Тамарин день

                Утро.


  В субботу утром Женьку в садик не водили.  Довольный этим обстоятельством, размахивая пластмассовой саблей и шепча что – то себе под нос, он  носился из комнаты в комнату, то и дело, попадая Тамаре под ноги. Та, поругивая внука и  утреннюю жару,  загрузив очередную порцию белья, в сердито плескавшую пеной старенькую стиральную машину, спешила из ванной комнаты к  газовой плите с кипящими  кастрюльками, в которых готовился обед.
      Дочь Наташа ушла с утра, пораньше, по каким – то своим личным делам. И поводом тому, скореё всего, был таинственный телефонный звонок накануне вечером.
      Бабуля, же, в прихожей,  собиралась в свой утренний вояж. Горбатясь худой спиной в старушечьем  темном платье у тумбочки с зеркалом, она аккуратно укладывала в пакет не первой свежести полиэтиленовые мешки от сахара-песка, бесформенной кучей лежащие у её ног.
    - Бабуля - зачем тебе столько мешков. Ты же много не унесешь - спросила Тамара, на минуту оторвавшись от своих дел, и подходя к зеркалу, чтобы поправить старенький халатик и падающие на глаза волосы.
    Та  никак не отреагировала на этот вопрос. В прошлом году ей пошел восьмой десяток лет.  В последнеё время у неё стало плохо со слухом, и Тамаре теперь трудно было определить, то ли бабуля на самом деле иногда не слышит, когда к ней обращаются, или просто не желает разговаривать.
   - Утащит, куда денется. Она еще крепкая - ответил за бабулю, тут же проявившийся в прихожей прекрасно все слышащий и на все имеющий свое мнение  – Женька. Из цветастой черно-красной рубашки, заправленной в застиранные шорты, торчала  худенькая шейка с круглой белобрысой головой и бледным лицом, на котором красовались большие, древнего вида очки с заклеённой бумагой левой линзой.
  - До сих пор таскала, но когда-нибудь надорвется! И чего дома не сидится! – сердито сказала Тамара, глядя на мать и  не дождавшись ответа, отправилась  обратно, на кухню.
    Женька поняв, что продолжения  разговора  не  предвидится, нахмурил белесые брови, и, махнув   воинственно   налево  и  направо  зажатой в кулачке  саблей,  опять бросился в атаку на невидимого врага.
   Бабуля, наконец, закончила свои нехитрые манипуляции с мешками, и, положив набитый пакет  между  ног, присела перед дорожкой на стул, стоящий между зеркалом и вешалкой около дверей.
   - Женечка,  пойдем, погуляем, - вдруг сказала она,  глядя через распахнутые двойные двери зала на  правнука, одолевающего в углу у телевизора очередного врага.
   Женька пригвоздил к полу свою жертву, и, повернув  голову на голос бабули,  застыл в раздумье - видимо борясь с несколькими желаниями сразу.
   - Чего? -  возникла на пороге кухни Тамара – ты опять  за свое - старая! Никуда я его не отпущу! Нечего приучать ребенка к злачным местам! Если тебе надо - иди одна!
     Бабуля против обыкновения ничего не сказала, только как-то странно, приподняв приклоненную возрастом и тяжестями голову, посмотрела на напрягшуюся дочь, и цепко ухватив пакеты с мешками, хлопнув дверью - ушла.
 Проводив бабулю взглядом, Тамара с облегчением вздохнула.      Потому, что прекрасно знала как, и какими словами, после подобного вмешательства, её мать, которую в  семье,  все привычно звали – бабулей - иногда реагировала на посягательства  в её личную жизнь. 
Все, в семье, прекрасно знали,  в каких местах неугомонная бабуля подрабатывает в последнеё время, и потому нетрудно было  догадаться, откуда и от кого она пополняет свой богатый народными выражениями, словарный запас, противопоставить которому – было нечего.
За утренними  делами Тамара, наверное,  и забыла бы об этом  инциденте с матерью,  если бы не звонок в дверь, неожиданно раздавшийся в тишине квартиры, когда, заканчивая стирку, она убирала в ванной мокрые последствия от работы стиральной машины.
 За дверью, на полутемной лестничной площадке, стояли две молоденькие девушки примерно одного роста и возраста с одинаковыми короткими прическами и одетые в  одинаковые светлые обтягивающие комбинезоны.
   - Быстров Женя - здесь проживает? - спросила Тамару девушка стоявшая ближе и державшая  в руке какую-то бумагу.
   - Да - подтвердила  Тамара сквозь приоткрытую дверь.
