Иван Премудрый Часть II Глава IX

– Петро, как думаешь? Надолго к нам князь этот?
– Почём я знаю? Поживём, увидим. Тебе–то не всё едино?
– Да вроде бы как и всё, только что–то опять в леса не хочется. Как оно повернётся? А вдруг как придётся пятки салом смазывать?
– Можно подумать в первый раз.
– Не в первый конечно, но всё равно не хочется.
– Обленился стало быть ты, Афонька, жизни спокойной да сытой захотел.
– Может и так. Сколько скитаться–то можно? Надоело.
– Ты смотри, такие мысли, они до добра не доводят.
– Знаю… Да это я так…

***

А кто сказал, что они разбойники? А если даже и разбойники, со всяким бывает, ну и что такого? Всем известно, разбойник – не значит злодей, лютый и беспощадный. В разбойники люди попадают разные и по–разному. Афанасий, вон, тот даже грамоте умеет, а в лесу оказался точно также, как и Петро, который не то что грамоте, да что там говорить… Разбойники, они почитай все люди случайные. Случай, появившийся в их жизнях, заставил бросить дом, семью, имущество и отправиться на все четыре стороны. А четыре стороны эти, всем известно, и будь они неладны, они ведут в одном направлении, в лес. Так что разбойник и злодей, между собой разницу большую имеют.

Вот взять Черномора, даже присматриваться не потребуется – первостатейный разбойник. Ан нет! Попробуй, назови его разбойником, не получится, потому как волшебник. Ну а насчёт Ивана, я вообще молчу. Да и что тут скажешь, человек университорий закончил, понимать надо.

***

Тогда, на улице, Иван Премудрый повстречал Тимофея, поговорил с ним, да так ни черта и не понял. Всё, на что хватило Ивановой премудрости – умный мужик перед ним, и кланяться зазря не будет, такой как раз и пригодиться может. А так, принял Иван Премудрый Тимофея за обыкновенного городского полунищего и полусумасшедшего, их по городам много шляется. А поскольку был Иван человеком образованным, университорий, это вам не шутка, не искал путей лёгких и проторённых, в пух и прах сапогами других «искателей» избитых. Он прекрасно знал, в университории вдолбили, самое ценное, а значит и в жизни очень нужное, оно на проторённой дороге никогда не лежит и не валяется, тем более в пыли. Сойди с этой дороги миллионы тысяч раз всеми пройдённой и в травке, на обочине поищи. Глядь, а там и земляника, например, растёт и грибы какие–нибудь съедобные. А на дороге что ты найдёшь? Ну разве кто потерял что–нибудь, но такое редко случается. А так, валяется на той дороге то, что или кто–то за ненадобностью выбросил, или же оно до того всем ненужное, что лень наклониться и поднять. Вот и полез Иван в траву, на обочину, и нашёл, правда сам не понял, что, вернее, кого нашёл. На самом деле никаким бродягой или ещё кем–то, добрыми людьми презираемым, Тимофей не был, иногда даже наоборот.

***

Вот взять разбойников, о которых все знают и которых все боятся. Чем те разбойники занимаются? Правильно, проезжих людей, как купеческих, да и вообще всех, без разбору по дорогам грабят, а потом в расход пускают. Так и живут, правда недолго живут. Как известно, людей добрых и почти честных на белом свете гораздо больше, чем разбойников–душегубов.

В один прекрасный день, на самом деле прекрасный, надоедает добрым людям это сплошное душегубство, да и купцы в их края начинают отказываться ездить, жизнь–то каждому дорога. Идут они, стало быть, к своему князю, или кто там у них самый главный, и жалуются, мол, совсем житья не дают лихие люди, ни днём, ни ночью по дороге не проехать, потому и приходится всем по домам сидеть. И купцы ехать к нам не хотят, потому что боятся, а это прямые убытки, от которых недолго и зубы на полку положить, как нам, верным слугам твоим, так и тебе, князь.

А князю куда деваться? Да будь он трижды лентяй и всё такое, раз князь, значит обязан покой своих подданных и их безбедную жизнь сохранить и обеспечить. Да и самому князю убыток немалый получается. А какой прибыток может быть, если почитай вся торговля встала, а вместе с ней и мастеровые люди бездельем начали заниматься, потому как те же горшки или полотно ими сделанные продавать некому?  Приказывает князь своему воеводе, а то и сам командует, дружина княжеская по коням, и поехали разбойников–душегубов тех ловить. Надо сказать, что находят и отлавливают их довольно–таки быстро. Это в книжках да сказках разбойников годами ищут, а в жизни оно гораздо всё проще. Сами посудите, места–то вокруг все родные и до каждой, самой малой тропиночки знакомые. Так что определить, где эти самые душегубы прячутся, труда особого не составляет.

