Убить Гертруду. Сон ребёнка

 Глава двадцать пятая.   

               
Yom, Lurie Morar Reve de  l’enfant

Хотелось кого-нибудь пожалеть. Сильно-сильно. Хоть щенка, хоть котёнка. Хоть жучка-паучка, проснувшегося раньше времени и царапавшего лапками стекло по ту сторону немытого весеннего окна. Жалость трепетала в сердце Антона, обливала непрошенными слезами душу, выгоняла наружу картинки забытого сельского детства, где пасторально светились солнечные блики на волнах живого озерка, на первых клейких листочках берёз и рябин, где ласково желтели смелые головки мать-и-мачехи  и басово гудели шмели, играючи рассеивая доброе-вечное по фонарикам стареньких верб. Антон уже по второму десятку слушал "Сон ребёнка" Йома, надеясь запомнить наизусть переливы таинственных связей с миром незримой гармонии, куда ему хотелось бежать изо всех сил и без оглядки. Там, вдалеке, волшебно танцевала синеокая дева, идеальная женщина, королева Страны Вечной Юности, раскинувшая перед ним зелёные просторы счастья... Когда мелодия обрывалась, Антон на время открывал глаза, стараясь понять, который час, но снова и снова включал заветную запись. Наконец, он уснул и тут же обнял свою Марину, как можно осторожнее и нежнее, не стремясь ни поцеловать, ни овладеть ею. Они шли, невесомо касаясь земли и слушая посвисты ранних  весенних птиц. Вдруг холодный и грубый порыв ветра вырвал из его рук любимую и заставил её бежать от него в сторону темнеющего леса. Антон рванулся за ней, но ставшие пудовыми ноги не могли сделать ни шага. Сердце бешено колотилось, будто он пробежал не одну версту, но это было иллюзорное подобие  бега,  это скручивало его тело болью и страхом.

Антон проснулся в холодном поту. Над ним оглушительно трезвонил будильник. СтрастнОй понедельник был расписан по часам, начинались строевые учения, а это требовало особой выправки  играть на инструменте наизусть и в ногу со всеми. Но он запомнил каждую секунду своих ночных  ощущений, в нём раздвоенно жили уже музыкант оркестра и мальчик, повторяющий по памяти каждую фразу необыкновенной композиции Йома. Он даже стал напевать вслух кларнетную партию и Лёня не преминул это заметить.

- Учишь наизусть? ЗдОрово! Давай вместе её сыграем? Очень хочу её выучить  на кларнете любви. Она меня омолаживает до подростка. Когда едем?

- Вечером выясню и позвоню. - Антон благодарно кивнул другу. К трём часам они отмаршировали в Алабино, скорей забрались греться в автобус, а потом съели по двойной порции поджарки в гарнизонной столовой. Антону раньше семи домой не хотелось, и он остался в репетиционной позвучать на кларнете, что запомнил из Йома.

Ему без усилий давались первые печальные фразы, соединяющие танец в слезах с улыбками стремящихся расти живых существ,  порхающих по свежим солнечным потокам радости. Но нужно было запастись дыханием перебежать в другие слои музыкальных изысков, не нарушая танцевальной атмосферы и добавляя  скорость  многоцветных искромётных фантазий. Выше в  красочной акварели  жили нарядные сказочные существа, сопровождавшие лодку древней богини любви. Высоко-высоко в синеве она проплывала над проснувшейся планетой, лёгкими жестами рассыпая в пространстве семена божественных откровений. Мальчик скользил в инверсии её следов как на качелях, нискольо не боясь сорваться.

 -  Вот каким должен быть мир этой планеты, запомни и верни,  сколько сможешь. - Шептала ему Персефона, удерживая мозг ребёнка на волне своих животворящих тайн. Антону чудилось, что эта  музыка меняла формулу его крови и обещала привести к посвящению в магию   иного рождения, освобождающего от коварных ловушек и неизбежных за ними страданий. Оставалось только сохранять обретённое равновесие духа и запоминать видения, сотворённые гением Йома.