   - Мы из городского детского фонда - сообщила девушка. Сложив бумагу, она достала из сумочки удостоверение с фотографией и показала его Тамаре. Та, что стояла сзади, молча проделала то же самое.
   - Мы проводим ежегодную выборочную проверку места проживания детей - инвалидов. Это предусмотрено постановлением городского совета депутатов и утвержденным графиком плановых проверок в этом квартале – заученно затараторила девушка, пряча  в сумочку свое удостоверение.
    - А по-понятнеё - нельзя? – неожиданно для себя почти грубо перебила Тамара, глядя на свежеё, не обремененное утренней стиркой, лицо девушки.
   - Нам нужно посмотреть, как живет Женя, и поговорить с ним. Разрешите войти? – вступила в разговор молчавшая до сих пор вторая девушка.
     Тамара вспомнила утреннее  отбытие бабули,  и у неё появилось нехорошее предчувствие. Молча, отодвинувшись, она нехотя пропустила незваных гостей навстречу Женьке, давно уже навострившему уши у неё за спиной.
     Женька был сыном дочери Наташи и инвалидом с детства. С самого рождения он имел прогрессирующую глаукому обоих глаз. Но обнаружилось – это, не сразу. Сначала были лишь неясные подозрения, когда Наташа с мужем Вадимом, после свадьбы, проживающие в сдаваемой внаем малосемейной квартире, в которой и родился Женька,  стали замечать, что малыш как-то ненормально, реагирует на свет и игрушки. Через некоторое время, решившись обратиться за консультацией к специалистам, они узнали страшный в своей очевидности диагноз.
Их успокаивали, говорили о достижениях в медицине, о современных лекарствах и методах лечения, но пока еще, не осознавший из-за малости лет своей трагедии, Женька, как постоянный укор совести, находился со своей бедой рядом с ними. Для того же, чтобы воспользоваться современной медициной - нужны были деньги. Но денег у молодой семьи как раз и не было. И вскоре, Наташа, похудевшая - кожа да кости, вернулась обратно к Тамаре с трехмесячным Женькой, и без мужа. О котором, после скоропалительного развода, в их семье, старались не вспоминать.         
Вскоре и бабуля, узнав об их проблемах,  продала дом в деревне,  и переехала к ним, чтобы хоть чем – то помочь.
    Начались регулярные поездки в столицу. По одной, а то и по два раза в год. Где Женьке сделали несколько операций сначала на один, а потом и на второй глаз.
    Время шло.  У Женьки сменилось несколько лечащих врачей. А сам он из гу-гу-кающего создания дорос почти до школьного возраста. Но один глаз спасти так и не удалось. Да и вторым, даже с очками, он видел лишь процентов на десять.
Девушки под эскортом Женьки прошли в зал и осмотрели комнату и софу, где он обычно спал с Наташей, потом,  открыв блокнотики, и особо не стесняясь присутствия Тамары, стали задавать ему разные вопросы.
Женька, вертясь на месте, иногда отвечал не сразу, и  Тамара, беспокоясь, что с его головы вот - вот слетят его  инвалидные очки по привычке несколько раз одернула своего  внука призывая к вниманию,  что, наверное, так же было отмечено в блокнотиках  спрашивающих.
Напоследок Женьку спросили, наказывают ли его взрослые и как именно. На этот вопрос он видимо не захотел отвечать, то ли опасался присутствия Тамары, то ли не знал, что сказать, и стоял молча, упрямо сжав губы и глядя сквозь очки  в  потолок зала.
    - Когда бывает надо, то и получает, как надо - не выдержав затянувшегося молчания, ответила за него Тамара, припомнив кое-какие не очень приятные моменты из их совместной жизни. И тут же пожалела об этом, потому, что последние её слова, тоже были зафиксированы представителями детского фонда.
     На этом проверка была закончена. Девушки, сложив свои блокнотики в сумочки,  с выражением выполненного долга на  лицах исчезли за входной дверью прихожей, оставив Тамару в озабоченных чувствах.   
     Женька же,  после столь долгого для него удержания, думая  о чем - то  своем, опять закружил по залу, как всегда, удивительно точно избегая столкновений с мебелью и вещами.
    - Надо - так надо, надо - так надо... -  видно желая понять, и запомнить  смысл Тамариных слов на всю жизнь, повторял и повторял Женька, по привычке иногда замирая и,  вслушиваясь во все, что происходит вокруг него. 
