Феллини

Кто я?... Сколько дней прошло с тех пор, как я задавал себе этот вопрос? или часов? Я спрашиваю себя: кто я? кто я был? кто я есть? кем я буду? Не устаю спрашивать себя. Может быть это дорога извела меня, низвела… а может возвысила до единственного вопроса? Дорога, которая никогда не закончится. Бесконечность не может закончится, в ней всё заканчивается; капли высыхают на солнце, солнце остывает и исчезает, а бесконечность будет всегда. Я устал смотреть на горизонт, думать, бояться и вскидывать в сторону опасности автомат. Я иду по голой земле и только спрашиваю себя, как в бреду, песок скрипит на зубах: кто я?
Есть люди, были… и может ещё будут, злые, добрые (имеет ли значение?), они отразились в кривых зеркалах времён, как эхо от гор, и звучат до сих пор, словно след на прибрежном песке или в граните, и именам некоторых уже не затеряться, они остались с нами. Я точно знаю, я не из таких людей. Я иду прочь, не щадя на этом пути никого, но я - не герой. И даже зло, которое я совершаю, не преодолеет забвение бесконечности. Я, как крошечная шестерёнка по неведомой причине отвалившаяся от механизма, качусь в сторону, пока инерция движет мной. И моё отсутствие не остановит его ход, механизм останется работоспособным, а потом механик заменит пустующую брешь новой шестерёнкой, когда я уже остановлюсь где-то, внезапно, потому что всё, что я есть, я взял от механизма. И обездвиженный я, возможно, увижу кем буду. Как увидел Феллини.
Это был не тот Феллини - итальянский кинорежиссёр, но его так стали звать, потому что он сказал о себе в одном интервью: «Феллини - мой учитель, а значит я тоже Феллини». И очень многие были недовольны его словами, а ему только это и надо было. Этот человек умел извращать смысл. И когда я увидел его мёртвое тело на полу Лохо-центра, то почувствовал, как прыгнуло в груди сердце, потому что я увидел самого Феллини, близко-близко, и ни о каком другом Феллини я не думал. Это был тот самый всесильный и ненавистный Феллини. Единственный раз в жизни я столкнулся лицом к лицу с великим, пусть и злодеем, но великим, и он был мёртв.
Феллини придумал мерзость - политтехнологию, она и раньше приходила в головы людей, но не было таких технологий, а была одна политика, - все эти монархии, демократии, тоталитарные режимы. И её внушали избирателям при помощи разных психологических штучек, звёзд шоу-бизнеса и коммерческого спорта, чтобы они выбрали то, что им нужно. Несчётное множество заметных и незаметных движений лепили лицо большой политики, кто-то месил раствор, носил его по дощатым ступеням строительных лесов, а кто-то кисточкой правил тени на скулах. Это лицо было видимо и невидимо. Дела ускользали, слова вбивали в головы, как гвозди, вызывая нужные чувства. И перед глазами, на всех передатчиках информации, периодически сменяя друг друга, говорили медиумы большой политики. И плох тот медиум, кто покинет добровольно игровой стол. Медиумы вызывали духов большой политики, каждый выбирал своего. А кто такие духи, как не бывшие медиумы, и неважно, что их нет, важно, чтобы был результат, и самые последние достижения шли в ход и дорого продавались. Несколько новых движений лица, и целые народы погружались в забытьё. Но ненадолго.
А потом Феллини придумал политическую пластику - политтехнологию. Но никто об этом не знал. Как хорошо я помню те кадры, из Голубого Дворца, они были запредельно жестокими, но их, несмотря на формат +21, показывали в дневное время все главные телеканалы: испачканное кровью лицо президента и сзади разгорячённые бывшие сенаторы, вымещали на нём гнев народа самыми изощрёнными способами. Я не мог долго смотреть на это. Мне как будто показали слуг ада, которые такими вещами занимались каждый день, чтобы люди вечно расплачивались за свои грехи. Запомнилась фраза, брошенная кем-то: «Это тебе наше железное горлышко игристого».
На престол взошёл новый президент. И пока одни искали аргументы, чтобы оправдать эту жестокость, другие двигались в новую власть. В новую политику.
Нам бы знать, что лицо было то же, что бутылку из-под шампанского загоняли в анальное отверстие оппозиционному лидеру, что пластические хирурги поработали с ним, изменив его лицо, рост, тело. Потом показывали съёмки из бункера, где за столом с шампанским и фруктами Феллини разговаривает с главным от оппозиции:
- Власть дряхлая - это все понимают. Но все думают, что ими правят идиоты, и сильно ошибаются. Сверху народ, как на ладони, виден. Незачем опускаться до его уровня и слушать. А народ думает, если к нему не прислушиваются, значит пора делать революцию. А она никому не нужна, ни вам, ни нам. Не правда ли? Один геморрой от революций. Короче, план такой: мы меняем президента, но не выборным путём, а хирургическим, мы делаем тебя один в один похожим на президента, внешне, конечно же, а политику будешь двигать свою. Ты думаешь, он не устал? Он ещё пять лет назад хотел спрыгнуть, да, видишь ли, слишком хлопотное хозяйство наша страна, так просто не оставишь. Хоть и говорят, что власть просто так никто не отдаст, но когда-то и о покое надо задуматься. Президент к этому готов. А что скажешь ты, согласен?
Оппозиционер сомневался, он считал, что его хотят убить.
- А, что, мы никого не убили? Вы же сами нас обвиняли сколько раз? Но ты жив. Видишь. Собственно, это наше предложение. Ты ещё не понял? Тебе предлагают власть. Но немножко не так, как может быть, ты думал. Понимаю, несколько неожиданно. Думать много не дадим.
И оппозиционер стал президентом, его почти сразу самым изощрённым способом убили через то место, которое он забыл прикрыть, а действующий президент стал оппозиционером, тем же хирургическим путём. Политика переродилась в политтехнологию. Технология была безупречна, люди - нет. Человек смертен, а перед смертью немощен, и однажды он становится немощен настолько, что не помогут никакие инженеры-врачи. Бесконечная дорога жизни показала Феллини, что он лишь краткий её миг, а его политтехнология и того меньше, и с чего всё начиналось давным-давно, с выбора своего человека из народа, к тому всё и пришло, когда президент умер. Нашли, конечно, другого, но он ошибочно решил, что в качестве президента может стать выше и политтехнологии. Глупо, конечно, как можно быть над тем, что привело тебя к власти и стало природой твоего могущества. На середине четвёртого срока он плевался кровью в объективы ненасытных цифровых телекамер, хрипел, пока вышедшие на свободу политзаключённые орудовали ломом в его заднице.
Как записано в одной древней книге, всё тайное когда-нибудь станет явным. Это записано людьми, но не ими сказано. И опять началась откровенная ложь, операции прикрытия, скандалы и разоблачения. Старая песня про то, что политтехнология - это, конечно, плохо, но лучшего человечество ещё не придумало. И принесённый в жертву политик - это ещё один шаг прогрессивного человечества к новым горизонтам жизни и так будет лучше всем, потому что на смену старому всегда приходит новое и идти против этого закона жизни - тщета человеческая.

