Бабушка Марина

    
    Моя бабушка,  Марина Николаевна Волкова,  в девичестве Гучева, в 1970-х годах была известной Новосибирской целительницей.  Именно целительницей,  которая всегда помогала людям, обратившимся к ней за помощью,  лечила их и исцеляла.  Там,  где бессильна медицина, появляются  люди с Божьим даром,  чтобы лечить других  и,  увы,  к сожалению,  проходимцы.  Моя бабушка лечила  не за деньги,  а из сострадания,  с помощью энергии Любви и молитвы.
 Когда бабушку Марину спрашивали, как у неё получается вылечивать людей, она отвечала:
- Не я лечу, молитвы лечат, немощь у больных забирают.
 Нынешние  самозваные «знахари»   вначале назначают цену , а потом изображают из себя врачевателей  и,  порой,  наносят непоправимый вред здоровью больных людей.   Марина Николаевна же  была сильно набожная  и считала великим грехом брать  с людей деньги  за лечение,  а свои способности  считала Божьим даром.  С ранней весны она начинала собирать  и сушить травы,  делать настои,  экстракты  и всё с усердием,  да с молитвами.  Люди приходили  и приезжали к ней за помощью.  Иногда по несколько часов томились в ожидании своей очереди,  но верили,  что бабушка поможет.  По всей видимости, у моей бабули  было сильное энергетическое поле,   она владела гипнозом  и сама этого не осознавала,  считая,  что  так и должно быть.  Будучи неграмотной,  она  хорошо знала анатомию человека и потому примитивно,  но очень эффективно  вылечивала разные  недуги  и болезни.  К примеру,  головные боли  и сотрясения лечила с помощью нитки и деревянного сита.  Посадит больного возле своей кровати,  замерит ниткой окружность головы,  сложит нитку вдвое  и,  прикладывая к голове  и ушам пациента,  смотрит,  что не так,  куда «мозг сдвинулся».  После заставляла больного крепко зажать в зубах край сита,  так, что лицо оказывалось внутри  и осторожно,   легонько  начинала постукивать своими скрюченными кулачками  по боковым сторонам сита,  внимательно следя за человеком.   Редко,  но бывало,  что некоторые даже сознание теряли. Тогда она прижимала голову больного  к своей груди  и читала молитву,  пока человек не приходил в себя.  В это время никто  не  смел  входить в комнату  и видеть таинство врачевания.  Иногда  она эту процедуру повторяла  больному через день.
  Припоминается  мне  случай,  когда баба Марина  увидела, как к дому подъехала машина  и из неё вынесли ребёночка,  который уже не кричал,  а,  надрываясь,  хрипел.  Она по-быстрому  забрала ребёнка  у родителей,  прижала к себе  и начала читать молитву. Окинула взглядом всех,  кто был рядом  и,  посмотрев на меня,  сказала: «В хату никому не заходить».
  Минут через тридцать, наверное,  вынесла спящего ребёночка   и сказала родителям,  что дитя будет спать,   не просыпаясь,  суток трое  и не дай Бог его потревожить.  А когда проснётся,  дать ему попить водичку  и умыть младенца,  при этом смотреть на него с улыбкой, тогда хворь испарится  и ребёнок будет здоровым.  После передала дитя родителям и дала им бутылочку с отваром,  и попросила   бутылочку потом  вернуть  и сообщить, что, да как.  Еще раз наказала,  что не дай Бог разбудить дитя,  пока  он сам не проснётся.  А беспокоиться нечего,  если доверились ей,   то   должны верить в исцеление.
  Несколько раз к бабушке наведывались врачи  и допытывались,  как она лечит.  Но  что могла сказать  пожилая, неграмотная  бабуля?
– Дала эту травку,  дала ту,  прочитала заговор,  да молитву,  а там как Господь даст.