Присев  на стул тут же в прихожей, и чувствуя себя непонятно в чем виноватой,  Тамара смотрела на внука, даже не  пытаясь скрыть выражения своего расстроенного лица, потому что   знала, что тот  её лица - не видит. И хорошо, что не видит. Это был, наверное, единственный плюс, который предоставляла им всем  Женькина болезнь. 
               



                День.


     К обеду, столбик старенького уличного термометра,  висящего на прибитом лично Тамарой, ржавом кривом гвозде, за окном кухни, перевалил за тридцать градусов.
Накормив Женьку, перекусив сама, и убавив громкость телевизора, она отдыхала в кресле, время от времени поворачивая голову и прислушиваясь к спокойному дыханию внука. Тот, после обеда,  как обычно, пристроился, было, рядом - послушать телевизор и тут же мирно засопел носом, привалившись к ней горячим боком. 
Дождавшись очередного рекламного перерыва, Тамара осторожно подняла легонькое тельце внука,  и перенесла его на софу.
     От утреннего энтузиазма   ничего не осталось, а из-за визитеров из детского фонда,  и оттого, что долго не было известий от дочери и бабули - давила тревога. Кроме всего этого, на кухне   опять подозрительно забулькала раковина.
Это было знакомое и очень нехорошее бульканье. Часто после  которого, все то, что их подъезд  дружно сливал и сбрасывал в раковины и унитазы, неожиданно  начинало возвращаться обратно,  к жителям первого этажа. И конкретно в её - Тамарину квартиру. Неся с собой незабываемый букет подвальных ароматов. 
После безрезультатных хождений с жалобами в ЖЭК, Тамара, к этим потопам  стала относиться, как к неприятному, но неизбежному факту. А Наташа, даже, как – то пошутила,  что это живущий в подвале, дух дома время от времени просыпается и требует от жильцов поумерить свои потребности. Только вот причем здесь их семья, живущая  почти  на одну зарплату?
     Нарушив тишину,   в прихожей щелкнул дверной замок.
     - Женя, ты где? – послышался из прихожей мягкий Наташин голос.  Обрадованная Тамара,  улыбаясь, поднялась с кресла.
- Тише! Спит он - сказала она, принимая из горячих рук Наташи два туго набитых пакета.
     - Ну и жара - сообщила дочь, снимая обувь и поправляя платье и прическу в зеркале -  у вас тут холодильник.
     - Да, уж! - с сомнением в голосе сказала Тамара, рассматривая принесенные пакеты.
     - Где пропадала так долго? - шепотом спросила она, глядя на раскрасневшееся лицо дочери.
     - К Вадиму ездила. Он для Женьки вещи передал - сообщила Наташа, тоже понижая голос и почему – то отворачиваясь.
 - То-то, я его часто стала видеть около нашего дома. Старая любовь вернулась?  Смотри, как бы он тебе еще одного Женьку не смастерил! Раз обожглась – сколько же можно! - сказала она, чувствуя, что мимолетное  радостное настроение опять начинает перерастать в неприятное для неё самой, раздражение.
- Да, ладно тебе  - Наташа, пряча  от матери, пылающее лицо  поспешно направилась к дверям ванной комнаты, на ходу наклоняясь и снимая с ног следки.
     - А самому привезти было в облом? - запоздало бросила вслед дочери Тамара и, услышав вместо ответа лишь шум воды, отправилась к обратно  креслу.    
     На софе, как будто, потревоженный мыслями о его отце, заворочался Женька.
- И за что ему выпало такое, совсем не божье наказание - в который, раз подумала Тамара, останавливаясь, и глядя на сонные движения внука. Тот спал без очков, и его закрытые глаза,  неестественно провалившиеся во впадинах  белого  лица, с  непреходящими синяками от уколов,  производили тягостное впечатление.
   Сквозь шум воды из прихожей донесся дверной звонок.
   - А, бабуля пожаловала – злорадно подумала Тамара, поворачиваясь и предвкушая, маленький допрос, связанный с утренним визитом из детского фонда. 
   Но это была не бабуля.
   Приоткрыв входную дверь и увидев лицо мужчины стоявшего за ней,  она тут захлопнула её обратно.
    - Бабуля дома  - глухо донесся голос мужчины за дверью.
    - Нет бабули – сердито сказала Тамара, не отпуская ручку  двери. 
   - Позови дочку.
   - Занята она.
   - Позови тогда сына.
   - Ты что, забыл, где твой сын? – гневно сказала Тамара, приоткрывая снова дверь и глядя на удивительно свежее  лицо её бывшего мужа – Валентина. 
   На широких и худых плечах Валентина мешком висела светлая рубашка. Руки он держал в карманах тщательно проглаженных черных брюк. Даже на ногах у него были приличного вида туфли.
