Концепция Трёх. Часть Вторая

Часть вторая. За кулисами Нового мира.


В этот день Тамара попросила меня приехать. Прошло лишь трое суток с тех пор, как меня впервые, в бессознательном состоянии, привезли в её загородный дом; хотя то, что второй визит состоялся так скоро, меня не удивляло. Скорее, просто волновало. Я не знал, о чём именно Тамара хочет поговорить со мной; мог лишь предполагать, что это касается подпольного производства «Стимула», которое мы обсуждали в нашу первую встречу.

У ворот меня уже ждали, поэтому пропускают без лишних вопросов. Ну, то есть почти:

– А где ваша машина? – Удивляется охранник.
– Нету. – Не стесняясь, отвечаю, а попутно задумываюсь: может, не стоит затягивать со сдачей на права? В самом деле, в моём нынешнем положении всё ещё ездить на электробусах – это как-то странно.

За входной дверью меня сразу встречают двое охранников, один из которых приглашает внутрь и, не церемонясь, обыскивает. Когда выясняется, что всё в порядке, меня ведут вперёд. В самом особняке оказалось не слишком многолюдно, но недостатка в слугах не ощущается – то тут, то там мелькает кто-то; словом, сегодня стало оживлённее, чем было в прошлый раз. Скорее всего, потому, что тогда стояла поздняя ночь, а сейчас ранний вечер. Наконец, меня доводят до гостиной (дорогу к которой я, вообще-то, помнил сам) и предлагают подождать в кресле. Я вижу, что комната немного видоизменилась после моего первого визита, – например, посередине появился обеденный стол с холодными закусками (только горячей еды не хватает для полного комплекта), ещё есть напитки, но алкоголя нет – похоже, Тамара хочет, чтобы я сохранил ясный ум на время беседы; к тому же, судя по количеству стульев, стол рассчитан только на нас. Спустя пару мгновений появляется сама Тамара и, поприветствовав меня, отпускает охранников.

– В прошлый раз ты была менее осторожной. – Замечаю я, уже встав.
– Не обращай внимания; простые формальности. Если мои люди слишком расслабятся, это может сыграть с ними злую шутку. К тому же, в прошлый раз мы разговаривали совсем не официально.
– Ясно.
– Садись за стол. – Говорит она. – Сейчас принесут горячие блюда. А, вот и они!

Несколько служанок входят в комнату, ставят на стол подносы с… чем-то и, завидев кивок хозяйки, уходят. Я сажусь за стол и не знаю, с чего начать: пара ложек, пара вилок… Ну, по крайней мере, тарелки для первого и второго я никак не перепутаю.

– Тебе помочь? – Глядит на меня Тамара, уже налив себе суп.
– Сориентируюсь. – Улыбаюсь в ответ и без раздумий соглашаюсь на суп, который она мне предлагает. Когда мы оба сели, я тихо уточняю: – Кстати, а как твои слуги относятся к тому, что ты ешь человеческую еду? Они знают, что у тебя не кибернетическое тело?
– Нет. Просто более совершенные киборги могут жить за счёт обычной человеческой еды.
– Это правда?
– Нет. – Улыбается Тамара. – Но мне верят.
– Надо же.
– Обычно я ем одна. – Уточняет Тамара. – Рада, что ты составил компанию.
– Вообще, я даже не знал, ради чего ты пригласила меня. – Напоминаю ей.
– Просто хотела выразить признательность за то, что помог вычислить шпиона. Ты прочитал электронное письмо от меня?
– Да. Жаль только, что шпион… Точнее, шпионка сбежала.
– Это было ожидаемо – как только до неё дошёл слух, что членов оппозиции схватили, стало очевидно, в какой опасности она оказалась. Глинину и его дочери я отправила такие же письма – с фотографиями и описанием внешности шпионки. На всякий случай.
– А официально эту шпионку не ищут?
– Ищут, конечно же! – Усмехается Тамара. – Просто я подумала, что таких людей, как вы, стоит предупредить в первую очередь.
– Ясно. – Киваю я. – Ты… хотела поговорить о «Стимуле»?
– Нет. Пока нет; всему своё время. В таком деле спешить нельзя – сам понимаешь.
– Понимаю. – Я уже задался вопросом, зачем же тогда Тамара позвала меня; хотя, в итоге, спросить не решаюсь. А Тамара тем временем будто угадала мои мысли и решает объяснить сама:
– Я просто хотела, чтобы ты составил мне компанию сегодня. И всё. Кстати, как прошло твоё возвращение к маме?
– Нормально. Непросто было убедить её в том, что я помогал СБИТ в секретном расследовании по делу оппозиции – поэтому не мог даже позвонить. Хотя, когда она увидела мой пропуск, подписанный лично императрицей, похоже, поверила.
– Рада, что ты выкрутился. Расскажешь подробнее, что ты говорил маме?
– Ну, ничего особенного. Сказал, что мои новые знакомые оказались людьми в розыске, и решил сообщить о них куда следует, а потом вызвался заманить их в ловушку.
– А как она отреагировала на?.. – Тамара кивает на моё пострадавшее ухо.
– Взволнованно… – Пожимаю я плечами. – Взволнованно отреагировала. Хотела отвесить мне подзатыльник за такие приключения, да сдержалась; видимо, решила, что я и так уже… настрадался.
– Ей, наверное, не слишком понравилось всё это.
– Ну, ещё бы! Кстати, спасибо ещё раз, что вложила в моё удостоверение указания от врача, как ухаживать за раной.
– Да… Пожалуйста. Извини, что не предупредила сразу; вместо этого звонила, напоминала, отвлекала… Из головы совсем вылетело почему-то.
– Да ничего. – Добавить мне оказывается нечего, да и Тамаре, видимо, тоже, поэтому я решаю перескочить на другую тему: – Ещё я хотел спросить… Это про Глеба.

Тамара всё ещё молчит, и я продолжаю:

– Ты ещё не передумала – не хочешь освободить его?
– Слава… – Вздыхает Тамара. – Он слишком опасен. Глеб – идейный член оппозиции; к тому же, после всего случившегося он слишком много знает.
– Но он не плохой человек!
– Не сомневаюсь! Но многие неплохие люди из-за собственной глупости оказываются в тюрьме. Ты, например, тоже чуть не остался там.
– Тогда в чём разница между мной и Глебом?
– В том, что тебе далека идеология оппозиции. Хватит, мы уже проходили это; не думаю, что есть хоть какой-то смысл возвращаться к этой теме.

Наступает неловкое молчание, и, желая хоть чем-то прервать его, я спрашиваю:

– Тогда можно другой вопрос? Это касается «Эликсира вечной жизни».
– Да, давай.
– Я тут подумал… Почему ты не используешь для эликсира клонированные стволовые клетки? Ведь стволовые клетки, наверняка, можно клонировать, как и любые другие? Это было бы гуманнее, чем… делать то, что ты делаешь.

Тамара странно усмехается – и с грустью в голосе отвечает:

– А я-то гадала, когда ты спросишь об этом! Гуманнее? Да, однозначно. Вот только это… невыгодно.
– Почему же?
– Я могу ответить на этот вопрос, но, …чтобы ты понял мой ответ, сперва придётся провести аналогию. Например, как думаешь, почему весь двадцатый век люди использовали продукты нефтепереработки в качестве одного из основных источников энергии, хотя параллельно этому существовали двигатели, работающие на электричестве, воде и даже воздухе? Разве взять их в приоритет было бы не дешевле? И не гуманнее по отношению к природе?
– Ну, это из-за нефтяных магнатов. Я мало знаю о таких людях (по большей части, что слышал на уроках истории), но суть такова: если бы простые люди перестали использовать нефть в качестве основного топлива, магнаты разорились бы, поэтому делали всё возможное, чтобы двигатели, работающие на чём-то другом, были непопулярны, а их производители разорялись. Слышал, ради этого даже правительства стран подкупались…
– Да-да, это всё было. – Перебивает Тамара. – Но, как думаешь, кому было выгодно отравлять природу продуктами нефтепереработки?

Я задумываюсь:

– Да никому, наверное. Это просто бизнес…
– Неверно! – Опять перебивает она. – У любых событий, даже у последствий чьей-то жадности, должен быть смысл – так уж устроен мир; бессмысленностей в нём не бывает! Даже если тебе что-то кажется лишённым смысла, просто посмотри вокруг – и ты поймёшь, что все эти на первый взгляд бессмысленные вещи в сочетании друг с другом служат ОДНОЙ цели, а окружающий мир, ранее казавшийся суровым только из-за своего несовершенства, в действительности является неплохо продуманной системой – да, невероятно жестокой, даже откровенно извращённой, но далеко не бессмысленной! К примеру, те же самые нефтяные магнаты могли бы со временем вложить свои деньги в производство экологически-чистых двигателей, постепенно полностью перешли бы в эту отрасль и ничего не потеряли бы! Но этого не произошло. Согласись, всё выглядит так, будто кому-то, действительно, было выгодно, чтобы люди отравляли природу продуктами нефтепереработки…
– Ну… – Я теряюсь от услышанного. – И кому это могло бы быть выгодно?

Тамара вздыхает:

– НАПРИМЕР… – Первое слово она выделяет. – Тому же, кому сейчас выгодно, чтобы я использовала для эликсира не клонированные стволовые клетки, а тела ЖИВЫХ существ.
– И… кому?! – Окончательно теряюсь я.
– Прежде чем я объясню это, прошу со всей серьёзностью отнестись к моим словам. Это не какие-то мои личные предположения или что-то такое; это ПРАВДА, известная мне.
– Хорошо. – Осторожно киваю, по-прежнему не имея предположений, к чему Тамара пытается подготовить меня. Тут она выдаёт очень странный вопрос:
– Скажи, ты веришь в Бога?
– Ну… Даже не знаю. Я думаю, наш мир создан кем-то, но вряд ли это Бог в классическом понимании этого слова.
– Почему? Почему ты так думаешь?
– Слишком много зла вокруг. – Пожимаю я плечами. – Если бы этот мир был создан кем-то, кто заботится о нас, такого бардака вокруг не было бы. Поэтому я считаю, что нашему Создателю просто нет дела до нас – даже если кто-то создал наш мир, этому кому-то больше нет до него дела. Он просто… наигрался с нами – и махнул рукой: пустил всё на самотёк! Я не знаю точно, Бог связывался с твоей дочерью или нет; но, если это был Бог, её видение выглядит каким-то непонятным исключением – почему-то её судьбой он заинтересовался, но, в основном, на людей ему плевать. Если подумать, он МОГ, но не пытался предотвратить распространение «Стимула»; хотел бы он этого, предупредил бы её намного раньше, когда этого препарата даже не было! В общем, в том, что некто, вроде Бога, есть, я не сомневаюсь, но логика его действий мне непонятна. А почему ты спросила?

Тамара будто игнорирует мой вопрос, задумываясь:

– Тина верила в Бога. Но, что странно, она не считала несчастья, выпавшие на её долю, неким испытанием от Бога; хотя верующие привыкли объяснять любую несправедливость именно так. Наоборот, она считала это НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬЮ: писала, что это мучения ради мучений, лишённые здравой идеи. Не знаю, почему; могу лишь предположить, что она была намного сильнее, чем казалась, оттого и позволяла себе такие смелые мысли.