Находят их быстро, ну а дальше, дальше всё всем известно и обществом одобряемо. Головы рубят, уши отрезают, ноздри рвут ну и всё такое прочее, но в основном головы рубят, так надёжнее. И вот скажите, ну разве может быть у разбойника–душегуба жизнь длинной? А я отвечу, может! Может она быть длинной у него только в одном случае, если у атамана у ихнего, у предводителя, чутье на всякие неприятности звериное, если он опасность для себя за неделю начинает чувствовать, ну или волшебством каким пользуется. В этом случае шайка ещё загодя, до того как их отлавливать примутся, снимается с насиженного места и отправляется, конечно, на все четыре стороны отправляется. Какое–то время бродит такая шайка по белу свету, но не просто так бродит, а новое место, удобное для душегубства ищет. Ну и стоит ли говорить, что мест таких, за всю жизнь не обойдёшь – навалом, земля–то большая. Вот так вот и путешествуют те разбойники, с места на место перескакивают, покуда их не отловят и бошки им не поотсекают.

Почему оно так происходит? А я опять отвечу. Потому, что дураки стоеросовые, разбойники–душегубы все эти. Под шапками и под волосами головы у них имеются, что есть, то есть, вот только совсем пустые те головы или неизвестно чем набитые. Ты не торопись, присядь где–нибудь под деревом или ещё где, там, где тебе удобно и подумай, как сделать так, чтобы занимаясь лихим делом, и прибыль поиметь, и чтобы самому целым–невредимым всегда оставаться и чтобы все вокруг довольными были? Ну и опять же, если и переходить с места на место, то исключительно по желанию, а не потому, что дружина княжеская тебя разыскивает.

***

Оно вроде бы как и трудно до такого додуматься, а на самом деле – нисколечко. Тимофей–то додумался! Кто он такой, Тимофей этот, и откуда – дело тёмное, да и какая разница? А вот только немного помыкавшись по таким вот душегубским шайкам и поскитавшись по белу свету, задумался он и крепко задумался.

Сам по себе, промысел разбойничий, он очень даже лёгкий и безопасный, если не считать дружину княжескую. Вот в этой самой дружине всё неудобство как раз и заключается. Ну и ещё, правда, это от жадности. Бывает, нахапают разбойники добра всякого, а что с ним дальше делать, толком и не знают. У тех, кто поленивее и потрусливее, добро это просто–напросто гниёт и пропадает, и толку от него никакого не получается. А те, кто посмелее, понаглее, ну и так далее, те в город добро награбленное везут, ну, чтобы продать. Оно конечно, по–первости получается, но потом, рожи ихние примелькиваются, запоминаются, а народ–то, он не дурак, и в один из дней хватают этих торгашей, ну а дальше… Дальше: торгашей к князю, потом на дыбу, после чего, дружина княжеская в лес, в то самое место, где те разбойники обосновались. А в окончании всего – плаха с топорами. Вот и всё.

Не устраивало такое положение вещей Тимофея. Вот он и задумался и придумал, как жить вольготно и безбедно, тяжким трудом себя не уродуя и при этом, чтобы все вокруг довольными оставались. Уже было сказано, в разбойники разные люди попадают и по–разному, у каждого своя жизнь, своя судьба и свои обстоятельства. Тимофей не стал спешить, не стал зазывать к себе в ватагу кого попало. От «кого попало» греха потом не оберёшься, дураков–то, сами знаете, по земле, вон сколько ходит. Стал Тимофей отбирать себе людей, к душегубству не расположенных, а проще говоря, тех, кто поумнее. Вот если у кого знакомые разбойники, которые душегубы есть, спросите, много среди них людей грамоте разумеющих? Может где и есть, но такого ухаря, самого надо за деньги показывать, и грабить никого не придётся, тех денег, что за показ платить будут, с лихвой хватит. Тимофей же в свою кумпанию грамотных людей брал с большой охотой и привечал всячески. Ну а если неграмотный ты – не беда, рядом с тобой грамотные люди, товарищи твои? имеются. Есть желание, они тебя это грамоте обязательно научат.