    Тамаре припомнилось давнее и приятное -  связанное с этим человеком. Долгое ухаживание, пышная свадьба, рождение сына Леши,  и  гордость перед подругами и знакомыми за талант своего мужа. В зале с развороченными внутренностями у них постоянно  стоял чей - то  цветной телевизор. Такие телевизоры тогда только появились в продаже,  и мастерских по их ремонту  еще не было.
Поколебавшись, она вышла в коридор и прикрыла дверь.   
    - Хорошо выглядишь –   сказал    Валентин, улыбаясь и откровенно разглядывая её фигуру в стареньком халатике.
  -Ты тоже – нехотя сказала Тамара, приглаживая ладошкой несуществующие складки на халате. Эта, его,  когда – то имеющая власть над ней  улыбка, уже не обманывала, и сразу же вернула  к другим воспоминаниям.
К сожалению, талант мужа, которым она так гордилась, вскоре обернулся им всем бедой. Потому, что деньги за работу тогда брать было не принято, и каждый ремонт заканчивался застольем.  Сначала, по молодости лет, Тамара воспринимала частые выпивки - как должное. Но когда у них родилась Наташа, и когда застолья, у Валентина, стали все больше походить на  многодневные загулы, она попыталась прекратить их. Тогда он впервые побил её. А потом еще и еще. И с каждым разом его такое чистое и белое улыбающееся лицо становилось все более жестоким.
На следующий день были извинения и слова о прощении. А у неё были - её обида, мысли о разводе и... Лешик с Наташкой. Последнее всегда перевешивало.  Но, в конце концов, когда, после очередного пьяного скандала, она с сотрясением мозга попала в больницу, тогда, наконец, решилась и по совету участкового инспектора  милиции написала заявление в прокуратуру обо всем случившемся. А потом был  суд, Валентина  отправили на принудительное лечение и еще  через год они развелись.
    - Зачем пришел – спросила Тамара,  хмуро глядя на бывшего мужа.
    - Деньги нужны. Уезжаю к матери в деревню. Не могу я здесь жить!
    - А причем здесь мы. Иди и заработай. Ты же мужик. У нас своих забот по горло.
     - А я что не ваш? А дети,  и внук не мои?
     - Если бы руки не распускал, были бы твои.
     - Да ладно тебе – слова мужа, часто неосознанно повторяемые дочерью Наташей, кольнули прямо в сердце Тамары.
    - Валентин, видимо почувствовав это, шагнул к ней, пытаясь обнять. Тамара, отступая, заметила, как трясутся у него руки.
   - Что – опять! Ты же закодировался! Сколько можно? – не сдержавшись, растроенно сказала она.
   - Как ты не поймешь? – белое от рождения лицо  Валентина приняло знакомое жесткое выражение. Он грубо  схватил её за плечи руками.
   - Ну, не могу! Сорвался я!
   - Я сейчас людей позову, если не уйдешь. Ты меня знаешь – упершись спиной в  дверь, и чувствуя, как её наполняет полузабытое чувство страха, громко сказала Тамара ему в лицо.
  Валентин, помедлив, убрал с её плеч свои, когда – то, золотые руки, и шагнул назад.
     - Воды хоть дай – хриплым голосом сказал он, не глядя на неё.
     Тамара, нащупала сзади ручку двери и, вернувшись в квартиру, закрыла за собой входную дверь. Прислонившись  спиной, она минуту постояла, вслушиваясь в шум воды, по–прежнему, доносящийся из ванной комнаты.
    Здесь все шло своим чередом. А за дверью стоял человек, с которым, не смотря ни на что,  была связана почти половина её жизни в этой квартире. И раньше он ничего не просил! Только, иногда звонил, чтобы узнать новости. 
   Немного успокоившись, она прошла в свою комнату и открыла дверку прикроватной тумбочки. Пошарив внутри, в картонной коробке Тамара, не считая, сгребла мятые бумажные  купюры оставшиеся от вчерашнего бабулиного рейда и их с Наташей зарплаты,  и пошла обратно к выходным дверям. 
    - А воду – трясущимися руками принимая и пряча  деньги в карман, спросил Валентин. Натолкнувшись на её яростный взгляд, он развернулся и шагнул  к лестничной площадке.
  - Больше не приходи –   сказала  Тамара в спину бывшему мужу.  Валентин  остановился и обернулся.
   - Я верну, не переживай. Все наладится! - глухим голосом  сказал он, и отвернув лицо с блеснувшими влагой глазами,  торопливо стал спускаться вниз, к выходу из  подъезда.