Не иначе на взмах дирижёрской палочки бессмертной жрицы Антону позвонил Николай и попросил подтверждения его доброй воли.

- Руководство диспансера просит приурочить концерт к пасхе, пятнадцатого апреля часов в пять вечера. Народ успеет выспаться после ночной литургии, и ещё останется время на праздничное застолье. Мы с Ксюшей тоже хотим пойти похристосоваться с Алёшей. Ты как на это смотришь?

- Я уже и Лёню подговорил играть вместе. Он вообще виртуоз. И тоже возьмёт с собой свою  Варвару. Ты спроси, можно прийти гурьбой?

- Спрошу, конечно. Да уверен, что отказа не будет. Лишь бы паспорта не забыли.

В следующие вечера Антон и Леня репетировали вместе. Им удалось разбудить свои навыки до запойных импровизаций, переплетающих ритмы и стоны, созерцательные сны и танцы, воздушные перелёты и стремительные пробежки по горным тропинкам  упоительных мелодий. Антон ещё прятал в уме одну инфернальную мысль о том, что рядом витает и слушает его душа Марины. Но телефон молчал, и табу на звонки были сильнее его желаний.

 Иногда возникало странное чувство, что его женщина с ним совсем рядом, возможно даже во дворе или в гостях у его соседей, тихонько наблюдает за его жизнью и ничем не выдаёт себя. Антон вздрагивал, когда встречал красную тойоту, с трудом удерживал себя, чтобы не махнуть рукой, не остановить и заглянуть в лицо водителю. Но, очевидно,  благодаря активной работе на плацу и вечерним репетициям его тоска притупилась, сексуальные сны   не догоняли, а сама Марина виделась неким размытым силуэтом, как призрачная картина на залитом дождём стекле.

В чистый четверг Лёня объявил, что едет домой помогать жене, -  красить пасхальные яйца. Он уже взял на себя задачу повезти всю компанию на концерт и даже выдать Антону фантастически красивый инструмент с хрустальным  мудштуком из своей коллекции. Антона перехватил Николай, приобщил его к весёлому процессу выбора всяких наклеек и попутно стал рассказывать евангельскую мистерию в Гефсиманском саду, которую Антон не знал. Честно признаться, Антон вообще ничего о страстной неделе не знал, он лишь смутно помнил, что был в детстве крещён, и крестила его родная бабушка в деревенском храме.

- Знаешь выражение - продал за тридцать сребреников?  - Заговорил с ним  Николай.

Антон как школьник молча кивнул головой.

- Все знают. Верят-не верят, а знают, как звать предателя. Так вот именно в четверг Иуда Бога-сына предал. Была Тайная Вечеря, Христос всем своим ученикам вымыл ноги, налил им вина, разломил всем хлеба и сказал: - Вот кровь моя, и вот тело моё. Ешьте и пейте в моё воспоминание. Но один из Вас предаст меня. Вот видишь, Он всё знал, что с ним случится, мог уехать из города, избежать ареста и казни, но не сделал ничего такого, открыто пошёл к врагам и выполнил волю Отца Небесного. И воскрес в третий день по писаниям. И тогда свершилась великая пасха. Пойдёшь с нами на Крестный ход, сам всё увидишь. Что интересно, я тоже в церковь не ходил, не знал, почему и для чего праздник Пасхи. Меня Ксюша просвещала.

- И зачем ты ему ликбез устроил? - Состроила сердитую гримаску Ксюша. - Может, он и без тебя всё знает.

- Ксюша, чес-слово, не знаю. Я и в церковь-то только на Вашу помолвку зашёл.

- И лоб не крестишь? - Строго сощурила синие глазки Ксюша.

- Нет. Не умею... - Шутя развёл руками Антон.