  Бывало, и милиция  приезжала.  Людей пытались разгонять.  Стращали,  что арестуют Марину Николаевну  за незаконное врачевание,  но,  ничего не добившись,  уезжали.  Что с бабули можно было взять? Она же деньги за лечение  не брала,  да и выглядела она в свои шестьдесят с лишним лет  совсем старенькой.   Старушечка.  У неё у самой были обезображены и скрючены пальцы на руках  из-за многолетнего  полоскания белья  в ледяной воде. Артрит.
  Иногда, перебирая и поглаживая пальцы, она сидела на кровати  и тихо плакала от боли, понимая,  что никто  ей не поможет.  У меня  у самого  глаза влажнеют, когда я вспоминаю лицо бабушки Марины.
   Родилась она в 1900 году в Орловской губернии.  Имя ей дали редкое,  необычное  для тех мест – Марина.  Откуда взяли это имя неизвестно,  спросить уже не у кого.  Молодой девчонкой отдали её замуж за Степана Волкова,  который  увёз  её  в Омскую деревню  Кейзес  и народила  она ему  аж восьмерых детей –  пять дочерей и троих сыновей.
  Тяжёлая была жизнь у моей бабули.  Дед мой Стёпка пил, жену и детей не жалел,  обижал. Одно время был председателем колхоза и  рьяно боролся за советскую власть,  всех раскулачивал,    а  дети родные с голоду пухли.  Бабушка чуть  с ума не сошла  от того,  что голодали  и  детей кормить нечем было.  Ели крапиву  да лебеду.  Зато дед был вечно пьяный, было на что пить. Бывало на бабушку с наганом налетал, грозился пристрелить за то, что жалуется. Но,  видать,  Господь решил наказать изверга  за грехи.  Будучи председателем колхоза,  дед в районе получил семена пшеницы на посевную,  погрузил на телегу мешки и повёз в колхоз.  Чтобы путь не был так долог,  дед запасся самогоном  и по дороге его потягивал.  Пока ехал,  его разморило   и дед уснул.  Лошадь,  тем временем,  то ли сбилась с дороги,  то ли  попить захотела,  короче,  заехала в реку  и мешки  с  пшеницей  намокли.  Семена пропали.  Деда сняли с председателей,  но пожалели за старые заслуги - дед отстрелил себе палец,  чтобы в армию Колчака не призвали. Короче, повезло. Из партии его  не исключили и семью на дальнее поселение  не выслали.  После этого  дед ещё больше запил,  а дети  так и  голодали.  Все заботы о хозяйстве  и о детях легли на мою бедную бабушку.  Жалко её, настрадалась и наголодалась она.  А всё из-за того,  что муж запивался и пролетария, преданного  партии,   из себя изображал.  В 1956 году дед умер, так и похоронили с наганом,  а дети разъехались по разным городам.  Моя мать  и её младшая сестра, забрав бабушку Марину,  переехали жить в Новосибирск. Купили маленький домик  в одном из частных секторов города,  в логу, возле знаменитой речки-говнотечки  под названием «Ельцовка».  А через некоторое время моя мать купила соседний домик-завалюху  и сошлась с моим отцом  для создания семьи.  Вскорости появился я – первенец, а через четыре с половиной года моя сестра, которую в честь бабушки назвали Мариной.
  Думая  про бабушку Марину, я  вспоминаю   красивое, с правильными чертами,  очень доброе  лицо русской женщины,  её длинную, толстую  косу,  свисающую через  плечо  на грудь,  большие, выразительные  карие глаза  и,  самое главное,  добрый взгляд, который  всегда притягивал меня.  Ещё в детстве  я вглядывался в её лицо и любовался.  Но первые мои воспоминания связаны с одним эпизодом из прошлого.  Мне тогда было всего три года.