    - Теперь придется отчитываться перед бабулей и дочкой         
    - И воду надо было - дать! - подумала она, с женской непоследовательностью,  через некоторое время, поймав себя на мысли, что бездумно ходит по квартире, перебирая, зачем – то, попадающие под руки вещи.
    Тамара подошла к мирно посапывающему на софе Женьке, и поправив у него подушку,  отправилась, наконец, обратно в кресло,  смотреть давно надоевший сериал, особо не вникая о чем там говорят и что показывают.
      Вода в ванной уже не лилась, и слышалось приятное, негромкое пение Наташи. Раньше они часто пели. Когда грустили с ней вместе, и просто так.
    - Мам! – прервалось пение  тревожным  голосом Наташи.
    - Что случилось?
    - Иди сюда.
    - Иду - сказала Тамара, тут же догадываясь, из-за чего её зовут. Не зря булькала эта проклятая раковина!
    - Что-то запаха - вроде нет - сказала она, стоя рядом с дочерью у дверей туалета и глядя, как из заполненного до краев унитаза исходящего поднимающимися  пузырями  льется на пол неопределенного цвета жидкость. В эту жидкость  медленно, как бы неохотно, переваливаясь через края, унитаза со шлепками, падали омерзительного, зеленовато - черного цвета, куски непонятно чего      
     - Будет -  обнадежила  Наташа, принюхиваясь и скорчив чистое и свежее, после ванны,  и белое -  в отца – лицо  - ну, что, звонить в аварийную, или сами справимся?
     - Звонить! - мстительно сказала Тамара - раз не хотят устанавливать обещанные  расширители – пусть тратятся на бензин.
    Она посмотрела, как дочь набирает номер телефона и, засучивая рукава халата, пошла, доставать из - под ванны старый алюминиевый тазик с лежащими в нём резиновыми перчатками, тряпками и специальными деревянными заглушками, специально приготовленными для этого случая.
После того, как аварийная бригада уехала, к ним зашла, выяснить результаты потопа – подруга Тамары - Альсия, которой, в отличии от них,  посчастливилось получить квартиру этажом выше.
    Присев на стуле, в прихожей и глядя, как Тамара с Наташей – распаренные, и растрепанные   заканчивают наводить порядок в ванной и на кухне, смешливая характером и лицом соседка,  тут же вспомнила подходящие к  случаю  анекдоты.
    Давно проснувшийся Женька, просто не мог пропустить подобное событие в их квартире, и в меру своих возможностей - поучаствовал в ликвидации потопа.  И теперь, упершись узеньким плечиком в косяк двери, довольный, стоял и улыбался, то - ли словам соседки Альсии, то - ли своим собственным мыслям,  привычно глядя сквозь очки, куда – то вверх.




                Вечер.


    Бабуля появилась, когда время ужина давно уже прошло.    
    Тамара с Наташей сдвинув кресла поближе к окну и свежему воздуху, почти не ощущаемому из-за установленных в окнах сеток от комаров, смотрели в зале очередной сериал.
Даже неугомонный Женька притих в углу, на софе, вслушиваясь в то, о чем говорилось по телевизору, и о чем лениво переговаривались Тамара с Наташей.
   - Старая! Ты когда будешь приходить вовремя? – погромче, чтобы мать услышала, спросила Тамара, глядя сквозь распахнутые двери зала на  мать и откладывая на кресло программу, которой она безуспешно пыталась обмахиваться.
   - Когда надо, тогда и буду приходить - буркнула бабуля на этот раз прекрасно все услышавшая и, не глядя на дочь, подозрительно быстро юркнула в ванную комнату, волоча за собой  мешок с бутылками. Тамара встала с кресла и пошла вслед за ней.
   - Опять дедок, какой угостил? - констатировала она, стоя у дверей рядом с ней, и глядя на слишком порывистые и торопливые бабулины движения. В ванной, в  запахе недавнего потопа, явно различался ненавистный алькогольный аромат.
   - А что мне нельзя? - огрызнулась бабуля, не оборачиваясь и продолжая вытаскивать из мешка и складывать в заполняемую водой ванну грязные водочные бутылки.
   К запахам и грязи она давно уже относилась с безразличием. Может быть с тех пор, как после переезда к ним из деревни устроилась работать техничкой в школе, где в то время учились Лешик с Наташей.
    - Можно - разрешила Тамара – только опять ужинать не будешь!
    - Не буду – подтвердила бабуля.  Обернувшись к дочери и улыбаясь беззубым ртом,  добавила - меня этим - гамбергером угостили.