- А вот встань тогда передо мной как лист перед травой! - Весело приказала ему главная богомолка этого дома. Антон вытянулся перед ней как перед командиром батальона. - Дай правую руку! - Ксюша шлёпнула его по пальцам, большой, указательный и безымянный  сложила в горсть. - А теперь прикладывай ко лбу и жди, чтобы все дурные мысли от тебя убежали. Так... А теперь приложи к диафрагме  и подыши глубоко, чтобы душа затрепетала.  Поднеси к правому плечу, чуешь, сколько силушки в тебе? Соедини одной линией с левым плечом, - вообще богатырь! А теперь поклонись и скажи: - Тебе, Господи!  Крест, Антоша, такая защита от дури, ни один бес не пристанет...- Ксюша сама перекрестилась и заливисто по девчоночьи рассмеялась. - Да не стой, как кол проглотил, садись, будешь мне творог с маслом перетирать. А я изюм помою, туда же. А в куличи цукатики добавим. Мне больно нравится,  как цукатики в тесте солнечный цвет дают...

Антону пасхальные хлопоты показались детской игрой, сказочной выдумкой, постепенно захватившей и взрослых. Два раза в год играли повзрослевшие дети в сказку: на Новый год и на пасху.  Действительно, чего стОило притвориться, что веришь в чудесное превращение и воскрешение из мертвых, а вдруг воображаемая реальность захочет заполниться настоящей жизнью?

Он вспомнил, с каким сияющим лицом выходила из монастырской часовни Марина, видимо, что-то такое услышав от кого-нибудь из ангелов или святых. И тогда они стали любить друг друга. Антон уже не сомневался, что он нырнёт с головой в эту новую сказку, разыщет там любимую и вернёт себе ощущение запредельного детского счастья. Вдруг он  воспринял свои размышления как главную новость и стал ждать заветной полуночи с субботы на воскресенье. Ему настолько было невмоготу на что либо отвлекаться, что он забыл даже об утреннем кофе. Часы пробегали за прослушиванием  Йома и повторением его мелодий. Наконец, он почуял, что голод не тётка, наскоро перекусил бутербродами с кофе и вышел в притихшую звёздную ночь, отчётливо подрисовавшую к туманной дымке тоненький серебряный ятаган. 

Антон не опоздал, но в церковь пробиться было невозможно, люди группами стояли  во дворе, слушали из динамика чтения, хор и молитвы, крестились и кланялись в сторону церковной лестницы, до отказа заполненной народом. На удивление было много молодёжи, они не стояли на месте, а бестолково  передвигались, как будто не знали где им приткнуться. И они тоже не умели креститься, хаотично махали перед собой руками. Среди них хватало подвыпивших возбуждённых балбесов, старавшихся гасить лишнюю неуместную агрессивность. Вскоре люди стали зажигать друг от друга свечи, освещённые лица посверкивали яркими влажными взорами, смотревшими доверчиво  без всякого притворства. На крыльцо стали выходить нарядные священники с огромными свечами и хоругвями, за ними пошли прихожане и все несли горящие свечки. Николай первый увидел Антона, протянул ему свечку и зажёг от своей.

- Старайся, чтобы  не погасла. - Шепнула ему Ксюша. - Мы несём огонь Небесный, из храма Гроба Господня. - Антон кивнул ей как примерный ученик, в эту минуту он ни в чём таком не сомневался, канал иронии был перекрыт греющим ладонь огоньком свечи. Люди шли медленно, ступали осторожно, никто не злился и не толкался. Антон подумал, что вот они месяц добиваются дисциплины марша на плацу, а здесь люди сами по себе, добровольно идут как надо и несут свои  звездные искорки Мироздания, сохраняющие право на жизнь, на любовь и веру. Он даже почувствовал как его глаза еле сдерживали влагу, а сердце билось легко и благодарно. - Христос Воскресе из мертвых - понеслось отовсюду и не смолкало ещё долго-долго, перекочевав в его сознание на всю оставшуюся ночь.

