Легендарное Кунцево. Группа Шауганы

В этом посте будет совсем минимум городоведения, однако я не зря поместил эту зарисовку в «Легендарное Кунцево», она зародилась там в 1993 году и существовала до 1997 года, для меня она была органичной частью моих школьных лет. Это антимузыкальная группа «Шауганы».
Про Шауганов в целом можно рассказывать долго – это была некая смесь религии, секты, скаутской организации и самоидентификации парней в нашем классе, зародившаяся в средней школе. С чинами, званиями и проектами, с жизненными правилами, символами. Не думаю, что это уникальное явление, у многих ребятишек такие общества имеются в целях обособления и выделения. Но нас до самого окончания школы учителя всегда называли шауганами, из серии: «Ну что, шауганы, опять курить бегали?», «Да нет, Василий Тимофеевич, что вы, мы воздухом подышать!». Ну-ну. Как я говорил, проектов была масса, одним из них стала идея музыкальной группы, в первую очередь для записи Гимна Шауганов. За пару дней были написаны тексты около 10 песен, вместе с гимном они должны были бы сформировать дебютный альбом. Была одна беда – никто ни на чем играть не умел в принципе. Шел конец 1993 года.
Как-то весной 1994 года, бегая с Графом по крышам наших 17-этажных домов на Кунцевской улице и истребляя воображаемых врагов России и демократии из пестиков, мы решили попробовать все-таки «записать альбом». У меня дома на уникальную высококачественную кассету МК-60 при помощи доставшегося от батюшки настоящего японского двухкассетника Sony за пару часов альбом был записан. Прекрасные аранжировки, глубина звука, музыкальная зрелость и симфоническое звучание – это не про нас. Из музыкальных инструментов – расстроенная акустическая гитара, также доставшаяся в наследство от батюшки и непременный элемент при записи первых пяти альбомов – «ударная лампа», оранжевый металлический советский светильник. Про гитару тоже есть легенда: когда я народился, матушка выдала батюшке 25 рублей и отправила покупать коляску. Он вернулся через 3 дня с гитарой. В-общем, уникальный инструмент.
К концу 1995 года на нашем счету было уже пять «полноформатных» альбомов, из которых один – «двойник». С третьего альбома под названием «Шершавые пятки» к записям присоединился уникальный человек: Иван, он же Ганс Браун, он же Вано. Он жил на пересечении Рублевки и Кутузовского, был хиппарём, патлачом, любил вино и другие жидкости, читал Кастанеду и писал адовейшие тексты про непонятое никем поколение имени Джима Моррисона и его противостояние с гопниками.
Но с осени 1995 года все поменялось. Как я говорил, наша школа-интернат в начале 1990-х была переформатирована таким образом, что освободился и стоял абсолютно пустым целый корпус, где раньше были спальни. Там были разбитые кровати, шаткие и поломанные стулья, склады матрасов, кривые тумбочки, в общем – пыльный склад-музей советского интернатского прошлого.
В ходе многораундовых переговоров с учителями с использованием лести, липовых обещаний и их хорошего к нам отношения мы получили под группу целый этаж в этом корпусе, карт-бланш на использование валявшегося там инвентаря. Более того, нам открыли тайную, точнее, бывшую пионерскую комнату, где были обнаружены, даже не знаю, как назвать, музыкальными инструментами вроде слишком громко. В общем электрогитара «Урал», бас-гитара, доисторический синтезатор с пожелтевшим пластиком на клавишах. А также бюст Ленина высотой под метр, который мы потом все-таки утащили в оборудованную под студию «комнатушку», где держали под замком от учителей, так как раскрасили Ильичу рожу фломастерами, сделал из него престарелого посетителя рейв-дискотек.
Если поначалу наш ударник Гаритон долбил в купленную вскладчину в магазине «Аккорд» на Савеловской детскую ударную установку, то потом школа купила нам простенькую, но взрослую. В этой студии за 10 и начало 11 классов мы записали последние 2 альбома. Я не скажу, что мы научились хорошо играть, нет, но для самодеятельности было вполне достаточно. Мы дали два полноформатных концерта в Актовом зале в школе с предварительной рекламой, которая, в принципе, была не особо нужна, так как детей в зал водили строем учителя в добровольно-принудительном порядке. Я от всего сердца приношу извинения своим одноклассникам и учащимся других классов за нанесенную травму, когда им приходилось смирно сидеть и слушать самодеятельные песенки про Родину и любовь. То, что неслось со сцены, по качеству звука было в разы хуже звука на альбоме «Война» Гражданской Обороны, такой атональный пердеж из полуперегоревших усилителей. В общем, простите.
