Предпоследний раз двадцать-1

...Сегодня Ника между травяной маской и массажем как раз рассказывала Ленке историю одного автобусного ухажерства длиною в месяц (это было время, когда солидные мужчины еще ездили в общественном транспорте). Хорош собой, элегантен, ну уж очень неюн.

- Ты ничего не понимаешь. Такого понятия – «пожилой мужчина» просто не существует в природе, особенно, если то –  единственный его недостаток. Впрочем, это в общем-то скорее его основное достоинство. Дети взрослые, жена-ровесница…

- Да нафиг мне его дети! Я что, замуж за него собираюсь?
- Почему бы и нет? Ты уже давно туда не ходила.

- И не собираюсь в ближайшую пятилетку. Знаешь, Ленка, мне почему-то совсем не хочется замуж. Это, наверное, ненормально, это ведь почти основной инстинкт для баб. А я… Девочку, дочку хочется ужасно. Я давно созрела для второго ребенка. А муж… Почему я должна быть домашней курицей из-за какого-то мужика? Они ведь так понимают семейные взаимоотношения.
Даже, если все из себя такие продвинутые. Сама знаешь, как этот кобель Воробушкин про чью-то жену рассказывал: «она плохо за ним ухаживала». Как будто они инвалиды первой группы, или дети в ползунках! Я хочу, чтоб за мной ухаживали, а не наоборот. В общем-то,  я не против варить борщи и печь пироги, но чтоб это была не официальная каторга, не моя святая обязанность, а добрая воля. Ты сначала заслужи эти пироги…

- Ну, положим его «красотка» за ним самим и вовсе никак не ухаживала. – Ленка сначала прокомментировала начало фразы. – Ну, а борщи, знаешь ли, никто пока не отменял. Впрочем, ты женщина творческая, богемная, а я так с удовольствием – и пироги, и тортики, и жаркое, и отбивные, и рубашечку погладить, особенно если милый мил. Я женщина домашняя, простая, не интеллектуалка.

- Причем тут интеллектуалка, Лен? Я знаю, у тебя и впрямь руки на все заструганы, но ведь у меня тоже неплохие кулинарные способности. Просто, ты права. Милый должен быть мил. И еще пусть он сначала спиной будет, пусть спрячет, защитит, возьмет на себя самое трудное и неприятное, спасет.
- А от чего это тебя спасать надо и защищать?

- От той же рОдной мамы, например. Я ее бесконечно люблю и готова ее советы слушать, но заела, замордовала, затерроризировала, занудила. Все по ее должно быть. И все при ребенке, и в таком тоне… Появился бы вовремя, вытер слезы. сказал: «не плачь, я знаю, что нужно делать». Взял бы за руку и увел. Чтоб быть наконец хозяйкой в своем доме, взрослой женщиной, авторитетом для ребенка. (Что с ним дальше будет? Он уже такой упрямый, «мальчик-наоборот»). Чтоб не думать, как снова обойтись осенью без демисезонного пальто и из зимних сапог «плавно» перейти к босоножкам, чтоб не перехватывать десятку до зарплаты… 

 А, что там говорить! А то придет, пожалеет, осудит, со слезой во взоре, всех, кто «посмел обижать такую девочку» и наградит взамен собственными проблемами, к тем обидам присовокупит ворох новых. Не верю, не верю я в них, не хочу! Светлого, теплого романа хочу, а замуж… Никогда! Единственное, что смущает, Димка уж очень к мужикам липнет, мгновенно покупается на дружбу всех моих хвостистов. Его очень жалко.

- Так… – Ленка была настроена сегодня весьма легкомысленно. Начинаем операцию «Маленький летний роман». Для себя, и для подруги. И хорошо бы поскорее. Застоялась я что-то в стойле. И от бабских морд уже тошнит.