   - Гамбургером - поправила незаметно появившаяся сзади Наташа.
   - Ну, да - я и говорю - гамбергером - не сдавалась бабуля посмотрев на внучку снизу вверх.  Её сгорбленная фигура с подмоченным спереди платьем в этот момент удивительно походила на  знак вопроса.
   - Бабуля, откуда в твоих пивнушках гамбургеры? - спросила  Наташа, по привычке обнимая Тамару за плечи. Бабуля на этот раз не ответила, и, отвернувшись, продолжила опоражнивать мешок.
     - От верблюда - раздался   из зала Женькин голос – ужинать, да ужинать! Чего пристали к человеку! Не хочет – нечего заставлять – выдал он,  защищая, скореё всего не столько бабулины, сколько свои  личные права.   
     - Чего - чего! -  тут же отреагировала, оборачиваясь на его голос, Тамара, на которой в связи с давним отсутствием Женькиного отца  лежали функции не только воспитателя, но еще и экзекутора. 
      Женьке пошел шестой год. У него менялся характер, и иногда проявления этого, с горячей руки Тамары, отражалось на определенной части Женькиного тела. Наверное, поэтому, в отместку,  а может быть просто, не задумываясь, что может обидеть, Женька, часто говорил, что любит Наташу и бабулю. И даже Лешика. Но только не её.
    Как бы это не было обидно, но Тамаре приходилось с этим мириться. И это определенно накладывало отпечаток на их с Женькой личных отношениях .
   - Сколько тебя учить, что нельзя так разговаривать со взрослыми  - сказала Тамара выглядывая утонувшую в подушках на софе  фигурку внука и привычно хмуря брови.
   - А, что. Не хочет - пусть не ест - нам больше достанется. Все равно скоро помрет - изрек безжалостно Женька, кося глазами в очках в потолок.
   - Женечка, разве можно так говорить о бабуле – повернувшись, растерянно сказала Наташа  и торопливо пошла в зал к сыну.
   - Ах, ты гаденыш - сорвалась Тамара - бабуля тебя кормит, поит, спать укладывает! Да ты попу свою вытереть не можешь - зовешь бабулю, а ты про неё...-  и осеклась, глядя  на мать.
    На этот раз бабуля все слышала. Худенькая и горбатая, она  стояла, замерев,  у наполненной водой и  бутылками ванны, поджав губы. К прижатым к темному платью и скрученным подагрой рукам прилипли грязные и мокрые клочки бутылочных этикеток. С пальцев капала вода, накапливаясь грязной лужицей под ногами одетыми в теплые шерстяные носки. Бабуля медленно сложила опустевший мешок, закрыла льющуюся из крана воду, и не глядя ни на кого, горбатясь, как¬-то, больше прежнего, прошла в свою комнату. Оттуда с грохотом полетели любимые Женькины автомат и каска. Потом дверь бабулиной комнаты захлопнулась, и стало тихо.
    - Я тебя задушу и закопаю, где - нибудь - еще раз такое скажешь! - понизив голос,  сказала  Тамара, приближаясь к сидящему в заметно напряженной позе внуку и безмолвно стоящей рядом ним Наташей.
    - А тебя в тюрьму посадят - не сдаваясь, ответил Женька и, спрыгнув с софы  на всякий случай ретировался за спину матери.
    - Раньше сядешь - раньше выйдешь - смело добавил он оттуда, припомнив вполне возможно её - Тамарины слова. Память у Женьки была отменная.
    - Ах, ты ...- все больше распалялась Тамара, но в это время сзади в прихожей зазвонил телефон. Бросив грозный взгляд в сторону дочери с внуком, Тамара повернулась и пошла  обратно к тумбочке с телефоном.
Поговорив, она положила трубку и, не обращая больше внимания на наглого Женьку, пошла в свою комнату  для того, чтобы переодеться.
    - Мам, ты куда? - спросила Наташа вслед матери с видимым облегчением  на лице оттого, что все уладилось. 
    - Собирайся - раздался из спальни приглушенный голос Тамары - Александровна из деревни приехала. Мёд привезла. Возьмем, как и в прошлом году  - две банки. В долг.
    - Может, ты одна сходишь - неуверенно предложила Наташа – быстро закрывая ладонью рот сыну, явно приготовившемуся   опять ляпнуть что – то  криминальное.
    - Я вам, что – домкрат! - раздраженно отреагировала из  своей комнаты Тамара.
    - Да, ладно тебе! - поспешно сказала Наташа, и для острастки, сунув  кулачок в нос сыну, тоже стала собираться на выход.
