Вилкинс

— Валентин Петрович, родненький! Как же вы собираетесь? — умоляюще скулил Баренков.
Он волочился за статным профессором кафедры астрономии, который твёрдой походкой двигался к выходу из института.

Правильнее было бы сказать: «Университет», но Баренков этих новшеств не принимал, как впрочем, и остальные старожилы НИИ «КосмТурПром», проще говоря — КТП.
— Просто, Петенька. Очень просто, — непреклонно отзывался Валентин Петрович, двигаясь в заданном направлении, — нет у меня времени, объяснять тебе очевидные вещи.

Дело было в четверг вечером. Встав из-за стола посреди обыкновенной планёрки, профессор астрономических наук Ветрин В.П. хлопнул ладонями по узким бёдрам и заявил, что уходит сию же минуту.

— Кафедра же без вас загнётся, миленький, — продолжал канючить Петенька Баренков, являвшийся управленцем в данном заведении.
— Полноте, Петенька, — строго посмотрел на него Валентин Петрович, — я чётко намерен осуществить свой план.
— Но ведь эта консервная банка не взлетит! — взвизгнул Баренков, отчаянно всплеснув руками.
Он был похож на поросёнка, в ожидании кормежки путающегося под ногами строгого хозяина.
— Это мы ещё посмотрим, — невозмутимо отозвался профессор.

У ступеней НИИ его уже ждал всклокоченный аспирант, выскочивший вслед за своим кумиром. Аспирантик был хиленький и зажатый, на профессора Ветрина смотрел с неподдельным обожанием. К тощей цыплячьей грудёнке прижимал толстые папки, за которыми успел уже сбегать в кабинет профессора. Он по щенячьи преданно вглядывался в лицо научного светила и с долей презрения косился на Баренкова.

— Ванечка, вы со мной? — едва окинув его взглядом и ничуть не сомневаясь в ответе, поинтересовался Ветрин.
— Разумеется, Валентин Петрович, — услужливо прокартавил аспирант.

На том и порешили. На следующее утро из кабинета профессора вынесли всё оборудование. Баренков продолжал виться вокруг и причитать: «Как же вы нас оставите» да «Где ж мы средь года возьмём замену».
Замещающий элемент, к слову, был уже тут как тут,  низкий, толстый, с лохматой бородкой,  сладострастно наблюдал за выездом и причмокивал. Баренков выл и крутился, Ветрин руководил молодцами в форменных комбинезонах. Ванечка аспирант, — фамилию его здесь никто не помнил, — трясся над пробирками и чертежами.
Ветрин и сам пятнадцать лет назад пришёл в КТП на замену. Будущее Валентину Петровичу пророчили блестящее. Развивать космическую промышленность — да разве ж с этим шутят? Но в институте дела обстояли совсем не так, как рассчитывал профессор.

Нравы здесь оставались прежними. Сотрудники НИИ наотрез отказывались принимать новых соотечественников, — с всемирного Объединения тогда прошло уже лет десять, — грозились стереть предложенные бывшими германцами инновационные программы и неодобрительно качали головами.
Ветрин их не понимал. Всю свою жизнь он шёл к этой должности, чтобы вселять в молодые умы «правильные» идеи. Он мечтал заполнить пустоты на картах и может быть отправиться однажды в космос, как это случалось с его более удачливыми коллегами по цеху.

Но престиж университета неумолимо падал, когда влиятельнейшие умы единого теперь государства сталкивались с узколобостью его работников.
Валентин Петрович успел было решить, что на нём лежит какое-то древнее проклятье, вроде гриппа или ветрянки. Пытался просвещать своих заблудших коллег, писал письма и приглашал на конференции великолепных ораторов, смотрел в небо и мечтательно прикрывал глаза.

Сейчас он хмурил свой высокий лоб, вспоминая начало карьеры. Ежели не вышло с институтом, надо попытаться одному.
Переехали быстро. Без проволочек получили расчёты и двинулись к новым открытиям.
А открывать было что, — хоть галактики, хоть созвездия, — Баренков в этом не понимал, зато профессор был за себя спокоен. До пенсии государственной ему оставалось рукой подать — не пропадет. А шанс, может даже последний, упускать не хотелось.

Нажитое тяжелым умственным трудом переместили в пустующий амбар. «Такое место, а зря простаивает», — Ванечка улыбался и потирал руками.
Принимать делегацию готовились тщательно, — полы амбара натерли до блеска, на узкие лавки постелили покрывала, телескоп и «консервную банку» Вилкинс-505 вынесли к дверям, — уложились за полдня.
С Вилкинсом, правда, пришлось повозиться, — космолет местами заржавел, заводиться отказывался да и весил под тонну, — но выставочной моделью он был прекрасной.

— Они обомлеют, я точно знаю! — покрикивал Ванечка, радуясь, что составил предложение без ненавистной ему «Р».
— Полноте, Ваня, хватит шуметь, — шутливо журил Ветрин.
Он начинал бояться, что его расчёты не точны и наивны. Кому, в самом деле, захочется глядеть на эту посудину? Вилкинс поскрипывал на ветру выцветшим флюгером, подтверждая его опасения.