Утренняя трапеза с Николаем и Ксюшей добавила Антону чувство домашней радости, будто он как блудный сын вернулся к своим из злобного чужеземья. Он не выдержал и вынул из адресной книги номер Марины, услышал, как зуммер сработал и старательно проговорил:

- Христос Воскресе!

- Воистину Воскресе! - Слышно было, как Марина вздохнула и добавила:

- Я позвоню...

Говорят, когда сердце ликует, слышно на всю округу. Антон не сразу заметил,  как ласково смотрели на него и улыбались его друзья...

Лёня заехал за ним, как договаривались, тютелька в тютельку в три часа дня. Впереди сидела Варя с корзиночкой на коленях, укрытой кружевной салфеткой, а Коля с Ксюшей уже укладывали в багажник корзинки с куличами, яйцами и прочими гостинцами. Ксюша накинула на голову свою невесомую паутинку, надела светлое осеннее пальтецо, ни дать, ни взять васнецовская царевна. Варя уже посматривала на неё как на будущую натуру кисти Константина Васильева. Лёня пристроил на свой смокинг Антонов костюм, расправил ловким жестом и протянул Антону футляр:

 - Держи на коленях, сохранней будет.

Словом, они тронулись с настроением весёлых паломников,  выбравших путь не знаем куда, не знаем зачем. Впрочем, Лёнин навигатор то и дело подсказывал повороты и почему-то смешил Ксюшу, ей вздумалось его передразнивать. Лёня запустил в салон серию анекдотов и сам хохотал над каждым. Варя тоже трогательно хихикала, Антон впервые слышал её застенчивые всплески смеха. В начале пятого они благополучно припарковались к зданию, напоминавшему дворянскую усадьбу.

- Ничего себе местечко! Не иначе где-то рядом резиденция отца народов. - Восхитился увиденным  Лёня.

- Ты почти угадал! - подхватил его ахи-охи Николай, - только отсюда рукой подать до логова его первого комиссара.

- Не будем уточнять, не будем! Ещё не хватало нам мрачных призраков! - Лёня демонстративно  поплевал через левое плечо и открыл Варе дверку.

На крыльцо уже вышла знакомая доктор Зоя, выразительно произнесла: - Христос Воскресе! - И пять тренированных голосов в ответ бодро пропели: - Воистину Воскресе!

Через минуту они уже заносили корзинки, инструменты и вещи в  просторный смотровой кабинет.

-Здесь Ваша гримёрная. Хотите чай или кофе?

- Кофе! - Первой пожелала Ксюша и остальные как один её поддержали.

Антон и Лёня переоделись, нацепили одинаковые бархатные бабочки, поправили бриолином проборы, достали свои кларнеты и встали рядом.  Тут-то они и сорвали первые бурные аплодисменты доктора Зои. Женщины переобулись, подправили помадой губки и с удовольствием глоточками пили кофе.

- Готовы! - Воскликнул Николай! - Пойду объявлять. Тоже приобщусь к искусству.

Вскоре он вернулся за ними и вывел их в коридор, казавшийся безмолвным. -Здесь всегда такая тишина ? - Шёпотом поинтересовался Лёня. - Насколько я знаю, всегда, - тоже шёпотом ответил Николай. Пройдя шагов двести, они стали подниматься по лестнице, ни дать-ни взять, из какой-нибудь итальянской оперы. Когда они вошли в гостиную,  собравшиеся, не менее шестидесяти нарядно одетых мужчин и женщин, расположившихся полукругом вокруг маленькой эстрадки,  привстали и зааплодировали. Несколько в стороне сидел виновник торжества Алёша. Он тут же вскочил и низко в пояс им поклонился. Алёша замечательно смотрелся в белой тунике индуса и таких же шароварах. Глаза его вдохновенно сверкали, а бетховенская шевелюра дополняла романтический образ.  В первом ряду пустовали пять стульев, Варя и Ксюша прошли к ним первыми. И как они шли! Обе красивые, изящные, в длинных вечерних платьях,  опустив головки, они несли себя по примеру добродетельных дам из русских романов. Мужчины направились к Алёше, пожали ему руку.