Женька, поняв, что взрослым не до него с независимым  видом прогулялся в прихожую, и знакомыми шарящими движениями подобрал выкинутые  бабулей каску и автомат. Вернувшись в зал, он пристроился в углу рядом с большой коробкой с игрушками  и  о чем-то усиленно задумался.
- А почему в долг? – запоздало спросила Наташа, когда они принарядившиеся и с пакетами в руках стояли готовые к выходу.
   - Потом объясню – пообещала Тамара.
   - Может, его тоже возьмем, а то бабуля уже того! – понижая голос, спросила жалостливая Наташа, глядя на сына. Из комнаты бабули не раздавалось ни звука. Видимо та, как, обычно приняв снотворное, уже спала. А с расстройства она могла принять и двойную дозу.
   - Перебьется. Будет знать, как хамить старшим!
   - Вот и хорошо - тут же откликнулся из своего угла Женька -   можете не приходить - меньше народу - больше кислороду!
   - Вот мы вернемся, тогда узнаем у кого больше кислороду - пригрозила беззлобно Тамара. 
   Захлопнув входную дверь, они спустились  на первый этаж,  и вышли во двор дома. Снаружи, как и ожидалось, несмотря на вечернюю пору, царила духота.
Наташа поправив сумочку на плече взяла мать под руку и они, держась края тротуара, шли не торопясь, позволяя обгонять себя всем желающим.  Идти было недалеко - в соседний комплекс.
   - Письмо вчера пришло. Я забыла сказать. Читать будешь? – через некоторое время спросила Наташа, повернув голову и выжидающе глядя на мать.
   - От кого? – машинально спросила Тамара и тут же отрезала   – не буду!
   Письмо, скореё всего, было от непутевого сына Леши.  Небольшие детские шалости в школе и дома, без крепкой отцовской руки, вскоре переросли у него в подростковые проблемы с курением, алкоголем,  ночевками неизвестно где, и в конце концов - к пьяной  групповой драке, и суду.
   Вот тогда они и стали получать от него трогающие за сердце письма с раскаянием и признаниями в любви. 
   На первый раз Тамара ему поверила и несколько раз, в год, нагрузившись продуктами и еще много чем, ездила на свидания. Но, когда срок у сына кончился,   и он вернулся, у него, очень скоро  началась  прежняя разгульная жизнь.
А  еще через некоторое время  опять пошли  к ним письма. Но на этот раз, она на них уже не отвечала, и на  свидания к сыну,  больше не ездила.
   - Так значит, читать не будешь? – почему – то хитро улыбаясь, спросила Наташа, вытаскивая из сумочки конверт с мелькнувшим  знакомым адресом.
   - Смотря от кого – сказала Тамара, не глядя на дочь и чувствуя, что у неё, как это было недавно у её дочери, начинает гореть лицо.      
Письмо могло быть от человека, с которым она  познакомилась год назад банально и просто – на танцах, в одну из редких поездок в дом отдыха.
   К тому же, этого человека, как и её бывшего мужа, звали Валентином. И это, накладывало определенный отпечаток на их отношения в санатории. Поэтому их короткий роман вполне возможно ожидала бы такая же участь, как многие подобные до них и после них. Если бы не телеграмма, неожиданно пришедшая вскоре Тамаре, в которой этот человек просил её о личной встрече.
   После мучительных колебаний, на одной стороне которых, были её семья и долг, а на другой женское одиночество и запоздалая любовь, она все - таки ответила согласием. Выбрав  последнее. И после проведенного после этого - совместного отпуска ждала от Валентина следующих шагов.
   - А мне,  можно прочесть –   спросила Наташа, сияя белым лицом.
   - Читай – подумав,  разрешила Тамара, понимая, что скоро, то что находится в этом конверте все равно будет известно всем. В том числе и Женьке.
   - Ну, что там, в письмо – небрежно спросила она, через несколько  шагов, невольно затаив дыхание.
   - Приезжает! Хочет забрать – начала, было, Наташа, и вдруг замолчала, испуганно глядя на мать.
   - Пусть попробует! – сказала Тамара, помолчав и обнимая растерявшуюся дочь.
   - Может быть, я и соглашусь – добавила она,  отворачиваясь, и не в силах сдержать радостную  улыбку.
   Весь путь  к Александровне,  с которой Тамара работала на одном заводе, и которую знала не один год, туда и обратно занял чуть больше часа. И все же, когда они возвратились, было уже темно.