  На улице,  возле  белёного бабушкиного  дома,  стояла лавочка, на которой сидела моя бабушка в длинном повседневном сарафане.  Голова была подвязана платком, на груди выделялся алюминиевый крестик,  висевший на простой верёвочке.  День был летний и очень тёплый.  На краю лавочки, в доске было  небольшое углубление, в которое бабушка насыпала соль.  Рядом  лежал кусок серого хлеба, отломанный  от булки. В руке у бабули  был пучок только что сорванных перьев лука.    Бабушка откусывала хлеб  и,  макая лук в соль, кушала с явным удовольствием.  Я стоял возле неё  и с интересом смотрел,  как бабушка  ест.
– Баба, это вкусно? - спросил я,  показывая на лук.
– Ой, внучонок, так  скусно,  так скусно! - ответила бабуля. - На, попробуй.
  Я взял из рук бабушки несколько перьев  и  начал их жевать.
– Горько, - проговорил я, морщась.
– А ты хлебушка откуси вначале,  да лук в соль больше макай  и будет скусно.
  Я до сих пор люблю и с удовольствие ем хлеб с зелёным луком.
  Шли годы, бабушка  Марина  старела,  а я  взрослел.  При случае старался  наблюдать за тем, как бабушка лечит. Откуда этот интерес непонятно,  но я даже некоторые заговоры выучил.
   «Чистая водица, ты моя сестрица,
    Дозволь мне умыться,
    Дозволь мне напиться.
    Водой чистой умываюсь,
    От болезней окаянных избавляюсь
 Да будет так. Аминь, Аминь, Аминь.»
   Моя мать, Александра Степановна,  не одобряла моё увлечение  и строго- настрого запрещала познавать бабушкину науку,  хотя сама аккуратно записывала в тетрадку  некоторые рецепты  настоев и заговоры. 
   Я,  конечно,  выслушивал мать, но всё равно делал по-своему.  Почитывал книги о лекарственных травах Сибири, увлекался немного гипнозом.  И,  как мне иногда казалось, кое-что  у меня получалось.  Мать, случайно узнав  о моих экспериментах,  вначале отругала, а потом,  успокоившись,  сказала: «Энергию отдаёшь. Смотри, болеть будешь. Вон,  мама моя, всю жизнь людям помогает, лечит, а сама болеет».
  И вот мне припоминается одна история, которая произошла много лет назад.
Пришла как-то к бабушке Марине  скромно одетая женщина с очень несчастным лицом.
Дождалась,  пока бабуля всех страдающих отпустила  и последняя зашла. Через пару минут женщина выскочила из дома  и,  опустив платок на глаза,  всхлипывая,  быстрым шагом удалилась. Бабушка,  выйдя за ней  и не заметив меня, сильно  строжилась  вслед посетительнице, поднимая клюку вверх:
– Ишь, что надумала,  окаянная!  Бога не боишься. Нашла к кому прийти. Я людей лечу. Запомни.  Весь день мне напортила. Несчастная...
– Что такое,  баба? – спросил я.
От неожиданности бабуля вздрогнула, обернулась  и  странно посмотрела  на меня. Я впервые увидел тяжёлый  взгляд бабушки  и даже не подозревал, что она  может быть такой.  Я всегда считал, что добрее бабы Марины на свете никого нет, потому и удивился.
– Да вот, несчастная ко мне пожаловала.
– И что случилось? – спросил я.
– Горе-траву попросила.  Кто только надоумил её? – и бабушка медленно и тяжело вздохнула.
– Горе-трава?  Это что,  баб?
– Тебе не обязательно знать. Снадобье нехорошее.
– Бабушка, мне же интересно. Расскажи.
Думаю,  была бы бабуля помоложе,  точно бы не рассказала. А на тот момент ей уже  было семьдесят пять лет и выглядела она глубоко старенькой.  А иногда даже  заговаривалась. То ли я такой настойчивый был, то ли бабуля разоткровенничалась,  но поведала она мне одну странную  историю,  в которую я и не знаю, верить или нет.