Я решаю промолчать – после того, что я сделал, рассуждать о мыслях дочери Тамары мне показалось чем-то запретным.

– Но кое в чём она была неправа. – Продолжает Тамара. – Я ведь говорила тебе, что всё в этом мире имеет смысл; именно поэтому никаких «мучений ради мучений» быть, в принципе, не может; мучения… не исключение. У них тоже есть смысл.
– Считаешь это всё-таки испытанием? – Осторожно уточняю, а Тамара отрешённо отвечает:
– Нет. И я рада, что Тина тоже не забивала голову подобными глупостями; однако до истины она так и не добралась. Хотя… истина проста: мучения – это никакое не испытание, …а всего лишь еда.
– Что? – Удивляюсь я, а Тамара прежним тоном продолжает пояснение:
– Бог питается мучениями живых существ. Вот и всё.

Я задумываюсь над тем, что услышал, – сижу молча несколько секунд и, наконец, говорю:

– Ну… Это интересная точка зрения.
– Это не точка зрения! Это ПРАВДА. – Утверждает Тамара.
– Откуда ты знаешь?
– Просто знаю… Знаю этого бога. Я видела его. И даже говорила с ним.

Ну и ну! Вот теперь она меня удивила! Я уже успел заподозрить, что этот разговор имеет необычную причину, но такого… всё равно не ожидал.

– То есть он… – Пытаюсь я понять. – Он разговаривал с тобой, как и с твоей дочерью?
– Нет. Не совсем. В мысли Тины он проник, когда она спала. А со мной всё было по-другому: я разговаривала с ним наяву, лицом к лицу.
– Ничего себе… А… когда это было? И зачем ему это?!
– Это касалось Тины… и того, что я хотела рассказать ей. Думаю, чтобы тебе было проще понять это, начну издалека. Я родилась ещё до войны и сейчас, скорее всего, являюсь самым долгоживущим человеком в мире. Я плохо помню то время, но помню войну… и знаю, почему она произошла, её настоящие причины.
– Ты имеешь в виду, что были причины, которые сейчас неизвестны?
– Конечно. Просто задумайся, какие глупости учителя втирают детям на современных уроках истории: две ядерные державы не поделили сферы влияния, решили помериться силами и следом за собой утянули весь мир в хаос! И при этом мало кто вспоминает о такой важной особенности любого нормального человека, как элементарное ЖЕЛАНИЕ ЖИТЬ В КОМФОРТЕ, когда официальная история почти в открытую утверждает, что члены правительств самых влиятельных стран вместо того, чтобы жить в своё удовольствие и наслаждаться всеми жизненными благами, решая споры мирно, вдруг стали кровожадными психопатами и развязали Третью мировую! – Тамара усмехается. – Ты веришь в это? Веришь, что они просто так, на ровном месте, решили послать к чёрту всё, что имели, и, следуя на поводу у каких-то утопичных амбиций, попытались уничтожить друг друга? Или всё-таки подозреваешь, что в тех событиях планетарного масштаба недостаёт какой-то важной составляющей, которая должна быть, но о ней попросту не рискуют писать в учебниках истории?
– Но кто тогда развязал войну, если не политики?
– Боги. – Тамара тихо говорит одно-единственное слово, и мне становится не по себе; в голове мелькает мысль, что я почти узнал что-то, чего знать, в принципе, не должен, но не могу удержаться от уточнения:
– Боги? Я не ослышался?
– Богов много. – Кивает Тамара. – Даже в Ветхом Завете есть прямой намёк на это: «Бог стал в сонме богов; среди богов произнёс суд». Священнослужители привыкли объяснять эту странную фразу переносным значением, где в роли других богов выступают человеческие правители. Но на самом деле это лишь отговорка, созданная ради сокрытия опасной истины: богов, в действительности, много, а та странная фраза из Ветхого Завета имеет самое прямое значение, поскольку была написана во времена, когда многобожие считалось обычным делом. Сама история человечества косвенно подтверждает это: монотеистические религии – самые молодые из всех, а до их появления во всём мире процветало многобожие. Когда религии, исповедующие монотеизм, получили активное распространение, люди стали забывать старых богов и начали преклоняться перед единственным новым Богом. В общем, старые боги были забыты и утратили влияние, но никуда не пропали – они просто отошли на второй план и признали превосходство бога-узурпатора, который объявил себя Демиургом, то есть главным богом. Вот только не все старые боги смирились с прозябанием в безвестности; однажды один из них решил выступить против Демиурга, захотел вернуть былое влияние и даже больше – возжелал занять Его место. Как видишь, не только людям свойственно рваться к власти. Остальные боги поначалу были на стороне Демиурга, но постепенно начали поддерживать его противника. Люди в той войне тоже просто выбирали сторону; они даже участвовать в ней не хотели, но альтернативы у них не было.

Тамара замолчала, а я смотрю на неё и не могу понять, как реагировать на её странные слова. Может, это шутка? Хотя нет – контекст не подходящий…

– Ты хочешь сказать, всё это было на самом деле – и современные люди не знают об этом?! – Наконец, выдаю я.
– Именно так. После войны история (в смысле, человеческая) была попросту переписана. Дело в том, что незадолго до той войны люди узнали страшную правду о том, кем они являются и ради чего были созданы. Я ведь уже упомянула, что бог, который сейчас правит нашим миром, питается мучениями живых существ – в том числе, людей. Остальные боги – не исключение; все они живут за счёт той самой энергии, которая выделяется, когда любое живое существо страдает или умирает. Когда война кончилась, боги решили, что оставлять людям знания о сути этого мира невыгодно, потому под страхом истребления целых народов запрещали распространяться об этом и, тем более, передавать эти знания по наследству. В общем, …угрозы подействовали, и спустя пару поколений истина основательно позабылась; конечно, время от времени находились смельчаки, которые не хотели молчать, но они быстро исчезали (что, кстати, становилось дополнительным предупреждением для остальных). Коротко говоря, время было необычное – на протяжении нескольких десятилетий человечество находилось под негласным, но бдительным контролем богов и их слуг из числа людей, хотя вся наша жизнь при этом была лучше, чем до войны. Старшие поколения знали, что произошло, но молчали, а младшие ничего не подозревали; так и жили.
– С трудом могу такое представить… – Отмечаю я.
– Заставить людей забыть своё прошлое легче, чем кажется. Просто нужно убедить старшие поколения, что новая жизнь не так уж плоха, приятна и довольно безопасна; так стоит ли рисковать своим счастьем и счастьем своих потомков ради какой-то там правды, ценность которой весьма сомнительна? Чтобы тебе легче было поверить мне, добавлю, что это был далеко не первый раз, когда боги заставляли людей позабыть прошлое.
– Правда? – Снова удивляюсь я; Тамара кивает:
– Например, предпоследний раз такое было в девятнадцатом веке – люди тогда тоже… знали слишком много. Вообще, всю вторую половину девятнадцатого века вплоть по начало двадцатого люди только тем и занимались, что переписывали собственную историю, вырезая из неё всё, что богам было неугодно.
– Ты… и это видела?

Тамара смеётся:

– Слава! Я не настолько стара! Просто видела… некоторые несостыковки, свидетельствующие, что официальная история, которую преподавали в школах по начало двадцать первого века, противоречила многим старинным картам, произведениям искусства, памятникам, строениям и захоронениям. Сейчас всего даже не вспомню… Если заинтересовало, расскажу об этом позже, хорошо?

Я киваю:

– Можешь тогда рассказать, кто именно победил в той войне между богами?
– Тот, кто восстал. Но я до сих пор не знаю его настоящего имени. Хотя тот бог одержал победу и стал новым Демиургом, для людей немного изменилось. Фактически, это была просто смена власти; бог, который восстал, очень быстро решил не убивать тех своих сородичей, которые признавали его могущество и присягали ему на верность, поэтому к концу войны общее количество богов не сильно уменьшилось. Последователи бога-победителя из числа людей, конечно, не были довольны таким подходом, но возразить ничего не могли.
– Недовольны… почему?
– Потому что изначально тот бог говорил, что собирается остаться единственным, и это, само собой, было выгодно людям, поэтому те охотно вставали на его сторону. Но, когда другие боги из банального страха за свои жизни тоже начали переходить на его сторону, всем стало ясно, что договариваться куда проще и приятнее, чем драться (хотя очень даже вероятно, что он изначально рассчитывал именно на такое развитие событий, …но это уже неважно). В общем, к концу войны всему живому на планете по-прежнему приходилось кормить своей энергией мучений внушительный пантеон богов, в котором просто сменился Демиург. Человечество существует уже давно, но до сих пор не усвоило простую истину: НЕЛЬЗЯ доверять богам; мы для них – всего лишь еда, а сдерживать обещания, данные еде, совсем не обязательно. Но справедливости ради ещё раз отмечу, что у нас, людей, после всех этих событий стало больше свободы, чем было раньше. Как я уже сказала, раньше богов было больше, чем сейчас; следовательно – и еды им требовалось больше. В те времена всё делалось ради того, чтобы боги не голодали, – как думаешь, почему в начале разговора я провела аналогию с продуктами нефтепереработки, которыми раньше отравляли природу? Да потому что при нанесении вреда живой природе выделяется та же самая энергия мучений, которой питаются боги! Моя машина работает по схожему принципу: используя не клонированные стволовые клетки, а именно тела живых существ, она не только обеспечивает меня эликсиром – ещё и кормит того самого бога, который сейчас является Демиургом. Предчувствую твой вопрос, потому отвечу сразу: мне самой не нравится такой расклад, но альтернативы я тоже не вижу, поэтому не буду даже оправдываться – лучше продолжу свой рассказ. В общем, даже несмотря на то, что количество богов в ходе войны уменьшилось несильно, этого УЖЕ оказалось достаточно, чтобы необходимость постоянного загрязнения природы, наконец-то, отпала; только поэтому человечество смогло слезть с нефтяной иглы и перейти на экологически-чистые двигатели.
– А каким образом боги запрещали людям использовать экологически-чистые двигатели… до этого?
– Сейчас расскажу. В общем, боги всегда тайно правили человечеством, но об их существовании, как правило, знали очень немногие люди – только те, кто имел возможность влиять на развитие человечества. Чтобы тебе было проще осознать масштабы такой схемы, добавлю, что загрязнение окружающей среды было далеко не единственным источником получения энергии мучений. И я имею в виду не только войны и восстания, которыми, в значительной степени, писалась история человечества, а кое-что другое – ИЗВЕЧНУЮ ГЛУПОСТЬ, которая за всем этим стояла. Задумайся – неужели амбиции нескольких конфликтующих правителей были превыше судеб простых людей, которых убивала и калечила война? Неужели правительства самых разных стран до последнего игнорировали мнения и просьбы своих народов и, сами того не подозревая, доводили ситуации до восстаний и гражданских войн? Неужели из тех людей во власти никто достаточно сильно не задумывался о ЦЕННОСТИ человеческой жизни и не переживал за вверенный ему народ? Лично мне трудно представить, что во всех этих государствах, уже ставших историей, у власти неизбежно оказывались сплошь психопаты и глупцы, ни в грош не ставящие человеческую жизнь; тем не менее, официальная история утверждает именно это! А ты как думаешь, виной всем этим трагедиям были самая обычная человеческая глупость и нежелание решить проблему мирно, чтобы спасти тысячи и миллионы жизней? Или, может, все эти правители-психопаты отнюдь не были психопатами, да и глупыми не были, просто знали об этом мире ЧТО-ТО, чего не знали люди попроще? Хотя политические амбиции – далеко не самые СТРАННЫЕ проявления глупости. Например, в начале двадцать первого века всё ещё были популярны так называемые прививки – вакцины, которыми родители кололи детей, думая, что таким образом у тех выработается иммунитет к определённым болезням. Но, если задуматься, отсутствовал всякий смысл колоться – эпидемий-то почти не было, а когда они начинались – первыми заболевали именно вакцинированные люди! И неудивительно – в составе тех прививок были соли ртути и алюминия, а также формалин и самый настоящий антифриз; это далеко не полный список «полезных» компонентов прививок, но, думаю, любой здравомыслящий человек должен был задаться вопросом, как именно коктейли из всего этого дерьма могли бы улучшить иммунитет. Парадокс, но здравомыслящих людей оказалось не так уж много, а их число росло невероятно медленно; даже, когда количество детей, умерших или ставших инвалидами и аутистами из-за всех этих прививок перешло все нормы, слух о полезности вакцин продолжал поддерживаться довольно долгое время. Если считаешь это массовое невежество простым совпадением, приведу другой пример. Во второй половине двадцатого века некоторые беременные женщины принимали препарат под названием талидомид; он тоже считался полезным, вот только женщины, принимавшие его, почти всегда рожали уродцев, которые, в большинстве случаев, умирали вскоре после рождения (а те, кому везло меньше, выживали). Даже несмотря на всё это, прошло много времени, прежде чем талидомид официально запретили. Или вот, ещё более ранний пример: в первой половине двадцатого века имел популярность радитор – препарат на основе радия (радиоактивного элемента, между прочим!). И опять же – люди долгое время считали его полезным! Можно ещё дальше углубиться в историю и вспомнить о корсетах, которыми такая странная вещь, как мода, с эпохи Ренессанса по самый конец девятнадцатого века уродовала тела женщин, или упомянуть средневековую Европу, где мыться считалось вредным для здоровья, а гнить заживо – в пределах нормы. Как думаешь, люди, правда, настолько тупые создания, что раз за разом повторяют ошибки своих предков и никак не учатся отличать опаснейшие глупости от здравого смысла? Или всё-таки… на протяжении всей истории человечества был кто-то, то есть были ПРАВИТЕЛИ, которые знали об этом мире значительно больше своих подданных и РАЗ ЗА РАЗОМ внушали простым людям НОВЫЕ И НОВЫЕ предрассудки, чтобы те кормили богов энергией своих мучений? Можно сказать, я – такой же правитель, которому известна страшная тайна о сути этого мира, тайна, из века в век передаваемая лишь в кругу избранных.
– Как-то всё извращённо выходит. – Вздыхаю я. – Мне уже не по себе от того, что ты рассказала.
– Мне тоже это не нравится. – Тамара пожимает плечами. – Но кто мы такие, чтобы рассуждать о божественной морали? Нас создали для того, что мы мучились и умирали, а КТО-ТО жил за счёт этого. Такая уж логика у этих… богов.
– Боги… По-моему, их правильнее называть демонами после такого.
– Да-да, некоторые люди так и называли их! А я привыкла к традиционному термину.
– А что насчёт предводителя демонов, то есть дьявола? Кто он? Он, вообще, существует?
– В данный момент – нет. Скажу так: любой бог, восставший против Демиурга, может считаться дьяволом; другое имя дьявола – сатана; а оно означает просто «противник». Улавливаешь смысл? Нынешний хозяин этого мира тоже когда-то считался дьяволом, а боги, его поддерживающие, в понимании верующих, соответственно, были демонами.
– Понятно. – Я задумываюсь и вдруг вспоминаю кое-что (чувствую, вопросы у меня закончатся нескоро): – Но, подожди, чем тогда боги питаются сейчас, если эпоха нефтепродуктов… в нашей стране, по крайней мере, полностью закончилась? Неужто твоя машина способна накормить всех богов без исключения?
– Конечно, неспособна. Но ты сам подумай, как именно боги могут питаться сейчас! Почему я пытаюсь возродить производство «Стимула»? Да и зачем, вообще, он был создан? Был ли у этого проекта… некий скрытый смысл?

Едва Тамара упомянула «Стимул», и всё стало ясно; под влиянием этого препарата люди способны на, действительно, страшные вещи. Поняв, что я уловил суть, Тамара кивает:

– В этом-то вся прелесть Зла – любой может найти его привлекательным. Нефтяные магнаты двадцатого века процветали, торгуя своим примитивным топливом, а боги имели с этого выгоду в виде еды. Хотя меня, в отличие от тех магнатов, не интересуют деньги, я тоже, …можно сказать, очарована Злом. Я прекрасно понимаю, что «Стимул» провоцирует многих людей на ужасные поступки, но вместе с тем уверена, что понять, кто ты есть на самом деле, всё равно лучше, чем всю жизнь притворяться хорошим или плохим. Для меня такая честность означает… индивидуальную свободу от кем-то навязанных норм, поэтому не думаю, что есть что-то плохое в том, чтобы кто-то получал от моих действий конкретную выгоду; всё-таки я делаю то, что делаю, не из корыстных побуждений! А ты что думаешь об этом?
– Я понимаю твою логику, но всё равно считаю это… слишком… смелыми мыслями. Принимая решения под их влиянием, ты будто берёшь на себя роль бога среди людей.

Тамара усмехается:

– Учитывая, что я знаю об этом мире, не думаю, что у меня нет права на это! Вообще, я даже сомневаюсь, что какое-то моё решение можно назвать аморальным. После того, как я узнала о существовании богов и о том, чем для них являются люди, быстро поняла, какими размытыми в реальности являются рамки морали, поэтому решила: раз уж в этом мире изначально не было никакой высшей справедливости, буду делать то, что сама считаю правильным. Многие правители прошлого наплевательски относились к жизням своих подданных, ибо тоже знали эту истину: нет такой высшей силы, которая будет судить их после смерти, зато есть боги, которым нужна еда, и, если их не кормить, они сами явятся в мир людей и лично станут брать то, что им нужно. Я же решила – раз уж роль очередного правителя выпала мне, этим стоит воспользоваться, чтобы не просто кормить богов, а попытаться сделать что-то полезное хотя бы для некоторых людей; конечно, у этой пользы тоже есть своя цена, но… она есть у всего.

Я молчу, и Тамара продолжает:

– Что-то мы сильно отошли от темы. Я собиралась рассказать, зачем бог навещал меня, и какое отношение это имеет к Тине.

Я киваю:

– Это как-то связано с её видениями?
– Да, вообще-то. Но для начала, чтобы ты лучше понял, что именно она видела в своём сне, открою тебе небольшую истину: у богов НЕТ дара предвидения. Вообще, предвидение – полнейшая чушь, а её суть сводится к довольно простой схеме: бог ищет себе человека на роль «пророка», а найдя, телепатически внушает ему картины тех событий, которые планирует осуществить. Кстати, это объясняет, почему некоторые предсказания самых именитых пророков до сих пор не сбылись, – у их «Бога» время от времени слегка менялись планы, вот и всё. На самом деле, так называемые пророки нужны только для того, чтобы люди верили, что всё уже предопределено, и даже не думали сомневаться во всемогуществе своего «Бога». Как видишь, даже боги не брезгуют аферами; знали бы они в реальности, что должно произойти, не лажали бы так часто – мир не узнал бы об их грязных секретах, и запугивать выжившее население после войны тоже не понадобилась бы! – Тамара задумывается, но я не хочу прерывать её, поэтому терпеливо жду. Наконец, она продолжает: – А в том, что случилось с Тиной, виновата я сама: ещё до того, как она родилась, я стала задумываться, что правильнее будет открыть своему ребёнку правду об этом мире… со временем. В общем, чем старше становилась Тина, тем сильнее я хотела сделать это. Но КОЕ-КТО ДРУГОЙ не хотел. Однажды он пришёл ко мне и доходчиво предупредил, чтобы я не рассказывала ей правду; он не угрожал мне – просто попытался убедить, что характер моей дочери не такой, что она не будет держать в тайне от общества то, что может узнать. В тот день я с большой неохотой признала его правоту – несмотря на то, что Тина вот-вот должна была стать совершеннолетней, её склад ума даже мне всё ещё казался слишком наивным. Поэтому я решила подождать ещё и только через несколько лет надумала попытаться снова. Но бог опять прочитал мои мысли – пришёл второй раз и снова предупредил о последствиях. В этот раз я не послушала его – Тина уже казалась мне достаточно взрослой, чтобы понять и… ПРАВИЛЬНО отреагировать на мои слова. Однако богу очень не понравилось это; он ответил, что убьёт мою дочь, если я расскажу ей хоть что-то из того, что рассказывать нельзя, а ещё он добавил, что со временем я пойму, что он был прав. Тогда я не знала, как именно бог собирается убедить меня в его правоте, но рассказывать что-либо Тине уже не решалась – для меня её жизнь была дороже той правды, которую я хотела рассказать. Только недавно я поняла, что именно подразумевал бог. Признаюсь, раньше я думала, что бог проник в мысли Тины лишь для того, чтобы проучить меня и настроить мою дочь против меня в наказание за моё упрямство; но несколько дней назад, когда я прочитала её записи, стало ясно, что это было не просто наказание, а что-то, вроде урока мне: в записях Тина упомянула, что хотела бы донести до общественности правду обо мне и моей лаборатории, и единственное, что сдержало её, – понимание, что немногие разделят её взгляды на эту проблему, а большинство вообще захочет повторить мой успех и обрести ту же вечную жизнь, которую презирала Тина. Это был… жестокий урок, но с его помощью бог доказал мне, что Тине, действительно, нельзя было рассказывать правду об этом мире, – она бы захотела рассказать то, что узнала, другим людям, и, в отличие от ситуации с моей лабораторией, явных причин на молчание, кроме страха за собственную жизнь, у неё бы не было. Возможно, она решилась бы даже рискнуть собой ради возможности донести до людей правду о богах; не знаю…
– А мне… – Забеспокоился я. – Ничего не будет за то, что я узнал это?
– Ты не выглядишь, как болтун, – хотя и так знаешь слишком много, до сих пор ни о чём не проговорился. Не думаю, что бог видит в тебе угрозу.
– Надеюсь. – Задумываюсь я. – Значит, ты лгала, когда говорила, что не знаешь, кто именно связался с твоей дочерью.
– Я просто сомневалась, стоит ли рассказывать тебе это без необходимости. О телепатии, к слову, я тоже тогда слукавила – на самом деле, узнала о ней задолго до того, что случилось с Тиной. Но, поскольку ты уже показал, что тебе можно доверять, у меня больше нет причин держать в тайне от тебя что-то подобное. К тому же, ты сам можешь догадаться, что произойдёт, если попытаешься кому-то рассказать об этом.
– Догадываюсь. – Подтверждаю я.
– Поэтому будет лучше, если весь этот разговор останется между нами. – Кивает Тамара, и я киваю в ответ:
– Но как именно бог подстроил все эти события – осуществил всё, что внушил твоей дочери?
– Это можно назвать чем-то, вроде пассивного гипноза. Суть этого явления проста: на протяжении некоторого времени бог внушает самым разным людям определённые мысли, которые быстро становятся навязчивыми идеями и ведут к конкретным действиям, которые совершаются людьми под влиянием этих идей. Таким образом, например, даже самый тихий человек может ни с того ни с сего купить оружие и устроить массовое убийство. Хотя… порой всё оказывается куда проще: к примеру, если богу необходимо «свести» двух людей, чтобы они встретились и познакомились, он не станет терроризировать их навязчивыми идеями, а просто внушит… спонтанное желание одновременно посетить одно и то же место или пройтись не той дорогой, к которой они привыкли, а немного другой. А если вдруг окажется, что кто-то из этих двоих выйдет из дома или с работы чуть раньше второго, то первый обязательно задержится – то машина не сразу заведётся, то электробус вовремя не придёт, то сам поскользнётся, испачкается и будет долго отряхиваться; в общем, вариантов много! Таким образом боги меняют реальность на своё усмотрение; тебе такое может показаться сложным, но для богов это в порядке вещей – их разум совершеннее человеческого, поэтому даже самый запутанный и многолетний план для них не является невыполнимым.
– Значит, всё, что случилось с твоей дочерью…
– Это была всего лишь ИГРА. – Кивает Тамара. – Никакого высшего смысла в видениях Тины не было; так уж развлекаются эти ублюдки – внушают кому-то определённые картины, а потом осуществляют. Даже предупреждение о том, что Тина могла попасть в ад из-за совершённого убийства, было не более чем отговоркой – когда Тина спросила, зачем бог связался с ней, он, понятное дело, не мог сказать, что просто желает проучить меня, её мать, и доказать мне мою неправоту на примере одной из нескольких тайн, которые я скрывала от дочери. Поэтому он схитрил – воспользовался отговоркой, основанной на популярной лжи, придуманной, в свою очередь, ещё предыдущим хозяином этого мира.
– Придуманной? – Удивляюсь я.
– Да. Видишь ли, изначально не существовало такого понятия, как грех (по-моему, вселенной всегда было плевать, хорошее ты существо или плохое). Все так называемые грехи были придуманы предыдущим хозяином этого мира, чтобы он просто имел власть над людьми (согласись, легко управлять рабами, которые сами себя считают ущербными!). Но тот, кто говорил с Тиной, вряд ли хотел внушить ей что-то подобное; думаю, ему просто понадобилось назвать причину, по которой он связался с ней; только поэтому он повторил ложь, придуманную своим недавним предшественником. Я подозревала, что бог сказал Тине что-то, о чём она решила молчать; я хотела сообщить ей правду, чтобы она не верила тому, что видела во сне; но не могла! Я знала, что, если проговорюсь о богах, Тина умрёт, и защитить её никто не сможет!