***

Так и появилась на свет ватага Тимофея из двадцати человек состоявшая и обосновалась для своего лихого промысла в Руслановом княжестве, уж очень оно ему удобным показалось. А что, Самое Синее море, а значит и порт с кораблями и купцами, рядом. От порта этого, дороги в разные стороны путь себе проложили, по которым купцы со своим товаром и ездят, других дорог–то нету. Да, чуть не забыл. Ватага Тимофеева, почитай на половину из грамотных людей состояла, то–то же.

Хоть и лихая, но все же работа, у Тимофея и его товарищей была до того проста, что если рассказать о ней тем же разбойникам–душегубам, они не поверят. Работа ихняя заключалась в следующем. Предположим, едет купец со своим обозом, товар везёт. Ехать ему далеко и везде шалят, а сохранить товар целым, ой как хочется, да и своя голова – штука не последняя. Едет себе и едет и вдруг, в лесу где–нибудь, выходят к обозу этому двое или трое вполне нормального вида мужики, заметьте, без оружия – обыкновенные мужики, к тому же чисто и опрятно одетые.

Выходят, значит, вежливо спрашивают, кто, мол, тут самый главный? Ну, купец видит, что люди неоружные, и похоже что не лихие, называется. А вот дальше–то и начинается та лихая работа, которую Тимофей придумал. Мужики те, а это не кто иной, как ватажники Тимофеевы, говорят купцу, что предстоит ему ехать через места очень уж неспокойные и на разбойный люд богатые. Ну а дальше, вроде бы как пожелание, ну чтобы вёл себя поосторожнее и всё такое. Ну а если в случае чего, пусть пеняет на себя, они свой долг выполнили, честно его о грозящей опасности предупредили. Купец начинает ёрзать, это если он на телеге сидит, или же с ноги на ногу переминаться, и в конце–концов, прокрутив в уме все возможные убытки от разбойного нападения, спрашивает, мол, а есть ли  от тех разбойников ну хоть какая–нибудь защита? В товар–то, вон сколько денег вбухано, если что, хоть сам в разбойники подавайся или в петлю лезь. Мужики те отвечают: есть. Они здесь как раз для того и находятся, чтобы торговый и вообще, весь проезжий люд от душегубов этих оборонить. Если хочет купец путешествовать по дорогам княжества в совершенном спокойствии и даже с удовольствием, за товар свой, да и за голову свою нисколько не беспокоясь, предлагают те мужики заплатить сумму небольшую, разумную, и езжай себе дальше. Заплатив деньги, купец получает бумагу, в которой прописано, что он, купец этот, находится под охраной такого–то и такого–то, неважно кого, и что имея эту бумагу в княжестве Руслановом его ни одна сволочь не посмеет тронуть.

***

Те купцы, что поумнее, да посмышлёнее, не жадничали и деньги платили, тем более, что деньги за охрану просили, и правда, невеликие, во всяком случае по сравнению со стоимостью товара, не говоря уж о жизни. Мужики деньги принимали и выдавали бумагу, в которой всё о чём они говорили на самом деле было прописано. На том, пожелав друг другу здоровья и благополучия, и расставались. Ну а дальше, дальше цирк начинался, правда в те времена и в том княжестве слова такого никто не знал, но это неважно. Через какое–то время и какое–то расстояние раздавался свист разбойничий, из леса выскакивали люди, один страшнее другого, все: кто с кистенём, а кто с дубиной, ну и, мол, стой, кто главный и ставшее впоследствии знаменитым: «Жизнь или кошелёк?!».

Тут–то бумага, за небольшие деньги полученная, свою волшебную силу и показывала. Купец, иногда очень даже спокойно, просил показать ему самого главного среди разбойников. А когда главарь назывался главарём и, даже было дело, по имени представлялся, купец показывал ему ту самую бумагу. После этого разбойники переставали быть разбойниками. Они сразу начинали извиняться, говорить, мол, извини купец, не знали, а то бы ни в жисть… После этого купеческий обоз, цел–целёхонек, продолжал свой путь, а разбойники и якобы душегубы скрывались в лесной чаще, следующего обоза дожидаться. Такое представление обычно демонстрировалось купцу раза два, три, покуда он по княжеству Русланову ехал, но всегда с благополучным исходом, видать и правда, бумага та силу великую имела. Что происходило с тем купцом за пределами Русланова княжества – неизвестно, да и какая разница, княжество–то совсем другое!