- Вы не возражаете,  если я предложу свой перкуссион вот на этих барабанах? - Застенчиво спросил Алёша.

- Конечно! - Поддержал его Лёня. - Устроим джем? Не отказывайтесь, мой кларнет прольёт немало воды на Вашу мельницу, а Антон добавит ветра!

- Как заманчиво прозвучало! Но начать должны Вы! - Предложил им Алёша.

- Нет проблем! Коля, объявляй!

Алёша протянул старшему микрофон,  Николай представил кларнетистов, сам прошёл к женщинам, и понеслась новая волна аплодисментов.

Раздался призывный хулиганский разбойничий свист! - Это Лёня помчался с места в галоп по своим озорным фантазиям, призывая   бегать, порхать, танцевать и прыгать. Антон предложил скольженье в облаках,  щебет жаворонков, шелестенье первой нежной зелени и детский смех. Импровизация лилась в пространство, расширяя его до небес, принимающих и поглощающих гармонические потоки, а они порождали новые волны и уносились, как уносится в горы эхо. Музыка будила людей, омолаживала мыщцы, призывала дышать и двигаться в унисон возрастающей радости звуков. Люди, слушавшие их, менялись на глазах, улыбались, ловили звуковые коленца, даже повторяли и напевали их.

Кода прозвучала как глубокий вздох после бега, и вслед за ней музыканты поймали взрыв восторга.

Следующим вышел Алёша. Николай помог ему постелить тоненький матрасик и поставить барабаны. Алёша тряхнул головой, поклонился и сделал несколько пассов пальцами, вызвавших ощущение рассыпанного зерна. Воцарилась живая внемлющая тишина, и посыпались горстями чудесные ритмы, проникающие чуть ли не в каждый нерв. Лёня приложил к губам свой кларнет любви и послал долгий, сдержанный зов, за ним второй, третий, чарующе обволакивающий сухие беспокойные дроби. Алёша откликнулся метеоритным дождём - вспышками драгоценных камней, падающих под шорохи вечернего  леса. Антон налетел бодрящим своевольным ветром, и ритмы помчались вскачь, обгоняя друг друга, на ходу повторяя графику расчерченного звёздными вспышками неба. Тут появились живые существа, табунами скачущие в пространстве, неважно, в горах ли, в пустыне или в волнах морского прибоя. Главное - всех было много! Всем хотелось жить и плодить друг друга. Но вдруг прозвучал сухой выщелк выстрела, и всё исчезло. Алёша достал платок, тщательно его расправил, вытер лоб и руки. Молчаливое ликование сменилось оглушительными овациями свидетелей только что исполненного шедевра.

- Да Вы виртуоз! - С поклоном высказал признание Лёня, и Алёша в ответ ему улыбнулся: - От виртуоза слышу!

"Сон ребёнка" был объявлен в финале концерта. Антон и Лёня некоторое время помолчали, посмотрели внимательно друг на друга. Надо было поймать мгновение -  как бы получить разрешение свыше. Знаете, что случается, когда подрастает мальчик? Он начинает чувствовать в себе мужчину. Он слышит зов своей природы, любуется живым воплощением грёз и бежит им навстречу. Потоки любви нарастают, желания становятся всё сильнее и прорываются сильным, пьянящим, необузданным чувством. Мальчику снится богиня любви и она его благословляет своим поцелуем. Вот что получилось у Лёни и Антона. Когда отзвучала последняя фраза, оба одновременно увидели, как встал Алёша, отвернулся и заторопился к выходу. Его плечи вздрагивали, и было слышно, - всхлипывал только что проснувшийся мальчик.  Лёня успел его перехватить, повернул к себе, обнял. Николай и Антон подскочили следом, взяли обоих в кольцо и прижались друг к другу. И было уже неважно как благодарные люди бешено аплодируют им стоя