят на главной площади.
 
 Оставшись одна, Лукреция долго не могла прийти в себя. Нервно шагая по комнате, она тихо повторяла:
 - Мне никогда не обрести любовь народа. Она мне так сказала. Хотя мы обе изуродованы, мы ничем не похожи. Вот только... Ее глаза...
 Внезапно выражение лица Лукреции сделалось почти испуганным, а синеватые щеки побледнели. Шаги по комнате участились.
 - Нет, нет, такого не может быть, это невозможно! Она же одна из них, этих неграмотных деревенщин. Но все же... - герцогиня посмотрелась на себя в зеркало, - Да, самая красивая черта во мне - и у нее тоже. Довольно! В любом случае это скоро не будет иметь никакого значения! Действительно: гораздо лучше внушать страх, а не жалкую и мимолетную любовь, он куда надежнее... Значит, решено!
 Диалог с самой собой у герцогини, правда, длился недолго: вскоре постучался привратник и сообщил, что у замка собрались жители города, которые просят освободить художницу и готовы отдать за нее выкуп.
 Услышав это, Лукреция сперва несколько смутилась, а затем вновь рассмеялась:
 - Ха-ха, ничтожные! За кого они меня принимают? Я не нищенка, и в их подачках не нуждаюсь! Скажи, пускай убираются прочь, а художница скоро будет казнена по обвинению в измене! А если кто-то не подчинится - присоединится к ней в темнице!
 Конечно, Лукреция спросила, нет ли в числе пришедших портного Эмброза. Получив отрицательный ответ, герцогиня усмехнулась, довольно откинувшись на качелях:
 - Значит, не так уж сильно ты ее любишь, мой дорогой...