Догадались наверное, всё это ватага Тимофея проделывала и надо сказать, мастерски проделывала, прямо как в театре или в кино. Случались конечно купцы или уж очень жадные или же не менее глупые, которые отказывались покупать охранную бумагу и продолжали свой путь, на свой страх и риск, так сказать. Их разумеется никто не трогал и точно также, как и купцам умным, им желали доброй дороги, скатертью, и прочих вещей, тому случаю соответствующих. Но точно также, через какое–то время и какое–то расстояние выскакивали из леса тёмного лихие люди, и говорили тоже самое: «Жизнь или кошелёк?!» Вот тут–то и вспоминал купец о бумаге, за небольшие деньги им не купленной, потому как теперь уже все деньги разбойники у него отбирали. А товар, товар нет, с собой не брали. Они, разбойники, его в негодный вид приводили: бывало, сжигали, а ещё лучше, потому что обиднее, они его в реку или ещё куда, где вода есть, сбрасывали. Ведь когда товар сожгли, ну или сам сгорел, оно не так обидно, как если он весь промокший и для дальнейшей продажи совершенно непригодный. Получается, товар вроде бы вот он есть, а его нету, потому как мокрый насквозь.

***

Так вот и жил Тимофей и ватага его жила и надо сказать, хорошо жила. Мало того, что не бедствовали, так ещё и в безопасности себя ощущали. Ну посудите сами, какой дурак пойдёт жаловаться тому же князю на то, что где–то на дороге его остановили какие–то люди и предложили ему купить охранную бумагу, от разбойников охраняющую? Мало того, когда разбойники на самом деле нападали, и купец эту бумагу показывал, они, разбойники, сразу добрыми и ласковыми становились, нисколечко не грабили и доброго пути желали. Что скажет князь? А скажет он: дурак ты купец, что пробы негде ставить! Люди тебе доброе дело обеспечили, а ты на них с жалобой… Вон с глаз моих! Ну а те, которые глупые и жадные, те тоже жаловаться не ходили. А на кого, спрашивается, жаловаться, вернее, на что? На глупость и жадность свою? Хоть и дураки, а понимали, глупость с жадностью в народе никогда сочувствия и поддержки не находят, а только на смех поднимаются.

***

– Афанасий, а вот скажи мне. – Петро нагнал ехавшего чуть впереди Афанасия и поехал с ним рядом, стремя в стремя. – Как думаешь, а зачем князь нам такую службу назначил?
– А чем тебе не нравится служба? – Афанасий посмотрел на своего товарища вроде бы как и осуждающе, но вместе с тем весело.
– Почему не нравится? Нравится. – принялся было оправдываться Петро, но опомнился. – Только скучная она какая–то и странная. Едем–едем, по сторонам смотрим, а что выискиваем – непонятно.
– Тебе непонятно, а князю понятно.
– А тебе стало быть, тоже понятно?
– И мне понятно. А тебе что же, лучше по лесу бегать и разбойника из себя изображать?
– А хоть бы и так! Зато веселее, не в пример как сейчас. Смешно, право слово, видеть как народ купецкий: кто в обморок бухается, кто в лес со всех ног бежит, а кто даже пошевелиться не может, дрожит как тот осиновый лист.
– Ну, изображаешь ты из себя разбойника, ладно. А вдруг как разъезд княжеский или хуже того, дружина как раз по той дороге едет и на тебя, разбойника, выезжает? Тогда что?
– Я как–то не подумал…
– А ты подумай.
– Подумал. Ничего хорошего. Даже убежать не успеешь.
– То–то же.
– И всё–таки, Афанасий, чего же такого мы ищем и высматриваем? Вон, уже сколько проехали и ничего такого не увидели. Только ты всё что–то в книгу свою записываешь. А что ты туда записываешь?
– Что надо, то и записываю. То записываю, что князю надобно. Понял?
– Как не понять, понял. Да, князь у нас мужик башковитый.
– Образованный…
– Я и говорю, образованный и башковитый. Даром что князь.
– А ты князя не суди, судилка не проросла, лучше по сторонам смотри и мне говори, если что этакое увидишь.
– Увидел! – Петро аж привстал на стременах и шею куда–то вперёд вытянул.
– Что ты увидел? – повернулся к товарищу Афанасий.
– Вон, ворона полетела. Видишь? Записывай. – и засмеялся.
– Дурак ты, Петро. – сделал вид что обиделся Афанасий.