   В одной небольшой деревне Орловской губернии,  дворов так на сто,  жили люди. И было это в начале 1900-х   годов,  когда бабушка была ещё совсем маленькой.  Обычная деревня,  каких  в те времена было много на Руси.  Но вот горе -  ни с того,  ни  с сего, в этой деревне  запили  мужики.  Да так запили, что в каждую хату горе пришло. Алкогольная эпидемия  какая-то.  Пьют и денно и нощно,  запиваются,  остановиться не могут. И по одному пьют  и гурьбою.  А главное,  жён своих  лупасят,  а то и детей.  Завыли бабы от горя, да от безысходности.  А что делать,  не знают.  Вот и подались они к одной ворожеи, чтобы надоумила.  А та им - мол,  дело гиблое у вас,  бабы.  Не спасти мужиков,  всё,  мол, обратно не вернуть им разум.  Хотите не хотите, а мор устраивать надо мужикам,  а то сами пропадёте.  И сеять надо  и урожай убирать. Пьянь этого делать не будет, а кормить-то их надо.
  Не все бабы согласились с ведуньей.  Ну как так, взять и отравить своего мужика.  Грех. Опять же жить с пъянью  тоже смысла не имеет. Толку нет.  Есть мужик  вроде и нет.
А ведунья им своё твердит, мол жизнь заново начнёте, детишек ещё нарожаете.
- Да от кого? - спрашивали бабы.
- От кого, от кого?  Как прознают мужики, что есть деревня, где одни бабы без мужиков маются, со всех сторон попрут. Из лесов выходить будут.
 Мучились бабы деревенские ещё месяц  и решились на «мор».
  Дала им знахарка снадобье под названием «горе-трава»  и велела незаметно в питьё и еду добавлять мужьям своим.
  Кто-то из мужиков  по-быстрому отошёл, а те,  кто покрепче,  пару недель промучились и после  тоже «остыли».  Поплакала, поплакала деревня, да успокоилась.
  Прослышав про мор, приезжал полицмейстер с помощником.  Пытались допытаться, что  и как произошло.  Но только  и слышали, что мужики сами  потравились,  пили не понять, что. Даже в город пару трупов безродных на экспертизу возили.  Но ничего не выявили, не нашли.
  Бабы кое-как  пережили  общее горе и зажили по-новому. И отсеялись сами и урожай собрали. В общем,  не пропали. Да и предсказания ведуньи стали сбываться.
  Слух по округе пошёл, что целая деревня баб  без мужиков живёт. Вот и потянулись в деревню другие мужички.  Стали сходиться, семьи новые создавать. А бабы сговорились молчать, чтобы никто не узнал,  что случилось, под страхом смерти.  Все самогонные аппараты раскурочили  и выкинули, а пришлым  мужикам условия поставили - пить запрещено.  Вера такая,  Господь не велит. А кто не согласен, пусть мимо деревни проезжает.  Вот так.
– А что,  действительно  «горе-трава» есть? – спросил я бабулю,  выслушав её рассказ.
– Травы нет.  Снадобье есть. Вернее отрава.  Настояно  она  из простых трав  да цветков, в разное время собранных,  а вместе соединишь  и отрава ядовитая получается.
– А ты сама-то рецепт знаешь?
– Конечно, знаю,  внучек, но не для твоего ума, – сострожилась бабуля.
– Никому знать этого не надо,  а то горе всем будет.  И ты меня больше не спрашивай. Не надо тебе.  Прости,  меня Господи, – и бабушка перекрестилась.
  Ушла из жизни баба Марина осенью 1978 года. Перед смертью долго мучилась, детей не узнавала. Всё младшенькую звала, Тонечку.  Вспоминала какие-то события. Постоянно  молила у Бога прощения, заговаривалась.
  Похоронили её на  городском  «Заельцовском»  кладбище  города Новосибирска. Место высокое, солнечное,  рядом с сосною.  Посещая её могилку,  родственники замечали, что часто появлялись живые цветы, кем-то принесённые.   В 2011 году возле могилы  бабы Марины я похоронил свою мать.