   В квартире, в прихожей, почему - то не горел свет, и пришлось на ощупь искать выключатель. В зале, и на кухне тоже было темно. Задвинув  тяжеленные банки с медом под обеденный стол, Тамара зажгла газ и поставила греть чай. И тут увидела испуганное лицо появившейся в дверях Наташи.
   - Женька пропал! - сказала дочь.
   - Как это пропал?
   - Его нигде нет.
   - Может, быть с бабулей помирился и спит у неё в комнате? - предположила Тамара.
   Раньше Женька часто спал вместе с  бабулей. До тех пор, пока в какой - то газете Тамара случайно вычитала, что старикам такое соседство - как бы продлевает жизнь. Но если где-то что-то  прибавляется, то где – то, наверное, должно и убавляться. Поэтому, с тех пор, хотя и жалко было обижать бабулю, они с Наташей старались укладывать спать Женьку на своей отдельной кровати. Но Женькины привычка и привязанности, иногда, бывали сильнее.
   Не включая свет, и стараясь поменьше шуметь, они осмотрели комнату притихшей и мирной от снотворного бабули. Женьки здесь тоже не было.
Еще раз, проверив, все углы в квартире и чувствуя нарастающую тревогу, они вышли в полутемный коридор подъезда.
   - Женечка - уже не сдерживаясь, громко позвала Наташа, глядя почему – то вверх в темноту пролета лестниц.
   - Вверх, он не пойдет! Там темно! - сказала уверенно Тамара - и далеко уйти - тоже, не сможет - добавила она, успокаивая дочь. Они, обе, хорошо знали, что, раньше,  дальше порога Женька никогда не выходил. Но кто знает, что у сейчас него на уме.
   - Стой здесь, вдруг объявится, откуда - нибудь. А я быстро - сказала Тамара и пошла к выходу во двор.
   Во дворе было тихо, темно  и пусто. Хотя время, было, уже позднее, там почему-то, не наблюдалось обычного вечернего сборища молодежи на скамейках вблизи подъездов. Поэтому даже спросить  было не у кого. Чувствуя, что её начинает  колотить от проявившегося, вдруг, волнения Тамара вернулась обратно в подъезд.
   - Во дворе нет - коротко ответила она на молчаливый вопрос дочери.
   - Я пошла, в милицию звонить - с начинающейся паникой в голосе начала Наташа, смотря на мать ставшими большими и темными то ли от тусклого света дежурной лампочки, то ли от переживаний - зрачками глаз.
   - Подожди! Может, он, к Альсие пошел - предположила Тамара, неуверенно имея в виду свою подругу, проживающую этажом выше. В милицию звонить ей пока не хотелось.
   - Он же не знает...- начала было в отчаянии Наташа и в это время где-то наверху, что-то упало и покатилось. Переглянувшись, и насколько позволяли полутемные ступени, они бросились вверх по лестнице.
   Двумя этажами  выше, под единственной горящей здесь лампочкой, в зеленой каске с большой красной звездой,  сжав в тоненьких ручонках игрушечный автомат и упрямо глядя перед собой через свои ужасные очки, стоял, как на посту, их Женька.
   Тамара, чувствуя, как зажгло в носу и глазах от набегающих слез, молча подхватила легкое тело внука. Женька, неожиданно оставив свое оружие, крепко прижался к ней и обнял за шею. Знакомо загремела и покатилась упавшая с головы каска. Подбежала Наташа и, шмыгая носом, обняла их обоих.
   - Вы меня бросили - донесся придушенный голос Женьки из-за плеча у Тамары - бросили, да!
   - Глупышка! Никто тебя не бросал - сказала Тамара, чувствуя как у неё, начинают дрожать губы - спроси у своей мамы.
   - Тамара, я люблю тебя, - не бросайте меня! - вдруг сказал Женька, подняв голову и глядя сквозь второе, не залепленное стекло очков сначала на неё, а потом и на Наташу своим единственным полу зрячим глазом.
   - Вот зараза! - ответила растроганная Тамара, авансом прощая все его нынешние и будущие выходки и проказы - я ведь тоже люблю тебя. Как и твоя мама. Как же мы можем  тебя бросить?   
   Она повернула голову за подтверждением к дочери. Наташа, тут же закивала заплаканным  лицом, прижимаясь к ним обоим. 
   Крепко держа с двух сторон за руки счастливо улыбающегося Женьку, они  стали медленно спускаться обратно вниз. 
   Заканчивался еще один день их обычной жизни. Они возвращались к себе домой, в свою квартиру, и к своей бабуле. Которую, несмотря ни на что, они тоже - очень любили.