Не знаю, почему, но на ум вдруг приходит мужчина, которого Алевтина упоминала в своих записях, и я задаюсь вопросом: тот человек – знал ли он обо всём этом? Наверняка знал, ведь он участвовал в войне, то есть не мог не помнить её истинных причин! Но почему тогда он не рассказал правду самому близкому человеку – хотя бы перед смертью, когда Алевтина уже поведала ему о своём сне?! Видимо, даже он был убеждён, что некоторым вещам лучше оставаться забытыми. Даже он… Но Тамара – почему она не смогла поступить так же, почему не хотела держать язык за зубами? Наконец, я задаю этот вопрос вслух:

– Но… зачем ты, вообще, так рисковала – пыталась рассказать своей дочери правду? Не проще ли было молчать?
– Ты не знаешь меня. – Помотав головой, Тамара продолжает: – Поэтому и думаешь, что проще. А я… просто устала от лжи; не хотела, чтобы Тина знала об этом мире только то, что ей налгали. Вообще, подлая штука, эта ложь! Когда ты узнаёшь о ней, поначалу принимаешь за несправедливость, пытаешься бороться, но вскоре понимаешь – чтобы продолжать борьбу, тебе самому придётся лгать, и неважно, для чего, – ради собственной безопасности, во спасение друзей или на погибель врагов; ложь есть ложь, она должна быть, это неизбежно. Но, даже приняв это, ты продолжаешь борьбу – и вместе с тем снова и снова лжёшь, надеясь, что вот-вот всё закончится, и ты, наконец, сможешь разоблачить ту самую ложь, из-за которой сам стал лжецом! Но, увы, хэппи-энда не будет: в конце концов окажется, что та самая ложь, с которой ты пытался бороться, является фундаментом этого мира; сломаешь её – и всё погибнет. А если не хочешь такого итога, меняй подход и делай другой выбор; свой я сделала много лет назад, но не хотела, чтобы он повлиял на судьбу Тины; у моей дочери… было право узнать то, что знаю я. И ни один бог не убедит меня в обратном!

Тамара со вздохом встаёт и просит пойти с ней; она не говорит, куда именно, – просто ведёт на второй этаж, в одну из комнат, закрытую на ключ. Оказавшись внутри, я вижу, что это – нечто, вроде оружейной. Никогда бы не подумал, что Тамара увлекается подобным, но висящие на стенах образцы самого разного вооружения, от холодного до огнестрельного, говорят сами за себя. Здесь нет окон, да и дверь бронированная (рискну предположить, что стены – тоже); Тамара берёт со стенда что-то, похожее на ружьё, с деревянными прикладом и цевьём, но при этом имеющее непропорционально широкое дуло. Она поясняет:

– Эта вещь когда-то принадлежала человеку, которого называли охотником на богов; она сделана на заказ. Фактически, это – модификация устаревшего гранатомёта «M79», отличающаяся от оригинала плоским стволом, чтобы стрелять крупной картечью. С помощью таких штук люди противостояли богам в той войне. – Положив гранатомёт на место, Тамара проводит рукой по висящему рядом шлему и продолжает: – А такие шлемы охотники надевали, чтобы боги не могли читать их мысли и гипнотизировать.

Шлем выглядит интересно, не то чтобы необычно, но привлекает внимание. По виду, он сделан из какого-то светлого металла, на лбу красуются непонятные символы, а отверстия для глаз защищены тёмными стёклами; эта вещь должна скрывать голову полностью, включая лицо. Только я заканчиваю рассматривать шлем, Тамара задаёт вопрос:

– Ты умеешь стрелять?
– Ну… Не то чтобы хорошо, но школьные курсы гражданской обороны прошёл.
– Значит, умеешь. – Подытоживает Тамара, затем открывает ящичек, в котором оказывается небольшой пистолет, пара запасных магазинов и пачка патронов. Что интересно – само оружие выглядит знакомо…
– Это пистолет Дианы? – Догадываюсь я; Тамара кивает:
– Можешь взять его в качестве служебного оружия. Если не хочешь, выбери что-нибудь другое.
– Служебного оружия? – Удивляюсь я.
– С сегодняшнего дня ты – член СБИТ. Все документы уже готовы – получишь их, когда будешь уходить.
– Ясно. – Я задумываюсь, не зная, как реагировать на её слова.
– Так что? – Напоминает Тамара, глядя на пистолет.
– Возьму его. – Киваю.
– Хорошо. Если хочешь для начала освоиться с ним, у меня есть свой тир – в подвале.

Я отвечаю согласием и, спустившись вниз, удивляю самого себя, насколько хорошо, оказывается, могу стрелять; в школе результаты были хуже. Возможно, это просто заслуга пистолета – он небольшой, удобный, и отдача несильная. Убрав оружие обратно в ящичек, в котором его принёс, я ожидаю, что Тамара предложит вернуться в гостиную и перейти к десерту, но вместо этого слышу от неё что-то совсем неожиданное:

– Останешься на ночь? – Произносит она без какого-либо стеснения, а я в растерянности задаю совершенно неуместный вопрос:
– Зачем?
– У меня уже давно не было мужчины. – С прежней лёгкостью признаётся Тамара. – Останься.
– У меня… есть девушка. – Осторожно говорю, на что Тамара скромно усмехается:
– Странно слышать такое! Помню, ты говорил, что твоей любовницей была Диана Глинина. Но… неужели ты успел найти кого-то ещё – за столь короткое время?
– Я говорю о её дочери, Наташе. У нас с ней непростые отношения, но не думаю, что ей понравится, если я опять выберу кого-то вместо неё…

Тамара перебивает:

– В любом случае, я не спрашивала, есть у тебя девушка или нет. Я просто предложила остаться – всего на одну ночь. Не больше. А чтобы тебе проще было согласиться, напомню, что ты… ДОЛЖЕН мне.
– Должен? – Не понимаю, о чём она.
– Ты УБИЛ мою дочь. – Напоминает Тамара. – А других детей у меня нет. Догадываешься, к чему я клоню?

После долгого молчания я с трудом произношу:

– Ты хочешь забеременеть?

Тамара отвечает, как ни в чём не бывало:

– Не беспокойся: я не собираюсь обременять тебя ролью отца – и требовать быть со мной после этой ночи тоже не стану. Никто вообще не узнает, что именно ты являешься отцом моего ребёнка.
– Подожди, но… – Я задумываюсь. – А как же ты? Это ведь разрушит твою легенду о кибернетическом теле!
– Не разрушит, не беспокойся. Я и так очень редко появляюсь на людях. В общем, справлюсь.
– И всё равно это серьёзный шаг – для меня, например, тоже! Ведь… стать отцом – это… решение. Ответственное, между прочим! Я не уверен, что могу просто так, с ходу, согласиться!

Но Тамара, глядя на мою растерянность, по-прежнему излучает спокойствие:

– Об этом тоже можешь не беспокоиться: если в тебе однажды проснутся родительские чувства, я позволю тебе видеться с ребёнком. А если нет – ты и так ничего не потеряешь!
– Да, но…
– Слушай, я уже устала спорить. – Недовольно перебивает Тамара. – Говорю последний раз: если можешь сделать то, о чём я прошу, – делай; а если нет – проваливай! Заставлять не буду.