На самом деле он нисколько не обиделся, даже слегка был благодарен Петру за то, что тот развеселил его. Служба княжеская, действительно была назначена уж очень скучная. Третий день уже как едут, по сторонам смотрят и до сих пор чего–либо такого не увидели. Да и как оно выглядит это, что–либо такое, они не знают.

Когда в путь снаряжались, Тимофей только и сказал им:
– Смотрите в оба и всё, что увидели, записывайте. – это он Афанасию и другим грамоте разумеющим сказал. Петро и ещё, четыре человека, те были неграмотными. – Ну а если увидите что–то, ну очень интересное, не такое как обычно бывает, сразу и хозяина и то самое, интересное, к князю доставляйте. Полномочия вам, в виде бумаги княжеской, дадены. Так что смотрите, меня не опозорьте и сами не опозорьтесь. И чтобы никакого баловства! Всё равно узнаю и десять шкур спущу! Поняли?!

На том наставления были закончены и уже третий день, говорил уже, Афанасий с Петром разъезжали по княжеству. Разъезжать–то разъезжали, а что толку? Афанасий старательно всё увиденное записывал в выданную ему книгу, вот и вся служба. Тоска и скука одним словом.

И уже на второй день Афанасий подумал, не иначе от начавшейся скуки, что записи эти очень похожи на какой–то очень далеко отсюда живущий народ. Народ тот, Афанасий в какой–то книжке вычитал, очень даже интересно песни слагает. Едет вот так же, как и они, мужик какой–нибудь – представитель народа этого и обо всём, что вокруг видит, песни слагает и тут же их поёт. Чудно, да и только. Не иначе и он от скуки ерундой всякой занимается…

***

– Афанасий! Афанасий, смотри! – Афанасий, было дело, задремал чуток, а тут этот орёт, как оглашенный.
– Что там? Опять ворона полетела? – мотнув головой дабы согнать дрёму спросил Афанасий.
– Какая ворона?! Да ну тебя! Печка!
– Какая такая печка?!

Почитай три дня прошло с тех пор, как Афанасий с Петром выехали из стольного града, службу исполнять княжескую. Тут немного пояснить надо, потому как премудрость присутствует.

Когда Тимофей отряжал пять по два человека на службу, он никому из них никакого особенного пути не назначил, а сказал приблизительно так, мол езжайте так, как считаете нужным, ваши глаза, вам и путь–дорогу выбирать. Если так посмотреть, без премудрости, то глупость сплошная получается. А если эту самую премудрость, хоть малую её часть, применить, то кроме пользы, ничего не обнаружится.

Ну и какая разница, что пути ихние могут пересечься или даже совпасть? Нет никакой разницы в этом, а польза есть и польза большая. Вот представьте, едут такие, как Афанасий с Петром и, или устали, или солнышком приморило, только они больше зевают и носом клюют, чем по сторонам наблюдают. И точно также, по той же дороге, едут другие. Те, другие, а вдруг как они до того хотят службу княжескую лучше всех исполнить, что изо всех сил стараются? Или же погода вдруг пасмурная какая–нибудь наступила, солнышка нету и прохладно вокруг. Ясно дело, при такой погоде не очень–то и подремлешь, не говоря уж о том, вдруг как дождик начнётся. Вот и получается, по одной дороге, через одну и ту же деревню, например, одни проехали и ничего не увидели, потому как дремали и все такое, а другие увидели, потому как глаза во все стороны растопыренными держали.

Афанасий с Петром, сделав довольно–таки большой круг по княжеству, уже возвращались в стольный град. Им и осталось – всего ничего, вот эту деревеньку проехать, а от неё, вёрст десять и стольный град. Ничего за время своей службы и связанного с ней путешествия они так и не увидели, и не заметили. Правда, что есть, то есть, Афанасий обо всем увиденном и все разговоры с жителями деревень, а также людьми проезжими, аккуратно в книгу записывал. Он считал, что вполне возможно, чуда какого–нибудь они не встретят и не увидят, а отчёт о службе предоставить надобно. Так что пусть князь всё это читает, на то он и образованный.