Но для профессора надежда на этого «красавца», которого он создал собственными руками, была последней. Если он расскажет делегатам то, чего их инженеры знать не знали и представить не могли, кого, если не его, — гениального учёного Ветрина В.П., — поставят заведующим ЕКП?
«ЕдиныйКосмоПром», — сладострастно перекатывались на языке заветные слова.
Да будь у него хоть один шанс наладить дружеские отношения с воротилами большого КосмоПрома, он вцепится в него и не отпустит до последнего. Выйти в космос на собственном космолёте — разве не об этом мечтал он ещё безусым юнцом?

— А кто будет-то? — чесали затылки местные мужики, с гоготом наблюдавшие за приготовлениями.
— Стыдно не знать, граждане, — презрительно фыркал аспирантик.
— Полноте, — апатично повторял Ветрин.
Он был погружен в собственные невесёлые размышления, нервно перебирая в уме всё, что мог рассказать о первой модели Вилкинса.

— Французы и американцы обещали прибыть на Вилкинсе-1010, — мечтательно закатывал глаза Ванечка.
— Каждый год они их выпускают что ли? — Вяло отвечал профессор.
— После всемирного объединения, стало быть, каждые полгода, — пожимал плечами аспирант.
Здесь Ветрин немного оживлялся и с интересом разглядывал родинку над правой бровью Ванечки.

— Вот объясните мне, — начинал он свою излюбленную тему, не отрывая взгляда от коричневатого пятнышка своего преемника, — ежели произошло всемирное объединение, почему мы до сих пор зовём французов и американцев французами и американцами?
Этот вопрос не давал Ветрину покоя все последние годы.
— Все мы теперь должны зваться землянами, — упрямо твердил он, не получая ответа, — все мы должны объединиться не только на бумагах, но и в умах прочих землян!

Только вместе мы сумеем освоить космос, только вместе выберемся за пределы нашей общей солнечной системы!
Ванечка кивал, вжимая голову в плечи. С Ветриным он спорить не решался.
— Мы же все с вами под одним солнцем выросшие, — настаивал профессор, — а вы?! Французы и американцы! Тьфу ты, господи помилуй.
Аспирант был с Валентином Петровичем, в целом, согласен.
— Нелогично как-то, — подобострастно улыбаясь, шептал он.
Ветрин обреченно качал головой и продолжал думать о бескрайних просторах вселенной.

Впервые столкнувшись с внеземными цивилизациями, земляне по началу не знали как себя вести. Что они могли рассказать о Земле и её обитателях? Разрозненные кучки крошечных человечков, сосредоточившихся на разных клочках планеты с трудом могли объяснить, чем отличались русские от германцев, германцы от французов, французы от итальянцев.
Представители новейших планет смотрели на землян с недоумением. Всё это вызывало смущение. Было как-то неловко, что одинаковые по сути своей люди говорят на разных языках и совсем не желают друг друга понимать.
Для блага всего человечества и продуктивного развития космической промышленности было решено объединить все народы мира, названного Землёй.

Объединение прошло гладко, что вызывало сильное удивление, особенно у представителей старших поколений, в космосе ни черта не смысливших.
Но землянам Объединение пошло на пользу. Ветрин в тот год заканчивал свою первую экспериментальную модель космолёта, на котором мечтал однажды повидать другие планеты. Тогда его мечтам не суждено было сбыться, но может хоть теперь.
Он задумчиво пожевывал нижнюю губу, не обращая внимания на суетившегося рядом аспиранта. Приборная панель в Вилкинсе-505 подмигивала ему цветными огоньками, кнопки управления, которые он попеременно нажимал в ведомом ему одному порядке, с напряжением и скрипом продавливались под его пальцами. На панели загорались всё новые огоньки, брови Ванечки ползли всё выше и выше.

— Скоро уже прибывают, Валентин Петрович, — причитал Ванечка, чиркая что-то старомодной ручкой на листке бумаги.
— Спокойствие Ваня, только спокойствие, — меланхолично отзывался Ветров, прекрасно осознавая который час.
Нервозность аспиранта его забавляла, хотя он отлично понимал природу этой нервозности.

Сегодня был решающий день. Прибытие делегации из других стран, вернее из других регионов Объединенного государства, а так же пара экспертов с других планет — это вселяло трепет и в самого Валентина Петровича. Если всё пройдёт гладко, возможно уже вечером они будут пить чай где-нибудь на Альфа-Центавре. Ветров мечтал о космосе всю жизнь.


— Верлен Вадимович Пряха, — энергично тряс руку профессора шарообразных человечек, только что спустившийся с Вилкинса-1010, — очень, очень рад знакомству!
Делегация прибыла полным составом. Все поместились на один компактный отполированный космолёт. Вилкинс-1010 сверкал в лучах заходящего солнца. Он был совсем не таким, каким его представлял Ветрин. Вилкинс-1010 был гораздо меньше Вилкинса-505.