В итоге, я остался; не думаю, что после всего случившегося у меня было право отказывать Тамаре. Была возможность – но не право… с моральной точки зрения. Довольная моим решение Тамара ведёт меня в спальню для гостей и сразу покидает на несколько минут, чтобы предупредить охрану, что гость остаётся на ночь, а я, в свою очередь, звоню маме и сообщаю, что переночую в гостях у кое-кого. Вскоре Тамара возвращается. Мы проводим вместе всю ночь, но не спим – конечно же, занимаемся совершенно другими вещами, а в перерывах (порой даже в процессе) разговариваем; например, я подробно расспрашиваю её о том, что уже слышал за ужином, о богах, и вскоре задумываюсь:

– Кстати, а где они живут?
– В легендах и сказках есть намёки на это. – Отвечает Тамара, лежа рядом и обнимая меня. – Боги всегда где-то рядом. Вариантов много, но есть кое-что общее у всех их жилищ – людям там не место. Если я расскажу тебе о бесконечных подземных тоннелях, пронизывающих всю планету, построенных так давно, что никто не может даже приблизительно сказать «когда», ты поверишь?
– Ну… – Я усмехаюсь. – Наверное. Такое чувство, что меня уже ничто не удивит! Но почему боги живут именно в тоннелях?
– Во-первых, не надо думать, что это какие-то жалкие пещерки; это полноценный подземный мир, к тому же, достаточно населённый: кроме богов там живут некоторые их слуги – существа, подобных которым ты никогда не видел. Это можно назвать настоящей подземной цивилизацией, более того, хорошо развитой в техническом плане. А во-вторых, …я не говорила, что боги обитают ТОЛЬКО в тех тоннелях; фактически, они могут жить везде, где нет людей. И на поверхности, и даже под водой!
– Под водой?
– Да. Теперь ты знаешь, что легенды о подводных цивилизациях, как и о подземных, основаны не на пустом месте!
– Расскажешь об этом подробнее?
– Я мало знаю об этом – никогда не видела ни представителей подводной цивилизации, ни подземной; просто во время войны о том, что существуют и те, и другие, знали все. Но что я точно видела, так это гигантские летательные аппараты – огромные воздушные крепости, которые создают облака и скрываются за ними, чтобы не попадаться на глаза людям. Как ты уже понял, боги живут даже в небе – это тоже отнюдь не выдумка древних фантазёров.

Если утверждения о подводных и подземных цивилизациях ещё казались более-менее реалистичными, то Тамарины слова о воздушных крепостях уже пробудили во мне скептика:

– И что, эти крепости просто летают над нами, и мы этого не замечаем? – Усмехаюсь я. – И даже самолёты в них не врезаются?
– Поверь, богам прекрасно известны маршруты полётов всех пассажирских, грузовых и военных рейсов – этого вполне хватает, чтобы избегать столкновений… Ну, то есть обычно хватает. А, если какой-то самолёт всё же ВДРУГ взрывается в воздухе, такие инциденты всегда расследуют люди, которые заведомо знают об этом мире чуть больше большинства, в результате чего в новостях очень быстро появляются объяснения произошедшему – то птица в двигатель попала, то банальные неисправности, то теракт. В любом случае, все эти версии объединяет одно – в заявлениях заинтересованных лиц говорится, что самолёт именно упал, а не врезался во что-то; поэтому выявить такие единичные случаи среди настоящих трагедий обычному человеку просто нереально. Даже если самолёт взорвался над каким-нибудь населённым пунктом, и многие люди видели, что упал он откровенно по частям, это тоже легко объяснить терактом, то есть заложенной внутри бомбой и резким перепадом давления, который дополнительно разворотил фюзеляж. Но повторю, поскольку любые такие инциденты крайне редки, они неотличимы от настоящих трагедий, поэтому люди не задумываются, где правда, а где нет; они просто не ждут подвоха!

Я прекрасно понимаю, что сомневаться в её словах у меня нет никаких причин (то есть они были бы, если бы я не знал, с кем говорю), и всё равно скептик во мне так просто не сдаётся:

– Но разве эти… гигантские летающие крепости не противоречат законам физики? Ведь, например, самые большие самолёты, созданные людьми, так и не смогли взлететь – они оказались слишком тяжёлыми для полётов!

Теперь же усмехается Тамара:

– Во-первых, у самолётов очень слабые двигатели (даже примитивные – в сравнении с технологиями богов), а, во-вторых, современная «физика» тоже много чего не знает. Например, до войны считалось незыблемым утверждение, что ничто не может двигаться быстрее скорости света, а сейчас все знают, что это не так. По-моему, из одного этого заблуждения уже можно сделать какой-никакой вывод и задаться вопросом: почему все остальные утверждения физиков должны быть незыблемой правдой?
– А как же радары? То есть эти воздушные крепости не засекаются радарами людей?
– Для наших радаров даже облака являются серьёзными помехами, так что нет. Разглядеть что-либо ЗА облаками с помощью примитивных людских устройств не так-то просто; можно, например, засечь самолёт, но лишь потому, что он движется быстрее облаков, из-за чего и «выделяется». А вот обнаружить что-то, что СОЗДАЁТ облака (то есть является прямым их источником), – нашим радарам такое не под силу.

Я задумываюсь:

– Но кто такие эти боги? Я имею в виду, откуда они взялись?
– Они стали самими первыми разумными существами во вселенной – самой первой жизнью, появившейся, развивавшейся и эволюционировавшей, так сказать, АБСОЛЮТНО естественным путём – без чьей-либо воли. Боги древнее даже нашего мира. Вероятнее всего, именно они создали его, чтобы жить и питаться здесь; создали всё, что тебя окружает.

Я уточняю:

– «Создали всё» и «древнее нашего мира» – значит, они родом не отсюда?

Тамара кивает.

– А где они жили до этого?
– Не знаю. Но слышала, что в аду.
– Как это? – Удивляюсь я.
– Думаю, слухи об аде основаны не на пустом месте. Родной мир богов, тот, в котором они родились, действительно, может быть настолько плох, что они решили уйти оттуда и создать другой мир; а их родной мир впоследствии стал прообразом того самого ада, которым верующие люди пугают друг друга. Ещё я слышала, что именно по этой причине единственной пищей богов стала энергия мучений, – поскольку изначальная жизнь во вселенной зародилась именно в таком несовершенном и жестоком мире, неудивительно, что рано или поздно появились существа, питающиеся той самой энергией, которой всегда было в избытке, то есть мучениями прочей случайно появившейся и оттого крайне несовершенной жизни. Эта особенность позволила таким существам вовсе не голодать, что сильно облегчило их жизнь и увеличило шансы на победу в естественном отборе, а значит – и на дальнейшее развитие (возможно, даже настоящую эволюцию). Но, даже когда эти существа стали достаточно умными, чтобы создавать полноценные новые миры и переселяться туда, их единственной пищей неизменно оставалась та самая энергия мучений. Можно сказать, они создавали новые и новые миры исключительно ради двух вещей: комфортной жизни в условиях лучше тех, которые имели изначально, и, само собой, энергии мучений, которой питаются. Всё, что нас окружает, весь этот круговорот жизни, представители которой живут за счёт друг друга: хищники, травоядные животные, растения, даже насекомые и микробы, – все они созданы только для того, чтобы страдать и умирать (то есть отдавать богам энергию своих мучений). А люди… Люди – это самые лакомые куски: мы не только живые, но ещё и наделены УМОМ, потому способны не только на физические, но и на моральные муки. Иными словами, более умные существа способны на более сильную моральную боль, да и физическая боль более умных существ намного чаще сопровождается моральной. Всё это… напрямую влияет на питательность энергии мучений.

Я задумываюсь:

– Ты хочешь сказать, в нашем существовании, правда, нет никакого высшего смысла? Абсолютно никакого? И умом нас наделили только потому, что богам так было выгодно?

Тамара молча кивает. Да уж, «обнадёживающая» информация.

– Но как боги создали другой, то есть наш мир?
– Вот уж чего не знаю…
– Но… хотя бы предположения есть?

Тамара усмехается:

– Ну, какие у меня могут быть предположения?! Мы говорим о существах, питающихся МУЧЕНИЯМИ ДРУГИХ СУЩЕСТВ! Я даже не знаю, какой физиологией нужно обладать для этого, – не имею понятия, как устроены их организмы! Единственное, в чём я уверена, – что их способности… ПОЧТИ безграничны; но как их объяснить с научной точки зрения – для меня задача не из лёгких. Хотя это неудивительно: знали бы люди, как устроены тела богов, – понимали бы, как с ними бороться! А богам это не нужно; свои тайны… они умеют хранить.
– Ты сказала, что их способности почти безграничны; значит, есть что-то, чего они не могут?
– А ты внимательно слушаешь! – С улыбкой подмечает Тамара. – В общем, я уже думала об этом – есть ли хоть что-то, чего не могут боги; и пришла к выводу, что единственная непосильная для них вещь – это путешествия во времени.
– И… почему же?
– Ну, если бы они могли это, им бы не приходилось каждый раз, когда люди узнавали о них, запугивать целые народы, чтобы замалчивать правду. Если бы хоть кто-то из богов умел путешествовать во времени, он мог бы просто переместиться в прошлое и предотвратить ту самую роковую ошибку, которая подпортила ему жизнь. Но такого не было; боги всегда исправляли ошибки, а не предотвращали их. Например, на начало двадцать первого века было множество следов одной огромной и не такой уж давней цивилизации под названием Тартария, которые тогдашняя официальная история нагло игнорировала – очевидно, по приказу «сверху»; предыдущий хозяин этого мира ОЧЕНЬ не хотел, чтобы информация об этом поистине гигантском государстве стала доступной, поэтому весь девятнадцатый век люди были вынуждены переписывать собственную историю, дабы в ней осталось как можно меньше упоминаний этой цивилизации. Конечно, в современном мире Тартарию признают, но всё равно информация о ней сильно урезана, а местами откровенно переврана; хотя это всё равно лучше, чем ничего, – раньше история вообще не помнила такого государства; гигантского – повторюсь!
– Трудно представить. – Удивляюсь я.
– А мне и представлять не надо – я помню! – Усмехается Тамара. – Так вот, к чему это я: если тогдашнему хозяину этого мира так мешала память о Тартарии, почему тогда Он заставлял людей переписывать историю человечества вместо того, чтобы САМОМУ переместиться в прошлое и уничтожить это государство ещё на корню? Ведь в этом случае до наших дней НАВЕРНЯКА не дошло бы никаких следов той цивилизации, что было бы эффективнее! Но Он не сделал этого. Почему? По-моему, просто потому, что это было выше Его сил! Вот и получается, что путешествия во времени – за пределами божественных возможностей; более того – я, вообще, сомневаюсь, что они возможны.