  Надо отметить, что Ленка успешно справлялась с токсикозом на клиенток. Она казалась просто лучезарной, ловко делала комплименты, подбадривала, восхищалась то новой сумочкой, то новыми сережками. Она всегда была в курсе их семейных и рабочих проблем, бывало поверенной в «амурных делах» и вообще… Лучший косметолог, психолог, жилетка, отдушина – все в одном лице. Лучше не сыскать. Советы Ленка давала дельные, профессиональные, а вкупе  с заразительным смехом, очаровательными ямочками, лукавыми яркими глазами и роскошными, русалочьими от природы, волосами – все это действовало на клиенток просто волшебно. Так что, с подругой Нике и впрямь повезло.
 Впрочем, она знала и другую Ленку – хмурую, капризную или несчастную, плачущую у нее на плече, но в последнее время Ленка была, или хотела казаться, именно такой (профессионал!), излучающей оптимизм и женскую мудрость. Раньше все было как-то наоборот. Ника была для Ленки жилеткой, советчицей и примером оптимизма. Впрочем, природного оптимизма и уверенности в себе Ника и сейчас не растеряла, а вот Ленина нынешняя уверенность в себе ей очень импонировала. Ленкиным советам с поправкой на некоторые свойства ее характера часто можно было доверять.

 Их желание радовать друг друга было по-прежнему обоюдно, так что смена Ленкиного  профессионального профиля была просто подарком судьбы для них обеих. Ленкин косметический кабинет – считай - в ста шагах от Никиной работы, в перерыв, в любую свободную минуту или после работы можно забежать и застрять на час-два, а то и все три.
  Ленкины руки порхают над угреватым лицом очередной клиентки, а Ника в это время отдыхает в кресле под чудодейственной, восхитительно-пахнущей, ярко-желтой, зеленой, белой или розовой маской, и они взахлеб что-то обсуждают или смеются, и все клиентки, ожидая своего часа (кто над травяным паром, кто в маске, а кто пока без всего), – с  ними вместе. Маленький женский мирок, где так уютно перемывать косточки мужикам, делиться кулинарными, педагогическими, косметическими и прочими секретами, хвастаться успехами деток, рассказывать об отпуске, дураке-начальнике и проч.
    Обычно Ника выпархивала от Ленки легче пуха, кожа сияет, дышит, глаза блестят, на душе поют птички. А если учесть, что внизу парикмахерская и можно (в случае необходимости) и на голове навести полный блеск, и ногти сделать безукоризненными!..
 Нет, Ленка права: все только начинается! 28 – это роскошная цифра. Людка, которой сейчас 37, говорит, что с тридцати до сорока –    лучшее женское время, золотое десятилетие. Будто  она сама книг не читала, кино не смотрела – там все это подтверждается. Кстати, о кино. Пару лет назад она посмотрела в «Октябре» французский фильм, произведший на нее неизгладимое впечатление. Героине 39. Крупная такая дама, очень женственная. Смелая.Умная. Близкая. С тех пор Нике очень нравится именно эта цифра – 39. И у любимой Саган в «Любите ли вы Брамса?» героине тоже 39. Очень полный возраст, элегантный.
  А они с Ленкой пока еще очень молодые дамы, можно сказать, девушки. Они уже кое-что знают о жизни, но не столько, чтобы больше ничего не хотеть, не предвкушать и не узнавать эту жизнь дальше, пробовать на вкус, запах и цвет, ощущать всеми шестью чувствами.

 Они очень яркие, да что уж там – красивые молодые женщины – хрупкая брюнетка Ника и полноватая блондинка Ленка. У одной короткая стрижка, у другой – каскад волос по плечам. От обеих идут флюиды – женственности, эротики, жизни. У них обеих сильная энергетика. Это им не раз объясняли всякого рода приставалы, из тех, кто постарше и поумнее. Остальные не философствовали – просто приставали, назначали свидания, многозначительно присвистывали, говорили пошлые комплименты. Хотелось же чего-то другого, хотелось, чтоб ёкало сердце, хотелось смотреть снизу-вверх, хотелось «восхитнуться» особью хоть на первые три мгновения.
 