Осколки стекла хрустели под подошвами моих армейских ботинок. Феллини выбили выстрелом глаз, вместо глаза я видел кровь и пустоту. Другой же глаз был открыт и так же пуст. Феллини убил Родик, теперь Родик курил внизу, на улице.
- Ты хоть знаешь, кого убил? - спросил я его.
- По барабану.
- Понял.
Кто теперь Феллини? Мертвец. Очевидно. Я вижу его труп. Меня это радует? Наверное. Я знаю, кем он был. Быть может это уже другой Феллини, политтехнология оставляет только крошечный выступ для человека. И мы летим с него, мы …
Кто мы? Песок скрипит на зубах. Я сам песок. Я вижу мёртвое тело Феллини. Вот к чему ты шёл, Феллини. Как и все. Я читал, ты любил повторять, что лучше несколько лет прожить украшая много красных икринок жизни чёрными. А мне плевать! Я - живой пёс, волочу свой хвост по бесконечной пыльной дороге. А он - мёртвый лев. Феллини тоже шёл из Снега. В его кармане я нашёл стихи. Может он сам их сочинил. Феллини везучий, не многие находили из Снега выход, а он нашёл. Но пуля Родика его остановила. Но дело даже не в этом. Я ношу с собой этот клочок бумаги и не могу принять, что это его стихи:

на снегу так много белых пятен,
падая на землю многократен,
примерзает крыльями к земле
снег

обновляет путь свой человек,
странной власти замедляя бег,
созданный как будто для игры,
снег

в тёплой парандже тела скрываем,
открываем снегу только лица,
белое окно, и мне не спится от того, что
снег

ноября прошли черные дни,
стали праздничными тусклые огни,
под ногами белое, крыши тоже белые, всюду
снег



Отрывок из книги: О Л С. "Снег или соло, мой друг"
https://ridero.ru/books/sneg/