Я уточняю:

– Потому что боги – самые могущественные существа, и даже им это не под силу?
– Не только. Ещё это… слишком сложно. Подумай, что, вообще, должно представлять из себя путешествие во времени? Перематывание времени вперёд или назад в пределах одного мира? Если задуматься, это слишком ЖЕСТОКО – поскольку двух и более временных реальностей в пределах ОДНОГО мира, согласно простой логике, существовать никак не может, вся текущая реальность при включении «перемотки» должна просто-напросто ВЫМИРАТЬ. То есть если кто-то в этом мире, например, сейчас включит такую перемотку, мы с тобой не продолжим жить своими жизнями, а попросту «сотрёмся» из реальности – и не появимся в ней до тех пор, пока этот кто-то не включит перемотку в обратную сторону, чтобы переместиться в наше время, из которого он и начал путешествие. Впрочем, можешь даже не мучить себя, пытаясь представить подобное, – на примере бывшего хозяина этого мира я уже доказала, что такое невозможно. В общем, с незавидными перспективами перемотки времени в пределах одного мира ты ознакомился; теперь же перейдём к варианту номер два, который немногим реалистичнее первого. Итак, представь себе, что помимо НАШЕГО мира существуют миллиарды миллиардов точно таких же миров, но каждый из них отличается от предыдущего всего лишь на секунду или, более того, на её долю; в этом случае путешествия во времени выглядят реальностью, но только до тех пор, пока ты не задумаешься, сколько ресурсов было потрачено на создание почти идентичных миров, отличающихся друг от друга всего лишь на какие-то секунды или хотя бы минуты. Это просто невыгодно! Вряд ли хоть какой-то бог стал бы тратить свои силы и время на создание чего-то подобного, так как совершенно непонятно, зачем ему это могло бы понадобиться; а если нет смысла, то и заморачиваться он не будет! Но, если подумать, отчасти это вероятно: если вдруг какой-то бог захочет создать всего одну «более молодую» копию нашего мира, например, средневековье, тогда путешествие в прошлое можно будет назвать реальным (с натяжкой, конечно, так как правильнее было бы считать это… путешествием между параллельными реальностями, поскольку никакие изменения в истории «копированного» прошлого никак не повлияют на «оригинальное», то есть НАШЕ настоящее; это будут просто два совершенно разных, независимых мира, различающихся степенью развитости народов и экологической обстановкой, но не более). Если бы даже существовало бесконечное множество таких «копированных» миров, отличающихся друг от друга на доли секунд, каждый из них всё равно имел бы собственную временную линию и развивался бы самостоятельно, то есть все события, произошедшие в любом «копированном» мире, меняли бы только его историю – и ничью больше.
– А в будущее так можно перемещаться?

Тамара с улыбкой вздыхает:

– Я же говорила… Даже у богов нет дара предвидения – даже они не знают, что должно произойти. Конечно, они могут создать какой-то высокотехнологичный (или наоборот – лежащий в руинах «нашей» цивилизации) мир и обозвать его «будущем»; хотя, на самом деле, к истинному будущему (которое всё равно никому не известно) такой мир не будет иметь никакого отношения. Ещё есть, конечно, третий вариант путешествий во времени, но он самый нереалистичный. Суть такова: Если провести аналогию и сказать, что время является бесшовной материей, на которой записано всё, что случилось, и что должно произойти, путешественник может подключиться к этой материи с помощью своей машины времени – и найти то самое прошлое или будущее, в которое хочет переместиться. В таком случае, поскольку двух временных реальностей в одном мире быть не может, а других миров с собственными временными реальностями пока ещё не существует, он не «перематывает» свою реальность и не «перепрыгивает» с одной реальности на другую, а САМ создаёт с нуля то самое «прошлое» или «будущее» именно в момент перемещения туда – и каждый раз, путешествуя во времени, он будет создавать новые и новые миры разных временных промежутков. Но в этом случае путешественник столкнётся с двумя проблемами (это ещё как минимум!). Во-первых – откуда он будет брать ресурсы на создание целых миров? Ведь, если задуматься, нельзя создать ЧТО-ТО из НИЧЕГО; это противоречит любой логике! А во-вторых, даже если каким-то чудом ему удастся решить первую проблему и создать хотя бы один новый мир, например, то же средневековье, оно всё равно будет «копией», так как будет воссоздано только благодаря действиям путешественника. «Оригинальным» средневековьем, которое пережил НАШ мир, оно ни за что не станет, а значит – любые произошедшие там события опять же никак не повлияют на историю «оригинального» мира; чтобы попасть в «оригинальное» средневековье, путешественнику пришлось бы перематывать назад собственную реальность, а я уже сказала, чем это чревато для всего живого в родном мире путешественника. Как видишь, тут мы вернулись к самой первой теории путешествий во времени, а значит – круг замкнулся; как по мне, это доказывает, что других способов просто не существует.

Малость помолчав, Тамара дополняет свою теорию:

– Ещё могу немного рассказать о некоторых людях, которые утверждали, что помнят свои прошлые жизни. Их рассказы считаются главным подтверждением того, что переселение душ существует, и, как по мне, дополнительно противоречат теории путешествий во времени. Дело в том, что все эти люди в своих рассказах описывали ПРОШЛОЕ, а о том, чтобы кто-то из них провёл свою предыдущую жизнь в будущем, речи никогда не шло. – Она снова замолкает, а я опять задумываюсь:
– А Тартария – почему предыдущему хозяину мира мешала память о ней?
– Потому что её народам была известна правда об этом мире, о том, кем в действительности являются люди, и кто такие боги. Скорее всего, жители Тартарии даже знали, как можно противостоять богам, – это очень вероятно, учитывая, что Тартария была крайне развитым государством! Хотя именно её высокий уровень развития стал второй причиной, по которой она не понравилась предыдущему хозяину этого мира. Можно сказать, Он… боялся людей – боялся их потенциала развития как в техническом, так и в духовном плане; к тому же, бесконтрольный прогресс непосредственно влиял на уровень жизни народов Тартарии, а чем лучше они жили, тем, соответственно, меньше энергии мучений отдавали богам. Учитывая всё это, дни Тартарии были сочтены. Но даже этого впоследствии оказалось бы недостаточно; после уничтожения Тартарии также необходимо было стереть из истории память о её уровне развития. Некоторое из того, чем раньше владела Тартария, начали ЗАНОВО изобретать только с конца девятнадцатого века, но то были весьма примитивные технологии, если сравнивать со всем, чем владели сами жители Тартарии; хотя именно этого и добивался предыдущий хозяин мира – чтобы человечество не развивалось, а пребывало в ИЛЛЮЗИИ развития. Например, самые примитивные технологии, вроде двигателей на нефтепродуктах, были разрешены, а более совершенные – под запретом; для предыдущего хозяина мира было выгодно, чтобы люди сами себя считали ущербными созданиями, которые всегда были варварами да невеждами и только в конце девятнадцатого века ВНЕЗАПНО начали улучшать собственную жизнь; Он делал всё, чтобы замедлить развитие людского рода, так как боялся сильного и умного человечества. Это основные причины, по которым переписывалась история.
– Но почему ты решила рассказать мне всё это? О богах? О том, что было?..

Тамара снова целует меня и отвечает:

– У меня такое чувство, что мы с тобой уже встречались.
– Что? Когда? – Удивляюсь я, и Тамара намекает:
– Раз уж я затронула тему переселения душ, скажи – ты веришь в это?
– В реинкарнацию? Что человек после смерти перевоплощается в кого-то ещё и не умирает окончательно? Да, пожалуй, верю; это лучше, чем ничего. Значит, ты думаешь, что мы встречались в прошлых жизнях?

Тамара мотает головой:

– Не совсем. Просто я помню одного человека, на которого ты очень похож.
– И как его звали?

Она шепчет мне на ухо имя, которое не говорит мне, ровным счётом, ничего. Может быть, она ошиблась? А может, так и должно быть? Всё-таки такое имя я уже слышал не раз, и ни разу оно не пробуждало во мне каких-либо определённых эмоций; глупо было предполагать, что в Тамариных устах оно возымеет какой-то смысл…

– А дальше? – Прошу её. Тамара шепчет фамилию, затем имя – в этот раз с отчеством; но снова нет. Никакого отклика в душе; хотя, возможно, это естественно…
– Этот человек был старше меня. – Поясняет Тамара. – Но нравился мне; жаль, что он умер вскоре после нашего знакомства.
– Как он умер?
– Его убили. – Вздыхает Тамара, и размышляет вслух: – Хотя, наверное, это было неизбежно. И даже хорошо, что он решил бороться с тем миром, который презирал, в довольно зрелом возрасте; по крайней мере, он прожил дольше – и успел встретиться со мной. Я часто представляю, что было бы, если бы уже тогда существовал «Стимул»; скорее всего, тогда этот человек намного раньше понял бы простую истину: если тебе не нравится мир, в котором ты живёшь, не жди, пока кто-то изменит твой мир за тебя, а меняй мир сам; конечно, ради этого придётся действовать спорными, а порой и откровенно страшными методами, но, как по мне, это всё равно лучше, чем сидеть на месте и ждать помощи со стороны. Ибо ждать помощи бессмысленно – никто не станет рисковать СОБОЙ ради ТВОЕЙ мечты о лучшем мире. Думаю, был бы тогда «Стимул», тот человек понял бы эту истину гораздо раньше. Тогда бы он… был, как ты.

Похоже, судьба у того человека была не подарок; я не решаюсь уточнять и думаю, что лучше спросить подробнее о нём в другой раз. К тому же, Тамара уже делает недвусмысленный намёк под одеялом, что пора бы повторить то, чем мы недавно занимались.

Не знаю, во сколько я заснул; наверное, под утро. Когда я просыпаюсь, на часах почти двенадцать, хотя проснулся я не сам – Тамара разбудила. Неугомонная. Я уже забыл, что в первые несколько дней после своих процедур она почти не спит. Мы занимаемся сексом последний раз и вместе идём в душ; там, глядя на её голое, красивое, мокрое тело, я вдруг задумываюсь: каким будет наш ребёнок, если он родится? Если Тамара захочет рассказать ему правду об этом мире, ей придётся соответствующим образом воспитать его, чтобы он с детства понимал, почему некоторые вещи стоит держать в секрете. Наверняка, Тамара сама понимает это, потому сделает всё возможное, чтобы его судьба не была похожа на судьбу… Тины. И всё равно не лишним будет спросить её об этом – просто, чтобы убедиться. Но опять же – не сейчас; пока мы даже не знаем, произошло ли зачатие.

Я вежливо отказываюсь от обеда, соглашаясь только на чай. А затем, готовясь уходить, обращаю внимание на свой телефон и немного жалею, что вчера ввёл его в беззвучный решим, дабы нас с Тамарой никто не отвлекал, – теперь вдруг стало ясно, что мне уже трижды звонила Наташа; примечательно, что уже утром – примерно в полвосьмого. Любопытно, что ей понадобилось в такою рань! Я перезваниваю, но ответа нет. Со второго раза она тоже не берёт трубку. Странно. Из раздумий меня выводит Тамара – как и обещала, она выдаёт мне служебное удостоверение и пистолет Дианы с парой запасных магазинов, а затем делает неожиданный, но логичный подарок: кобуру, идеально подходящую к небольшому пистолету, и подсумок для запасных магазинов, которые можно повесить на пояс. Следуя совету, я вешаю кобуру с пистолетом и подсумок с магазинами не совсем по бокам, а, скорее, за спину: кобуру ближе к правой руке, а подсумок – к левой; так оружие не будет привлекать внимание, даже если не застёгивать куртку. Тамара говорит, что её водитель может отвезти меня, куда попрошу, и в этот раз я соглашаюсь – прошу, чтобы он доставил меня к дому Глинина.