 У Ленки требования были несколько другие, она была более чувственна, влюбиться Ленке ничего не стоило. Придумать образ или просто захотеть мужика, чтоб потом (довольно быстро) перекормить его –  пирогами и обожанием – это умная Ленка здорово умела. Ника тоже сажала мужиков на голову, но не так быстро, и вели они себя с ней не настолько нагло.
  Ленкины любовные неудачи основывались на двух ее перманентных ошибках: она «шла до конца» в первый же вечер и слишком быстро начинала мужиков кормить (вплоть до того, что приносила к порогу закрытой квартиры сумки с кастрюлями, горшочками и  лукошки с пирожками). И то, и другое мужиков пугало. Первое? Ну, конечно,  понятно почему, это азбука. А второе?.. В Ленкиной хозяйственности мужики видели покушение на свою свободу. Словом, в Ленке отсутствовала тайна. Хотя тайна-то как раз была. В Ленке скрывались такие бездны, что ни умная, тонкокожая Ника, ни сама

 Ленка, пожалуй, их так и не разгадали. Но мужики самоуверенны, тщеславны и поверхностны. Они отказывались от своего счастья, которое было так близко, доступно и некапризно. Второй, случившийся вскоре, Никин муж заметил по этому поводу, что возможно мужиков, кроме прочего, отпугивала Ленкина змеиная улыбка, время от времени мелькающая в уголках очаровательных Ленкиных губ. И глаза у Ленки в это мгновение светились отнюдь не добрым блеском.

  Ника тогда на него прикрикнула: «не пори чепухи», хотя в душе была вынуждена согласиться. Но это потом. Сейчас Нику искренне возмущала мужская неблагодарность и слепота: ну какого рожна им еще надо? Ленка хороша, хозяйственна, умна, просто искрится жизнью. Отчего же ее романы столь кратковременны и не романтичны, больше чем на звание интрижки не тянут. Ну что им стоит, неблагодарным идиотам, хотя бы подыграть? Сожрут пироги – и тикать. Не позвонят даже.

 Ей очень хотелось срочно осчастливить подругу каким-нибудь «живым подарком», но, увы, ничего стоящего и свободного среди ее многочисленных знакомых  мужчин на данный момент  не наблюдалось.

 - Были б, сама  б пользовалась, –  отвечала Ника несколько позже, когда ее саму заразила бацилла предпринимательства,  и она открыла клуб знакомств «Ника» – я же их не рожаю.

 В провинциальном городе времен конца застоя и начала « Эпохи перемен» и впрямь был очевидный дефицит тех, кого хоть и с натяжкой, можно было назвать «не очень слабым полом». Причин тому было великое множество. Политических, бытовых, исторических, алкогольных, материальных и проч., но от этого было не легче. Так что оставалось лишь «додумывать образ», «я его слепила из того что было» –  пелось несколько позже, но, видимо, было справедливо для огромного промежутка времени российской действительности. Того самого времени и той самой действительности, на которую пришлась жизнь нескольких женских поколений. Правда,  в 20, 20 с небольшим, и даже в 28 (впрочем, в иных случаях и в следующие лет 10, 15, 20) кажется, что исключения есть, а раз они существуют, то именно для нее, такой неординарной, такой тонкой и сильной, такой красивой и неглупой, такой умеющей любить, отдавать, понимать.

  Еще одна беда поколения… Все вокруг, с пеленок – об одном: «счастье есть, его не может не быть». Счастье – это то, что дается по праву любому человеку, рожденному в этой стране. Счастье – за порогом школы, сразу  после счастливого детства –  в объятья нового взрослого счастья. То, что за счастье нужно биться, драться, страдать, мириться с компромиссами, горы сдвигать – не объясняли, о том, что счастье не всегда бывает светлым, не замаранным, не ущербным, то, что в погоне за счастьем бьются коленки и  рвется сердце  –  ничего не рассказывали. И о том, что мужчины в жизни и в книжках очень мало похожи друг на друга тоже понималось слишком поздно (если понималось вообще). Книжным,  роматическим девочкам первые уроки жизни давались особенно болезненно. Самые умные довольно быстро начинали трезветь и смутно догадываться о том, что планка завышена, а взгляды и идеалы необходимо срочно пересмотреть. Но планка все ниже и ниже, от идеалов мало что вообще осталось, а романы по-прежнему приходится сочинять самой, а глаза щурить все сильней и сильней, и розовые очки надевать все более интенсивного цвета, чтобы не мешали обманываться.