Конечно, Ветрин считал, что использовать любой космолёт для полётов только над Землёй — кощунство. Но говорить об этом вслух не стал.
Два представителя ближайшей к Земле населённой планеты оказались такими же гуманоидами, как остальные присутствующие. Кожа инопланетян была чуть бледнее и отдавала слегка потусторонней синевой, но в остальном они ничем не отличались от землян. И, как выяснилось чуть позже, оба они жили на Земле со дня великого Объединения.

Это Ветрина немного разочаровало, но виду он не подал. Ну и что, что они уже полноценные земляне, за столько лет-то? Зато родились они не на Земле, значит полноправные представители внеземной цивилизации. Как-то так убеждал себя профессор астрономии.
Ванечка суетился перед столами, которые в амбар подтащили мужички, знать ничего не знавшие про открытый космос. «Не тормози, Ваня», — шикали мужички на аспиранта, когда он путался под ногами. Космос был им не интересен, а обещанную бутылку хотелось получить побыстрее.

Сейчас Ванечка со спокойной душой расставлял на закрытых клеёнкой столах салатики и графинчики — соки, газировки и водочка. «Разве же они сюда ради застолья?» — сетовал Валентин Петрович. Ванечка пожимал плечами и невозмутимо продолжал свои хлопоты.
Как прибыли делегаты, первым делом двинулись к злосчастным столам, подтверждая опасения Ветрина. Десяток человек с лёгкостью разместились по периметру низенького пластикового столика.
Пряха суетливо оглядывался по сторонам, инопланетные представители апатично стояли по обе стороны от него точно телохранители. Остальные делегаты помалкивали, подъедая овощи со стола.
Ветрин с надеждой поглядывал на первую модель великого космолёта. Ванечка потирал руки и покашливал.

— Валентин Петрович? — оживился после очередной рюмки сока Пряха, — Когда мы с Вами в последний раз были в космосе?
Он загадочно подмигнул профессору, вводя того в натуральный ступор.
— Сколько раз я всходил на борт новейшей модели Вилкинса, — напыщенно продолжал Пряха, — и ведь ни разу не выходил за пределы.
Пряха махал коротенькими ручками, обозначая за пределы чего он ни разу не выходил.

Валентин Петрович растерянно смотрел на делегата почти не моргая.
— Я чувствую в вас родственную душу, профессор, — Пряха широко улыбался и кивал, — Знаю, вы как и я, всегда мечтали о настоящих полётах.
Ветрин неуверенно ойкнул. Пряха рассмеялся и похлопал его по плечу. Ростом он был ниже Ветрина головы на три, так что со стороны это смотрелось комично. Ванечка ошарашенно следил за монологом Верлена Вадимовича. Тот продолжал вливать в глотку рюмку за рюмкой.
— Сок, только сок, коллеги, — хитро прищурившись кивал он.
— Если Вы всерьёз это, — начал было Ветрин, но вся его решимость и уверенность в себе растворялись с каждой секундой.

Стоило делегатам ступить на землю, как он полностью забыл, что собирался им показывать и как планировал себя вести.
— Давайте займёмся настоящим делом! — пылко отвечал Верлен, — Я серьёзен как никогда! Что нам мешает прямо сейчас завести Вашу консервную банку?!
Ветрин поморщился от столь пренебрежительного обращения и повернулся лицом к Вилкинсу. «Сам ты консервная банка», — зло подумал профессор.
— Пройдёмте, товарищи, — произнёс он вслух, не оборачиваясь к делегатам.
Ванечка икнул. Пряха подавился соком или что у него там было налито. Ветрин уверенно двинулся к старому космолёту.

— Валентин Петрович, мы же взлетим! — в истерике кричал аспирант.
— Поехали! — радостно вопил Пряха, прихвативший со стола полупустую бутылку.
Валентин Петрович невозмутило вжимал клавиши на панели управления. Он построил этот космолёт. Он положил начало всем Вилкинсам. Он чувствовал себя Творцом.
Крышу амбара сорвало к чёртовой бабушке, когда Вилкинс-505 натужно скрипя оторвался от земли.

Ванечка тараторил молитвы и непрестанно крестился, Пряха неожиданно запел. Остальные делегаты без особых эмоций устроились, кто где. Некоторые успели занять комфортные кресла, другим пришлось довольствоваться узкими длинными лавками. Что делали лавки в космолёте никто не знал. Вилкинс-505 был совсем не похож на Вилкинс-1010.

Покончив с запуском, Ветрин поклонился и пустил к панели управления одного из гуманоидов-инопланетян. Тот лишь пробулькал что-то в ответ и уселся на кресло пилота.
Валентин Петрович подошёл к иллюминатору. Пряха продолжал петь, Ванечка перестал молиться и уселся уставившись в пространство перед собой.
Ветрин широко улыбался, глядя в слегка заледеневшее окошко на кромешную черноту.
«Чёрт с ней, с карьерой», — радостно думал он. Немногие из его товарищей по цеху смогли исполнить свои главные мечты. А он смог.

— Космос стоит всего, — прошептал Валентин Петрович и прикрыл глаза.


H.T.Castle
12.03.2017