По пути я вспоминаю ещё один вопрос, который задал Тамаре ночью. Когда я всерьёз задумался над её словами о том, что понятия греха в действительности не существует, упомянул слова Наташи о том, что Бог якобы насылает на людей болезни в наказание за их грехи, а убийца из-за совершённого злодеяния может даже перенять болезнь своей жертвы. Ответ Тамары оказался довольно простым и логичным:

«Убийце может отомстить не Бог, а душа жертвы, если она отличается особой мстительностью (да и не только болезней стоит опасаться в этом случае). Надеюсь, амулет твоей подруги помимо болезней защищает ещё и от злых духов».

Думаю, Наташе интересно будет услышать об этом; главное – не взболтнуть лишнего. Оказавшись на месте, я звоню в новые ворота, совсем недавно поставленные на место сбитых старых; разве что газон, беспощадно передавленный тяжёлыми колёсами и гусеницами бронетехники, всё ещё напоминает об инциденте, произошедшем здесь всего несколько ночей назад. Электромобиль, что довёз меня досюда, уже, наверное, минуту как скрылся из виду, а к воротам так никто и не вышел; я звоню опять, жду, но вновь безуспешно. Тогда я пробую ещё раз позвонить на телефон Наташи, но она по-прежнему не отвечает. Ведомый каким-то дурным предчувствием, я решаю действовать и, взобравшись по стальным прутьям, перелезаю через ворота, спрыгиваю на газон и бегу к особняку – пробую открыть двери, но лишь убеждаюсь, что они заперты. Может, Наташи просто нет дома? В самом деле – что, если она уехала по каким-то делам и сейчас просто слишком занята, чтобы отвечать, а я напрасно волнуюсь? Это же возможно!

«Но это не повод надеяться на авось» – решив так, я на всякий случай перекладываю пистолет из кобуры в карман куртки и звоню в дверь. Звоню снова… Затем вновь… И опять. Наконец, спустя несколько минут моя настойчивость даёт результат. Заслышав щёлканье замка, я запускаю руку в карман и на ощупь снимаю пистолет с предохранителя; в это же мгновение дверь осторожно приоткрылась, и в образовавшемся проёме появились очертания женской фигуры…

– Здравствуйте. Вы к кому? – Говорит худенькая особа в форме служанки.
– К… Наталье. – Отвечаю и продолжаю разглядывать незнакомку. Хотя вряд ли эту женщину можно назвать незнакомкой – наоборот, её неуверенное лицо и редкие зелёные глаза выглядят очень даже знакомо! Я, определённо, видел их раньше – как и татуировку в виде шва, окольцевавшего шею женщины; смотрится этот узор жутковато – будто ей сначала отсекли голову, а затем пришили обратно! Жутковато… и знакомо; вряд ли эта татуировка сделана недавно – вероятнее, осталась на память из бурной молодости. Да, я, точно, уже видел эту женщину, так что незнакомцем в данной ситуации, наверное, можно назвать только меня; тем временем моя собеседница тоже стоит, задумавшись, пока, наконец, не решается ответить:
– Натальи сейчас нет.
– И… где она? – Осторожно спрашиваю.
– Уехала в город.
– А когда вернётся?
– Не сказала. – Собеседница мотает головой, видимо, желая поскорее завершить беседу и закрыть дверь.
– В таком случае, я подожду её в доме. – Самоуверенно заявляю, а собеседница теряется:
– Не думаю, что это возможно.
– Всё в порядке; я – друг семьи…
– Да, но… я вас даже не знаю!
– Неудивительно. – Киваю. – И я вас не знаю. Вы первый день работаете здесь, правильно?

Собеседница отвечает осторожным кивком.

– Тогда вам следует знать, что я часто здесь бываю. И, когда Натальи не оказывается дома, жду её внутри. Можете спросить её отца – он ведь сейчас дома?
– Да, но… он спит.
– Не беспокойтесь, я его не потревожу! Просто подожду в гостиной.

Собеседница надолго задумывается и с видимым сомнением впускает меня. Войдя, я вижу, что стены внутри дома по-прежнему изуродованы следами от пуль, и вряд ли в обозримом будущем планируется их ремонт; к данному моменту всё ограничилось восстановлением лишь самого необходимого – например, в оконных рамах снова появились стёкла, а с пола вымели стреляные гильзы, бетонную пыль и осколки стен. Вряд ли в ближайшее время Глинин планирует нанять бригаду для ремонта стен – сейчас ему не до того; старик сильно приболел на нервной почве, да и с сердцем обострились проблемы после всего случившегося. Слышал, большую часть времени он проводит в своей спальне, в постели. Возможно, он и сейчас там (или, по крайней мере, был до недавнего времени). Я бегло осматриваюсь и никого не замечаю поблизости – ни в коридоре, ни на лестнице наверх; впрочем, первое впечатление может быть обманчиво – в этом я почти не сомневаюсь…

– Кстати, вы не представились. – Напоминает собеседница.
– Слава.
– Просто Слава?
– Да. А вы?
– Рената.

«Не анаграмма, но созвучно» – вдруг понимаю я. Судя по тому, что Рената не додумалась даже попросить мою куртку, служанка из неё очень даже так себе; вместо этого она сразу ведёт меня в гостиную, где предлагает одно из кресел. Я осматриваюсь и понимаю, что в этой комнате мы одни, а значит – сюрприза ждать неоткуда. По крайней мере, пока. Стало быть, надо действовать…

– Вам принести что-нибудь? – Предлагает Рената.
– Нет. – Помотав головой, я достаю пистолет: – Просто подними руки.

Её лицо выглядит таким же неуверенным, но беспокойства не выражает. Она поняла, что её раскрыли, и вряд ли удивилась; Рената поднимает руки, как я просил, и позволяет обыскать себя. В одном из её карманов я нахожу пистолет, заряженный и снятый с предохранителя, – у него явно больше калибр и ёмкость магазина, поэтому решаю взять его в правую руку, а своё оружие перекладываю в левую. Я прошу Ренату прикрыть дверь в гостиную и не оборачиваться; она делает это с прежней покорностью, возможно, просто выгадывая свой шанс на побег.

– Теперь не шевелись. Дёрнешься – убью. – Шепчу на ухо Ренате, когда закрылась дверь, после чего беру её горло левым предплечьем, прижимаюсь к ней и прошу, чтобы она немного отступила от двери вместе со мной. Не отпуская Ренату, я делаю пару шагов назад и начинаю ждать; рано или поздно… Нет! СКОРО кто-то придёт – в этом я не сомневаюсь! Шторы полностью скрывают окно (похоже, в эту комнату не заглядывали минимум со вчера), значит – подобраться ко мне смогут только через дверь. Я буквально чувствую, как потеет Рената, – очевидно, роль живого щита ей совсем не нравится. Впрочем, чего ещё ждать; то, что она ведёт себя послушно, ничего не означает! Меня самого терзает нехорошее чувство, что она непременно выкинет какой-то фортель, если я расслаблюсь хоть на секунду! Скорее всего, так и есть – она просто пытается усыпить мою бдительность. И тут происходит что-то, заставляющее меня вздрогнуть, – дверь ни с того ни с сего открывается! Кто-то смог подобраться к гостиной так бесшумно, что я даже не почувствовал! Едва в проёме показывается здоровенная мужская фигура, я вскидываю правую руку с пистолетом и дырявлю деревянную дверь вместе с тем, кого она скрывает. Я выжимаю спусковой крючок снова и снова, опять и опять, не в силах совладать с собой и остановиться, хотя мне уже стало казаться, будто некоторые хлопки от выстрелов не совпадают с движениями моего пальца, а щепки из деревянной двери вылетают чересчур активно! К тому же, Рената начала наступать на меня, будто пытаясь повалить; чувствую, ещё чуть-чуть, и ей это удастся! Наконец, я падаю, но, даже оказавшись на полу, продолжаю дырявить дверь, пока не кончаются патроны. После того, как пистолет при помощи затворной задержки недвусмысленно намекнул, что магазин пуст, я несколько секунд вслушиваюсь в образовавшуюся тишину и, в конце концов, скидываю с себя лежавшую сверху Ренату. Стукнувшись о пол, та вдруг заходится в кровавом кашле, что моментально объясняет всё – и выстрелы, не совпадающие с моими нажатиями на спуск, и чрезмерную феерию щепок из двери. Всё это напрямую было связано с тем, что Рената не устояла на ногах, – на её груди и животе я вижу несколько кровоточащих дырок, очевидно, от пуль. Тот, кто стоял за этой дверью, несколько раз успел выстрелить в ответ, но, не видя врага, попал только в Ренату. Не знаю, выживет ли она, но встать с такими ранами ей, точно, не удастся – можно не беспокоиться за себя, оставляя её за спиной…

Встав у стены и осторожно открыв дверь, я обнаруживаю за ней вроде бы бездыханное тело знакомого бородатого здоровяка; не все мои пули попали в цель, но пара дыр в животе, несколько в груди и одна в лице убеждают меня даже не проверять пульс. Да и желания задерживаться здесь нет – на нервы действует запах пролитой крови; радует хотя бы, что меня пока не мутит. Ставший бесполезным пистолет Ренаты я решаю не выбрасывать и убираю в карман – если у его владелицы где-то (например, за чулком) спрятан запасной магазин, и ей взбредёт в голову доползти до оружия, чтобы перезарядиться, список проблем пополнится! Странно – всего несколько недель назад я бы без раздумий добил врага в подобной ситуации, но сейчас… просто не хочу; я вдруг осознал, что не хочу убивать кого-то без видимой необходимости! Очень странно. Думая об этом, я подбираю пистолет здоровяка, в котором ещё остались патроны, и перезаряжаю запасным магазином из его же кармана. Попутно я удивляюсь алому ручью, который стекает по моей руке и никак не заканчивается. Не похоже, что это кровь Ренаты… Проклятье! Одна из пуль задела моё плечо, а я даже не заметил! Наверное, из-за бушевавшего в крови адреналина. Ладно, нужно успокоиться, это просто царапина; рукой я шевелю нормально – значит, перелома нет. Более того, пуля прошла по касательной – такое даже сквозным ранением назвать нельзя. А кровь… Чёрт с ней; потечёт и перестанет! Несмертельно! Решив так, я убираю недостреленную обойму в другой карман и иду к лестнице наверх – на второй этаж, в спальню Глинина. По пути я прислушиваюсь, осматриваюсь, выглядываю за каждый изгиб дома, прежде чем шагнуть туда, но не замечаю никаких признаков опасности. Так я добираюсь до спальни; затем по-прежнему неторопливо и осторожно вхожу – щелкнув ручкой, толкаю дверь и позволяю ей распахнуться, а сам выжидаю за стеной. Лишь через несколько секунд я осмеливаюсь заглянуть в комнату… и войти.

Никого, кроме самого Глинина, здесь не оказывается. Старик, в самом деле, выглядит неважно; Наташа не преувеличивала. Я вижу, что Глинин прикован к постели, вот только… прикован – в прямом смысле; подойдя к нему, я убедился, что его правая нога сцеплена наручниками с каркасом кровати.