  - Глупости, преувеличение! – одернула себя Ника, подходя к родной проходной. Ника не тщеславна. Вот уже три года она работает в заводской многотиражке и ей не хочется ничего менять. Когда приходит в голову выдать очередной «шедевр» – проблем нет, две областные газеты (все что имелось в то время в наличии) – взрослая и молодежка – с удовольствием его  у себя поместят, а  в многотиражке «тепло, светло и мухи не кусают». В смысле: центр города, полная свобода действий, к зарплате всегда премии и прогрессивки – словом, что угодно для души.

  Плюс к этому: здесь ее  любят и ценят. Если материал удался, –  тут же будешь вся в комплиментах, не отходя от кассы. В коридорах, цехах, в отделах, в столовой, в туалете, на проходной – сплошные улыбки и добрые слова. Ну что еще надо свободной молодой женщине с ребенком! И восхищенных мужских глаз достаточно. Впрочем, сердце что-то не ёкает, во всяком случае, не видно вокруг такого человека, с которым стоило бы заводить роман.

 Начинала она с молодежки, потом волею судеб оказалась в многотиражке. Не в этой, в другой (ездить было далеко, шеф – «старый дев» и зануда, черный снег на подоконнике от свинца из цеха напротив, а так  все было замечательно). Так вот, в той многотиражке у нее случился небольшой служебный роман. Впрочем, если на предприятии пять тысяч человек, – это тоже называется – «служебный»? Герой был красавец-доктор из местной заводской поликлиники, располагавшейся на территории завода.
  "Интерьер" героя романа  превосходил, так сказать, "экстерьер", то бишь, внутреннее содержание. Впрочем, воспоминания  от того романа остались забавные, легкие. К тому времени Ника уже научилась управлять эмоциями и относилась к Милому доктору именно как к лекарству, и вообще от Доктора было много пользы. Хоть те же бесчисленные бюллетени, когда Ника, запустив по малолетству сына институт, упрямо решила выйти на госы вместе со всеми своими. Добрых три десятка экзаменов, зачетов, курсовых, контрольных – и все за 3 месяца – фантастическая задача. Но Ника с ней справилась, назвав мероприятие «Операция «Первая высота». Она победила. Удачно придуманный доктором-невропатологом диагноз – люмбаго, позволял продлевать и продлевать бюллетень. На всякий случай, Милый доктор проинструктировал Нику: «Если ногу поднять под прямым углом, –  кричи «больно», а вот так – не кричи…»
  До медкомиссии дело не дошло, но однажды зав здравпунктом, полная строгая дама, восемнадцатилетняя дочка которой работала после школы чертежницей в соседнем отделе  и Нику обожала, как-то невинно поинтересовалась: «Чем это вы, Вадим Сергеевич, так хорошо лечите Нику из редакции? Как она сегодня лихо на ходу в автобус прыгала! У нее там люмбаго, кажется?» Все очень весело смеялись, обсуждая Никино люмбаго, а бюллетень Вадим Сергеевич продолжил  еще на неделю. После трехмесячного марафона, а потом  и госов, Ника еще умудрилась отдохнуть с ребенком в пригородном пансионате, имея на руках(очередной отпуск еще не был ею заработан) новый бюллетень с «люмбаго».

   Вадим Сергеевич был незамысловат, но хорош собой до неприличия. Когда они шли по городу, на них таращились с неприкрытым удивлением: пара была уж очень ярка. Скромный «нарцисс» удивлялся: «с тобой просто невозможно ходить по городу, Береника Алексеевна. Все на тебя оглядываются». Легкий и полезный для работы и учебы роман с «Милым доктором» сошел на нет как-то сам собой… И оставил после себя только добрые воспоминания. Так что опыт «служебного романа» можно было назвать удачным. А здесь…
....(Продолжение следует...)