Но самое главное, у нас долгое время был свой этаж в школе! Который мы запирали на замок, куда никого не пускали. Мы оборудовали «студию», комнату отдыха с бело-голубыми матрасами. Мы курили как сумасшедшие в умывальнике, и слой пепла на плиточном полу был сантиметровым. Сложно забыть, как наш Гаритон бегал вдоль по этажу, разбрызгивая одеколон, мы с Графом и Савушкиным сметали пепел и мыли усиленно полы. Когда прошел слушок, что к нам с инспекцией идут директор и завуч.
Наши выступления в школе начались задолго до того, как мы переехали в пустующий корпус. Первое было, если я не ошибаюсь, на День Учителя в 1995 году. Мы исполняли единственный хит про ухаря-купца – удалого молодца. В Актовом зале перед сценой на трех стульях с акустическими гитарами сидели слева направо: Граф, я и Кузьма. Спел я сбивчиво, но душевно. После праздника в столовой учительница алгебры и геометрии Марина Витальевна подошла к Кузьме: «Андрюша, как ты хорошо спел!» Даже обидно стало.
Мы выступали в День Победы перед ветеранами, на тот момент не ряжеными, а настоящими. Помню, дедушка из первого ряда прослезился после того, как мы сыграли песню про войну собственного сочинения. А, может, это были слезы радости, что наконец-то закончилась эта ужасная какофония? Кто знает.
Была у нас конкурирующая группа из ребят на год нас старше. Они пришли на наш этаж позже нас, но в силу объективности – они играли на порядок круче и профессиональней, учителя решили отдать им ударную установку, чудо-клавесин, электрогитару «Урал», одну из басух, а также миллион спаянных нами на коленках проводов. Это был удар ниже пояса. Конкуренты назывались «Око», однако на первой же рекламе концерта, которая висела в вестибюле, нашими диверсантами была добавлена новая буква, превратив группу с намеком на широкий взгляд на мир в коллектив имени обратной стороны бытия – «Очко».  Знай наших! Когда конкуренты в 11 классе начали усиленно готовиться к выпускным экзаменам и ходить на курсы для поступления, запертая комната «Око» с нашими, подчеркиваю, нашими инструментами, стала красной тряпкой. В один момент революционным ударом дверь была выбита, произошла экспроприация экспроприаторов, и справедливость восторжествовала!
Группа «Шауганы» выпустила 7 «номерных» альбомов, слушать которые и тепло, и страшно. На последнем звонке в 1997 году мы выступили, презентовали директору школы записанный нами накануне сборник The Best, который включал платиновые хиты «Паучок», «Свеча» и «Как ярко светит». На Последнем Звонке по приглашению отца одной из наших одноклассниц, который был классическим «новым русским», на нашем расстроенном рояле в Актовом зале истошно завывал Сосо Павлиашвили. Мы в этот момент распивали портвейн в туалете на 3-м этаже. После выступления мэтра грузинских голосовых модуляций наша директриса Раиса Гавриловна, вышла, аплодируя, поблагодарила Сосо, сказала, что и наша школа тоже не бедна музыкальными талантами и позвала меня к сцене. Судорожно сглатывая остатки портвейна, я через весь зал подошел к сцене, осторожно протянул руку Павлиашвили, держась на расстоянии, но был силой привлечен и утонул в его крепких объятиях. Надо ли говорить, как надо мной потешались все видевшие и узнавшие об этом скины и нац-панки?
Мы по факту стали первой полноценной группой в школе-интернате №38 на Оршанской. Группа «Шауганы» дала толчок необходимости худо-бедно учиться играть и петь, она же стала и предтечей следующего кунцевского музыкального детища, группы «Батарея дефис Психоделия Тудэй». Но это уже совсем другая история.

P.S. Фотографии из личного архива