– Эй! – Я трясу Глинина за плечо, и старик вздрагивает; но всё равно – глаза открывает на удивление неохотно или, правильнее сказать, устало. Я оглядываюсь на дверь и опять смотрю на Глинина; у меня всего два вопроса, и я задаю первый: – Где Наташа?

Тот задумывается и отвечает не сразу:

– В подвале… должна быть.
– А сколько людей из оппозиции?
– Видел троих. Фёдора, Анастасию и… ещё кого-то. – Старик отвечает с прежней задумчивостью и закрывает глаза, словно не желая даже смотреть в мою сторону. Но я всё-таки заставляю его вздрогнуть повторно и снова открыть глаза, когда стреляю в цепь наручников: от первого же выстрела она порвалась.
– Можешь не благодарить. – Говорю молчащему Глинину, затем оставляю на ночном столике пистолет Дианы с одним дополнительным магазином и ухожу. Я сам даже не сразу понял, почему решил оставить старику именно это оружие. Наверное, потому, что другой пистолет опять же мощнее, и в нём больше патронов; конечно, из такого оружия я должен стрелять хуже, чем из малокалиберного и лёгкого пистолета Дианы, но в данной ситуации именно мощность и ёмкость магазина казались решающими критериями. А что до меткости – в ограниченном пространстве, вроде дома, это не столь важно; здесь вряд ли придётся стрелять на большие расстояния. Более того – сомневаюсь, что сам Глинин является хорошим стрелком; возможно, именно ему нужнее точное оружие.

Дверь в подвал с грохотом проваливается внутрь, едва я толкнул её, и скользит по лестнице. Очевидно, её просто не успели повесить на место (да и некуда было вешать – петли выбиты); эта дверь годилась только на то, чтобы дыра в стене не привлекала к себе внимание. Я спускаюсь и иду по коридору, свет в котором уже горел; здесь, явно, кто-то был недавно – скорее всего, и сейчас есть. В этом я убеждаюсь, когда открываю дверь в импровизированную камеру пыток и вижу Наташу, прикованную кандалами к стулу, на котором обычно сидели её жертвы. Она улыбается, видя меня, и в то же время беспокоится, ибо понимает, что кое-кто, стоящий позади и держащий дуло пистолета-пулемёта у её затылка, просто так не отступит. Я сразу узнаю эту молодую женщину с оружием; да и она вряд ли успела забыть меня…

– Где Фёдор? – Спрашивает Анастасия. По понятным причинам я не могу отвести от неё взгляд, но краем глаза замечаю напротив сидящей Наташи какую-то аппаратуру на подставке, а ещё непонятные провода на полу.
– Мёртв. – Отвечаю и по-прежнему держу Анастасию в прицеле.
– Ублюдок. – Шипит она. – Это ты убил его?!
– Нет. – Спокойно отвечаю; видя её нервное дыхание и полное злобы лицо, я решил выбирать слова, чтобы Анастасия в припадке гнева не выстрелила в Наташу.
– Тогда кто? Кто убил?! – Не унимается она.
– Дом окружён. – Вздыхаю я, пытаясь не выказывать волнения. – Хватит, сдавайся. Ты уже ничего не сможешь сделать.
– Проклятый предатель! Что, нашёл новых друзей?! На правительство теперь работаешь?! Это ведь из-за тебя? Из-за тебя его убили?!

Она почти плачет, а я не знаю, что ответить. На ум ничего не приходит; в мозгу только вертится подозрение, что, если я выстрелю Анастасии в голову, её палец на спусковом крючке тоже дёрнется – может, от мгновения боли перед смертью, а может – от предсмертной судороги или чего-то подобного; не знаю, как это назвать, но надеяться на авось не рискую! Однако тут происходит что-то, в корне меняющее ситуацию: Наташа будто угадала мои мысли и сильно наклонила голову, пока Анастасия в раздумьях смотрела на меня! Поняв, что это шанс, я спускаю курок. Вопреки всем опасениям, никакого выстрела в ответ я не слышу – падает оружие, падает Анастасия, нависает тишина…

Я выдыхаю. Всё… Всё кончено!

– Слава… – Радуется Наташа, тяжело дышит и оглядывается на тело позади. Я оставляю пистолет на полу и принимаюсь обыскивать карманы Анастасии:
– Ключ у неё?
– Должен быть! – Отвечает Наташа. – Слушай, есть ещё одна женщина – где-то в доме…
– Я уже разобрался с ней. С ней и Фёдором. – Наконец, во внутреннем кармане жакета я нахожу ключ от кандалов. Едва я успел снять их, Наташа вскакивает, обнимает и целует меня: – Значит, всё? Мы в безопасности?

Я киваю.

– А отец?
– В порядке. – Я смотрю по сторонам и осматриваю Наташу. – Что они с тобой делали?
– Брали интервью. – Она кивает в сторону видеокамеры на треноге, что стоит напротив стула. – Эти гады заставили меня рассказать на камеру о том, чем я занималась в подвале, потом о тебе и о компьютере, который ты принёс к нам домой. Как я поняла, они хотели довести до конца разоблачение императрицы. Когда они пришли, я успела спрятаться и звонила тебе, пока меня не нашли; но ты не брал трубку. После всего случившегося то, что мы с отцом остались на свободе, показалось нашим бывшим товарищам подозрительным, поэтому с нами не очень-то церемонились…
– А почему ты звонила мне, а не сразу в полицию?
– А ты как думаешь? Анастасия и Фёдор слишком много знали – обо мне, о моём подвале! Об императрице, в конце концов!; ей тоже не понравился бы такой расклад. Если бы полиция взяла оппозиционеров живыми, те рассказали бы всё ещё до допроса – терять им было бы нечего. Сомневаюсь, что даже СБИТ смогла бы скрыть такое дерьмо. Ладно… Нужно уничтожить всё, что они успели снять! – Наташа снимает видеокамеру с треноги, достаёт карты памяти, бросает на пол и бьёт по ним той же камерой. Пока она делает это, я смотрю на мёртвую Анастасию.
– Прости. – Шепчу я. Был бы у меня выбор, я бы не убил её. Да и Фёдора тоже. Жаль, что всё так закончилось. Жаль? Странно чувствовать такую жалость. Отчего она? Наверное, оттого, что я был знаком с этими двумя, но знаю о них очень мало; я даже не имею понятия, хорошими они были людьми или плохими, было ли хоть что-то, за что их стоило бы ненавидеть, и всё равно я убил их – просто потому, что так было нужно. Скорее всего, если бы я вовсе не знал этих людей, не знал, кого убиваю, меня бы не мучило это странное сожаление. Наташа продолжает бить камерой по картам памяти на бетонном полу, и вдруг её удары прерываются другим грохотом, гораздо более громким, плавно перетекающим в звон… Не в силах устоять на ногах, я падаю на бок и краем глаза замечаю странную картину – в дверном проёме стоит Глинин, в пижаме, а в руке у него пистолет…
– Папа, нет! – Наташа кидается на старика и без видимых проблем отбирает у него оружие, а сам Глинин падает и, глядя на меня, истерично кричит:
– Чёртов перебежчик! Ты портишь всё, к чему прикасаешься, везде, где бы ни появился! Всегда! Из-за тебя погибла Диана, а скоро и я умру! Лучше бы ты вообще никогда не появлялся в моём доме!
– Сгинь! Сгинь! – Наташа кричит на отца и отступает ко мне, а старик тем временем поднимается и, пошатываясь, не спеша, уходит. Ну и славно. Не придётся хотя бы перед смертью смотреть на его злобную рожу. Смертью? Я пока ещё жив, но надолго ли, учитывая, что обзавёлся лишней дыркой в голове?

Наташа сидит рядом со мной, вызывает скорую с моего мобильника, а затем что-то тихо говорит мне. Я уже с трудом улавливаю смысл её слов – я будто засыпаю. Плохой знак… Не знаю, выживу ли я. А если не выживу, узнаю ли об этом? Грустно… Полоумный старик… Зачем? Зачем?! Этот вопрос – наверное, единственное, что удерживает меня в сознании. Хотел бы я знать ответ на него. Надеюсь, ещё узнаю; надеюсь, выживу…

***

Зависть… Завить – странная штука. По-моему, это самое бесполезное из чувств, от неё одни проблемы. Этот парень, молодой и красивый, не понравился мне сразу, как только я увидел его. Но первому впечатлению я не придал особого значения – всё-таки все они не нравятся мне. Каждый, кто молод и красив, в моих глазах является олицетворением того, что для меня уже потеряно навсегда. Однако с этим, на первый взгляд, таким же обычным парнем всё оказалось куда хуже. Очень скоро я увидел в нём не только то, что давно потерял, – помимо этого, он оказался живым воплощением всего, чего у меня никогда даже не было. Молодой, красивый… А ещё сильный и смелый. Едва я осознал, что этот парень в свои юные годы уже обладает теми качествами, которые мне всегда были неподвластны, любые мысли о нём сразу стали раздражать. Что хуже всего, лгать самому себе после этого было невозможно. Когда-то давно я решил для себя: если мир не одарил тебя силой, будь пацифистом, а если недостаёт смелости, компенсируй её умом. Но этому парню никогда ничего не требовалось компенсировать – он оказался полной моей противоположностью. Поначалу я пытался презирать его, в мыслях называя убийцей, но это притворство продолжалось недолго. Когда я начал замечать, как на этого убийцу смотрит Диана, с каким интересом к нему относится Наташа, и когда у меня появились первые подозрения, что он трахает их обеих у меня за спиной, я больше не мог врать себе! Они обе заметили в нём то, чего никогда не видели во мне. У него оказалось то, чего я никогда не имел, и то, что мной давно потеряно. Судьба смеялась надо мной всякий раз, когда этот парень мозолил мне глаза, и, даже когда его не было рядом, он терзал мои мысли. Что самое смешное, он даже не знал этого! Не знал, как сильно я хочу, чтобы его не было! Именно это стало его ошибкой. Возможно, в его понимании я был слишком жалким для роли врага, поэтому он не видел во мне угрозы. Хотя он мог бы поменять своё мнение, если бы знал, что мне уже нечего терять, – из-за всего случившегося дерьма моё здоровье сильно ухудшилось, а в кибернетизации организма мне было отказано, как неблагонадёжному гражданину. Официально отказ объяснили моим прошлым, в котором я был связан со «Стимулом», но я-то знаю: истинная причина в том, что я спутался с оппозицией и подорвал доверие императрицы. А сколько бы я прожил без кибернетизации? Год? Два? Даже если бы я полностью восстановился и прожил ещё пятьдесят лет, этого всё равно оказалось бы мало… хотя бы потому, что тот самый парень, из-за которого я лишился шанса на бессмертие, в любом случае, пережил бы меня. Что ещё оставалось? Жить… и продолжать завидовать тому, кого ненавижу? А потом умереть с этой завистью, понимая, что этот парень будет жить дальше? Вряд ли он задумывался, что может умереть вот так, из-за собственной недальновидности; поэтому я решил использовать свой шанс, ибо второй такой ситуации в его жизни могло бы и не быть.

Подлая вещь, эта зависть. Подлая… и бесполезная.